Призраки (джен)

— Аберто!

Молли Уизли больше не могла стучать в дверь. Джордж лежал на кровати, тупо глядя в потолок, и из его комнаты издавались короткие вскрики.

— Диффиндо, — шептал он, зная, что Рон и Джинни запустили в его комнату большое ухо. На его руке, словно от ножниц, в алом цвете расплывалась неглубокая полоса, доставляющая умеренную покалывающую боль.

Везде, и даже за окном было серо. Хотя люди ликовали, с надеждой и слезами на глазах отстраивая здания, разрушенные гневом уже навечно мёртвого Волан-де-Морта, не от кого в Норе было получить хоть каплю положительных эмоций. Молли и Артур отчаянно бросались контрчарами в дверь Джорджа. Рон и Перси трудились в министерстве, Чарли повысили в Румынии, Билл давно уехал жить отдельно с Флёр, и только Джинни, которую мать с отцом успешно устроили в «Ежедневный Пророк», давно была дома.

— Алохомора! — произнёс Артур.

— Милый, я уже использ…

— ЧТО ВАМ НУЖНО ОТ МЕНЯ?

Сквозь дверь разразился истошный крик Джорджа, лицо которого в страдальческом выражении покрылось четвёртым слоем слёз за сегодняшний день. Не обязательно, правда, именно за день: проснувшись от ночного кошмара в два часа ночи, он рвал себе сердце, никак не сумев отвлечься. Сейчас он спал, восстанавливая себе часы здорового (навряд-ли) сна.

Все эти часы он лежал с закрытыми глазами, видя бесконечный тёмный коридор, и воображал, как по нему проходит Фред. Он хотел пройти по нему, утонуть в нём и больше никогда не возвращаться домой.

Но открытые глаза раз за разом жестоко навязывали ему жёсткую реальность. И однажды, когда он содрогается от чьего-нибудь голоса, он уходит из сладостного транса, в котором он хотя бы на пару секунд воссоединяется с Фредом, вновь оставляя его одиноким.

— Джордж, ты спи, спи, дорогой, — дрожащим от губ голосом говорила Молли, — я тебе только занесу поесть.

Джордж закутался в одеяло и обнял себя, сказав шёпотом, словно бы самому себе:

— Я не хочу…

Заботливым и беспокойным голосом Молли пришлось постучаться ещё.

— Джо-ордж…

— ОТСТАНЬ! ПОЖАЛУЙСТА!

За несколько недель после битвы Джордж по нескольку раз ощущал, как в его глазах кончались слёзы. Когда же его сердце велело излить их в очередной раз, он всякий раз ощущал до ужаса неприятное чувство, как его железы, вырабатывающие их, напрягаются, как под прессом, сухо обжигая болевший глаз и при раскрытии напоминал о высохших солёных струях на щеках.

Молли отошла, сама взявшись за лицо и пустившись в рыдания. Артур глубоко вздохнул. Он ещё с полторы минуты уставился на дверь, не в силах более видеть её заместо сына. Несколько — а именно три недели — никто не мог его оттуда достать. В последний раз, ликуя от вида буквально восставшего из мёртвых Гарри Поттера и обратившись к отсутствующему лику брата, по окончании битвы он стремительно направился в дом для перенесения горя, наложив на комнату чары такой силы, которой никто из его друзей или знакомых не мог проломить.

Ел он раз в несколько дней, хотя, конечно, организм и требовал еды чаще. Разумеется, с позывами желудка, он изредка трансгрессировал из Норы, дабы купить себе её — однако он попросту не мог есть. Пища просто не лезла в рот.

Так, семья не могла всё это время нормально ужинать, зная, что в пределах их же дома голодает Джордж, который напоминал собой всем о потере…

— Диффиндо.

Заклинание, вновь подействовав, как ножницы, чуть поранило костяшку дрожащего пальца. Джорджу это надоело. В гневе он прокричал:

— Сектум АРУМ!

Из палочки вырвался толстый луч, конкретно порезавший руку. От неожиданной боли Джордж застонал, и мать с отцом затарабанили к нему сильнее.

Они перебирали все известные варианты отпирающих заклинаний. Но замок был заблокирован чарами, на которые они вовсе не действовали.

— Фините! Фините Инкантатем! — в панике перебирали они.

И, подобравшись эмоционально к той точке, в коей когда-то был Джордж, они сняли с замка защиту.

Ввалившись, словно два грузных мешка на пол, они тут же впервые за долгое время нашли сына, рассматривающего в выражении почти полного безразличия обтекающую кровью руку.

Молли не знала, за что хвататься. Артур наложил жгут и кружился, оказывая первую помощь.

Джинни в моменте забежала в комнату, не открывающуюся почти месяц.

Рана на руке Джорджа начала затягиваться, что было процессом не менее долгим и больным, чем сам порез, но мышцы его лица устали кривиться. Со стороны он выглядел шизофреником, который совсем не испытывает эмоций; он отмахнулся от сестры, которая буквально силой повернула его лицо к себе.

— Джордж! Ты!... Ты столько не ел! Мама приготовила пирог, прошу, поешь!

— Отстаньте. Прошу вас.

Связки, не использованные около месяца, не смогли слышимо вымолвить «спасибо» маме с папой. Вместо этого он снова лёг.

— Я оставлю тут, — сказал мистер Уизли. — Обязательно поешь, как захочешь.

Джордж лёжа покивал головой.

— И ещё. Сынок… У папы есть к тебе разговор.

Периодически Джордж выгорал — неестественно часто для нормального человека. Начисто лишившись эмоций и хоть какой-то возможности реагировать, он направил на отца пустые глаза.

— Мы нашли тебе место, — «навеселе» выдавил Артур.

Джордж вздохнул. Магазин Всевозможных Вредилок напоминал ему брата. Он не стал бы работать ни при каких обстоятельствах. Он не хотел ничего. Для него не существовало ничего. Работу он более не рассматривал, как часть жизни. Сидеть в четырёх стенах, давить на себя и рвать своё сердце — вот вся та жизнь, которую он себе представлял навечно.

— Что это? — без особого интереса хрипло спросил он.

— Министерство, конечно, — улыбался отец. — Но не думай. Там ты не будешь…

— Я не хочу видеть лицо Перси, — напряжённо отрезал сын.

Артур прервался, сделав паузу, после которой не знал, что говорить. Джордж отчётливо помнил извинения Перси — правда его они не волновали. Он в своё время продал всех их, и продал Гарри Поттера. От умения видеть свет у близнеца Уизли не осталось ни следа. Сейчас вокруг него витала тьма — целые тонны тьмы, которую он не мог простить брату-карьеристу.

Папа не стал настаивать, старательно обходя тему Перси.

— Ты вовсе не будешь его видеть, — легко сказал он. — Тебя отлично примут на должность по коррекции магических документов.

— Редактор «Ежедневного Пророка» — Джинни, — заметил Джордж.

— Не редактор. Корректор. Специалист по нахождению ошибок.

— Я. Не. Такой. Зубрила. Как. ПЕРСИ!

Он сжал кулаки, мечтая о том, чтобы они лопнули. Ему было тяжело ощущать собственное тело. Он маялся странным желанием освободиться хотя бы от части его — а затем лежать, делать это вечно…

Словом, ничего общего предложение о работе с уровнем работоспособности Джорджа не имело.

— Ты и не обязан определять их сам, — спокойно продолжал Уизли. — Этим занимается магический прибор, сканирующий статьи. Я установил программу — как у маглов, ну, об этом пока мало кто знает… В общем, она сама будет исправлять ошибки. Тебе нужно будет пока что следить за тем, чтобы на приборе, который будет показывать статью, не было красных…

Джордж снова необъяснимо зажмурил глаза, а его губы тряслись, как осиновый лист.

Его одолевали воспоминания. Как отец в своё время приносил с работы разные магловские штуки — а они с Фредом шутили над ними, гадая, что они делают, в тайне заколдовывая их…

Мама оттолкнула Артура, сев рядом с сыном и обхватив его голову.

— Иди, — прошептала она мужу.

Гладя его по голове, она ласковым голосом, прямо как голос колыбельной, когда они с Фредом были совсем малышами и глядели друг на друга с по-детски удивлёнными лицами, говорила в своей манере.

— Джордж… Папа просто имеет ввиду, что тебе стоит хоть немного выходить на улицу и общаться с людьми.

От вновь появившихся слёз он согнулся вдвое, не терпящий больше боли в животе от сокращения мышц при сильно плаче.

— Да-да, сынок, я знаю, — приговаривала она с интонацией, дающей понять: она знает. — Я знаю, о чём ты думаешь. Как вы с Фредом в семь лет валялись на зелёной травке, дули друг другу одуванчиком в лицо. Ох, помню, июль тогда был, жара, тополи, а вы как расчихаетесь, мы с Артуром за голову хватались, не знали, как вас лечить… Мы тогда пошли в гости к соседке, и вы вместе играли в догонялки. А придёте домой и непонятно — простудились вы, или что? Как вы подбрасывали камни и пытались удержать их в воздухе. Вроде, вам тогда должно быть было ещё пять. Ой, вру, может шесть… Или пять с половиной…

Укачивающая рука мамы и её речи, в мелких деталях передающие образа, которые приходили ему в голову впервые дала ему подумать, что есть люди, которые понимали, что он чувствует.

— Так ты согласен?

Джорджу не хватало сил на то, чтобы ответить. Так же, как и, собственно, на то, чтобы сказать что-либо поперёк.

Молли лишь вздыхала — который раз. Но она знала. Знала, что будет непросто. Такие эмоциональные качели обещали наполнять всю Нору ещё немалое время...