Квантовая запутанность (джен)

Во всю царствовала ночь.

Йокогама прекрасна в любое время, но ночью особенно. Даже в свете луны она не прекращала активной жизни. Улицы преобразились. Переулки, ранее оживленные и пестрившие различными красками, погрузились в темноту, превращаясь в таинственные лабиринты, полные скрытых опасностей. Под темным небом город стал поистине магическим зрелищем, захватывающим сердца своей неоновой палитрой.

Стоило последнему солнечному лучу исчезнуть вслед за светилом, как ожили мрачные тени, проникая между узкими улочками, где причудливо расположились многочисленные бары и клубы. Магазины, мерцающие в темноте яркими вывесками и витринами, приглашали гостей на шопинг даже в столь позднее время. От разноцветных кимоно до аксессуаров они открывали множество возможностей для тех, кто любил смешение тропического и современного стиля. Чайные домики и рестораны, весь день радовавшие гостей своими ароматами и суетой, теперь стали уютными гнездышками в океане тишины, почти растворившись в молочной дымке тумана. Свет фонарей, расположенных вдоль тротуаров, медленно протискивался сквозь паутину темноты, окутывая своим теплым оттенком.

Набережная, обычно живая и суетливая, в это время звучала иначе. Шум моря и набегающих на берег волн стал громче и ярче, перекликаясь с пением птиц. Ночной ветер играл с волосами редких прохожих и замедлял их шаг, словно призывая остановиться и полюбоваться этой волшебной симфонией моря и неба. Теплота бриза приносила с собой шорох секретов. Когда ночь касалась города, скрытые тайны прошлого и смутные предчувствия будущего переплетались, создавая неповторимую атмосферу легенд и романтики.

Небо над Йокогамой, ранее яркое и ясное, а теперь чёрное и затянутое темными облаками, украсили пылинки: сверкающие звезды. Улицы наполнились ритмичными звуками шагов, разговорами и смехом горожан, по чьим лицам безжалостно хлестал ветер, словно предупреждая, чтобы были осторожнее, не совались в темные переулки. Их время кончилось. Ночь — время мафии.

Полярно противоположная своим прекрасным дневным обликом ночная Йокогама обнажала демонов. Тихие переулки раскрыли зубастые пасти. Город окутан вуалью печали и одиночества. В глубине темных улиц слышны шепот потерянных душ и зов безысходности. Это город, где неумолимые судьбы переплелись на перекрестках и где каждое решение имеет свою цену.

Стоило только темноте, словно кирпичу, упасть на город, показав Йокогаму во всем ее загадочном великолепии, как мафиози вышли на работу. Нити их власти тянулись через множество мрачных переулков и темных аллей, опоясав весь город. В стелящимся мраке пустые и безмолвные днем закоулки ожили, наполнились шепотом, а каждая тень, казалось, могла превратиться в живое существо. Мафиози затаились в темных недрах города, используя известные им одним ходы. Глаза их горели азартом, решимостью, нетерпением. Они словно приготовившиеся к погоне собаки, которым не хватало воинственно поднять хвосты.

Ночная жизнь их наполнена опасностью, предательствами, смертью, дышащей в спину каждый рабочий день. Они всегда должны быть настороже, оставаться вооруженными, готовыми к любому развитию событий. Никому нельзя доверять, поскольку круговорот информации и интриг в мире преступности никогда не останавливается. Но, несмотря на все риски и трудности, мафиозная жизнь в какой-то мере притягательна и неповторима. Они владеют городом, держат его в своих жестоких руках. Имеют влияние на политику, правительство, полицию и другие органы власти, используя его, чтобы управлять процессами и защать свои интересы. И в большей степени это заслуга Мори Огая, их босса, заботящегося о своей организации. Он, руководитель, умеющий просчитывать шаги, управлять людьми, словно куклами, используя их для своих целей, извлекать выгоду из любой ситуации, но при этом добившийся уважения, а не держащий в страхе сотрудников. Мори смог объединить вокруг себя людей, которые всегда будут на его стороне, верны до последнего. А за ними стоят другие, такие же, готовые на все ради верхушек организации. И не потому, что боятся. Из чувства благодарности и осознания принадлежности к общности, где им нашлось место.

Мафия — огромная семья, связанная не кровными узами, но другими, не менее прочными связями, железным правилом. Если на одного нападает чужак, они превращаются в ряд клыков и кусают врагов. Уважение приходит со временем, а доверие — с поступками. Все они — члены организации, шестерёнки механизма, выполняющие свои функции и влияющие на работу всей системы. Каждый знает свое место и работает на благо мафии, своего дома, который, несмотря на суровые законы, принял таким, какой есть, со всеми недостатками и внутренними монстрами, когда отвергло общество. Приютил, дал кров и пропитание. Заботился в той или иной степени, дав возможность расти и развиваться. Достичь высот. Найти свое место в мире.

Темная сторона Йокогамы — это пропасть, ведущая прямо в сердце омута боли и страдания. Однако именно здесь порой можно найти свое место, возможность бороться за свои идеалы. Это опасное путешествие, но оно поможет обрести смысл и цель — не освободиться от своих внутренних демонов, но приручить их и использовать для собственной выгоды.

Высадив пассажира, черная тонированная машина беззвучно выехала с улицы. Чуя проводил ее взглядом и замер посреди пустынного двора. Глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, приятно заполнивший лёгкие, и с наслаждением прикрыл глаза. Он чувствовал привычное воодушевление, всегда возникавшее с наступлением темноты. Энергия, которая, казалось, кончилась за несколько тяжёлых рабочих дней, вновь забилась внутри, волной пробежавшись по телу, приятно покалывая кончики пальцев, облаченные в черные перчатки. Сила напоминала о себе, клокотала, туманила рассудок, подначивая взять мотоцикл и рвануть по городским улицам. Развеяться после трудной недели.

В мыслях уже возникла искушающая картинка, как он садится на своей мотоцикл, ощущая его грубую живую силу. Кажется, даже услышал, как с каждым оборотом пробуждается двигатель, извергая утробное рычание. Вот он сорвался с места. Ветер ударил в лицо, незащищённое шлемом, не сбив шляпу с головы лишь благодаря действию способности. Постепенно скорость увеличилась, и Чуя буквально чувствовал, как прохладные воздушные потоки приятно прошлись по открытым участкам кожи, растрепав волосы, торчащие теперь во все стороны, что Дазаю осталось бы только пошутить.

Если, конечно, захватить его с собой. Чуя, не открывая глаз, усмехнулся. Напарник не был любителем скорости, но если Накахара предлагал его подбросить или просто прокатиться, тот всегда соглашался. То ли не отпускало детское желание доказать, что ему все ни по чем, то ли просто нравилось проводить время с Чуей. В любом случае мафиози чувствовал внутреннее удовлетворение, когда Дазай своими бинтованными культяпками судорожно сжимал его талию или вцеплялся одной рукой в одежду, будто клещ, второй — придерживая шляпу напарника и больно вжимаясь лицом ему между лопаток, не решаясь даже мельком взглянуть по сторонам. Всё-таки боялся, гаденыш.

Ощущение адреналина и свежести заполнили каждую клеточку, зажигая огонь в сердце. Словно пропали ограничения. Мир, казалось, полностью открыт для него. Чуя был просто влюблен в каждую мельчайшую деталь дороги, отпечатывая у себя в сознании все яркие, пестрящие краски окружающего пейзажа, запоминая каждый оттенок, чтобы никогда не забыть эту свободу. Поездка на мотоцикле, скорее гонка со временем, всегда дарила Чуе чувство счастья. Позволяла ощутить, что он живет здесь и сейчас, и ничто не может его остановить.

Накахара встряхнул головой, прогоняя манящие картинки, и разлепил веки, уставившись на Cosmo Clock 21, отливающее всеми возможными неоновыми оттенками. Голос здравого смысла был громче и влиятельнее, поэтому Чуя, прислушавшись к нему, двинулся в сторону входа в дом. Успеет ещё покататься. Он слишком устал. Несколько бессонных дней и ночей, потраченные на поиск «того не знаю кого» напомнили о себе начинающейся мигренью, тяжестью во всем теле и кашей в голове. Многое Накахара успел увидеть за годы работы в мафии, но вот ловить буквально "неизвестно кого" ещё не приходилось. Некто, по всей видимости, со способностью, суть которой установить пока не удалось, начал терроризировать округу. И мафии до этого не было бы и дела, если бы этот кто-то держался от них подальше. Чуя так и не понял, что сделали с его людьми, но через неделю после «нападения» заключавшегося в том, что дежурную группу ночью выманили на один из складов под предлогом вторжения, все до единого оказались в лазарете без сознания. Они всё перебрали: и болезнь, и яды, и чужие способности, но так ничего и не обнаружили. Постепенно сотрудники приходили в себя, правда, работать были определенно не в состоянии. А так как босс предполагал, что это не единственное нападение, все силы были направлены на то, чтобы раздобыть как можно больше информации. Видимого результата пока не было ни у них, ни у детективов. А спать хотелось. Потому что если он сейчас же не отдохнет, то обязательно присоединится к своим подчиненным.

Ночь для него — время работы, а вообще она предназначена для сна. И Чуя планировал использовать ее и весь следующий день, отведенный боссом под выходной, по назначению. А конкретно выспаться, наесться и просто побездельничать, что удавалось крайне редко.

Квартира встретила привычной тишиной и темнотой. Только тонкие нотки знакомого парфюма и чужие ботинки в прихожей говорили о том, что дом не пустовал. Чуя тоже скинул обувь, не поленившись убрать на полку. Повесил пальто и шляпу на крючки, небрежно бросил перчатки вместе с ключами и телефоном на небольшую полочку. В помещении, как и всегда, царили чистота и порядок, словно хозяин квартиры не отсутствовал несколько дней подряд. И мафиози даже знал, кто так постарался.

В темноте добравшись до ванной, Чуя заставил себя закинуть вещи в стирку и наскоро принять ванну, ненадолго задремав в горячей воде. Натянув домашнюю одежду и не сразу заметив, что свободные пижамные штаны сели как обычно, а вот белая футболка, обнаруженная на стиральной машинке поверх ящиков с порошком, чересчур велика, да еще и пахнет как-то стерильно. Свежими бинтами, по всей видимости. Идти искать другую, а тем более ругаться с хозяином вещи, не было ни сил, ни желания, ни смысла.

Ужинать Накахара не стал, здраво решив, что сейчас вероятность сдохнуть от переутомления в разы выше, чем от голода. Он все так же, не зажигая света, заглянул в просторную гостиную. Никак не отреагировал на бывшего-нынешнего напарника, тихо и вполне мило, если не знать его, сопевшего на диване в рабочей одежде. Только бежевый плащ небрежно свисал со спинки.

Дазай после заключённого перемирия так часто начал появляться у Чуи в квартире, что тот уже стал воспринимать его как предмет интерьера. Не жизненно необходимый, но полезный. Без него сразу становилось как-то неуютно. Словно чего-то не хватало. Как если бы пропал торшер у кресла. Не сразу дойдет, что изменилось и почему это раздражает, а потом взгляд упадет на непривычно пустое место. Торшер вроде не плазменный телевизор, чтобы сильно огорчаться из-за его отсутствия, но уже не почитаешь поздно вечером при неярком удобном освещении. Так и Осаму. Без него вполне можно обойтись, но с ним как-то приятнее. Пусть Чуя никогда вслух об этом не скажет.

Да и не надо это. Есть вещи, которые просто не имеет смысла озвучивать, потому что все и так о них знают. А они не просто так были напарниками. Самым разрушительным дуэтом Йокогамы. Оба понимали друг друга на каком-то интуитивном уровне и, несмотря на непрекращающиеся ссоры, являющиеся их привычной манерой общения, эффективно работали в команде, легко синхронизируясь и справляясь с любыми задачами. Каждый имел свои сильные стороны и компенсировал слабые своего напарника. Чуя всегда был физической силой, в то время как Дазай обладал острым умом, справляясь с анализом обстановки и разработкой плана прямо на поле боя в разы быстрее. И Накахара соврет, если скажет, что не скучал по напарнику, когда тот покинул Мафию.

Чуя, конечно, уже простил его, но детективу говорить об этом не собирался. Предательства ведь чаще всего совершаются не по обдуманному намерению, а по слабости характера. Особенно учитывая тот факт, что Дазай успел пожалеть о совершенной ошибке, поэтому долго и отчаянно добивался прощения. Неизвестно, откуда он узнал значение слова «дружба». Но там, где он нашел информацию, явно было написано, что после ссоры нужно просить прощение. Он готов был унижаться, нарушать собственные принципы, только бы Накахара перестал его игнорировать.

Осаму ведь гений, но идиот. Гений-идиот. Именно так его характеризовал мафиози. Чуя считал, что они доверяют друг другу, если брать в расчет, сколько раз прикрывали в бою спины, как тихо и незаметно волновались за товарища. И Дазай волновался. Накахара был в этом уверен, как-то получив подтверждение. Чуя готов был прийти на помощь Скумбрии всегда и во всем. И тот прекрасно об этом знал. Но идиот Осаму не нашел в себе силы придушить гордость и, словно обиженный на весь мир ребенок, предпочел справиться сам. Именно это разозлило и обидело больше всего, острым ножом предательства войдя в спину, достав до души. Ужасно недоверие со стороны того, кому доверяешь.

Он мог хотя бы предупредить. Оставить записку, короткое сообщение, что-нибудь. Чуя, быть может, и не понял бы его, как не совсем понимал сейчас, наконец, узнав обо всем из первых уст. Но он бы обязательно принял его выбор. Не факт, что поддержал и не попытался отговорить от столь радикального решения, но уж точно бы отреагировал не так остро. Дазаю всего лишь нужно было показать, что Чуя для него хоть что-то значит. Просто намекнуть. Конечно, напарник сказал, что оставил прощальную записку в его машине, удивившись, как-то ее не заметил. Действительно, нужно же быть слепым, чтобы не найти клочок бумажки на месте взорвавшегося авто. В этом был весь Осаму. Чуя ничему не удивлялся.

Но они уже разобрались, высказали все, что скопилось на душе. Дазай после их «разговора» долго ходил с разбитым носом, синевой на груди и трещиной в ребре. Чуя тогда не поскупился, в красках выразив свое отношение к поступку Расточителя бинтов. У самого Накахары в районе ребер картина была не менее красочной, а Анэ-сан под смешки босса замазывала ему фингал под глазом и синяк на скуле. Отношений «как раньше» у них уже не будет, но это и не нужно. Прошлое должно оставаться в прошлом. Там было много хорошего и не очень, но оно сделало их теми, кем они являются. А будущее в их руках, которыми они успеют построить и наломать себе ещё много новых воспоминаний. Плевать, что говорят: предательство нельзя прощать, потому что предавшему один раз ничего не стоит сделать это снова. Истинной дружбой могут быть связаны только те люди, которые умеют прощать мелкие и не очень недостатки. А в их случае речь шла о Дазае. Накахара знал его слишком хорошо, чтобы утверждать: напарник всегда держит свое слово и дважды на одни и те же грабли не наступит. Ведь не столько Осаму был нужен Чуе, сколько Чуя Осаму, чья способность жрала изнутри, стирая все краски, отнимая вкус к жизни, погружая в вечную темноту. Рыжий мафиози же стал лучом в этом царстве тьмы, к которому, хоть и не признаваясь, всегда тянулся Дазай. Он не жалел «что, бросил мафию, но жалел, что оставил Чую».

Этого признания, сказанного прямо и искренне, хватило Накахаре, чтобы сбавить пыл и позволить напарнику постепенно пробить стену, возникшую за годы, что они не общались. Вторгнуться в личное пространство и вновь оказаться рядом с другом.

Глаза привыкли к темноте, пока Чуя наощупь выискивал в гостиной зарядку, стараясь не сильно шуметь. Дазай, по всей видимости, считал квартиру напарника безопасным местом, раз даже не проснулся, когда тот вернулся. Бывший мафиози всегда спал крайне чутко, готовый к нападению даже ночью. Накахаре на какую-то миллисекунду даже стало жаль товарища. В отличие от его самого, бессонница и ночные кошмары у Дазая были делом привычным, а он, как Чуе было известно, только вернулся из недельной командировки в какой-то глуши, что означало: тот едва ли мог выспаться.

Детектив не проснулся, даже когда мафиози задел книгу на журнальном столике, чье падение на пол в пустой квартире было сродни звуку выстрела. Дазай только распахнул глаза, и то на мгновение, когда Накахара уже уходил. Он смерил его пристальным взглядом, напрягшись, а узнав напарника, сразу же расслабился, выдохнув. Веки сами собой сомкнулись, и Осаму, нечленораздельно пробормотав, что полежит всего пару минут и уйдет, повернулся на другой бок, уткнувшись лицом в спинку дивана. Чуя только хмыкнул, позволив улыбке расцвести на лице, и накрыл детектива пледом, валявшимся на кресле.

Дазай особой заботой не отличался, но, тем не менее, никогда не бросал Накахару после использования Порчи. Если не сам дотаскивал до места сбора, то всегда убеждался, чтобы кто-нибудь обязательно забрал напарника с пустыря или развалин, в которые превращались все места после их работы. Как-то Чуе довелось увидеть, как Бессердечный пёс, Демонический вундеркинд из Портовой Мафии, укрывал пледом босса, задремавшего в своем кресле, или как тенью маячил у палаты Акутагавы после не самой удачной миссии. Но Накахара этого никогда и никому не расскажет. Каким бы жестоким и бездушным не был Дазай, он оставался человеком. А в каждом человеке есть хоть что-то хорошее, какие-то светлые и благородные, пусть только для индивида, цели. Главное, чтобы они были. И у Осаму где-то глубоко, на самом дне вязкой и опасной тьмы имелись просветы, которые иногда пробуждали яркие эмоции, заставляли жить, напоминая о том, что есть ради чего и кого.

Напарник рефлекторно подтянул повыше плед, укрывшись чуть ли не с головой, вызвав у Чуи тихий смешок. Не слишком часто удавалось застать бывшего мафиози в таком виде. Наверное, только Накахара с Мори и Коё удостаивались такой чести, потому что в их присутствии Дазай позволял себе сбрасывать часть масок.

Усмехнувшись и покачав головой, мафиози покинул гостиную, прекрасно понимая, что даже когда общежитие детективов, временно то ли затопленное, то ли разрушенное, снова станет пригодным для жизни, Дазай все равно продолжит приходить к нему. Ведь спать в теплой безопасной квартире на мягком диване, намного лучше, чем на футоне в маленькой комнате обветшалого здания. И Чуя в принципе был не против. Он будет, конечно, ворчать для приличия, но если Осаму вновь завалится к нему на порог, то не выгонит. К тому же напарник продолжал пытаться загладить свою вину и почти не доставал Накахару. Покупал продукты, не разрешая мышам вешаться в холодильнике, да и сам, к счастью, временно не пытался. Готовил по утрам завтрак. Причем весьма сносно. По сравнению с тем, что было в шестнадцать, когда он так же попытался задобрить Чую, сильно обидевшегося на него, и спалил кухню до угольков. Ради достижения своих целей Дазай был готов на все. Даже побороть лень. И это было в какой-то степени мило.

В свою спальню Чуя пришел, когда глаза уже слипались, и сил открыть их не было. Все, на что его хватило — поставить телефон на зарядку. И мафиози упал на широкую кровать, успев накинуть одеяло, прежде чем отключиться, лишь голова коснулась поверхности подушки. Сон окутал быстро, но мягко, позволив почувствовать покой и умиротворение в своих объятиях. Накахара беззаботно плавал на волнах сновидений, где мелочи потеряли свою значимость, и ум отключился от повседневных забот и проблем. Чуя ощущал себя как в невесомости, наслаждаясь долгожданным отдыхом. Мышцы, нывшие от непрерывной работы, наконец, расслабились, обещая на утро снова напомнить о себе. Разум свободно блуждал во внутреннем пространстве. Тяжелые мысли постепенно уступили место легким и красочным образам, которые складывались в живописные сцены и фантазии. Теплые ветра с ласковыми лучами солнца уносили в неизведанные дали, где встречались близкие лица и дорогие сердцу люди. Каждый миг был живым и насыщен эмоциями. Окутанное лёгкостью тело погрузилось в бесконечный комфорт, проникший в каждую клетку. Какие-то приятные вязкие картинки раскрылись в самых невероятных красках, позволяя погрузиться в иное измерение, где нет преград и ограничений.

Чуя проснулся резко. Словно вынырнул из-под толщи воды, но так и не сделал живительный глоток воздуха. Он не сразу понял, что его разбудило. Широко распахнул глаза, оставшись неподвижно лежать на кровати, не подавая признаков жизни, но обратившись в слух. Вероятность нападения была крайне мала, но всё ещё была. Паранойя — издержка профессии. Работая в мафии, никогда нельзя терять бдительность. На этот случай на полке рядом с кроватью, в неприметной коробочке за часами хранились пули, готовые по велению способности в мгновенье обезвредить любого противника. Просто и практично. Лучше, чем спать с пистолетом под подушкой. Это прерогатива Дазая.

За секунды, ушедшие на анализ ситуации, Чуя выяснил, что в комнате, по-прежнему темной и безмолвной, он был один. Дверь и окна закрыты. В любом случае, если бы кто-то проник в квартиру, до его спальни просто бы не дошел, потому что в гостиной не хуже сторожевого пса спал Осаму. Он точно не мог профукать постороннего. А от звука борьбы или выстрела Накахара точно бы проснулся. Они не просто так занимали свои должности. Оба, несмотря на степень измотанности, всегда были наготове, буквально нутром чувствуя приближающуюся опасность. Какой-то внутренний инстинкт, выдрессированный за годы работы.

Оставалось два варианта: кошмар и паническая атака. Мафиози ими не страдал, но в первые годы работы пару раз случались. Переутомление вполне могло стать спусковым крючком. Но, осторожно втянув носом воздух, Чуя пришел к выводу, что не чувствует удушья вперемешку с мыслями о смерти. Только непонятную тревожность и напряжение, вызванные интуицией, вопившей об угрозе. Значит, всего лишь кошмар, вспомнить который уже не получится. Но сделанное умозаключение ни капли не успокоило. Накахара уже было собрался встать, чтобы зажечь свет и на всякий случай осмотреть квартиру, но так и не шевельнулся.

Руки. Чьи-то руки. Ледяные, они скользили по плечам, вызвав настоящий ужас. Чуя и сам не понял, что заставило его лежать, а не в эту же секунду нанести удар неизвестному противнику. Морозные пальцы внезапно обожгли кожу, исследуя одними кончиками спину. На мгновение мелькнула спасительная мысль, что это Дазай окончательно поехал крышей, и Чуя может сейчас с силой ударить ему локтем по ребрам, развернуться и кулаком стереть дурацкую ухмылку, скорее всего, цветущую на лице напарника, посчитавшего, что подобная выходка будет веселой. Но надежда умерла так же быстро, как и родилась. Нечеловеческая ладонь прошлась по всей поверхности спины, огладив лопатки, парализовав внутренности, и Накахара почувствовал, что не было бинтов. Дазай не снимал их даже на ночью. А больше кроме них в квартире никого не было.

Мафиози силой заставил себя угомонить поднимавшуюся панику. Не в его характере. Неизвестность, безусловно, пугала, но ещё и злила. Кто бы это ни был, он сейчас получит. Чуя оставит от него рожки да ножки или вообще ничего. Какая-то мысль на задворках сознания неприятно мельтешила, но времени разбираться, что именно его смущало, не было. Он и так потратил непростительно много времени на анализ обстановки. За эту минуту его могли бы уже убить. Чуя сосредоточился, призывая способность, готовый резко соскочить с кровати, уверенный, что кем бы ни был нахал, он превратится в решето. Ничего не произошло. Не было привычного красного свечения. Не чувствовалась сила, кажется, текущая по венам вместе с кровью. Словно Дазай держал его за руку. Но способность напарника была приятной, успокаивающей. Она мягко обволакивала, приносила облегчение. Сейчас он чувствовал только охватывающий его ужас.

А руки, словно искривленные когти, продолжали прикасаться к телу, будя стадо мурашек. Пальцы, казалось, стремились проникнуть сквозь кожу, оставляя за собой туманный след. Холод касаний пронизывал до костей, подстрекая сердце к необузданному биению. Лед медленно и непрерывно проникал в самую глубь души, заставляя закипать внутренний ад. Тысячи острых игл прокалывали кожу, окутывая тошнотворным ужасом. Кровь стыла в жилах, а паника заполняла все мысли, и Чуя не мог понять, почему не в силах ее побороть. Это пугало больше всего. Он не мог взять под контроль собственный страх. Такого раньше не было. Накахара был Главой Исполнительного комитета. Он умел контролировать себя. Конечно, иногда совершал необдуманные поступки на эмоциях, но происходило это крайне редко.

Дыхание участилось, приближая состояние к панической атаке. Все было слишком сюрреалистично. Может это кошмар? Да, он спит. Поэтому и способность не активируется. Это просто игра воображения. Но когда ледяные руки вновь коснулись плеч, двинувшись к шее, проникая сквозь одежду напрямую к коже, Чуя уверился, что не спит. Неизвестный будто знал, что его жертва не может убежать, парализованная ядом страха. Призрачная рука медленно коснулась груди в районе сердца, и время, казалось, остановилось. Чуя думал, что не может испугаться больше, чем сейчас. Смерть никогда не пугала его, но в этот раз сознание дало сбой. Он не мог и пальцем пошевелить, только лежать, сосредоточенный на внутренней панике и ощущении безысходности.

В этом безмолвие Чуя, наконец, уловил тихое шевеление за спиной. Но он не мог повернуться и посмотреть, что скрывалось во мраке.

Чувство тревоги стало нестерпимым, и мафиози попытался крикнуть, вспомнив про напарника. Голос предательски застрял в горле, затихнув в бессильном крике. Мерзкая рука уже добралась до лица. Это стало последней каплей. Злость Арахабаки внутри пересилила сковывающий страх. На выдохе Чуя одним резким движением локтя нанес удар, предположительно в район живота, надеясь на эффект неожиданности, и скатился с кровати, пока пули за спиной вспороли матрас, пробив каркас, и вошли в пол. Накахаре было все равно на испорченную мебель. Он уже вскочил на ноги у стены, вооружившись ножом, удобно хранящимся в специальном отсеке тумбы, и занял боевую стойку. Несмотря на то, что противник точно не смог бы пережить предыдущую атаку, Чуя приготовился обороняться. Сердце загнанно билось в груди, грозясь пробить ребра. Но никто не нападал. И никого в темноте не обнаружилось. Ни живого, ни мертвого. Накахара опешил, судорожно осматривая комнату. Взгляд бегал по помещению, но ничего не находил. Он уже почти согласился с тем, что ему все же приснился кошмар, когда возле окна в свете луны мелькнула тень. Чуя крепче сжал рукоять ножа, почему-то вновь ощутив волну паники, словно тиски сжавшей горло. И мафиози уже не был уверен в своих силах.

Раздался грохот. Распахнувшаяся дверь ударилась о стену, и свет, зажегшийся в комнате, ослепил. Только благодаря острой интуиции, натренированной годами, Дазай успел прикрыться дверью от запущенного в него ножа, насквозь пробившего древесину.

— Чуя, в чем дело? — осторожно позвал он, высунувшись из-за укрытия, осматривая комнату, держа наготове пистолет. — Что случилось?

Напарник не отозвался, и Дазай обратил все свое внимание на него. Растрёпанный и побледневший Чуя, тяжело дыша, словно пробежал несколько километров, подпирал стену, остекленевшим взглядом смотря куда-то в сторону окна. Детектив удивился и даже немного заволновался, не ожидая увидеть непоколебимого мафиози в состоянии ужаса. Он метнулся к окну, замерев у стены, осторожно выглянул за штору, опасаясь снайперов. Едва ли они могли пропустить вооруженное нападение, но проверить стоило. На улице было спокойно.

Накахара в это время медленно сполз по стенке, потому что ноги внезапно отказались держать. Дыхание восстановить не получалось. Тревога никак не хотела отпускать. Вцепилась острыми зубами. Мысли никак не хотели собираться в кучу, разбегаясь, подобно тараканам на кухне.Чуя понимал, что ничего не понимал, но опасности не было. Только вернуть контроль над собственными эмоциями никак не удавалось. Это одновременно и злило, и пугало ещё больше. Он почти опустился на пол, чувствуя, что тело трясет то ли от холода, то ли от пережитого ужаса. Его внезапно подхватили под руками, рывком подняв на ноги. Реакция последовала незамедлительно. Но Дазай привычно увернулся от кулака, летевшего ему в челюсть.

— Ты чего? — обиженно отозвался он, отшатнувшись. — Я просто помочь хотел… Если бы грубость была спортивным достижением, тебе бы выдали золотую медаль.

— Завались, идиот, — сквозь зубы прорычал Чуя, держась за стену. Перед глазами поплыло, а дыхание так и оставалось частым и поверхностным, создавая ощущение нехватки воздуха. — Ты ничего и никого не видел?

— Только погром. В квартире мы одни. В чем дело? Мини-мафии приснилось, как я уронил шкаф с драгоценными винами?

Накахара не ответил, продолжив бороться с непроходящей паникой.

— Не знаю, что за кошмар тебе приснился, — отозвался Дазай, прищурившись, осматривая распотрошенную кровать, — но это, в любом случае, всего лишь коварные игры сознания. Тебе нужно успокоиться. Ну же, Чу, — детектив привычно улыбнулся и сделал очередную попытку приблизиться к напарнику.

В этот раз успешно. Теплые забинтованные руки привычно обхватили за плечи, и на душе в мгновение стало спокойнее. Только при попытке подвести Чую к кровати тот упёрся ногами в пол. Подскочивший адреналин резко схлынул, уступив место облегчению и чувству безопасности, накрывшему буквально с головой. Нет, возвращаться туда он не хотел. Видимо, Чуя выглядел настолько жалко, что Дазай даже не пытался язвить, ведя себя максимально серьезно и с явным пониманием. В свое время он не раз заваливался к напарнику среди ночи, когда не мог заснуть. Тот хоть и ворчал, никогда не прогонял. Они могли всю ночь пить чай, спорить и страдать какой-нибудь фигнёй или оба отрубались на диване за просмотром телевизора утром, наслаждаясь затекшими конечностями. Видимо, напарник возвращал своеобразный долг. А может ему просто было не все равно. Чуя уже не пытался его понять, просто смирился и принял таким, какой как есть. Как и положено лучшему другу.

— Хорошо, — легко согласился Осаму, ловко скрыв удивление в голосе, — пойдем тогда в гостиную. Тебе случайно не я снился, раз ты превратил кровать в дуршлаг, — детектив продолжая нести какую-то околесицу, вывел непривычно послушного Накахару в коридор, растирая его ледяные плечи. Обычно всегда теплый, он будто в морозилке побывал. Но хотя бы паника начала сходить, потому что Осаму больше не слышал бешеные удары сердца, словно птицы, запертой в клетке.

— Включи свет, — с хрипотцой приказал Чуя, когда они вышли в коридор, непроизвольно прижавшись ближе к Осаму. От его прикосновений становилось легче. Они прогоняли ощущение ледяных пальцев на коже и утихомиривали панику внутри.

Напарник молча щёлкнул выключателем, и яркий свет залил прихожую. Но Чуе этого показалось мало. Он рыжим вихрем пронесся в гостиную, зажигая там лампы. Проверил замок на двери, а после ванную, туалет, свой кабинет и гостевую комнату. Осаму так и стоял в центре квартиры, наблюдая за метаниями мафиози. Что-то ему подсказывало, что дело вовсе не в кошмаре. Чуя не мог так паниковать из-за дурацкого сна.

— Чуя, что ты ищешь?

Но тот не ответил. Продолжая осматривать окна.

— Так уж и быть, я постараюсь научиться говорить громким шепотом, чтобы ты мог меня услышать, — фыркнул Дазай, но снова не получил никакой реакции. — Чу-у-я! — изловчившись, он поймал мини-мафию за руку, навалившись на плечи, препятствуя передвижению. — Успокойся, Ураган. Что случилось?

Накахара не ответил, всё ещё находясь в какой-то прострации. Видимо, он не нашел то, что искал. Дазай буквально видел, как у того в голове крутятся шестерёнки, поэтому решил оставить допрос до момента, когда мафиози окончательно оклемается. К счастью, Чую начало отпускать достаточно быстро. Паника схлынула ещё тогда, когда Осаму обхватил его за плечи. Словно его способность могла аннулировать не только способности, но и эмоции. И, признаться честно, Накахара был рад, что Дазай сейчас здесь. С ним было не страшно. От осознания этого тревога и беспокойство исчезли окончательно, и Чуя расслабленно выдохнул, как обычно, доверив ситуацию Осаму. В этом он его ещё ни разу не подводил.