Какие-то паранормальные явления (джен)

Уже много ночей Хьюстон снился один и тот же сон: она в свободном падении летела вниз, ускоряясь с каждой секундой. Ветер неистово трепал одежду, но не мешал ни видеть, ни слышать окружающую пустоту. Вокруг не было ничего кроме полуночной синевы неба, ярких звёзд и полной луны. И только после нескольких минут падения, которые казались вечностью, внизу начинала виднеться земля: луг без конца и края. Ни деревца, ни кустика, лишь волны травы, дрожащей на ветру. Но Хьюстон не успевала упасть. Когда до встречи с землёй оставались считанные мгновения, она просыпалась. Сердце всё ещё стучало, но лишь ночная прохлада и темнота за окном напоминали о странном сне.

В тот день всё закончилось не так. Во время падения, разогнавшись до предела и неумолимо приближаясь к земле, Хьюстон вдруг почувствовала, как скорость вновь начинает снижаться. Взглянув себе под ноги, она увидела, что луг приближался медленно и плавно. В ярком лунном свете можно было рассмотреть каждую травинку. Через несколько секунд Хьюстон опустилась мягко, как если бы она была невесомым пёрышком.

Высокая трава доходила ей до середины бедра. Хьюстон закрыла глаза и растворилась в тихом шелесте и чарующем аромате полевых цветов. Тут она поняла, что всё это время была в своём обычном, видавшем виды кожаном костюме и тяжёлых ботинках. Ей захотелось разуться и пройтись по лугу босиком. В конце концов, это просто сон — никакая ядовитая тварь не выскочит на неё.

Согнувшись так, что поверх травы виднелась только часть спины, Хьюстон сняла один ботинок, затем второй, но распрямиться не успела. Она ощутила на себе чей-то взгляд в районе левой лопатки. Хьюстон прислушалась, но не смогла уловить ничего, что явно бы свидетельствовало о присутствии здесь кого-то ещё. Тогда она вскочила на ноги и резко развернулась.

Перед ней совсем близко стоял чёрт. Во всяком случае, его голову украшали острые, слегка изогнутые рога и опущенные ослиные уши, а сквозь траву виднелись козлиные ноги и что-то подозрительно напоминающее длинный тонкий хвост. А ещё он был совершенно голым. Его кожа имела тёмный цвет, возможно, красный, но при свете луны этого нельзя было сказать наверняка. Волосы же его были несомненно чёрными и доходили до пояса.

Увидев его, Хьюстон не отпрянула, даже не ужаснулась. Каждое утро в зеркале она смотрела на вещи пострашнее. С определённой точки зрения она была даже красива: молода, стройна и хорошо сложена. Изгибам её тела могли позавидовать многие девушки. Всё портила крысиная морда вместо головы.

Это была главная, но не единственная её особенность. Всё тело Хьюстон, кроме стоп, ладоней и носа, было покрыто короткой и мягкой, похожей на бархат, серо-голубоватой шерстью. Хвост у Хьюстон тоже был: длинный, под стать человеческому росту, но не лысый. Вообще-то, вопреки распространённому мнению, хвосты у крыс не лысые, а покрытые редкой светлой щетиной.

Хьюстон выходила из дома только в магазин, ни с кем не разговаривала. Иногда гуляла на заднем дворе своего дома за плотной живой изгородью из туй. С некоторых пор она стала носить ирокез, косуху и по нескольку серёжек в каждом ухе. Хьюстон казалось, что они неплохо сочетаются с её красными глазами.

За всю жизнь она привязалась только к своим бензопиле и электрогитаре. Они-то уж точно не смотрели на внешность, и за это Хьюстон любила их искренне, страстно и даже жертвенно. Ради гитары она регулярно подстригала свои твёрдые закручивающиеся когти, вооружаясь канцелярскими ножницами, потому что маникюрные не в силах были с ними справиться.

И как же мог какой-то чёрт с кривыми ногами и длинными ушами напугать ту, что сама повергала в ужас прохожих?

— Как тебя зовут? — спросил чёрт. Его голос был спокоен, тих и приятно низок.

— Хьюстон. А тебя?

— Я не могу назвать тебе своё имя.

— Тогда придумай. Я же придумала.

Чёрт окинул луг печальным взглядом, а потом посмотрел Хьюстон прямо в глаза и вдруг, подставив локоть, предложил:

— Пройдёмся?

Хьюстон молча положила свою свободную от ботинок руку на его, и они медленно двинулись навстречу луне.

— Так значит, ты выдумала своё имя? — продолжил чёрт.

— Ну да.

— Почему именно Хьюстон?

— В честь столицы Техаса.

— Но ведь столица Техаса — Остин.

Хьюстон в замешательстве посмотрела на чёрта. Её удивило, что он не спросил, при чём тут вообще Техас, и что он знает, какой город на самом деле является его столицей.

— Смотря какой временной промежуток брать, — ответила Хьюстон. Она вообще-то тоже это знала.

— Ладно, раз ты Хьюстон, я тогда буду Остин.

— Я думаю, мы поладим, — ей понравилось, что чёрт играючи и без лишних церемоний выбрал себе имя, прямо как и она когда-то.

— Было бы здорово.

Ветер теребил траву и длинные волосы Остина. Ночь была прохладной, но Хьюстон чувствовала тепло чёрта. Исчерна-синие небеса провожали их безмятежным перемигиванием звёзд.

— И откуда же ты взялся?

— Ты что, не знаешь, откуда берутся черти? — Остин усмехнулся.

— Что, прямо из ада?

— Из ада, из самой преисподней.

— И надолго ты здесь?

— Надеюсь, навсегда, — при этих словах в голосе Остина послышалась едва уловимая печаль. — Мне нравится здесь.

— Понятно… Постой, — сказала Хьюстон и в самом деле остановилась. — А здесь, это где?

— Ну, конкретно в эту минуту в твоей голове. Не забывай, это всё твой сон, — Остин мягко увлёк Хьюстон дальше.

— И какого хрена ты делаешь в моей голове? Я вообще-то тебя не приглашала, — возразила Хьюстон с напускным возмущением.

— Я знаю. Но попасть в этот мир я могу только через умы потерянных и несчастных людей. Обычно они выпускают нас на волю, проявляя самые худшие свои качества, но сейчас я взываю к самому светлому и доброму в тебе. Помоги! Я не могу просить тебя сделать это ради всего святого, но я молю… пожалуйста, ради всего, что тебе дорого.

Хьюстон снова остановилась, и, откинув несколько непослушных прядей, внимательно вгляделась в лицо Остина, в его умные, блестящие в свете луны глаза.

— Вы, люди, обладаете свободной волей… — продолжил он, но Хьюстон его перебила.

— И даже я?

— И даже ты свободна.

— Я не о том. И даже я человек?

— На самом деле человечнее многих, Хьюстон. Мне было трудно найти такую душу как ты: отчаявшуюся, но ещё светлую.

— Мягко стелешь. И как же я могу тебе помочь?

— Просто разреши мне остаться.

— Словами?

— Словами. Ты и не представляешь, как много могут сделать слова.

После минутного молчания Хьюстон спросила:

— Ты хоть понимаешь, насколько всё это подозрительно звучит?

— Конечно, — ответил Остин и тут же перевёл взгляд с лица Хьюстон куда-то вдаль. — Ой, посмотри! Что это там?

Хьюстон проследовала взглядом туда же и увидела одинокое здание.

— Это же дом, в котором я живу, — еле слышно пробормотала она.

— Пригласишь меня в гости? Мне кажется, домашняя обстановка должна лучше располагать к таким задушевным беседам.

— Ладно.

Они двинулись по направлению к зданию. Даже в темноте и на таком расстоянии было заметно, что это — старый, величественный особняк. Посреди колышущейся травы он возвышался, как огромная скала в океане.

— Только я одного не могу понять, — заговорила вдруг Хьюстон, когда половина пути уже была пройдена. — Этот дом стоит в совсем другом месте. Там вокруг город, другие дома, доро́ги всякие, столбы. А тут совсем ничего нет.

— Очень странно, что ты обратила на это внимание. Мы ведь в твоём сне. Здесь может быть все, что угодно.

— Понятно, — ответила Хьюстон, полагая, что тема исчерпана.

— И всё-таки ты верно подметила. Как думаешь, почему дом оказался здесь?

— Да откуда мне знать? Может быть, потому что я хочу жить вдали от всех.

— Это правда. Но посмотри, как здесь бесконечно одиноко, — Остин обвёл бескрайний луг раскрытой ладонью. — Мне всегда казалось, что компания, пусть даже самая странная, лучше полного одиночества.

— Я погляжу, ты эксперт по сомнительным компаниям. В аду, наверное, только такую и можно встретить.

— По живому режешь. Надеюсь, мы ещё вернёмся к этому разговору. А сейчас, кажется, мы пришли.

Незаметно особняк вырос прямо перед ними. Некогда величественный, сейчас он явно переживал не лучшие дни. Его окружал проржавевший и покосившийся высокий кованый забор. Одна створка ворот заклинила и не открывалась, другую, видимо, тоже уже много лет не трогали, потому что она болталась на единственной петле. Одичавший сад совсем зарос. Не было видно мест, где раньше пролегали тропинки. Прежде маленькие, аккуратные фигурные кустики разрослись до исполинских размеров. Каменные развалины, по форме напоминающие фонтан, оплетал плющ.

Само здание выглядело так же печально. Со стен осыпалась лепнина, за отлетевшей штукатуркой виднелся кирпич. Тяжёлая входная дверь открылась нехотя и со скрипом. Из глубины повеяло ветхостью. Переступив порог, Хьюстон нащупала в темноте выключатель, и под потолком с тихим жужжанием загорелась тусклая лампочка.

— Ого, а я-то ожидал увидеть газовый рожок, — не удержался от комментария Остин.

Во всём доме Хьюстон занимала только клочок первого этажа: кухню, ванную и комнату непонятного предназначения, которая теперь служила спальней. В неё-то Хьюстон и провела гостя, который послушно следовал за ней, звонко цокая копытами.

Комнатушка была крохотной. В ней помещались всего-навсего кровать, шкаф и стул, стоявший у подоконника. Всё это нехитрое убранство также было очень старым, и когда-то, может быть, даже изысканным, но время оставило свой отпечаток на всём. Люстры в комнате не было — под потолком висел пустой крюк, зато на подоконнике стояла настольная лампа. Даже в её неверном свете было заметно, как пожелтела побелка, и что края обоев почти везде отставали от стен.

— Я присяду? — спросил Остин, указывая на стул.

— Да, располагайся, — ответила Хьюстон и сама уселась на краешке двуспальной кровати. Вторую её половину занимала гитара.

— Милое местечко.

— Издеваешься?

— Нет. У него есть свой шарм. Мне нравится.

— Мне тоже.

Хьюстон заметила, что хвост Остина заканчивался кисточкой, такой же чёрной, как и его волосы. Он теребил её в руках, не решаясь продолжить разговор.

— Тебе, кажется, что-то от меня было нужно, — напомнила ему Хьюстон.

— Да. Я бы очень хотел остаться здесь, — голос Остина звучал глухо, глаза закрывала тень, руки нервно дрожали. — Может быть, чёрт в аду страдает гораздо больше, чем самый отъявленный грешник, который хотя бы знает, за что он там оказался. И ещё у него есть кое-что, чего невозможно отнять — надежда. Они все рано или поздно начинают верить, что наступит день, когда они освободятся, когда их спасёт… ну, в общем, что есть кто-то, кто их спасёт. А я всю свою жизнь провёл там, не видел ничего другого, и у меня никогда не было выбора.

— И что, прямо все черти хотят сбежать из ада? — Хьюстон постаралась, чтобы в её голосе прозвучало как можно меньше скептицизма.

— Не все, конечно. Есть больные ублюдки, которым там вполне нравится. Ненормальные садисты, по-другому их не назовёшь. Есть просто терпилы. Они либо не хотят, либо боятся что-то менять. Но и таких как я много. Не знаю, сколько чертей навсегда сбежали из ада, но даже если мне удастся, я наверняка не буду первым. Такую душу, как у тебя найти сложно, но ты не единственная. Если ты мне откажешь, а я даже почти уверен, что ты откажешь мне, я не опущу руки. Я буду искать дальше и дальше, пока, наконец, не сбегу. И может быть, мы ещё встретимся.

Остин бросил взгляд за окно, где по-прежнему расстилался бескрайний луг.

— Нет, это не угроза, — добавил он.

— А в целом, что тут такого? — Ответила Хьюстон после недолгого молчания. — Одним чёртом больше, одним меньше. Ненормальных садистов хватает и у нас, так что оставайся, если только сам не запросишься обратно.

— П-правда? — Остин даже не пытался скрыть дрожь и волнение в голосе.

— Да правда, правда. Ну что ты смотришь так удивлённо? Сама не знаю, что на меня нашло, — хотя Хьюстон прекрасно знала. — Комнату можешь выбрать сам. Только на третий этаж не советую ходить, там…

Но Хьюстон не успела закончить фразу. Она почувствовала, будто что-то схватило её на плечи и резко рвануло вверх, а затем последовало уже такое знакомое ощущение стремительного падения где-то посреди мерцающих звёзд. В этот раз Хьюстон не успела даже посмотреть вниз, как всё кончилось.

Она, тяжело дыша, проснулась в своей кровати. Всё также была ночь. Хьюстон подошла к окну — за ним простирался спящий город. Внезапно на неё навалилось такое разочарование, какое ни один сон до этих пор не вызывал. Она тяжело опустилась на стоявший у окна стул, и вдруг почувствовала, каким тёплым он был.

Будто только что кто-то на нём сидел.