Титулярный советник (гет)

Примечания:

Ребята, не стесняйтесь, оставляйте здесь свои комментарии (в том числе и критику), ибо мне очень важно ваше мнение насчёт этой работы. Приятного чтения!

Голубая луна была поистине яркой: серебристый свет, исходящий от ночного светила, пробирался в самые укромные улочки северной столицы; то спокойно, то буйно танцевал на волнах спящей Невы и вдребезги разбивался о каменные стены, оставляя на них ярко-голубую, чуть прозрачную кровь; прокрадывался в могильной тишине и в маленькие каморки, и в царские покои, где мирно посапывали люди. Лишь изредка лунный свет не мог пробраться через окна домов, ведь его тут же встречали свечи, старавшиеся прогнать прочь, на улицу.

Лунный свет долго бродил по мостовой, по набережной, по скромным закоулкам и так добрался до бедной однокомнатной квартирки, что расположилась у окраины столицы. Он залез через окно и небрежно упал на бледное лицо роженицы, уставшей и измученной. Женщина с облегчением вздохнула и, немного поёрзав в постели, насколько бы сильно боль не распространялась в бёдрах, приняла удобную для себя позу. Возле её кровати, по правую сторону, на деревянном поломанном стульчике сидел мужчина, коллежский секретарь. Он что-то тихо бормотал роженице. Она не слышала его. По крайней мере, у неё не было сил. По другую сторону стояла офицерская жена, держа в руках медный подсвечник с церковной, догорающей свечой. Она практически не освещала комнату.

Дверь отворилась и в комнату вошла старушка, полностью седая и сгорбленная. На руках она бережно держала новорождённого. Тот сладко посапывал, временами сводил невидимые брови к переносице, хмурился и с недовольством плакал. Старушка передала его матери и та, склонившись над своим ребёнком, с любовью произнесла:

— Зваться тебе Николаем, — проговорила женщина, на несколько мгновений прикрыв глаза, — в честь Николая Чудотворца.

— А что же за число сегодня? — спросила старушка, удивлённо разведя руками.

— Двадцать второе мая, — мелодично проговорила офицерская жена, посматривая на младенца. Старушка хлопнула себя по щекам, но так, чтобы не разбудить новорожденного.

— Жаль, что Андрей Сергеевич не видит своего мальчика, — немного с разочарованием и грустью произнёс Коллежский секретарь.

— Пускай жизнь у него будет куда благосклоннее, чем у нас, — проговорила старушка, смахнув с щеки горячую слезу.

— Аминь, — сказали все присутствующие в комнате.

— Однако красивое сочетание, — невольно задумавшись, произнесла офицерская жена, — Николай Андреевич Герасин.

Ребёнка окрестили, при этом новорождённый состроил такую гримасу, будто бы знал всю свою жизнь наперёд. Может быть, он догадывался, что всю жизнь ему предстоит работать, сидя над бумажками, выводить каждую букву и радоваться самым простым вещам.

* * *

Ночь отступала. Солнце с лёгкостью забралось на небо и его лучи осветили всё: просторные набережную и мостовую, улицы и их закоулки. Они даже умудрялись прыгать в комнаты, покрытые остатками ночной мглы, через зашторенные окна, падали на лица заспанных трудяг и пытались их пробудить ото сна. Нередко люди просыпались с плохим настроением: вряд-ли кому-то хотелось вставать с утра пораньше на работу. Впрочем, у них нет другого выбора. Никто не хочет остаться на улице со своей семьёй.

Первые солнечные лучи пробрались в тёмную комнату через щёлку, что получилась из-за плохо задёрнутых гобеленовых штор. Как назло, утренний свет упал на спящее лицо Николая, проживающего на этом свете двадцать два года. Несколько минут солнечный луч посидел на ровном лбу, посчитал все волосинки густых бровей, и соскользнув с него, отправился гулять по пушистым ресницам. Погладив их, он не ожидал, что те невольно вздрогнут. Утренний свет споткнулся о маленький аккуратный нос и покатился по тонкой линии губ.

Николай недовольно повернулся на другой бок. Остатки сна мигом улетели, заставляя молодого человека тотчас открыть глаза. Немного понежившись в постели, Николай вяло и тяжело присел на край кровати, запуская пальцы в кучерявые каштановые волосы. Поправив их, он встал и раздвинул тяжёлые тёмные шторы. Буря солнечного света тут же ворвалась в его комнату, озарив всё вокруг. Молодой человек прищурился, стараясь увидеть происходящее на улице. Там практически никого и ничего не было. Скучно.

Николай с тяжестью вздохнул и пожал плечами. И так каждое утро. Порой ему казалось, что этот цикл будет повторяться прямо до самой его смерти: работа — дом; дом — работа. И бедность, спутница его жизни, тоже заодно. Юношу осенило. Как же он мог забыть про холостятскую жизнь? Вряд ли одна из тех дам, которая регулярно проходит мимо департамента, будет его любить до конца жизни. Делать нечего.

Юноша подошёл к зеркалу и посмотрел на себя. Кажется, он настолько вчера устал, что решил не переодеваться — завалился спать в панталонах и белой, местами подштопанной, рубахе. Николай покачал головой, и обернувшись, нашёл вицмундир на спинке стула. Юноша взял его в руки и осмотрел со всех сторон. На тёмно-зелёном подоле, с краю, появились рыжие пятнышки.

— «И где это я умудрился испачкаться?» — подумал Николай, с досадой вздохнув. Он натянул на себя вицмундир и обратился к зеркалу, стал поправлять все недочёты, чтобы перед глазами товарищей выглядеть опрятным. Николай спешно накинул на плечи старую шинель, чтобы потом застегнуть её.

— Вроде всё, — проговорил юноша и, прихватывая цилиндр, вышел прочь из комнаты, на улицу.

На улице было свежее, чем в маленькой комнатке. Весенний ветер гулял по просторным улицам, игрался с волнами речной воды, изредка шутил над ещё сонными мужчинами, а именно: срывал дуновением своим их цилиндры с головы и те, окончательно ощутив холод на макушке, бежали по брусчатой дороге вслед за головным убором. Но вскоре ему это наскучило. Он стих, оставляя в покое народ.

Николай вышел из переулка и, минуя несколько кварталов, всё ближе подходил к департаменту, в котором он стал чиновником девятого класса⁽¹⁾. У юноши было хорошее настроение. То ли это оттого, что у него было благое предчувствие насчёт сегодняшнего дня; то ли оттого, что ему приснился странный, но достаточно хорошо окончившийся сон. Николай не знал ничего насчёт своих домыслов, но с нетерпением ждал сюрприза от судьбы. Он вышел из своих раздумий, оглядываясь по сторонам. Вот уже и вход в департамент виднелся.

Когда титулярный советник зашёл в здание, то сразу же встретил старого друга, Алексея Михайловича Рогожина, который демонстративно потирал руки и уже намеревался заключить Николая в крепкие объятия. Однако перед этим Николай снял шинель и сдал её в шинельную, а уже после доброжелательно развёл руки в сторону. Оба мужчины тотчас обнялись, похлопав друг друга по плечу.

— Здорово́, брат, здорово́, — поприветствовал друга Алексей, потягивая его в сторону их рабочих мест.

— Ты весь сияешь, друг мой, — заметил Николай, расплываясь в улыбке, — Небось вчера в компании прелестных девушек отдыхал?

— Тс! — шикнул на него Алексей, прижав указательный палец к пухлым губам. — Что же ты так своего друга раскрываешь? Не стыдно ли тебе, Коля?

Николай покачал головой. Смысл скрывать, если весь департамент знает о любовных похождениях Алексея? Даже директор знает Рогожина как вспыльчивое сердце, что с особым пристрастием любит попадать в неприятности. По крайней мере, забавно наблюдать за детской обидой друга. Хрупкое полотно тишины прервал вопрос Алексея.

— Коля, а ты нашёл её? — Алексей Михайлович многозначительно посмотрел на своего друга. Николай в задумчивости склонил голову, ведь не сразу понял смысл вопроса. Чуть позже юноша догадался, о чём же спрашивает Алексей.

— Пока нет, — пожав плечами, ответил Николай. — Да и кто меня, такого бедняка, полюбит?

— Надеюсь, ты найдёшь «ту самую», — сказал Алексей и отворил дверь в общий кабинет — небольшое помещение, обставленное тридцатью дубовыми столами, на которых располагались целая кипа бумаг, а рядом с ними и чернильцы с гусиными перьями. Вдоль стен стояли резные шкафы одинаковой длины, заполненные стопками чистых листов, в случае чего каждый из работников мог подойти и взять одну из них.

Николай подошёл к своему рабочему месту и, отодвинув стул, присел. Алексей сделал тоже самое. Они оба всегда были одними из первых, кто приходил с утра пораньше в департамент, и самыми последними уходили из него, переделав все должностные обязанности. Следом за ними в комнату пришли и остальные четыре чиновника. Оба друга обменялись с ними приветствиями.

— Ох, как же не хочется делать всю эту работу! — воскликнул один из пришедших чиновников, чуть ли не всплакнув.

— Тогда живи на улице, — сделал замечание Алексей, который уже настроился на работу.

— И вправду, — заметил второй чиновник, севший впереди первого. Он хмуро свёл брови к переносице, — хочешь нормально жить — хорошо работай!

Их разговор прервал пришедший в помещение директор Михаил Алексеевич. Этот человек был не то что бы жирдяем, но большой вес при себе имел. Многие юноши шептались за его спиной и всё гадали, сколько же он съедает в день, чтобы так располнеть. Михаил Алексеевич окинул своим взором зал и выдал громким басом:

— Герасин здесь? — все чиновники стали перешёптываться. Зачем спросили о Николае? Он что-то натворил? Если да, то интересно, что?

— Здесь, Ваше высокоблагородие, — ответил Николай, подходя ближе к директору. Михаил Алексеевич тут же расплылся в улыбке и проговорил:

— Пойдём, мой мальчик, у меня к тебе есть особое поручение.

Николай обменялся взглядом с Алексеем, который, также не понимающий всего происходящего, встал из-за стола. Но чтобы не злить директора, Николай кротко кивнул. Михаил Алексеевич тут же гордо приосанился и, вальяжно перебирая ногами, вышел из помещения.

— Расскажешь потом всё, ладно? — шепнул на ухо Алексей Николаю и тут же получил ответ.

Николай, следом за директором, вышел в просторный коридор. Сердце у него нервно трепетало. Он не знал, что это за «поручение особой важности», сильно ли влияет на его нынешнее положение и сложно ли оно. Однако, если выполнит его, то, как и всегда, будет прилагаться награда. Премия ли это будет? Или же что-то получше?

— Ваше высокоблагородие, — обратился к директору Николай, — А что это за поручение?

— О, мой мальчик, — начал было говорить Михаил Алексеевич, — Всё тебе сейчас расскажу! Для таких, как ты, оно очень лёгкое.

Николай кивнул. В голову пришла мысль о сегодняшнем сне, который, скорее всего, предзнаменовал ему удачу. Это немного успокаивало и без того сентиментальное сердце Николая.

Вскоре оба пришли в кабинет директора. Здесь уж Николай был не впервой: его постоянно вызывали сюда, чтобы лично похвалить или же наградить за те или иные заслуги. Директор с облегчением сел за свой большой и широкий стол и, вальяжно расположившись в кресле, протянул Николаю неизвестную ему бумагу. Юноша взял её и прочитал адрес: «Большая морская, дом 6».

— Мне нужно куда-то ехать? — с удивлением спросил Николай. Он очень старался не показывать свою радость. Редко когда в будний день он мог покинуть департамент и отправиться бороздить просторы Петербурга. Да и ещё на столь «вышепоставленную улицу».

— Нужно съездить к Александру Григорьевичу Жадкину, — пояснил директор, заключив руки в замок, — Захвати с собой бумагу и чернильницу с пером.

— Всё будет сделано, — проговорил Николай, поклонившись, — Мне взять служебную лошадь?

За этим вопросом последовал кивок. Николай попрощался и, выйдя из кабинета, направился к своему рабочему месту, прихватить бумагу с чернилами. По дороге он думал, зачем же Александру Григорьевичу Жадкину понадобилась услуга титулярного советника. Недавно до Николая дошли слухи, что у его дочери ни сегодня-завтра будут именины. Неужели он хочет сделать ей что-то вроде подарка?

Николай зашёл в кабинет. И там на него набросились товарищи, сорвавшиеся со своих мест с вопросами: «Как?», «Ну что там тебе сказали?», «Всё ли хорошо?». В толпе показался Алексей. Он схватил Николая за плечи и, сгорая от жуткого любопытства, легонько потряс.

— Ну, что сказали? — несколько пар глаз смотрели на Николая с волнением.

— Надо к Жадкину ехать, — отрезал Николай, немного отстраняясь от друга.

— К Жадкину? — послышался голос в толпе.

— Здо́рово ты вляпался, брат, — проговорил кто-то в толпе, — Жадкина все стараются избегать.

— Почему? — с удивлением спросил Николай у другого чиновника.

— Из-за характера, — ответил тот.

— Зато нам расскажешь, видел ли ты его жемчужину! — с интересом крикнул другой чиновник.

Николай вопросительно посмотрел на того чиновника. Все обернулись и поглядывали на него с интересом.

— Я про его дочь, — с неловкостью в голосе проговорил другой титулярный советник.

— Не забивайте ему голову, — строго произнёс Алексей, отгоняя всех от Николая, — Всё он нам расскажет, как только приедет. А пока — за работу!

— Спасибо, — шепнул другу на ухо Николай, сильнее сжимая ручку портфеля.

Алексей кивнул и проводил взглядом Николая, пока тот не скрылся в дверном проёме. Интерес, конечно же, тоже у него был, но работа превыше всего. И бал в честь именин дочери Жадкина тоже удивил Алексея. Все знали Александра Григорьевича как человека закрытого и очень необщительного. Он никогда в департаменте не появлялся. По крайней мере, ниже поставленные чиновники его не видели. Что же могло перемениться?

1) Титулярный советник — чин IX класса.

Вернуться к тексту