Дикий-дикий Восток... (гет)

— И сколько можно стоять здесь, дрянная девчонка! Немедленно иди в подвал и запиши все, что там увидишь!!!

Поразительно! Вопли койотов за оградой деревни эти затычки для ушей не пропускали, а голос тети Карлотты звучит так ясно, как будто для него нет никаких преград! Вот это я понимаю — емкость легких, отсутствие работы и, вдобавок — любовь поорать. Как говорится, нам бы ваш энтузиазм и рвение…

— Ты все еще здесь?!

Готова поспорить с кем угодно и на что угодно, что в дверь подвала я влетела исключительно на силе теткиного голоса. Мда. Идти сюда, признаться, не было ни малейшего желания. И дело вовсе не в том, что какой-то рабочий успел мне сказать, что в подвал оперного театра запрещает ходить призрак. Просто именно в подвалах находится вся «механическая» начинка театра и человек незнакомый с этим делом запросто может чисто случайно о что-нибудь покалечится. А с учетом того, что здесь темно, как в жопе койота, а никакой лампы или хотя бы дрянной свечки мне с собой не дали… В той же самой жопе койота я такие приключения видала. Но выбора, кажется, нет. Перехватив поудобней блокнот и взяв наизготовку карандаш, я сделала первый шаг в темноту, намереваясь выполнить теткин приказ. Само собой разумеется, выполнить в своем привычном стиле — то есть подбросить ей таких проблем, чтобы она еще долго не рисковала обращаться за моей помощью. Тем более, что в планах у меня было создать новые затычки для ушей, которые бы заглушали ее вопли еще на четверть мощности. Протестировать их надо будет сегодня вечером, а повод я дам, в себе я не сомневалась. С учетом того, что тетка, если не дать ей повода, орет на меня без всякого повода, что вообще обидно так, что хоть плачь — лучше уж повод ей дать. По крайней мере, хоть повеселюсь… До вечера.

Я зажмурила глаза. Старый трюк, которому меня научили Хосе и Чоси, и который меня не раз выручал. Несколько секунд спустя, прекратив играть в жмурки сама с собой, я осмотрелась в комнате, которая теперь казалась намного более светлой, чем была поначалу. Возможно, все дело было в том, что за одной из старых декораций нашлась керосиновая лампа. Ох уж эти европейцы! Пользуются таким старьем… Нет, мы вообще жили с факелами месяцами, но по крайней мере не рассказывали на каждом углу, что электрическое освещение для нас дело давно привычное и в каждом доме есть. Вот уж было мне удивление, когда вместо ожидаемого города, залитого светом, моему взгляду предстали такие же мрачные темные улочки, керосинки, свечи и прочая привычная атрибутика. Электричество, правда, тоже было. На главных проспектах и то не везде. Короче, сказка про большую светлую Европу оказалась жутким враньем. Но я была к этому готова. Как говорится, бывает и хуже, а тут хоть лампа нашлась…

— Жопа койота! — раздосадованно рявкнула я, когда вспомнила, что кремень остался в кармане плаща, который я забыла где-то наверху и… Ну да. Штаны мне в этот раз надевать запретили, в юбке особо больших карманов не было, а сумку я также, как и плащ, оставила где-то в театре. — Да лучше бы тут действительно был призрак — они, по крайней мере, светятся…

Почему я в этом была так уверена — непонятно. Ну, то есть призраков я никогда не видела и в их существование не верила, как и не верила ни во что, не увиденное собственными глазами или, по крайней мере, не имеющее веских научных доказательств.

Поставив на место бесполезную керосинку, я широкими шагами пересекла комнату и толкнула дверь. Вопреки опасениям, следующий коридор был более-менее светлым. Подвал как подвал. Если забыть о том, что во времена французской коммуны этот подвал повидал смертей и крови едва ли не столько же, сколько прерия за все время своего существования… нет, все-таки в прериях люди гибли чаще. По крайней мере, если это не индейцы. Да и индейцы тоже гибли… Прерии — они такие, это вам не подвалы всякие…

Шум, движение какого-то механизма — и справа от меня закрутилась металлическая шестерня. Бр-р-р… Вот поэтому я и не хотела сюда идти. Непонятно, что где гремит и как работает, но от всего этого лучше держаться подальше, поскольку если сунуться ближе, то можно остаться без руки. Или без ноги, как старый Лиам.

Сверху раздался странный шорох и на меня посыпались крошки старой штукатурки. Подняв голову вверх, я взвизгнула от неожиданности. Но потом вспомнила, что настоящие индейцы не должны визжать при виде человеческого черепа. И черепа не светятся. Приглядевшись, я разгадала фокус черепа — хорошо, что все это время он не двигался, видимо, позволяя разглядеть меня получше. А если кто-то позволяет разглядеть себя получше, то значит — этот кто-то очень хочет с тобой подружиться. А подружиться хоть с кем-нибудь я очень хотела, поэтому в следующую секунду помахала рукой и произнесла:

— Привет! Я — Жозефина Буке. Давай дружить?

Решив, что молчание — это знак согласия, я схватилась за один из канатов, свисающих откуда-то с потолка, и принялась карабкаться наверх. Возвращаться мне хотелось еще меньше, чем проводить «инвентаризацию», так что лучше с кем-то из местных подружусь.

* * *

— Привет! Я — Жозефина Буке. Давай дружить?

Надо было просто спрятаться и сидеть тихо, как велел Жерар! Почему, почему он решил, что если напугает человека, который пошел в подвалы… Но ведь это всегда срабатывало! Женщины падали в обморок, мужчины с криками убегали, а в его царстве тишины и музыки воцарялись мир и покой, пока не появилась ОНА.

Она — это совсем молодая девушка с двумя тонкими косичками, которая сейчас как раз добралась до места, где он стоял. Женщина, а лазает по канату, как какая-то обезьяна! Даже лучше обезьяны! Как будто она только и делала, что по канатам лазила и на черепа любовалась всю жизнь.

Оставался еще один шанс все исправить. Дождавшись, пока девчонка подберется поближе и встанет так, чтобы не упасть в случае чего вниз (ломать ей шею Эрик не хотел — он ведь не зверь, чтобы убивать практически ребенка!!!), он сделала шаг назад и заставил свой голос звучать у девочки над ухом.

— Ты в царстве Призрака Оперы, дитя. Беги, пока не стало поздно!

— Здорово! — глаза восхищенно округлились. — А меня так научишь?! Пожалуйста… Хосе и Чоси умрут от зависти… И хоть в чем-то я буду лучше их, — на мгновение лицо девочки стало грустным, но мгновением спустя на нем снова расцвела улыбка. — А, я поняла. Это ты тут пугаешь всех призраком? Здорово, мы тоже все время страшилки друг другу рассказывали. Правда, когда ночью у костра и вокруг прерия — то это страшней, чем когда в подвале и без костра, но для тети Карлотты сойдет. Кстати, я Жозефина Буке. Ой, я это говорила уже, да? Ну да, точно, говорила. Друзья обычно зовут меня Жози, так что и ты можешь звать, потому что Хосе и Чоси всегда говорили, что пока мое имя произнесешь, сто койотов сдохнуть успеют. Ой, ты только не говори никому, что я ругаюсь, а то тетя Карлотта опять будет орать и меня лупить. А она дерется больно обычно. Впрочем, она меня постоянно бьет, так что ничего нового не произойдет и…

— Постой. Кто такая тетя Карлотта?

— А, это моя тетя. Ну, верней, она жена дяди Колетти. Короче говоря, он тут вроде как новый директор и теперь вам всем придется слушать, как поет тетя Карлотта. На самом деле она визжит, как койот, которому яйца прищемили, но…

Поток чужих слов все лился и лился на Эрика, оглушая, мешая мыслить, не давая вставить в чужую тираду ни слова.

— Подожди. А как же Жерар Карье?

— Его уволили. Дядя сказал, что тот слишком старый, чтобы работать, но на самом деле, мне кажется, этот Жерар совсем не старый, просто дядя хочет быть директором сам и хотя у него еще меньше мозгов, чем у тети Карлотты…

Уволил… Уволил… Это слово эхом отдалось в ушах Эрика. Он уже не слышал ничего, что говорила ему смешная девчонка с торчащими в разные стороны косичками. В голове крутилось только две мысли — «что же произошло» и «что теперь будет со мной». И если на первый вопрос ответ он более-менее знал, то ответа на второй не было видно в принципе.

— Что с тобой? — девочка сделала шаг вперед, приближаясь и гладя его рукой по плечу. Как она могла заметить, что с ним что-то не то, если на нем две маски — привычная белая, ставшая его лицом и «череп», который он надел поверх первой, чтобы напугать нежданного визитера. Почему она его трогает? Эрик хотел уж было дернуться в сторону, но почему-то не смог этого сделать. Чужое прикосновение было непривычным, но…

— Скажи, твой дядя… Он боится призраков? — рука девчонки так и осталась на его плече. Сама Жози сейчас находилась так близко, что Эрик, казалось, мог почувствовать тепло ее тела.

— Нет. Но тетя боится крыс. А призраков не существует. Ты меня пытался напугать, чтобы я всем рассказала, что призрака видела, и к тебе не лезли, да?

— Д-да… — тихо прошептал он, опуская голову. Он впервые разговаривал с другим человеком вот так вот, лицом к лицу, верней, маской к лицу. Впервые в жизни ему достался в собеседники кто-то общительный, бесстрашный и…

— Не сработает, — девчонка убрала с его плеча руку и помахала пальцем практически перед его лицом. — Если все решат, что в подвале есть призрак, то подумают, что это человек и бросятся его ловить. Кстати, вполне логично подумают, потому что для призрака ты слишком материальный…

В подтверждение этих слов девочка потыкала рукой в его плечо. У Эрика не нашлось сил даже отшатнуться от этого непривычного жеста.

— Либо просто вызовут полицию и тебя поймают с собаками. Ну, знаешь, такие злые большие псины, которые просто по запаху могут найти. Если Жерар этот тебя покрывал, то с моим дядей такое не пройдет, а жаль, конечно. Тебе ведь больше пойти некуда, да? И жить негде, наверное, поэтому тут и строишь из себя призрака.

Эрик кивнул. Ладони в перчатках вспотели от страха, липкие ледяные пальцы стиснули сердце. Он в западне. Даже если он убьет девчонку, что… Что ему делать дальше? Историю с призраком придумал теперь уже бывший директор и если для того, чтобы отпугивать из подвала полуграмотных рабочих и хористок этого хватало, то на других людях… Это просто не сработает и… Что теперь будет с ним? С его домом, лесом, с его пристанью на подземном озере… неужели все это придется оставить, бросить и бежать… Но куда? Жерар не возьмет его с собой. Эрик знал, что у него есть дом там, за пределами Оперы, что он мог бы… Но он ненавидел и боялся собственного сына, верней — его лица. Настолько, что всю жизнь врал ему о том, что он его дядя. Он не заберет его из театра. Придут в подвалы другие люди, что бы он не сделал с девчонкой. Отпустит — расскажет. Убьет — будут искать.

Рука потянулась в карман. Там, исключительно на всякий случай, всегда лежал нож. Эрику было очень страшно. Он ведь не привык убивать людей… И если бы дело было в каком-то абстрактном человеке, но это уже не просто «человек», а девушка Жози, которая…

Снова мягкое прикосновение к плечу и движение вниз. Примечательно, что она, хоть и прикасается к нему, но не пытается заглянуть под маску. Конечно, Эрик бы остановил ее, но почему она этого не делает? Ведь, учитывая ее отношение к чужому личному пространству, вполне закономерным действием была бы попытка сорвать маску… Или он что-то не понимает?

— Бедный… Ладно, раз я теперь твой друг, то я тебе помогу. Нам просто надо придумать, что здесь такого написать, чтобы никому сюда не было интересно лезть. Старый Лиам всегда говорил, что для того, чтобы не нашли какую-то вещь, надо положить ее на самое видное место и тогда просто никто ее не заметит, потому что искать будут там, где можно что-то спрятать. Но ты мне вот что скажи…

Нож выскользнул из ослабевших пальцев, проваливаясь в глубину кармана. Поможет ему? Как можно помочь и почему вообще она вдруг решила это сделать? Слишком странным было это создание с косичками, слишком противоестественным. Слишком непохожим на нормальных женщин. А оно вообще женщина, если так карабкается по канатам?

— Значит…. Значит… Что могут хранить в подвалах оперного театра? Тут у нас… Тут у нас… Какая-то машина, назначения не знаю, но представляет из себя сложный механизм с двумя подвижными шестернями… Тут у нас… — Словно позабыв про Эрика, Жозефина принялась что-то писать в блокноте прямо на весу. — Слушай, ты бы сам что-то придумал, а? Мне кроме старых декораций и дырявых костюмов в голову ничего не приходит. Что еще можно записать в качестве хлама, который «все равно на вынос потратим больше средств, пусть гниет дальше».

— Это… Могут… Быть… — слова давались с трудом, пришлось два раза прокашляться, прежде чем он уже уверенным голосом начал надиктовывать усердно пишущей девчонке список того хлама, который действительно валялся в первых помещениях. Про проход к подземному озеру он, разумеется, умолчал. Конечно, тот был тщательно закрыт, но что если кто-то зайдет и случайно заденет потайной рычаг?

Завершили они составление отчета только через час. За это время Эрик узнал много нового о Жозефине, а она про него — только его имя, которое Эрик все-таки назвал после третьего по счету вопроса. Что-то другое он говорить о себе отказался, а Жози не настаивала. Вместо этого она постоянно говорила. О себе, о месте, где жила. Эрик узнал, что папа девочки был врачом за океаном, что сама Жози жила с ним и что у нее есть два друга испанец Хосе и индеец Чоси. Что они всегда дружили-дружили, все время были вместе, а потом папа Жози принял решение вернуться во Францию, на родину, что уже тут он заболел и умер, а Жози забрал к себе дядя Колетти. Забрал только потому, что его жена Карлотта захотела бесплатную служанку, а сама Жози очень не хочет в приют, а сбежать не может, потому что нет денег и у тети Карлотты все ее документы. При этом девочка говорила об этом так весело и непринужденно, что у Эрика начало щемить сердце. Они. Так. Похожи. Но она совсем другая. Светлая, яркая, веселая. Весело говорит о грустных вещах и все время улыбается. Он не замечает, что вот вот улыбнется сам. Когда он уже готов это сделать, до них доносится… Что-то.

— Спокойно. Это всего лишь тетя Карлотта. Да, я знаю, что от звуков ее голоса любой согласен забраться в жопу койота, но это еще не самое страшное. По крайней мере, когда она поет, она не может орать, хотя поет она по сути также, как орет, но поет все-таки не орет, ведь орет она на меня…

Мысленно взвыв, Призрак Оперы принялся отсутствующим взглядом изучать потолок. Как может девушка в шестнадцать лет вести себя настолько неприлично?! Но… Но что ему оставалось делать? Ругаться на нее? И чем он тогда будет лучше «тети Карлотты», которая срывает на сироте свою злость? Тем более, что кажется, она ему хочет помочь от чистого сердца. И называет его другом. Совсем не знает, но другом…

— Кстати, на, держи. Считай подарком в честь первой встречи, — девушка достала из кармана небольшой кусок какого-то странного вещества. — Просто бери, отрывай, скатывай и засовывай в уши — полностью звук не глушит, но по крайней мере, становится терпимо. Ладно, я побегу, пожалуй, пока Карлотта не отправилась на мои поиски. О, кстати, я еще напишу, что тут очень много крыс — тогда она сюда лезть побоится. Но может прислать меня с отравой для них, так что ты не пугайся, если я сюда завтра-послезавтра загляну якобы паразитов травить. Пока, Эрик! — протараторила напоследок Жози, после чего взяла в зубы блокнот и карандаш и легко перепрыгнула через ограждение, повисая на канате. И соскальзывая по нему вниз. Какое-то время до Эрика еще доносился звук ее шагов, но вскоре все стихло.

Растерянный, напуганный, но почему-то улыбающийся до ушей под маской, Эрик еще минут десять стоял на техническом этаже, крепко сжимая рукой странную мягкую массу. Его сегодня напугали, подарили подарок, в его театре появилась жуткая примадонна и, кажется — у нее хоть и жуткая, но хорошая племянница, с которой Эрик стал… Друзьями?

— Эрик… — едва он открыл потайную дверь, впуская в свою обитель Жерара, тот набрал в грудь больше воздуха и виновато попытался начать разговор.

— Я все уже знаю.

— Но там нет возможности подслушать…

— Сюда приходила девочка. Племянница Колетти. Жозефина, кажется.

— Только не говори, что ты ее… — Жерар побледнел.

— Да она сама кого хочешь! Хотя я хотел сначала… Возможно, этой сиротке скоро понадобятся новые опекуны… Не делай такое лицо — я просто пошутил. Где твое чувство юмора?

— Мое чувство юмора? — Жерар округлившимися глазами посмотрел на Эрика.

— В одном она точно права — новая прима похожа на койота, которому прищемили какую-то жизненно важную часть тела, — мрачно выдохнул Эрик, отщипывая от странной серой массы кусочек вещества и заталкивая его в ухо. Надо будет узнать, что это за материал и заставить Жерара купить как можно больше.

Ни слова больше не сказав, мужчина повернулся и медленно побрел в свое подземное убежище. Все в нем было, как прежде. Портреты матери на стенах, подземный лес из декораций… Лишь пять минут спустя понял Эрик, что кажется ему уже непривычным — рядом не было веселого стрекочущего голоса и мельтешащих светлых косичек.