Квантовая запутанность (джен)

Во всю царствовала ночь.

Йокогама прекрасна в любое время, но ночью особенно. Даже в свете луны она не прекращала активной жизни. Улицы преобразились. Переулки, ранее оживленные и пестрившие различными красками, погрузились в темноту, превращаясь в таинственные лабиринты, полные скрытых опасностей. Под темным небом город стал поистине магическим зрелищем, захватывающим сердца своей неоновой палитрой.

Стоило последнему солнечному лучу исчезнуть вслед за светилом, как ожили мрачные тени, проникая между узкими улочками, где причудливо расположились многочисленные бары и клубы. Магазины, мерцающие в темноте яркими вывесками и витринами, приглашали гостей на шопинг даже в столь позднее время. От разноцветных кимоно до аксессуаров они открывали множество возможностей для тех, кто любил смешение тропического и современного стиля. Чайные домики и рестораны, весь день радовавшие гостей своими ароматами и суетой, теперь стали уютными гнездышками в океане тишины, почти растворившись в молочной дымке тумана. Свет фонарей, расположенных вдоль тротуаров, медленно протискивался сквозь паутину темноты, окутывая своим теплым оттенком.

Набережная, обычно живая и суетливая, в это время звучала иначе. Шум моря и набегающих на берег волн стал громче и ярче, перекликаясь с пением птиц. Ночной ветер играл с волосами редких прохожих и замедлял их шаг, словно призывая остановиться и полюбоваться этой волшебной симфонией моря и неба. Теплота бриза приносила с собой шорох секретов. Когда ночь касалась города, скрытые тайны прошлого и смутные предчувствия будущего переплетались, создавая неповторимую атмосферу легенд и романтики.

Небо над Йокогамой, ранее яркое и ясное, а теперь чёрное и затянутое темными облаками, украсили пылинки: сверкающие звезды. Улицы наполнились ритмичными звуками шагов, разговорами и смехом горожан, по чьим лицам безжалостно хлестал ветер, словно предупреждая, чтобы были осторожнее, не совались в темные переулки. Их время кончилось. Ночь — время мафии.

Полярно противоположная своим прекрасным дневным обликом ночная Йокогама обнажала демонов. Тихие переулки раскрыли зубастые пасти. Город окутан вуалью печали и одиночества. В глубине темных улиц слышны шепот потерянных душ и зов безысходности. Это город, где неумолимые судьбы переплелись на перекрестках и где каждое решение имеет свою цену.

Стоило только темноте, словно кирпичу, упасть на город, показав Йокогаму во всем ее загадочном великолепии, как мафиози вышли на работу. Нити их власти тянулись через множество мрачных переулков и темных аллей, опоясав весь город. В стелящимся мраке пустые и безмолвные днем закоулки ожили, наполнились шепотом, а каждая тень, казалось, могла превратиться в живое существо. Мафиози затаились в темных недрах города, используя известные им одним ходы. Глаза их горели азартом, решимостью, нетерпением. Они словно приготовившиеся к погоне собаки, которым не хватало воинственно поднять хвосты.

Ночная жизнь их наполнена опасностью, предательствами, смертью, дышащей в спину каждый рабочий день. Они всегда должны быть настороже, оставаться вооруженными, готовыми к любому развитию событий. Никому нельзя доверять, поскольку круговорот информации и интриг в мире преступности никогда не останавливается. Но, несмотря на все риски и трудности, мафиозная жизнь в какой-то мере притягательна и неповторима. Они владеют городом, держат его в своих жестоких руках. Имеют влияние на политику, правительство, полицию и другие органы власти, используя его, чтобы управлять процессами и защать свои интересы. И в большей степени это заслуга Мори Огая, их босса, заботящегося о своей организации. Он, руководитель, умеющий просчитывать шаги, управлять людьми, словно куклами, используя их для своих целей, извлекать выгоду из любой ситуации, но при этом добившийся уважения, а не держащий в страхе сотрудников. Мори смог объединить вокруг себя людей, которые всегда будут на его стороне, верны до последнего. А за ними стоят другие, такие же, готовые на все ради верхушек организации. И не потому, что боятся. Из чувства благодарности и осознания принадлежности к общности, где им нашлось место.

Мафия — огромная семья, связанная не кровными узами, но другими, не менее прочными связями, железным правилом. Если на одного нападает чужак, они превращаются в ряд клыков и кусают врагов. Уважение приходит со временем, а доверие — с поступками. Все они — члены организации, шестерёнки механизма, выполняющие свои функции и влияющие на работу всей системы. Каждый знает свое место и работает на благо мафии, своего дома, который, несмотря на суровые законы, принял таким, какой есть, со всеми недостатками и внутренними монстрами, когда отвергло общество. Приютил, дал кров и пропитание. Заботился в той или иной степени, дав возможность расти и развиваться. Достичь высот. Найти свое место в мире.

Темная сторона Йокогамы — это пропасть, ведущая прямо в сердце омута боли и страдания. Однако именно здесь порой можно найти свое место, возможность бороться за свои идеалы. Это опасное путешествие, но оно поможет обрести смысл и цель — не освободиться от своих внутренних демонов, но приручить их и использовать для собственной выгоды.

Высадив пассажира, черная тонированная машина беззвучно выехала с улицы. Чуя проводил ее взглядом и замер посреди пустынного двора. Глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, приятно заполнивший лёгкие, и с наслаждением прикрыл глаза. Он чувствовал привычное воодушевление, всегда возникавшее с наступлением темноты. Энергия, которая, казалось, кончилась за несколько тяжёлых рабочих дней, вновь забилась внутри, волной пробежавшись по телу, приятно покалывая кончики пальцев, облаченные в черные перчатки. Сила напоминала о себе, клокотала, туманила рассудок, подначивая взять мотоцикл и рвануть по городским улицам. Развеяться после трудной недели.

В мыслях уже возникла искушающая картинка, как он садится на своей мотоцикл, ощущая его грубую живую силу. Кажется, даже услышал, как с каждым оборотом пробуждается двигатель, извергая утробное рычание. Вот он сорвался с места. Ветер ударил в лицо, незащищённое шлемом, не сбив шляпу с головы лишь благодаря действию способности. Постепенно скорость увеличилась, и Чуя буквально чувствовал, как прохладные воздушные потоки приятно прошлись по открытым участкам кожи, растрепав волосы, торчащие теперь во все стороны, что Дазаю осталось бы только пошутить.

Если, конечно, захватить его с собой. Чуя, не открывая глаз, усмехнулся. Напарник не был любителем скорости, но если Накахара предлагал его подбросить или просто прокатиться, тот всегда соглашался. То ли не отпускало детское желание доказать, что ему все ни по чем, то ли просто нравилось проводить время с Чуей. В любом случае мафиози чувствовал внутреннее удовлетворение, когда Дазай своими бинтованными культяпками судорожно сжимал его талию или вцеплялся одной рукой в одежду, будто клещ, второй — придерживая шляпу напарника и больно вжимаясь лицом ему между лопаток, не решаясь даже мельком взглянуть по сторонам. Всё-таки боялся, гаденыш.

Ощущение адреналина и свежести заполнили каждую клеточку, зажигая огонь в сердце. Словно пропали ограничения. Мир, казалось, полностью открыт для него. Чуя был просто влюблен в каждую мельчайшую деталь дороги, отпечатывая у себя в сознании все яркие, пестрящие краски окружающего пейзажа, запоминая каждый оттенок, чтобы никогда не забыть эту свободу. Поездка на мотоцикле, скорее гонка со временем, всегда дарила Чуе чувство счастья. Позволяла ощутить, что он живет здесь и сейчас, и ничто не может его остановить.

Накахара встряхнул головой, прогоняя манящие картинки, и разлепил веки, уставившись на Cosmo Clock 21, отливающее всеми возможными неоновыми оттенками. Голос здравого смысла был громче и влиятельнее, поэтому Чуя, прислушавшись к нему, двинулся в сторону входа в дом. Успеет ещё покататься. Он слишком устал. Несколько бессонных дней и ночей, потраченные на поиск «того не знаю кого» напомнили о себе начинающейся мигренью, тяжестью во всем теле и кашей в голове. Многое Накахара успел увидеть за годы работы в мафии, но вот ловить буквально "неизвестно кого" ещё не приходилось. Некто, по всей видимости, со способностью, суть которой установить пока не удалось, начал терроризировать округу. И мафии до этого не было бы и дела, если бы этот кто-то держался от них подальше. Чуя так и не понял, что сделали с его людьми, но через неделю после «нападения» заключавшегося в том, что дежурную группу ночью выманили на один из складов под предлогом вторжения, все до единого оказались в лазарете без сознания. Они всё перебрали: и болезнь, и яды, и чужие способности, но так ничего и не обнаружили. Постепенно сотрудники приходили в себя, правда, работать были определенно не в состоянии. А так как босс предполагал, что это не единственное нападение, все силы были направлены на то, чтобы раздобыть как можно больше информации. Видимого результата пока не было ни у них, ни у детективов. А спать хотелось. Потому что если он сейчас же не отдохнет, то обязательно присоединится к своим подчиненным.

Ночь для него — время работы, а вообще она предназначена для сна. И Чуя планировал использовать ее и весь следующий день, отведенный боссом под выходной, по назначению. А конкретно выспаться, наесться и просто побездельничать, что удавалось крайне редко.

Квартира встретила привычной тишиной и темнотой. Только тонкие нотки знакомого парфюма и чужие ботинки в прихожей говорили о том, что дом не пустовал. Чуя тоже скинул обувь, не поленившись убрать на полку. Повесил пальто и шляпу на крючки, небрежно бросил перчатки вместе с ключами и телефоном на небольшую полочку. В помещении, как и всегда, царили чистота и порядок, словно хозяин квартиры не отсутствовал несколько дней подряд. И мафиози даже знал, кто так постарался.

В темноте добравшись до ванной, Чуя заставил себя закинуть вещи в стирку и наскоро принять ванну, ненадолго задремав в горячей воде. Натянув домашнюю одежду и не сразу заметив, что свободные пижамные штаны сели как обычно, а вот белая футболка, обнаруженная на стиральной машинке поверх ящиков с порошком, чересчур велика, да еще и пахнет как-то стерильно. Свежими бинтами, по всей видимости. Идти искать другую, а тем более ругаться с хозяином вещи, не было ни сил, ни желания, ни смысла.

Ужинать Накахара не стал, здраво решив, что сейчас вероятность сдохнуть от переутомления в разы выше, чем от голода. Он все так же, не зажигая света, заглянул в просторную гостиную. Никак не отреагировал на бывшего-нынешнего напарника, тихо и вполне мило, если не знать его, сопевшего на диване в рабочей одежде. Только бежевый плащ небрежно свисал со спинки.

Дазай после заключённого перемирия так часто начал появляться у Чуи в квартире, что тот уже стал воспринимать его как предмет интерьера. Не жизненно необходимый, но полезный. Без него сразу становилось как-то неуютно. Словно чего-то не хватало. Как если бы пропал торшер у кресла. Не сразу дойдет, что изменилось и почему это раздражает, а потом взгляд упадет на непривычно пустое место. Торшер вроде не плазменный телевизор, чтобы сильно огорчаться из-за его отсутствия, но уже не почитаешь поздно вечером при неярком удобном освещении. Так и Осаму. Без него вполне можно обойтись, но с ним как-то приятнее. Пусть Чуя никогда вслух об этом не скажет.

Да и не надо это. Есть вещи, которые просто не имеет смысла озвучивать, потому что все и так о них знают. А они не просто так были напарниками. Самым разрушительным дуэтом Йокогамы. Оба понимали друг друга на каком-то интуитивном уровне и, несмотря на непрекращающиеся ссоры, являющиеся их привычной манерой общения, эффективно работали в команде, легко синхронизируясь и справляясь с любыми задачами. Каждый имел свои сильные стороны и компенсировал слабые своего напарника. Чуя всегда был физической силой, в то время как Дазай обладал острым умом, справляясь с анализом обстановки и разработкой плана прямо на поле боя в разы быстрее. И Накахара соврет, если скажет, что не скучал по напарнику, когда тот покинул Мафию.

Чуя, конечно, уже простил его, но детективу говорить об этом не собирался. Предательства ведь чаще всего совершаются не по обдуманному намерению, а по слабости характера. Особенно учитывая тот факт, что Дазай успел пожалеть о совершенной ошибке, поэтому долго и отчаянно добивался прощения. Неизвестно, откуда он узнал значение слова «дружба». Но там, где он нашел информацию, явно было написано, что после ссоры нужно просить прощение. Он готов был унижаться, нарушать собственные принципы, только бы Накахара перестал его игнорировать.

Осаму ведь гений, но идиот. Гений-идиот. Именно так его характеризовал мафиози. Чуя считал, что они доверяют друг другу, если брать в расчет, сколько раз прикрывали в бою спины, как тихо и незаметно волновались за товарища. И Дазай волновался. Накахара был в этом уверен, как-то получив подтверждение. Чуя готов был прийти на помощь Скумбрии всегда и во всем. И тот прекрасно об этом знал. Но идиот Осаму не нашел в себе силы придушить гордость и, словно обиженный на весь мир ребенок, предпочел справиться сам. Именно это разозлило и обидело больше всего, острым ножом предательства войдя в спину, достав до души. Ужасно недоверие со стороны того, кому доверяешь.

Он мог хотя бы предупредить. Оставить записку, короткое сообщение, что-нибудь. Чуя, быть может, и не понял бы его, как не совсем понимал сейчас, наконец, узнав обо всем из первых уст. Но он бы обязательно принял его выбор. Не факт, что поддержал и не попытался отговорить от столь радикального решения, но уж точно бы отреагировал не так остро. Дазаю всего лишь нужно было показать, что Чуя для него хоть что-то значит. Просто намекнуть. Конечно, напарник сказал, что оставил прощальную записку в его машине, удивившись, как-то ее не заметил. Действительно, нужно же быть слепым, чтобы не найти клочок бумажки на месте взорвавшегося авто. В этом был весь Осаму. Чуя ничему не удивлялся.

Но они уже разобрались, высказали все, что скопилось на душе. Дазай после их «разговора» долго ходил с разбитым носом, синевой на груди и трещиной в ребре. Чуя тогда не поскупился, в красках выразив свое отношение к поступку Расточителя бинтов. У самого Накахары в районе ребер картина была не менее красочной, а Анэ-сан под смешки босса замазывала ему фингал под глазом и синяк на скуле. Отношений «как раньше» у них уже не будет, но это и не нужно. Прошлое должно оставаться в прошлом. Там было много хорошего и не очень, но оно сделало их теми, кем они являются. А будущее в их руках, которыми они успеют построить и наломать себе ещё много новых воспоминаний. Плевать, что говорят: предательство нельзя прощать, потому что предавшему один раз ничего не стоит сделать это снова. Истинной дружбой могут быть связаны только те люди, которые умеют прощать мелкие и не очень недостатки. А в их случае речь шла о Дазае. Накахара знал его слишком хорошо, чтобы утверждать: напарник всегда держит свое слово и дважды на одни и те же грабли не наступит. Ведь не столько Осаму был нужен Чуе, сколько Чуя Осаму, чья способность жрала изнутри, стирая все краски, отнимая вкус к жизни, погружая в вечную темноту. Рыжий мафиози же стал лучом в этом царстве тьмы, к которому, хоть и не признаваясь, всегда тянулся Дазай. Он не жалел «что, бросил мафию, но жалел, что оставил Чую».

Этого признания, сказанного прямо и искренне, хватило Накахаре, чтобы сбавить пыл и позволить напарнику постепенно пробить стену, возникшую за годы, что они не общались. Вторгнуться в личное пространство и вновь оказаться рядом с другом.

Глаза привыкли к темноте, пока Чуя наощупь выискивал в гостиной зарядку, стараясь не сильно шуметь. Дазай, по всей видимости, считал квартиру напарника безопасным местом, раз даже не проснулся, когда тот вернулся. Бывший мафиози всегда спал крайне чутко, готовый к нападению даже ночью. Накахаре на какую-то миллисекунду даже стало жаль товарища. В отличие от его самого, бессонница и ночные кошмары у Дазая были делом привычным, а он, как Чуе было известно, только вернулся из недельной командировки в какой-то глуши, что означало: тот едва ли мог выспаться.

Детектив не проснулся, даже когда мафиози задел книгу на журнальном столике, чье падение на пол в пустой квартире было сродни звуку выстрела. Дазай только распахнул глаза, и то на мгновение, когда Накахара уже уходил. Он смерил его пристальным взглядом, напрягшись, а узнав напарника, сразу же расслабился, выдохнув. Веки сами собой сомкнулись, и Осаму, нечленораздельно пробормотав, что полежит всего пару минут и уйдет, повернулся на другой бок, уткнувшись лицом в спинку дивана. Чуя только хмыкнул, позволив улыбке расцвести на лице, и накрыл детектива пледом, валявшимся на кресле.

Дазай особой заботой не отличался, но, тем не менее, никогда не бросал Накахару после использования Порчи. Если не сам дотаскивал до места сбора, то всегда убеждался, чтобы кто-нибудь обязательно забрал напарника с пустыря или развалин, в которые превращались все места после их работы. Как-то Чуе довелось увидеть, как Бессердечный пёс, Демонический вундеркинд из Портовой Мафии, укрывал пледом босса, задремавшего в своем кресле, или как тенью маячил у палаты Акутагавы после не самой удачной миссии. Но Накахара этого никогда и никому не расскажет. Каким бы жестоким и бездушным не был Дазай, он оставался человеком. А в каждом человеке есть хоть что-то хорошее, какие-то светлые и благородные, пусть только для индивида, цели. Главное, чтобы они были. И у Осаму где-то глубоко, на самом дне вязкой и опасной тьмы имелись просветы, которые иногда пробуждали яркие эмоции, заставляли жить, напоминая о том, что есть ради чего и кого.

Напарник рефлекторно подтянул повыше плед, укрывшись чуть ли не с головой, вызвав у Чуи тихий смешок. Не слишком часто удавалось застать бывшего мафиози в таком виде. Наверное, только Накахара с Мори и Коё удостаивались такой чести, потому что в их присутствии Дазай позволял себе сбрасывать часть масок.

Усмехнувшись и покачав головой, мафиози покинул гостиную, прекрасно понимая, что даже когда общежитие детективов, временно то ли затопленное, то ли разрушенное, снова станет пригодным для жизни, Дазай все равно продолжит приходить к нему. Ведь спать в теплой безопасной квартире на мягком диване, намного лучше, чем на футоне в маленькой комнате обветшалого здания. И Чуя в принципе был не против. Он будет, конечно, ворчать для приличия, но если Осаму вновь завалится к нему на порог, то не выгонит. К тому же напарник продолжал пытаться загладить свою вину и почти не доставал Накахару. Покупал продукты, не разрешая мышам вешаться в холодильнике, да и сам, к счастью, временно не пытался. Готовил по утрам завтрак. Причем весьма сносно. По сравнению с тем, что было в шестнадцать, когда он так же попытался задобрить Чую, сильно обидевшегося на него, и спалил кухню до угольков. Ради достижения своих целей Дазай был готов на все. Даже побороть лень. И это было в какой-то степени мило.

В свою спальню Чуя пришел, когда глаза уже слипались, и сил открыть их не было. Все, на что его хватило — поставить телефон на зарядку. И мафиози упал на широкую кровать, успев накинуть одеяло, прежде чем отключиться, лишь голова коснулась поверхности подушки. Сон окутал быстро, но мягко, позволив почувствовать покой и умиротворение в своих объятиях. Накахара беззаботно плавал на волнах сновидений, где мелочи потеряли свою значимость, и ум отключился от повседневных забот и проблем. Чуя ощущал себя как в невесомости, наслаждаясь долгожданным отдыхом. Мышцы, нывшие от непрерывной работы, наконец, расслабились, обещая на утро снова напомнить о себе. Разум свободно блуждал во внутреннем пространстве. Тяжелые мысли постепенно уступили место легким и красочным образам, которые складывались в живописные сцены и фантазии. Теплые ветра с ласковыми лучами солнца уносили в неизведанные дали, где встречались близкие лица и дорогие сердцу люди. Каждый миг был живым и насыщен эмоциями. Окутанное лёгкостью тело погрузилось в бесконечный комфорт, проникший в каждую клетку. Какие-то приятные вязкие картинки раскрылись в самых невероятных красках, позволяя погрузиться в иное измерение, где нет преград и ограничений.

Чуя проснулся резко. Словно вынырнул из-под толщи воды, но так и не сделал живительный глоток воздуха. Он не сразу понял, что его разбудило. Широко распахнул глаза, оставшись неподвижно лежать на кровати, не подавая признаков жизни, но обратившись в слух. Вероятность нападения была крайне мала, но всё ещё была. Паранойя — издержка профессии. Работая в мафии, никогда нельзя терять бдительность. На этот случай на полке рядом с кроватью, в неприметной коробочке за часами хранились пули, готовые по велению способности в мгновенье обезвредить любого противника. Просто и практично. Лучше, чем спать с пистолетом под подушкой. Это прерогатива Дазая.

За секунды, ушедшие на анализ ситуации, Чуя выяснил, что в комнате, по-прежнему темной и безмолвной, он был один. Дверь и окна закрыты. В любом случае, если бы кто-то проник в квартиру, до его спальни просто бы не дошел, потому что в гостиной не хуже сторожевого пса спал Осаму. Он точно не мог профукать постороннего. А от звука борьбы или выстрела Накахара точно бы проснулся. Они не просто так занимали свои должности. Оба, несмотря на степень измотанности, всегда были наготове, буквально нутром чувствуя приближающуюся опасность. Какой-то внутренний инстинкт, выдрессированный за годы работы.

Оставалось два варианта: кошмар и паническая атака. Мафиози ими не страдал, но в первые годы работы пару раз случались. Переутомление вполне могло стать спусковым крючком. Но, осторожно втянув носом воздух, Чуя пришел к выводу, что не чувствует удушья вперемешку с мыслями о смерти. Только непонятную тревожность и напряжение, вызванные интуицией, вопившей об угрозе. Значит, всего лишь кошмар, вспомнить который уже не получится. Но сделанное умозаключение ни капли не успокоило. Накахара уже было собрался встать, чтобы зажечь свет и на всякий случай осмотреть квартиру, но так и не шевельнулся.

Руки. Чьи-то руки. Ледяные, они скользили по плечам, вызвав настоящий ужас. Чуя и сам не понял, что заставило его лежать, а не в эту же секунду нанести удар неизвестному противнику. Морозные пальцы внезапно обожгли кожу, исследуя одними кончиками спину. На мгновение мелькнула спасительная мысль, что это Дазай окончательно поехал крышей, и Чуя может сейчас с силой ударить ему локтем по ребрам, развернуться и кулаком стереть дурацкую ухмылку, скорее всего, цветущую на лице напарника, посчитавшего, что подобная выходка будет веселой. Но надежда умерла так же быстро, как и родилась. Нечеловеческая ладонь прошлась по всей поверхности спины, огладив лопатки, парализовав внутренности, и Накахара почувствовал, что не было бинтов. Дазай не снимал их даже на ночью. А больше кроме них в квартире никого не было.

Мафиози силой заставил себя угомонить поднимавшуюся панику. Не в его характере. Неизвестность, безусловно, пугала, но ещё и злила. Кто бы это ни был, он сейчас получит. Чуя оставит от него рожки да ножки или вообще ничего. Какая-то мысль на задворках сознания неприятно мельтешила, но времени разбираться, что именно его смущало, не было. Он и так потратил непростительно много времени на анализ обстановки. За эту минуту его могли бы уже убить. Чуя сосредоточился, призывая способность, готовый резко соскочить с кровати, уверенный, что кем бы ни был нахал, он превратится в решето. Ничего не произошло. Не было привычного красного свечения. Не чувствовалась сила, кажется, текущая по венам вместе с кровью. Словно Дазай держал его за руку. Но способность напарника была приятной, успокаивающей. Она мягко обволакивала, приносила облегчение. Сейчас он чувствовал только охватывающий его ужас.

А руки, словно искривленные когти, продолжали прикасаться к телу, будя стадо мурашек. Пальцы, казалось, стремились проникнуть сквозь кожу, оставляя за собой туманный след. Холод касаний пронизывал до костей, подстрекая сердце к необузданному биению. Лед медленно и непрерывно проникал в самую глубь души, заставляя закипать внутренний ад. Тысячи острых игл прокалывали кожу, окутывая тошнотворным ужасом. Кровь стыла в жилах, а паника заполняла все мысли, и Чуя не мог понять, почему не в силах ее побороть. Это пугало больше всего. Он не мог взять под контроль собственный страх. Такого раньше не было. Накахара был Главой Исполнительного комитета. Он умел контролировать себя. Конечно, иногда совершал необдуманные поступки на эмоциях, но происходило это крайне редко.

Дыхание участилось, приближая состояние к панической атаке. Все было слишком сюрреалистично. Может это кошмар? Да, он спит. Поэтому и способность не активируется. Это просто игра воображения. Но когда ледяные руки вновь коснулись плеч, двинувшись к шее, проникая сквозь одежду напрямую к коже, Чуя уверился, что не спит. Неизвестный будто знал, что его жертва не может убежать, парализованная ядом страха. Призрачная рука медленно коснулась груди в районе сердца, и время, казалось, остановилось. Чуя думал, что не может испугаться больше, чем сейчас. Смерть никогда не пугала его, но в этот раз сознание дало сбой. Он не мог и пальцем пошевелить, только лежать, сосредоточенный на внутренней панике и ощущении безысходности.

В этом безмолвие Чуя, наконец, уловил тихое шевеление за спиной. Но он не мог повернуться и посмотреть, что скрывалось во мраке.

Чувство тревоги стало нестерпимым, и мафиози попытался крикнуть, вспомнив про напарника. Голос предательски застрял в горле, затихнув в бессильном крике. Мерзкая рука уже добралась до лица. Это стало последней каплей. Злость Арахабаки внутри пересилила сковывающий страх. На выдохе Чуя одним резким движением локтя нанес удар, предположительно в район живота, надеясь на эффект неожиданности, и скатился с кровати, пока пули за спиной вспороли матрас, пробив каркас, и вошли в пол. Накахаре было все равно на испорченную мебель. Он уже вскочил на ноги у стены, вооружившись ножом, удобно хранящимся в специальном отсеке тумбы, и занял боевую стойку. Несмотря на то, что противник точно не смог бы пережить предыдущую атаку, Чуя приготовился обороняться. Сердце загнанно билось в груди, грозясь пробить ребра. Но никто не нападал. И никого в темноте не обнаружилось. Ни живого, ни мертвого. Накахара опешил, судорожно осматривая комнату. Взгляд бегал по помещению, но ничего не находил. Он уже почти согласился с тем, что ему все же приснился кошмар, когда возле окна в свете луны мелькнула тень. Чуя крепче сжал рукоять ножа, почему-то вновь ощутив волну паники, словно тиски сжавшей горло. И мафиози уже не был уверен в своих силах.

Раздался грохот. Распахнувшаяся дверь ударилась о стену, и свет, зажегшийся в комнате, ослепил. Только благодаря острой интуиции, натренированной годами, Дазай успел прикрыться дверью от запущенного в него ножа, насквозь пробившего древесину.

— Чуя, в чем дело? — осторожно позвал он, высунувшись из-за укрытия, осматривая комнату, держа наготове пистолет. — Что случилось?

Напарник не отозвался, и Дазай обратил все свое внимание на него. Растрёпанный и побледневший Чуя, тяжело дыша, словно пробежал несколько километров, подпирал стену, остекленевшим взглядом смотря куда-то в сторону окна. Детектив удивился и даже немного заволновался, не ожидая увидеть непоколебимого мафиози в состоянии ужаса. Он метнулся к окну, замерев у стены, осторожно выглянул за штору, опасаясь снайперов. Едва ли они могли пропустить вооруженное нападение, но проверить стоило. На улице было спокойно.

Накахара в это время медленно сполз по стенке, потому что ноги внезапно отказались держать. Дыхание восстановить не получалось. Тревога никак не хотела отпускать. Вцепилась острыми зубами. Мысли никак не хотели собираться в кучу, разбегаясь, подобно тараканам на кухне.Чуя понимал, что ничего не понимал, но опасности не было. Только вернуть контроль над собственными эмоциями никак не удавалось. Это одновременно и злило, и пугало ещё больше. Он почти опустился на пол, чувствуя, что тело трясет то ли от холода, то ли от пережитого ужаса. Его внезапно подхватили под руками, рывком подняв на ноги. Реакция последовала незамедлительно. Но Дазай привычно увернулся от кулака, летевшего ему в челюсть.

— Ты чего? — обиженно отозвался он, отшатнувшись. — Я просто помочь хотел… Если бы грубость была спортивным достижением, тебе бы выдали золотую медаль.

— Завались, идиот, — сквозь зубы прорычал Чуя, держась за стену. Перед глазами поплыло, а дыхание так и оставалось частым и поверхностным, создавая ощущение нехватки воздуха. — Ты ничего и никого не видел?

— Только погром. В квартире мы одни. В чем дело? Мини-мафии приснилось, как я уронил шкаф с драгоценными винами?

Накахара не ответил, продолжив бороться с непроходящей паникой.

— Не знаю, что за кошмар тебе приснился, — отозвался Дазай, прищурившись, осматривая распотрошенную кровать, — но это, в любом случае, всего лишь коварные игры сознания. Тебе нужно успокоиться. Ну же, Чу, — детектив привычно улыбнулся и сделал очередную попытку приблизиться к напарнику.

В этот раз успешно. Теплые забинтованные руки привычно обхватили за плечи, и на душе в мгновение стало спокойнее. Только при попытке подвести Чую к кровати тот упёрся ногами в пол. Подскочивший адреналин резко схлынул, уступив место облегчению и чувству безопасности, накрывшему буквально с головой. Нет, возвращаться туда он не хотел. Видимо, Чуя выглядел настолько жалко, что Дазай даже не пытался язвить, ведя себя максимально серьезно и с явным пониманием. В свое время он не раз заваливался к напарнику среди ночи, когда не мог заснуть. Тот хоть и ворчал, никогда не прогонял. Они могли всю ночь пить чай, спорить и страдать какой-нибудь фигнёй или оба отрубались на диване за просмотром телевизора утром, наслаждаясь затекшими конечностями. Видимо, напарник возвращал своеобразный долг. А может ему просто было не все равно. Чуя уже не пытался его понять, просто смирился и принял таким, какой как есть. Как и положено лучшему другу.

— Хорошо, — легко согласился Осаму, ловко скрыв удивление в голосе, — пойдем тогда в гостиную. Тебе случайно не я снился, раз ты превратил кровать в дуршлаг, — детектив продолжая нести какую-то околесицу, вывел непривычно послушного Накахару в коридор, растирая его ледяные плечи. Обычно всегда теплый, он будто в морозилке побывал. Но хотя бы паника начала сходить, потому что Осаму больше не слышал бешеные удары сердца, словно птицы, запертой в клетке.

— Включи свет, — с хрипотцой приказал Чуя, когда они вышли в коридор, непроизвольно прижавшись ближе к Осаму. От его прикосновений становилось легче. Они прогоняли ощущение ледяных пальцев на коже и утихомиривали панику внутри.

Напарник молча щёлкнул выключателем, и яркий свет залил прихожую. Но Чуе этого показалось мало. Он рыжим вихрем пронесся в гостиную, зажигая там лампы. Проверил замок на двери, а после ванную, туалет, свой кабинет и гостевую комнату. Осаму так и стоял в центре квартиры, наблюдая за метаниями мафиози. Что-то ему подсказывало, что дело вовсе не в кошмаре. Чуя не мог так паниковать из-за дурацкого сна.

— Чуя, что ты ищешь?

Но тот не ответил. Продолжая осматривать окна.

— Так уж и быть, я постараюсь научиться говорить громким шепотом, чтобы ты мог меня услышать, — фыркнул Дазай, но снова не получил никакой реакции. — Чу-у-я! — изловчившись, он поймал мини-мафию за руку, навалившись на плечи, препятствуя передвижению. — Успокойся, Ураган. Что случилось?

Накахара не ответил, всё ещё находясь в какой-то прострации. Видимо, он не нашел то, что искал. Дазай буквально видел, как у того в голове крутятся шестерёнки, поэтому решил оставить допрос до момента, когда мафиози окончательно оклемается. К счастью, Чую начало отпускать достаточно быстро. Паника схлынула ещё тогда, когда Осаму обхватил его за плечи. Словно его способность могла аннулировать не только способности, но и эмоции. И, признаться честно, Накахара был рад, что Дазай сейчас здесь. С ним было не страшно. От осознания этого тревога и беспокойство исчезли окончательно, и Чуя расслабленно выдохнул, как обычно, доверив ситуацию Осаму. В этом он его ещё ни разу не подводил.

Осаму, почувствовав, что Чуя успокоился, практически дотащил его до дивана. Напарник всё ещё был словно ледышка, поэтому детектив, не долго думая, закутал его в плед, которым был укрыт. Но ему этого показалось недостаточно. Накахара по-прежнему выглядел неважно и продолжал пребывать где-то внутри себя. Даже не огрызался. Дазаю это не нравилось. Чуя должен быть ярким, шумным, беситься, когда напарник его достает, а не сидеть безвольной куклой с белым лицом, позволяя Осаму делать все, что заблагорассудится. Даже после Порчи мафиози был живее и активнее, чем сейчас.

Детектив метнулся в спальню, выудив из шкафа ещё один плед и одеяло. То, которое лежало на кровати с дырками от пуль, предусмотрительно оставил на месте. Ниже на полке обнаружились носки. С минуту подумав, Дазай захватил и их. К тому моменту, когда Осаму вернулся, Чуя всё ещё сидел на месте, кутаясь в теплую ткань. Осаму накинул на него ещё одну, а сверху одеяло и, опустившись на одно колено, ловко натянул на заледеневшие стопы теплые носки. Чуя, что удивительно, не зарядил ему пяткой в глаз.

— Что за внезапный порыв альтруизма? — хмыкнул Чуя, смерив напарника усталым взглядом и покрепче укутавшись в ворох теплых вещей. — Я в порядке, не нужно со мной возиться.

— Я вижу, — усмехнулся Дазай, поднявшись на ноги. — Не знаю, что тебе там приснилось... Захочешь — расскажешь. Но знаешь, не очень получается спать, когда в соседней комнате палят. Тебе стоит быть сдержаннее, Чуя, а то такими темпами твоя квартира будет напоминать кусок сыра.

Детектив бесцеремонно упал рядом, навалившись на напарника, обхватив поверх кокона из одеял.

— Эй, ты совсем! — незамедлительно гаркнул мафиози, заставив Дазая незаметно выдохнуть. Это его напарник. — Немедленно убрал свои бинтованные клешни! Давно по наглой роже не получал! — Чуя забавно забарахтался, пытаясь вытащить хотя бы одну руку и хорошенечко ударить оборзевшего напарника.

— Чу-у-я, я хочу спать, — проныл детектив, повалив мафиози в коконе и упав сверху. — Мне завтра на работу рано вставать. Куникида обещал убить меня, если я ещё раз опоздаю.

— Такое ощущение, что на тебя это хоть как-то повлияло, — вздохнул Чуя, угомонившись и уронив голову на подушку. — Ты ж все равно дрыхнуть до обеда будешь. Он вообще знает, кем ты работал раньше, чтобы так тебе угрожать?

— Теперь да, но его это не пугает, — обиженно поджал губы Осаму, посмотрев Чуе в глаза. — А Чуя заступится за своего любимого и единственного напарника, если Куникида все же решит выполнить угрозу?! — широко распахнутыми глазами Дазай уставился на Накахару, словно ребенок, с надеждой ожидая ответа.

— Я скорее помогу ему спрятать труп, — фыркнул мафиози.

— Чуя злой! — скорчив рожицу, обиженно отозвался детектив, отвернувшись. И Накахара практически не замечал разницы в поведении шестнадцатилетнего и двадцатидвухлетнего Дазая. Он всегда любил излишнюю драматичность. — Согрелся? Может чаю горячего сделать?

Смена темы была такой резкой, что мафиози завис. Он уже начал забывать, что Дазай на самом деле умеет быть заботливым. В шестнадцать он был в этом просто ужасен. Вся Йокогама от их выходок на ушах стояла. Но сейчас Осаму явно набрался опыта. Кому-то могло казаться, что бывшему мафиози все равно и на себя, и на других, но это было не так. Осаму, как ни крути, оставался человеком со своими привязанностями. Были люди, которых он ценил, хоть и старался этого не показывать. Чего стоит Акутагава. Чуя в свое время готов был прибить напарника за методы обучения, а потом и за то, что бросил ученика, так жаждущего его признания. Но сейчас, видя результат, Накахара понял, что Дазай, как всегда, все просчитал и продумал на долгие годы вперёд. Тот же Ода, из-за которого и случился весь переполох. Едва ли Осаму все бросил, если бы он был ему безразличен. Другие не знали, но у Дазая были дорогие сердцу люди, которых он пытался защищать.

— Нет, я в порядке, — повторил Чуя, устроившись поудобнее. Паника и тревога давно ушли, и Накахара уже и сам не понимал, чего испугался.

— Не расскажешь, что тебя так напугало?

Детектив был серьёзен. Ни капли насмешки или издёвки. Карие глаза смотрели прмо в голубые океаны, дожидаясь ответа. Таким Дазая видели только двое: сам Чуя и Мори-сан. Накахара открыл рот, готовый поделиться своими внезапными эмоциями и мыслями, но тут же его закрыл. Что-то внутри отчаянно сопротивлялось. Но Чуя не мог понять причину. Первой мыслью, промелькнувшей в голове, стал страх, что Дазай просто бросит, но она тут же отмелась. Он простил его. Недомолвок больше не было. Напарник не просто попросил прощение, но и показал готовность нести ответственность за совершенные ошибки.

Времени думать дольше не было. Осаму ждал ответа. Бывший мафиози легко распознавал ложь, но и Чуя был не промах. Уметь врать ему положено по долгу службы, поэтому делать он это умел мастерски. Тем более своему напарнику. Только стоило ли? Чуя колебался. Поймет ли его Осаму, если он сам себя не понимал?

— Бред какой-то приснился, — скорчил лицо мафиози, — но уж очень реальным он выглядел. Я проснулся, и мне показалось, что в комнате кто-то есть, вот и… Ну, ты сам видел.

По сути, он даже не соврал. Говорить о том, что кто-то лапал его среди ночи, когда в квартире никого кроме них двоих не было, Чуя не стал. Такими темпами его вполне можно было принять за сумасшедшего. Дазай какое-то время не сводил с него острого взгляда, которым обычно смотрел на заложников, сразу же накладывавших в штаны и выкладывавших всю информацию, словно чувствовал подвох. Но Чую это не проняло. Он даже не напрягся, только бровь вскинул, уставившись в ответ. Трюк сработал. Осаму изменился в лице, снова натянув свою улыбку, не коснувшуюся глаз, и уронил голову поверх одеял.

— Что же так могло напугать крошку Чую? — протянул он, но мафиози за это время сумел высвободить руку, поэтому пульт от телевизора под влиянием способности встретился с головой напарника, оставив шишку.

Дазай недовольно промычал и в отместку скинул Накахаре на лицо свой плащ. Чуя ощутимо пнул коленом в живот. Дазай попытался стукнуть напарника по рыжей макушке, но получил по руке, оставив попытки отомстить на потом. Его снова клонило в сон, как и обычно в квартире Чуи. И в этом не было ничего удивительного. Напарник был одним из немногих, в чьем присутствии Дазай чувствовал себя в полной безопасности. Накахара пустит в любое время и в любом состоянии, не нападет в неожиданный момент, а наоборот, накостыляет каждому, кто решится сунуться не только к нему, но и напарнику. В отличие от него самого, Чуя был словно верный пёс. Предан мафии. Предан Мори-сану. Он никогда не поступит так, как поступил сам Дазай. Наверное, это и стало одной из причин, по которой Осаму решил подорвать машину напарника, когда уходил, оставив там прощальную записку. Он тогда и сам себя не понял, но почему-то был уверен, что Чуя последует за ним, чтобы вправить мозги и вернуть. И это было чревато последствиями. Кто-то обязательно расценил бы это как попытку присоединиться к нему, а Дазай не хотел, чтобы в Чуе сомневались. Его побег должен был оставаться только между ним и Мори, не втягивая больше никого. И Осаму искренне благодарил судьбу, когда, спустя годы, объяснившись, напарник не просто простил его, но и позволил вновь нарушать его личное пространство. Он и мечтать о таком не мог. И, признаваясь самому себе, ему это было жизненно необходимо.

Уже находясь на грани сна и яви, детектив понял, что во всей квартире горел свет, неприятно бьющий в глаза. Он, превозмогая себя, попытался подняться.

— Ты куда?

— Свет выключить. И если хочешь, заодно уйду в другую комнату, — не раскрывая закрывающихся глаз, пробормотал Дазай, начав медленно стекать на пол, но был остановлен чужой рукой, ухватившей за запястье.

— Нет! — отрезал Накахара, и Осаму даже проснулся.

— Чуя, — протянул он, — ты не хочешь, чтобы я уходил?

— Свет не выключай, придурок, — огрызнулся Накахара, отведя глаза.

Дазай растянул губы в ехидной улыбке, потянулся и упал обратно, зарывшись лицом в одеяло. Чуя что-то проворчал, пихнул его ногой, но больше не возмущался и не столкнул на пол, хотя мог. Из этого детектив сделал вывод, что Чуя не против, если он останется. Дазай после кошмаров тоже не любил оставаться один, поэтому ничего удивительного в желании напарника не видел. Это вообще было хорошей новостью, потому что подниматься Осаму совершенно не хотелось. Все тело ныло после недели бесконечных погонь и засад, когда приходилось днями и ночами сидеть на одном месте, словно хищник, дожидаясь добычи. Он вернулся три часа назад. Этого времени ему не хватило, чтобы выспаться. Поэтому, убедившись, что Чуя угомонился и вроде как не собирался его прогонять, мгновенно отрубился, зарывшись лицом в мягкий ворох пледа, чтобы не мешало яркое освещение.

Накахара так и не сомкнул глаз, пролежав всю ночь, пялясь попеременно то в окно, то в экран телевизора, сосредоточившись лишь на сопении Дазая. К утру мафиози успел не просто согреться, но и практически зажариться. Температура тела вернулась в норму, а под одеялом, тремя пледами и напарником было невероятно жарко. Чуя с горем пополам выполз из-под всей груды вещей, лишь чудом не уронив Осаму, который окончательно обнаглел, обняв его за ноги и использовав как подушку. Сгонять его Накахара не стал. Пошипел, поругался, нарисовал маркером усы на манер француза и скинул на него все теплые вещи, чтобы сварился нафиг. Но он не только не сварился, а даже наоборот, окончательно пригрелся. Чуя не знал, что мешало ему заснуть, но стоило закрыть глаза, и казалось, что чьи-то ледяные руки снова касаются кожи. За всю оставшуюся ночь он видел только руки напарника, одна из которых свисла с дивана, а вторая покоилась на животе Чуи. И Накахара и сам не понимал, почему не согнал Скумбрию, но где-то внутри принимая, что с ним спокойнее, безопаснее. Если он снова по какой-то причине потеряет контроль над ситуацией, Осаму обязательно придет на помощь. По крайней мере Чуя хотел в это верить.

Около шести по квартире разнеслась назойливая мелодия будильника. Чуя резко выключил телевизор и упал на подушку, притворившись спящим. Нечего Дазаю знать, что он так и не смог сомкнуть глаз. Обязательно подкалывать будет.

Напарник встал не сразу. Какое-то время шарил обеими руками вокруг себя, заехав длинными клешнями Чуе по лицу, за что рефлекторно получил в ответ. После этого он хотя бы проснулся. Потирая ушибленный лоб, поднялся с дивана, дотянувшись до собственного телефона на журнальном столике, выключил мелодию и завалился обратно. Точнее, вперёд. На пол. Завернулся в один из упавших пледов, продолжив дремать. Чуя мысленно закатил глаза, наблюдая за всем сквозь опущенные веки. Он помнил, как когда-то самолично тащил напарника на утренние совещания за ноги по полу, пытаясь собрать его головой как можно больше пыли и дверных косяков.

Валялся Дазай недолго. После десятого звонка от очкарика, чей крик из динамика телефона донёсся и до слуха Чуи, смог подействовать даже на Осаму. Накахара мысленно проникся некоторым уважением к Куникиде. Он на собственной шкуре знал, каким терпением и упорством нужно обладать, чтобы быть напарником Дазая. Чуя слышал, как с кряхтением Осаму поднялся на ноги. Зевнул, потянувшись. Укрыл Чую пледом с пола и побрел в ванную. Оттуда в спальню, видимо, забрать свой пистолет. А потом скрылся на кухне, чем-то гремя. Через какое-то время дом заполнил манящий запах еды, напомнив Накахаре, что он не поужинал. Но Чуя так и не встал, продолжив вслушиваться в приятную возню и тихие ругательства стряпавшего завтрак напарника, мысленно посмеиваясь. Иногда и Дазай бывал полезен. Только когда хлопнула, закрывшись, входная дверь, мафиози заставил себя отклеиться от дивана и начать существовать.

Проследовав привычному утреннему маршруту. Ванная. Спальня, откуда на помойку отправился матрас с наволочкой и одеялом, а через час доставкой обещал прибыть новый. Кухня, где Дазай не поленился оставить вполне сносный завтрак. Рабочий кабинет. Несмотря на то, что с ночи Чуя уже отошёл от пережитого ужаса, невероятно злясь теперь на собственную глупость и непонятную беспомощность, коробочка за часами пополнилась пулями, а кровать надёжно скрыла пистолет и ещё один нож, чтобы удобно было дотянуться. По дому, в принципе, было рационально припрятано различное оружие. На всякий случай. Но ещё один пистолет лишним не будет.

Сидя за столом и сверля взглядом выключенный ноутбук, Чуя решил, что выполнить ранее намеченный план на выходной, заключающийся в крепком и долгом сне, не удастся. Мысли, словно надоедливые мошки, хаотично носились, сталкиваясь и бешено колотясь о черепушку. Но Накахара упорно пытался разобраться в ситуации. Ещё раз все проанализировать, уже на свежую голову. Факты, тем не менее, складываться в логичную картину не спешили. Он бы с лёгкостью закрыл глаза на все, будь это очередным ночным кошмаром. Но слишком уж реальными были прикосновения. Чую даже передёрнуло, и мурашки пробежались по коже от воспоминаний о недавних ощущения. Но кто это мог быть, если в квартире никого не было. Он все обыскал. И он, и Дазай с утра, пока забирал пистолет. В этом не было сомнений.

Чуя откинулся в кресле, крутанувшись. Какая-то мысль не давала покоя. Что-то он упускал. Задумавшись, сверля взглядом потолок, но находясь в своих мыслях, не сразу услышал звонок в дверь. Пролетел целый час. Пришлось отвлечься от размышлений и выйти, чтобы забрать новый матрас. Чуя внес его в спальню, заправил кровать, постелив новое постельное белье, чтобы ничего не напоминало о ночи, и поспешил уйти. В помещение было находится просто невыносимо.

А ещё через какое-то время Чуя и вовсе покинул квартиру, не вынеся оглушающей тишины. Внутри снова начинала клубиться тревога, которую Накахара попытался заглушить поездкой на мотоцикле. Дневной город, конечно, тоже был хорош, но ночью он мафиози нравился больше. Особо не погонять, да и солнце припекает. Не получив должного морального удовлетворения, только больше разозлившись, Чуя приехал на работу.

Сотрудники особо не удивились, увидев начальника в его выходной. Чуя частенько жертвовал свободным временем, которое все равно потратить можно было только на сон или чаепития с Коё. Стоило вспомнить о наставнице, как та плавно выплыла из-за угла, ласково ему улыбнувшись.

— Чуя, не ожидала увидеть тебя сегодня. Что-то срочное? Или опять собираешься изводить себя работой вместо положенного отдыха, — мягко пожурила она, растрепав рыжие волосы, словно он был неразумным подростком.

— Ничего срочного. Просто выспался, а потом стало как-то скучно, — криво улыбнулся Накахара, надеясь, что его волнение не сильно заметно.

— Все в порядке? — мгновенно посерьезнела Коё, разбив все надежды и пробежавшись цепким взглядом по подопечному, выискивая возможные травмы.

— Нет-нет, все хорошо. Придурок Дазай просто полночи бесил, а потом ещё и встал рано. Разбудил ни свет ни заря идиота кусок.

— Ты же сказал, что выспался? — подняла одну бровь женщина, всем своим видом показывая, что не верит ни одному его слову.

— Анэ-сан, я в порядке, — с нажимом повторил Чуя, чувствуя, что если она сейчас настоит, то он просто сломается и вывалит все, что на душе.

А рассказывать почему-то не хотелось. От слова совсем. Чуя и сам себя не понимал. Кое была первым близким человеком, который видел его в разных состояниях и которому он доверял любые свои самые дурацкие мысли. Но в этот раз внутри что-то сопротивлялось, как ранее с напарником, не позволяло поделиться переживаниями, заставляя держать в себе, постоянно перекатывая их в мыслях, словно шарики, накручивая себя. Он уже даже открыл рот, поборов внутреннее «я», но так не произнес ни звука, широко раскрытыми глазами уставившись на удивленную Кое.

— Хорошо, — легко согласилась она, не понаслышке зная о вспыльчивости подопечного, — я рада, что ты в порядке. Но все же советую тебе отдохнуть, дорогой. Ты выглядишь неважно. И если что, ты знаешь, я всегда готова тебя выслушать.

Женщина на прощание коснулась его плеча, вновь окинув оценивающим взглядом, и скрылась на лестнице. Чуя проводил ее пустым взглядом, сделав вид, что не почувствовал еле уловимый запах духов Кёки, и поспешил скрыться в своем кабинете. Раз Кое сказала, что он выглядит не очень, значит, не стоит показываться людям на глаза, чтобы не пугать лишний раз и так запуганных сотрудников. Так прошел весь день: за ожесточенной борьбой со сном и отчётами, которые он в попытках занять себя сделал сразу за весь месяц. Заходил Акутагава. Заносил документы. Несколько раз за пять минут поинтересовался о здоровье. Приятно, конечно, что о нем так беспокоятся, но пришлось ненавязчиво выгнать, чтобы не бесил.

От него Чуя и узнал, что Дазай с Очкариком где-то на окраине города разбираются с остатками разгромленной недавно бандитской группировки и раньше выходных точно не вернутся. Поэтому Накахара решил… Нет, это глупо, конечно. Он сам это прекрасно понимал. Но ведь никто не узнает, что Глава Исполнительного Комитета ночевал в своем кабинете не потому, что, как обычно, было много бумажной работы, а потому, что он боялся оставаться один в квартире. Никогда Чуя не думал, что будет так ждать возвращения напарника в собственную обитель.

Около полуночи вызывал босс. Забрал отчеты. Интересовался продвижением последнего дела. Окинул оценивающим взглядом, спросил о самочувствии, отчитал за отсутствие отдыха и попытался было отправить домой, но Накахара так отчаянно не хотел уходить, что Мори-доно пришлось смириться и отступить.

Ночь подкралась незаметно. В прозрачной пелене сумрака город вновь приобрел свое загадочное очарование. Первые звезды мерцали в небе, словно бриллианты на темном покрывале. Огни улиц и зданий постепенно оживали, создавая мрачную атмосферу в лучших традициях детективных романов. На воде порта играли световые зайчики. Разноцветные огни кораблей, некоторые из которых принадлежали мафиози, причалов и бесконечных пристаней передвигались в своеобразном балете. Нежным шелестом ветра морская гладь призывала к тишине и задумчивости, чем и занимался Накахара у себя в кабинете, развалившись в кресле, гипнотизируя плывущие за панорамными окнами облака.

В кабинете было, мягко говоря, темно. Единственным источником освещения служил белый диск луны. Спать хотелось неимоверно, но закрыть глаза и хотя бы подремать было выше его сил. Стоило сомкнуть веки, как чувство паники, словно густой туман, окутывало сознание, проникая сквозь каждую клетку тела, захватывая разум в стальные объятия тревоги. Ледяные пальцы коснулись теплой щеки, огладив одними кончиками, неприятно зацепив острым ногтем. Неспешно, словно дразнясь, прошлись по шее, грозясь, как нож, перерезать глотку. А тело онемело. Оно будто чужое, не его. И невозможно даже пальцем пошевелить, не то что активировать способность или выхватить нож. А чужие руки тем временем успели спуститься к груди, снова остановившись у сердца, разом ускорившее свой ритм, готовое в любой момент замереть навсегда.

Чуя распахнул веки, судорожно глотая воздух, открыв рот в немом крике. Капелька пота стекла по виску, когда мафиози медленно, с опаской осмотрелся. Он все еще был в кабинете. Часы на столе показывали начало четвертого утра. Вот-вот обещал забрезжить рассвет, и первые солнечные лучи уже виднелись на горизонте. Чуя откинулся на спинку, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Он всё-таки задремал. Всего на двадцать минут, но этого хватило, чтобы чудом пережить кошмар. Сердце птицей продолжало бешено биться о прутья грудной клетки, пытаясь освободиться от невидимых оков страха. Дыхание поверхностное и быстрое, словно тело приготовилось к возможной опасности и насторожилось, готовое защищаться. Душа, обычно полная уверенности и силы, теперь находилась на грани. Грани потери самого себя. Мысли и страхи стремительно заполняли мозг, заглушая все остальное. Накахара с раздражением растер глаза ладонями. Из горла донёсся утробный, почти животный рык, прежде чем мафиози подскочил со стула, широким шагом покинув кабинет.

Если Хироцу и удивился, когда Глава Исполнительного Комитета заглянул к ним на этаж в полпятого утра, то виду не подал. Тактично не стал комментировать изнуренный и помятый вид начальства, не интересовался здоровьем, предусмотрительно заткнул Тачихару, раскрывшего рот. Молча налил горячий кофе, выгнав группу собираться. Гин, одним взглядом, спросив нужно ли что-то и получив отрицательный ответ, незаметной тенью послушно покинула помещение, за шкирку утащив Мичизу, сбившего головой дверной косяк. Чуя даже не обратил на них внимания, гипнотизируя пар из чашки немного ошалелым взглядом. Отмер только тогда, когда широкие ладони в белых перчатках легли на плечи. Накахара позволил себе прикрыть глаза и расслабиться, только сейчас почувствовав, как сильно он был напряжён. Хироцу ничего не говорил, не спрашивал, он просто был рядом, тем не менее, готовый к диалогу. Накахара хоть и занимал высокую должность капитана Черных Ящериц глубоко уважал, ставя его наравне с Мори-доно и Анэ-сан.

— Я не понимаю, — сквозь зубы выдохнул Чуя, сжав чашку, готовую в любой момент разлететься на тысячи осколков, — я совершенно не понимаю, что со мной происходит.

— Мы боимся того, чего не понимаем, — философски заметил старик.

— Я боюсь, потому что боюсь, — сумбурно объяснил мафиози, резко развернувшись так, что расплескалось кофе, и с нотками мольбы в голубых глазах уставился на старшего коллегу.

Хироцу даже бровью не повел на необычное заявление, ловко уклонившись от пролетевших капель. Мозг же судорожно анализировал ситуацию, пытаясь уцепиться хоть за какую-нибудь из ниточек и найти более менее удовлетворительный ответ. Достаточно долго и хорошо он был знаком с Чуей, чтобы с уверенностью сказать, что Дазай опять что-то учудил. Иначе Хироцу даже не предполагал, что могло довести Главу Исполкома до такого состояния. Накахара трусливым никогда не был. Скорее наоборот, в какие-то моменты могло показаться, что инстинкт самосохранения у него отсутствует напрочь. От Осаму заразился в свое время.

Самый благородный страх — страх за судьбу другого. И Чуя мог до смерти перепугаться за кого-то, кого считал семьей, но так, чтобы кто-то смог напугать Чую. Просто невозможно. Это выходило за рамки возможного и невозможного. Буквально ломало логику. Обычно, пугал именно Накахара, а не наоборот. Но даже если кому-то и удалось это, то он определенно не жилец. Хироцу позаботится.

— Позволь уточнить, — протянул спустя минутную паузу старик, — тебя пугает тот факт, что ты можешь испытывать страх?

— Что-то вроде того, — неопределенно пожал плечами Чуя, поморщившись, и отставив чашку на стол.

— Никто из нас не хочет признаваться, какими уязвимыми мы себя чувствуем, — вздохнул Хироцу, потянувшись за сигаретой, предложив одну Накахаре.

Щёлкнула зажигалка. Оба пристально уставились на танцующий огонек, словно видели его впервые. Мерцающее пламя гипнотизировало, отдаляя от повседневности, утаскивая глубоко в собственные мысли. Медленно, почти торжественно, Чуя вдохнул первую веерную дымку табачного аромата, погрузившись вместе с коллегой в размышления.

Хироцу коротко глянул на часы, поняв, что задержался уже на две минуты. Тачихара не оставит это незамеченным. Не так уж и важно. Чуя намного важнее. Когда тот был подростком, то Рьюро был категорически против сигарет. Даже частенько отбирал их. А сейчас это стало неким ритуалом, позволяющим сконцентрироваться, позволить течению мыслей и эмоций устремиться в неведомые горизонты. Дым образовал свою тайную спираль, извивающуюся в воздухе, исследуя глубинные строчки сокровенных дум. Они наблюдали, как дымки танцевали вокруг, разрушая границы между реальностью и фантазией. Ароматный густой табачный пар заполнял помещение, и Рюноске, не переносящий его, обязательно будет ругаться. Но сейчас им было все равно. Спокойствие начало пульсировать внутри, словно наполняя жизненной энергией. Чуя смог вернуть некую уверенность, чувствуя себя не таким уязвимым.

— Не мне тебе рассказывать, что страх — важный инстинкт, который предупреждает об опасности, а не недостаток, — продолжил Хироцу, меланхолично смотря на Чую. — Все мы чего-то боимся. Это абсолютно нормально. Надо только понять, что именно тебя пугает. Тогда можно противостоять страху и даже использовать его.

— В этом и проблема. Я не понимаю, что именно меня пугает. Не знаю, с чем бороться, — глухо отозвался мафиози, затушив сигарету о пепельницу и упёршись локтями в собственные колени, устало растерев лицо ладонями.

Старик откровенно растерялся, но виду не подал, также избавившись от остатков сигареты.

— А можешь чуть подробнее?

Чуя покачал головой, встретившись с внутренним сопротивлением, побороть которое не было сил. Но тут же поднял глаза, в голубой радужке которых отчаянье перемешалось с искорками надежды. Поколебавшись, он все же смог выдать.

— Меня мучает непонятный, слишком реалистичный кошмар. И вроде бы ничего необычного. Бывает. Я бы даже внимания не заострял. Но, Хироцу-сан, проснувшись, я, во-первых, не могу успокоить какую-то иррациональную панику, а во-вторых, не уверен, спал ли я, — в конце Чуя перешёл на шепот, словно кто-то мог их подслушивать, вынудив коллегу наклониться чуть ли не к самому лицу.

Хироцу пристально посмотрел Чуе в глаза, увидев там привычную серьезность с нотками искреннего беспокойства. Но капитан Черных Ящериц его не понимал. Если бы дело было только в ночных кошмарах, то Чуя пошел бы к Кое, а не примчался к нему за советом. Все было куда серьезнее. Выпрямившись, Хироцу по привычке глянул на часы, пытаясь выиграть время на размышления. Они выбились из графика, поэтому спешить было уже некуда. Пусть Тачихара в полной мере насладиться этим редким моментом, когда капитан пренебрег собственными принципами.

Взгляд невольно зацепился за единственную на этаже фотографию на стене. Кажется, повесить ее было инициативой Элис. Фото пятилетней давности, где в центре плечом к плечу стояли Кое с Мори, непринужденно улыбаясь. Со стороны босса возвышался сам Хироцу, положив руки на плечи Гин и Тачихаре, сверкающих друг на друга грозными взглядами. Со стороны Кое робко пристроился Акутагава, широко распахнутыми глазами наблюдая, как на переднем плане Чуя повалил Дазая на спину, пытаясь дать в лицо за отобранную шляпу, которую Осаму успел нацепить на Элис, присевшую рядом и счастливо улыбавшуюся в камеру. Стоило зацепиться за знакомые бинты на руках, как в сознании щёлкнула, включившись, лампочка нужной мысли. Чуя не оценит, но Хироцу серьезно не знал, что ещё он мог сделать.

— Вы далеко собираетесь? — подал голос Накахара, прежде чем Рьюро успел ответить на прошлую реплику. Глава Исполкома явно пытался переключить тему разговора, видимо, решив, что сказала слишком много, и старик не стал настаивать, мысленно уже приняв решение.

— На переговоры.

— Я могу присоединиться? Боссу скажете, что у оппонентов возникли некоторые трудности с пониманием, поэтому вызвали меня.

— Конечно, почему нет? Это не должно занять много времени, а так как командировочные у нас до пятницы, поэтому, когда закончим, Хигучи разрешила устроить себе несколько выходных. Заодно развеешься.

— Хироцу-сан, — Чуя с благодарностью посмотрел на коллегу, хотел сказать что-то ещё, но передумал, — спасибо.

— Вообще не за что, но обращайся, — кивнул старик. — Собирайся. У тебя пять минут, а то мы и так опоздали.

— Буду через три, — бросил Чуя, ураганом унесшись к лифтам. — Засекайте.

Хироцу улыбнулся одними уголками губ, проводив Главу Исполкома насмешливым взглядом. Когда другие видели в нем опасного, сильного и безжалостного члена Исполнительного Комитета, он смотрел на простого подростка с тяжёлой судьбой, которому, как и большинству их сотрудников, пришлось слишком рано повзрослеть. Хироцу наблюдал, как он вырос с того дня, когда они впервые встретились в Сурибачи. Вырос не столько в плане роста, сколько в моральном. Стал сильнее, мудрее, сдержаннее. Одним словом, повзрослел. И Хироцу гордился им, как и многими другими младшими.

Резко вспомнив про три минуты, прекрасно зная, что Чуя не шутил насчёт времени, старик поспешил найти в телефоне нужный контакт и отправить несколько сообщений, получив короткий, но удовлетворительный ответ, когда в офис влетел немного растрёпанный, но полностью готовый Накахара с довольной ухмылкой. Хироцу только закатил глаза на это ребячество, мысленно улыбнувшись. Вместе они направились к ожидавшим машинам. Тачихара уже приготовил подколы на тему опозданий, но, заприметив Главу Исполкома, здраво не стал их озвучивать, не имея желания получить по лицу. Гин, коротко поклонившись в знак приветствия и уважения, заняла свое место на заднем сиденье. Чуя подсел к ней, оставив Мичизу с Хироцу в другой машине. Выносить общество Тачихары ему сейчас хотелось в последнюю очередь.

Луна огромным глазом заглядывала в окна, с интересом наблюдая за людьми. Большинство уже давно нежились в постелях, может и не видя десятый сон, но хотя бы просто отдыхая. Мафия же, наоборот, трудилась в поте лица. Чуя знал, сколько всего было запланировано на эту ночь и был готов сорваться в офис или на зачистку в любое место прямо сейчас. Сию же минуту. Ещё никогда желание работать, особенно в три часа ночи, не было так сильно. Но он заставил себя остаться в кровати, с раздраженным рыком перевернувшись на другой бок. Спать хотелось неимоверно, но Чуя никак не решался закрыть глаза, злясь на самого себя за эту слабость.

Он вернулся из недельной командировки с Черными Ящерицами несколько часов назад, и все они выглядели отдохнувшими, словно только вернулись из полноценного отпуска, а не бакланили всего три дня. Удивительно, как за пару выходных могут преобразиться сотрудники. Они снова были полны сил и энергии. Хироцу, казалось, помолодел. У Чуи же эффект был полярно противоположный. Он успел осунуться, поникнуть. Даже волосы, будто потеряли свою яркость, побледнев на пару оттенков. Под глазами залегли глубокие мешки, в которые Гин могла бы запрятать не один нож. Из него словно выкачали всю энергию. Кое, встречавшая его и ожидавшая увидеть любимого бодрого и жизнерадостного некогда подопечного, в первое мгновенье его даже не узнала. Стоило Чуе оказать в зоне ее досягаемости, как она, повинуясь каком-то внутреннему инстинкту, крепко прижала к себе, закрыв широкими рукавами кимоно. Словно пыталась спрятать, оградить, защитить от внешнего мира, так измотавшего бедного мафиози. Каким бы взрослым не был Чуя и какой бы высокий пост не занимал, для нее он оставался вспыльчивым подростком, нуждающимся в настоящей семье, которую она была готова ему дать.

Мори тоже насторожился, пробегаясь цепким взглядом по подчинённому, тщетно пытавшемуся высвободиться из объятий наставницы. Было очевидно, что Накахара чем-то взволнован и уже давно. Отсюда бессонница, непривычная нервозность и ещё большая раздражительность. Но узнать, что именно беспокоит его Главу Исполкома, когда он сам не хочет рассказывать, не выйдет даже у него, босса организации. Упрямства и настойчивости Чуе было не занимать. Пусть он и был всем сердцем верен Портовой Мафии и ему самому, готовый пожертвовать жизнью ради организации, если он — Мори — прикажет, но заставить его говорить о том, о чем сам мафиози говорить не хочет, не сможет никто. Даже Дазай. Мучить Накахару не было смысла, поэтому Мори не без помощи Коё буквально выгнал его домой, запретив появляться на работе, пока не отдохнёт.

Именно поэтому Чуя был вынужден бессмысленно лежать в собственной кровати, наблюдая, как сменяются цифры на электронных часах. Паршивец напарник, как назло, ещё не вернулся, и в квартире стояла гробовая тишина, неприятно давившая на барабанные перепонки. За прошедшие дни ночью к Чуе больше никто с прикосновениями не лез, но спокойно поспать он так и не смог. С наступлением темноты автоматически накатывала паника, а стоило закрыть веки, как сознание отчаянно вопило о приближающейся угрозе, словно шестое чувство внутри резко дало сбой, устраивая ложную тревогу. Чуя проводил ночи в нервном напряжении, невольно ожидая, когда чужие руки вновь коснутся кожи.

Минута лениво шла за минутой. Время тянулось неумолимо медленно, поэтому сосредоточив на нем внимание, Чуя не заметил, как сон взял верх. И не было сновидений, только спасительная темнота. Кажется, это были единственные пятнадцать минут спокойствия за всю неделю. Мозг, уставший и измотанный отсутствием сна, вырубился мгновенно, полностью игнорируя снова подкрадывавшуюся тревогу. И внутренний инстинкт, отвечавший за предупреждение опасности, даже не попытался среагировать на тень, проскользнувшую в свете луны к кровати.

Существо, скрывавшееся в пеленах темноты, вышло, словно отделившись от самой тьмы. Шаги слишком бесшумные и осторожные для когтистых, похожих но волчьи, но чересчур огромных лап. Худощавая изломанная фигура, тем не менее плавно и грациозно, словно вообще не имела костей, как и неделю назад, подкралась к спящему, опасливо застыв над ним каменным изваянием, вслушиваясь в участившиеся с его приходом дыхание. Воздух словно наполнился неприятной, гнетущей аурой, проникающей сквозь каждую пору кожи жертвы. Передние лапы, покрытые как и все тело короткой шерстью, мягко опустились на постель, позволив морде, костяной обнаженной и отдаленно напоминавшей волчью черепушке, словно произошедшей из глубин ада максимально приблизиться к лицу спящего. Дыхание хриплое и неровное опалило чужое ухо, заставив поморщиться, но не разбудило. Инстинкт самосохранения, обычно, очень тонко улавливавший присутствие постороннего, измотался за неделю, не чувствуя в комнате чужака.

Красные, светящиеся в темноте глаза, пристально смотрели на жертву. Ноздри раздувались от опьяняющего запаха чужого подкатывавшего страха, но существо не спешило коснуться чужой кожи, чтобы насладиться долгожданной энергией. Колебалось. Несмотря на силу жертвы, которой можно было вдоволь насытиться, она казалась опасной. Пугала того, кто сам призван пугать. Но выбора не было. На мгновение зажмурившись, прогоняя не мысли, которые не умели полностью формироваться в голове, загоняя подальше ненужные чувства и свои, и своего хозяина, коготь осторожно коснулся обнаженного плеча.

По коже Чуи сразу же пробежала толпа мурашек, окончательно разбудив животный инстинкт. Привычное неутолимое чувство голода напомнило о себе. Существо знало, как найти слабость внутри каждого. Играло, словно кошка с мышкой, проникая в глубины мыслей, нагоняя подавляющий жертву на манер яда ужас. Острые звериные уши невольно дернулись, наслаждаясь чужим бешеным сердцебиением. Существо хищно оскалилось, вкусив сочный, как спелое яблоко, страх, наконец заворочавшийся в чужой душе. Оно изводило мафиози достаточно долго, чтобы сейчас было проще получить желаемое. Оно питалось чужими негативными эмоциями, неустанно нападая ночь за ночью, не давая своей жертве ни минуты покоя. То, что останется от несчастного человека, вечно чуткого и утомленного, — это лишь тень прежнего себя, запятнанная пережитыми кошмарами и замкнутая в вечном ужасе. Существо все устраивало, оно не задумывалось о своей еде, следуя природному инстинкту. А вот маленькому хозяину это почему-то не нравилось, но надолго побороть внутренний голод не получалось.

Накахара с трудом разлепил глаза, обнаружив перед собой только бесконечную пустоту и собственный страх, клокотавший внутри. Снова ледяные прикосновения. Снова паника, накрывшая волной, затопившая лёгкие. И ледяные пальцы, блуждающие по коже, будто с каждым прикосновением отбирая кусочек души. Ужас вновь сковал тело. Ему не пошевелиться, не активировать способность. Только лежать, широко распахнутыми глазами пялиться в стену и ждать. Ждать… Он чувствовал, как угасали остатки сил, растворялись во внутреннем холоде. Чуя окончательно пленником своего собственного страха, безнадежная жертва чужих сил.

Но Накахара не привык сдаваться. Он любил жизнь. Жестокую, суровую, приносящую боль, втыкавшую ножи в спину, но тем не менее присыпанную пудрой заботы, дружбы, хобби, любимой работы. Эти вещи были такими редкими, мелкими, терявшимися в рутине. Но были. И они оказывались сильнее, чем все остальное. Привлекали, притягивали, заставляли жизнь, дарили надежду. Чуя знал, что был нужен. Нужен Мори, куда же он без Главы Исполкома, нужен Кое, потому что она имела привычку привязываться к близким, а он перенял это у нее, нужен Акутагаве и Черным Ящерицам. Нужен Дазаю. Они так или иначе беспокоятся о нем, предлагают помощь и часто ищут ее у него. Он был одной из опор всей организации, объединял вокруг себя людей. Чуя не мог сдаться сейчас. Умереть вот так глупо, не справившись с каким-то…

Для начала нужно было узнать, кто это вообще.

Коготь скользнул к шее. Воздух перестал поступать. Пробудившаяся решительность попыталась позорно сбежать, гонимая страхом, но Чуя удержал ее. Злость вскипела внутри. Арахабаки на мгновение вырвался из крепких пут, и этого времени Накахаре хватило, чтобы развернуться и столкнуть нечто с кровати. Объятые красным сиянием пули взметнулись в воздух, но так и не ранили существо, отскочив от жёсткой шерсти. Но непривычная активность жертвы явно привела существо в замешательство. Чуя, воспользовавшись заминкой, запустил ещё несколько ножей, также не достигших цели. Существо быстро очухалось, нырнув куда-то в тень, словно испарившись.

Чуя метнулся в сторону выключателя, вспомнив, что в прошлый раз тварь исчезла при свете, но цели не достиг. Существо выросло у него на пути, кажется, став ещё больше. Неожиданно. Резко. Накахара не устоял на внезапно онемевших ногах, позорно плюхнувшись на пол. Уродливая морда, вставшая на четвереньки, теперь больше напоминая волка, сунулась в самое лицо, тут же отпрянув. Нож бесполезно полоснул по твердой оголенной кости черепа, кажется только раззадорив хищника. Активировать способность снова не получалось. Такого ещё не было. Чуя чувствовал себя как никогда беззащитным, трусливо отползая в угол. А тварь чувствовала слабость, беспомощность, как губка впитывая в себя эмоции, упивалась страхом, скаля уродливые клыки. Пронзительно смотрела в глаза, приковывая к себе внимание, не давая отвести взгляд.

Тварь медленно надвигалась, все больше вырастая в холке. Нависло сверху, скаля клыки. Накахара мысленно признал, что ему страшно. Он был один. Беспомощен. Ни способности, ни оружия, ни сил. Подобное Чуя испытывал всего раз, когда ещё подростком попал в плен. Тогда он тоже оказался совершенно один, измождённый после использования Порчи, когда любое движение вызывало жуткую боль. Накахара валялся несколько дней в где-то в подземных подвалах за решеткой, бездумно наблюдая за бегавшей рядом крысой и ощущая внутри только пугающую пустоту. На тот момент он уже успел привязаться к Кое, поближе узнать начальство и привыкнуть к напарнику. Жизнь начала налаживаться, но обещала вот так внезапно прерваться. Все новые эмоции, испытанные за неполный год, казались иллюзиями. Он по-прежнему был никому не нужен. Мысль об одиночестве хлестко ударила по сознанию, вызвав панику. Дыхание перехватило. Чуя успел только подумать, что если задохнётся сейчас, то это будет даже хорошо: не придется больше терпеть боль, когда крепкая решетка с грохотом разлетелась на части, а сверху на него уставилась знакомая перебинтованная рожа. И непривычное беспокойство, плескавшееся в единственном видимом глазу, обычно безэмоциональный голос, в тот момент дрожавший от волнения, но пытавшийся успокоить, бинтованная холодная рука, сжавшая не менее холодную руку, и облегчение, мелькнувшее на лице Мори-доно, всегда державшего эмоции при себе, расставили все точки над i, выбив одинокую слезу, скатившуюся по щеке.

Вжимаясь спиной в стену, пытаясь отодвинуться от уродливой морды настолько, насколько это позволяла ситуация, Чуя думал о том, что объявись сейчас напарник, он целую неделю его бить его не будет, даже подзатыльник не отвесит. Паника тем временем полностью захлестнула, а лопатки упёрлись в твердую поверхность. Собственное тело не слушалось. Сердце бешено колотилось, явно привлекая чудище, почти ткнувшееся носом в нос. Оно так и не разрывало зрительного контакта, видимо, подобным образом воздействуя на сознание жертвы. Чуя оказался жалкой мышкой, которую загнала в угол кошка, намереваясь полакомиться. Дыхание сбилось. Он часто дышал, но лёгкие не получали необходимого воздуха. Липкие, мерзкие мысли заполнили сознание, окончательно вгоняя в панику, не давая даже капли надежды на сопротивление. Когтистая лапа коснулась груди, накрыв колотящееся сердце. Железное ощущение холода, проникло сквозь тело, словно иглы, заморозив каждый нерв. Чуя замер, как кролик перед удавом, поняв, что сейчас все закончится. Жизнь не пронеслась перед глазами. Только глухое сожаление, что он не сможет напоследок увидеть ни одного родного лица, больно ёкнуло где-то в душе.

Арахабаки внутри напомнил о своей силе и могуществе мгновенной вспышкой гнева, заставив Чую злобно посмотреть в красные глаза. Повержен, но не сломлен. И существо на секунду, всего на секунду, но замерло. В бездонных красных глазах мелькнул испуг. Чуя успел уловить это колебание. Сверкнула искра надежды на выход из этого мрачного состояния. Последний рывок. Превозмогая себя, Чуя сжал рукоять ножа, собирая снова ударить, чтобы выиграть время и сбежать, но чудище ухватило второй лапой за горло. Теперь воздух перекрыли буквально.

Раздался выстрел.

— Лапы от него убрал!

Давление на горло резко пропало. Ещё один оглушающий выстрел. Тварь развернулась, махнув над его головой облезлым хвостом, и оскалилось на нежданного гостя. Дазай даже бровью не повел, презрительно смотря на существо, наведя дуло пистолета. Чуя, судорожно глотая воздух, искренне обрадовался, увидев такое родное, безразличное выражение лица и злость, плескавшуюся в глубине карих глаз. Чужое ледяное спокойствие жгло кожу, но Чую оно никогда не пугало. Осаму трудно впечатлить его устрашающим взглядом. Он знает, что напарник не причинит ему вреда. Это скорее, наоборот, успокаивало, потому что такой Дазай был настоящий, привычный, способный уничтожить любого, кто встанет у него на пути. У Накахары на лице всегда невольно появлялась довольная улыбка, когда он смотрел, как напарник хладнокровно разделывался с врагами. Чуя не был лишен жестокости, но рядом с бывшим мафиози он в этом плане даже рядом не стоял. Возмездие за собственные страдания приносило внутреннее удовлетворение даже сейчас, несмотря на панику, Чуя ощутил этот огонек благодарности, мелькнувший где-то в глубине души.

Теперь уродливая тварь оказалась в роли жертвы. Утробно рычала, нервно размахивая хвостом, но нападать не спешила. Боялась. Дазай же был настроен решительно. От него веяло опасностью, и чудище стушевалось. Осаму уверенно шагнул навстречу. Существо бессмысленно обнажило зубы, вызвав ответный, жуткий оскал. Даже у Чуи мурашки по спине пробежались. Тварь и вовсе внезапно заскулила, как побитая собачка, нырнув в тень, слившись с ней. Дазай проводил ее уничижающим взглядом и подскочил к напарнику, опустившись рядом на пол.

— Чуя, — настойчиво позвал Осаму, ухватив мафиози за руки, сжав ледяные ладони, — успокойся. Все хорошо. На меня смотри! Дыши.

Накахара в темноте поймал спокойный взгляд коньячных глаз, потемневших от злости и напоминавших бездны. Но обычная холодность, присущая Дазаю испарилась из них. Искры волнения зажигались и быстро гасли, потому что если детектив начнет паниковать, то Чуя точно не успокоится.

— Дыши вместе со мной! Давай! Вдох-выдох, вдох-выдох, — показательно начал дышать Осаму, прижав одну из рук напарника к своей груди, позволяя чувствовать как вздымается грудная клетка и ритмично бьется сердце. — Эта тварь — всего лишь чужая способность. Она питается эмоциями, твоим страхом. Специально доводит паники. На самом деле ты не боишься, просто подвержен чужому влиянию, поэтому не получается успокоиться.

Чуя попытался сосредоточиться на твердом голосе, всматриваясь в спасительную бездну глаз напротив. Рука с силой сжимала чужую рубашку на груди, а вторая ухватилась зв тонкое забинтованное запястье, грозясь сломать кость. Из темноты прямо за спиной напарника снова выросла хищная фигура. Накахара непроизвольно вздрогнул.

— Чуя, на меня! — грозно рыкнул Осаму, и Чуя тут же среагировал, грозно зыркнув на напарника. — Чем сильнее твой страх, тем сильнее становится эта тварь. Она не может действовать на тебя, пока я здесь, а значит и страху не откуда браться. Или малыш Чу всерьёз испугался облезлого волчонка?

— Если не заткнешься, бояться придется тебе, придурок, — сквозь зубы прорычал Накахара, и тварь снова жалобно заскулила, прижав уши к голове.

— Да я уже. Твое уставшее лицо сейчас пострашнее его морды будет. Это он просто в темноте тебя не разглядел, а так бы сразу деру дал, — съязвил Дазай, резко притянув напарника к себе так, что Накахара упёрся лбом ему в плечо. Яркая вспышка на мгновение озарила комнату.

— Вот когда ты не говоришь ничего, я хотя бы имею надежду, что вокруг меня есть хоть капля нормальности! — тут же возмутился Чуя, чувствуя, что паника словно растворилась под воздействием чужой способности.

— Ты таким хамом родился или тренировался?

— Завались! — мафиози резко поднялся, махнув головой, сбросив с лица рыжие пряди. Дазай встал следом, одну руку оставив на плече напарника, а второй подхватил с пола пистолет. — Ну, и кто теперь здесь боится? — хищно улыбнулся Накахара, с каким-то нездоровым воодушевлением смотря в глаза притихшего волчонка.

Существо стало в разы меньше, и уже не выглядело так устрашающе. Скорее даже жалко. Забрезжил рассвет. Первые солнечные лучи скользнули в помещение, вынудив тварь жаться в самый угол, где ещё было темно. Оно явно не любило свет. Звереныш метался между стенами, попеременно бросая нервные взгляды, то на залитое солнцем окно, то на двух людей, перекрывшим дорогу. Предпринял попытку ещё раз припугнуть мафиози, поднявшись на задние лапы, но объятые красным свечением пули, застывшие в метре от него и дуло пистолета, направленное меж глаз, мешали даже пискнуть. Накахара сам грозно рыкнул, заставив трусливо поджать уши и жалобно заскулить. Жертва и так была слишком сильна, а сейчас, когда к ней присоединился ещё и этот пугающий до дрожи человек, глупо даже пробовать нагнать на него тревогу. Он заранее чувствовал, что ничем хорошим это не кончится, и вот, оплошал. Теперь его человека снова будут ругать из-за него. Если он вернётся.

— Он ослаб, теперь пули не будут отскакивать, можно заканчивать, — меланхолично заметил Дазай.

— Ты не можешь просто его коснуться? Или боишься, что руку откусит?

— Чтобы он пропал мне нужно воздействовать непосредственно на эспера, — пожал плечами детектив, собираясь нажать на курок.

На мгновение, всего на мгновение, их взгляды вновь пересеклись. Но теперь Чуя не испытал леденящий душу холод. Красные, словно кровавые, глаза больше не напоминали пугающие бездны, способные целиком утянуть в свою пучину. Обречённость и боль, смешавшаяся с какой-то решительностью. Так смотрела Кека на Акутагаву, когда просила его…

— Стой! — Дазай настороженно покосился на Чую, удивлённо подняв бровь, но послушно опустил пистолет.

В красных глазах тоже мелькнуло искреннее удивление, и замявшись ровно на секунду, существо резко нырнуло в тень, прошмыгнула по не залитым светом участкам к окну.

— Ты настолько бестолков, что даже эволюция в тяжелых депрессиях, — покачал головой Дазай. — Зачем ты его отпустил?

— Он пытался запугать меня — верный признак, что он сам боится, — ответил на вопрос Чуя, медленно переведя взгляд на напарника. — Что ты вообще здесь делаешь? В командировке же был. И откуда знаешь, что это чья-то способность?

— Чуя, твой уровень предсказуемости настолько высок, что тебе стоит приглашать себя на свои собственные сюрпризы, — Дазай ловко ушел от кулака, пролетевшего в сантиметре от его носа, и звёздочкой упал на кровать.

— Если ты думаешь, что лежачих я не бью, то сильно заблуждаешься!

Накахара вопреки угрозе плюхнулся рядом, облегчённо выдохнув, почувствовав, как спало напряжение. Тревожность окончательно ушла, и на душе полегчало. Глаза слипались. Организм требовал сна, а мягкая кровать совершенно не способствовала борьбе с усталостью, но Чуя заставил себя не проваливаться в царство Морфея.

— Ты не ответил, — повернув голову, уставился на детектива мафиози. — И учти, если снова начнёшь отшучиваться, получишь.

— Я тебе уже сказал, ты слишком предсказуем. Все люди для меня открытые книги, а тебя я знаю слишком хорошо, чтобы понять, когда ты лжешь, — расплылся в самодовольной улыбке детектив, повернувшись на бок и подперев голову рукой.

— Твоя настойчивость в доказательстве того, что ты самый умный, настолько же убедительна, как кот, пытающийся лаять, — вяло огрызнулся Накахара. — Я тоже тебя знаю, поэтому смею предположить: Хироцу позвонил.

Дазай только хмыкнул.

Накахара был уверен, что напарник вернулся сразу, как получил оповещение. Где-то в глубине было приятно осознавать, что Дазай сорвался ему на помощь по одному только звонку. Это в очередной раз доказывало, что Осаму не все равно. Почти как раньше. Не совсем так, но и не хуже. Да, они по разные стороны, но никто не запрещает и не запретит им общаться, особенно беря во внимание частые прогулки директора агентства и их босса в порту. Чуя как-то на одном из совместных собраний перекинулся парой фраз с Рампо, который тоже был в курсе дружбы их начальства, и они пожали друг другу руки. Не подружились, но договорились работать вместе при необходимости, а не драться, добавляя лишней головной боли.

— Теперь я понимаю, что случилось с моими людьми, — нахмурился Чуя. — Но как ты узнал, что это чья-то способность?

— А ты, когда увидел это, решил, что Акутагава пришел документы занести? — фыркнул Дазай.

— Вот я тебе сейчас морду разукрашу, пострашнее него будешь, — оскалился мафиози.

— Обычно, в таких случаях говорят «спасибо», — демонстративно надул губы Дазай. — Анэ-сан тебя вообще вежливости не учила?

Чуя тяжело вздохнул, закатив глаза. Тут с ним не поспоришь. Напарник ведь и вправду помог, а он на него рычит. С другой стороны, Дазай был тем ещё фруктом. Один раз ему поддашься, а он потом на шею сядет и ножки свесит. Осаму ведь ляпнул это не всерьез, Накахара видел. Издевался. Доводил, потому что ему это нравилось. Он любил, когда Чуя злился, кричал, бросался угрозами и размахивал кулаками. Куникиду тоже было забавно доводить, но он все же предпочитал рыжее чихуахуа, злобно скалящее свои крошечные клыки, готовясь вцепиться в глотку. Но Накахара сам позволял напарнику наслаждаться своими эмоциями. Специально уделял внимание, которого Осаму в детстве явно недополучил, и пытался заполучить теперь. Они ведь семья. У них нет никого кроме друг друга, мафии, ну и пожалуй агентства, потому что по коварному плану Дазая, те нашли общий язык. Вели себя, как кот с собакой, но все ещё не поубивали друг друга.

Чуя ухмыльнулся. Возможно, Осаму этого и не заслужил, но верных животных вроде нужно было поощрять за службу. Посмотрим, как ему понравится метод, который он использовал на Акутагаве.

— Спасибо, Скумбрия, — криво улыбнулся Чуя, стукнув кулаком по чужому предплечью, в знак искренности. Говорить они не умели, да и не хотели, предпочитая показывать все действиями.

Осаму медленно повернул голову в его сторону, уставившись широко распахнутыми глазами. Он по-настоящему удивился. Да, подобная реакция стоила этого. Момент испортила одновременная трель телефонов. Чуя поспешил на кухню, по рингтону определив звонок босса. Судя по тому, как быстро собрался и посерьезнел Дазай, ему звонил директор. С минуту оба молча слушали, чтобы после обронить короткое: «Понятно» и положить трубки.

— Эй, Мумия, нас вместе работать заставляют!

— Так говоришь, будто тебе в тягость работать со мной, — лениво уточнил Дазай, растекшись по матрасу.

— А как иначе? — фыркнул Чуя, подперев дверной косяк и сложив руки на груди. — Ты всегда был занозой в заднице.

— С Крошкой Чу ни чуть не легче, — промурлыкал детектив, и прежде чем напарник успел подойти и втащить ему, поспешил перевести тему. — Мори-доно сказал, что «Вараны» обнаглели и прикарманили себе эспера?

— Да, — сквозь зубы выдохнул мафиози, опустившись рядом. — Но босс там с кем-то договорился, поэтому наша задача всех обезвредить и оставить полиции, — закатил глаза мафиози.

Дазай поддерживающе фыркнул.

— Представляю, какая кислая мина была у Мори, когда он говорил это, — хихикнул детектив.

— Да я бы тоже предпочел смести всех подчистую, и не париться, но нам так, видимо выгоднее, — вздохнул Чуя. — «Вараны» — это те, которые пытались утащить у нас информацию про эспера, контролирующего сознание людей, а в итоге по милости вашего Ранпо их главаря посадили?

— Именно. Братец его подсуетился.

— Ему повезло, что вы подключились к делу. Он сел за решетку, а не к нам на нулевой этаж, — грозно сверкнул глазами Чуя, вспомнив сколько его людей пострадало.

— Как посмотреть, — закинул руки за голову детектив. — В общем, Фукудзава-доно рассказал, что облезлый пёсик питается страхами, но очень сильными, поэтому доводит свою жертву до паники. Та находится в постоянном напряжении, не спит, утомляется, а в таком состоянии запугать ее вообще ничего не стоит. Собственно, все как я и предполагал. Только вот, раньше тварь не покушалась на крошечных, но злобных чихуахуа, — протянул Осаму, перевернувшись на живот и смерив напарника насмешливым взглядом. — Что-то им от тебя нужно. А ты его только что отпустил.

— Почему я не мог использовать способность? — отозвался Накахара, вжав детектива лицом в подушку, чтоб не ерничал. — Что-что ты говоришь? — ухмыльнулся Чуя на невнятное мычание, но руку убрал.

— Потому что ее блокировал страх, — глотнув воздуха, ответил Дазай. — И рассказывать никому не хотел тоже из-за этого.

— Тогда, эксперт по бессмысленным затеям, как будем искать? Куда пойдем на этот раз, в страну чудес или в сказочный лес?

Осаму не ответил, в отместку резко столкнув друга с кровати. Мафиози не растерялся, ухватившись за бежевый плащ и утянув его хозяина с собой на пол. Пока напарники соревновались, кто кому сильнее отобьёт ребра, в прихожей раздался грохот выломанной двери. Чуя успел только на ноги подскочить, в отличие от Осаму, который даже бровью не повел. В комнату буквально ввалились запыхавшиеся, словно бежали с другого конца города, Акутагава и Накаджима. Учитывая, что в связи с затопленным общежитием Ацуши временно обосновался у Рюноске, который буквально за шкирку притащил горе-напарника, из-за недосыпа пропустившего несколько пуль, в свою квартиру, они скорее всего всерьез добирались до них бегом.

— Дазай-сан, Накахара-сан, — учтиво поклонился Акутагава, тут же закашлявшись.

Тигр, повторивший было за ним, кинулся к напарнику, но его грубо оттолкнули к соседней стене, прохрипев что-то нелицеприятное. Ацуши явно оскорбился, но бросив опасливый взгляд на рыжего мафиози, отвечать не стал, выжидающе уставившись на Дазая.

— А вот ответ на твой вопрос, — ухмыльнулся Дазай.

— Вы в порядке? — всё-таки обеспокоенно выдавил Накаджима, пробежавшись взглядом по комнате, где о следах драки свидетельствовал только потрёпанный вид их наставников.

— Конечно! — наконец отмер Чуя. — Что вы вообще здесь забыли?! И нахрена дверь выбили, придурки?! Вы ее ставили, чтобы выбивать!

Детектив поспешно ухватил за локоть разгневанного напарника, грозно двинувшегося на учеников. Те испуганно сбились в кучку, понурив головы.

— Дазай-сан позвонил и сказал, что на вас напали, — робко отозвался Акутагава.

— Сказал, что вас тут почти убивают, — с волнением поддержал Тигр, как болванчик закивав головой.

Чуя удивленно обернулся на Дазая.

— Я хотел, чтобы они поторопились, — поднял руки Осаму, улыбнувшись.

Рюноске вскинул куцую бровь, переглянувшись с опешившим Ацуши.

— А теперь, сделайте одолжение, найдите эспера, побывавшего здесь. Ацуши-кун?

— Пять утра, — обречённо пробормотал Тигр, — только пять утра, — но послушно повел носом по воздуху, как собака ловя запах.

Акутагава не двинулся с места, только привычно прикрыл рот ладонью, наблюдая за действиями напарника. Увлекшись, Ацуши закрыл глаза, обошел по периметру всю комнату, особенно задержавшись в одном из углов, и даже ткнулся носом Чуе в плечо, испуганно отскочив.Но след все же поймал. Резко замер, словно хищник на охоте. Зрачки в пожелтевших глазах расширились и, следуя звериному инстинкту, Ацуши целенаправленно выпрыгнул в окно. Рюноске сиганул за ним. А Чуя, вспомнив, что живёт на десятом этаже, кинулся к подоконнику, но никого не обнаружил.

— Думаю, к вечеру управятся.

— Я смотрю, ты как обычно все продумал, — протянул Чуя.

— А кто ещё будет этим заниматься? Не твой же крошечный мозг.

Дазай успел увернуться от удара и убежать в сторону зала, пока Накахара способностью швырялся в него попадавшимися под руку вещами. Дазай узнал себе много лестного и получил по голове необычно тяжелым будильником, поцеловавшись с дверным косяком и разбив нос.

Но ровно через час Чуя, ворча себе под нос, почти заботливо стирал с лица напарника кровь, пока тот предусмотрительно молчал, прижимая к макушке замороженную курицу, обернутую полотенцем. У них не принято было благодарить словами, открыто извиняться и вообще вести себя адекватно вдвоем. Со стороны они на самом деле выглядели как люди, искренне ненавидящие друг друга и пытающиеся побольнее уколоть своего оппонента, посильнее задеть или набить побольше синяков. Но правда в том, что когда между собакой и кошкой вдруг возникает дружба, то это ни что иное, как союз против повара. Если кто-то хоть пальцем тронет одного, второй без раздумий достанет пистолет. Когда один влипает в неприятности, второй присоединяется, чтобы помочь довести ситуацию до абсурда. Помочь спрятать труп? Без проблем. Зачем еще нужны друзья. Нападать, когда они вдвоем — самоубийство. Подерутся и поругаются, но от врага не оставят и пустого места, во время драки сметя все с лица земли.

Для заброшенного склада в помещении было чересчур шумно и многолюдно. Звуки выстрелов, пули, отлетающие от него в обратную сторону, огромный тигр, чью шкуру они просто не пробивали, ленты Расемона, возникающие то тут, то там, отправляя противников в нокаут.

Убивать нельзя, приходилось рассчитывать силу. А Чуе без разницы, лишь бы подраться. Это ребяческое желание помахать кулаками периодически напоминало о себе. И сейчас среди всего этого хаоса, спиной к спине с напарником, разбивая рожу за рожей, используя отработанные, известные им одним парные приемы, он чувствовал себя по-настоящему живым и счастливым.

— Эй, Чуя, ты можешь сидеть на моем плече, чтобы люди заметили, что у нас два человека в команде, — услышал Накахара над ухом, прежде чем с силой оттолкнуть Дазая, спасая от пролетевшей мимо пули.

— Напомни, почему я до сих тебя не пристрелил?

— Иначе тебе не с кем будет работать, — пожал плечами детектив. — Все боятся гнева мини-мафии.

— Если не заткнешься, идиот, ты тоже будешь бояться, — выплюнул Чуя, с ноги вломив какому-то бедолаге, резко научившемуся летать.

Их бездумно окружили, неизвестно на что рассчитывая. У Дазая на лице расцвела довольная ухмылка. Он переглянулся с не менее довольным Накахарой. Они резко поменялись местами, пули ровным кругом прошлись по ногам Варанов, а пистолеты,, под влиянием способности, разлетелись в разные стороны, пробивая всевозможные поверхности.

Дазай оказался прав. Черно-белый дуэт уже к вечеру вышел на противника, а к полуночи была организована совместная операция по захвату. Одна из пуль пролетела мимо Акутагавы, пройдясь по щеке. И выпустивший ее в это же мгновение пожалел о своем действии, выбросив пистолет, когда его, утробно рыча, придавила к полу огромная тигриная тушка. Если бы не окрик Дазая, зверь бы обязательно вцепился в чужую шею острыми клыками.

Знакомая, но уже не пугающая тень мелькнула не периферии зрения, и Чуя успел заметить главаря, организовавшего все действо. Тот грубо схватил за шкирку, как котенка, светловолосого мальчишку. На вид тому было не больше десяти. Существо попыталось пройтись по чужой спине когтями и высвободить своего эспера, но пуля, больно впившаяся в лапу, вынудила скулить и держаться на расстоянии. Хлесткая пощёчина и мальчишка буквально отлетел к стене, сжавшись и попытавшись с ней слиться.

Злость резко вскипела внутри.

— Не останавливай меня, — рыкнул Чуя.

— Хорошо… Хорошо…

Дазай даже не попытался вмешаться, когда громила, объятый красным свечение, с грохотом пробил своим телом стену, вылетев наружу. В помещении резко повисла тишина. Все, кто ещё был в сознании трусливо побросал оружие. Наняли же уродов. Ацуши неосознанно встал за спину Дазая. Хвост его нервно метался из стороны в сторону. Акутагава одним действием способности повязал оставшихся бандитов-неудачников, связавшихся не с теми людьми, и замер рядом с бывшим наставником. Вместе с ним с восхищением наблюдая за начальником.

Чуя пафосно прошёлся до образовавшегося запасного выхода, оставляя на полу трещины. Пробив ещё одну дыру в стене, главарь снова оказался в здании, пропахав носом пол. Накахара хоть и был мафиози, но имел свои моральные принципы, которые он яростно отстаивал. Ему, как и всем в мафии была присуща жестокость, но и толики благородства он не был лишен, не терпя, когда били невинных или беззащитных. Обижали детей. Чую нельзя назвать сентиментальным, но когда он вступался за кого-то, никто даже претензий предъявлять не смел, включая босса.

Накахара не скупился на удары, разукрасив рожу главаря и прилично поломав кости. Тот даже слова вымолвить не успел, не то, что достать хоть какое-нибудь оружие. Он бы с удовольствием пустил ему пулю в лоб, но Мори-доно обязательно лишит премии за самодеятельность. Пришлось брезгливо бросить его к остальным дожидаться полицию. Чуя разошелся не на шутку, перепугав всех бандитов, к которым уже прихрамывая, но довольно скалясь, кралось волкоподобное существо, собираясь отыграться на том, кто посмел обидеть его хозяина.

— Чуя! Стой! — окликнул напарника Дазай, когда тот решительно направился к парнишке, забившемуся в угол.

— Паршивец! Я тут думал, что головой тронулся, а это твой волчонок! Гаденыш!

— Накахара-сан поспокойнее! Он же ребенок, — нерешительно подал голос Акутагава, все же шагнув Дазаю за спину. Ацуши, вернув человеческий облик, поддерживающе угукнул.

— Да не трону я его, — фыркнул Чуя. — Просто объясню, кого можно пугать, а кого нет. Я чуть не умер со страху!

— А сейчас от страха умрет он. Успокойся сначала, Чуя! — не унимался Дазай, но не вмешивался. У Чуи всегда были достаточно высокие стандарты морали, поэтому парня он точно не тронет. Тем более после того, как рьяно вступился за него.

— Эй, привет, — мафиози присел на корточки перед мальчишкой, который сильнее вжался в угол, и закрыл лицо руками, тихо всхлипнув. — Ну, нет, ну только не реви, — поморщился Чуя. — Все же хорошо. Не ной. Тебя больше никто не обидит. Я, между прочим, помочь хочу.

Мальчик плакать ожидаемо не прекратил. Накахара устало вздохнул и закатил глаза. Ему, конечно, приходилось возиться с детьми, но Акутагавы с Кёкой и Кью обычно не плакали. Скорее, доводили до слез других. Поэтому утешать он совершенно не умел.

— Ладно, хочешь реветь, реви, не буду мешать. Полиция приедет и со всем разберётся.

Накахара, не собираясь больше тратить время, поднялся на ноги. Он двинулся было к Дазаю, замершему в паре метров от них, пока оставшиеся, так называемые коллеги наблюдали за существом, которое успело загипнотизировать главаря, упивались его страхом, как его робко потянули за штанину. Чуя обернулся на мальчишку, смотревшего на наго заплаканными красными, как и у его способности, глазами, и вопросительно поднял бровь.

— Меня арестуют?

— С чего вдруг? — Чуя снова опустился на корточки, чтобы лучше слышать парня. — Ты же не по собственной воле натравливал способность на людей. Максимум оповестят об эспере Специальный Отдел по Делам Одарённых и вернут родителям.

— А если некому возвращать? — шмыгнул носом парень.

— Отправишься обратно в приют, откуда ты и сбежал два месяца назад, — подобрался сзади Дазай, улыбнувшись так, что по коже пробежались мурашки. Чуя бросил на напарника хмурый взгляд. Он не был осведомлен о такой детали.

— А если я не хочу... возвращаться, — в отчаянье пробормотал мальчишка, опустив голову.

Дазай с Чуей переглянулись. Никто из них не понял: нахрена? Но, если и творить какую-то откровенную дичь, то только вместе. Они постоянно это делали, поэтому подобные вопросы даже не подлежали обсуждению. Когда Дазай еще был в мафии, от их выходок город порой выворачивало наизнанку.

— Ацуши-кун!

— Акутагава!

Оба оторвали взгляды от облезлого волчонка, оставившего в покое перепуганных бандитов, теперь с интересом обнюхивавшего Накаджиму, и настороженно замерли перед наставниками.

— Скиньтесь на камень-ножницы-бумага, — сверкнув глазами, попросил Дазай, пока Чуя рывком поставил мальчика на ноги, прижав к его разбитому носу платок.

— Зачем? — подал голос Ацуши, не веря глазам, видевшим, как ужасный Глава Исполкома агрессивно отряхивал пыль с одежды ребенка. Акутагава, привыкший, что иногда начальника тянуло на благородные поступки, ощутимо ткнул его локтем в ребра, призывая перестать пялиться.

— Без вопросов, — рыкнул Рюноске, смерив его злобным взглядом, и выставил вперёд кулак.

Накаджима, всё ещё находясь под влиянием абсурдности ситуации, повторил за ним. Дазай с детским интересом принялся наблюдать. Первые по традиции выпали ножницы, а потом Ацуши инстинктивно отвлекся на мимолётное движение в углу и на счёт три не разжал руку. Вторые ножницы в дребезги разбились о камень, как и последняя нервная клетка Акутагавы. Под радостный вопль Дазая, тот от души влепил напарнику подзатыльник. Хотя раньше бы ногу оторвал.

— Поздравляю, Чу-у-я! — слащаво улыбнулся детектив, подкравшись со спины к напарнику.

— Смеётся тот, кто смеётся последним, — огрызнулся мафиози. — Как тебя зовут хоть? — обратился уже к парню, пока Дазай ловко стащил у него шляпу.

— Юкио Мисима, — шмыгнув носом, отозвался мальчишка, видимо, уже смирившись с бессмысленностью происходящего.

— К мафии присоединиться не хочешь? Вариантов, если что, у тебя не много. Или к нам, или к ним, — кивок в сторону Дазая, — жизнь в бегах или под личным контролем Отдела.

— Что угодно, только не обратно, — с готовностью отозвался Юкио, вцепившись в край чужого плаща. После такого долгожданного побега, он сделает все, чтобы не возвращаться.

Мафиози тяжело вздохнул, только сейчас осознав, куда вляпался. Он ещё рез окинул оценивающим взглядом ребенка, взвешивая все «за» и «против», пока ещё была возможность спихнуть его в Агентство. Что-то во взгляде мальчишки убедило его. Чуя бесцеремонно подхватил мелкого на руки, здраво решив, что с израненной ногой он сам не дойдет.

— Забирай свою зверушку, и уходим, — коротко бросил мафиози, но парень в ответ только зажмурился, покрепче сжав чужую одежду. — В чем дело? — ответа снова не последовало, а облезлая собака, тем временем доверчиво ткнулась Чуе носом в плечо, жалобно заглянув в глаза.

— Мне кажется, он его боится, — прикрывая рот рукой, заметил Акутагава, заставив начальника грозно рыкнуть, напугав и ребенка, и волчонка, и Ацуши, трусливо спрятавшегося за Рюноске. Во что он ввязался? Анэ-сан повеселится, когда узнает. Ещё и боссу с Хироцу будет как анекдот рассказывать.

— Дазай, будь полезен.

— У мамаши Чуи пополнение в семействе, какое чудо, — пропел Осаму, нахлобучив себе на голову шляпу напарника, и коснувшись Юкио. Короткая вспышка и существа, как ни бывало.

— Че ты там сморозил, придурок? Подержи, — Чуя бесцеремонно вручил ребенка Ацуши и шагнул в сторону детектива. Дазай, поняв, что брякнул лишнего, успел избежать удара в нос и челюсть, а вот в глаз нет. Накахара повалил напарника на пол, пытаясь дотянуться до шляпы, пропустив удар коленом по ребрам.

Двойной черный, получая какое-то садистское удовольствие, принялись с энтузиазмом колотить друг друга. Катались по полу, обзываясь и ругаясь, пока Ацуши с Юкио шокировано наблюдали за ними, пытаясь понять, как эти люди умудряются успешно работать вместе и на протяжении многих лет прикрывать друг другу спины.

— Полиция будет через пять минут, — негромко оповестил Акутагава, — давай ребенка и уходим. Позже Накахаре-сану отдам.

— А они? — опешил Тигр, покрепче прижав к себе Юкио, краем сознания понимавшего, что добровольно согласился присоединиться к дурдому.

— Не впервой, — отмахнулся Рюноске. — Они нас ещё обогнать успеют, вот увидишь.

Расемон за спиной взмыл вверх, ухватившись за край дыры в крыше, через которую они зашли, и плавно поднял сначала эспера, а потом и ребенка. Ацуши, последний раз бросил взгляд на наставников, с дикими улыбками и воодушевлением колотивших друг друга, трансформировал ноги в тигриные лапы и одним прыжком оказался на крыше с Акутагавой.

Сегодня он сделал один важный вывод: Дружба — это когда можно быть безумными вместе, но при этом чувствовать себя совершенно нормально.

Можно ли в таком случае считать, что они с Рюноске тоже друзья?