Каникулы главы ДК (джен)

Будильник прозвенел ровно в шесть утра, вырывая Саваду из мира снов. Парень кое-как разлепил глаза и, устало пошарив рукой по тумбочке, выключил это легальное устройство пыток. Занятия в школе начинались только через три часа, и, кажется, можно было поспать ещё немного, но Тсунаёши прекрасно знал, что ничем хорошим для него это не кончится. Неудачи и различные казусы преследовали его с самого детства, и к пятнадцати годам парнишка смирился: если Судьбою написано до конца дней оставаться ходячей катастрофой — ничего он не сможет сделать. И тут даже Реборн не поможет. Впрочем, его садист-репетитор тоже понял эту печальную истину и издевался над будущим Дечимо уже не так сильно.

Савада лениво потянулся на кровати и, прикрыв зевок ладонью, поднялся на ноги. Привычным жестом застелил кровать и отдёрнул занавески на окнах, благодаря чему в комнате сразу стало светлее. Стояла первая неделя мая, а значит до конца триместра оставалось ещё около трёх месяцев — мысли про школу с самого утра вызвали у парня лёгкую дрожь, но он поспешил вытрясти дурные предчувствия из головы. У него было задание посложнее, чем уже сейчас начинать подготовку к экзаменам: прийти вовремя и не быть избитым до смерти, например. Образ грозного главы Дисциплинарного Комитета, который, плюс ко всему, являлся его хранителем облака, заставил Саваду подскочить и рвануть в душ — время на месте не стояло.

Сполоснуться, почистить зубы, повоевать с волосами, но всё равно потерпеть поражение — привычный утренний ритуал занял у неуклюжего подростка сорок минут, а ведь ещё нужно было одеться, собрать школьную сумку и постараться успеть позавтракать. Наспех натянув штаны, Тсуна схватился было за рубашку, но…

— Ламбо, я же просил не трогать мою школьную форму! — Савада честно пытался не орать на весь дом каждое утро, но одно кучерявое и сверхнаглое существо каждый раз вынуждало его надрывать голос. Имя этому существу — Ламбо Бовино; пятилетний ребёнок без понятий о хорошем поведении, ставший его хранителем грозы лишь по одним Реборну ведомым обстоятельствам. Непослушный мальчишка изрезал белоснежную рубашку ножницами, и теперь школьник с ужасом взирал на дыры, гордо «красующиеся» на предмете гардероба. Если бы Бовино тронул только перед рубашки, беду можно было бы скрыть за жилетом, но ребёнок пошёл дальше и «бабочки» с «кружочками» виднелись даже на воротнике и рукавах. Хоть в узел скрутись, а не скроешь!

— Тсу-кун, что стряслось? — Нана заглянула в комнату сына и удивлённо ахнула, увидев рубашку, — Ой, это Ламбо-кун вчера играл. Но я ведь дала ему кусок ненужной ткани… Неужели ему не хватило? Тсу-кун, запасная рубашка ещё сохнет, тебе придётся надеть зимний вариант.

На слова матери Савада проныл что-то неразборчивое и с тоской посмотрел в окно. Столбик термометра уверенно держался на отметке в двадцать семь градусов, и перспектива просидеть пять часов в утеплённой рубашке с длинным рукавом напрягала. Да он же сварится! Лето в этом году выдалось на редкость жаркое даже для Токио: подобная погода начинается в июле-августе, а теперь уже в мае такая жара. Савада несколько опасался, что будет через два месяца, но его волнения вряд ли могли хоть как-то повлиять на решение Высших Сил. С самым подавленным видом паренёк вытащил из шкафа другую рубашку и протянул руки в рукава. Жарко. Распахнув окно настежь, подросток высунулся на улицу и блаженно прикрыл глаза, стоило лёгкому ветерку растрепать волосы.

— Никчёмный Тсуна, опять опоздаешь! — Реборн, как всегда, возник из ниоткуда и пнул ученика под рёбра. Савада охнул и опустился на корточки. — Если не поторопишься, Хибари забьёт тебя до смерти.

Репетитор злорадно ухмыльнулся и, как ни в чём не бывало, скрылся за дверью, оставляя Тсунаёши наедине со своей болью. С методами Реборна мог посоперничать только Хибари Кёя — он же глава ДК — но в отличие от Аркобалено, старшеклассник не находил удовольствия в чужой боли. Ему нравилось драться, но не более. Савада потёр рёбра и задрал майку: на теле начал наливаться небольшой синяк. Ещё всё вполне удачно обошлось: в прошлый раз Реборн пнул в спину, и будущий Босс мафии с позорным визгом вылетел из окна, угодив прямо в кустарник розы. Гокудера тогда, плача и причитая, долго вытаскивал из тела Савады застрявшие шипы растения.

— Тсу-кун, половина восьмого! Иди завтракать! — Голос Наны оторвал Саваду от неприятных воспоминаний, и парнишка вскочил на ноги. Его медлительность была причиной номер один, почему он вставал так рано.

Крикнув матери, что уже идёт, Тсуна подскочил к столу и принялся лихорадочно листать дневник, пытаясь сообразить, какие учебники и тетради ему понадобятся. К счастью, ничего сверх сложного в первый день недели не было — японский язык и литература, пение и физическая подготовка. Всего четыре урока, но после них был факультатив по математике, на который Савада записался ещё в начале триместра, но который ещё ни разу не посетил. И на то были свои причины: провести Киоко-чан домой, убежать от Хару, помирить Гокудеру с его кошкой Ури и заработать себе царапины на всё лицо, постараться выжить при встрече со злым Хибари… — однако его знания в области точных наук от всего этого не увеличивались, поэтому Савада твёрдо решил, что уж в этот раз он придёт на занятие к Хиватари-сенсею. Быстро собрав сумку, Тсунаёши посмотрел на своё отражение в зеркале и, поправив галстук, сбежал на первый этаж.

* * *

Кёя лениво расположился на крыше родной школы и так же лениво поглядывал на циферблат наручных часов. Стрелки расположились на числах восемь и одиннадцать, и до начала первого урока оставалось ещё пять минут. Рабочий день для главы ДК начался на удивление спокойно: опоздавших не наблюдалось, все были в форме и со школьными сумками; никто не ругался и не раскуривал сигареты. Даже его горе-босс и вечно сопровождающая его компания «травоядных» в этот раз пришли вовремя. Правда, Савада почему-то вырядился в зимнюю форму, но Хибари не стал цепляться: паренёк этот, несмотря на дремлющую в нём силу, был щуплым и болезненным. Может и замёрз в почти что тридцатиградусную жару — это главу Комитета Дисциплины не должно волновать. Хибари поморщился и немного ослабил галстук: жарко. Несмотря на то, что находился он на улице и в самой тени школьной крыши, палящие лучи солнца нагрели шифер так, что на нём можно было жарить яичницу.

Прозвеневший звонок известил, что уроки начались и все, кто по каким-либо причинам ещё не в классе, должны поторопиться. Кёя поднялся на ноги, обвёл внутренний двор суровым взглядом и, убедившись, что всё тихо и спокойно, пошёл к лестнице. В прошлом году он перешёл в старшие классы и теперь на дощечке в его кабинеты рисовались цифры «3-2». Через каких-то четыре дня ему исполнится семнадцать, а значит, время школьного безделья останется совсем немного: только два года. Включая этот. Хибари с толикой грусти закрыл за собой тяжёлую дверь и не спеша направился в кабинет физики — согласно расписанию, первый урок у них был именно по этому предмету.

С учебой у грозы школы всё было хорошо, а его врождённая грамотность и склонность к точным наукам делали жизнь юноши ещё проще. Благодаря своей должности главы ДК он мог иногда не посещать уроки, однако предпочитал не нарушать школьных правил и пользовался данной привилегией довольно редко. Да и запускать предметы ему не хотелось: статус отличника учёбы сам собой не продержится.

Учитель принялась объяснять новую тему сразу после его прихода в класс. Хибари привычно разместился на своём месте у окна и, изредка поглядывая на проплывающие облака, старался успевать конспектировать. Сосредоточиться на уроке удалось всего на двадцать минут — жара взяла своё. Даже с открытыми настежь окнами и включённым кондиционером в кабинете было слишком жарко. Кёя тоже устал, а из-за взмокшей рубашки и прилипшим ко лбу волосам настроение юноши опустилось до критической отметки. Рука сама собой потянулась к сумке, доставая бутылку питьевой воды.

— Простите, можно?

Учитель поспешно и радостно закивала и схватила со стола свою бутылку.

— Я тогда, пожалуй, тоже освежусь. — Остальные ученики заметно приободрились и также, опережая друг друга, полезли в свои сумки: раз сам Хибари-сан пал жертвой жары, значит и им можно попытаться не помереть от жажды. На пять счастливых минут в классе воцарилась возня и лёгкие перешёптывания. Глава ДК милостиво закрыл глаза на беспорядок, пока вливал в себя спасительную жидкость, однако стоило последней капле покинуть бутылку, как Кёя вновь вернул состояние «хищника всея Намимори». Лёгкий галдёж дружно стих и, несколько передохнувшие ученики были готовы продолжать занятие.

Урок пролетел не то чтобы быстро, но хотя бы не так затянуто как обычно. Следующим по расписанию была физическая культура, которую Хибари решил проигнорировать: настроения бегать и прыгать в такую погоду не было от слова совсем. Юноша решил посвятить освободившееся время документации ДК и с чувством удовлетворённости отправился в кабинет на последнем этаже. Их «база» была в теневом крыле средней Намимори, и это было чуть ли не единственное место, где можно было укрыться от палящих лучей. А ещё с окна кабинета отлично проглядывался внутренний двор. Кёя разложил отчёты и предложения по разные стороны от себя и принялся медленно, но скрупулезно вчитываться в написанное. Как глава Комитета Дисциплины, он не имел права пропустить что-нибудь важное или допустить ошибку в подписании того или иного документа.

Разбор бумажной волокиты занял почти всё время урока и так вымотал Кёю, что парень решил на несколько минут «опоздать» на алгебру. Новую тему он, как чувствовал, разобрал на выходных, поэтому можно было не бояться, что он пропустит что-то очень важное. Рассудив, что глоток свежего воздуха лишним не будет, Хибари оставил Кусакабе записку с поручением и покинул кабинет ДК.

Крыша была известна как «место отдыха того самого», поэтому шанс встретить кого-либо из учеников был почти нулевой. «Почти» — из-за Савады, который иногда заглядывал сюда дабы позвать Хибари на сбор Вонголы или приходил вместе с друзьями, надеясь отдохнуть в тишине на свежем воздухе. Кёя про эти посиделки знал и порой сталкивался со своей мафиозной Семьёй, но редко когда грозился откамикоросить. За полтора года, что ему пришлось выполнять роль одного из хранителей, Хибари научился игнорировать раздражающую болтовню этой компании и, если уж совсем честно, несколько привык к ним. Вечные вопли Реохея, беспричинный смех Ямамото, взрывной нрав Гокудеры и топовая неуклюжесть Савады стали частью его жизни и хранитель облака соврал бы, если бы сказал, что ему плевать на них. Пусть они не были друзьями, но и обычными «травоядными» он теперь не мог их назвать. Во всяком случае, в своих мыслях.

Надежды Кёи на пятнадцать минут дрёмы разбились приглушёнными голосами. Судя по тембру и манере речи, это явно были не Савада с компанией. Хибари тихо цыкнул и неслышно направился в сторону звука. В ноздри ударило табаком, и внутренний зверь главы ДК оскалился. Кто из этих самоубийц решил покурить на этот раз?!

— Кей-сенсей не будет на большой перемене, это я точно знаю: ей муж звонил, просил что-то ему передать.

— Тогда дождёмся, когда все смотаются в столовку и сфоткаем ответы. Главное, чтобы этого помешанного рядом не оказалось. Убьёт ненароком и не заметит.

— Да уж. И чем директор только думает, держа его в школе? Хорошо хоть, сегодня его нету…

— Кого нету? — Нервная система Хибари была в шаге от огромного взрыва, и глава ДК, плюнув на желание узнать всё в деталях, вышел из укрытия. Самоубийцами оказались двое первогодок, которые, узнав в Хибари грозу школы, побелели словно мел. Их руки и губы жалобно затряслись, и было от чего — они нарушили сразу четыре (!) школьных правила: раскурили сигареты, во время урока ушли на крышу, решили написать контрольную нечестным путём и, самое страшное, рискнули обсуждать Хибари Кёю — если коротко, им грозила страшная смерть. Ну или несколько переломов со смещением и долгий отдых в больнице. Может ещё и отчисление — жуликов тут не любили.

Трясясь о страха, первогодки решили действовать по проверенному и наилучшему плану: бежать. Заорав во всю глотку и тем самым несколько дезориентировав Хибари, мальчишки припустили наутёк. К их несчастью, невидимые оковы спали с тела главы ДК почти сразу, и юноша, рыкнув не хуже ягуара, бросился в погоню. Юные нарушители спустились с лестницы, прыгая через три ступени, и пулей понеслись по коридору (жить-то хочется). На их счастье или несчастье, шёл урок и учеников не было, что давало волю для разгона. Вот только точно такое же преимущество было и у разъярённого Хибари.

Несколько минут бега по коридорам школы и душераздирающего воя прекратились, когда мальчишки закрылись в туалете. Почему-то женском. Возможно они посчитали, что гордый глава ДК не захочет лезть в такое место, но, чем бы они не руководствовались, факт в том, что они сильно ошиблись. В состоянии довольно нервном и жаждущем справедливости, Кёя без труда снёс дверь с петель и, невзирая на оглушающий визг засевших в туалете парней, уверенно переступил порог.

— До совершеннолетия вы не доживёте.

* * *

Директор позвал к себе спустя полтора часа после отъезда неотложки, и, идя к нужному кабинету, Кёя догадывался, о чём будет речь. Один из наказанных им травоядных оказался сыном местной шишки. Хибари на статус его папочки было откровенно пофиг, чего нельзя было сказать о Минакото Тоуре. Судя по тому, что директор сам позвонил в кабинет ДК, он был довольно рассержен. Хибари постучал три раза для приличия и открыл дверь.

— Вызывали?

— Проходи. — Минакото просверлил главу ДК суровым взглядом, на который юноша никак не среагировал. Даже глаза не опустил в знак признания вины. Сесть Хибари не предложили, поэтому Кёя подошёл к столу директора и остался стоять, ожидая, когда мужчина начнёт свою речь. Тот не заставил себя ждать: — Тебе не кажется, что твои методы поддержания порядка в школе носят несколько радикальный характер?

— Неа, не кажется, — юноша понимал, что вопрос чисто риторический и надо бы молчать и слушать, но не удержался. Директор на его реплику метнул глазами молнии и крепче сжал ручку.

— А вот я иного мнения! На дворе двадцать первый век и ты в школе, а не в Древней Спарте, где шаг вправо, шаг влево — сброс со скалы! У нас адекватные и примерные ученики, ломать им рёбра или наносить другие увечья ради какой-то дисциплины — верх дурости!

Глаз Кёи дёрнулся, и парень сжал зубы, грозясь сломать их. Значит, теперь директор так заговорил? Но ведь это именно он семь лет назад выделил Кёю из толпы обычных травоядных и назначил на пост главы Комитета Дисциплины — тогда ещё слабенького и не имеющего авторитета. Он сам разрешил использовать любые методы воздействия на учащихся, которые были не просто наглыми, а сверх наглыми! За время его правления ДК школа расцвела: успеваемость поднялась, улучшились результаты спортивных межшкольных состязаний, в среднюю Намимори хлынул поток девушек, которые раньше не особо хотели тут учиться, а самое главное — прекратились беспорядки. Их школа была признана лучшей в их районе, и всё это произошло только стараниями Хибари. Однако директор сей факт, видимо, успешно забыл.

— В каком месте они адекватные и примерные? — Перебил Тоуру Хибари, складывая руки на груди: — упорно пытаются курить, проносят в школу опасные предметы, порой вытворяют странные вещи, которые кроме как сдвигом по всем фазам не объяснишь, орут, словно их режут…

— ЭКСТРИ-И-ИМ! — Вопль хранителя солнца Вонголы прозвучал как подтверждение слов Хибари, на что директор издал нервный смешок, а Кёя ограничился тихим «Сасагава» сквозь зубы.

— Я могу ещё долго перечислять, но, по-вашему, это нормально? — Хибари приподнял бровь в вопросе, понимая, что загнал директора в угол. Минакото устало выдохнул и, сняв очки, протёр стёкла. Спорить с главой ДК было делом тяжёлым и выматывающим, но сдаваться мужчина не собирался. Не после всех тех угроз от местных властей, которые вылились ему на голову за проделки одного члена ДК.

— И всё равно, я не одобряю доведение учащихся до больничной койки. Ты избил сына мэра нашего города, что ты себе позволяешь?

— Я бы сделал это, будь он даже сыном самого императора: то, что он говорил и делал непростительно. И Вы упомянули только его, значит, по отношению к этому травоядному я должен был смиловаться, раз уж его папочка большая шишка, и наказать только второго? Я так не могу.

Лицо директора побагровело за считанные секунды, и мужчина с характерным звуком ударил руками по столу. Его подловили на слове и кто, какой-то сопляк! Пусть и очень сильный. Вернув очки на нос, он поднялся со своего места и решительно указал рукой на дверь:

— Если не угомонишься, я найду более вменяемого человека на пост главы ДК. Твои методы не только меня не устраивают, поговори со своими прихвостнями и узнаешь много нового. Я всё сказал!

Кёя посмотрел на Тоуру нечитаемым взглядом и, старательно сдерживая рвущиеся наружу язвительные фразы, прошествовал к двери. Последние слова мужчины посеяли сомненья в душе юноши, и ему захотелось быстрее проверить эту теорию. Комитет против его способов наказания нарушителей ни разу ничего не говорил, и он был уверен, что ребята единодушно поддерживают его, но чем чёрт не шутит. Хибари уже закрывал дверь, когда до чуткого слуха донеслись мысли директора вслух:

-Теперь понимаю, почему его родители его бросили…

В хлопок дверью Кёя вложил все силы и с той стороны послышалось осыпание штукатурки. Ярость затопила сознание. Эту тему нельзя было поднимать никому! Никому!

Изо всех сил сдерживая желание крушить и ломать всё вокруг, Хибари дошёл до родного кабинета. Члены ДК встретили главу встревоженными взглядами — всё-таки не каждый раз вокруг него была аура, словно он кого-то похоронил — и учтиво расступились, давая пройти ко столу. Взгляд Кёи зацепился за чашку чая, что минуту назад поставил на его стол Кусакабе, и юноша вцепился в неё мёртвой хваткой. Несмотря на жару за окном, горячий чай не только не «закипятил» его, но даже помог чуточку расслабиться. Кёя сделал глубокий медленный вдох и такой же выдох. Гневная пелена несколько спала с глаз, но внутри всё равно всё клокотало.

— Директор сказал, что вы все тоже недовольны моими методами. Это так? Только правду. Никого не убью. — На последнюю фразу Хибари сподвигли вмиг побелевшие лица подчинённых. На душе стало как-то пусто, ведь по напуганным в край глазам он уже всё понял. И всё же хотелось услышать, чтобы узнать наверняка. Кусакабе неловко откашлялся и, на всякий случай, сделал жест остальным разойтись. Реакцию друга детства даже он не мог предсказать.

— Лупить их способ действенный, без сомнений. Но в большинстве случаев можно и по-человечески договориться.

Вот и всё. Хотел правду — получи, распишись.

Кёя почувствовал, что его бедная нервная система, вытерпевшая за семь лет кучу всего, достигла своего апогея. Стены и барьеры самообладания, как и желание выглядеть невозмутимым в любой ситуации разрушились до основания, не выдержав цунами ярости. Пальцы сжали тонфа быстрее, чем он осознал, что достал их, и холодный металл обрушился на письменный стол. Дерево издало жалобный звук и раскололось в месте удара. Члены ДК в ужасе отпрянули и попятились к выходу: таким Хибари Кёю им видеть ещё не доводилось. Ярость не утихла, но желание разгромить свой кабинет пошло на спад.

Хибари сорвал с плеча пиджака алую повязку и швырнул на пол, примяв ботинком.

— Да пошли вы все! — Аккуратно закрыв за собой дверь, Кёя покинул кабинет ДК.

* * *

На душе было паршиво и хотелось напиться. Останавливала только собственная реакция на алкоголь: как-то раз ему довелось хлебнуть пятьдесят грамм саке и в тот день его потянуло на откровения и всякую ерунду. Свалиться дома в приступе истерики или пойти крушить город было не тем, чем он бы гордился утром, поэтому юноша стойко игнорировал нарастающее чувство ненависти ко всему и вся, с остервенением кромсая ножом редис. Почему-то безумно захотелось салата, и он не стал отказывать себе в удовольствии.

Мысли роились в голове, вызывая мигрень, но одно Кёя осознал точно: он покинул пост главы ДК. Теперь, когда агония поутихла, решение казалось поспешным и ошибочным, но мысль, что всё это время ему нагло врали пресекала любые размышления на тему «что, если». Редиска закончилась и Хибари ухватился за огурец. Нож рассёк воздух и яростно вонзился в несчастный овощ, разрезая даже специальную доску под ним.

— Чаоссу, Хибари! — Человека, которому принадлежал голос, Кёя узнал сразу. Только Реборн мог вот так бессовестно вламываться в его дом, требуя явиться на очередное собрание или прося «погонять» Саваду во время большой перемены. Однако в этот раз хранитель облака Вонголы решил проигнорировать присутствие Аркобалено, продолжая готовить ингредиенты для салата. Реборн, похоже, совсем не обиделся на поведение юноши. — Слышал, ты сорвался сегодня в школе… Не хочешь навестить Родину Алауди? Он всё-таки твой предок. Заодно и мысли в порядок приведёшь.

Хибари повернулся, чтобы сказать, что не нуждается в отдыхе, что до первого хранителя ему нет дела и с мыслями у него всё в порядке, когда Аркобалено привёл последний довод:

— Всё это за счёт Вонголы, разумеется.

— …Я подумаю.

Примечания:

Очень надеюсь на отзывы... (_ _)