И если ты увидишь меня во тьме, надеюсь, ты поймешь, что я не один (гет)

Каз понял, что за ним кто-то следит, в ту же секунду, что вышел из «Клуба ворона». Пока кипела игра, он провел там несколько ночных часов, обсуждая бизнес с несколькими купцами в одной из частных комнат — бизнес, который, если всё пойдет по плану, оставит их с куда меньшей долей в гавани, чем они владели сейчас, но они об этом пока не знают. Улицы в кои-то веки были тихими — между четвертым и пятым колоколом. Ритмичный стук его трости был единственным звуком: все простофили уже забрались в кровати после ночи, проведенной за тратой крюге, которые переходили прямо в карманы Каза. За ним не следовал паук, что редко случалось в последнее время, но он не беспокоился. В конце концов он никогда не боялся улиц Бочки — любой, кто достаточно глуп, чтобы напасть на него, не посмеет сделать этого дважды. Так что Каз даже не посмотрел через плечо, скользнув в переулок, чтобы сократить путь и быстрее добраться до Клепки. Надо признать, тот, кто следовал за ним, двигался исключительно бесшумно. Возможно, Каз не почувствовал бы его присутствия, если бы уже семь лет не жил в тесном помещении с женщиной, способной исчезать в тенях. Однако удача покинула преследователя в узком переулке, когда Каз обошел ящик на земле, а он — нет. Дерево затрещало по булыжникам, и Каз закатил глаза, зная, что теперь ему придется признать присутствие позади себя.

— Какое дело? — резко спросил он, оборачиваясь.

Лучше сразу разобраться с этим, чтобы получить возможность наконец немного поспать. Даже он мог признать, что видел слишком много рассветов подряд. Инеж отругала бы его за это, если бы знала. Но когда Каз повернулся лицом к темному переулку, там никого не было. Он нахмурился, вглядываясь в предрассветную темноту, оттенки серого и черного сливались друг с другом, словно безобразные любовники. Он знал, что не один — даже усталость не могла полностью отнять у него тяжело заработанные инстинкты, — но не мог разглядеть, куда пропал его хвост. Там негде было прятаться. Он поднял взгляд на крыши. Они были пусты. На секунду Каз задумался, не почувствует ли покалывание в шее и не обнаружит ли стоящую рядом Инеж, но это было невозможно. «Призрак» не должен был появиться на двадцать втором причале еще пять месяцев, и в ее последнем письме ничего не говорилось о более раннем возвращении. Каз пристальнее вгляделся в темноту, пока еще не готовый возобновить путь. Тогда-то он и увидел, как что-то мерцает прямо над деревянным ящиком — две парящие точки, отражающие тусклый свет. Каз шагнул вперед, и они чуть-чуть переместились. До него наконец дошло, и он остановился, саркастично приподняв бровь — наполовину на себя, наполовину на существо, что стояло там, глядя на него.

Кот был черный, как чернила, спутанная шерсть плотно прилегала к слишком худому телу. Его глаза тоже были темными и не мигая смотрели на него, словно оценивая перед дракой. Даже такой исхудавший, он был крупнее большинства уличных котов, которых Каз встречал бродящими по Бочке, крадущими рыбу в гавани и убивающими крыс в каналах. Он фыркнул, бросил последний взгляд на переулок и быстро развернулся, возобновив свой путь к Клепке. Снова выходя на улицы, он был крайне рад, что за ним на самом деле никто не следил, поскольку спрашивать, какое дело, у кота было уже достаточно неловко и без свидетелей. Каз знал, жалкое животное всё еще следует за ним, но не обращал на него внимания, вернувшись мыслями к бизнесу, которым занимался той ночью, и постепенно отдаваясь мечтаниям о нескольких блаженных часах тишины на новом матрасе в своем чердаке. Он дошел до Клепки, но по какой-то причине вместо того, чтобы открыть дверь и быстро войти, подняться по лестнице и лечь в постель, он развернулся на пороге посмотреть на кота.

Обнаружив, что тот буквально у его ног, пронзает его взглядом.

Каз равнодушно приподнял брови. Кот свирепо посмотрел в ответ.

— Абсолютно нет, — пробормотал Каз, покачав головой и повернувшись обратно к двери.

Он положил ладонь на ручку, но кот обернулся вокруг его щиколоток, наступив на ботинки, вонзив в кожу грозные когти. Каз нахмурился и стряхнул его, не слишком мягко отпихнув тростью. Кот зашипел и с возмущенным выражением прыгнул обратно. Каз непреклонно открыл дверь и скользнул внутрь в общую комнату убежища Отбросов, закрыв ее за собой так резко, что некоторые члены его банды, расположившиеся здесь на ночь, подпрыгнули. Брам, его лейтенант, поднял взгляд от клинка, который точил, несколько других Отбросов, сидевшие тут и там, немедленно устремили внимание на своего лидера.

— Хорошая ночь, босс? — мгновение спустя спросил Брам, его глубокий голос резонировал в почти пустой комнате.

— Достаточно хорошая, — хрипло ответил Каз, проходя мимо них и направляясь к лестнице.

Он поднялся так быстро, как позволяла больная нога, в нетерпеливом стремлении остаться наконец в одиночестве. К тому моменту, когда он открыл множество замков на двери чердака и зашел в свои комнаты, колено болезненно ныло, наказывая его за нехватку сна и напряжение этой ночи. Каз добрался до кровати и позволил себе рухнуть в нее, не снимая дорогого костюма, уткнувшись лицом в подушку, которая слабло пахла Инеж.

* * *

Казалось, он проснулся спустя мгновение — хотя на самом деле, наверное, прошло несколько часов — от настойчивого скребущего звука, доносящегося от двери. Со стоном и ужасным предчувствием Каз приоткрыл один глаз. Когда звук не прекратился, постоянный и действующий на нервы, он поднялся на ноги. Он взял трость и прохромал в другую комнату, пошатываясь после слишком малого количества сна. Нога дико болела. Каз потер лицо рукой и убрал назад упавшие на глаза волосы, царапание по двери по-прежнему не прекращалось. Солнце поднималось над горизонтом, скрытое за серо-стальными облаками, и в Клепке всё еще было достаточно тихо, чтобы казалось, будто звук отражается от стен. Каз отпер шесть замков, которые ему перед тем хватило здравого смысла запереть, и чуть-чуть приоткрыл усовершенствованную Фабрикатором дверь, посмотрев вниз прямо в черные глаза… кота из переулка. Затуманенному мозгу понадобилась секунда, чтобы сообразить.

— Что? — уныло проворчал он грубым от сна и раздражения голосом, словно животное могло ответить.

Кот мяукнул — странный скрипучий ответ на его единственное слово. И у Каза возникла безумная мысль, что, если бы он был хоть каплю суеверным, сейчас самое подходящее время задуматься, какая мстительная высшая сила послала за ним это мелкое наказание, чтобы заставить его покаяться. Хотя голос на краю сознания, подозрительно похожий на Инеж, прошептал, что, учитывая все его грехи, тень, которую он заслужил, была бы куда больше этого дикого грязного кота. Даже не задаваясь вопросом, как животное пробралось в Клепку, не говоря уже о том, что поднялось по лестнице, будто точно зная, где найдет его, Каз захлопнул дверь у него перед мордой, собираясь вернуться обратно в кровать.

И тогда-то кот решил издать звук, который подозрительно походил на вопль.

— Все Святые и их уродливые матери.

Каз развернулся всего в двух шагах от двери и снова распахнул ее. Кот сидел на половицах лестничной площадки чердака, уставившись на него с чем-то похожим на презрение. Когда Каз раскрыл дверь, пронзив его взглядом того уровня злобы, который заставил бы любое другое существо, обладающее хотя бы каплей инстинкта самосохранения, съежиться, кот невозмутимо прошагал в комнату. Каз проследил за ним взглядом, наблюдая, как он обнюхивает кабинет, любопытно навострив уши. Каз тяжело вздохнул и закрыл дверь, тело требовало отдыха. Он найдет решение для этой особой проблемы после хотя бы нескольких приличных часов сна. В конце концов в Клепке были кошки, особенно в подвале. Они помогали с мышами, и некоторые из юных Отбросов всегда брали на себя заботу о них при необходимости, так что они никогда не становились его проблемой. Если Каз сумеет выгнать кота из своей комнаты, возможно тот сможет стать полезным. Или можно открыть окно и выбросить его, подумал Каз. Эта мысль стала особенно привлекательной, когда кот запрыгнул в большое кресло, которое Каз купил по просьбе Инеж, и принялся удобно устраиваться, нагло уставившись на него. Наконец, потершись грязной шерстью по всей поверхности, кот улегся, выпустил когти и довольно вонзил их в ткань сиденья.

Каз глубоко вдохнул, напоминая себе, что Инеж заинтересуется, откуда взялась кровь на ее любимом кресле, если он позволит себе воплотить в жизнь проносящиеся в голове убийственные фантазии, и решительно ушел в свою комнату. Он снова рухнул в кровать и упрямо закрыл глаза, пытаясь не думать о многих ночах, которые провел в обнимку с Инеж в этом самом кресле, поскольку сиденье было достаточно широким, чтобы они могли устроиться в нем вместе и исследовать друг друга. Пытаясь не думать о том, что теперь грязное мелкое кошачье дерьмо заявило кресло своим. В конце концов тело одержало верх, и несмотря на незваного гостя, сон наконец поглотил его.

* * *

Что бы Каз ни делал, кот не собирался оставлять его в покое. В течение недель, прошедших с его первого появления, Каз пытался оставить кота в руках юных Отбросов, но он всегда находил способ заявить о своем присутствии, так что его невозможно было игнорировать. Девочка и мальчик, которые, распахнув глаза, кивнули, когда Каз велел им помыть дикое существо (поскольку блохи — последнее, что им нужно в густонаселенном пространстве Клепке), вернулись обратно покрытые кровью, чтобы сообщить, что кот теперь чистый, но прячется, и это определенно самец, если ему интересно. Каза это абсолютно не заботило, но он дал обоим несколько крюге, чтобы купить мазь в Обруче, чтобы в их ранах не началось заражение. Банда, подхватившая тяжелый случай бешенства — тоже последнее, что им нужно.

Прятки длились недолго. Быстро оправившись после вынужденного купания, проклятая тварь снова появилась и даже не пыталась быть полезной. Кот не ловил мышей, но оставался неподалеку от ящиков с едой в подвале и на кухне, вопя этим своим невозможно противным хриплым воплем, пока кто-нибудь не кормил его чем-нибудь, чем угодно, чтобы он наконец заткнулся. Спустя десять дней этого абсурда Каз приказал тем же двум Отбросам избавиться от него, но меньше недели спустя животное снова оказалось в Клепке, вероятно, просочившись между двумя членами банды, чтобы снова поскрестись в его дверь. В тот момент Каз был по горло занят конфликтом, включающим Портовых Лезвий и Черных Пик, и меньше всего его беспокоил кот. И если тот несколько раз спал в кресле в его комнате, он едва это замечал. На самом деле, Клепка была гнездом такой стремительно закручивающейся напряженной деятельности, что не представлялось возможным отслеживать хоть кого-то, так что кот и вызываемый им хаос были быстро забыты.

* * *

Каз резко проснулся, покрытый потом, его трясло как в лихорадке, влажные простыни прилипли к телу. Кошмар был таким ярким, какими они бывали в первые недели после смерти Джорди, парализуя его страхом, заставляя сердце колотиться в груди и подскакивать до горла. Он хватал ртом воздух, образы отказывались покидать сознание — тело Джорди, трупы вокруг, утягивавшие его вниз под воду гавани. Иногда тело брата превращалось в тело поменьше — с коричневой кожей, длинными черными волосами, запутавшимися вокруг него, и невидящими темно-карими глазами. От пустоты, которая смотрела на него из этих глаз, его потом трясло часами, днями. Но в этот раз Инеж не лежала рядом, уже проснувшаяся, ее присутствие и голос не прогоняли далеко в уголки сознания искаженное эхо ее самой. В этот раз он не мог убедить себя, что это только сон, поскольку сон был памятью, реальностью, от которой он не мог сбежать. Каз не мог дышать. Он захлебывался грязной водой, наполнявшей легкие, топившей его изнутри.

Пока вдруг не перестал.

Это ощущалось как медленное возвращение к поверхности, столь же знакомое, сколь и болезненное чувство. И, открыв глаза, Каз оказался в Клепке, смотрящим наверх на стропила в предрассветной темноте. Всё тело онемело и дрожало, сознание кружилось, в ушах затихал резкий пронзительный звук. Каз заставил себя набрать воздуха в легкие, собственные болезненные вдохи казались невозможно громкими и неистовыми. Перед глазами плыло, тем не менее комната осторожно вырисовывалась перед глазами дюйм за дюймом, медленно приобретая четкие очертания. Сумев наконец дышать глубже, Каз осознал, что ему на грудь давит груз, словно в ответ на ее движение вверх-вниз — не тяжелая пульсация паники, а нечто более легкое, просто устроившееся там. Тогда-то он опустил взгляд и застыл.

Каз пораженно уставился на лежавшего у него на груди кота. Кот моргнул в ответ — он лежал, аккуратно подобрав под себя передние лапы и обернув вокруг них хвост. Каз отдаленно осознавал, что, если бы не выкарабкался только что из панической атаки, то уже столкнул бы с себя животное, возможно, с большей силой, чем нужно. Но кот сидел у него на груди, над бешено колотящимся сердцем — прямо на том месте, куда Инеж клала голову, когда им удавалось спать рядом, что случалось всё чаще, зная, что это место помогает ему оставаться в реальности лучше всего остального. Очень медленно Каз поднял дрожащую руку и провел по щеке кота кончиками пальцев. Тот вздрогнул, явно пораженный таким поворотом событий, не меньше самого Каза, но не напал на него и не сбежал. Вместо этого он сузил темные глаза, а потом неохотно ткнулся мордочкой ему в ладонь, словно делая одолжение. Каз выдохнул, выпуская воздух из горящих легких, как делал, вскрыв особенно сложный замок, и погладил кота костяшками пальцев, удивленный тем, насколько мягкой чувствовалась под пальцами шерсть.

— Вижу, ты наконец нашел способ получать еду, не ставя на уши всех вокруг, мелкий ублюдок, — пробормотал он грубым голосом.

Кот снова ткнул его носом, теперь полностью подавшись навстречу прикосновению, пронзительные глаза по-прежнему следили за каждым его движением. Он был больше, чем в последний раз, когда Каз видел его — уже не одни только кости и злость, — и решительно более пушистым. Его шерсть была длинной и такой черной, что, казалось, он растворяется в окружающей темноте. Кончик хвоста прошуршал по рубашке Каза, внимание кота было приковано к его лицу. Каз осторожно провел пальцем между ушей кота, вызвав у него короткое мурлыканье. Каждое прикосновение к мягкой шерсти, казалось, возвращало ему осознание себя, прочности своего тела, и он начал дышать легче. Он вытер влагу со щек тыльной стороной свободной ладони — одна из многих физических реакций, вызываемых самыми жуткими кошмарами. Из них всех эту он ненавидел больше всего. Каз прочистил ноющее горло и осторожно передвинулся. Мысль о том, как испуганный кот прыгает ему на лицо, не была бы тревожной, если бы не обернувшиеся так плотно вокруг него простыни. Кот остался у него на груди, подушечки лап мягко уперлись в нее, плавно удерживая равновесие. Сумев устроиться немного удобнее, Каз с дрожью вздохнул и снова потянулся к коту, на пробу погладив его по шее. Животное выгнуло спину навстречу его руке, его глаза наконец сонно закрылись.

— И откуда ты узнал, как делать это? — тихо пробормотал Каз, тепло кота у него на груди заставляло медленно рассеиваться остатки паники.

Это чувствовалось почти так же успокаивающе, как обнимающие его руки Инеж. Когда они только начали спать в одной кровати, для нее это было сложнее, чем для него. Пока Каз оставался на своей стороне, надежно отделенный от неожиданного прикосновения ее кожи подушками и простынями — он спал поверх них, она под ними, — он на удивление чувствовал себя прекрасно. Однако Инеж обладала целым арсеналом плохих воспоминаний, поджидающих ее под одеялом, готовых пробудиться от чего-то столь простого, как движение, слово. Каз выучил их все настолько хорошо, насколько мог, обращая свое тело и свой голос в безопасность для нее, пока она не сумела преодолеть пространство между ними. Первый раз, когда Инеж заснула, уткнувшись лицом ему в плечо, чувствовался настоящей победой — в ту ночь он спал так хорошо, как не спал уже годами. Утром Каз открыл глаза, встретив ее взгляд, и яростно подумал, что с радостью отдаст всё свое состояние и построенную им империю, если у него будет это до конца жизни. К счастью, она не просила его выбирать.

Вначале Каз пытался скрыть от нее свои кошмары, его упрямая гордость побеждала вопреки голосу разума, как часто бывало. Он вставал и уходил сидеть в кабинете, пока не перестанет дрожать, работая, чтобы занять голову и снять напряжение. Иногда он потом пробирался обратно в кровать, стараясь не разбудить Инеж, а если будил, шептал нежные слова, чтобы она знала, кто он. Но в большинстве случаев он просыпался с размазанными по щеке чернилами после того, как заснул лицом на гроссбухах, а в голове всё еще вертелись цифры. В первый раз, когда Инеж осторожно потрясла его, чтобы разбудить, он с болезненным вдохом распахнул глаза, слишком паникующий, чтобы сердиться — на себя или бессмысленно на нее. Она лежала рядом в темноте, пока он собирал себя из кусочков, и не произнесла ни слова упрека, когда он встал и ушел. Во второй раз она на расстоянии вытянутой руки молча смотрела, как он борется со стремлением сбежать, пока он снова не заснул. В третий раз она держала его за руку, не жалуясь, когда он едва не раздавил ее пальцы в своей хватке. Только когда Каз наконец потянулся к ней, Инеж притянула его к своей груди, свободно обняв за плечи и прочесывая пальцами его волосы. Тогда он почувствовал в прикосновении ее рук и поцелуях в макушку, что ей было так же тяжело наблюдать, как он сохраняет дистанцию, как для него отказываться от утешения, к которому он отчаянно стремился. Он отдался в ее объятия, слушая биение ее сердца у себя под ухом, которое доказывало ему, что она живая, живая, живая, что руки вокруг него и ее тепло не жестокая иллюзия.

Однажды Инеж прижалась лбом к его груди, прошептав: «Скажи, что помогает».

«Ты», — сдавленно ответил он, крепче обнимая ее, и она держала его, пока воды гавани вытекали из него, до тех пор, пока он не почувствовал себя хрупким и опустошенным, но немного менее сломанным.

А теперь эта неприятность, этот мелкий демон в облике уличного кота лежал на нем, сверкая глазами в темноте, словно это его место. Каз испустил тихий смешок, и кот пронзил его взглядом, передние лапы угрожающе вытянулись по рубашке. Каз невозмутимо приподнял брови и мягко провел большим пальцем у него между глаз, по лбу и между ушей. Усы кота признательно дернулись.

— Demjin, — поддразнил Каз.

Возможно, они все-таки смогут поладить.

После этого кот большей частью не путался у Каза под ногами, словно они заключили молчаливое соглашение. Он обитал строго в кабинете чердака, отказываясь ходить по другим этажам Клепки, где бродили Отбросы. Он не пытался следовать за Казом каждый раз, когда тот уходил, только, лежа в кресле, приоткрывал один глаз, чтобы невозмутимо проводить его взглядом, но иногда требовал внимания, когда Каз возвращался: мягко бодал его здоровую ногу, издавая свое отрывистое мурлыканье. Его, похоже, нисколько не беспокоил напряженный график Каза, он только настойчиво мяукал, если его не покормили вовремя. Каз давал ему несколько кусков сушеного мяса, которое хранили в запасе на случай чрезвычайной ситуации — он теперь был достаточно богат, чтобы как следует кормить свою банду даже зимой, и не нуждался в запасах, — и приносил наверх миску воды после того, как кот попытался пить из раковины и чуть не упал в нее вниз головой.

Конфликт между бандами каким-то образом уладился — настолько, насколько вообще может быть улажен конфликт в Кеттердаме, — и Каз сидел за столом, наверстывая работу с цифрами «Серебряной шестерки» подальше от шума первого этажа, когда на чердак небрежно зашел Джеспер. Каз даже не отвлекся от гроссбухов, узнав друга по яркой фиолетовой вспышке, которую уловил краем глаза, и упругой походке, к которой привык за годы.

— Мне казалось, я сказал Анике, что не хочу, чтобы меня беспокоили, — невозмутимо произнес Каз, сортируя в уме цифры и уже переходя к следующей колонке.

— Видимо, я исключение из правил, — спокойно ответил Джеспер, вероятно, с широкой ухмылкой, которую Каз не собирался замечать.

— Ты абсолютно не являешься исключением из этого правила.

Джеспер многозначительно хмыкнул.

— Ну в таком случае не оставляй дверь незапертой. У тебя на этой штуке не меньше двадцати замков, и ты прекрасно знаешь, что мои пальцы, какими бы ловкими они ни были, куда лучше приспособлены к более приятным занятиям, чем вскрытие замков, как например…

— Чего ты хочешь, Джеспер? — перебил Каз, не желая знать, куда приведет это предложение.

Джеспер фыркнул, драматично прижав ладонь к сердцу.

— Я не могу просто навестить друга?

— Обычно у тебя есть скрытые мотивы.

— Мне кажется, ты перепутал меня с собой. Мне стоит начать ходить с тростью и постоянным хмурым видом?

Каз пронзил его мрачным взглядом, и ухмылка Джеспера стала шире.

— Вот, вот оно! — радостно воскликнул он. — Как думаешь, мне будет к лицу?

Каз вернулся к цифрам, не удостоив его ответом.

— Если ты ищешь возможности пощекотать нервы, Джес, то ты опоздал, как обычно. Черные Пики еще какое-то время не будут нас беспокоить.

С отчаянным вздохом Джеспер шлепнулся в скрипучее кресло напротив Каза, положив щиколотку на колено и отклонив кресло назад так, что передние ножки оторвались от пола — опасное положение, поскольку винты у кресла уже некоторое время не подкручивались, но Каз ничего не сказал.

— Знаю. Такая жалость. Но Уайлен непреклонен насчет того, чтобы меня никто не убил, — скорбно объявил он таким тоном, словно кто-то действительно умер.

Каз приподнял бровь, перевернув очередную страницу в гроссбухе.

Джеспер постучал костяшками пальцев по столу.

— Слухи говорят правду? — вдруг спросил он, перепрыгнув от одной мысли к другой с такой скоростью, с какой позволял язык. — Ты правда сделал с лейтенантом Черных Пик то, что говорят?

— Нельзя верить всему, что читаешь в газетах, Джеспер, — бесстрастно ответил Каз.

— Ну так? Выглядит безумно даже для тебя. Скорее поступок «юного дикого Каза Бреккера», чем то, что в твоем стиле сейчас.

Это привлекло внимание Каза. Он выгнул бровь на Джеспера.

— И что это должно означать?

— Ну, сейчас ты скорее склонен к тому, чтобы потратить крюге, чем пролить кровь, вот и всё. Становишься мудрее с возрастом и всё такое.

Каз фыркнул, возобновляя подсчеты.

— Мне придется исправить эти слухи, они выходят из-под контроля.

— Так ты действительно отрезал ему все пальцы и сломал ноги? — подтолкнул Джеспер, опасно выпрямившись в неустойчивом кресле.

Вообще-то он сделал куда больше. Серьезно, неужели уже нельзя положиться на сарафанное радио и придется начать давить? Надо будет это обдумать.

Хотя если бы Джеспер слышал, что тот лейтенант сказал про капитана «Призрака» и ее флот, Каз подозревал, он не был бы удивлен тем, что посчитал безумным даже для него поведением.

— Только я и он будем знать, — задумчиво произнес Каз только потому, что это еще больше заведет Джеспера.

Так и случилось. Джеспер испустил еще один стон и покачал головой, обвиняюще наставив на него палец.

— С тобой не повеселишься, Бреккер.

— Ты наслаждался бы кровопролитием? Как недостойно, — огрызнулся Каз, сарказм сочился из каждого слова.

— По-прежнему никаких новостей от Инеж?

Внезапная смена темы почти застала его врасплох, ручка замерла на цифре на долю секунды, прежде чем он возобновил работу.

— Она прислала письмо несколько недель назад, — сообщил Каз само собой разумеющимся тоном, чувствуя на себе взгляд друга. — Пока не уверена, когда вернется.

— Это многое объясняет, — съязвил Джеспер, позволив ножкам кресла опуститься на пол.

Каз бросил на него еще один холодный взгляд, и Джеспер достал пистолет и покрутил его в пальцах, болтая ногой и заставляя скрипеть половицы.

— Чем дольше ее нет, тем раздражительнее ты становишься.

Когда от Каза не последовало реакции, Джеспер фыркнул и поднялся на ноги.

— Уайлен требует твоего присутствия на ужине на следующей неделе.

Каз снова опустил взгляд в гроссбухи, найдя несоответствие и, нахмурившись, быстро исправив его росчерком пера.

— Если это насчет того, какой головной убор больше ему подходит, боюсь, вы должны решить это разногласие сами.

— Ему любой цвет к лицу, просто невозможно выбрать, — проныл Джеспер.

— Это абсолютно не моя проблема, Джес.

Джеспер крутанулся на половицах, словно танцевал на балу, хвастаясь своим невероятно кричащим костюмом, а потом остановился в глубине чердака, милосердно вне поля зрения Каза, принявшись бродить по его кабинету.

В какой-то момент он наклонился немного слишком близко к особенно дорогой картине, которую Каз украл два дня назад, пристально разглядывая мазки, прежде чем снова выпрямиться и пожать плечами.

— Уютненько, — прокомментировал он, посмотрев на кресло. — А я-то думал, ты все эти годы заставлял Инеж спать на полу.

Каз не успел ответить, поскольку за этими словами сразу же последовал тревожно пронзительный вопль Джеспера, сопровождаемый характерным, слишком хорошо знакомым шипением. Джеспер выпрыгнул из кресла, повернувшись к Казу с возмущенным выражением.

— Какого х… с каких пор у тебя есть кошка? — выпалил он.

— У меня нет кошки, — ровным тоном ответил Каз, по-прежнему не отрывая взгляда от работы.

В конце концов, технически он не был владельцем кота. Каз всё больше убеждался, что тот был питомцем какого-нибудь богатого купца, выброшенным или потерявшимся, бродящим по Бочке. Это объяснило бы полное отсутствие навыков выживания, которое он продемонстрировал в первые недели в Клепке.

— А это что такое? — взвизгнул Джеспер, указав на зверя, который продолжал угрожающе шипеть на него. — Твой собственный пушистый демон? Ты призвал его или что?

Отказываясь дарить Джесперу удовлетворение знать, что он в общем-то не так уж далек от истины, Каз положил ручку — от всех этих воплей и шипения думать стало невозможно. И строго смотрел на кота, пока тот не перестал шипеть и ограничился тем, что пронзал Джеспера взглядом, зловеще подергивая хвостом.

— По-моему, он укусил меня, — пожаловался Джеспер, пытаясь через плечо разглядеть свою задницу.

— Ты сел на него.

— Потому что я не знал, что у тебя есть кот!

— Я не виноват, что ты ничего вокруг себя не замечаешь, Джеспер.

Тот переместился к зеркалу над умывальником и встал на цыпочки в попытке получить лучший обзор спины.

— Если твой дурацкий кот испортил мой костюм, ты оплатишь мне починку.

— Еще раз: не мой кот.

— Он сидит в твоем проклятом кабинете! В твоем собственном кресле!

— Он не очень любит громкие звуки, — невозмутимо ответил Каз, вычеркивая одну из цифр. — На твоем месте я бы говорил потише.

Рот Джеспера захлопнулся со звучным щелчком, и он бросил на кота обеспокоенный взгляд. Тот по-прежнему таращился на него так, словно Джеспер — его ужин.

— Святых ради, — проворчал он. — Яблоко от яблони недалеко падает.

Это замечание также осталось без ответа, поскольку Каз отказывался считать себя связанным с котом. Джеспер одернул костюм в попытке вернуть себе немного самообладания и прочистил горло.

— Итак. Ты придешь по доброй воле, или Уайлену придется снова угрожать вытащить тебя отсюда?

Каз закатил глаза, наконец сдаваясь только для того, чтобы наконец получить немного спокойствия — ну и потому что у Уайлена был талантливый повар. Возможно, немного потому, что ему было одиноко. Не то чтобы он когда-нибудь в этом признался.

— Отлично. Но, — немедленно добавил он, когда Джеспер ухмыльнулся, очевидно простив все обиды, связанные с котом, — если я услышу хоть слово насчет головных уборов, я тут же ухожу.

— И никаких угроз насилия? — воскликнул Джеспер, притворяясь потрясенным. — Посчитаю это победой.

Он повернулся уходить, но остановился у двери, снова развернувшись к Казу.

— О, и не бери с собой своего нового питомца, — велел он, бросив последний взгляд на кота, по-прежнему свирепо смотревшего на него.

— Не мой кот, — рассеянно повторил Каз, уже вернувшись к гроссбухам.

— Да-да.

Письмо от Инеж пришло две недели спустя. Каз был на чердаке — сидел, уставившись в пространство, и тонкости плана в его голове перестраивались снова и снова в новых комбинациях, умоляя поставить их на место, — когда с пронзительным криком в окно влетела Рахма. Сидевшие на подоконнике вороны возмущенно закаркали и захлопали крыльями, когда мимо них пронесся сокол. Сидевший на столе Каза Кот обратил взгляд на новую птицу, гораздо более интересную, чем ленивая стая, за которой он наблюдал последние несколько дней. Впервые он запрыгнул на стол, когда Каз заканчивал с тончайшими деталями особенно сложной подделки. Он уже собирался вступить в очередной поединок воль с проклятым животным, но заметил, как осторожно тот пробирается через бардак на его столе, ловко обходя ручки, бумаги и чернильницы, подняв хвост, чтобы ничего не задеть. Он устроился на углу и просто моргнул на Каза, будто величественно спрашивая, почему тот перестал работать. Каз вернулся к правительственным записям, несколько минут спустя рассеянно протянув руку, чтобы погладить его прямо под левым ухом — одно из немногих мест, которые порой вызывали у него мурлыканье.

Теперь Кот уставился на Рахму с тем же интересом, с каким Нина могла бы смотреть на особенно высокую стопку вафель.

— Даже не думай об этом, — сурово сказал Каз, подхватив его и сбросив на пол.

Рахма нетерпеливо вскрикнула, нисколько не обеспокоенная присутствием третьего хищника в комнате. Наверняка, она могла за мили распознать дымовое шоу Кота. Каз положил перед ней на стол руку ладонью вверх. Сокол запрыгнул на нее и клювом вытянул привязанную к ноге свернутую трубочкой бумагу, освободив ее от крепления.

— Что-то новенькое, — пробормотал Каз, забирая письмо, сердце начало колотиться быстрее.

Он отдал соколу вознаграждение — кусок из запасов сушеного мяса Кота — и развернул письмо, как только довольная Рахма взлетела на стропила, чтобы поесть. Кот запрыгнул обратно на стол возле его локтя, уставившись на Рахму и подергивая хвостом. Каз расправил послание на столе, глаза уже жадно просматривали текст, расшифровывая его.

«Дорогой Каз,

Спасибо огромное за информацию о маршруте «Черной красавицы» в твоем последнем письме. Мы смогли остановить ее у берегов Нового Зема, прежде чем она успела уплыть со своим грузом. Мы остановились здесь на неделю, чтобы до отплытия убедиться, что все безопасно вернулись к семьям.

Мы отправимся в Кеттердам завтра, так что я должна вернуться примерно через десять дней после того, как ты получишь это письмо, в зависимости от течений и ветра, но уверена, ты это уже подсчитал. Не могу дождаться снова увидеть тебя. Я уже целый месяц мечтаю только об этом — даже во сне не могу выкинуть тебя из головы. Словно у тебя особый талант проникать внутрь. Должно быть, дело в отмычках».

Каз фыркнул. Чем дольше Инеж отсутствовала, тем более саркастичной становилась в письмах, словно морской воздух затачивал ее перо. Ему это нравилось.

«Я поискала информацию, которую ты просил, касающуюся керчийского посольства здесь. И действительно нашла много интересного. Было бы сложно сообщить всё в письме, так что пока скажу только, что твои инстинкты тебя не подвели. Как приеду, надо будет обсудить следующую фазу нашего плана. Думаю, он может стать жутко запутанным, что наверняка доставит тебе немалое удовольствие.

Я отсутствовала слишком долго. Не могу дождаться, когда снова окажусь дома.

Ни траура,

Инеж».

Каз аккуратно сложил письмо и убрал его к другим в тайное отделение верхнего ящика, после чего потянулся к чернилам и бумаге, отодвинув Кота, поскольку тот сидел на ручке. Кот возмущенно посмотрел на него, но немедленно смягчился, когда Каз свободной рукой почесал его под подбородком, другой уже начав писать. Инеж, вероятно, получит его ответ всего за несколько дней до возвращения в Кеттердам, но он всегда предпочитал написать, хотя бы только для того чтобы она знала, что он по-прежнему жив и ждет ее, вопреки всему.

«Драгоценная,

Рад слышать про «Черную красавицу» и про керчийское посольство, как ты уже догадалась. Ты слишком хорошо меня знаешь. Но скрывать что-то от меня, капитан? Неизвестность убьет меня. Пожалуйста, возвращайся как можно быстрее и положи конец моей агонии. В конце концов у тебя теперь есть Шквальные.

Также я рад узнать, что ты мечтаешь обо мне, поскольку я не могу не мечтать о тебе, а если мы мечтаем оба, это кажется уже не таким неловким. Ты заполняешь каждую мою мысль, сплю я или бодрствую, и если бы я любил тебя меньше, то сейчас ужасно злился бы на тебя. Что я пытаюсь сказать: я тоже скучал по тебе, Инеж. Я обнаружил, что одного твоего мысленного образа совершенно недостаточно.

Не могу дождаться, чтобы обнять тебя.

Ни похорон,

Каз».

Он запечатал тщательно зашифрованное письмо и поднял взгляд на Рахму, как до этого Кот. Он оставит сокола в покое на несколько часов, позволив ей отдохнуть, пока она не будет готова лететь обратно к хозяйке. Каз откинулся в кресле, подобрав нити плана там, где он их оставил, и начав снова их сплетать, наблюдая, как они собираются будто части головоломки. Кот повернулся посмотреть на него, уши подергивались, словно он мог слышать, как крутятся винтики в голове Каза. Тот рассеянно протянул руку, и животное подалось к ней, принимая ласку. Каз зарылся кончиками пальцев в шерсть на его щеке, теперь длинную и шелковистую.

— Через несколько дней у нас будет гостья, — пробормотал он Коту, больше не задаваясь вопросом, почему разговаривает с ним, когда никто не слышит, — так что лучше веди себя прилично.

Мелкий демон моргнул одним глазом — соглашаясь или обещая шалость, Каз не очень понял.

* * *

У Каза в гавани дежурили посыльные, так что в течение десяти минут после прибытия Инеж, он узнал, что «Призрак» бросил якорь в двадцать втором причале как раз тогда, когда он ожидал. Он не пошел встречать ее: он знал, что она придет сама, когда будет готова. Чтобы поставить корабль в док, требовалось несколько часов, поскольку всё надо было закрепить, устроить в Кеттердаме команду и нескольких редких пассажиров. В течение лет он несколько раз ходил туда сам, когда начальник порта закатывал из-за чего-нибудь скандал — отсутствие у Инеж керчийских документов, без предупреждения увеличившаяся пошлина за постановку в док. Видеть ее там после долгих месяцев разлуки и быть вынужденным притворяться, будто они просто деловые партнеры, было чистым мучением. Однако после достаточной демонстрации жестокости — в основном вызванной вышеупомянутым расстройством — и некоторого количества брошенных им крюге кеттердамские чиновники радостно смотрели в другую сторону, когда корабль показывался на горизонте. В конце концов «Призрак» был теперь известен не только как одинокий корабль, но как целый флот — суда, плавающие по всем морям, пользующиеся каждой волной, чтобы наказать тех, кто осмеливался бросать им вызов. Репутация Инеж всё больше распространялась, словно мстительная тень, нависшая над работорговцами. Никто из них теперь не мог перевести дыхание даже в самые мрачные зимние месяцы: если ее шхуна и не была видна, другие суда, построенные так, чтобы сопротивляться льду и ветрам, выслеживали их — женщины с яростью в сердце, которые решили последовать ее примеру. Она встречалась с некоторыми из них и могла бы уплыть с ними, если бы захотела, но годы назад Инеж обещала ему, что всегда будет возвращаться. Она держала свое слово.

Когда солнце начало спускаться за горизонт, Каз поднялся по лестнице на чердак, зная, что она встретится с ним там. Он снял перчатки и бросил их на стол рядом с Котом, лениво спящим в дрожащем пятне солнечного света. Тот открыл один глаз и неохотно сел, широко зевнув в качестве приветствия. Каз с усмешкой почесал его между ушей.

А потом он почувствовал это. Движение воздуха вокруг него.

Ее тень не упала на стол, и тем не менее вот она сидела на подоконнике, освещенная со спины закатом, ее кожа стала темнее, а свободнее заплетенная коса растрепалась. Каз прислонил трость к креслу и преодолел разделявшие их три шага, не отрывая взгляда от Инеж, когда она с улыбкой ступила в чердак. Каз состоял из одного чистого яростного желания и, взяв наконец ее за руку, потянул к себе, прижав к груди. Она засмеялась, и Каз снова был шестнадцатилетним мальчишкой, потрясенным тем, что всё еще верит в волшебство.

— Привет, — удивленно хихикнула Инеж, и вместо ответа он поцеловал ее, одной рукой приподняв ее подбородок, а другой зарывшись в ее волосы на затылке.

Она сразу же ответила, вцепившись в его жилет и крепко держась за него, ее губы были теплыми и мягкими, осторожными поначалу, но ее быстро увлек за собой его заразительный энтузиазм. Каз не испытывал и малейшей вспышки беспокойства, никаких вод, чтобы наказать его за дерзость, только долгожданное блаженство, всё его существо поглотило облегчение, и привычная боль наконец улеглась. Руки Инеж обернулись вокруг его шеи, притягивая его с тихим вздохом, который ударил ему прямо в голову, и он с радостью склонился к ней. Дым и жестокость Кеттердама исчезли, сменившись морским воздухом, чудом ее прикосновения и спокойствием, которое будто поглощало всё вокруг. Каз затянул объятия, наверстывая долгие месяцы в разлуке, бесчисленные письма и бессонные ночи. Инеж тоже не отпускала его, мягко подталкивая назад, пока он не врезался в стол, присев на него и отчасти сравняв их рост. Она взъерошила ему волосы, и он прижал ее еще ближе к себе, мягко притянув за талию, пока между ними не осталась ни малейшего пространства, изгоняя мили, которые осмеливались встать у них на пути. Наконец отпустив ее, он увидел свою любимую картину: ее ресницы совсем близко, щеки покраснели, прядь волос упала ей на лоб и касалась его лба.

— Добро пожаловать домой, — прошептал он, не осмеливаясь пока закрыть глаза, на случай если она мираж.

Инеж улыбнулась, завершая ту идеальную картину, которую он представлял себе снова и снова.

— Осторожнее, я буду отсутствовать дольше, если буду получать такое пылкое приветствие, — поддразнила она, коснувшись его носа своим.

— Не вздумай, — тихо запротестовал Каз, уткнувшись лицом ей в плечо и сильнее сжав ее, и она снова осчастливила его смехом.

Он вдохнул запах потертой кожи ее жилета, мягкой ткани ее блузы. Не было ощущения, которое он любил бы больше, чем ее объятия, и это чувство было чудом само по себе. Инеж прочесала пальцами густые пряди его волос, как она делала иногда после того, как он целый вечер, составляя планы и прохаживаясь по комнате, пока она точила ножи или кормила воронов на подоконнике, проводил по ним рукой до тех пор, пока они не взъерошивались. Тогда Инеж приглаживала их, возвращала на место даже лучше, чем получалось у него, или чем он давал себе труд — стоя позади него за столом, пока он не запрокидывал голову посмотреть на нее. Сейчас Каз закрыл глаза, ее пальцы были еще холодными от воздуха на крышах, но тело — теплым под его щекой. Он слышал ее сердце, чувствовал ее дыхание. Они теперь редко говорили по ее возвращении: «Я скучал по тебе». Не потому, что не чувствовали этого остро с каждым проходящим днем, а потому что это было ненужно. Они знали. Телом, душой, каждым дыханием. Им не нужны были слова, чтобы выразить чувства друг другу.

Инеж оставила его волосы, чтобы крепко обхватить руками, а потом повернула голову, прошептав на ухо:

— Каз.

Он моргнул, услышав любопытство в ее тоне.

— Да?

— На твоем столе кошка, — по-прежнему тихо сообщила она, и он улыбнулся.

— Ах да. Это новое.

Каз выпрямился, не отпуская ее талию, коснувшись в процессе носом ее виска. Инеж смотрела на Кота поверх его плеча, но повернулась к нему, когда почувствовала его взгляд на своем лице. Солнце играло на ее коже, придавая ей абсолютно завораживающий золотой оттенок. Каз потянулся погладить костяшкой пальца мерцание света на ее скуле, тут же отвлекшись. У нее был новый бледный шрам, который подмигнул ему, когда она улыбнулась. Он сделал себе мысленную пометку спросить ее об этом позже.

— Ты ее у кого-то украл? — дразнящим тоном спросила Инеж. — Это приманка?

Каз ухмыльнулся, заправив ей за ухо прядь волос.

— Вообще-то, он просто пришел сюда следом за мной и отказался уходить. Но не говори Джесперу — он думает, будто это демон, которого я призвал.

Инеж с сомнением приподняла бровь, снова посмотрев на Кота. Каз бросил на него взгляд и обнаружил, что тот смотрит на женщину в его объятиях с таким выражением, словно она враг, которого ему необходимо уничтожить. Хотя он ценил, что Кот тоже способен с первого взгляда разглядеть затаившуюся в Инеж опасность, он не собирался терпеть такое отношение, и уж точно кусание. Каз попытался донести это одним свирепым взглядом, который Кот решил полностью проигнорировать. Мелкое дерьмо.

— Как его зовут? — поинтересовалась Инеж, перехватив указанный убийственный взгляд и улыбаясь себе.

Каз прочистил горло и снова повернулся к ней, склонив голову.

— Кот, — объявил он так, словно это очевидно.

Она в замешательстве поморгала.

— Серьезно?

Каз пожал плечами, снова посмотрев на животное. Его хвост угрожающе дергался по столу.

— Он отзывается, — многозначительно добавил Каз, и Инеж закатила глаза.

Он усмехнулся на ее раздраженное и, однако, позабавленное выражение и поцеловал ее в волосы. После чего на мгновение зарылся в них лицом, впитывая их мягкость и осязаемость ее присутствия. Инеж снова позвала его по имени.

— Хм?

— Ты представишь меня?

Каз с многострадальным вздохом выпрямился, и Инеж с ухмылкой мягко подтолкнула его. Он снова повернулся к Коту и обнаружил, что тот по-прежнему изо всех сил пронзает их взглядом. Будучи не из тех, кто съеживается под мрачным взглядом — Святые знают, за прошедшие годы она не раз противостояла его собственным, — Инеж протянула вперед руку. Этого было достаточно, чтобы Кот с разъяренным выражением немедленно начал шипеть.

— Возможно, ты захочешь… — одновременно начал предупреждать Каз, но не договорил — предупреждение явно было бесполезным.

— О, — пораженно произнесла Инеж. — Ладно.

Она убрала руку, но Кот продолжал в том же духе, собравшись в плотный мячик агрессивности на краю стола. Каз закатил глаза.

— Он не слишком хорошо принимает незнакомых.

— Спасибо, я заметила, — скривившись, ответила Инеж, заставив его фыркнуть.

Каз протянул руку жестом, который не допускал возражений, и Кот немедленно перестал шипеть, но уши оставались прижатыми к голове, а шерсть на спине вздыбленной. Он с упреком уставился на Каза, словно требуя объяснить, почему он имеет наглость приглашать в их пространство незваного гостя. Каз сурово приподнял на него бровь.

— Мы ведь договаривались, что не будет ничего подобного, а? — твердо, но не рассерженно предостерег он, понизив голос.

Каз аккуратно провел одним пальцем по голове Кота, прекрасно осознавая на себе нежно любопытный взгляд Инеж, но сделав вид, будто не заметил. Он терпеливо почесывал животное между ушей, пока не задобрил его до некоторого подобия расслабленности, а потом пробежал пальцами по шерсти на шее. Кот неохотно смягчился, прижавшись спиной к ладони Каза, пока тот не нашел место, которое он особенно любил. Хвост Кота признательно хлопнул по столу, и он подался навстречу прикосновению, вытянув лапы на документах. Краем глаза Каз видел, как Инеж улыбается.

— Вот это уже лучше, — пробормотал он, вероятно, с большей добротой, чем заслуживал мелкий демон, и Кот в ответ боднул его запястье.

Каз медленно убрал вторую руку от талии Инеж и пробежал ею по руке Инеж, взяв ее ладонь. Кот, тут же заметив движение, раскрыл глаза. Он напрягся под равномерными поглаживаниями Каза и перестал тереться щекой о его ладонь, словно его застали за чем-то недостойным его положения. Он пронзил их взглядом с раненым выражением, но всё равно позволил Казу поднести руку Инеж ближе, упрямо отказываясь даже посмотреть на нее. Каз провел большим пальцем вверх и вниз по его лбу, зная, что это может дать нужный результат. Он постепенно узнавал то, что выдавало Кота. Однажды вечером он гладил его в этом месте достаточно долго, чтобы, к их общему ужасу, Кот начал пускать слюни на стол. Но завоевала его в итоге Инеж. Верная себе, она стояла рядом беззвучно и неподвижно, спокойно наблюдая за Котом в поединке воль, которое он не мог не проиграть. Вскоре одно его ухо дернулось, а нос пошевелился в направлении пальцев Инеж. Каз подавил смешок. Похоже, не он один был неспособен сопротивляться притяжению этих темных глаз.

Инеж позволила Коту осторожно обнюхать ее руку, а потом мягко прикоснулась к его щеке. Он отдернулся прямо в ладонь Каза, пугливый и подозрительный, но не убежал и не попытался укусить. Каз подбадривающе согнул пальцы в его шерсти, и, видимо, этого было достаточно, чтобы успокоить его. По-прежнему держа ладонь Инеж в своей, словно чтобы заверить Кота, что она не причинит ему вреда, он направил ее пальцы к затылку Кота, и на этот раз животное не отпрянуло. Каз отпустил руку Инеж и смотрел на нее, пока она осторожно пробегала пальцами по шерсти Кота, на ее лице расцветала улыбка. Кот встряхнулся, чтобы снять оставшееся в его маленьком теле напряжение, а потом вяло потерся мордочкой о ее ладонь. Она восторженно хихикнула.

— Приятно познакомиться, Кот.

Каз заметил, что она продолжает прикасаться легко, мягко проводя пальцами по черному пуху, пока не нашла идеальный нажим, который нравился Коту. Только когда он привык к ней, Инеж осторожно подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть его. Кот тоже придвинулся, чтобы с любопытством обнюхать ее.

— Ты ему нравишься, — нисколько не удивившись, объявил Каз.

Инеж сморщила нос, когда Кот пощекотал ее усами, обе ее руки зарылись в шерсть по обе стороны от его мордочки, расточая ласки.

— Тебе просто надо было привыкнуть ко мне, да? — заговорщицки пробормотала Инеж, глядя в темные глаза Кота.

— Думаю, ты особый случай, — сообщил Каз, прислонившись к столу. — Он укусил Джеспера, когда в первый раз его увидел.

Инеж иронично посмотрела на него, но сначала позволила взгляду пройтись по его телу, выставленному на обозрение рядом с ней, не торопясь добраться до лица. Святые, он скучал по ней.

— Постарайся не гордиться так этим, — слегка пожурила Инеж.

— Ну, Джеспер сел на него, — добавил Каз, склонив голову.

Инеж обратила чрезмерно оскорбленное выражение обратно на Кота, который молча согласился, возмущенно моргнув.

— О, ну так не пойдет, — признала она своим самым мягким задабривающим тоном, заставив Кота закрыть глаза и замурлыкать как моторчик.

Сердце Каза совершенно растаяло, пока он наблюдал, как она присела на корточки рядом со столом, чтобы быть на уровне глаз Кота, даря ему, вероятно, лучшие в его жизни почесывания. Раньше Каз постарался бы проигнорировать это чувство, даже подавить — в те времена, когда принимал его за слабость. Теперь он был умнее. Каз никогда раньше не верил в везение и не верил до сих пор, но иногда, когда он смотрел на Инеж, это потрясало до самого основания ту его часть, которая всё ставила под сомнение, тот тяжело завоеванный инстинкт не верить никому и ничему. Потому что как он мог, вопреки всем ожиданиям, получить такое счастье, если не благодаря чистому глупому везению? Он сжег бы этот город, весь мир до основания, чтобы снова найти его, если бы кто-нибудь осмелился его отнять. Глядя на блаженное выражение на мордочке Кота, он подозревал, что мелкий ублюдок сделал бы то же самое. Каз мог признать, что по крайней мере что-то общее у них есть.

Проснувшись, Инеж сразу почувствовала то, по чему скучала больше всего — чудесно реальные руки Каза вокруг нее. Он крепко обнимал ее во сне, его грудь прижималась к ее спине, а длинные ноги переплелись с ее ногами. Она чувствовала его дыхание у себя на шее, медленное и ровное, заставлявшее слегка трепетать ее распущенные волосы. Вероятно, проснувшись, Каз обнаружит их у себя во рту, но Инеж знала, что он не будет против. Если она засыпала с распущенными волосами, так это потому что слишком устала, чтобы беспокоиться об этом, и чаще всего из-за того, что он сам распустил их, одновременно творя с ней всевозможные восхитительно неприличные вещи. Инеж не однажды ловила Каза на том, что он невероятно самодовольно улыбается сам себе, когда утром ее вид напоминает ему об этом. Раньше всё это — его тело, обернутое вокруг нее, его мягкие губы на изгибе ее шеи — было бы невозможным. Она не смогла бы вынести ощущение его ровного дыхания на своей коже. Это было для нее слишком сильным раздражителем, вызывающим воспоминания о насилии и боли, о том, как дергали ее волосы, как всё ее тело раздирала боль. Иногда это еще случалось, когда «Зверинец» просачивался в голову, пока там не оставалось места больше ни для чего. Но сейчас, в тишине осеннего рассвета, Инеж смаковала это как простую, чудесную победу.

Инеж многое замечала. Она заметила, насколько чутко спит Каз — его инстинкты оставались острыми как лезвие даже во сне. К счастью, она всегда двигалась бесшумно, так что обычно он просыпался не из-за нее. Просыпался он резко — тут же полностью в сознании, словно только что опустил голову на подушку. Каз редко спал глубоко — только когда особенно уставал, и ей приходилось буквально затаскивать его в кровать после слишком многих дней бодрствования, тогда он спал как мертвый. И она знала, он позволял себе эту роскошь только в ее присутствии. Эта постоянная бдительность раньше отражалась в дыхании, в его ритме, в легкости вдохов. Но чем больше им удавалось спать вместе, тем больше оно начинало успокаиваться, становиться глубже, обнимавшие ее руки Каза становились тяжелее. Инеж наблюдала, как его лицо постепенно теряло жесткость, постоянная складка между бровями с течением месяцев разглаживалась. Если бы Инеж лежала в это мгновение лицом к нему, то обнаружила бы его со спутанными волосами, упавшими на лоб, взъерошенными после того, как несколько часов назад она зарывалась в них руками, оттягивая густые пряди, пока он целовал ее шею. Она знала, его губы слегка приоткрыты, черты смягчились, что редко случалось во время бодрствования. Но сейчас она может это только представлять, согреваемая его телом. Одна рука, которую Инеж держала в своей во сне, лежала возле ее груди. Ее собственные пальцы по-прежнему свободно обернулись вокруг его.

Инеж позволила глазам привыкнуть к слабому утреннему свету, доходившему до этой части чердака. Кровать и стена, возле которой она находилась, медленно приобретали четкие очертания. Волосы Инеж рассыпались по подушке и простыням, словно разлившиеся по бумаге чернила. Это было достаточно привычным, как и звуки вокруг, тишина Клепки ранним утром, далекий шум Бочки, приглушенный ветром. Но немного времени понадобилось, чтобы заметить, что в эту картину примешалась иная тень, словно пятно полуночи. На волосах Инеж свернулся в клубок Кот, пушистая шерсть хвоста смешалась с кончиками волос под ним. Инеж улыбнулась на эту картину, наблюдая, как его усы подергиваются во сне. Он свернулся достаточно близко, чтобы украсть немного ее тепла, не совсем вне досягаемости, но всё же на некотором расстоянии. Она не стала тянуться к нему, не зная, как он отреагирует. Сзади пошевелился Каз, и Инеж прижалась к нему, когда его руки плотнее сжали ее талию, с большей решимостью, а большой палец провел по тыльной стороне ее ладони. Каз уткнулся носом ей в затылок, и она знала, что он проснулся.

— Похоже, еще кое-кому очень нравятся мои волосы, — пробормотала Инеж вместо приветствия.

Каз рассеянно помычал, а потом хмыкнул, когда заметил Кота, по-прежнему уютно расположившегося в своем гнездышке.

— Думаю, он скоро обнаружит, что я не люблю делиться, — проворчал он ей в шею.

Инеж фыркнула, и он мягко отвел в сторону ее волосы, чтобы поцеловать ее в шею, и еще раз, добираясь до места за ухом, которое всегда вызывало у нее дрожь. Утром голос Каза был грубее, голосовые связки медленно согревались, и слова оставались менее четкими до тех пор, пока он не выпьет первую чашку кофе. Вначале Инеж думала, это просто из-за того, что он еще сонный, и слова сливаются, как она неоднократно слышала у Джеспера. Но некоторое время спустя она поняла, что менялся его акцент, смещаясь от резких согласных Кеттердама, которые он перенял, к мягким гласным южной Керчии, которые приходили к нему естественно. В конце концов он так по-настоящему и не потерял произношение своего детства, и она дорожила каждым его звуком в утреннем свете.

Каз медленно протянул руку и провел пальцем между глаз Кота. Тот немедленно открыл их, зрачки были расширены в полутьме комнаты, и уставился на Каза с похожим на упрек выражением. Каз издал тихий смешок, крошечные порывы воздуха щекотали ей шею, вызывая у нее улыбку. Кот еще какое-то время с кровожадным выражением нагло таращился на босса Бочки, а потом Каз почесал его под подбородком, и он широко зевнул и снова закрыл глаза.

— Мелкий демон, — с нежностью протянул Каз.

Инеж узнала тон, которым он увещевал Кота накануне — раньше она такого тона не слышала ни разу. Он отличался от того, который Каз использовал с немногими детьми, на которых натыкался в течение лет — тихий, слегка угрожающий, — или даже с юными Отбросами — скучающий, резкий, исключительно деловой. Он также не принадлежал к тем многим интонациям, которые Каз употреблял с ней, когда шептал ей на ухо, успокаивая, дразня, заставляя смущаться или таять. И уж, конечно, это не был тот сюсюкающий тон, который Инеж слышала у керчийских леди, когда они говорили со своими питомцами — даже если в безопасности этих комнат ему не приходилось беспокоиться о репутации, Каз Бреккер никогда не пал бы так низко. Но он был добрым. Нежно озорным. И Инеж не подозревала, что услышит у Каза такие интонации с кем-то, кроме нее.

Грязные Руки, ее король Бочки. Полон сюрпризов.

Каз уронил руку обратно на кровать, и она уютным весом устроилась на талии Инеж. Он оставил указательный палец на одной из передних лап Кота, рассеянно поглаживая туда-сюда, и тот нетерпеливо подтолкнул его носом, словно спрашивая, почему его больше не чешут. Инеж потянулась к Коту, позволив ему снова осторожно понюхать ее пальцы, прежде чем погрузить руку в шерсть. Каз прижался лбом к ее шее сзади, его ловкие пальцы обернулись вокруг ее ладони, направляя под левое ухо Кота.

— Здесь, — прошептал он. — Если ты хочешь по-настоящему покорить его.

Кот довольно закрыл глаза, немедленно растаяв под ее пальцами, и Инеж улыбнулась. Она знала некоего преступника, который очень похоже реагировал, когда она пробегала пальцами по его волосам, вверх и вниз по затылку, или проводила кончиками пальцев по скулам. Каз взял прядь ее волос и аккуратно крутил их между пальцами в уютной тишине комнаты. Его дыхание прижимало его торс к ее спине спокойными волнами тепла. Он завязал прядь гладких волос в морской узел, и Инеж узнала тот, из куска веревки, который она положила на его стол перед тем, как отправиться в последнее плавание. Сделав это в первый раз, Инеж ожидала, что он станет дразнить ее, когда она вернется — ты находишь там столько сокровищ и даришь мне кусок веревки, моя дорогая капитан? Но обнаружила узел на его прикроватном столике, аккуратно завязанным, только немного более потрепанным, чем она помнила. Она знала, Каз понял ее намерение. В конце концов, нечестно, что у нее было всё то, что напоминало о нем — ножи, которые он ей подарил, рубашки, которые она утаскивала из его шкафа, Святые, даже целый корабль, его подарок, — а у него ничего не было взамен. Она не спрашивала его об этом. Вместо этого несколько дней спустя перед отплытием Инеж оставила еще кусок веревки. Этот второй она нашла спрятанным во внутреннем кармане одного из его костюмов. Третий всё еще лежал на подоконнике — более сложный узел, который она научилась вязать несколько лет назад под руководством своего помощника. Все три и каждый из тех, что были после, Каз хранил, словно ворон, собирающий блестящие предметы. Инеж поняла — и, возможно, понимала всегда, — что его не заботят богатства, которые она могла бы привезти ему из путешествий, какими бы редкими и экзотическими они ни были. Но он будет бережно хранить любой оставленный ею кусочек себя.

Каз развязывал все эти узлы и завязывал их заново, иногда даже аккуратнее, чем удавалось Инеж. Впервые он признал ее маленькие подарки, когда она случайно нашла один в гигантском кресле, который он купил для нее. Она перестала целовать Каза в наполовину расстегнутой рубашке и подняла кусок веревки перед его восхитительно покрасневшим лицом.

— Они тебе теперь отлично удаются, — непринужденно заявила Инеж, словно не сидела верхом у него на коленях.

Каз склонил голову, жадно наблюдая, как она любуется узлом в своих руках.

— Тебя это удивляет? — тяжело дыша, спросил он, кончики его ловких пальцев вызывали горячее пламя под ее туникой.

— Учитывая твою ловкость со всем остальным, — ответила Инеж, снова обвив его руками за шею, — нет. Но я не хотела бы, чтобы ты выучил их все. Никогда не знаешь, когда пригодится узел, который даже ты не можешь распутать.

После, извлекая узел из ее ослабевших пальцев, Каз сказал, что этот официально теперь его любимый.

Сейчас Инеж краем глаза завороженно наблюдала, как он завязывает и развязывает узел из ее волос снова и снова, совершенно гипнотизирующим плавным движением. Ее пальцы замерли над ухом Кота, и тот издал тихий протестующий звук и подтолкнул ее руку. Инеж моргнула и услужливо продолжила гладить его, игнорируя усмешку Каза, которую чувствовала у себя на шее.

— У нас на ферме были кошки, — без предисловий пробормотал он несколько минут спустя.

Инеж не была застигнута врасплох, ей не пришлось скрывать удивление и задерживать дыхание, как бывало раньше, когда он делился чем-то из своего прошлого. В течение нескольких лет Каз дарил его ей маленькими кусочками — хорошее и плохое, трагичное и повседневное. Он мог рассказать про отца, пока они проникали в кабинет одного купца, который инвестировал в фермы в Новом Земе или южной Керчии. Вспоминал, как строго тот напоминал им с братом быть осторожнее рядом с озером или как готовил горячий шоколад холодными промозглыми зимними днями. Мог рассказать, как начал называться Казом после того, как его так назвал Джорди, настаивая, чтобы и другие обращались к нему так, вместо полного имени Казимир, которое он в тайне не любил. Как он узнал, что это огорчило па, потому что имя ему дала мать на смертном ложе в честь ее отца. Мелкая обида, которую наносишь, когда ты очень юн и дерзок и уверен, что трагедия не ударит дважды.

Инеж не могла забыть ночь, когда он рассказал ей о чуме и гавани, сломленный в ее объятиях, когда они оба были завернуты в одеяла на ее кровати в доме Ван Эков. Но теперь она могла только добавлять детали в то, что уже знала, с каждым маленьким фрагментом, который Каз дарил ей о себе. То или другое напоминало ему о чем-то, об особенном моменте. Иногда он едва мог произнести слова в темноте чердака. Или же выпаливал их и крепко сжимал челюсть, инстинктивно пытаясь удержать всё внутри, сидя рядом с ней на краю крыши. И Инеж смотрела на него и ждала, терпеливая, как всегда.

Продолжай.

Закончи историю.

Не в этот раз. Слова никогда особенно не давались ему легко, но в это конкретное утро, по-прежнему запутавшись руками в ее волосах, Каз, не сбиваясь, прошептал их ей в шею.

— Джорди всегда предпочитал собак, потому что они играли с ним, — тихо продолжил Каз. — Большинство кошек не позволяли нам гладить их. Но однажды мне удалось получить несколько котят, когда их мать умерла.

Инеж ближе прижалась к нему. Он глубоко вдохнул.

— Однако отец не хотел пускать их в дом, как бы мы ни умоляли, — и многозначительно добавил, ткнув Кота в нос: — Этот не выжил бы и двух недель.

Кот с оскорбленным выражением открыл глаза, уставившись свирепым взглядом, несмотря на то что Инеж со смешком продолжила гладить его. Каз снова обвил ее руками, уткнувшись лицом в плечо. Где-то прозвенел колокол, заставив уши Кота дернуться, но ни один из них не пошевелился встать. Кровать была слишком теплой, слишком мягкой, и они пока не были готовы отпустить друг друга.

— Каз? — тихо выдохнула Инеж, пробегая пальцем по длинной шерсти на щеке Кота.

Она почувствовала, как Каз снова открыл глаза, его ресницы пощекотали ей шею.

— Хм?

Инеж не отрывала взгляда от Кота, пока Каз лениво поглаживал большим пальцем ее ключицу, его ладонь была теплой возле ее сердца. «Продолжай», — казалось говорила маленькая тень, спокойно глядя на нее в ответ.

— Я рада, что ты больше не одинок здесь.

Каз некоторое время молчал, а потом выдохнул с едва заметным смешком.

— Я тоже, — прошептал он тихое признание.

Инеж улыбнулась Коту. Он моргнул на нее, его усы пощекотали ее пальцы, а потом потерся головой о ее ладонь, мурлыча в знак согласия.

* * *

Они сидели на его любимом месте.

Кот, прищурившись, уставился с пола на людей, планируя наилучший образ действий. Даже если он почувствовал — и, если честно, проигнорировал — неудовольствие Защитника в тот первый вечер, когда свернулся здесь, кресло теперь принадлежало ему, не так ли? С тех пор он столько раз позволял Коту спать в нем и даже дважды рассеянно погладил его, проходя мимо, словно давая свое одобрение. Однако теперь они сидели в кресле, будто оно полностью принадлежало им, не оставив даже клочка пространства, куда он мог бы втиснуться. Кот снова посмотрел наверх, сидя рядом с длинными ногами Защитника. Эти его отвратительно длинные конечности постоянно ему мешались. Почему люди такие нелепо долговязые, он никогда не поймет. У этого была даже третья нога, словно двух уже недостаточно. Теперь они вытянулись перед креслом, одна слегка согнута, чтобы поддерживать меньшего человека, Гостью. Хотя, учитывая, что она здесь находилась уже несколько недель, это наименование, возможно, не совсем ей подходило. Поскольку ноги Защитника в этом случае не являлись хорошим путем в кресло, Кот повернулся к ее ногам. Не тут-то было. Они болтались поверх ручки кресла, поскольку она сидела на коленях Защитника. Этим путем он тоже не мог забраться.

Он обнаружил, что люди порой жутко раздражают.

Гостья засмеялась на какие-то слова Защитника, его руки крепче сжались вокруг нее, и Кот, как всегда, заметил, как исходящая из него энергия тут же переходит в музыкальный звук. Ему тоже нравился смех женщины, признал Кот, хотя в данный момент и неохотно, поскольку она сидела в его кресле. Ее смех чувствовался так же хорошо, как солнце на столе Защитника на закате, омывающее его теплом, пока он смотрит на птиц за окном. Но он не мог позволить этому отвлечь его от цели. Встряхнувшись, он продолжил анализировать сложившуюся ситуацию. Поскольку они сидели друг на друге, причина чего полностью ускользала от него — Защитник редко держал на коленяхего, так что это казалось по-настоящему несправедливым, — прыжок в кресло с пола, которое они грубо заняли, был выше. Если бы кошки могли усмехаться, он бы усмехнулся. Не думают же они, что его это остановит? В конце концов он мог запрыгнуть с пола на стол Защитника, спасибо большое. Однако угол, который создавало тело Гостьи, с ногами, перекинутыми через ручку кресла, и торсом, прижатым к Защитнику, будет несколько сложным. Возможно, это будет не самое грациозное приземление, но ничего, с чем бы он не справился.

Решившись, Кот собрался с силами и прыгнул.

Ни один из них не вздрогнул, собственно говоря, но рука Защитника слишком резко перестала гладить талию Гостьи, чтобы полностью скрыть удивление. Кот знал, что он не замечал его, всё его внимание было глупо сосредоточенно на лице Гостьи, как часто бывало, когда она рядом. Что ж, будет ему уроком. Она, с другой стороны, конечно, знала. Она всегда знала, что Кот здесь. Он никогда прежде не встречал человека, способного слышать его приближение, но она слышала, и неоднократно. Она даже несколько раз застала его врасплох.

Не то чтобы он когда-нибудь в этом признался. Это было бы неловко.

Кот осторожно ступил на бедра Гостьи, многозначительно пробуя, насколько они удобны, будто ему не позволяли уже не однажды сворачиваться на них. Он почувствовал, как Защитник пошевелился под ней, но прежде чем он успел сказать или сделать что бы то ни было, она хихикнула и как всегда нежно погладила Кота. Победа. Он довольно выгнул спину под ее ладонью, и она немного почесала его. Кот прижался головой к ее животу, а потом к животу Защитника, бросив на него самодовольный взгляд, потерев шерсть по всему его жилету. Кот почувствовал, как он раздраженно фыркнул, но зная, что победил, милосердно решил не держать за это зла. Удовлетворенный, Кот свернулся там, где соединялись их тела, завернувшись в их тепло как в кокон. Рука Гостьи по-прежнему нежно гладила шерсть у него на шее, заставляя его мурлыкать, вопреки собственным намерениям. Он глубже зарылся в ее объятие и услышал, как Защитник что-то бормочет себе под нос. Слова вибрировали в его теле, как и мягкий звук ответа Гостьи.

Кот закрыл глаза. Он был в тепле и безопасности, и прямо перед тем, как заснуть, почувствовал, как рука Защитника скользнула в его шерсть, успокаивающе гладя ее длинными пальцами.

Ну ладно — возможно, он все-таки может научиться делиться креслом.