Кошмарная ночь Екатерины (джен)

Босые, девичьи ноги бежали по прогретому летним солнцем тротуару. Над покрытыми пылью щиколотками Екатерины шелестели многочисленные юбки, которые барышня аккуратно придерживала левой рукой, дабы не запачкать подол. В правой же руке девушка держала дамские туфли, отнюдь не изящных размеров, но даже эти были в подошве слегка коротки по стопе, что и заставило дворянку их снять и гулять по городу босиком.

"Вечереет. Не заметила я даже, а ведь вроде недолго гуляла я по Новому рынку... Вот незадача... Забыла яйца купить! Должно быть, надо вернуться..." — обернулась в сторону рынка Катя.

Легким шагом миновав нужный промежуток, она повернула на Гоголевскую улицу, где и повернула к упомянутой торговой точке, да поспешила, пока оставшиеся до вечера торговцы не растворились по своим домам и ночлежкам до завтрашнего утра. Утром же Катерине было совершенно некогда гулять по просторам Нового рынка, ведь она работала, здесь недалеко, где улица Бурсаковская приветствовала улицу Базарную. Да, действительно, девушка, наплевав на все нормы приличия высшего общества, работала. Работа была непыльная, в местной конторе инженером. Проживала же барышня у некой именитой старухи по улице Графской, ведь родной дом Катерины находился в двух ста двадцати вёрстах езды от Великого Екатеринодара и бывала Катенька там в выходные, дабы навестить мать и своих тетушек.

Успев-таки найти, выбрать и купить свой любимый продукт питания — куриные яйца, ну и до кучи пару сдобных булочек, девушка, так же босиком, направилась в сторону выхода из Нового рынка, уже во всю стремящегося ко своему закрытию на сегодняшний день.

Босые девичьи стопы уже достигли ворот базара, как на грубоватой от ходьбы босиком коже ножек вдруг начали появляться телесные точки, одна за другой. "Кап-кап-кап" начал дождик смывать серую пыль с ног одновременно с этим пачкая светлые юбки мятного оттенка.

По присущей Катерине рассеянности, она побежала не в сторону строго противоположную её месту проживания. Не успела барышня и пары шагов сделать до перекрёстка, как редкие, скорее надоедливые, капли выросли в проливной дождь, подбадриваемый порывами ветра. Вдалеке загремела гроза. "Ой ведь... Домой вернуться я не успею..." — задумалась: — "а не пойти ли мне к учителю, ведь он недалеко отсюда живёт, страшно, разумеется, ведь мудчина он одинокий, но всяко лучше у него грозу переждать..." И направилась Екатерина вперед на один квартал.

. * * *

На пересечении улиц Кирпичной и Борзиковской, стоял двухэтажный дом. Некогда он был прекрасен, но из-за нерадивого хозяйского наследника здание утратило свою былую привлекательность. Единственный сын некогда превосходного казачьего атамана волей жизненных обстоятельств остался совсем один из своего рода. Вроде и живи себе, радуйся, работай заведи семью — но нет же. Сергей решил не приносить ничего этому миру, а только с мира требовать. Многочисленные комнаты родительского дома были распроданы, а вырученные деньги растрачены на красивый отдых. Оставив себе лишь комнату из всего дома и прокутив всё наследство, мужчина вынужден был себе зарабатывать на хлеб и выпивку. Работал он во своём дворе, теперь уже общим с соседями. Он обучал детей боевому искусству, так же взялся и за Катерину. По началу он возмутился её просьбе, мол не женское это дело с саблей ладить. Но барышня, как и было обещано, платила довольно неплохое жалование за взятые у него уроки.

Имя непутёвого Сергея среди соседей и тем, с кем он знался позатёрлось. Мало кто его помнил, зато все хорошо помнили его прозвище — Есаул. Приобрел он его, когда стал самобытным преподавателем.

— Эххх, гроза. Выпить хочется! А на улицу не выйти в такой-то ливень. — вслух размышлял Есаул, сидя в своей полутемной комнате, которая больше напоминала каморку с высокими потолками. И мечтал бы так герой и дальше о своей второсортной наливке, как вдруг в дверь постучали и довольно громко.

— Учитель! Учитель! Откройте! Это я Катерина! — раздался девичий голос, по ту сторону убитой жизнью двери.

.

Есаул отворил обшарпанную, скрипящую дверь.

— Ну проходите, коли пришли. А выпить у Вас имеется?

— Нет, ну что Вы, я не пью! Вот только яйца, да пара промокших бриошей. Потрясла барышня корзинкой и одновременно грязным подолом.

— Ну, ну! Не трясите юбками, полы мне запачкаете.

— Да ведь они у Вас и без того грязны, дальше некуда! — огляделась вокруг Катя.

— Не нравится?! Вон Бог, а вон порог! Я никого не приглашал и, тем паче, никого держу!

— Уж простите Вы, но, выпивки, к слову, не имею.

— Ну ладно, что же Вы, проходите, не стойте в дверях. — смягчился Есаул.

"Вот же, экая невоспитанность, войти не у спела, а уже накинулся с вопросами о выпивке." — подумала про себя Катерина, да выбора погода ей неособо оставила . Так девушка и стояла среди комнаты заваленной всевозможным хламом, размышляя, куда бы ей присесть.

— Ну что же Вы стесняетесь? Право Вам. Присядьте пока на кровать.

Барышня некоторое время пребывала в исступлении, разглядывая аморфное ложе, заваленное кучей неясных, влажных, выцветших тряпок, но по итогу аккуратно присела на краешек предложенной кровати, боясь подцепить на юбки какую неведомую хворь.

— Вы, полагаю, голодны? Вот есть похлебка на куриных потрохах! Вкусная, сам готовил! — с гордостью сообщил Есаул и протянул Кате грязную алюминиевую миску с погнутым боком.

— Эм... Не хочу показаться грубой, но незадолго до моего визита к Вам, я имела удовольствие отужинать в одной из пекарен Нового рынка. Так что, премного благодарна, но я не голодна.: — отнекивалась барышня, с превеликим трудом подавляя в себе вполне оправданную брезгливость.

Глаза девушки постепенно привыкли к темноте и она начала потихоньку осматривать полутемную комнату своего учителя.

Обшарпанные, засаленные стены, окрашенные некогда небесной краской в полутьме выглядели грязно-коричневыми и навевали на Катерину некоторый ужас. На стенах помимо векового жира так же имелись всевозможные оружия: сабли, шашки, метательные ножи нагайки и кнуты. К слову, боевое снаряжение было начищенно до блеска. Ведь хозяин любил свои железки и кнуты не менее, а то и более, чем выпить. На пооупустой навесной полке зияла черным каракулем ни разу не стираная папаха. С высокого потолка свисала старая, громадная люстра, окруженная причудливым орнаментом лепнины, люстра уже давно не источала никакого света, но с удовольствием приютила на себе ржавчину и шторы серой паутины. В углу комнаты, под большой картиной неизвестного художника, девичий взгляд вдруг зацепил множество глиняных кувшинов и деревянных бочонков, стоящих идеально ровно, в отличии от всего остального в этой упаднической комнате.

— Есаул... А... Учитель, Вы же спрашивали с меня алкоголь, когда я к Вам только постучала...

— Ну разумеется, так и есть! Действительно. Я жажду выпить чего покрепче, а на дворе царит гроза, к соседской девке — Ленке за наливкой не пойти... Только если бы она сама мне выпивки принесла... — мечтательно протянул фразу Есаул, глядя в одну точку перед собой.

— Простите мне мой интерес, но разве эти кувшины пусты?

— Вы правы. В них есть... Хм... некоторое содержимое, но оно не является хмельным, что там, обсуждать с Вами я не намерен, уж увольте.

— Да и не собиралась.

Возникла неловкая тишина, ведь с нечистоплотным учителем Катеньке и обсудить то особо нечего. Разумеется, кроме владения саблей. Но сейчас девушка была далеко не в том боевом настрое, она очень хотела вернуться в свою уютную комнатку на улице Графской.

Заскучав сидеть на грязной кровати, она подошла к довольно высокому, узкому окну, сквозь старую грязь видна была улица Борзиковская, иногда лзаряемая вспышками молний. Вокруг было ни души.

— И всё же, щачем барышне возникла надобность во владении саблей? Хочу я Вас спросить, Екатерина.: — нарушил затянувшееся молчание Есаул.

— Для самообороны. — размеренно ответила Катя, не отводя взор от мутного, оконного стекла.

— Да что же с Вами может случиться такого?

— Может пристать какой-нибудь женатый сослуживец в моей конторе. — голос девушке был так же не возмутим.

— Вот как... Ну Вы и негодница. С Вас бы не убыло, если ответите взаимностью, а мужчине какому хорошо бы сделали.

— Меня это не волнует. Ни капли.

— Как Вы резки. И что же Вас, в таком случае, волнует?

— Что волнует? А многое. Моя работа и владение саблей в том числе. Так же хотела бы путешествовать по миру и научиться писать картины, а на старости лет вернуться в родительский дом в родном уезде и забрать семь детей из приюта, чтобы хотя бы они познали хорошую жизнь и получили верное воспитание.

— Да ну, вот уж. Вы же всё напутали. Вы, извиняюсь, баба! А бабы нужны для служения мужикам.

— Не извиню. Мы крайне расходимся во мнениях.

Вновь возникло молчание.

Екатерина продолжила смотреть в мутное от грязи и дождя окно, выясняя не утихла ли гроза, тем временем Есаул внезапно покинул свое лежбище и приблизился к своей ученице со спины.

— Таинственной притворяетесь, Катенька.

— Отнюдь.

— Да тайн в Вас предостаточно. И меня так и манит ваша тайна, что перестала отпускать. Хотел бы все Ваши тайны и секреты познать. и даже попробовать на вкус.. которые возможны и даже не возможны.

— Не стоит подходить, прошу.

— Что ж ладно. — довольно быстро согласился хозяин грязной комнаты: — но мне нужна с Вас плата за ночлег.

— За ночлег?

— Разумеется. За ночлег, что я Вам предоставил.

— И что же Вам будет угодно? Учитель? — не оборачиваясь к Есаулу изогнула Катя бровь в своем вопросе.

— Хм. Хотел бы Я использовать Вас как женщину, в прямом назначении, но осознаю, что это если и состоится, то, всё же, не сегодня.

— Так и что же Вам угодно? — повторила девушка озвученный минутой ранее вопрос.

— Да так, пара пустяков... прибраться немного бы здесь не мешало, раз уже не научили меня общению с Вами. Мыть стены и полы, я Вас не заставлю, но вот кувшинчики, которые Вас так заинтересовали, стоило бы вынести и опорожнить в мой туалет внутри двора.

— Да что же в них такого-то?

— Кхм, ну мне лень ночью идти во двор по малой нужде. Смекнули? — вздернул в улыбке усы Есаул.

— Да как вы смеете?! Даже думать о таком омерзительно! — резко оттолкнула от себя учителя Катерина и выбежала из грязной, темной комнаты. Пустилась девушка в ночь на прохладную улицу, позабыв свою обувь да корзинку с яйцами и бриошами. Держа испачкавшиеся юбки и хлюпая босыми ногами по грязи барышня уже настигала своего любимого, съемного угла на Графской: — "Вот уж. Учителя по боевому искусству придётся искать. Благо, что вовремя раскрыл свои низменные намерения." — с облегчением вздохнула девушка, уже закрывая дверь своей комнаты.