No one knows (джен)

29 августа 2024 года

США, Новый Орлеан

Около миллиона раз Лара слышала о том, что «движение это жизнь», но никогда с этой цитатой не была так согласна, как сейчас. Она бежит, хотя в груди полыхает огонь и пересохло в горле. Сейчас это не важно, так же как не важны стебли полыни, сосновые иголки и острые камешки, что впиваются в босые ступни и царапают нежную кожу. Кровь стекает по внутренней стороне ее бедер, оставляя липкие следы в сухой траве за ее спиной. Лара не оборачивается, это ей не нужно, ведь преследователей и так прекрасно слышно, как и громкие выстрелы, гул машины, в которую её двумя часами ранее запихали, перед этим усыпив — ведь тогда, ещё не накаченная наркотиками и не ослабленная после долгого изнасилования, она смогла бы дать им отпор…

Тогда, но не сейчас. Сейчас она слаба и всё, на что её хватает, это позорный побег.

Лара привыкла идти только вперёд, несмотря на препятствия… привыкла говорить и писать правду, какой бы горькой, страшной или опасной та правда не была. Ей, успешной, бесстрашной журналистке миллион раз угрожали и пытались теми же миллионами свою грязную ложь скрыть, да вот только деньги она не брала, а угрозы для неё были пустым звуком, ведь терять ей было нечего — родители мертвы, а прочей родни нет и не будет, даже животных в старой потрёпанной квартире не имелось. Разве что паук, но тот принадлежал самому дому, а не ей.

Забежав в самую гущу леса, она прислоняется к широкому массивному дереву и пытается отдышаться, одновременно оглядывая местность и прислушиваясь, нет ли тех тварей поблизости. Подскочив из-за неожиданно прогремевшего разряда грома, девушка переводит взгляд на небо. Оно потемнело и то тут, то там сверкают молнии… а она и забыла, что по прогнозу погоды обещали сильный ливень.

Но кому он будет на руку, ей или им?

Пока неожиданно начавшийся ливень на пользу ей — она как можно шире открывает рот и подставляет лицо дождю. Тот идёт всё сильнее и сильнее, давая ей попить хоть такой влаги и смывая ту кровь, сперму и грязь, которые, казалось, плотным покровом облепили её тело. Неожиданно гром гремит вновь, слишком громко, отчего она кричит, запоздало закрыв рот ладонями. Не помогло, они услышали. Лара почти сразу слышит свист одного из сволочей. Тот, очевидно, даёт знак своим дружкам, и она слышит, как щёлкает предохранитель автомата. Не придумав ничего лучше, она бежит дальше, в глубь леса, стараясь скрыться от них, но вновь кричит, когда одна из пуль задевает её за щёку…

Второй удар приходится по плечу. Сила удара вместе с полученным шоком заставляет ее развернуться боком, и она падает в заросли. Какое-то время Лара лежит на спине, оглушенная, скрытая густой растительностью. Горячая сырость сочится под плечом.

Все кончено.

Лара больше не может дышать. Дождь хлещет в ее запрокинутое лицо, однако сейчас эта вода не помогает ей. Словно в абсурдном видении, она осознает, что небо окрасилось в зловещий багровый цвет, от прежнего серого цвета в напоминание остаётся лишь ливень, не дающий сделать нормальный, пусть и болезненный, но такой нужный глоток свежего воздуха.

Сами по себе в голове возникают воспоминания о родителях, о парне — отношения с ним длились долгие семь лет, но он, как оказалось, три последних года изменял ей с её тогда ещё лучшей подругой, заделав той ребёнка, которому она, Лара, не зная правды, стала крёстной. Стоило правде всплыть наружу, как она тут же разорвала с ними все связи, сначала из-за боли от предательства и обиды на двух некогда родных людей. А потом из-за участившихся угроз. Она не простила их… точнее, не до конца — всё же гордость у неё имелась. Но также имелась и любовь к мальчишке, который был ей как родной, тот, который только-только научился выговаривать её имя.

Сейчас она прощает их и желает счастья.

Она умирает, так и не дожив до двадцати семи. Не заведя сибирскую кошечку и не побывав на родине родителей, в Австралии, откуда они переехали вскоре после свадьбы.

Она ничего не успела.

— Ах, вот и ты, птичка, — неожиданно говорит мужской голос, успевший найти и подойти к девушке, пока она была в беспамятстве. — Знаешь, как мы сделаем… мы оставим тебя здесь. Если ты выживешь, то мы, так уж и быть, больше не будем тебе мстить, всё же нечему уже, — хохотнув, говорит темноволосый и склоняет голову к правому плечу. — Ну а если ты умрёшь, то прокормишь некоторых животных. Ты же так любишь им помогать.

Вновь громкий смех, чей обладатель уходит всё дальше и дальше, весело насвистывая, а ей хочется кричать от боли, когда последняя пуля вонзается в ногу, прямо в бедро… ей же даже нечем перевязать рану, дабы остановить кровь.

Постепенно её стала поглощать тьма, бороться с которой не было ни сил, ни желания. Она захотела к маме и папе, родителям, которых непременно встретит там. А ведь они были правы, ни к чему хорошему её криминальная журналистика не приведёт…

29 августа 2001 годаПариж, Франция

Ну, вот я и дошла до конца моей прошлой жизни… целый год мне снились сны про ту меня, которая жила в далёких двухтысячных, и которая, как оказалась, была жестоко убита и изнасилована подонками, что не желали дабы их страшная правда всплыла на всеобщее обозрение. Это моя последняя страница, дневник подходит к концу и вскоре будет сожжён, мало ли кто его может найти и решить, что я сбрендила, описывая жизнь, которой просто не могло, по их мнению, быть.

Хотя… может это и так? Может я и правда сошла с ума, ведь вампиров и оборотней просто не существует, да и какой бессмертный прекрасный парень, да хотя бы просто парень, обратит внимание на такую замухрышку, как Белла?!

Усмехнувшись мыслям, я поставила жирную точку и невольно взглянула на исписанные мелким почерком листы… прощай, Лара.