И если ты увидишь меня во тьме, надеюсь, ты поймешь, что я не один (гет)

Каз понял, что за ним кто-то следит, в ту же секунду, что вышел из «Клуба ворона». Пока кипела игра, он провел там несколько ночных часов, обсуждая бизнес с несколькими купцами в одной из частных комнат — бизнес, который, если всё пойдет по плану, оставит их с куда меньшей долей в гавани, чем они владели сейчас, но они об этом пока не знают. Улицы в кои-то веки были тихими — между четвертым и пятым колоколом. Ритмичный стук его трости был единственным звуком: все простофили уже забрались в кровати после ночи, проведенной за тратой крюге, которые переходили прямо в карманы Каза. За ним не следовал паук, что редко случалось в последнее время, но он не беспокоился. В конце концов он никогда не боялся улиц Бочки — любой, кто достаточно глуп, чтобы напасть на него, не посмеет сделать этого дважды. Так что Каз даже не посмотрел через плечо, скользнув в переулок, чтобы сократить путь и быстрее добраться до Клепки. Надо признать, тот, кто следовал за ним, двигался исключительно бесшумно. Возможно, Каз не почувствовал бы его присутствия, если бы уже семь лет не жил в тесном помещении с женщиной, способной исчезать в тенях. Однако удача покинула преследователя в узком переулке, когда Каз обошел ящик на земле, а он — нет. Дерево затрещало по булыжникам, и Каз закатил глаза, зная, что теперь ему придется признать присутствие позади себя.

— Какое дело? — резко спросил он, оборачиваясь.

Лучше сразу разобраться с этим, чтобы получить возможность наконец немного поспать. Даже он мог признать, что видел слишком много рассветов подряд. Инеж отругала бы его за это, если бы знала. Но когда Каз повернулся лицом к темному переулку, там никого не было. Он нахмурился, вглядываясь в предрассветную темноту, оттенки серого и черного сливались друг с другом, словно безобразные любовники. Он знал, что не один — даже усталость не могла полностью отнять у него тяжело заработанные инстинкты, — но не мог разглядеть, куда пропал его хвост. Там негде было прятаться. Он поднял взгляд на крыши. Они были пусты. На секунду Каз задумался, не почувствует ли покалывание в шее и не обнаружит ли стоящую рядом Инеж, но это было невозможно. «Призрак» не должен был появиться на двадцать втором причале еще пять месяцев, и в ее последнем письме ничего не говорилось о более раннем возвращении. Каз пристальнее вгляделся в темноту, пока еще не готовый возобновить путь. Тогда-то он и увидел, как что-то мерцает прямо над деревянным ящиком — две парящие точки, отражающие тусклый свет. Каз шагнул вперед, и они чуть-чуть переместились. До него наконец дошло, и он остановился, саркастично приподняв бровь — наполовину на себя, наполовину на существо, что стояло там, глядя на него.

Кот был черный, как чернила, спутанная шерсть плотно прилегала к слишком худому телу. Его глаза тоже были темными и не мигая смотрели на него, словно оценивая перед дракой. Даже такой исхудавший, он был крупнее большинства уличных котов, которых Каз встречал бродящими по Бочке, крадущими рыбу в гавани и убивающими крыс в каналах. Он фыркнул, бросил последний взгляд на переулок и быстро развернулся, возобновив свой путь к Клепке. Снова выходя на улицы, он был крайне рад, что за ним на самом деле никто не следил, поскольку спрашивать, какое дело, у кота было уже достаточно неловко и без свидетелей. Каз знал, жалкое животное всё еще следует за ним, но не обращал на него внимания, вернувшись мыслями к бизнесу, которым занимался той ночью, и постепенно отдаваясь мечтаниям о нескольких блаженных часах тишины на новом матрасе в своем чердаке. Он дошел до Клепки, но по какой-то причине вместо того, чтобы открыть дверь и быстро войти, подняться по лестнице и лечь в постель, он развернулся на пороге посмотреть на кота.

Обнаружив, что тот буквально у его ног, пронзает его взглядом.

Каз равнодушно приподнял брови. Кот свирепо посмотрел в ответ.

— Абсолютно нет, — пробормотал Каз, покачав головой и повернувшись обратно к двери.

Он положил ладонь на ручку, но кот обернулся вокруг его щиколоток, наступив на ботинки, вонзив в кожу грозные когти. Каз нахмурился и стряхнул его, не слишком мягко отпихнув тростью. Кот зашипел и с возмущенным выражением прыгнул обратно. Каз непреклонно открыл дверь и скользнул внутрь в общую комнату убежища Отбросов, закрыв ее за собой так резко, что некоторые члены его банды, расположившиеся здесь на ночь, подпрыгнули. Брам, его лейтенант, поднял взгляд от клинка, который точил, несколько других Отбросов, сидевшие тут и там, немедленно устремили внимание на своего лидера.

— Хорошая ночь, босс? — мгновение спустя спросил Брам, его глубокий голос резонировал в почти пустой комнате.

— Достаточно хорошая, — хрипло ответил Каз, проходя мимо них и направляясь к лестнице.

Он поднялся так быстро, как позволяла больная нога, в нетерпеливом стремлении остаться наконец в одиночестве. К тому моменту, когда он открыл множество замков на двери чердака и зашел в свои комнаты, колено болезненно ныло, наказывая его за нехватку сна и напряжение этой ночи. Каз добрался до кровати и позволил себе рухнуть в нее, не снимая дорогого костюма, уткнувшись лицом в подушку, которая слабло пахла Инеж.

* * *

Казалось, он проснулся спустя мгновение — хотя на самом деле, наверное, прошло несколько часов — от настойчивого скребущего звука, доносящегося от двери. Со стоном и ужасным предчувствием Каз приоткрыл один глаз. Когда звук не прекратился, постоянный и действующий на нервы, он поднялся на ноги. Он взял трость и прохромал в другую комнату, пошатываясь после слишком малого количества сна. Нога дико болела. Каз потер лицо рукой и убрал назад упавшие на глаза волосы, царапание по двери по-прежнему не прекращалось. Солнце поднималось над горизонтом, скрытое за серо-стальными облаками, и в Клепке всё еще было достаточно тихо, чтобы казалось, будто звук отражается от стен. Каз отпер шесть замков, которые ему перед тем хватило здравого смысла запереть, и чуть-чуть приоткрыл усовершенствованную Фабрикатором дверь, посмотрев вниз прямо в черные глаза… кота из переулка. Затуманенному мозгу понадобилась секунда, чтобы сообразить.

— Что? — уныло проворчал он грубым от сна и раздражения голосом, словно животное могло ответить.

Кот мяукнул — странный скрипучий ответ на его единственное слово. И у Каза возникла безумная мысль, что, если бы он был хоть каплю суеверным, сейчас самое подходящее время задуматься, какая мстительная высшая сила послала за ним это мелкое наказание, чтобы заставить его покаяться. Хотя голос на краю сознания, подозрительно похожий на Инеж, прошептал, что, учитывая все его грехи, тень, которую он заслужил, была бы куда больше этого дикого грязного кота. Даже не задаваясь вопросом, как животное пробралось в Клепку, не говоря уже о том, что поднялось по лестнице, будто точно зная, где найдет его, Каз захлопнул дверь у него перед мордой, собираясь вернуться обратно в кровать.

И тогда-то кот решил издать звук, который подозрительно походил на вопль.

— Все Святые и их уродливые матери.

Каз развернулся всего в двух шагах от двери и снова распахнул ее. Кот сидел на половицах лестничной площадки чердака, уставившись на него с чем-то похожим на презрение. Когда Каз раскрыл дверь, пронзив его взглядом того уровня злобы, который заставил бы любое другое существо, обладающее хотя бы каплей инстинкта самосохранения, съежиться, кот невозмутимо прошагал в комнату. Каз проследил за ним взглядом, наблюдая, как он обнюхивает кабинет, любопытно навострив уши. Каз тяжело вздохнул и закрыл дверь, тело требовало отдыха. Он найдет решение для этой особой проблемы после хотя бы нескольких приличных часов сна. В конце концов в Клепке были кошки, особенно в подвале. Они помогали с мышами, и некоторые из юных Отбросов всегда брали на себя заботу о них при необходимости, так что они никогда не становились его проблемой. Если Каз сумеет выгнать кота из своей комнаты, возможно тот сможет стать полезным. Или можно открыть окно и выбросить его, подумал Каз. Эта мысль стала особенно привлекательной, когда кот запрыгнул в большое кресло, которое Каз купил по просьбе Инеж, и принялся удобно устраиваться, нагло уставившись на него. Наконец, потершись грязной шерстью по всей поверхности, кот улегся, выпустил когти и довольно вонзил их в ткань сиденья.

Каз глубоко вдохнул, напоминая себе, что Инеж заинтересуется, откуда взялась кровь на ее любимом кресле, если он позволит себе воплотить в жизнь проносящиеся в голове убийственные фантазии, и решительно ушел в свою комнату. Он снова рухнул в кровать и упрямо закрыл глаза, пытаясь не думать о многих ночах, которые провел в обнимку с Инеж в этом самом кресле, поскольку сиденье было достаточно широким, чтобы они могли устроиться в нем вместе и исследовать друг друга. Пытаясь не думать о том, что теперь грязное мелкое кошачье дерьмо заявило кресло своим. В конце концов тело одержало верх, и несмотря на незваного гостя, сон наконец поглотил его.

* * *

Что бы Каз ни делал, кот не собирался оставлять его в покое. В течение недель, прошедших с его первого появления, Каз пытался оставить кота в руках юных Отбросов, но он всегда находил способ заявить о своем присутствии, так что его невозможно было игнорировать. Девочка и мальчик, которые, распахнув глаза, кивнули, когда Каз велел им помыть дикое существо (поскольку блохи — последнее, что им нужно в густонаселенном пространстве Клепке), вернулись обратно покрытые кровью, чтобы сообщить, что кот теперь чистый, но прячется, и это определенно самец, если ему интересно. Каза это абсолютно не заботило, но он дал обоим несколько крюге, чтобы купить мазь в Обруче, чтобы в их ранах не началось заражение. Банда, подхватившая тяжелый случай бешенства — тоже последнее, что им нужно.

Прятки длились недолго. Быстро оправившись после вынужденного купания, проклятая тварь снова появилась и даже не пыталась быть полезной. Кот не ловил мышей, но оставался неподалеку от ящиков с едой в подвале и на кухне, вопя этим своим невозможно противным хриплым воплем, пока кто-нибудь не кормил его чем-нибудь, чем угодно, чтобы он наконец заткнулся. Спустя десять дней этого абсурда Каз приказал тем же двум Отбросам избавиться от него, но меньше недели спустя животное снова оказалось в Клепке, вероятно, просочившись между двумя членами банды, чтобы снова поскрестись в его дверь. В тот момент Каз был по горло занят конфликтом, включающим Портовых Лезвий и Черных Пик, и меньше всего его беспокоил кот. И если тот несколько раз спал в кресле в его комнате, он едва это замечал. На самом деле, Клепка была гнездом такой стремительно закручивающейся напряженной деятельности, что не представлялось возможным отслеживать хоть кого-то, так что кот и вызываемый им хаос были быстро забыты.

* * *

Каз резко проснулся, покрытый потом, его трясло как в лихорадке, влажные простыни прилипли к телу. Кошмар был таким ярким, какими они бывали в первые недели после смерти Джорди, парализуя его страхом, заставляя сердце колотиться в груди и подскакивать до горла. Он хватал ртом воздух, образы отказывались покидать сознание — тело Джорди, трупы вокруг, утягивавшие его вниз под воду гавани. Иногда тело брата превращалось в тело поменьше — с коричневой кожей, длинными черными волосами, запутавшимися вокруг него, и невидящими темно-карими глазами. От пустоты, которая смотрела на него из этих глаз, его потом трясло часами, днями. Но в этот раз Инеж не лежала рядом, уже проснувшаяся, ее присутствие и голос не прогоняли далеко в уголки сознания искаженное эхо ее самой. В этот раз он не мог убедить себя, что это только сон, поскольку сон был памятью, реальностью, от которой он не мог сбежать. Каз не мог дышать. Он захлебывался грязной водой, наполнявшей легкие, топившей его изнутри.

Пока вдруг не перестал.

Это ощущалось как медленное возвращение к поверхности, столь же знакомое, сколь и болезненное чувство. И, открыв глаза, Каз оказался в Клепке, смотрящим наверх на стропила в предрассветной темноте. Всё тело онемело и дрожало, сознание кружилось, в ушах затихал резкий пронзительный звук. Каз заставил себя набрать воздуха в легкие, собственные болезненные вдохи казались невозможно громкими и неистовыми. Перед глазами плыло, тем не менее комната осторожно вырисовывалась перед глазами дюйм за дюймом, медленно приобретая четкие очертания. Сумев наконец дышать глубже, Каз осознал, что ему на грудь давит груз, словно в ответ на ее движение вверх-вниз — не тяжелая пульсация паники, а нечто более легкое, просто устроившееся там. Тогда-то он опустил взгляд и застыл.

Каз пораженно уставился на лежавшего у него на груди кота. Кот моргнул в ответ — он лежал, аккуратно подобрав под себя передние лапы и обернув вокруг них хвост. Каз отдаленно осознавал, что, если бы не выкарабкался только что из панической атаки, то уже столкнул бы с себя животное, возможно, с большей силой, чем нужно. Но кот сидел у него на груди, над бешено колотящимся сердцем — прямо на том месте, куда Инеж клала голову, когда им удавалось спать рядом, что случалось всё чаще, зная, что это место помогает ему оставаться в реальности лучше всего остального. Очень медленно Каз поднял дрожащую руку и провел по щеке кота кончиками пальцев. Тот вздрогнул, явно пораженный таким поворотом событий, не меньше самого Каза, но не напал на него и не сбежал. Вместо этого он сузил темные глаза, а потом неохотно ткнулся мордочкой ему в ладонь, словно делая одолжение. Каз выдохнул, выпуская воздух из горящих легких, как делал, вскрыв особенно сложный замок, и погладил кота костяшками пальцев, удивленный тем, насколько мягкой чувствовалась под пальцами шерсть.

— Вижу, ты наконец нашел способ получать еду, не ставя на уши всех вокруг, мелкий ублюдок, — пробормотал он грубым голосом.

Кот снова ткнул его носом, теперь полностью подавшись навстречу прикосновению, пронзительные глаза по-прежнему следили за каждым его движением. Он был больше, чем в последний раз, когда Каз видел его — уже не одни только кости и злость, — и решительно более пушистым. Его шерсть была длинной и такой черной, что, казалось, он растворяется в окружающей темноте. Кончик хвоста прошуршал по рубашке Каза, внимание кота было приковано к его лицу. Каз осторожно провел пальцем между ушей кота, вызвав у него короткое мурлыканье. Каждое прикосновение к мягкой шерсти, казалось, возвращало ему осознание себя, прочности своего тела, и он начал дышать легче. Он вытер влагу со щек тыльной стороной свободной ладони — одна из многих физических реакций, вызываемых самыми жуткими кошмарами. Из них всех эту он ненавидел больше всего. Каз прочистил ноющее горло и осторожно передвинулся. Мысль о том, как испуганный кот прыгает ему на лицо, не была бы тревожной, если бы не обернувшиеся так плотно вокруг него простыни. Кот остался у него на груди, подушечки лап мягко уперлись в нее, плавно удерживая равновесие. Сумев устроиться немного удобнее, Каз с дрожью вздохнул и снова потянулся к коту, на пробу погладив его по шее. Животное выгнуло спину навстречу его руке, его глаза наконец сонно закрылись.

— И откуда ты узнал, как делать это? — тихо пробормотал Каз, тепло кота у него на груди заставляло медленно рассеиваться остатки паники.

Это чувствовалось почти так же успокаивающе, как обнимающие его руки Инеж. Когда они только начали спать в одной кровати, для нее это было сложнее, чем для него. Пока Каз оставался на своей стороне, надежно отделенный от неожиданного прикосновения ее кожи подушками и простынями — он спал поверх них, она под ними, — он на удивление чувствовал себя прекрасно. Однако Инеж обладала целым арсеналом плохих воспоминаний, поджидающих ее под одеялом, готовых пробудиться от чего-то столь простого, как движение, слово. Каз выучил их все настолько хорошо, насколько мог, обращая свое тело и свой голос в безопасность для нее, пока она не сумела преодолеть пространство между ними. Первый раз, когда Инеж заснула, уткнувшись лицом ему в плечо, чувствовался настоящей победой — в ту ночь он спал так хорошо, как не спал уже годами. Утром Каз открыл глаза, встретив ее взгляд, и яростно подумал, что с радостью отдаст всё свое состояние и построенную им империю, если у него будет это до конца жизни. К счастью, она не просила его выбирать.

Вначале Каз пытался скрыть от нее свои кошмары, его упрямая гордость побеждала вопреки голосу разума, как часто бывало. Он вставал и уходил сидеть в кабинете, пока не перестанет дрожать, работая, чтобы занять голову и снять напряжение. Иногда он потом пробирался обратно в кровать, стараясь не разбудить Инеж, а если будил, шептал нежные слова, чтобы она знала, кто он. Но в большинстве случаев он просыпался с размазанными по щеке чернилами после того, как заснул лицом на гроссбухах, а в голове всё еще вертелись цифры. В первый раз, когда Инеж осторожно потрясла его, чтобы разбудить, он с болезненным вдохом распахнул глаза, слишком паникующий, чтобы сердиться — на себя или бессмысленно на нее. Она лежала рядом в темноте, пока он собирал себя из кусочков, и не произнесла ни слова упрека, когда он встал и ушел. Во второй раз она на расстоянии вытянутой руки молча смотрела, как он борется со стремлением сбежать, пока он снова не заснул. В третий раз она держала его за руку, не жалуясь, когда он едва не раздавил ее пальцы в своей хватке. Только когда Каз наконец потянулся к ней, Инеж притянула его к своей груди, свободно обняв за плечи и прочесывая пальцами его волосы. Тогда он почувствовал в прикосновении ее рук и поцелуях в макушку, что ей было так же тяжело наблюдать, как он сохраняет дистанцию, как для него отказываться от утешения, к которому он отчаянно стремился. Он отдался в ее объятия, слушая биение ее сердца у себя под ухом, которое доказывало ему, что она живая, живая, живая, что руки вокруг него и ее тепло не жестокая иллюзия.

Однажды Инеж прижалась лбом к его груди, прошептав: «Скажи, что помогает».

«Ты», — сдавленно ответил он, крепче обнимая ее, и она держала его, пока воды гавани вытекали из него, до тех пор, пока он не почувствовал себя хрупким и опустошенным, но немного менее сломанным.

А теперь эта неприятность, этот мелкий демон в облике уличного кота лежал на нем, сверкая глазами в темноте, словно это его место. Каз испустил тихий смешок, и кот пронзил его взглядом, передние лапы угрожающе вытянулись по рубашке. Каз невозмутимо приподнял брови и мягко провел большим пальцем у него между глаз, по лбу и между ушей. Усы кота признательно дернулись.

— Demjin, — поддразнил Каз.

Возможно, они все-таки смогут поладить.