... И солнце встает над руинами (гет)

Все, что он осознавал во время Последней Битвы, — это крики, вспышки заклинаний и запах крови. Горячку боя и острую, прошивающую тело боль от заклятий противника, попавших в цель. Тяжелую и холодную волю Темного Лорда, гонящую вперед, и ликование: они побеждали, они почти уже победили, осталось совсем чуть-чуть...

Он не помнил цвета ее глаз, мягкости ее волос, ее смеха, ее прикосновений в те моменты, когда она бывала с ним нежна. Тогда он просто не думал об этом, а теперь пытался позабыть все это навсегда.

Но он запомнил — о, он прекрасно запомнил! — рыжую Прюэтт, ныне Уизли, толстую свиноматку, убившую его Беллу.

Сука Прюэтт, видимо, до сих пор не подозревает, что этим убийством подписала себе приговор. Теперь она значилась под номером один в личном списке смертников Рудольфа. Он должен убить Прюэтт, мерзкую предательницу крови и убийцу Беллы. Он должен. И он не умрет и не сойдет с ума, пока не сотрет эту тварь с лица земли.

Белла упала замертво, и именно в этот момент Рудольф с невероятной ясностью осознал: все кончено. То, что происходило дальше, — гибель Темного Лорда, авроры, Азкабан, — лишь следствие этого «все кончено».

* * *

Он должен был добраться до тела Беллы, но сделать это было практически невозможно. Слишком много людей, слишком много вспышек, слишком много шума. Он, не задумываясь, отшвыривал противников заклинаниями, уже не понимая, из-за чего они дерутся, все эти люди. Чистая кровь, верность Темному Лорду, метка, — все это стало для него словами, пустыми, ничего не значащими словами. На миг ему показалось, что все его принципы были выдуманными, что за всем этим стояло только одно — преданность Беллатрикс.

Но внезапно в Большом Зале стало тихо, и Рудольф услышал голоса Темного Лорда и проклятого Поттера, из-за которого все началось и который каким-то адским чудом все еще был жив.

Рудольф замер на месте, на миг позабыв даже о теле Беллатрикс. Он весь обратился в слух. Голос Лорда по прежнему завораживал, почти гипнотизировал, погружая в своего рода мистический транс, но сейчас, впервые за всю жизнь, Рудольф услышал в этом голосе нечто новое, незнакомое и оттого пугающее. Только спустя несколько мгновений он понял, что это было. Неуверенность... По его телу побежали мурашки.

— Не пора ли тебе учиться на ошибках, а, Реддл? — выкрикнул безумный Поттер.

Рудольф вздрогнул. Реддл. Том Реддл. Имя, запрещенное так давно, что было почти забыто, запрещенное так строго, что Темного Лорда никто не называл так даже в мыслях. А мальчишка Поттер посмел...

И почему Темный Лорд допускает это? Почему он вообще разговаривает с Поттером, почему не убивает его, почему слушает эти безумные бредни чокнутого Дамблдоровского прихвостня, спорит с ним, вместо того, чтобы покончить с этим раз и навсегда?

— Северус Снейп служил не тебе, — заявил Поттер, и Рудольф скривился. Она знала. Белла, она всегда это знала. У нее было прямо-таки нереальное чутье на ложь и предательство. Как жаль, что Лорд не послушал ее в этот раз. А Снейп-то, кто бы мог подумать, любил грязнокровку, мать Поттера. Настолько любил, что отдал жизнь за ее очкастого сыночка. Мерлин, какая глупость, какое безрассудство и какой позор! И какое ужасное предательство! Снейпу повезло, что он уже мертв!

Снейп мертв, мертв, как и Белла, и ничего уже не исправить. Его не вернуть, как бы сильно ни хотелось отомстить ему, и ее не воскресить, несмотря на всю хваленую Дамблдоровскую силу любви. Но он не может оставить ее здесь на поругание. Он не оставит ее лежать на полу сломанной куклой, лежать там, где каждый может затоптать ее в горячке боя. Он не оставит ее среди этих людей, которым, — каждому из них, — нет до нее никакого дела. Даже Темному Лорду, — промелькнула в голове крамольная мысль. Даже Темному Лорду сейчас нет дела до того, что Беллы не стало, хотя она отдала ему все, всю свою жизнь, всю себя. Он должен покончить с Поттером и воздать должные почести погибшим, а не разговаривать с безмозглым мальчишкой о планах, и палочках, и могиле Дамблдора... Пользуясь тем, что все с замиранием сердца следят за беседой Лорда и Поттера, Рудольф потихоньку начал пробираться к телу Беллы.

Он был уже совсем близко, когда ему в глаза ударил солнечный свет. И одновременно с этим Рудольф услышал высокий голос Повелителя: «Авада Кедавра!» Давно пора, — промелькнуло у него в голове, но тут мальчишка заорал: «Экспеллиармус!»

Все произошло почти мгновенно. Хлопок, подобный пушечному выстрелу, оглушил Рудольфа, взвившееся золотое пламя ослепило его, — а через долю секунды Темный Лорд был мертв. Темный Лорд. Был. Мертв. Рудольф отстраненно подумал, что ему понадобится куда больше, чем мгновение, чтобы осознать этот невероятный факт.

Вокруг суетились люди, все кричали, смеялись, плакали, бежали кто куда, а он остолбенело сидел на полу, в самой гуще этой свалки, и не мог пошевелиться. Все было кончено. Все было кончено навсегда — все, за что они боролись, во что они верили, за что сидели в Азкабане. Все было кончено — и это случилось так быстро и нелепо, что невозможно было поверить.

Белла бы и не поверила, — внезапно подумал он. Белла бы не поверила, как не поверила и в прошлый раз. Белла осталась бы верной Повелителю, она ни на секунду не допустила бы даже мысль об окончательном поражении. Она была бы деятельной, она уже бежала бы куда-то, на ходу продумывая план дальнейших действий. Она ни за что не сдалась бы, и ему не позволила бы сдаться.

Но Белла теперь мертва.

Мысль о ее гибели вернула Рудольфа к реальности. Она погибла, но ее тело оставалось здесь, и он обязан был его забрать. Это сейчас тут шум и суета, это сейчас всем плевать на врагов, но очень скоро сюда нагрянут авроры. Если он хочет спастись, ему пора выбираться отсюда.

Рудольф осторожно пополз вперед, стараясь избегать победителей и не обращать на себя их внимание. А хочет ли он спастись? — вот в чем вопрос. Что ему делать дальше, даже если он избежит аврорских облав? Разыскивать бывших соратников? Продумывать планы о воскрешении Лорда? Или бежать, бесконечно бежать, без оглядки, неизвестно куда? Неизвестно, к кому, ведь той, за кем он бежал бы хоть в Азкабан, больше нет?

А может, и правда, в Азкабан? Светлые милосердны, они не станут его мучать, и, видит Мерлин, он натворил достаточно для того, чтобы Поцелуй дементора был ему обеспечен. Поцелуй — и блаженное небытие, вожделенное ничто, в котором не будет ни горечи поражения, ни адской боли от потери Беллы.

Вот только рано, рано... Что они сделают с Беллой? Нет, не может он сейчас им сдаться, не может просто оставить ее здесь. Сначала нужно забрать ее, нужно попрощаться, нужно упокоить ее тело, чтобы никто никогда до нее не добрался. А потом... потом он сможет сдаться. Или просто умереть. Потом... абсолютно все равно, что будет потом.

До Беллы оставалось не больше нескольких футов, но они все сгрудились там, совсем рядом, обнимаются с мальчишкой, и стоит хоть кому-то обернуться... Он покрепче сжал в руке палочку. Нет, он никому не позволит добраться до нее, никто больше ее у него не отнимет. Еще чуть-чуть...

Наконец он дотронулся до ее руки — такая холодная... Его тело пробила крупная дрожь. Не время поддаваться эмоциям, — приказал себе он. У него еще будет время попрощаться, если он сможет убраться отсюда и забрать ее с собой.

Какое счастье, что никто не обращал на него никакого внимания. Они все так счастливы, так празднуют победу. Они даже не подозревают, что это еще далеко не конец. Найдется кто-то, кто отомстит им за все, — даже если это будет не он.

Он крепко прижал к себе Беллу и встревоженно оглянулся. Авроров нигде не видно, а победители совсем потеряли бдительность. Он заметил в толпе рыжие волосы и потянулся к палочке. Если это не сука Прюэтт, значит, кто-то из ее крысенышей — без разницы. Он передавил бы их всех, как тараканов. Но тогда он обнаружит себя. Тогда его моментально убьют или швырнут в Азкабан, а Беллу отнимут у него, снова. Нет, он не может этого допустить.

Он наткнулся взглядом на смертные останки Тома Реддла. Темный Лорд лежал совсем рядом с Беллой, всеми позабытый и никому больше не нужный. Рудольф задумался, не должен ли он захватить с собой и тело Лорда тоже. Белла хотела бы этого. Точно хотела бы.

Но Беллы больше нет, как и Лорда, а он способен — дай Мерлин! — унести отсюда только кого-то одного. Рудольф отвел взгляд от останков Повелителя. Все кончено. Нужно просто признать это — все кончено, никого из них не вернешь.

Внезапно он почувствовал себя ужасно старым и смертельно усталым. На что он рассчитывал, пробираясь сюда, как планировал вынести отсюда ее тело на глазах у всех этих людей? Он не сможет драться со всеми, только не сейчас, когда ему, честно говоря, уже не за что и не за кого драться. Но и оставить ее здесь...

Рудольф закрыл глаза и сосредоточился. Он помнил: в Хогвартсе нельзя аппарировать. Но ведь сегодня защита замка была почти разрушена... Возможно, ему повезет. Он глубоко вздохнул, покрепче прижал к себе Беллу, взмолился всем известным ему богам — и исчез.

* * *

Он ничком повалился на землю, ни на секунду не выпуская тело Беллы из рук, но тут же вскочил и выхватил палочку. Он понимал только, что ему каким-то чудом удалось вырваться, и не собирался сдаваться, только не теперь.

Но никто и не пытался на него нападать. Вокруг была тишина и сплошные деревья, и солнечный свет мягко пробивался сквозь их кроны, а где-то невдалеке щебетали птицы. Вся картина была такой спокойной и даже идиллической, что Рудольф нервно усмехнулся.

Он мгновенно узнал это место, понял, что он в Запретном Лесу.

Минуту назад он думал только о том, как ему выбраться из Большого Зала, переместиться куда угодно, желательно, конечно, как можно дальше. Но, видимо, на «дальше» сил ему не хватило, и его вынесло сюда. В лес, где они с Беллой часто собирали ингредиенты для запрещенных зелий, а потом, — еще чаще, — целовались, сидя на стволе упавшего дуба.

Рудольф пожал плечами. Лес так лес. В этой, дальней, его части, по крайней мере, не было огромных пауков. И победители вместе с аврорами еще не скоро сюда доберутся. У него точно есть в запасе несколько часов.

Что ему делать с этими часами?

— Беллс! — немного нервно позвал он. Ну и что? Она же такая, она всегда умела выкручиваться изо всех неприятностей, выбираться из самых невероятных ситуаций. Может, она и не умерла вовсе?

Он боялся на нее посмотреть, поэтому позвал еще раз. Еще, и еще, и снова. А потом все же обернулся, мягко опустился на землю, покрытую прошлогодней листвой и взял Беллатрикс за руку.

Она была мертва.

Рудольф потряс головой. Конечно, она мертва, он же и так это знал. Если бы она была жива, разве лежала бы здесь сломанной куклой? Нет, она бы уже... И ведь он для того и вытащил ее оттуда, чтобы...

Чтобы что?

Он не помнил или не хотел вспоминать. Машинально он поднялся и наложил самые простые защитные и сигнальные чары. Затем снова опустился рядом с Беллой и прижал ее к себе. Мыслей не было, никаких, совсем. Ну и что? Зачем ему о чем-то думать, если он может держать Беллу в объятиях, гладить по волосам и покрывать поцелуями ее лицо?

Солнце медленно, но неотвратимо перемещалось по небу, деревья отбрасывали причудливые тени, а птицы щебетали все тише. Этот безумный майский день наконец заканчивался и на мир опускались спокойные и прохладные сумерки.

Рудольф впал в какое-то странное забытье. Он то возвращался мыслями к временам своего юношества, то умирал от невыносимой тоски в Азкабане, то вновь вновь дрался — с аврорами, с членами проклятущего Ордена Феникса, с обычными волшебниками, волею случая оказавшимися на его пути. И его постоянно преследовал взгляд Господина. Его глаза, его гипнотизирующий голос, его ледяная воля, сметающая на своем пути все преграды. Внезапно Рудольф с кристальной ясностью осознал, что Повелитель был с ним всегда, никогда не покидал его — как не покинул и сейчас.

— Когда лишние больше не излишни, когда время вспять повернется, когда невидимые дети убьют своих отцов, тогда Темный Лорд вернется, — прошептал он и очнулся.

* * *

Он открыл глаза и первым делом выхватил палочку, но вокруг, по видимому, никого не было. Рудольф мысленно дал себе хорошую оплеуху. Это надо же — уснуть в лесу, который, скорее всего, уже кишмя кишит врагами. Словно он какой-то желторотый юнец. Что сказала бы на это Белла?

Белла.

Рудольф вздохнул, но прежней боли не было. Все стало таким ясным. Четким. Он абсолютно точно знал, что ему делать.

Темный Лорд не умер. Не исчез навсегда. Он дальше всех прошел по пути бессмертия, он просто не мог умереть. Он вернется. А значит, и она, возможно... Конечно, и она тоже...

Он больше и не помышлял о том, чтобы сдаться. В его жизни снова появился смысл. Он должен выбраться отсюда, отсидеться где-нибудь, собрать всех, кого сможет, и прежде всего он должен добраться до...

Нет. Сначала он должен попрощаться с Беллой.

Рудольф снова вздохнул, взялся за палочку и твердо произнес:

— Вингардиум Левиоса!

Пласт земли с тихим хлюпаньем поднимался вверх.

* * *

Его схватили спустя два дня, и за эти пару дней он ясно осознал, как ему не хватает Беллы. Прежде она почти всегда была рядом, и, даже когда он отправлялся на какое-то задание в одиночестве, он неизменно чувствовал ее молчаливую поддержку. Белла так редко ошибалась, так редко терпела поражение — почти никогда.

Сейчас целеустремленности Рудольфу было не занимать, а вот с планированием и, тем паче, внимательностью, дело обстояло куда хуже. Он был окрылен услышанным пророчеством, озарен внезапно появившейся надеждой, он постоянно чувствовал Темного Лорда рядом. Возможно, именно ощущение незримого присутствия Повелителя и сделало его таким самонадеянным, таким беспечным... Он ощущал себя почти всемогущим.

И это подвело его. Его схватили авроры, поздно вечером четвертого мая, когда он почти падал с ног от усталости и недоедания, и только память о пророчестве гнала его вперед. Он дрался как лев — за Господина, за Беллу, за саму жизнь. Но их было много, слишком много, они были опьянены победой, а у него не было ничего, кроме надежды и жажды мести. Слишком мало против десятерых.

Он почти не помнил, как они аппарировали в Аврорат, как его протащили по коридорам и бросили в карцер. На секунду ему показалось, что он увидел Рабастана, он даже собирался позвать брата по имени, но не стал. Сказывалась смертельная усталость и неумолимо надвигающееся чувство безнадежности. Он их подвел — и Лорда, и Беллу. Лорд, или судьба, или Мерлин — кто-то позволил ему услышать пророчество, кто-то дал ему шанс все исправить, но он не справился. Он не справился, теперь все кончено.

Дни в карцере тянулись долго и монотонно. Он не старался ни о чем не думать, не думать ни о чем вообще, только считать секунды, которые превращались в часы, которые, в свою очередь, становились днями. Временами за ним приходили и отправляли его на очередное слушание в Визенгамоте — теперь он всегда был там один, прикованный цепями, как и прежде, но — один против них всех. Победители! Он не отрицал ни одного своего преступления, более того, он признался даже в том, чего не совершал. И теперь ему оставалось только дождаться вынесения приговора — он не сомневался в том, что на этот раз это точно будет Поцелуй Дементора. И тогда уж наконец — вечный покой.

Когда его приговорили к пожизненному заключению в Азкабане, он не знал, плакать ему или смеяться. Какая ирония: его жизнь в очередной раз совершила крутой вираж и все его планы полетели в тартарары. Радоваться было особенно нечему, но в груди у Рудольфа вспыхнула, затрепетала безумная надежда. Если чему Белла и сумела его научить, так это тому, что никогда не стоит сдаваться и отчаиваться. Пока жив.

* * *

Оказавшись в Азкабане, Рудольф испытал сюрреалистическое ощущение дежа вю. Все было таким же: пронизывающий до костей холод, серые стены, казалось, он даже узнавал коридоры, по которым его вели. И камера оказалась до боли знакомой. Узкий каменный мешок: жесткая койка, отхожее место, дверца, через которую он получал еду. Да, все было таким же, кроме ощущений.

Он чувствовал себя иначе. Он потерял Лорда, и потерял Беллу, и надолго, если не навсегда, лишился шанса их вернуть, но дышалось ему легче, чем в прошлый раз, и не так накатывало холодное гибельное отчаяние. Сначала он думал, что причина в пророчестве и в ощутимом присутствии Повелителя рядом, и лишь спустя пару дней сообразил: в Азкабане больше не было дементоров. Какая ирония: победители отняли у него все, начиная от свободы и любимой женщины, и заканчивая волшебной палочкой, — но его счастливые воспоминания, его мечты, его безумную надежду забирать не стали.

Что ж, несомненно это было огромным плюсом — и непростительной глупостью с их стороны. Куда проще строить планы побега, находясь в трезвом уме и не пытаясь покончить с собой от нестерпимого отчаяния.

Впрочем, со строительством планов дело шло туговато и отсутствие дементоров делу не помогало: авроры охраняли Азкабан не хуже, а возможно даже и лучше, чем эти исчадия Преисподней. Единственным человеком, который смог выбраться из тюрьмы самостоятельно, был Сириус Блэк, но он, как потом оказалось, был незарегистрированным анимагом. Рудольф думал, что было бы неплохо уметь превращаться в муху или, на худой конец, в летучую мышь, но об анимагии он знал чуть меньше, чем ничего. И без этого в его безумной жизни дел хватало.

Но в первое время надежда не покидала его. Рудольф никогда не придавал особого значения пророчествам, особенно в последний год. Несколько раз он даже позволял себе запретные, крамольные мысли о политике Темного Лорда. Они почти победили, думал он, да что там, они уже победили. Министерство — в их руках, аврорат — в их руках, Хогвартс тоже их — да, ведь тогда он еще не знал, что Снейп оказался вонючим предателем. Оставались сущие пустяки: сломить сопротивление проклятущего Ордена. Зачем Темный Лорд гоняется за мальчишкой Поттером, почему придает такое значение пророчеству, произнесенному какой-то психопаткой? Поттер может убить Повелителя — какая чушь! Достаточно было хоть раз пообщаться с Лордом, хоть раз почувствовать безумную силу, исходящую от него, чтобы понять — это просто невозможно.

Теперь Рудольфу было безумно стыдно за такие мысли. Оказывается, когда пророчество приходит тебе самому, ты начинаешь верить в него безоговорочно.

И он верил, не позволяя себе усомниться ни на миг. «Когда лишние больше не излишни», — бормотал он себе под нос. «Когда время вспять повернется...» И эти непонятные слова раз за разом помогали ему жить дальше.

Он пришел к выводу, что еще далеко не все потеряно. Пророчества сбываются и это обязательно сбудется, нужно только подождать. Не дергаться, не делать глупостей, ловить каждую самую незначительную новость из внешнего мира. Выжидать своего шанса, чтобы не упустить его, когда он представится. А шанс обязательно представится — пророчества не врут и не зря это пророчество было дано именно ему.

Конечно, он пытался разгадать его смысл, но не слишком в этом преуспел. Оно было чересчур туманным — совсем не как предыдущее. Впрочем, по поводу «невидимых детей» мысли у него были. Но, даже если и так, время еще есть. Даже если бы ему удалось выбраться и оказаться рядом с ней, она еще слишком мала, она еще ничего не смогла бы изменить. Нужно ждать.

И Рудольф ждал, пытаясь не терять надежды и развлекая себя единственным, что у него осталось — воспоминаниями.