Фикраль (джен)

День первый. Заданное слово — «жалоба».

— Я, Пинкамина Диана Пай, подаю сию жалобу на рассмотрение принцессы Селестии, администрации Табуна и Комитета по Защите Прав Маньякоменьшинств! Я требую, чтобы мне оплатили сеансы психолога, и запретили особо впечатлительным пользователям Табуна включать меня в настройках. А то вот так появляешься себе в окне, как положено по трудовым обязанностям и ГОСТу, никого не трогаешь и даже ножик не показываешь, а он с воплем катапультируется в потолок, хватается за сердце, симулянт, и обзывает некультурно! А у меня, между прочим, тоже нервы, тяжёлая работа и сестра-кексоманка на иждивении! Прошу принять вышеуказанные меры, или хотя бы обеспечить меня валерьянкой и коньвалялом за счёт администрации Табуна. Всегда ваша, нравится вам это или нет, Пинкамина.

День второй. Слово — «подруга».

— Твайлайт, Твайлайт, Твайлайт!

— Что, Пинки?

— А мы с тобой не подружки, вот! Я подумала и вычислила!

— Это как?!

— Головой, конечно! Ею не только едят, ты же знаешь?

— Да нет же, как ты вычислила про подружек?

— А, это. Ну вот так, подружка у нас только Флаттершай, и то… с натяжкой. У неё же Гарри есть!

— Так, стоп. — Твайлайт потрясла головой и потёрла стрельнувший висок. — А Гарри тут причём? Он вообще медведь!

— Ну конечно же, он медведь, глупышка. В этом всё и дело, иначе дело было бы и вовсе труба!

— К-какая труба?! — Твайлайт почувствовала, как у неё в голове скрипят спутавшиеся извилины.

— Откуда же я знаю? — Пинки запрыгала вокруг неё, дико помахивая диким хвостом. — Может, водяная, а может, от патефона. Ты любишь музыку?

— Селестия милосердная… — простонала Твайлайт, обхватив голову лапками. — За что?

— Она точно любит, а за что… ну это же личное, разве ты не знаешь? — удивилась Пинки. — Надо будет у неё спросить, да!

— Так, стоп! — Твайлайт глубоко вздохнула, считая до десяти. На семнадцати желание кого-то придушить ослабело достаточно, чтобы продолжить.

— Оставим в покое Селестию и её музыкальные пристрастия, поясни, почему мы не подруги, и причём тут Флаттершай и Гарри? Медленно и толком!

— Ну… — Пинки уселась на свой хвост и нахмурилась. — Смотри, вот слово «подруга», видишь?

Она быстро сложила из осколков льда слово «Вечность», но тут же смахнула его, хихикнув. — Ой, это не та сказка… Ну вот, видишь? Всё же ясно! Вот «По», а вот «Друга», так?

— Ну и что? — Твайлайт старательно изучила предложенное, но кроме лишнего пробела, ничего не обнаружила.

— Ну как ты не понимаешь! — Пинки постучала лапкой по столу. — Это же значит, что друг может быть только у По! А По — это панда! А панда — это же почти медведь, значит, Гарри условно подходит! Правда, просто?

Пинки сорвалась с места.

— Пока, Твай, я к Флатти, попробую покрасить Гарри в чёрно-белый цвет! И тогда мы сможем быть подружками все вместе, классно, да?

Она ускакала за дверь, а Твайлайт так и осталась сидеть за столом, неподвижно глядя на медленно тающее на столе слово. Время от времени её левый глаз судорожно дёргало. Заглянувший с кухни Спайк открыл было рот, присмотрелся… Симптомы были знакомыми. Дракончик тяжело вздохнул, вытер лапки о фартук и отправился в библиотеку за самой тяжёлой, как сказала бы причина твайкиного ступора, энциклопудией. Что-то ему подсказывало, что обычно помогавший учебник мартематики будет на сей раз недостаточно веским средством…

* * *

Поттер-попаданец в Гарри-медведя счастливо вздохнул. Ни шрамов с волдемортами, ни дамбигадов, ни уизлей с упиванцами и настырных заучек… Жаль только, зловредного кроля Флаттершай никак слопать не даёт. Хотя мёд — тоже неплохо. Он ещё не знал о приближении Пинки Пай…

* * *

— Колокольчик?! — сказала Йона, принюхиваясь к лесной тропинке. — Колокольчик! Грогар хотеть колокольчик! Йона добыть колокольчик, отнести колокольчик Грогар, Грогар обещать дарить Йона талия! Йона хотеть талия, чтобы Йона не быть квадратный тумбочка и нравиться жеребцы, а не вонючий яки! Йона хватать!

Лес содрогался, вырванные с корнем вековые дубы взлетали в небо…

— Что, опять Йона? — мрачно спросил Сендбар.

— Она, родимая. — Галлус фыркнул. — Что-то орала про колокольчики, чуть мне их не оторвала, еле на крыльях удрал. Слышь, старик, это, канеш, ваше дело… но лучше б ты ездил на своей подружке почаще. Глядишь, и в Эквестрии было бы спокойнее.

— Она сама себя мне в подруги назначила, а я каждый раз полгода потом в себя прихожу! — огрызнулся Сенди, нервно содрогнувшись. — Сперва продираться сквозь те чащобы в противогазе с секатором, отбиваясь от… местной фауны, потом процесс… ой, мама… а потом обратно, и успеть сбежать, прежде чем она очухается и захочет продолжения! Я уже молчу про отмываться и избавиться от насекомых. А теперь вот Твайлайт с подругами шарахнут её Элементами, и станет тихо и спокойно.

— Ну-ну…

«Ну-ну. Знал бы ты, чего мне стоило навести нашу дуру в мохнатом кубе на легенду про этого козлину, когда она даже букварь по складам читает… — злобно подумал Сендбар. — Но и тут она отличилась. Ничего как следует сделать не может, даже дров наломать. И какой только полный… алень, ёк, назвал сына Колокольчиком?!».

День третий. Слово — «речь».

Однажды перед Ночью Кошмаров Твайлайт хотела держать речь и встала, чтобы задвинуть речь. Но восьмая кружка сидра явно была лишней, и споткнувшаяся единорожка прикусила язык и потеряла дар речи. Дискорд хотел было его подобрать, но первой речью членораздельно овладела Пинки Пай и толкнула речь в такие дали, что все онемели от восхищения, хоть никто и не понял, о чём речь. Увы, речь так и не нашли, и пришлось вместо неё искать Атом Бумц, но та успела изрядно подзабыть язык жестов и вместо Говорильного Отвара сварила Слабильный. Весь Понивилль расслабился на славу, но проблему это не решило. Зато Пинки Пай и Атом Бумц успели сбежать, пока толпа с вилами и факелами экстренно заседала в комнатах задумчивости и решала вопрос с недостатком удобрений на полях, и добежать до Зекоры. Та долго ржала в рифму, но всё же сварила Дубильное Зелье, Говорильное Зелье, и бонусом — мазь от синяков персонально для Пинки и Атом. Так что когда Луна явилась в Понивилль на праздник, она была крайне изумлена — весь город дрых без задних ног, на крыше ратуши сидели в обнимку Атом и Пинки рядом с пустым горшком, а из Леса доносился глубокий хоровой бассо профундо — болотная гидра нашла утерянную речь и под лапководством Флаттершай вдохновенно исполняла классическую арию «Луч солнца золотого».

— Да вы издеваетесь, — возмутилась Луна. — Какое солнце в час ночи?!

— Ночное, — почёсываясь, сказала Пинки с крыши. — Ну это, которое волчье… и вообще, они уже перешли на арию Царицы Ночи.

Луна только махнула лапкой, из вредности стащила луну с неба и отправилась спать. Выяснить, что произошло, можно было и утром, а возможность хорошенько выспаться выпадала не так уж часто.

* * *

— Бонс! Бо-онс! — Лирсон влетела в комнату, как на пожар.

— Что случилось, Лирсон? — Бонс, набивавшая трубку пенкой, приподняла бровь.

— Я хотела приготовить обед… и не нашла спички. — Лирсон удручённо развела лапками.

— И что с того? — Великая сыщица недоуменно нахмурилась, примачивая трубку. — Судьба всех спичек — сгорать на работе и рано или поздно заканчиваться. Сходите да купите новый коробок.

— Бонс, вы не поняли… Я НИГДЕ их не нашла! Во всем городе нет ни единой спички. Они все испарились! Весь Понивилль на ушах, те дуры-цветочницы уже вопят на всех углах про маньяка-поджигателя, который хочет покуситься на принцессу Селестию, она ведь должна завтра приехать, хотя горят исключительно их крупы, а вы и в ус не дуете.

— Однако… — Бонс несколько удивилась и воодушевлённо выпустила огромнейший пузырь, истратив на одну задувку почти всю пенку. Явно наклёвывалось новое дело, и это было весьма уместной закуской к грядущему чаю. — Кто бы подумал. Должна признать, Лирсон, что этой парочке после всех их маньячных и человечных истерик я оказывала мало внимания. Впрочем… нет, маньяки и мифические человеки и на сей раз тут ни при чём, тем более против Селестии огонь… нет, Лирсон, это даже не смешно! Но спички? Кому нужны спички в таком количестве и зачем? Спички, спички… хм.

Она призадумалась, затем отложила подсыхающую трубку и вскочила.

— Идёмте, Лирсон, быть может, это дело окажется проще, чем кажется!

— И куда мы идём? — спросила Лирсон, передавая ей каскетку с крылаткой и надевая котелок.

— Если в Понивилле происходит что-то странное — тут и гадать нечего, моя дорогая Лирсон. — Бонс пожала плечами и нахлобучила головной убор. — Мы идём к Пинкстрейд, а Пинкстрейд в связи с авралом наверняка сейчас у принцессы Твайлайт. Вперёд, Лирсон, игра начинается!

Пробежавшись по улицам и отвертевшись от расспросов нескольких растерянных и возмущённых горожан, детективы достигли дворца и легко проникли внутрь. Однако в зале Карты Гармонии их ожидал сюрприз. Спички. Огромные кучи коробков высыпались из-под стола, громоздились на нём, возвышались башнями на полу и распирали приоткрытый шкаф.

— Бонс… — прошептала ошеломлённая Лирсон. — Неужто… неужто принцесса Твайлайт украла все эти спички? А может… да нет, не может быть!

Бонс, сосредоточенным и профессионально-цепким взором окидывавшая зал, вдруг шагнула к столу, сбрасывая несколько коробков, вытащила исчёрканную бумагу, лежавшую перед троном Твайлайт, пробежалась глазами по строчкам, нахмурилась… и вдруг громко расхохоталась.

— Бонс! — возмутилась Лирсон.

— Не волнуйтесь, Лирсон, никто здесь ни на кого не злоумышляет, — кое-как успокоившись, сообщила Бонс, кладя бумагу на место. — Просто принцессе приспичило сочинить спич…

— А некоторые торопыги никогда не слушают, что им говорят! — рявкнула Твайлайт, втаскивая в зал Пинкстрейд за ухо.

— Ну ты же сама говорила, что тебе нужны пламя и спички! — отбрыкнулась та. — Что было, я и принесла.

— О, Селестия… — Твайлайт свободной лапкой прикрыла глаза. — Речь мне была нужна пламенная, речь, которую я залягалась сочинять, спич, а не спички! Пинки, а переспросить ты не могла?

— Да я и это из тебя еле выжала! — возмутилась та, отнимая ухо. — Ты что-то там пробурчала про пламя и спички и напрочь отвалилась от реальности. Вот и что я должна была подумать?

— Что ж, это дело закрыто, — Бонс поправила каскетку. — Идёмте, Лирсон, как раз пора пить чай.

— Вот здесь его и выпьете, — Твайлайт подошла к ним. — Оставайтесь с нами, пожалуйста. Вы не так часто заходите в гости, да и должна же я компенсировать вам беготню по улицам? А пока мы будем пить чай с яблочной шарлоткой, Пинкстрейд как раз отнесёт все спички обратно. В назидание!

— Оки-доки-локи! Я счас! — обрадовалась Пинкстрейд и мгновенно исчезла.

— Как думаете, Бонс… — задумчиво начала Лирсон, пока Твайлайт просила Спайка приготовить чай на пятерых.

— Думаю, к шарлотке она успеет, — пожала плечами Бонс, вешая каскетку на крючок рядом с котелком Лирсон и венцом Твайлайт. — Это же Пинкстрейд.

День четвёртый. Слово — "приём".

— Луна, вставай! У нас приём послов! Это будет неплохой приём в деле примирения народов Эквестрии и Оленьей Олигархии, — Селестия жаворонком порхала по спальне, напевая что-то про утро ясное и открывая шторы.

— Тебе не надоело? Эти твои приёмы всегда плохо кончаются, — пробурчала Луна, распластавшись на кровати синей морской звездой и сонно жмурясь. — На последнем посол грифонов слопал посла бриззи, а на предпоследнем посол драконов был смертельно оскорблён отсутствием апартаментов по размеру во дворце и чуть его не развалил, а ещё до того королеву Ново Твайлайт чуть не сварила в бассейне, когда ты подговорила её изобразить акулу, а ещё…

— Ой, хватит, Лу, ну что ты такая нудная? — надулась Селестия, подкрадываясь бочком к постели. Луна, монотонно перечисляющая успехи эквестрийской дипломатии, этого не замечала, рассеянно изучая потолок.

— Нудная?! — возмущённая принцесса Ночи собралась было привстать, и даже дрыгнула ногой, но ей было слишком лениво. — Я только-только освоилась в новом времени, и жить ещё хочу, между прочим! А твои приёмы… Ай, Тия, щекотно! Пусти!..

— Как всегда, эффективны! — Селестия со смехом шлёпнулась на сестру сверху, продолжая её щекотать. — Вот ты уже взбодрилась и не занудствуешь, аки Твайлайт в режиме заучки. Да ладно тебе, Лу, всё же заканчивалось хорошо. Ново любит погорячее, дракон раздавил старое крыло дворца, которое давно уже надо было снести, но денег было жалко, а посол бриззи был тот ещё засранец, и с ним тот договор мы бы ещё лет десять ратифицировали…

— Ну да, а ещё он был дурён собой и не умел готовить, и вообще всё это получилось ну вот совершенно случайно, как же, — фыркнула Луна, принимавшая в иных подобных «совершенных случайностях» самое непосредственное участие, спихнув с себя сестру и вооружаясь подушкой. — А сейчас мы выясним, насколько хороши МОИ приёмы, любимая сестрица…

— Э-э-э… — Селестия панически огляделась, но вторая подушка уже висела у зловеще усмехающейся Луны за спиной в лазурном магическом облачке. Из отворившегося шкафа выпорхнули ещё несколько, присоединяясь к ней. — Я совершенно уверена, что они выше всяких похвал, и… Ай! Лу, так нечестно!

— А будить меня в законный выходной в семь утра честно? — Луна хищно оскалила жемчужной белизны зубки, и подушки со свистом пошли в атаку. Селестия пустилась наупрыг, отмахиваясь крыльями и хвостом. — Сейчас я тебе покажу «приёмы»!..

— Не надо! Лу, пощады! Я сдаю-у-усь!

Рейвен, ждущая в коридоре, покачала головой, прислушиваясь к возне, хохоту и воплям из-за двери опочивальни Ночной принцессы, мягко улыбнулась и пошла прочь, унося кипу Очень Важных, Очень Срочных и Очень Государственных документов. В конце концов, даже правительницы всея Эквестрии имеют право побыть просто сёстрами… и пусть весь мир подождёт.

* * *

— Пилите, Шура, пилите, — тихонько хихикнула Луна, подглядывая в дырочку на картине. — Он золотой!

Рядом давилась смехом Селестия — стоило лишь науськать на отпрыска одного из Двадцати Олигархов, себе на беду назначенного послом в Эквестрию, Твайлайт, которая сначала довела его до сказу, преследуя на приёме с блокнотом и прямо-таки поедая глазами — пока бедолажный Асисяндр Третий наконец не выяснил, что она просто пытается посчитать и зарисовать отростки на его рогах, а спросить стесняется, у него аж глаз начал дёргаться. А когда Твайлайт простодушно призналась, что иногда скучает по кантерлотской роскоши, ведь во дворце даже у прислуги унитазы золотые — у достойного сына своего папаши задёргались оба. И вот теперь оставивший накладные рога в своих апартаментах посол, напялив какой-то мятый балахон, истово пыхтел в одной из дворцовых уборных, пытаясь отпилить от основания пиритовый стульчак. Селестия такие шутки обожала — и красиво, и недорого. За соседней картиной обиженно сопела Твайлайт — на кобылку обезроживание посла произвело куда большее впечатление, чем его алчность.

— Сволочь… — прошипела она, едва не плача. — Столько труда насмарку! Зарисовки, замеры… У, гад!

— Ничего, скоро отольются олешке твайкины слёзки, — оптимистично прошептала Селестия.

— Хм? — Луна оторвалась от дырки в портрете и вопросительно посмотрела на сестру. Нет, догадки у неё были, хитрые приёмы Селестии она хорошо знала, но могли быть варианты. И самый очевидный…

— А в ходе напротив сидит Фотофиниш с кинокамерой, — пакостно хихикнула Селестия, оправдывая ожидания. — И два гвардейца с фотоаппаратами. Так что договор будет на крайне выгодных для Эквестрии условиях… а олени в другой раз будут думать головой, а не мошной.

«Скорее уж мошонкой…» — при Твайлайт Луна не стала озвучивать более лишние и личные мотивы Селестии, которую достали потуги горе-посла увиваться за всеми встречными кобылами и сальные взгляды в адрес самой Селестии, да и Луны тоже. А Твайку и вовсе пришлось ненавязчиво спасать от последствий «замеров», которые едва не продолжились уже в апартаментах быстро очухавшегося от приступа паранойи Асисяндра.

«Что ж, ещё один приём прошёл весьма успешно, — резюмировала Ночная принцесса, возвращаясь к наблюдению. — Интересно, успеет он допилить несчастный горшок до утра?»

День пятый. Слово — "энтузиазм".

Пинки мрачно смотрела в окно. Сегодня был ТОТ самый день… За окном шёл дождь и рота пониармейцев с учений, тройной агент Третьего Зебрейха Тротто фон Ширлиц притворялся шпионом Тихо Новым, его выслеживала агент Свити Дропс, притворяясь Бон-Бон и угощая агента леденцами. Тот в свою очередь прикрывал её зонтиком, и оба, как копытные агенты, старательно делали вид, что друг друга не узнали. На скамейке безмятежно дрыхла неагент под прикрытием газеты Лира Хартстрингс, никем не притворявшаяся, которой надоело ждать, пока агенты наконец поцелуются, и громко храпела. Агенты вздрагивали с каждой руладой и нервно оглядывались. Пинки вздохнула. Ничего нового… пока они ещё по всем правилам коньспирологии выяснят, кому из них забирать сегодня Кловер Смарт из школы, и как её узнать, дождь точно коньчится, а Лира выспится. А ей ждать ещё очень-очень долго… и скучно. Хорошо ещё, что этот день бывает только раз в году. Но всё равно он очень, очень, о-о-очень до-о-олгий… Пинки с тоской посмотрела на хмурое небо. Пегасы погодной команды, как назло, решили именно сегодня устроить Понивиллю помывку. Было бы весело шлёпать по лужам и петь про пешеходов, бегущих по лужам, но… только не сегодня. Потому что сегодня был тот самый, единственный день… день, когда… Пинки протяжно, до хруста, зевнула и уткнулась носом в струящееся водными дорожками стекло.

— С новодуманными словами было легче, они хоть не все сразу брали… — пробормотала она, подышала на стекло и изобразила на нём печальную рожицу. Рожица, впрочем, тут же растаяла. — Как же мне ску-у-учно… ну хоть бы скорее уже. Может, попросить Селестию быстрее опускать в этот день солнце? Нет, это было бы нечестно.

Пинки сползла со стула и почапала на кухню. В коньце коньцов, ничто так не поднимает настроение, как кофе с чем-нибудь вкусненьким… хотя и поднимать-то было нечего. Пинки даже на всякий случай заглянула в тёмные углы — но настроения и там не завалялось. Тоска…

Розовушка погремела посудой, и вооружившись большой кружкой кофе и тарелкой бутербродов, поползла обратно к окну. Время убийственно неспешно близилось к вечеру, тайные агенты тайно выследили замаскированную Кловер, тайно повязали и тайно утащили домой ужинать, проснувшаяся Лира, хихикая, шла за ними, делая вид, что просто гуляет, и ужасно их раздражая. Бутерброды потихоньку исчезали, заставив Пинки впасть в философские размышления о проходящести и тщете всего сущего…

— Не надо было мне брать ту книгу у Ондатра, — поймав себя на скатывании с подоконника в солипсизм и выдернувшись оттуда за хвост, подвела итог Пинки и допила кофе. И тут же подпрыгнула — мучительно медленно ползущие по циферблату часов стрелки наконец-то достигли нужной цифры, и тотчас же раздался звонок в дверь. С радостным воплем Пинки слетела с подоконника и помчалась открывать. Этот безумно долгий день наконец-то законьчился! Тот самый день, когда энтузиазм Пинки Пай раз в году брал выходной и ездил навещать родственников.

* * *

— Твайлайт, у тебя опять такой вид… — вздохнул Спайк. — Я же говорил — ни о чём не спрашивай Пинки, это вредно для твоей головы.

— Уйди, драконудист, я в печали, — пробурчала Твайлайт, не поднимая головы из книги. — И Пинки тут ни причём… для разнообразия.

— Нудист в каком смысле? — Спайк окинул себя и Твайлайт оценивающим взором, потом посмотрел в зеркало. — На мне хоть фартук есть!

— Ну хорошо, дракозанудист, — поправилась книга, досадливо дёрнув ухом. — Изыди, а?

— Гм… — Спайк вытряхнул из неё Твайлайт и посмотрел на заглавие. — Ме-ма… Мемауры при-нце… Да кто это написал, пьяный аптекарь?!

— Мемуары, — мрачно и глухо сказала сквозь рассыпавшуюся гриву Твайлайт, уткнувшись носом в стол. — Принцесс в юности. Я нашла их в Замке Сестёр… в другом тайнике. Мой мир уже не будет прежним…

— Ну-ну, Твай, — Спайк попытался разобрать почерк, нахмурился и перевернул книгу вверх ногами. Понятнее не стало. — Все делают глупости в детстве, это нормально. Больше оптимизма! Где твой энтузиазм?

— Энтузиазм?! — Твайлайт вскинулась и воззрилась на Спайка стянувшимися в точки зрачками. Дракончик попятился, сглотнув. — Дай сюда. Слушай!

«Милый днивник, севодня Тия была очен грусная. Я хтела ей помоч, но она сказала, что потиряла свой инту… заизм или чтото вроде. Я сказала, что найду ей другого, но она сказала, чтоненада и пшла на кухню за гармоной щастя из шоколадов. А Ревен сказала, что она упала на депру… дерпе… сию… нувобщим, на ковото упала. Наверна эта больно кода на тибя падает такая болшая поня… и он обиделся и тогда Тия потеряла этот свой… энтизазм. и я подумала — а вдруг этот на которого тия упала его, украл? И я пошла, искать но, нинашла. И тогда я придумала сделать ей новый антизаизм, но низнала какой он. И я пошла взяла глины и слепила, чтобы всего панимногу и, наколдовала чтобы он ожил и потом, я отправила его к Тии…»

— Вот! — Твайлайт потрясла книгой. — Это же кошмар, Спайк!!! Ты представляешь, что будет, если об этом кто-то узнает?!

— Погоди-ка… — Спайк нахмурился. — Всего понемногу… Дискорд?! Ой, мама!

— Это не смешно!!! — завопила Твайлайт, пока дракончик катался по полу, дрыгая лапами.

— Ы-ы-ы… Она его слепила из того, что было… — еле выговорил Спайк, икая. Кое-как проржавшись, он наконец сел, утирая слёзы. — Ну ладно, ладно, я понял, в чём проблема. Но можно ведь просто никому не говорить про это.

— Вот именно, Спайк! — Твайлайт обрушилась на стол с отчаянным стоном. Глухо пробубнила из-под лапок, закрывавших голову: — Это же открытие века! Такая возможность блеснуть в науке выпадает раз в жизни… и мне придётся отказаться от этого! Потому что это открытие потрясёт саму основу нашего государства. А-а-а, за что мне это…

— Ну, ты и так уже сделала достаточно…

— Но не в науке! — Твайлайт была безутешна. — Это совсем другое…

— Ладно, — Спайк решительно взял у неё книгу и дунул на неё почтовым огнём. Твайлайт протестующе пискнула, потом обречённо сникла. — Пусть тогда принцессы сами разбираются с ошибками молодости. А у нас есть дела поважнее.

— Какие, например? — уныло вопросила принцесса дружбы.

— Тебе к чаю печь блинчики или пирожки? — невозмутимо спросил дракончик.