Титулярный советник (гет)

Примечания:

Ребята, не стесняйтесь, оставляйте здесь свои комментарии (в том числе и критику), ибо мне очень важно ваше мнение насчёт этой работы. Приятного чтения!

Голубая луна была поистине яркой: серебристый свет, исходящий от ночного светила, пробирался в самые укромные улочки северной столицы; то спокойно, то буйно танцевал на волнах спящей Невы и вдребезги разбивался о каменные стены, оставляя на них ярко-голубую, чуть прозрачную кровь; прокрадывался в могильной тишине и в маленькие каморки, и в царские покои, где мирно посапывали люди. Лишь изредка лунный свет не мог пробраться через окна домов, ведь его тут же встречали свечи, старавшиеся прогнать прочь, на улицу.

Лунный свет долго бродил по мостовой, по набережной, по скромным закоулкам и так добрался до бедной однокомнатной квартирки, что расположилась у окраины столицы. Он залез через окно и небрежно упал на бледное лицо роженицы, уставшей и измученной. Женщина с облегчением вздохнула и, немного поёрзав в постели, насколько бы сильно боль не распространялась в бёдрах, приняла удобную для себя позу. Возле её кровати, по правую сторону, на деревянном поломанном стульчике сидел мужчина, коллежский секретарь. Он что-то тихо бормотал роженице. Она не слышала его. По крайней мере, у неё не было сил. По другую сторону стояла офицерская жена, держа в руках медный подсвечник с церковной, догорающей свечой. Она практически не освещала комнату.

Дверь отворилась и в комнату вошла старушка, полностью седая и сгорбленная. На руках она бережно держала новорождённого. Тот сладко посапывал, временами сводил невидимые брови к переносице, хмурился и с недовольством плакал. Старушка передала его матери и та, склонившись над своим ребёнком, с любовью произнесла:

— Зваться тебе Николаем, — проговорила женщина, на несколько мгновений прикрыв глаза, — в честь Николая Чудотворца.

— А что же за число сегодня? — спросила старушка, удивлённо разведя руками.

— Двадцать второе мая, — мелодично проговорила офицерская жена, посматривая на младенца. Старушка хлопнула себя по щекам, но так, чтобы не разбудить новорожденного.

— Жаль, что Андрей Сергеевич не видит своего мальчика, — немного с разочарованием и грустью произнёс Коллежский секретарь.

— Пускай жизнь у него будет куда благосклоннее, чем у нас, — проговорила старушка, смахнув с щеки горячую слезу.

— Аминь, — сказали все присутствующие в комнате.

— Однако красивое сочетание, — невольно задумавшись, произнесла офицерская жена, — Николай Андреевич Герасин.

Ребёнка окрестили, при этом новорождённый состроил такую гримасу, будто бы знал всю свою жизнь наперёд. Может быть, он догадывался, что всю жизнь ему предстоит работать, сидя над бумажками, выводить каждую букву и радоваться самым простым вещам.

* * *

Ночь отступала. Солнце с лёгкостью забралось на небо и его лучи осветили всё: просторные набережную и мостовую, улицы и их закоулки. Они даже умудрялись прыгать в комнаты, покрытые остатками ночной мглы, через зашторенные окна, падали на лица заспанных трудяг и пытались их пробудить ото сна. Нередко люди просыпались с плохим настроением: вряд-ли кому-то хотелось вставать с утра пораньше на работу. Впрочем, у них нет другого выбора. Никто не хочет остаться на улице со своей семьёй.

Первые солнечные лучи пробрались в тёмную комнату через щёлку, что получилась из-за плохо задёрнутых гобеленовых штор. Как назло, утренний свет упал на спящее лицо Николая, проживающего на этом свете двадцать два года. Несколько минут солнечный луч посидел на ровном лбу, посчитал все волосинки густых бровей, и соскользнув с него, отправился гулять по пушистым ресницам. Погладив их, он не ожидал, что те невольно вздрогнут. Утренний свет споткнулся о маленький аккуратный нос и покатился по тонкой линии губ.

Николай недовольно повернулся на другой бок. Остатки сна мигом улетели, заставляя молодого человека тотчас открыть глаза. Немного понежившись в постели, Николай вяло и тяжело присел на край кровати, запуская пальцы в кучерявые каштановые волосы. Поправив их, он встал и раздвинул тяжёлые тёмные шторы. Буря солнечного света тут же ворвалась в его комнату, озарив всё вокруг. Молодой человек прищурился, стараясь увидеть происходящее на улице. Там практически никого и ничего не было. Скучно.

Николай с тяжестью вздохнул и пожал плечами. И так каждое утро. Порой ему казалось, что этот цикл будет повторяться прямо до самой его смерти: работа — дом; дом — работа. И бедность, спутница его жизни, тоже заодно. Юношу осенило. Как же он мог забыть про холостятскую жизнь? Вряд ли одна из тех дам, которая регулярно проходит мимо департамента, будет его любить до конца жизни. Делать нечего.

Юноша подошёл к зеркалу и посмотрел на себя. Кажется, он настолько вчера устал, что решил не переодеваться — завалился спать в панталонах и белой, местами подштопанной, рубахе. Николай покачал головой, и обернувшись, нашёл вицмундир на спинке стула. Юноша взял его в руки и осмотрел со всех сторон. На тёмно-зелёном подоле, с краю, появились рыжие пятнышки.

— «И где это я умудрился испачкаться?» — подумал Николай, с досадой вздохнув. Он натянул на себя вицмундир и обратился к зеркалу, стал поправлять все недочёты, чтобы перед глазами товарищей выглядеть опрятным. Николай спешно накинул на плечи старую шинель, чтобы потом застегнуть её.

— Вроде всё, — проговорил юноша и, прихватывая цилиндр, вышел прочь из комнаты, на улицу.

На улице было свежее, чем в маленькой комнатке. Весенний ветер гулял по просторным улицам, игрался с волнами речной воды, изредка шутил над ещё сонными мужчинами, а именно: срывал дуновением своим их цилиндры с головы и те, окончательно ощутив холод на макушке, бежали по брусчатой дороге вслед за головным убором. Но вскоре ему это наскучило. Он стих, оставляя в покое народ.

Николай вышел из переулка и, минуя несколько кварталов, всё ближе подходил к департаменту, в котором он стал чиновником девятого класса⁽¹⁾. У юноши было хорошее настроение. То ли это оттого, что у него было благое предчувствие насчёт сегодняшнего дня; то ли оттого, что ему приснился странный, но достаточно хорошо окончившийся сон. Николай не знал ничего насчёт своих домыслов, но с нетерпением ждал сюрприза от судьбы. Он вышел из своих раздумий, оглядываясь по сторонам. Вот уже и вход в департамент виднелся.

Когда титулярный советник зашёл в здание, то сразу же встретил старого друга, Алексея Михайловича Рогожина, который демонстративно потирал руки и уже намеревался заключить Николая в крепкие объятия. Однако перед этим Николай снял шинель и сдал её в шинельную, а уже после доброжелательно развёл руки в сторону. Оба мужчины тотчас обнялись, похлопав друг друга по плечу.

— Здорово́, брат, здорово́, — поприветствовал друга Алексей, потягивая его в сторону их рабочих мест.

— Ты весь сияешь, друг мой, — заметил Николай, расплываясь в улыбке, — Небось вчера в компании прелестных девушек отдыхал?

— Тс! — шикнул на него Алексей, прижав указательный палец к пухлым губам. — Что же ты так своего друга раскрываешь? Не стыдно ли тебе, Коля?

Николай покачал головой. Смысл скрывать, если весь департамент знает о любовных похождениях Алексея? Даже директор знает Рогожина как вспыльчивое сердце, что с особым пристрастием любит попадать в неприятности. По крайней мере, забавно наблюдать за детской обидой друга. Хрупкое полотно тишины прервал вопрос Алексея.

— Коля, а ты нашёл её? — Алексей Михайлович многозначительно посмотрел на своего друга. Николай в задумчивости склонил голову, ведь не сразу понял смысл вопроса. Чуть позже юноша догадался, о чём же спрашивает Алексей.

— Пока нет, — пожав плечами, ответил Николай. — Да и кто меня, такого бедняка, полюбит?

— Надеюсь, ты найдёшь «ту самую», — сказал Алексей и отворил дверь в общий кабинет — небольшое помещение, обставленное тридцатью дубовыми столами, на которых располагались целая кипа бумаг, а рядом с ними и чернильцы с гусиными перьями. Вдоль стен стояли резные шкафы одинаковой длины, заполненные стопками чистых листов, в случае чего каждый из работников мог подойти и взять одну из них.

Николай подошёл к своему рабочему месту и, отодвинув стул, присел. Алексей сделал тоже самое. Они оба всегда были одними из первых, кто приходил с утра пораньше в департамент, и самыми последними уходили из него, переделав все должностные обязанности. Следом за ними в комнату пришли и остальные четыре чиновника. Оба друга обменялись с ними приветствиями.

— Ох, как же не хочется делать всю эту работу! — воскликнул один из пришедших чиновников, чуть ли не всплакнув.

— Тогда живи на улице, — сделал замечание Алексей, который уже настроился на работу.

— И вправду, — заметил второй чиновник, севший впереди первого. Он хмуро свёл брови к переносице, — хочешь нормально жить — хорошо работай!

Их разговор прервал пришедший в помещение директор Михаил Алексеевич. Этот человек был не то что бы жирдяем, но большой вес при себе имел. Многие юноши шептались за его спиной и всё гадали, сколько же он съедает в день, чтобы так располнеть. Михаил Алексеевич окинул своим взором зал и выдал громким басом:

— Герасин здесь? — все чиновники стали перешёптываться. Зачем спросили о Николае? Он что-то натворил? Если да, то интересно, что?

— Здесь, Ваше высокоблагородие, — ответил Николай, подходя ближе к директору. Михаил Алексеевич тут же расплылся в улыбке и проговорил:

— Пойдём, мой мальчик, у меня к тебе есть особое поручение.

Николай обменялся взглядом с Алексеем, который, также не понимающий всего происходящего, встал из-за стола. Но чтобы не злить директора, Николай кротко кивнул. Михаил Алексеевич тут же гордо приосанился и, вальяжно перебирая ногами, вышел из помещения.

— Расскажешь потом всё, ладно? — шепнул на ухо Алексей Николаю и тут же получил ответ.

Николай, следом за директором, вышел в просторный коридор. Сердце у него нервно трепетало. Он не знал, что это за «поручение особой важности», сильно ли влияет на его нынешнее положение и сложно ли оно. Однако, если выполнит его, то, как и всегда, будет прилагаться награда. Премия ли это будет? Или же что-то получше?

— Ваше высокоблагородие, — обратился к директору Николай, — А что это за поручение?

— О, мой мальчик, — начал было говорить Михаил Алексеевич, — Всё тебе сейчас расскажу! Для таких, как ты, оно очень лёгкое.

Николай кивнул. В голову пришла мысль о сегодняшнем сне, который, скорее всего, предзнаменовал ему удачу. Это немного успокаивало и без того сентиментальное сердце Николая.

Вскоре оба пришли в кабинет директора. Здесь уж Николай был не впервой: его постоянно вызывали сюда, чтобы лично похвалить или же наградить за те или иные заслуги. Директор с облегчением сел за свой большой и широкий стол и, вальяжно расположившись в кресле, протянул Николаю неизвестную ему бумагу. Юноша взял её и прочитал адрес: «Большая морская, дом 6».

— Мне нужно куда-то ехать? — с удивлением спросил Николай. Он очень старался не показывать свою радость. Редко когда в будний день он мог покинуть департамент и отправиться бороздить просторы Петербурга. Да и ещё на столь «вышепоставленную улицу».

— Нужно съездить к Александру Григорьевичу Жадкину, — пояснил директор, заключив руки в замок, — Захвати с собой бумагу и чернильницу с пером.

— Всё будет сделано, — проговорил Николай, поклонившись, — Мне взять служебную лошадь?

За этим вопросом последовал кивок. Николай попрощался и, выйдя из кабинета, направился к своему рабочему месту, прихватить бумагу с чернилами. По дороге он думал, зачем же Александру Григорьевичу Жадкину понадобилась услуга титулярного советника. Недавно до Николая дошли слухи, что у его дочери ни сегодня-завтра будут именины. Неужели он хочет сделать ей что-то вроде подарка?

Николай зашёл в кабинет. И там на него набросились товарищи, сорвавшиеся со своих мест с вопросами: «Как?», «Ну что там тебе сказали?», «Всё ли хорошо?». В толпе показался Алексей. Он схватил Николая за плечи и, сгорая от жуткого любопытства, легонько потряс.

— Ну, что сказали? — несколько пар глаз смотрели на Николая с волнением.

— Надо к Жадкину ехать, — отрезал Николай, немного отстраняясь от друга.

— К Жадкину? — послышался голос в толпе.

— Здо́рово ты вляпался, брат, — проговорил кто-то в толпе, — Жадкина все стараются избегать.

— Почему? — с удивлением спросил Николай у другого чиновника.

— Из-за характера, — ответил тот.

— Зато нам расскажешь, видел ли ты его жемчужину! — с интересом крикнул другой чиновник.

Николай вопросительно посмотрел на того чиновника. Все обернулись и поглядывали на него с интересом.

— Я про его дочь, — с неловкостью в голосе проговорил другой титулярный советник.

— Не забивайте ему голову, — строго произнёс Алексей, отгоняя всех от Николая, — Всё он нам расскажет, как только приедет. А пока — за работу!

— Спасибо, — шепнул другу на ухо Николай, сильнее сжимая ручку портфеля.

Алексей кивнул и проводил взглядом Николая, пока тот не скрылся в дверном проёме. Интерес, конечно же, тоже у него был, но работа превыше всего. И бал в честь именин дочери Жадкина тоже удивил Алексея. Все знали Александра Григорьевича как человека закрытого и очень необщительного. Он никогда в департаменте не появлялся. По крайней мере, ниже поставленные чиновники его не видели. Что же могло перемениться?

1) Титулярный советник — чин IX класса.

Вернуться к тексту

Примечания:

Надеюсь, что вам понравится эта глава. Очень старалась над нею :)

Приятного чтения!

Уже несколько минут Николай, сжимая в руках кожаный портфель, ехал в качающейся бричке, наблюдал за проходящими мимо любовными парочками и просто одинокими людьми, с интересом посматривал на невысокие здания. Лёгкий ветерок дул прямо в его худое лицо. Все мысли занимала "жемчужина" Александра Григорьевича. Почему её так называют? Ему было интересно посмотреть на дочь Жадкина, ведь он представлял гордую черноволосую девушку с пронзительным холодным взглядом. Николай нервно сглотнул.

Бричка повернула за угол и, проехав четыре-пять аршин⁽¹⁾, остановилась у нужного подъезда. Николай немного помешкался, посмотрел на тёмно-бирюзовую штукатурку четырёхэтажного дома, которая, ближе к земле, была несколько грязноватой и обшарпанной, и, что-то бормоча под нос, наконец вылез из брички. Он посмотрел на тёмную дверь, ведущую в парадную, и подошёл к ней. У входа стоял высокий швейцар красивой внешности. Он бросил взгляд на Николая и, обернувшись к нему, спросил:

— К кому-с? — холодный взгляд швейцара прожигал насквозь.

— К Александру Григорьевичу Жадкину, — проговорил Николай, демонстративно показывая портфель.

Швейцар, немного подумав, отворил дверь, и Николай увидел роскошную, освещённую позолоченными канделябрами и светильниками, парадную: бежевые напольные плитки начищены до совершенного блеска, ковёр насыщенного красного цвета лежал на них.

— Прошу за мной, — проговорил швейцар, поднимаясь по лестнице и опираясь на виеватые кованые перила. Николай последовал за ним, всё ещё осматривая парадную.

— «Вот как живут высокопоставленные чиновники» — невольно пронеслось в его голове.

Швейцар поднялся на четвёртый этаж, повернул направо и пошёл чуть ли не в самый конец коридора. Дойдя до нужной двери, он бросил взгляд на Николая, а потом позвонил в колокольчик. По-началу всё было тихо, пока не послышались щелчки. Входную дверь открыла миловидная девушка, одетая в серое платье горничной. Тёмно-каштановые волосы были заплетены в аккуратный низкий пучок.

— Проходите, Ваше благородие, — обратилась она, отходя от дверного проёма. Николай кротко кивнул и прошёл в тамбур, светлый и просторный. Девушка что-то ещё сказала швейцару, которого, как он услышал, звали Фёдором, а позже подошла к нему. — Барин вас давно ждёт-с.

Николай кивнул. Он немного нервничал. Наслушался всяких сплетен от товарищей про Жадкина и его дочь, теперь коленки тряслись от страха. Как же смешно. Девушка открыла дверь в переднюю и Николай оказался в квартире статского советника. Он осмотрелся. Светлые обои с какими-то мелкими рисунками, похожими на розочки и тёмный мозаичный паркет на полу, прикрытый персидским ковром, хорошо смотрелся в передней.

— Проходите-с, Ваше благородие, — спешно проговорила служанка, отворяя двери в вестибюль — помещение, где снимали верхнюю одежду. Николай спешно снял свою шинель и подал служанке. Она юрко, быстро повесила её и тут же подтолкнула его к следующей двери, ведущей в залу.

Как только Николай зашёл в залу, то был приятно удивлён: это достаточно просторное помещение с высоким потолком и мраморными колоннами, да ещё обставленное картинами и двумя-тремя диванчиками с бархатной обивкой, равнялось рабочему помещению, где он и его товарищи усердно работали день и ночь, ибо хотели заработать на жизнь. Николай также видел, как слуги бегали из других комнат сюда, поправляли полупрозрачные гардины, золотистые полотна с двух сторон и тёмно-красные ламбрекены, и вовсе, казалось, не уставали.

— Ваше благородие, — окликнула Николая служанка, подходя к белой двери с позолоченной ручкой, что спряталась из-за закреплённой шторы. Он тотчас подошёл. Девушка отворила дверь и пригласила его войти.

Вот он.

Николай крепко сжал кожаную ручку портфеля и прошёл вглубь комнаты. Конечно, она намного сильнее отличалась от остальных, увиденных парадных комнат. Тёмно-зелёные в полоску обои, редко выглядывающие из-за высоких, грузных шкафов, которые, как заметил Николай, были сделаны из красного дерева. Впрочем, широкий стол статского советника был сделан из того же материала. За ним сидел, перебирая документы и что-то бормоча себе под нос, тот самый отстранённый Александр Григорьевич Жадкин. Он заметил его, и отложив все бумаги в сторону, сложил руки в замок, словно выжидал дальнейших действий. Бархатистый, чуть ли не старческий голос раздался по всему кабинету:

— Вы и есть тот «титуляшка»?

Николай никак не отреагировал на обидное прозвище, которым шутя называли всех титулярных советников, а просто кивнул. Он никак не мог поверить, что этот старик, сидевший в кресле, является «не очень общительным человеком». Конечно, Григорий Александрович не был худым, но и толстым не назовёшь. Упитанный. Впрочем, так и должно быть для всех высокопоставленных чиновников. Господин Жадкин вышел из своего привычного положения и, привстав с кресла, протянул руку в знак нового знакомства:

— Александр Григорьевич Жадкин, — Николай тут же спохватился и пожал старческую руку. Старик усмехнулся, — Полагаю-с, вы и так это знали.

— Николай Андреевич Герасин, — представился Николай.

— Рад знакомству, — пушистые усы Александра Григорьевича расплылись в улыбке. Николаю казалось, что под ними ничего и не было. Жадкин обратно сел в кресло и, развалившись на нём, проговорил: — Что же я позвал Вас для того, чтобы обсудить одно дельце. Как вы видите, я уже далеко не молод, и мне нужен свежий воздух. Поеду в своё поместье. А потому хочу переписать две квартирки на свою дочь, Марию Александровну.

«Мария Александровна» — пронеслось в голове Николая. — «Прелестное имя».

— Но как же вы будете жить? — задал вопрос Николай, совсем позабыв о правилах приличия, — Они же будут у вас единственным источником дохода.

Александр Григорьевич Жадкин пронзил любопытного Николая взглядом. В его серых глазах он увидел холодность, строгость, что говорили: «Не забывайтесь, молодой человек!». Былая радость и весёлость исчезла. Господин Жадкин тяжело выдохнул. Николай, несколько потупив взгляд, протараторил:

— Прошу меня простить, — Николай открыл свой портфель и готов был доставать все нужные принадлежности, — незнание взяло надо мной вверх.

— Давайте приступим к делу, — серьёзно проговорил Александр Григорьевич, вновь складывая руки в замок, — И пишите, для начала, на черновике.

— Да, да, — Николай достал один лист чистой бумаги и чернильницу.

Приготовившись писать под диктовку, он склонился над пустым листом. Бархатистый голос Александра Григорьевича вновь раздался по всей комнате. Николай, как всегда, писал с пристрастием: покамест бережно выводил каждую буковку, слова сами получались чуть виеватыми, с особенными заковырками и оригинальными, даже непослушными линиями. Они радовали его глаза, душу. Закончив писать, Николай подал лист без единой ошибки Александру Григорьевичу. Он прочитал полученный документ и, усмехнувшись, расписался.

— Что же, мы с вами быстро управились, — проговорил довольный Александр Григорьевич, — Теперь отправьте этот документ главному юристу, он сделает всё, как полагается.

— Как прикажете, Ваше высокоблагородие, — проговорил Николай, убирая документ в свой портфель, — Хорошего вам дня.

— И вам, молодой человек, — наконец проговорил Александр Григорьевич, закуривая трубку.

Николай ещё раз поклонился. Он вышел в просторный зал, плотно закрыв за собой дверь. Долго держал позолоченную ручку, поглаживал её. Николай повернулся, уже хотел было идти, но тут столкнулся с незнакомцем. Перед падением, он услышал женский вскрик, глухой удар и шелест страниц уроненных книг. Оба упали на пол. Немного придя в себя, Николай тут же поспешил на помощь девушке, которую, сам того не ожидая, сбил с ног. Он кинулся на колени и стал собирать книги разной толщины и длины.

— Боже, прошу меня простить, — Николай поднял взгляд, чтобы увидеть лицо пострадавшей, однако тут же обомлел: перед ним в растерянности сидела фарфоровая кукла. Кожа у девушки была до ужаса бледная, пухлые губки покраснели, а волосы… Каждый волос как будто сделан из тончайших золотистых нитей, что вшивали в женские наряды и молодые девушки могли хвастаться перед подругами. Золотые кудри, собранные в длинную и густую косу, переливались на свету с особой яркостью. Николай никогда не видел таких барышень. Его щёки невольно налились пунцом, а стыд тут же накрыл с головой. Он спешно проговорил, подавая руку девушке: — Я очень неуклюж.

— Ничего, это Вы меня простите, — мелодичный голосок барышни нагло пробрался в самое сердце Николая, прежде бившееся очень тихо. Она подняла свой взгляд и юноша увидел ярко-голубые глазки, похожие на драгоценный турмалин. Девушка, держась за его руку, встала на ноги и отряхнула подол платья сизого цвета.

Из кабинета вышел Александр Григорьевич. Он удивлённо вскинул брови, увидев дочь вместе с ним. Девушка отпрянула от него и подошла к отцу. Николай поклонился в знак прощения.

— Мне пора идти, — спешно проговорил Николай и, прижимая к груди кожаный портфель, направился в сторону выхода, но его остановили.

— Papà, — обратилась по-французски к отцу девушка, поднимаясь на носочки, — Laisse-moi inviter ce jeune homme à son anniversaire⁽²⁾.

— Машенька, душа моя, — проговорил Александр Григорьевич, прищурив один глаз, — Я не понимаю ни единого твоего слова. Прошу, говори со мной по-русски.

— Прошу прощения за поспешность, — мелодично произнесла Мария Александровна, с доброжелательностью поглядывая на Николая. Она шепнула на ухо отцу своё желание и тот, тяжело вздохнув, согласился. Девушка подошла к Николаю, — Мне хотелось бы видеть вас на своих именинах, в качестве извинения за неловкую ситуацию. Вы придёте?

Николай немного помолчал. Он очень хотел прийти на именины этой прелестной девушки. Но разве может явиться к ней в таком одеянии? Вицмундир заметно потрёпан, шинель очень сильно выделяется на фоне другой верхней одежды. Да и косые взгляды аристократической элиты тоже будут постоянно сбивать его с колеи. Он немного подумал и ответил:

— Если своим присутствием я принесу вам радость, то можете быть спокойны, — Николай ещё раз поклонился. Чувствуя строгий взгляд отца Марии Александровны, он отправился в вестибюль, где спешно накинул на себя шинель и вышел на лестничную площадку, минуя тамбур.

Здесь прохладно. Николай вздохнул и пошёл к виеватой лестнице. В голове навсегда остался образ Марии Александровны — красивой, златокудрой барышни. Теперь понятно, почему же её называют жемчугом, ведь он такой же яркий, роскошный, перламутровый. Хотя, Николай бы больше назвал её «солнышком» или же «звездочкой». И она не похожа на отца лицом, но, кажется, характером уж точно. Хотя он не смел судить по одной только встрече.

Николай вышел во двор. Приятный весенний ветер вновь вернулся шутить над людьми. Его уже дожидалась служебная бричка со старым знакомым, Афанасием Никитичем. Мужик почёсывал свою длинную седую бороду, пока не увидел «коллегу». Мягко, по-старчески улыбнувшись, Афанасий Никитич указал на его место. Николай улыбнулся и уселся на сидение. Бричка тронулась, и он в задумчивости поехал в департамент.

* * *

Зайдя сначала к юристу и отдав ему документ для законной регистрации, чтобы не было дальнейших вопросов, Николай отправился к рабочему месту.

Как только юноша вошёл, его сразу же окружили двадцать пять человек. Все чиновники с особым пристрастием расспрашивали его. Какой же Александр Григорьевич человек? Как он себя вёл? Видел ли он Марию Александровну? Каковы вообще эти люди, Жадкины? И многие другие вопросы. На них Николай отвечал сухо, стараясь скрыть вспыхнувшую симпатию к «жемчужине» господина Жадкина. Лишь Алексей спокойно сидел на своём месте и подошёл к нему только тогда, когда все угомонившиеся чиновники отошли по своим делам.

— Почему ты такой хмурной? — Алексей свёл брови к переносице. — Прогневал чем-то Жадкина?

— Нет, — Николай пригнулся к другу, — Мне нужна твоя помощь. Не откажешь?

— Друг, ты можешь рассчитывать на меня, — Алексей пододвинулся чуть ближе к Николаю, — Рассказывай, что нужно.

— Меня пригласили на именины Марии Александровны, — как можно тише сказал Николай.

— Ты узнал имя этой милой барышни? — усмехнулся Алексей. — Молодец, брат. Так, а с чем помощь нужна?

— Мой вицмундир не в том состоянии, чтобы ходить на балы, — проговорил Николай, указывая на рыжие пятнышки и некоторую потрёпанность, — Что делать?

— Сейчас что-нибудь придумаем, — проговорил Алексей, на несколько минут отворачивая голову. Он вновь посмотрел на своего друга и спросил: — А когда бал?

— Сегодня, начало в девять, — коротко буркнул Николай, поглядывая на входную дверь.

— Тогда есть время, — с неугасающим оптимизмом помочь другу произнёс Алексей, — Отпросимся пораньше и пойдём к модистке.

— Слишком рискованно вдвоём, — проговорил Николай, — Лучше я один. А ты скажи, где самый быстрый и дешёвый модист.

— Хорошо, — согласился с другом Алексей. Они сели за свои столы и уже начали работать.

— «Мария Александровна мила внешностью» — подумал про себя Николай и, в задумчивости поставил кляксу, жирную и большую. Она растеклась по всему листу. Он ойкнул и с досадой выкинул его в мусорку.

1) Три-четыре метра на современную меру длины.

Вернуться к тексту

2) Позвольте мне пригласить этого юношу на свои именины.

Вернуться к тексту

Примечания:

Я в первый раз описывала бальные танцы, а потому прошу прощения, если что-то не так. Приятного чтения!

Николай, так и не закончив свои должностные обязанности, направился к кабинету директора. Сердце его трепетало, а коленки немного дрожали. А что, если не опустит? Что тогда делать? Только Господь Бог всё знает. Николай вздохнул. Всё-таки стоит удачу попытать. Юноша постучал в дверь и услышал глухое: «Войдите!». Николай зашёл в кабинет директора и увидел Михаила Алексеевича, лениво развалившегося в своём кресле и нехотя перебирающего приказы от министра. Директор и вовсе не глядел на юношу.

— Ваше Высокоблагородие, могу ли я уйти пораньше сегодня? — голос Николая отвлёк директора от его дел. Он положил в сторону свои бумаги и поднял взгляд на титулярного советника.

— Мальчик мой, а есть причина? — хрипло произнёс Михаил Алексеевич, удивлённо вскинув брови. Николай сам по себе никогда не отпрашивался, даже если случалось что-то серьёзное.

— Меня позвали на именины Марии Александровны, — с небольшой неуверенностью проговорил Николай, чуть склонив голову, — а как такового порядочного вицмундира у меня, увы, нет.

Михаил Алексеевич тяжело вздохнул. Конечно, ему бы не хотелось отпускать столь ценного работника, однако ему мешало приглашение на именины госпожи Жадкиной. Если он не отпустит Николая, то Александр Григорьевич Жадкин ради своей дочери придёт и устроит скандал. Поэтому Михаил Алексеевич приосанился и басистым голосом строго проговорил:

— Даю вам два дня отдыха, — Михаил Алексеевич что-то нацарапал на бумаге и протянул Николаю.

— Благодарю, — поблагодарил директора Николай и, взяв с собой протянутую ему бумажку, вышел прочь из кабинета.

Уже в коридоре он остановился и посмотрел, что же написано на той бумаге. И Николай был приятно удивлён, когда увидел упоминание директора и адрес известной модистки, Елизаветы Петровны Белокуровой, которая берёт достаточно много, но делает быстро и качественно. На лице невольно появилась улыбка. Всё-таки, удача повернулась в его сторону.

Николай спешно спустился по лестнице. Он увидел проезжающую мимо бричку. Остановив её, юноша сразу же положил семьдесят копеек в карман извозчика. Мужик улыбнулся и, хлестнув свою худую пёструю лошадёнку по бокам, тронулся в путь. Николай наблюдал за четырёх-, пятиэтажными домами, пастельная штукатурка которых уже испачкалась и местами облезла. Однако это всё равно не портило его мнение о северной столице Российской империи.

Совсем скоро Николай подъехал к модному бутику модистки Белокуровой, ярко выделяющийся среди всей этой сероты. На витринах магазинчика стояли манекены, которые одеты и женские, и мужские наряды, сшитые по последней моде. Он нервно поддёргивал третью пуговицу, поглядывая на вывеску с крупными жёлтыми буквами. Постояв совсем немного перед входом, Николай подошёл к двери белой, с разноцветными витражами, взялся за ручку и вошёл в помещение.

Вся комната была уставлена манекенами с пёстрыми нарядами. Он медленно, не спеша подходил к стойке, осматривая всё вокруг. Неожиданно из-за красной бархатной шторы появилась невысокая женская фигурка.

— Добрый день, Елизавета Петровна, — поздоровался с модисткой Николай как можно доброжелательнее и протянул бумагу. Она прочитала её и, ухмыльнувшись, провела его в сторону примерочной.

— Раз вы пришли от Михаила Алексеевича, то вынуждена сделать скидку, — улыбнувшись, ответила модистка, — Нужно снять мерки.

Николай кивнул и снял шинель, а вместе с ней и вицмундир. Бросив его на рядом стоящий стул, он подготовился к снятию мерок. Модистка растянула сантиметровую ленту и прислонила к широкоплечему Николаю. Позже Елизавета Петровна сняла мерки по обхвату груди, талии и бёдрам. Всё это время Николай чувствовал себя неловко: он ещё никогда в жизни не давал женщине снимать мерки. Всё это делали мужчины-модисты.

— Когда у вас бал? — с интересом спросила Елизавета Петровна, подходя к рулонам тёмной ткани.

— Начало в девять, — произнес смущённый Николай, — Вы успеете?

— Милый мой, — серьёзно проговорила модистка, — У нас до вечера есть пять часов. Да за это время я хоть два вицмундира сошью. Впрочем, с Вас двадцать три рубля.

— Благодарствую, — с поклоном проговорил Николай и протянул женщине двадцать три рубля.

* * *

Спустя несколько часов новенький тёмно-зелёный вицмундир уже плотно сидел на его плечах. Тот частенько поворачивался у зеркала и никак не мог на себя насмотреться. Медные пуговки были туго вшиты в мягкую ткань, сколько бы юноша не поворачивал их. Красный воротничок с позолоченными лентами виднелся из-под шеи Николая. Белые перчатки надеты на юношеские руки и Николай всё не мог к ним привыкнуть. Он выглядел счастливым. Теперь он будет беречь этот вицмундир и одевать его только на грандиозные мероприятия. Сзади него стояла довольная Елизавета Петровна, улыбаясь и всё хлопая в хрупкие ладони.

— Благодарю Вас, — с восторгом проговорил Николай, целуя ручку модистки, — У вас волшебные руки.

— Благодарствую, — Елизавете Петровне Белокуровой было приятно слышать такой комплимент в свой адрес. Она похлопала юношу по плечам и направила в сторону двери, — А теперь Вам стоит поторопиться! Вы же не хотите разочаровать Марию Александровну?

Николай одобрительно кивнул. Он ещё раз поблагодарил женщину за оказанную помощь и вышел из бутика, нашёл бричку и попросил отвезти на Большую морскую, при этому дав молодому извозчику целый рубль. Бричка тронулась. Николай только сейчас увидел, как сильно потемнело небо: оно стало подозрительно тёмно-синим, чуть ли не грозовым. Собирались тучи. Он быстро стучал пальцем по колену. Как бы он не опоздал. Как бы не разочаровал он Марию Александровну. Николай никак не мог забыть сегодняшнюю встречу: «жемчужина» господина Жадкина действительно отличалась от остальных барышен, которых он видел у департамента.

Бричка завернула за угол и Николай увидел уже знакомый подъезд. Сердце нервно трепетало. Он видел многие кареты аристократии, оставленные у входа. Юноша зашёл в подъезд и, не увидев швейцара Фёдора на месте, сам же поднялся по витиеватой лестнице и, оказавшись в длинном коридоре, окутанным полумраком, сам дошёл до квартиры семьи Жадкинов. Николай дёрнул за позолоченную цепочку колокольчика. Спустя время прозвучал щелчок. Дверь открыла всё та же миловидная горничная. Улыбнувшись, она пропустила его в квартиру, провела также по тамбуру и сняла с него шинель, попутно сказав что-то про новенький вицмундир. Она открыла дверь в залу и Николай зашёл.

Николай осмотрелся: в помещении полно гостей. Все они были или высокопоставленными чиновниками, или же детьми аристократов, что дружили с Марией Александровной Жадкиной. К нему подошла сама Мария Александровна. На лице её не сползала улыбка, а ярко-голубые глазки искрились дружелюбностью, добротой.

— Николай Андреевич, благодарю, что пришли, — поприветствовала гостя Мария Александровна. Николай оторопел.

— Вы прекрасно выглядите, — кое-как проговорил Николай, осматривая Марию Александровну. Кружевная берта цвета слоновой кости дотрагивалась до рёбер девушки. В центре широкой ленты была вшита розочка персикового цвета, что сочеталась с самим платьем. Златокудрую голову украшал выкованный венец с натуральным жемчугом и драгоценными камнями, принявших форму цветов, листьев. Николай тряхнул головой и, покрывшись румянцем, сказал: — Я без подарка, прошу за это прощения.

— Ну что вы, — отмахнулась Мария Александровна, потягивая его вглубь залы, — Ваше присутствие здесь — уже для меня подарок.

— Но всё же, — с неловкостью проговорил Николай, всё просматривая на худую шею девушки, украшенную жемчужными бусами.

— Mon chēr⁽¹⁾, — проговорила Мария Александровна с улыбкой на лице, — если Вам так хочется мне что-то подарить, то пригласите меня на танец!

— Прекрасная идея, Мария Александровна, — со всей серьёзностью проговорил Николай.

Время подходило к самому интересному моменту: бальным танцам. Все кавалеры и молодые девушки собирались в центре просторного зала, разбивались по парам и с замиранием трепещущего сердца ждали первых мелодий вальса, полонеза или же польки. Никто не знал, какой сейчас будет танец и как его надо будет исполнять. Мария и Николай тоже встали друг перед другом и, как остальные пары, с нетерпением ждали музыкантов.

Первые начали играть скрипки, протяжные и унылые, какими их считал Николай. Кавалеры поприветствовали дам своим поклоном, те сделали тоже самое. Николай подошёл к Марии Александровне. Неловкая улыбка девушки и её растерянный взгляд заставили его сердце трепетать. Он аккуратно, чуть боязно положил свою ладонь на её талию. Другая его рука переплелась с тонкими пальцами Марии Александровны. Дочь господина Жадкина затаила дыхание. Николай увидел как «жемчужина» смотрела на него по-доброму, совсем без неприязни; смотрела в его карие, как свежесваренный кофей, глаза. Надо же, а он боялся, что она будет смотреть на него с презрением.

Неожиданно, совсем резко заиграла мелодия. Николай крепко сжал ладонь девушки, словно побоялся её потерять или же отпустить. Он притянул Марию Александровну к себе и только тогда она могла услышать, как сильно бьётся его сердце. Девушка улыбнулась. Она нерешительно отступила назад, поворачиваясь влево. Николай чувствовал, как нежная рука легла ему в плечо. Мария Александровна сделала шаг вперёд уже другой ножкой. Теперь Николай вынужден был отступать.

— Где вы научились так танцевать? — со спокойствием проговорила Мария Александровна, не отрывая взгляд от своего партнёра.

— Видел как крёстная матушка танцует с крёстным батюшкой, — с нежностью ответил Николай.

Наступил припев. Ему пришлось убрать руку с талии Марии Александровны, кружа другой. Николай видел, как счастлива его напарница. Воздушный подол её персикового платья развивался в воздухе, а сама Мария не переставала улыбаться. Он видел её такой, какой не представлял себе до их встречи. Где-то там, в глубине рёбер, Николая наполнило такое тёплое, переполняющее чувство. И вновь Мария Александровна возвращалась к нему, чуть ли не касаясь своей грудью его груди. Николай подхватил девушку за талию, полностью осознавая, что ему всё равно на сплетни аристократии за спиной.

Вальс закончился. Пары вновь поклонились друг другу, как бы благодаря за танец, и ушли с центра залы, передохнуть, поговорить со своими ровесниками и выпить пару бокалов вина. Николай подошёл к прислуге, которая держала серебряный поднос с бокалами и взял один из них. Сейчас у него в руках находился хрусталь хрусталь. Покойные матушка с отцом вряд ли держали в своих руках что-то подобное. Он смотрел на тёмно-красную, похожую на кровь, жидкость и сделал маленький глоток. Горько и горло жжёт. Николай немного поморщился. Перед глазами начало плыть изображение, но оно тут же стало ясным и чётким. Наверное, с непривычки.

— Николай Андреевич, вы просто замечательно танцевали, — похвалила из ни откуда появившаяся Мария Александровна. Тонкая прядка золотистых волос сбилась с её причёски. Николай улыбнулся и молча поправил это недоразумение, заводя волосок за ухо. Она, немного покраснев, ответила: — Благодарствую.

— Мария Александровна, не хотите ли станцевать со мной мазурку? — с проснувшимся азартом проговорил Николай, протягивая руку. Он увидел, как она обрадовалась. Мария Александровна вложила ладонь в его руку и они оба пошли вновь в центр залы.

— Фи! — прошептала своей подруге одна из барышень. — Как же Мария Александровна может танцевать с чиновником низшего класса? Какой позор!

— А что же ты ожидала? — ответила ей подруга, — Если ты не знала, отец Марии Александровны тоже из низшего сословия. Но, как-то же смог выбраться из той ямы. Может быть и этот титулярный советник тоже добьётся успеха?

— Посмотрим! — с презрением проговорила барышня, глядя на собравшихся в центр людей.

Музыканты всё сильнее начали исполнять мелодию мазурки. Всё-таки Николай не ошибся. Юноши и милые барышни вновь встали друг перед другом и, поклонившись, стали выполнять фигуры танца. Николай притопнул одной ногой, однако при этом выдвинул вперёд другую. Его неумелое тельце задвигалось по кругу. Невысокая фигура Марии Александровны по-аристократически плыла около него, совсем незаметно. Ей удавалось в такт музыки то укорачивать, то удлинять шаги её тоненьких ног. Оба ловко прошли так один, а то и два круга. Наступил важный для Николая момент. Он, быстро расставив ноги, тут же их соединил и, пускай несколько неуклюже, но упал на одно колено. Мария Александровна, ярко улыбаясь, плавно прошла вокруг него, касаясь своими пальцами о его ладонь. Зал зааплодировал. Пары попрощались друг с другом и разошлись.

Николай, тяжело дыша, подошёл к слуге и взял свой недопитый бокал вина. Сердце бешено колотилось в груди, обещаясь вот-вот выпрыгнуть наружу. Он впервые так танцевал. Николай сделал глоток вина и сморщился. Он уже и позабыл горьковатый и обжигающий горло вкус этого аристократического напитка. Настал следующий танец, однако юноша не хотел идти, ибо немного устал. Николай взглядом провожал Марию, которая уже не так радостно танцевала с другим. В душе что-то заскребло, обожгло его, что тот невольно свёл брови к переносице. Да неужели это ревность? К чему?

— «Брось сейчас же эти мысли» — подумал Николай, тряхнув головой, — «а то с похмелья не о том думаешь».

Танец закончился. Николай, тем временем, полностью выпил бокал вина. Ему хотелось закрыть глаза и забыть, что Мария Александровна танцевала с другим и что она, наверное, уже про него забыла. Надо было идти, а не уютно сидеть в кресле и потягивать тёмно-красный напиток. Николай был удивлён, когда уже знакомая фигурка в персиковом направлялась в его сторону. Девушка всё также улыбалась и помахивала своим пушистым, большим веером. Николай тотчас спохватился: встал с кресла и с улыбкой на лице ждал от неё слов. Мария Александровна уже что-то хотела сказать, как веер, которым она частенько пользовалась на этом балу, упал из её хрупких, бледных ручонок. Николай тут же его поднял и, осматривая со всех сторон, произнёс:

— Какой красивый, — и вправду, веер был очень привлекательным: беленькое основание с золотистыми, витиеватыми узорами и с белыми, пушистыми перьями вместо грубой ткани. Впрочем, эта вещица была такой же привлекательной, как и сама хозяйка.

— Отдайте мне его, пожалуйста, — попросила Мария Александровна, однако Николай лишь улыбнулся.

— Жалко такой отдавать, — проговорил Николай, но всё-таки протянул девушке её веер.

— Раз вам так жалко, то держите, — Мария Александровна кокетливо помахала веером, прежде чем оторвать от него длинное и пушистое перо. Николай с радостью принял его, поворачивая в руке.

Когда Мария Александровна скрылась среди высокородной толпы, то Николай невольно посмотрел на часы, что располагались у входа в буфет. Часовая стрелка лениво перешла на цифру «2». Юноша вздохнул.

* * *

Всё оставшееся время Николай потягивал вино. Когда же оно закончилось, слуги вышли с бутылками игристого шампанского и, открыв его, разлили по всем бокалам. Музыка не прекращалась, хотя она стала чуть сонливее и скучнее. Мария Александровна больше не приходила, а всё время стояла подле отца. Гости по-немногу начали расходиться, однако большинство молодых людей и барышень намеревались напоследок станцевать полонез. Впрочем, у Николая не было сил, чтобы станцевать этот танец. Да и с кем? Любая барышня, присутствующая сегодня на балу с презрением и недоверием поглядывала на него.

— Ma chère⁽²⁾, — послышался чей-то женский голос. Николай бросил взгляд в сторону говорящей и увидел полную даму со своим полным мужем, что прощались с виновницей сегодняшнего торжества, — Я рада была повидать тебя! С радостью будем ждать тебя и твоих друзей у себя в гостях.

— Благодарю за визит, госпожа Вороне́жская! — попрощалась с женщиной Мария Александровна, поклонившись.

Как только пожилая пара скрылась в вестибюле, Николай будто бы сорвался с места: спешно подошёл к Марии Александровне и, завидев её отца, поклонился в знак прощания. Как только он посмотрел на неё, то заметил в её глазах грусть и даже туманную дымку слёз. Однако она не переставала улыбаться. И всё-также весёлым голосом проговорила:

— Собираетесь покинуть нас, Николай Андреевич?

— Мне пора домой, — сказал Николай и поклонился Жадкиным. Он повернул в сторону вестибюля.

Пройдя в вестибюль, к нему сразу же подбежала уставшая горничная. Она помогла юноше надеть шинель и, попрощавшись, закрыла за ним дверь.

Голова гудела. Николай моментами хватался за неё, виски́ жутко давило, будто бы ему прилетела толщенная папка с документами от разъярённого директора. Юноша уже был не в силах о чём-либо мыслить. Он даже не знал, куда идёт: перед глазами стояла лишь размытая картинка. Ноги просто сами вели его домой, вели в родную кровать. Николай кое-как спустился с лестницы и его тут же встретил Фёдор. Как же швейцар удивился, увидев его, обычно порядочного, в таком состоянии. Он немного помолчал и помог Николаю выйти на улицу, где он мог вздохнуть полной грудью.

Майский холод помог Николаю немного прийти в себя. Он глубоко вздохнул, стараясь как можно дольше задержать у себя в лёгких этот прохладный воздух. Голова на время перестала гудеть и картинка становилась более точной.

— Благодарствую, — сказал Николай и дал швейцару два рубля. Фёдор посмотрел на них, улыбнулся и пошёл прочь, в тёплую парадную.

Николай посмотрел в след уходящему швейцару и, заметив повозку с извозчиком, остановил её. Он сел на пассажирское место и сказал молодому пареньку куда ехать, взамен отдал рубль. Повозка тронулась и Николай уже сам не помнил, как добрался до дома.

1) Мой милый (фр.)

Вернуться к тексту

2) Моя милая (фр.)

Вернуться к тексту

Примечания:

Эта глава получилась маленькой, но, надеюсь, ничего страшного ?

А ещё я училась писать письмо в стилистике того века.

На следующий день Николай проснулся чрезвычайно разбитым — голова до ужаса раскалывалась, тело ломило, а сам юноша пытался вспомнить, как же он добрался до постели. «Титуляшка» осмотрел свою комнату и увидел аккуратно прибранный вицмундир, что прятался в поломанном шкафчике. Шинель же небрежно лежала на стуле. Николай присел на край кровати. Теперь это утро для него сделалось вовсе необычным.

— «И как я вчера до сюда дошёл?» — задал себе вопрос Николай, потирая затылок.

Дверь скрипнула и в комнату вошла хозяйка комнаты, а следом за ней и её низенький муж, одетый в потрёпанный кафтан. И без того сморщенное лицо у неё скривилось из-за злости, а в тёмных, карих глазах бушевала ярость. В руках хозяйка держала мокрую половую тряпку. Николай немного с равнодушием посмотрел на неё, а потом бросил взгляд на её сгорбленного мужа. Старческий голос вырвался из уст старухи.

— Ну-с, голубчик, — хозяйка невольно заметила разбитость Николая и немного смягчилась, — И где вы умудрились так напиться? Вчера я со своим мужем с трудом вас уложили на кровать.

— Прошу прощения за беспокойство, — сказал с виновато опущенной головой Николай, — А где я был: не думаю, что вам нужно это знать.

— Тогда прошу заплатить два рубля-с, — строго проговорила старуха, протягивая руку, — За компенсацию, так сказать-с.

— Господь Бог с вами, — махнул рукой Николай в сторону старухи и, встав с постели, подошёл к своему шкафу, открыл шкафчик и с неким отчаянием стал смотреть на драгоценные два рубля. С глубоким вздохом он отдал старухе и её мужу.

— Благодарствую, — с лукавой улыбкой произнесла старуха и, убирая за пазуху деньги, вышла из комнаты Николая. Он глубоко вздохнул и посмотрел на вицмундир. Наверное, больше не пригодится. Однако в глубине души Николай надеялся, что Мария Александровна вспомнит про него ещё. Впрочем, вчерашний вечер навсегда остался в его памяти. Вот бы он ещё раз увидел черты лица счастливой Марии, вот бы ещё раз притронулся к хрупкой женской руке.

В комнату постучали. Николай с раздражённостью встал и направился к двери, хотел было накричать на старуху, что уже всё отдал. Он открыл входную дверь и увидел на пороге своего друга, Алексея. Вид того тоже неважен: растрёпанные светлые волосы, в голубых глазах читалось очередное похмелье, а тонкая линия губ и вовсе скривилась. Вицмундир не застёгнут, заштопанная местами рубаха небрежно висела на худом тельце. Алексей сделал шаг вперёд и обнял друга. Просто так, без слов.

— Друг, ты чего? — немного ошарашенно спросил Николай, отстраняясь от друга и указывая на стул.

— Всё, Коля, — с досадой проговорил Алексей, махнув рукой, — я пропал!

— Да что произошло-то? Объяснись! — прикрикнул на Алексея Николай.

— Я проиграл в карты одному очень важному человеку, — пропищал в слезах Алексей, — Если я не верну долг, то меня найдут пристреленным в какой-нибудь каморке!

Николай вздохнул. Именно сегодня он чувствовал себя банком, который выдаёт деньги. То старуха с мужем, то теперь Алексей. Но он друг, а потом ему надо помочь. В последний раз. В последний раз Николай поможет своему старому другу и больше не будет так добросердечно отдавать свои заработанные деньги. Он подсел ближе к другу и тише проговорил:

— Сколько ты ему должен? — строго спросил Николай.

— Десять рублей, — проговорил Алексей, поникнув головой. Николай вспыхнул. Он вскочил с места и, мечась по всей комнате, бросал в воздух русский мат.

— Как, скажи мне, пожалуйста, как?! — Николай устало рухнул на край кровати. Голова вновь заболела, виски́ начало давить. Алексей молча пожал плечами, тупо глядя на пол. Николай встал с кровати и подошёл к уже знакомому шкафчику. Он вытащил последние три рубля и протянул их другу. Впрочем, до выдачи зарплаты осталось совсем немного — два каких-то денька. — Это последнее, что у меня осталось.

— Спасибо, друг! — Алексей изменился в лице, стал очень радостным, счастливым.

Конечно, весь долг не отдаст, но пусть хоть частями. Уже лучше. Алексей широко улыбнулся, вновь пообещал Николаю вернуть долг, накопившееся уже в двадцать рублей и, попрощавшись, вышел из комнаты. Николай устало вздохнул. Какое же насыщенное утро. Небось и на улице тоже хорошо. Он подошёл к шинели и, собираясь её надеть, накинул на плечи. На пол с глухим звуком упал конверт. Николай с удивлением глянул на него и, подняв с пыльного пола, осмотрел со всех сторон. На обороте красиво и виевато были написаны инициалы: «М.А.Жадкина». Сердце юноши забилось быстрее. Николай был очень рад увидеть письмо от партнёра по танцу и просто хорошей знакомой. Он спешно открыл письмо и с необычайным упоением читал:

«Здравствуйте, Николай Андреевич! Я искренне надеюсь, что Вы читаете это письмо. Мне искренне хочется поблагодарить Вас за то, что не отказали в просьбе, пришли на именины, стараясь как можно лучше угодить душе моей. И я очень рада: без Вас бы этот бал мне не был мил. Ваше присутствие заставило меня цвести и благоухать, словно цветок из райского сада. Однако, пишу о другом. Боюсь, что мы не сможем увидеться до конца лета. Батюшка задумал ехать в поместье, а, как все знают, если он что-то да предпринял, то отступать не намеревается. Пишу к вам с просьбой приехать на вокзал, словно вы оказались здесь невзначай. Понимаю, что просьба моя выглядит дерзкой и смехотворной. Однако хотелось бы ещё раз увидеть Вас. И я пойму, если вы, по делам рабочим, не сможете приехать.

Наш поезд тронется в одиннадцать часов утра. Оставляю эту информацию здесь, если вы намереваетесь приехать.

С уважением, Мария Александровна Жадкина. »

В душе Николая всё заколыхало, зашумело. Это письмо, написанное от руки любимой девушки, вызвало бурю эмоций. Юноша никак не мог с ними справиться. Он обдумывал многие расхождения путей, как может всё обернуться, какие, в конце концов, препятствия его встретят. Всё-таки решил. Решил ехать к Марии Александровне, которая, наверняка уже ждёт его и со вздрагиванием смотрит на минутную стрелку часов.

Николай надел потрёпанный вицмундир, накинул на плечи бежевую шинель и, хлопнув дверью, выбежал на улицу. Прохладный ветер развевал его курчавые волосы, а сам он искал бричку. В кармане у него валялся одинокий рубль, который Николай оставил на всякий пожарный. И именно этот «всякий пожарный» пришёл к нему сам с протянутой рукой. Он увидел пустующую бричку, что остановилась передохнуть у фонарного столба, и побежал со всех ног к ней.

— Простите, — сказал Николай, прыгнув в бричку. Мужик, сидевший на месте извозчика, повернулся и с удивлением смотрел на него. Он вынул один рубль и вложил его в мозолистую сухую руку мужика, — на вокзал, пожалуйста. И побыстрее!

Извозчик улыбнулся, что-то с радостью пробурчал под нос, и повернувшись, хлыстнул свою лошадёнку по бокам. Бричка тронулась и Николай поехал с ветерком на вокзал, где его с нетерпением ждала Мария.

* * *

Николай приехал на вокзал как можно быстрее, и только бричка хотела остановиться, как он спрыгнул на землю. Карие глаза с невероятной быстротой начали что-то искать среди пёстрой, невероятно шумной толпы. Нигде не видел златокудрую головку. Николай поднял голову вверх: часовая и минутная стрелки больших часов показывали пол одиннадцатого. Он облегчённо вздохнул. Значит, время есть. Николай двинулся к платформе, с лёгкостью маневрируя между людьми. Совсем неожиданно, краем глаза Николай увидел златокудрую голову, обернулся и убедился, что это была Мария Александровна со своей миловидной служанкой. Она находилась в компании отца, который, кажется, куда-то намеревался отойти. Впрочем, неважно.

Николай целеустремленно прошёл через толпу и, оказавшись рядом со своей пассией, одетой в тёмно-синее дорожное платье, прошептал прямо над её ухом:

— Как видите, я пришёл, — девушка вздрогнула. В испуге она обернулась, но тут же успокоилась, увидев знакомое лицо. Однако Мария не перестала быть грустной, что очень напугало Николая.

— Николай Андреевич, — Мария Александровна немного приосанилась, — Зачем же вы сюда приехали? Это очень рискованно!

— Я хотел увидеть Вас, — с уважением проговорил Николай Андреевич, наклоняясь чуть ближе к девушке, — Тем более, вы писали в письме.

Сказав это, Николай испугался. Прекрасное лицо Марии Александровны ещё сильнее побледнело, а на глазах появилась туманная дымка слёз. Девушка тряхнула головой, стараясь отогнать все мысли прочь. Она вновь посмотрела на Николая и, прижав руки к груди, с испугом произнесла:

— Я вас умоляю, забудьте про это письмо, — девушка немного помялась, но продолжила: — Я не хочу, чтобы вы подумали что-то неправильное обо мне.

— А что же там могло быть неправильное? — с удивлением вскинул брови Николай, но осмотрелся: господина Жадкина не было рядом.

— Ничего, — с досадой произнесла Мария Александровна, опуская взгляд на землю. Может быть, она поняла, что объясняться перед новоиспечённым другом будет ещё страннее. Спустя мгновение девушка вновь посмотрела на него, — Благодарю, что вы сюда приехали. Мне стало гораздо спокойнее.

— И всё же, Мария Александровна, — проговорил Николай, подходя ближе к девушке, — Неужели вы боитесь, что я буду насмехаться над вашими чувствами?

— Наглец! — воскликнула Мария Александровна, отводя взгляд в сторону. Она свела золотистые брови к переносице, — Хорошо! Если вам так хочется знать, то да. Вы правы. Это было моей ошибкой: писать вам письмо. И мне очень за это стыдно. А потому, я очень надеюсь, что по приезде в поместье, я забуду вас.

— Мария Александровна, — обратился к девушке Николай, беря в свои руки её ладони, — Я клянусь, что ничего такого про вас не подумал. Скорее, я очень переживал.

— Правда? — щёки девушки налились пунцом, однако она, стараясь сохранить аристократическую выдержку, выдала другое: — То есть, Вам пора идти. Не приведи Господь, отец вас увидит. Тогда нам обоим не сдобровать.

— Как пожелаете, — Николай улыбнулся и, сделав поклон, наклонился ближе к уху девушки и прошептал: — Буду ждать от вас писем, Мария Александровна.

Николай ушёл, похихикивая. Вслед он услышал женское: «Мерзавец!», но от этого на душе стало только теплее. Видеть смелые эмоции на лице Марии Александровны, которые вряд ли бы осмелилась показать девушка подобного или высшего сословия, для юноши было только в радость. Он невольно вспомнил вчерашний бал. Мария смело с ним танцевала, иногда даже подсказывала ему фигуры или же шаги, совсем не боялась осуждения в свою сторону. Не каждая так смогла бы. Николай скрылся за поворотом и всё ожидал, когда пассажиры начнут заходить в вагоны.

Спустя двадцать минут вокзальные часы пробили двенадцать. Двери вагонов открылись и толпа тут же начала рассеиваться, оставляя за собой тишину и, наверное, непривычную никому одинокость. Николай выглянул из-за угла и видел, как худое женское тельце с золотой густой косой взбирается по лестнице. Как только она скрылась в дверном проёме, то Николай, облегчённо вздохнув, ушёл с платформы. Минуя небольшую площадь, где люди могли стоя ожидать состав, он вышел на улицу. День только начинался, однако более юноша не видел в нём ничего захватывающего.

Николай направился по неизвестной улице, смотрел на те же дома, что построены возле департамента; смотрел на те же прогуливающиеся пары, что ходили постоянно под окнами. В общем, эти кварталы ничем не отличались от того места, где жил Николай. Он вздохнул и посмотрел на небо, оранжевое, жёлтое, с полупрозрачными тучами. Красиво. Николай вжал шею в плечи. Так теплее. Он продолжил шагать по Петербургу, закутавшись в свои мысли.

Примечания:

У меня вчера был перерыв, теперь держите главу. Надеюсь, что она вам понравится.

Первый день лета оказался очень дождливым: тучи с самого утра заволокли светлое, ясное небо и барабанили по стёклам невысоких домов, скатывались по водоотводам и мыли брусчатые дороги. На улице практически никого не было кроме собак да кошек. Николай не хотел выходить из дома. Он собирался весь выходной просидеть в своей каморке. Юноша сидел, осматривая белое перо, подаренное Марией Александровной на балу, за трёхногим хрупким столом и моментами поглядывал в окно. Маленькие дождевые капельки то быстро, то медленно скатывались по стеклу.

Все мысли Николая занимал образ Марии Александровны — чудесной «жемчужины», что покорила сердце бедного титулярного советника. После того, как юноша проводил Марию, то всё время задавался вопросами: «Как она там?», «В здравии ли доехала?». Когда Николай думал о ней, то в душе у него наступала весна — хотелось прыгать, петь и насовсем позабыть о своём бедствующем положении, лишь бы быть рядом с Марией Александровной. Но для неё это не больше, чем позор. По всей видимости, она трепетно прислушивается к отцу, а потому вчерашнее письмо вызывало у неё стыд и отчаяние.

Юноша откинулся на спинку стула. Скучно. Висящая в воздухе тишина давила на серые, местами потресканные стены комнаты. Николай свёл брови к переносице. Он встал со стула и прошёлся по комнате, попутно её осмотрев: у окна стоял письменный стол, рядом с ним — незастеленная кровать; у входной двери располагался небольшой шкаф, где хранилась одежда. Впрочем, это всё.

Николай равнодушно пожал плечами. Что поделать, уже привык к этой комнате, а потому менять на что-то большее ему не хотелось. Юноша уже хотел было лечь на кровать, как глухой стук, доносящийся из-за двери, раздался по всей каморке «титуляшки». Николай обернулся и нехотя открыл дверь. Перед собой он увидел насквозь промокшего Алексея. Несмотря на потрёпанный вид, на его лице сияла улыбка. Николай вопросительно изогнул брови.

— Что-то случилось? — Николаю казалось, что сейчас Алексей вновь попросит его о какой-нибудь помощи. Однако тот лишь отрицательно мотнул головой.

— Нет, — Алексей поправил свою причёску и, проходя вглубь комнаты, по-хозяйски сел на стул, — Просто хочу своего друга вывести в свет.

— Куда? — переспросил Алексей, удивлённо вскинув брови.

— Мой дорогой Николь, — начал было говорить Алексей, откинувшись на спинке стула, — Ты со своей работой вообще не умеешь отдыхать! Позволь своему другу помочь решить эту проблему.

— И как же ты мне поможешь? — немного с иронией проговорил Николай, уперев руки в бока. Ему это казалось очень дурацкой затеей. Балы, конечно, есть, но охрана аристократии не пускает ниже поставленных чиновников, а в публичные дома Николай никак не хотел. А то ещё проблем наберётся, что до конца жизни не отделаешься.

— Очень просто, — беззлобно усмехнувшись, сказал Алексей, — сегодня мы пойдём в салон мадам Кречетской.

Николай переменился в лице. Нахальная, уверенная улыбка медленно сползла с его лица. И без того широкие карие глаза ещё сильнее округлились. Он медленно присел на край кровати, и сложив руки в замок, проговорил:

— Это очень плохая идея, — Николай отвёл взгляд в сторону, — Я не писатель и не музыкант. Зачем нам туда идти?

— Но ты же хочешь развеяться? — спросил Алексей, встав со стула, — или ты влюбился в эту Жадкину?

— Не называй её так! — с возмущением проговорил Николай, сжав ладони в кулак, — Ты её вообще не знаешь.

— Будто бы ты знаешь, — буркнул себе под нос Алексей, — Пойдём же, скорей! Я уверен, что тебе понравится.

Алексей подтолкнул Николая в сторону входа. После сказанного о Марии Александровне у юноши ещё сильнее испортилось настроение. Однако он тяжело вздохнул. Просто понимал, что спорить с другом бесполезно, ведь он всё равно будет стоять на своём. А потому «титуляшка» полностью повиновался, надел шинель и вышел в коридор. Алексей широко улыбнулся и закрыл за собой дверь.

Дождь на улице прекратился, лишь изредка капал с крыш и падал прямиком в большие лужи. Свежий, прохладный воздух щекотал щёки молодых людей. Алексей немного осмотрелся по сторонам, словно боялся кого-то увидеть. Покамест Николай размышлял, как же он дошёл до этого момента и собирается идти в салон (или же по дурному предчувствию Публичный дом), его друг целенаправленно направился к углу дома. Когда Николай выбрался из цепких лап своих дум, то увидел Алексея в двух саженях⁽¹⁾ от себя, и вздохнув, пошёл за ним.

Они прошли совсем немного — три квартала, а позже свернули направо, начали ходить по неведомым Николаю закоулкам. Юноша отчаянно старался запомнить пройденный путь, если ему придётся одному добираться до дома. А у него было такое предчувствие.

— Вот и пришли, — наконец сказал Алексей, нарушив тонкое полотно тишины. Николай поднял взгляд и нервно сглотнул.

Там, куда смотрел бедный титулярный советник, стоял трёхэтажный бордовый домик с лишними кирпичиками на земле и с внутренним двором. Окна его, украшенные белым потресканным наличником, чуть ли не касались земли. Внешне выглядит как обычный жилой дом, только вот там живут вовсе необычные люди… Впрочем, Николай даже не был удивлён, что Алексей решил привести его именно сюда. «Титуляшка» прекрасно знал о некоторых грехах своего друга. И именно похоть проводила их прямо до порога этого Публичного дома.

— Пожалуй, я откажусь, — проговорил Николай, нервно облизнув губы, — От этого места уже несёт гнилью.

— Брось, — серьёзно проговорил Алексей, но тут же изменился в лице: уголки его губ приподнялись вверх, — Здесь живут самые прекрасные девушки!

«Я очень сомневаюсь» — подумал Николай.

Из ворот вышли две девушки, которые сразу выдавали себя как куртизанок: на голове у них красовались или маленькие шляпки, или же бескозырки; распущенные курчавые волосы падали на разноцветные шали, что прикрывали оголённые плечи; полосатые чулочки сползли с голени и гормошкой собрались у лодыжки. Девушки-куртизанки о чём-то переговаривались, но, завидев любопытный взгляд молодых людей, с хитростью им улыбнулись. Николай отвёл взгляд. Тошнота комом подкатила к горлу.

Алексей первым пошёл в эту похотливую обитель и, улыбнувшись распутным дамам, зашёл во внутренний двор. Николай поспешил за ним, даже не хотел здороваться с девушками, несмотря на хорошее воспитание. Юноша осмотрелся: каков дом, таков и внутренний двор. Кое-как всё прибрано и убрано, однако всё равно осталось много погрешностей. И опять же юношей встречали заинтересованные взгляды куртизанок. В мыслях Николай уже сам себя ругал, зачем же он пошёл с Алексеем, если мог наотрез отказаться.

Немного осмотревшись, юноши зашли в дом и сразу же оказались в просторной передней. На бежево-красных стенах, на которых прикреплены карнизы с бордовыми бархатными шторами, висели картины: натюрморты, пейзажи и портреты малоизвестных людей. Посередине комнаты стоял небольшой круглый стол, на котором стояла роскошная фарфоровая ваза. По углам комнаты стояли небольшие мягкие диванчики.

Из дверного проёма показалась миловидная женщина, которой можно дать сорок с небольшим лет. Ходила она при помощи трости, сделанной из дуба. Судя по качественной одежде, эта женщина являлась хозяйкой Публичного дома. Она улыбнулась.

— Молодые люди, хотите хорошо провести время? — маленькие глазёнки хозяйки хитро блеснули.

— Да, — коротко ответил Алексей. Николай потупил взгляд, ведь понимал, что его мнения не спрашивают. Алексей ближе подошёл к женщине и, поклонившись, спросил: — Прошу прощения, однако как мне к вам обращаться?

— Все меня здесь называют мадам Кречетской, — доброжелательно улыбнувшись, проговорила хозяйка. Она бросила взгляд на Николая, что тревожно озирался по сторонам, — вижу, ваш друг здесь впервые. Ну, ничего, мои воспитанницы помогут вам расслабиться.

— Благодарю, мадам Кречетская, — сказал Алексей, и взяв напряжённого Николая под руку, повёл его в сторону некого зала, куда, собственно, пошла и сама хозяйка. Теперь-то Николай понял, что у его друга подразумевается под словом «салон».

Зал, куда насильно привели Николая, был гораздо просторнее, чем передняя. В этой комнате размещались пару столиков со стульями, по правой стене стояли удобные диванчики, а на противоположной — лестница, ведущая куда-то наверх, старенькое потёртое фортепиано возле неё и небольшой сервант. Мадам Кречетская подошла к дверному проёму, находящийся совсем недалеко от лестницы и хлопнула в ладоши. Оттуда вышли несколько девушек-куртизанок, одетые в самые разные костюмы: кто-то ходил с длинным шлейфом, наверное, имитация под родовитых барышен и их одежды, кто-то в костюм морячки, а кто-то и вовсе мог позволить себе ходить не так открыто, как другие. В голове Николая невольно пронеслась мысль, как же здесь женщины не наделены особой красотой.

В комнату пришли ещё несколько молодых людей. И судя по радостным лицам девушек они — постоянные клиенты. По мундирам этих бедняг Николай понял, что оба из рода «коллежских». Только один секретарь, а другой — ассесор. Мадам Кречетская раздала указания девушкам, а сама ненадолго отошла. Алексей чуть наклонился к Николаю и шёпотом проговорил:

— Сегодня за всё плачу я, — Алексей приосанился, видя, как совсем молоденькая девушка в одеянии морячки направлялась к нему, — ты спас меня в трудной ситуации, теперь я должен отплатить тебе.

«Ты уже давно должен был это сделать» — подумал Николай, сведя брови к переносице, — «вот только мне нужны деньги, а не походы к продажным девицам».

Юноша видел, как куртизанка с длинным шлейфом вишнёвого цвета аккуратно села за фортепиано и начала играть какую-то нудную мелодию. Алексей уже давно ушёл с «морячкой» на второй этаж. Как Николай уже предположил, там могут находиться комнатки для плотских утех. По коже прошёлся лёгкий мороз, из-за чего «титуляшка» покрылся гусиной кожей. Не нравится ему это место.

Николай остался стоять у двери. Он видел как коллежский асессор уютно присел на диван, и всё не отводя взгляда от хрупкой девчушки, похлопал несколько раз по колену. «Титуляшка» сморщился. Как же неприятно видеть это зрелище. Всё-таки девчушка скромно села на его колени и он поглаживал её по волосам. Юноша не заметил, как к нему подошла такая же девчушка. На ней болтался атласный халат, в котором она могла спокойно скрыть своё худощавое тельце, а на тёмных волнистых волосах находилась бескозырка с красным помпончиком. А глаза у этой девочки большие и синего цвета, на бушующее море похожие. На вид ей было не старше шестнадцати лет.

Сердце у Николая сжалось. Эти глубокие глаза смотрели на него не хитро, нет. Они будто бы кричали о помощи, говорили ему о той боли, что она здесь пережила. И только один Господь Бог знает, почему она оказалась здесь. Бедняжка сжалась, словно ждала наказания. Впрочем, Николай никогда не сомневался в том, что если девушки не будут работать, то они будут серьёзно наказаны. Юноша, сев на рядом стоящий стул, наклонился к девушке и спросил:

— Как тебя зовут? — голос его немного подрагивал, однако Николай старался это скрыть. Девушка немного помялась.

— Надя, — наконец сказала девочка, вжав шею в плечи.

— Слушай, Надя, — начал говорить Николай, — Ты не переживай, я как-нибудь тебя вытащу отсюда.

Слова, сказанные из уст Николая, повлияли на Надю. В голубых глазах показалась искорка той самой надежды, которая появляется всякий раз, когда необходимо выбраться из колючих лап проблем. Девочка радостно кивнула и села на другой стул. Николая это успокоило. Покамест не было мадам Кречетской, он мог спокойно с ней поболтать.

— Надя, а как ты здесь оказалась? — с интересом спросил Николай, нагнувшись к девочке.

— Маменька отвела меня сюда, — тяжело вздохнув, проговорила Надя, — после того как папенька погиб и в нашей семье появились серьёзные проблемы, маменька и я пришли сюда. Она сказала, что здесь будет лучше.

— А что потом? — немного с разочарованием произнес Николай.

— Потом маменька умерла, — уже более равнодушно проговорила Надя, болтая ножками, — её убил один богатенький клиент. А я не знала, куда мне идти, а потому осталась здесь.

— Наденька, — обратился к девочке Николай, — И во сколько же лет ты попала сюда?

Надя призадумалась. Кажется, девушка сама могла с трудом ответить, когда же попала сюда, в это ужасное место. Спустя некоторое время она подняла голову и шёпотом произнесла:

— Я попала сюда, когда мне исполнилось тринадцать.

Глаза юноши округлились. Получается, она жила в этом Аду целых три года? Николай повернул голову и увидел у дверного проёма мадам Кречетскую. Она разговаривала о чём-то с Алексеем, который, освободившись от своих дел, передавал ей деньги за визит. Наверное, он просит продлить его, чтобы подольше побыть со своей куртизанкой. Николай тяжело вздохнул и посмотрел на испугавшуюся Надю.

— Надя, я обещаю тебе, что обязательно заберу тебя из этого кошмара, — он нежно погладил ладонь девчушки. Увидев, как Алексей направился к нему, Николай вскочил с места, подмигнул Наде и ушёл. Довольный Алексей приобнял его за плечо.

— Ну-с? — глаза его блестели. Николай сразу понял, чего хочет его друг.

— Я пойду, пожалуй, — с улыбкой на лице произнёс Николай, отстраняясь от Алексея, — устал очень.

Алексей тут же изменился: улыбка сползла с румяного лица, радость погасла в голубых глазах. Вместо них появилось какое-то недовольство или, скорее, грусть. Друг махнул рукой и сказал:

— Иди тогда. Всё равно спасибо, что пошёл со мной.

Николай кивнул. Оба усмехнулись и обнялись, похлопывая по плечу. Николай поклонился мадам Кречетской, что подошла к ним, и получив от неё лёгкую улыбку, покинул Публичный дом. На душе было тяжело. Впрочем, как и всегда. Теперь мысли бедного титулярного советника заняла не только Мария Александровна, но и бедная Надя, оказавшаяся в таком рабстве с тринадцати лет.

1) Четыре метра на современные единицы длины.

Вернуться к тексту

Примечания:

После шести-семидневного отдыха, написала эту главу. Приятного чтения!

За объёмным, широким окном расцвела тёмная ночь, в небе которой ярко светила полная луна, выглядывая из-за крыш невысоких петербургских домов. В богато украшенной зале — оформленной в золотистых и красных оттенках — с самим Александром Григорьевичем негромко переговаривались высокопоставленные чиновники; уставшие музыканты, сидящие в углу, заставляли себя исполнять мелодии. Николай снова здесь.

Начинался вальс. Юноши встали напротив девушек. Пары поклонились друг другу в знак приветствия. И вновь Мария Александровна стояла перед Николаем. Ярко-голубые глаза её блестели от счастья. Николай тоже счастлив. Они подошли к друг другу. Николай взял её за талию, нежно прижал к себе. Мария Александровна улыбнулась. Танец начался. Шаг назад, и она повернулась налево, а Николай последовал за ней. Он радовался, что первый пригласил Марию Александровну на танец. Она шагнула вперёд, и уже отступал Николай. Они переменились несколькими фразочками, засмеялась. Однако всё тотчас испортилось, словно зеркало разбилось и разлетелось на мельчайшие осколки.

Наступил припев, и Николай вынужден был убрать руку с талии Марии Александровны. Она отдалялась от него. Радостное лицо Николая неожиданно изменилось — оно стало испуганным. Он побледнел, затрясся. Среди толпы аристократов стояла его умершая бабка. Её голова была покрыта разноцветным платком. Кожа бледная, как смерть. Лицо не выражало никаких эмоций. Она не сводила серых глаз с Николая, сверлила в самую душу. По телу пробежалась мурашки. Никто не замечал бабку, будто бы она и должна была быть там.

Николай остановился и испуганно осмотрелся по сторонам. Мелодия уставших музыкантов слышалась эхом. Окружающие люди стали медленно растворяться в воздухе, пока окончательно не исчезли. А с ними и Мария Александровна. Роскошная зала начала терять свои яркие краски, превращаясь в серую картинку, похожую на зарисовку какого-то художника. Николай остался рядом с покойной бабкой в этой кромешной пустоте. Он нервно сглотнул и сжал кулаки.

Бабка состроила злую гримасу и, открыв беззубый рот, яростно прокричала:

— Окаянный! — Она сделала несколько шагов к Николаю. Он отпрянул.

— Чего вам, бабушка, не спится? — стараясь звучать равнодушно, проговорил Николай. — Лягте в могилку да глазки сомкните.

— Мерзавец! — крикнула бабка, бросившись на Николая. Он вскрикнул от неожиданности. — Глупец! Забудь ты дворянскую девку, иначе в могилу она тебя сведёт.

— По́лно, бабушка! — Николай оттолкнул её от себя. — Я сам решу, кого мне любить, а кого — нет.

— Послушай меня. — Бабка схватила его за плечи и легонько потрясла. — Иначе ты на тот свет попадёшь. Говорю же тебе!

— Да вы уже давно сгнили в земле! — не выдержал Николай. Он свёл брови к переносице. — А потому хватит являться живым в сновидениях.

Бабка помолчала. Ничего не ответив, она продолжила сверлить его взглядом.

* * *

Николай с трудом открыл глаза. Всё тело сковали тяжёлые цепи, не давая и шанса встать с постели. Он невольно прикрыл веки. Перед ним стояла вся та же покойная бабка. Николай тряхнул головой, стараясь выбросить из головы неприятную старуху, чтобы больше о ней никогда не вспоминать. Какая же она, всё-таки, уродливая. Даже при жизни была такой.

«Поскорее бы забыть этот страшный сон», — подумал Николай, лениво потирая переносицу.

Он присел на край кровати. Кости ломило. Какое же, однако, неприятное ощущение. Николай взглянул в окно родной каморки — дождь всё никак не хотел заканчиваться. Наоборот, только усилился. Дождевые капли стремительно разбивались об окна, о брусчатую дорогу, в конце концов, о головные уборы проходящих людей. Николай вздохнул. И снова серый день, и снова скукота.

Николай вышел в спешке: как оказалось, он немного проспал, а посему ходил дворами. Вскоре он вышел на просторную набережную. Утренний ветер дунул в лицо, развеял курчавые тёмно-каштановые волосы. Николай зажмурился и мотнул головой. Хороший способ до конца пробудиться ото сна. Он вновь открыл глаза, глянул вперёд: до департамента рукой подать.

Николай зашёл в департамент. У шинельной его встречал лишь вечно сердитый старик, что нервно постукивал по хрупкому столу. Николай отдал ему шинель, с неловкостью улыбаясь. С ним это впервые происходило. Обычно он всегда приходил вовремя. Старик устало покачал головой, принял шинель Николая и, бормоча что-то под нос, скрылся среди остальных товарищеских шинелей. Николай в растерянности почесал затылок и пошёл на своё рабочее место.

По пути Николай встретил такого же соню, который, ещё не проснувшись, зевал во весь рот. Тот обратил внимание на Николая и, поздоровавшись, с улыбкой проговорил:

— Николай Андреевич, по приходе вам велено явиться в кабинет директора.

Николай удивлённо вскинул брови.

«Зачем я ему понадобился в такое-то время?» — невольно пронеслось в его голове. Он поблагодарил коллегу, попрощался с ним и направился прямиком к кабинету директора. Теперь в его голову начали закрадываться нехорошие мысли.

Николай подошёл к кабинету директора. Всё та же дубовая дверь, всё те же суровые возгласы за ней. Николай, немного помедлив, постучал костяшками пальцев о тяжёлое дерево. Басистый голос Михаила Алексеевича сразу же стих. Минута, две — и раздалось уже хорошо знакомое: «Войдите!» Николай зашёл и увидел Михаила Алексеевича, что сидел с сигарой, напоминающей один из его пухлых пальцев. Директор бросил взгляд на Николая и, улыбнувшись, басистым голосом сказал:

— Доброе утро, Николай Андреевич!

Николай, улыбнувшись, тоже поприветствовал его. Михаил Алексеевич расплылся в улыбке. Он протянул ему два листка бумаги.

«Неужели мне снова надо к кому-то ехать?» — Николай молча взял один из листков и посмотрел на адрес. Зрачки его расширились то ли от удивления, то ли от радости. На листке крупными буквами написано название поместья, ставшего до боли желанным: «Жадкино». Второй лист же являлся подорожной бумагой, чтобы намного быстрее добраться до нужного места.

— Полагаю-с, вы очень понравились господину Жадкину, — многозначительно проговорил Михаил Алексеевич, складывая руки в замок. Николай ничего не ответил, лишь молча свернул бумажку и положил её за пазуху. Директор прокашлялся и продолжил речь: — Впрочем, возьмёте служебную лошадь, она довезёт вас до почтовой станции, а дальше возьмёте двойку лошадей и таким образом очень быстро доберётесь куда нужно.

— Благодарю-с, Ваше Высокоблагородие, — проговорил Николай, кланяясь. Он вышел в коридор, оставив Михаила Алексеевича наедине с самим собой.

Выйдя из департамента, Николай заметил Афанасия Никитича, который мирно посапывал. Удивительный человек! Если бричка остановилась, то он сразу же смыкал глаза. Только его лошадка тронулась с места, так он просыпался и продолжал работать. Николай подошёл к Афанасию Никитичу, бережно похлопал его по плечу. Тот с трудом разлепил тяжёлые старческие веки и, искренне улыбнувшись, хлестнул бурую лошадёнку. Она недовольно фыркнула, бричка тронулась, и Николай двинулся в путь.

Совсем скоро бричка подъехала к почтовой станции — небольшому каменному дому, рядом с которым стоял высокий чёрно-белый столб-указатель. Николай сошёл на землю и, попрощавшись с Афанасием Никитичем, направился ко входу. Ему уже не впервой так ехать. Николай зашёл в сени, и к нему подошёл высокий мужик — станционный смотритель. Его чёрная густая борода касалась полы крестьянской заштопанной рубахи. Смотритель вопросительно изогнул брови и скрестил руки на груди.

— Чего изволите, барин? — Его грубый голос заставил Николая съёжится.

— Мне бы лошадёнок двух, — тихо проговорил Николай, отводя взгляд в сторону.

Смотритель пожал плечами и, опустившись за стол, накрытый простой деревенской скатертью, пригласил его присесть. Первым делом Николай протянул ему подорожную. Смотритель бросил на неё взгляд.

— Дайте ваши документы, барин, — проговорил он и склонился над листком, что-то записывая. Николай усмехнулся, подавая документы. Грубость бывшего крепостного никак не сочеталась с вежливостью городского человека. А попытки почтительно говорить выглядели несколько забавно. По крайней мере, для Николая.

Спустя несколько мгновений смотритель подготовил двойку лошадей, с нетерпением ожидающую утреннего бега и какой-никакой свободы. Николай протянул ему деньги и вышел во двор. Его уже встречал ямщик, мужик возрастом за пятьдесят, хмурый и ворчливый. Николай попрощался со станционным смотрителем и сел в коляску⁽¹⁾. Смотритель проводил Николая взглядом, и когда он скрылся за ветвями тёмных елей, ушёл в дом.

* * *

Уже несколько раз Николай подумал, что езда на лошадях — дело достаточно затратное и скандальное. Каждые двадцать вёрст стояла почтовая станция с новым станционным смотрителем, а потому по приезде всё начиналось заново: оформление документов, вопросы о свободных лошадях, бесконечные уговоры с ямщиками, чтобы они ехали быстрее, и многие другие сложности. Так что не удивительно, что Николай только к вечеру приехал в Московскую губернию.

Конечно же, она очень сильно отличалась от Москвы. Низенькие деревянные домики, что стояли друг от друга на расстоянии девяти-десяти аршин⁽²⁾. А когда Николай проезжал такие «деревеньки», то высокие витиеватые деревья выстраивались строгой линией с одной стороны большой, двухпутной дороги, где столкновение всяких экипажей было попросту невозможно. С другой же простиралась бескрайняя степь.

Николай, оперевшись головой на руку, с особой мечтательностью смотрел на пейзаж. Его семья редко когда могла выехать за пределы города. Все её члены работали денно и нощно, чтобы прокормить себя и других.

Николай вышел из раздумий, когда бричка остановилась у входа в поместье. Он сошёл на землю, поблагодарил ямщика и осмотрелся. По обе стороны дороги росли фруктовые деревья, ведущие к двухэтажному дому, стены которого покрашены в кремовый цвет. Этот пейзаж красиво сочетался с вечерним небом: синим и местами розовым. Николай, прижав к себе кожаный портфель, направился к крыльцу помещичьего дома. По пути он ловил на себе взгляды смелых и весёлых крепостных девушек.

У крыльца Николая встретил дворецкий — зрелый мужчина с седой бородой и на удивление прямой осанкой. Он оглядел его с головы до ног и, поправив свою идеально выглаженную рубаху, проговорил:

— Вы — Николай Андреевич? — Николай несмело кивнул. Дворецкий открыл дверь и пригласила войти внутрь. — Барин вас ждёт-с.

— Благодарствую. — Николай кивнул и прошёл в светлый и просторный вестибюль.

Дворецкий появился за его спиной и, открыв дверь в парадную гостиную, пригласил войти. Николай зашёл и уже не удивился, увидев просторную комнату, всю обставленную мягкой мебелью, высокими шкафами, на полках которых стояло множество книг и фарфоровых статуэток. В кресле сидел Александр Григорьевич, читал газету. Он тут же обратил внимание на Николая и, улыбнувшись, проговорил:

— Добрый вечер, Николай Андреевич! — Александр Григорьевич свернул газету пополам и положил её на кофейный столик. — Как доехали? Небось, устали?

— Благодарствую, Ваше Высокородие, — с улыбкой сказал Николай. — Вам не стоит обо мне беспокоиться. Для меня есть какое-то дело?

Александр Григорьевич нахмурился. Николай отвёл глаза в сторону, попутно перебирая в голове ошибки, которые смогли его разозлить. Он уже готовился услышать претензии к своему поведению, однако их не последовало — Александр Григорьевич удивлённо вскинул брови, невольно чмокнув, и бросил взгляд на пол.

— Вам приготовили комнату, — коротко сказал Александр Григорьевич, рассматривая что-то в окне. — Прасковья вас отведёт. Отдыхайте и уже завтра продолжим разговор.

— Благодарствую-с, — ответил Николай, поклонившись. Напоследок он пожелал Александру Григорьевичу «Спокойной ночи» и, встретившись взглядом с пришедшей Прасковьей, вышел из комнаты. Александр Григорьевич посмотрел на дворецкого и проговорил:

— Как он тебе, Ефим? — Дворецкий немного подумал. Александр Григорьевич закурил трубку.

— Достаточно вежливый, — коротко проговорил дворецкий. — Однако стоит обратить внимание на его воспитание. В некоторых моментах оно прихрамывает.

— Согласен, — кивнул Александр Григорьевич, — Ну-с, посмотрим — увидим. Может быть, я действительно в нём не ошибся.

— Неужели это всё с самого начала было продумано? — вопросительно изогнув брови, спросил дворецкий, на что получил строгий и холодный взгляд Александра Григорьевича. Он понял, что сейчас стоит помалкивать, иначе головы ему не сносить.

Николая провели в его комнату: просторную и прибранную. Не то что его каморка. Оставшись наедине с собой, Николай подошёл к окну, что выходило в сад. Редко кто ходил под ним. А если кто и был, то только любопытные сенные девки, вышедшие на улицу под вечер. Николай, насмотревшись, подошёл к кровати и присел на неё. Удобная, мягкая. В ней можно запросто утонуть. Он переоделся и лёг в постель. Казалось бы, после долгого путешествия он должен тотчас заснуть. Однако сон не приходил, сколько бы Николай не ворочался.

Все мысли его занимала Мария Александровна. Прямо сейчас она могла находиться за стеной. Интересно, о чём она думала? Что чувствовала к нему? А может, те слова, которые она проговорила — правда? Тревожные мысли окутали Николая и он, отбросив их в сторону, с горем пополам сомкнул глаза.

1) Лёгкий экипаж с откидным верхом

Вернуться к тексту

2) Шесть-семь метров.

Вернуться к тексту

Примечания:

Приятного чтения!

Утро сменило ночь. Нежные оттенки рассвета практически вытеснили мрачные цвета. Яркое солнце поднялось над помещичьими владениями. Лучи, словно натянутые золотые нити, упали на прохладную землю, пронзили осевший сиреневый туман и с особой осторожностью проникли в фруктовые сады, уже из которых подглядывали в окна спящих людей. Наверное, так они надеялись увидеть пустующие постели.

Свет проник в комнату, где сладко посапывал Николай. Немного прогулявшись по просторному помещению, обставленному мягкой нежно-голубой мебелью, солнечный луч залез на кровать. Он погладил Николая по голове, из-за чего тот поморщился и с недовольством открыл глаза. За окном прокричал петух, а следом за ним подтянулись и остальные.

«Надо же, в какую рань я проснулся», — подумал Николай, бросив взгляд в окно, выходящее в сад. Тонкая ветвь яблони, украшенная листьями изумрудного цвета, приветливо махала ему. Николай посмотрел на часы и с удивлением распахнул глаза. Часовая и минутная стрелки показывали восемь утра.

Николай встал с постели и подошёл к вицмундиру, что аккуратно лежал на комоде. Он немного помедлил, рассматривая грязно-зелёную ткань. И почему же он не явился к Марии Александровне в новом одеянии, которое бережно висело в его сломанном шкафчике? Это же вещь. Ею нужно пользоваться, просто следить за собой, как до́лжно, и всё. Николай надел вицмундир, попутно теребя медные выпуклые пуговки.

В дверь постучали. Николай бросил на неё взгляд и проговорил: «Войдите». В комнату вошла уже знакомая горничная, за спиной которой стояли две сенные девушки. Они прошли вглубь комнаты. «Городская служанка» держала в руках пустующий таз. Одна девка стояла с полотенцем, другая — с кувшином воды. Обе приветливо улыбались, отчего Николая немного замялся.

— Доброе утро, Николай Андреевич! — с улыбкой проговорила горничная. Она поставила таз на комод. — По приказу Марии Александровны нам велено провести в беседку, где как раз-таки будет проводиться завтрак.

Сердце Николая застучало сильнее прежнего, а кровь, как назло, прилила к щекам. Горничная беззлобно ухмыльнулась, сенные девушки сразу же изменились в лице — стали серьёзными и равнодушными. Одна из них подошла к Николаю и, попросив его протянуть руки, наклонила кувшин, из которого полилась прохладная кристально чистая вода. Он с благодарностью кивнул, и ему подали пушистое полотенце. Когда он начал вытираться, то чувствовал на себе взгляды девушек.

Горничная хлопнула в ладони, подзывая к себе сенных девок. Те быстро подошли и взяли в руки принесённые таз, полотенце и кувшин. Поклонившись, как бы прощаясь, девушки вышли из комнаты, оставив Николая наедине с горничной.

— Прошу за мной, — доброжелательно сказала та, направляясь к двери.

— Прошу меня простить, — произнёс смущённый Николай, — но могу ли я узнать ваше имя?

— Арина Семёновна, — серьёзно проговорила горничная, подходя к лестнице. — Я личная служанка барыни.

— Благодарствую, — кивнул Николай ей и больше не проронил ни слова.

Николай вышел вслед за горничной в сад. Он любовался ровно подстриженными кустарниками, деревянным мостиком, что недалеко возносился над декоративным прудом. Сквозь деревья виднелась беседка, с одной стороны украшенная вьющимся белоснежным цветком. Крепостные мужики и бабы проходили мимо и с интересом осматривали его. Другие даже имели смелость подходить к горничной и спрашивать про него в его же присутствие.

Они подошли к беседке. В ней как раз-таки завтракали Александр Григорьевич, подле которого стоял знакомый дворецкий, и Мария Александровна. Горничная подошла к ней. Николай, улыбнувшись, поклонился и пожелал доброго утра. Александр Григорьевич поднял взгляд, и его пушистые усы последовали за улыбкой. Он протёр рот салфеткой, после чего встал из-за стола и направился к Николаю.

— Благодарю, Николай Андреевич, — сказал Александр Григорьевич, вскинув брови, и протянул руку. Николай пожал её. — А теперь прошу меня простить, нужно отлучиться по важным делам.

— Конечно, — задумчиво проговорил Николай.

Александр Григорьевич несколько раз мотнул головой и удалился в сопровождении дворецкого. Николай посмотрел на Марию Александровну. Та по началу с неловкостью глядела на чашку, однако собралась с мыслями и пригласила присесть. Николай, вежливо улыбнувшись, сел напротив неё.

Николай никогда не видел такого изобилия вкусностей, как на этом столе: булочки с ягодными и фруктовыми начинками аккуратно лежали на блюдце, варенье и мёд красиво смотрелись среди белых стенок вазочек; рядом с ними стояли графины с молоком; травяной чай, налитый в фарфоровую чашку, понемногу остывал; спелая черёмуха свободно расположилась в миске.

— Берите всё, что вашей душе угодно, — проговорила Мария Александровна, отводя глаза.

— Благодарствую, — сказал Николай. — Вы прекрасно выглядите.

Мария Александровна ошарашенно посмотрела на него. А он, опёршись головой на руку, не отводил от неё глаз. Солнечные лучи падали на её распущенные волосы, бегали по стеклянным пуговицам на груди и прыгали по тонким запястьям, что прикрывали манжеты, расшитые светло-зелёными узорами. Мария Александровна нахмурилась и опустила взгляд в чашку чая.

— Pourquoi êtes-vous apparu dans ma vie?⁽¹⁾ — пролепетала по французски Мария Александровна, знатно покраснев. Николай усмехнулся. Он демонстративно подвёл ребро ладони к уху.

— Мария Александровна, я что-то не расслышал ваши слова, — насмешливо проговорил Николай. Мария Александровна сжала ладони в кулаки. К её щекам прилила кровь. Она приказала горничной уйти на время. — Что-то бормочете на своём французском, а мне не выговариваетесь.

— Что же вы хотите от меня услышать?! — вспыхнула Мария Александровна, всё больше хмурясь. Николай расплылся в улыбке.

— То, что вам предаст облегчение, — скромно ответил Николай, отпив немного чая. — Вы же хотите мне что-то рассказать, не так ли? Например, что вы стыдитесь того, что для меня абсолютно нормально.

Слова Николая поставили Марию Александровну в тупик. Она растеряно посмотрела на него. Николай молча пожал плечами и взял булочку, которая соблазняла его весь разговор.

— Простите? — уже спокойнее проговорила Мария Александровна. Как же быстро остыла! Она взяла фарфоровую чашку в руки и всё смотрела на дно. В голове всплывали воспоминания о письме. — Хорошо. Прошу прощения за то, что повела себя столь несерьёзно. Признаю свою вину.

— Мария Александровна, — обратился к ней Николай, — вам не за что извиняться. С кем ни бывает?

— Но всё же, — отрезала Мария Александровна, немного покраснев, — я не права и готова исправить свою ошибку. Чего бы вам хотелось, Николай Андреевич?

Секунда, две — на лице Николая появилась ехидная улыбка. Карие глазки хитро засверкали. Николай подсел ближе к Марии Александровне. Между ними осталось совсем немного расстояния. Николай приосанился и нежно коснулся пальцев хрупких ручек. Мария Александровна вздрогнула.

— Боюсь, вы не сможете исполнить то, чего бы мне хотелось, — шёпотом произнёс Николай. — Однако позвольте мне быть рядом с вами.

Мария Александровна отодвинулась от Николая и заключила руки в замок. Она не смотрела на него, отвела взгляд в сторону и явно обдумывала его пожелание. Со щёк отступил румянец, пришла обыденная бледность. Мария Александровна вновь посмотрела на Николая.

— Хорошо, я позволю вам быть рядом.

Лёгкая улыбка появилась на лице Марии Александровны. Николай тоже улыбнулся. Он взял её ладонь в руку и с нежностью поцеловал. Из его уст вырвались слова благодарности, в ответ на которые Мария Александровна кивнула, с растерянностью глядя на него. Она взяла в руки чашку чая и сделала маленькой глоток. Николай тоже продолжил чаепитие. Сколько бы он ни старался держать себя в руках, всё равно поглядывал на Марию Александровну.

— Сегодня прекрасная погода, — проговорила Мария Александровна, смотря на небо. Она повернулась к Николаю и улыбнулась. — Отличный повод для верховой езды. Вы умеете ездить на лошадях?

Николай призадумался. Он никогда не занимался верховой ездой, да и с лошадьми толком не ладил. А потому говорить ложь Марии Александровне как-то неправильно. Николай покачал головой.

— Никак нет-с.

— Жаль, — с грустью проговорила Мария Александровна. Но печаль быстро сменилась весёлостью. — Тогда можем пройтись. Я покажу вам поместье.

— Буду благодарен, — сказал Николай и встал из-за стола. Он протянул руку Марии Александровне, как бы приглашая на прогулку. Она улыбнулась и приняла приглашение — вложила ладонь в его руку.

* * *

Мария Александровна всё рассказывала Николаю про жизнь в поместье и показывала многие постройки. Они прошли летнюю кухню, несколько крестьянских домов, фруктовый сад, небольшую церковь, куда приходили молиться крестьяне, и уже добрались до холма, на котором росли одуванчики. Увидев замечательный пейзаж, Мария Александровна улыбнулась и сошла с протоптанной дорожки. Николай последовал за ней, ведь не хотел оставлять её одну ни на минуту.

— После смерти матушки я всегда приходила сюда, — сказала Мария Александровна, присаживаясь на траву. Подолы ситцевого платья послушно легли на землю.

— Вы по ней скучаете? — спросил Николай, присев рядом с ней.

Мария Александровна пожала плечами. Она задумчиво поглядела вдаль.

— Она умерла, когда мне было три года, — проговорила Мария Александровна, посмотрев на Николая. — Меня воспитывал папенька. Нанимал гувернанток, нянечек. С утра до ночи пропадал в департаменте, стараясь как можно быстрее получить повышение. И вот, дослужился до статского советника.

— То есть, вы — дворянка? — с интересом спросил Николай.

Каково же его было удивление узнать, что Мария Александровна не являлась дворянкой.

— Ну что вы, Николай Андреевич, — с улыбкой произнесла Мария Александровна, — чтобы получить потомственное дворянство, нужно дослужиться до действительного статского советника. А папенька-то мой просто — статский советник, чиновник V класса.

— Прошу прощения за моё незнание, — усмехнувшись, проговорил Николай.

Мария Александровна вдруг замолчала, разглядывала его с ног до головы. Глубоко вздохнув, она отвернулась от него и проговорила:

— Вам не стоит извиняться. Полагаю, ваша нынешняя главная цель — выжить в мрачном и шумном Петербурге, перебирать копеечку за копеечкой, отказывать себе во многом.

Голубые глаза устремились вдаль, смотреть на бескрайний чистый горизонт. Николай бросил на неё взгляд, удивлённо вскинув густые брови. Непонимание вырвалось из его уст:

— Мария Александровна, — кое-как проговорил Николая от удивления, — простите. Вы сказали: «мрачный и шумный Петербург»?

— Да, — с лёгкой улыбкой произнесла Мария Александровна. Она слегка рассмеялась. — Моя мечта — уехать из Петербурга и жить, например, здесь, в небольшом доме на свежем воздухе. А почему вы удивились?

— Другие девушки, подобные вам, — начал Николай, — хотели бы вырваться из деревеньки в город, побывать на светских раутах и быть в окружении молодых людей.

— Но, как видите, я не другие девушки, — сказала Мария Александровна. Она тут же стала хмурой. Вытянула тонкую шейку и провела по ней ребром ладони. — А все ваши светские рауты мне поперёк горла стали!

Николай немного посидел в замешательстве, но тут же беззлобно усмехнулся. Наверное, он восхищался смелостью Марии Александровны выражать свои эмоции и идти наперекор общественному мнению. Мария Александровна, глядя на весёлость Николая, сама повеселела и тихо засмеялась, прикрыв рот ладонью.

— Значит, я могу брать вас в жёны? — весело сказал Николай, но, поняв, насколько его слова показались неудачными, тотчас осёкся. Мария Александровна просто промолчала. Она хотела что-то ответить, уже повернула голову, как сзади Николая увидела Арину.

— Пойдёмте, Николай Андреевич, — позвала Мария Александровна, поднимаясь с земли и отряхивая подол платья. — Уже обед.

— Да, пойдёмте, — согласился Николай.

Он встал и пошёл за Марией Александровной. Они вернулись в поместье и там сели за обеденный стол.

Примечания:

Как вам глава? Не слишком ли много диалогов?

1) Почему вы появились в моей жизни?

Вернуться к тексту

Примечания:

Ребят, глава ещё не бечена. Поэтому пока читаем, что имеем. Приятного чтения!

На следующее утро Николай, выйдя на террасу под предлогом окончательно проснуться, убедился, что Матушка Природа не смилостивилась над видом человеческим: солнце слабо грело остывшую за ночь землю, хотя частенько скрывалось за пушистыми облаками, заполонившими всё голубое небо; холодный ветер успевал прокрасться в барский дом и свободно гулять по пустующим коридорам, тем самым заставляя прислугу закрывать окна.

Николай глубоко вздохнул. Во сне ему ни с того ни с сего что-то тяжёлое сдавило грудную клетку. А ещё оно постоянно тёрлось о щёку, облизывало шершавым языком и щекотало длинными усами. Конечно, Николай допустил мысль о коте, что каким-то образом пробрался в комнату и стал изучать его, но тут же отбросил мысль в сторону. Если бы Мария Александровна держала в питомцах кошку, то он бы неприменно об этом узнал. Или же, по крайней мере, увидел. А может, ему просто показалось?

Николай поднял голову и заметил Марию Александровну, скачущую верхом на породистом чёрном коне с белой звездой на лбу. Подолы амазонки тёмно-зелёного цвета едва касались земли, а фата, прикреплённая к шляпке, развевалась на ветру. Уголки рта невольно поднялись вверх. Поклонившись, Николай доброжелательно сказал:

— Доброе утро, Мария Александровна!

— Доброе, Николай Андреевич, — с улыбкой ответила Мария Александровна. Она подъехала ближе к террасе, и между ними осталось совсем мало расстояния. — Как вам спалось?

— Благодарствую, — проговорил Николай, — А вы с утра пораньше решили заняться верховой ездой?

— Когда на улице лето, я сразу же сажусь в седло, — сказала Мария Александровна. Конь недовольно фыркнул, переминался с ноги на ногу и нервно дёрнул ухом. Она заметила это и, повернувшись к Николаю, проговорила: — Николай Андреевич, не поможете мне спуститься на землю?

Николай кивнул и, проведя ладонью по деревянной периле белого цвета, спустился на землю. Он подошёл, ожидая чего-то. Мария Александровна вынула хрупкую ножку из стремени, подала ему левую ручку. Николай нежно и аккуратно взял её. Потом же Мария Александровна сняла правую ногу с луки, протянула другую ручонку. Она боком повернулась на седле и, оперевшись на его ладони, которые давно позабыли силу, скользнула по седлу, слегка согнув колени и в итоге опустившись на носочки. Мария Александровна поблагодарила и уже хотела идти, как Николай невзначай притянул к себе. Между ними повисла неловкая тишина. Спустя несколько минут, они, смущённые, отстранились друг от друга.

— Завтрак, должно быть, готов, — прошептала Мария Александровна, убирая золотистую прядку волос с лица. Николай кротко кивнул и убрал руки за спину.

В столовой их ждал Александр Григорьевич, который с необычайным упоением читал газету «Ведомости», недавно принесённую Ефимом из Москвы, и не сразу заметил их. Подняв голову, он улыбнулся и пожелал доброе утро. Николай поприветствовал его, а Мария Александровна, чмокнув в щёку, убежала в другую комнату сменить наряд.

— Сегодня вы должны поехать с Марией Александровной к её подруге, — проговорил Александр Григорьевич, рассматривая фарфоровую чашку.

— С радостью, — ответил Николай, улыбнувшись, а после спросил: — Ваше Высокоблагородие, а когда мы приступим к работе?

— Можете считать эти дни, как выходной, — прикрыв глаза, сказал Александр Григорьевич и отпил немного чаю. — Завещание мы составили, чего же ещё тогда хотите оформить? Здесь вы исключительно ради Марии Александровны.

Николай помолчал. Он взял в руки чашку с лавандовым чаем и, посмотрев на неё совсем немного, сделал маленький глоток. В душе расцвела и радость, и негодование. С одной стороны, конечно, Николай мог хорошенько отдохнуть, вспомнить детские годы, когда приезжал к бабке в деревенский дом. С другой же не мог вообразить себе день, состоящий только из свободного времени, ведь причислял себя к вечно трудящимся бедолагам.

Из размышлений его вывели мурчание, а затем лёгкий толчок в ногу. Николай опустил взгляд и увидел перед собой красивую пушистую кошку. Шерсть её состояла из трёх цветов: белого, бурого и рыжего. В голове невольно пронеслись слова покойной матушки, которая говорила, что животные с таким окрасом приносили удачу. Николай, улыбнувшись, погладил кошку за ушком.

В комнату вошла Мария Александровна. Подолы светло-голубого ситцевого платья едва касались земли, а короткие рукава открывали остренькие локоточки. Кошка, увидев её, сразу же подбежала, радостно мяукая. Встав на задние бурые лапки, она словно просилась на руки. Мария Александровна, улыбнувшись, подняла её и поглаживая по пятнистой спинке, всё приговаривала: «Любимая Дарочка».

— А вот и наша бестия пришла, — процедил сквозь зубы Александр Григорьевич, рассматривая довольную кошку.

— Полагаю, что ваша кошка как раз-таки меня душила, — сказал Николай, тем самым привлекая к себе внимание. Немного смутившись, он продолжил: — Кто-то лёг мне на грудь и щекотал усами, поэтому я и предположил.

— Да, видимо, это как раз-таки и была Дарина, — ответила Мария Александровна, отпуская Дарку. Она нервно мяукнула и целеустремённо побежала в другую комнату. — Видите ли, когда она возвращается домой, то всегда оказывается в парадной спальне. Так случилось и сегодня. Увидев вас, она, возможно, просто заинтересовалась вами.

— Если так, то я буду рад, если понравлюсь вашей Дарине, — с неловкостью проговорил Николай.

— Кажется вы договорились друг с другом, — вмешался Александр Григорьевич, заключая руки в замок. — Позвольте откланяться.

Николай кивнул. Мария Александровна, положив два кубика сахара в чай, которые почти сразу же растворились, отпила немного. Она посмотрела на отца и спросила:

— Папенька, а когда я смогу поехать к Полине?

— Как только закончишь завтракать, душа моя, — ответил Александр Григорьевич, целуя её в лоб.

Александр Григорьевич ушёл, оставив их одних. Они молча продолжили завтракать, изредка обмениваясь незначительными фразами наподобие «Матушка Природа не на шутку разыгралась» и «Полагаю, для прислуги это большое испытание». Иногда Мария Александровна могла позволить себе говорить на аристократическом французском, который Николай не мог понять.

* * *

Бричка ждала их. Старый извозчик, стоя возле любимой лошадёнки, поглаживал её по белой морде, шептал на ухо ласковые слова и просто делился событиями, произошедшими за последние дни. Так он выговаривался, пытаясь на время забыть про положение крепостного человека. Кобылка в ответ фырчала и ржала.

На улицу вышли Николай и Мария Александровна. Они сели в бричку, и она тронулась с места, покинув поместье Жадкиных и направившись в неизвестное для Николая место.

— Полагаю, что завтра вы уедете? — с разочарованием в голосе спросила Мария Александровна.

— Обстоятельства так сложились, — ответил Николай, немного склонив голову, — Я бы с радостью остался с вами, но увы.

Мария Александровна поникла. Некогда радостная и счастливая, сейчас она, облокотившись на руку, задумчиво смотрела вдаль, рассматривала бескрайние степи. В небе высоко летал молодой коршун, явно выискивая добычу. Ветерок помогал ему в этом: мог повеять, направить в нужную сторону. Вот бричка повернула направо, тем самым заезжая на территорию небольшого леса. По сырой земле изредка бродил тёплый солнечный луч.

Вдали появился призрачные очертания поместья, которые с приближением становились всё чётче и чётче. Появлялись силуэты крепостных людей, слышался их весёлый и радостный смех. Задумчивый Николай поднял голову и, случайно встретившись взглядом с Марией Александровной, робко улыбнулся. Она ответила тем же.

Бричка подъехала к широкому длинному крыльцу. Николай первым спустился на землю. Протянув руку Марии Александровне, он помог ей спуститься. Та отблагодарила лишь кротким кивком и прошла чуть дальше. Николай немного помедлил, рассматривая барский одноэтажный дом. Кирпичные стены одним своим видом говорили о том, что их нужно обновить. В голову пришла мысль, что поместье построили во времена правления Елизаветы Петровны. А ведь прошло уже больше века…

Николай, сам того не замечая, поднялся к дверям следом за Марией Александровной. Некоторые половицы страшно скрипели, другие — глухо постанывали. И те, и другие грозились когда-нибудь окончательно сломаться, унести за собой ногу несчастного крепостного или приезжего господина, потерявшего бдительность.

В тамбуре их встретил пожилой мужчина. Потёртый жилет, из которого выглядывал кусочек рыжей заплатки, болтался на его худых плечах. Он оглядел их с головы до ног и, протянув руку в сторону вестибюля, хриплым голосом проговорил: «Пройдёмте-с». Они послушно прошли вперёд, входя в парадную гостиную — уютно обставленную комнату, где сидела хозяйка дома.

— Мария, душа моя, — с нежностью проговорила хозяйка, вставая с дивана.

— Полина, рада тебя видеть! — радостно воскликнула Мария Александровна, обмениваясь поцелуями в щёчку с ней.

Николай приветливо улыбнулся. Даже при столь малом общении Полина выглядела настоящей аристократкой: осанку держала ровно; при разговоре вела достаточно сдержанно, не позволяла себе проявлять лишние эмоции. Такое поведение наталкивало на мысль, что она училась и жила в Смольном институте благородных девиц, раз в поместье присутствуеют финансовые проблемы. Однако задать ей этот вопрос Николай посчитал неправильным. Возможно, стеснялся. А может понимал, что это будет верх неприличия. Он поклонился в знак приветствия.

— Николай Андреевич Герасин, — доброжелательно проговорил он, подходя ближе к ней.

— Полина Васильевна Терешкова, — улыбнувшись, ответила она.

Немного постояв в тишине, Полина Васильевна вздрогнула. Она провела их в парадную столовую и, отдав приказ пришедшим сенным девушкам подавать чай со свежими булочками, села на стул. Мария Александровна, приосанившись, проговорила:

— Полинушка, как тебе живётся после выпуска?

— Признаться, тяжеловато, — ответила Полина, улыбаясь. — Пока привыкаю к светской жизни. Нужно встать в колею перед ярмаркой.

— Поговаривают, что даже петербургские сановники приедут посмотреть на девушек, — сказала Мария Александровна, посматривая в сторону слуг, ставящих чашки с блюдцами на стол.

Николай не вмешивался в их разговор. Ему нравилось слушать их, как казалось многим мужчинам, бессмысленный лепет. Именно в такие моменты он словно оказывался в детстве, когда матушка с бабкой, сидя за столом, беседовали о предстоящих проблемах и об их решениях. Тогда он не понимал трудности семьи. Ныне Николай не имел ни малейшего понятия про некую ярмарку, на которую зачем-то едут выпоставленные чиновники смотреть на девушек. По крайней мере, он никогда этим не интересовался. Времени не находилось.

— Николай Андреевич, — слегка наклонив голову, обратилась Мария Александровна к нему, — Может быть, и вы будете на ярмарке невест?

— Не имею желания, — хмуро произнёс Николай, сведя брови к переносице.

Мария Александровна беззлобно усмехнулась и повернула голову в сторону Полины Васильевны. Та, немного отпив чаю, призадумалась. В комнате возникла тишина. Спустя незначительное время Полина Васильевна подняла голову и сказала:

— Ах, стоит ли вам сказать, что к нам в Смольный приезжал сам император Николай Павлович?

Сказанное тотчас оживило их. Мария Александровна наклонила голову набок, заключив руки в замок, как бы говоря, что она вся во внимании, а Николай удивлённо распахнул глаза. Полина Васильевна, прикрыв рот рукой, хихикнула.

— Это произошло в сороковых годах. Никто из нас, воспитанниц Смольного института, даже не мог подумать, что в тот день приедет сам император! Началось всё с того, что одна воспитанница «Александровского» корпуса прибежала в класс арифметики и объявила, что Государь приехал в Смольный, но зашёл он — не поверите! — через чёрный вход. И последовал не абы куда, а на кухню! Ну не странно ли это?

— Совсем нет, — ответил Николай. — Возможно, он решил лично проверить благоустройство вашего учебного заведения. Быть может, местная жандармерия что-то недоговаривала только из-за того, чтобы не иметь дело с лишними проблемами. Однако я не могу говорить это с точностью.

Их разговор прервал оглушительный звон старых часов. Минутная и часовая стрелки показывали первый час, призывая гостей встрепенуться. Мария Александровна встала из-за стола и, сделав реверанс, проговорила, что они вынуждены уехать. Николай поклонился в знак прощания. Полина Васильевна кротко кивнула и вышла на улицу, чтобы проводить их.

Как только поместье исчезло за стволами деревьев, Мария Александровна тихо произнесла:

— Николай Андреевич, как вы думаете, мне стоило учиться в Смольном?

Николай улыбнулся. Он ждал этого вопроса. Рассчитывал, что Мария Александровна, полностью увлечённая тематикой Смольного института, задаст этот вопрос.

— Никак нет-с, — ответил Николай. — Это учебное заведение превратило бы вас в ту каменную леди, которая готова сдерживать эмоции и следовать правилам общества.

Мария Александровна прикрыла рот ладонью. Даже так Николай понял, что она улыбается. В душе разлилось что-то тёплое, жгучее. Что-то, похожее на счастье. Однако оно тут же сменилось на ледяную воду, когда Мария Александровна жалостливо изогнула брови и выдала:

— Николай Андреевич, может, вы всё-таки останетесь на ночь? А завтра с утра пораньше уедете.

— Я бы хотел остаться с вами подольше, но служба не позволяет. Прошу прощения.

До приезда в поместье они молчали. Как только бричка остановилась у крыльца, Николай помог выйти Марии Александровне. На все её уговоры пообедать, а уже потом поехать, Николай вежливо отказался, сказав, что в дорогу лучше ехать с пустым желудком. Он поднялся в комнату и собрал все вещи.

На улице его встретил только Александр Григорьевич. Он протянул ему несколько ассигнаций и, наклонившись, произнёс:

— Этого вам хватит на обратную дорогу.

Николай поблагодарил его за предоставленную помощь. Он сел в бричку, и как только она тронулась, бросил взгляд на поместье. Мария Александровна вышла на крыльцо, смотрела на него с грустью. Она, глубоко вздохнув, развернулась и ушла в сад. Александр Григорьевич зашёл в дом.

Примечания:

Восстанавливаюсь после болезни :)

Примечания:

Приятного чтения!

Эта поездка оказалась долгой, мучительной. Всю ночь Николай толком не мог заснуть: то тряска кибитки и глухое сипение старого ямщика не позволяли сомкнуть глаза, то в голове сидели постоянные разборки с наглыми станционными смотрителями, старающимися взять как можно больше денег с приезжего господина, приговаривая при этом: «Извините-с, надо же на что-то жить», то в кратковременном сне приходил образ покойной матери, которая старалась поддерживать его во всех его начинаниях, и он тут же подрывался, широко распахнув глаза.

Николай приехал в Петербург только с рассветом, когда сонные люди ещё не ходили по просторным набережным. Он сошёл на землю, посмотрел по сторонам и тяжело вздохнул. Так не хотелось идти в департамент, вновь заполнять бесчисленные бумажки, за которые ему ежемесячно платили зарплату в тридцать три рубля.⁽¹⁾ Хотя в глубине души прекрасно понимал, что только таким способом он может нормально существовать.

Пока он добирался до дома, чтобы привести себя в более приличный вид, его душу необычайно быстро начали посещать мысли о решениях тех или иных проблем в виде вызволения Наденьки из «Салона» мадам Кречетской, постепенного привыкания к жизни, в которой нужно усердно работать до поздней ночи среди нескольких пачек документов, что каждое утро ложились на столы бедных титулярных советников. Иногда чиновники могли создать из них настоящие башни и ходить между рядами, воображая, как гуляют по улицам той же Франции, например.

Вскоре Николай добрался до дома. Он зашёл в квартиру, которую сдавали старуха и её муж, и только хотел проскользнуть мимо их комнаты, дабы не разбудить пожилых людей, как позади послышалось знакомое покряхтывание. Похоже, старик решил попить воды. Николай обернулся и с удивлением увидел перед собой старуху. Она, хмуро сведя брови к переносице, подошла к нему и спросила:

— Николай, где вы были несколько дней? Вы должны были оповестить меня о вашем отсутствии.

— Мне пришлось незамедлительно уехать по делам, — серьёзно ответил Николай. — Что-то стряслось?

Старуха некоторое время постояла в тишине. Видимо, что-то серьёзное. Но что же? Николай вовремя заплатил за комнату, а потому долгов быть не должно. Или во время его отсутствие там что-то сломалось и теперь он должен заплатить? Старуха, кажется, нервничала. Она глубоко вдохнула, сжала ладони в кулаки, будто собиралась с силами о чём-то объявить.

— Я вынуждена вас выселить, — заявила старуха, приосанившись.

— Подождите, но я всё вовремя платил! Этого не может быть! — запаниковал Николай. Старуха лишь пожала плечами.

— Я нашла квартиранта, который готов платить за комнату в три раза больше, чем вы, — с серьёзностью пояснила старуха.

— Но как мне за один день найти новое жильё? — спросил Николай, удивлённо вскидывая брови.

— Это уже не мои проблемы, — с равнодушием ответила старуха. — Вы должны уйти как можно скорее.

В душе бушевал целый ураган негативных эмоций. Он не понимал старуху и её поспешность. Неужели нельзя подождать, когда Николай вернётся и, сев за стол, обсудить такое дело? Или почему бы не дать несколько дней на поиск нового жилья, а уже потом заселять нового квартиранта?

Николай не знал ответов на вопросы, но задавать их старухе не хотел. Он тут же развернулся и вбежал в комнату, открыв дверь так, что её ручка стукнулась о стену. Старуха ахнула, старик сильнее вжал шею в плечи, а Николай спешно достал из-под кровати старенький, потрёпанный временем саквояж. Открыв его, он тут же побросал все вещи, которые у него только имелись. Мятые и заштопанные, они выглядывали из саквояжа. Только новенький вицмундир Николай постарался аккуратно сложить.

— Прощайте, дамы и господа, — тихо пробормотал Николай. Старуха и её муж кое-как услышали его слова. Замочки щёлкнули, саквояж закрылся, и теперь он хмурый стоял посреди комнаты.

Николай спешно вышел на улицу, где потихоньку начали появляться люди. Он не попрощался, как стоило. Хотя должен. Эти люди приняли родителей, а после их смерти приютили его, кормили и заботились о нём. Как-то неправильно поступил. Возвращаться сейчас и просить прощения за такую вспыльчивость, когда именно старуха приняла решение, не поговорив с ним? Ну уж нет. Николай знал, что если вернётся и даже извинится, то не получит обратно комнату и не переубедит старуху повременить с новым квартирантом.

Он пересёк несколько кварталов, прежде чем выйти на набережную, откуда хорошо виднелся департамент. Конечно, Николай уже представлял, как на него накинется Алексей с сотней вопросов. А позже сам расскажет о любовных похождениях, азартных играх и весёлых приключениях на нетрезвую голову. В общем, поделится всеми событиями, произошедшими за эти дни. Даже интересно послушать.

Николай поспешил: времени оставалось совсем немного до начала рабочего дня. А ведь ещё нужно заскочить к директору, отдать фальшивый отчёт, который составил сам Александр Григорьевич, мол, хорошая причина для отсутствия. Однако можно сделать это и после рабочего дня.

Он забежал в шинельную, прежде чем пойти на рабочее место. Его встретил добрый старик, с которым ему всегда удавалось ладить. Николай приветливо улыбнулся, подал шинель и с глубочайшим извинением попросил оставить саквояж здесь, ибо не хотел его носить целый день с собой. Он чувствовал, что этот рабочий день будет долгим. Старик охотно согласился. Он взял у него саквояж со словами, что будет беречь как зеницу ока. Николай кивнул, вытащил из кармана пару серебряных и положил ему в руку — что-то наподобие чаевых.

Счастливый Николай побрёл в общий кабинет. Открыв двери, он с удивлением обнаружил лишь пятерых людей, в списке которых находился и Алексей. Они то перо со скучающим видом катали по лакированному покрытию стола, то, откинувшись на спинке стула, тупо смотрели в потолок, а то и вовсе ходили вдоль шкафов с бумагами, явно стараясь найти в них что-то фантастическое. Все так бы и сидели, если бы не Николай. Первым его увидел Алексей, который тут же приободрился: вскочил с места и, подбежав, крепко обнял.

— Давно не виделись, Коля! — воскликнул Алексей, похлопывая его по плечу.

— Я тоже рад тебя видеть, — смущённо ответил Николай. Он немного отстранился от него и добавил: — Ну-с, как вы тут во время моего отсутствия?

— Ты ничего толком не пропустил, — сухо проговорил первый титулярный советник.

Николай глубоко вздохнул. Все его ожидания не соответствовали реальности. Он хотел услышать множество историй про неловкость директора на встрече с высшим чином или же забавные случаи его коллектива, такие как: строить из себя хрупких барышень, а другие мужчины должны помогать; организовать литературный кружок, на котором они, вставая на самую хрупкую табуретку, читали комедии Фонвизина, что-то вроде «Бригадира» и «Недоросля». Но нет, их не случилось, от чего Николаю стало ещё грустнее.

— Что стряслось? — спросил Алексей, присаживаясь на место.

— Лёша, — обратился к нему Николай, — Мне теперь жить негде!

— Подожди, а как же старуха посмела тебя выгнать? — спросил Алексей. Он не сразу поверил в сказанное.

— Она заявила мне прямо с порога о том, что у неё появился новый квартирант, — ответил Николай, откинувшись на спинку стула. — А также он готов платить за эту конуру в три раза больше.

— И где же она его нашла… — чуть ли не прошептал задумчиво Алексей, отвернувшись. Через некоторое время он гордо приосанился и с бо́льшим энтузиазмом предложил: — А давай-ка ты у меня пару дней поживёшь?

Николай улыбнулся. С одной стороны он сомневался, что Алексей ему чем-то поможет, но а с другой — всё-таки его надежды сбылись. И это хорошо, ведь на пару дней у него появилась крыша над головой. Конечно, это не отменяло того факта, что нужно как можно скорее найти новую комнату или квартирку.

— Спасибо, — поблагодарил его Николай.

— Не за что, — с улыбкой ответил Алексей. — Конечно, ты разрушил все мои планы. Я хотел сегодня развлечься в приятной компании. Однако появился ты, в качестве гостя, и нужно как следует принять тебя.

Николай не удержался и рассмеялся. Всё-таки Алексей пытался поддерживать привычный образ жизни. И, кажется, он не собирался его менять. Но в глубине души Николай всё же надеялся, что рано или поздно найдётся та самая, которая сможет координально изменить Алексея. Пускай и не сразу, но всё же. Как и его самого.

* * *

Рабочий день пролетел незаметно. И как всегда самыми последними уходили Николай и Алексей, когда многие их коллеги или ложились спать, или начинали ночную жизнь, или же просто решили прогуляться перед сном. Дневной Петербург и его порядки утихали. Теперь же наступало ночное время — время «студенческих» гуляний.

В дверном замке послышались щелчки. Раз, два — и дверь открылась. Алексей первым вбежал в тёмную комнату, дабы убрать грязные разбросанные вещи. Видимо, стыд накрыл его с головой, коли он, попутно приговаривая, где лежали спички и свечи, так быстро убирал их в шкаф. Николай беззлобно ухмыльнулся, но ничего не ответил. Только подошёл к потёртому канделябру, в котором стояли несколько неиспользованных свечей, чиркнул спичку о бок коробочки и зажёг их.

В комнате стало светлее совсем немного. Но этого достаточно, чтобы Николай увидел второй канделябр, который смиренно стоял в центре круглого стола. Он подошёл к нему и поджёг несколько свечей. Комната озарилась тёплым желтоватым цветом. Языки пламени, завораживающие даже взрослого, танцевали по-разному: с бешеным ритмом они двигались только из-за незначительного дуновения ветерка, а иногда останавливались, утихали, как бы не смея тревожить здешних жильцов.

— Извини за такой беспорядок, — с ноткой неловкости проговорил Алексей, почёсывая затылок.

— Вижу ты здесь практически не бываешь, — спокойно сказал Николай. Алексей нехотя, но кивнул.

И вправду. Даже прошлая коморка выглядела в разы чище, чем эта комната. Круглый стол покрывала ажурная скатерть, украшенная жёлтыми и красными пятнами, а также вовремя не убранным воском от свечей. А ведь когда-то она белоснежная хранилась в шкафу и числилась в семейные драгоценности; бесцветные тюли то касались сырой земли в горшках с цветами, то каким-то образом оказывались перебросанными через ламбрекены; возле окон лежала земля, а рядом с ней и осколки бывшего кашпо.

— Ну-с, — с неловкостью и смущением проговорил Алексей, — Понимаю, что не самое лучшее место для жизни, но пару дней потерпеть можно.

— Именно, что потерпеть, — беззлобно ухмыльнулся Николай и прошёл к дивану. Благо он оказался целым и невредимым. — В любом случае, спасибо, что приютил меня.

— Ты можешь спать на диване, а я на кровати, — вмешался Алексей. Николай кивнул.

— У нас завтра трудный день, — начал говорить Николай, сев на диван. — А потому давай лучше сегодня ляжем спать. Если ты не против, конечно.

Алексей молча кивнул. Он скинул вицмундир и, повесив его на спинку уцелевшего стула, лёг спать. Через несколько минут Николай услышал храп. Это и неудивительно: за сегодняшний день все безумно устали. Хотелось спать. Николай пытался пересилить себя, дабы не заснуть в верхней одежде, однако сил не нашлось. Глаза понемногу закрывались. Он проваливался в сон.

1) 42.306 руб. на современные деньги

Вернуться к тексту

Уже наступил июль, а Николай никак не находил новую комнату. Или хозяин требовал слишком много, — более двадцати пяти рублей за все человеческие удобства, так ещё и за налог отдавать в придачу, — или же она совсем не подходила для него в плане месторасположения — от работы далековато. Когда же Николай, полностью отчаявшись в удаче, заявил, что не может найти комнату в положенные сроки, Алексей не скрыл радости. Неужели на него так повлияла прибранная комната, в которой теперь царил уют и комфорт? Если это так, то он искренне рад.

Николай сидел за столом и помешивал ложкой чай. В какой раз он это делал? Просто сидел и смотрел в одну точку, забывался и через какое-то время вновь приходил в реальность, удивляясь полностью выпитому напитку. А ведь такого никогда не было… На него так повлияли последние события? Может быть. Наверное.

Старинные часы, — единственная вещь, уцелевшая от разгульного образа жизни Алексея, а также от него самого, — стали звонко тикать. Ажурные минутная и часовая стрелки остановились на нужных цифрах. Большой и тяжёлый маятник всем желтоватым видом стал тяжело покачиваться из стороны в сторону. Порой создавалось ощущение, что он вот-вот проломит боковую стенку. Николай всё ещё задавался вопросом, почему же Алексей до сих пор не продал часы. За них дали бы хорошие деньги. На аукционе рублей так семьдесят точно. Может, больше.

Только сейчас Николай осознал, что на улице наступил час дня. А ведь он ждал, когда Алексей, ставший шастать по ночам не пойми где, не пойми в какой компании, наконец вернётся. Да, конечно, приятно сидеть с девушкой, — возможно куртизанкой, — за столом, слушать её дивный ангельский голосок и растягивать удовольствие в виде бокала красного вина. Однако нужно знать меру. Как и во всех вещах. Что в ночных потехах, что в алкоголе. А ведь Николай уже убедился, что напитки, наподобие вина или водки способны превратить образованного человека в безграмотную свинью, не способную связать и двух слов. Жалкое зрелище, правда. По крайней мере есть те, кто вообще умирает от таких вредных привычек.

В дверь постучали. Николай быстро оживился: встал из-за стола и подошёл к двери. Открыв её, он отпрянул назад. В комнату зашёл страдающий от наступившего похмелья Алексей. Ноги попросту путались между собой, и он тяжело ввалился вглубь комнаты, стараясь не натворить беспорядка. Николай с огромными усилиями усадил его на стул, в мыслях ругая за такую халатность.

— И где же вы, Алексей Михайлович, ночью ходили? — укоризненно спросил Николай, подавая ему чашку воды.

— Развлекался с Эльвирой, — ответил Алексей, потирая болезненно ноющие виски. — Прекрасным ангелом из «Салона» мадам Кречетской!

Николай устало закатил глаза, тяжело вздохнул. Одно только упоминание о «Салоне» и его жителях приводило в плохо скрываемую злость. Подумать только! С таким обожанием говорить о куртизанке, торгующей телом денег ради. Она испортила репутацию, а потому стыдно будет брать её в жёны. Однако, конечно, в свете водятся смельчаки, готовые жить с ними. Но им приходится уезжать в другие города, ибо там их никто не знает. В любом случае, Николай бы давно поссорился с Алексеем на этот счёт, если бы не Наденька.

— По́лно! — сурово протянул Николай. — Сегодня у нашего коллеги день рождения, и он приглашает нас. Через час мы должны быть у него. Будь добр, соберись.

— Не вопрос! — чуть ли не пропел Алексей, вытягивая указательный палец.

Николай с облегчением выдохнул, подошёл к шкафу, где лежали их вещи, и начал искать парадный вицмундир Алексея. Через некоторое время он его достал, из-за чего глаза сделались круглее обычного. Форма явно потрепалась: правое плечо мучилось от огромной дыры; на полах сидели рыжие пятна, которые уже не отстирать; на ткани застряли веточки сена, а откуда они взялись — знает только сам Алексей; сам вицмундир явно кричал о помощи, о спасении от бестолкового хозяина.

Алексей, увидев грозный взгляд Николая, пожал плечами. Он не знал, что ответить. В конце концов, не помнил даже о существовании парадного вицмундира, не говоря уже о его ужасном состоянии. А потому ему не хотелось как-то выкручиваться. Он встал из-за стола и направился к шкафу, рядом с которым стоял Николай.

— По́лно, Коля, — сказал он, приобняв его за плечо, — Мы идём на день рождения коллеги, но никак не на бал. Ты же не придёшь в новом вицмундире?

— Никак нет-с, — сухо произнёс Николай, бросая вицмундир на диван. — Однако все твои вицмундиры в ужасном состоянии и их срочно нужно привести в порядок!

— Коля. — обратился к нему Алексей. — Кто вообще заметит недочёты, когда в голову ударят вино и танцы?

Николай смерил его строгим взглядом. Он искренне не понимал такого легкомыслия насчёт внешнего вида. Не понимал, как можно явиться в столь небрежном одеянии на праздник, когда всякий — пусть и выпивший — бросит на тебя взгляд и ужаснётся в глубине души, поняв, с каким неопрятным чудищем столкнулся. Однако Николай осознавал, что спорить с Алексеем бесполезно: он никогда никого не слушал и делал всё по-своему. А потому следовало просто оставить данное обстоятельство на самотёк и просто наблюдать за происходящим со стороны.

На улице пасмурно. Прохладный ветер гулял по улицам Петербурга, засиживался в арочных проходах, свистел в уши проходящим людям, недовольным собственной жизнью. Даже лето, которое, казалось бы, должно согревать солнечными лучами и радовать душу, ничем не отличалось от той же осени или весны. Всегда и везде присутствовал холод, дождь, лёгкий туман. Негде было спрятаться от них.

Когда Николай и Алексей подошли к обшарпанному дому, в котором жил их коллега, то невольно сразу почувствовали атмосферу праздника, господствующего на третьем этаже. Друзья юркнули в подъезд и спешно поднялись наверх, столкнувшись с нужной дверью. Они постучались. Через несколько секунд им открыла красиво одетая женщина, никак не похожая на жену титулярного советника. Она приветливо улыбнулась и пригласила внутрь, приговаривая, что их с нетерпением ждали.

— Ну, Коля, развлечёмся с тобой! — с улыбкой произнёс Алексей.

Они вошли в большую залу, и Николай, оставшись один, так как Алексей исчез в толпе, сразу отметил, что этот вечер будет довольно скучным. Практически все гости были людьми немолодыми, старой закалки. Для примера можно взять женщину средних лет, стоявшую от него в нескольких саженях. Она жаловалась неизвестному господину о собственной несчастной судьбе в качестве вдовы; о том, как ей трудно растить дочь одной. А ещё чуть поодаль Николай увидел худощавого мужчину, который громко смеялся и рассказывал анекдоты, популярные этак ещё тридцать лет назад.

Николай бы так и остался стоять в тени, слушать нудные разговоры людей того времени, если бы с ним не столкнулись. Когда он повернулся, чтобы извиниться, то увидел перед собой полноватую девушку с кудрявыми волосами, завязанные тонкой атласной ленточкой. В голове невольно вспомнились слова вдовы почётного чиновника и описания её дочери. Кажется, это она. Между ними повисла неловкая тишина. Спустя несколько минут девушка, мотнув головой и неуверенно прижав руки к груди, бросила на него взгляд.

— Прошу прощения, — с волнением проговорила девушка. — Я не специально.

— Всё в порядке. — спокойно ответил он.

Они разговорились. Поначалу Николай с интересом слушал девичий лепет, повествующий о трудностях светской жизни и насмешки со стороны кавалеров насчёт внешности, однако спустя нескольких минут всячески старался скрыть наступающую скуку. Голос девушки звучал крайне неприятно: монотонно и слабо. Хотелось куда-то деться. Николай бегал глазами по толпе, в надежде найти причину внезапного ухода или хотя бы Алексея. Но тот, как назло, исчез.

В мыслях, пусть и мельком, снова появилась Мария Александровна. Николай помнил танцы, нелепые, как ему казалось, разговоры и горькое вино. В основном их окружали молодые люди, родившиеся в состоятельных семьях. А здесь… Ничего интересного. В глубине души он корил себя за то, что нельзя вот так взять и сравнить два абсолютно разных дня рождения, особенно когда людей различают социальные статусы.

— Извините, но мне нужно идти. — мягко сказал Николай, убрав одну руку за спину. — Хорошего вечера.

Ему хотелось куда-нибудь уйти. И прямо сейчас. Поклонившись и ещё раз извинившись перед собеседницей, Николай спешно направился в сторону выхода. За Алексея он не волновался: тот мог найти дорогу домой, находясь даже на неизвестном ему конце Петербурга.

Николай вышел на улицу. К вечеру стало намного прохладнее, чем днём. Он невольно поёжился, втянул шею в плечи. Несколько минут стоял на крыльце подъезда и думал, куда идти. Домой — точнее, в комнату Алексея, — идти совершенно не хотелось. Не было как такового настроения. А потому Николай принял решение пойти в немноголюдный парк, находящийся недалеко отсюда, прогуляться, немного развеяться.

* * *

Николай, окунувшись в размышления, на протяжении часа гулял по мощённой дороге, с обеих сторон которую окружали высокие деревья и лохматые кустарники, позволял себе сворачивать с неё и бродить по затоптанным маленьким тропинкам, ведущим в глубь парка. Где-то наверху, среди раскидистых ветвей, затаились птицы, перестав петь песни; в траве шумели цикады, не останавливаясь даже на несколько секунд. Вскоре Николай, вдоволь насладившись прогулкой, вышел из парка. Он вот-вот собирался перейти на другую сторону, как вдруг, откуда ни возьмись, появилась лошадёнка, не собирающая останавливаться.

— Смотри, куда идёшь! — злобно прокричал извозчик, потянув лошадь за поводья и остановившись на месте.

— Прошу прощения, — в испуге сказал Николай, спешно отойдя в сторону.

Его сердце билось в бешенном ритме ещё несколько мгновений, пока Николай наконец не заставил взять себя в руки. Он правда не ожидал, что на дороге появится какая-нибудь бричка.

— Что стряслось? — обеспокоенно спросил знакомый женский голосок.

Николай не мог спутать этот голосок ни с кем. В бричке сидела Мария Александровна, зачем-то приехавшая в Петербург. Белокурая головка выглянула из-за плеча извозчика. Как только взор упал на него, она сразу же ахнула. На её лице отобразилось тот испуг, та тревога, которые обычно показывали матери, когда их дети получали серьёзные травмы. Мария Александровна вскочила с места и, нахмурившись, строго проговорила:

— Николай Андреевич! Неужто вы совсем не цените жизнь? Вы хоть понимаете, что с вами могло случиться?!

— Ну что вы, Мария Александровна! — ответил Николай, подойдя к бричке чуть ближе. — Просто ненужные мысли наполнили мою голову в неподходящий момент.

Мария Александровна окинула его взглядом. На её лице появилась улыбка, державшая всю доброжелательность и заботу. Она, вернувшись обратно на место, несколько раз похлопала ладонью по мягкой обивке тёмно-зелёного цвета. Николай, кивнув, присел рядом. Бричка тронулась, перед глазами начали быстрее проноситься картинки.

— Мария Александровна, — вдруг обратился к ней Николай. — Могу я узнать причину вашего приезда? Вы говорили, что собираетесь пробыть в поместье до осени.

— Тётушка прислала письмо, в котором сообщила о болезни, — начала говорить Мария Александровна. — А потому отец попросил меня приехать в Петербург и позаботиться о ней.

Николай кивнул, полностью удовлетворившись ответом. Всю оставшуюся дорогу они ехали в неловкой тишине. Каждый в своих мыслях. Вскоре, когда бричка вынуждена была остановиться совсем недалеко от дома Марии Александровны (извозчик искренне извинялся за это, но не мог никак по другому, видя, что у самого подъезда нельзя остановиться), Николай заметил, как быстро темнота упала на Петербург. Он невольно поднял взгляд наверх и удивился, не увидев ни одной сияющей звёздочки. Похоже, небо заполонили тёмные тучи, обещающие вот-вот начать дождь.

— Мария Александровна, я вас провожу. — произнёс Николай, спустившись на землю и подав ей руку.

— Николай Андреевич, мне, право, неловко, — сказала Мария Александровна, улыбнувшись. — Здесь практически идти нечего.

— Нет. — твёрдо проговорил Николай, сведя брови к переносице. — Я вас провожу. С наступлением темноты на улицу выходят самые ужасные негодяи, способные причинить вред простому прохожему. А я бы не хотел, чтобы с вашей замечательной головки упал хотя бы один волос.

Мария Александровна смутилась, отвела взгляд в сторону. Её бледные щёки покрылись лёгким румянцем. Николай, поняв, что только что сказал, сам смутился, неловко улыбнувшись.

Они молча дошли сначала до парадной, а потом и до квартиры. Когда они вошли в тамбур, Николай уже хотел было попрощаться, но Мария Александровна строгим голосом произнесла подошедшей служанке:

— Подготовьте спальню для Николая Андреевича.

Николай бросил на неё удивлённый взгляд.

— Мария Александровна, зачем? Право, не стоит.

— Нет, нет, Николай Андреевич, я не приму никаких отказов! Вы сами сказали, что по улицам ночью бродят мерзавцы. — сказала она серьёзно.

Николай понимал, что спорить бесполезно. А потому он улыбнулся и, слегка наклонившись, поблагодарил за заботу. Мария Александровна хихикнула, прикрыв рот ладонью. Служанки приготавливали гостевую спальню, и через несколько минут Николай сидел на краю кровати, осматривая предоставленную комнату. Говорить, что окружавшая его мебель сделана из дорогого материала — ничего не сказать. Он устало рухнул на мягкую постель и, прикрыв глаза, вскоре заснул.

Примечания:

Восстанавливаюсь после долгой паузы. Буду рада узнать ваше мнение насчёт главы!

На улице вовсю бушевала гроза, ветер сильно выл. Посреди мрачного неба ярко сверкали мимолётные молнии, следом за которыми следовал раскатистый гром. Капли дождя разбивались об окно, скатываясь к самому низу и исчезая в непроглядном мраке. В комнате, где спал маленький Коля, совсем темно. Он, укутавшись в тёплое одеяло, ждал матушку, когда та придёт и почитает ему сказку перед сном. Она обещала. А обещание надо выполнять, так ведь?

Она всё не приходила. Коля встревожился, допустив мысль, что с ней могло что-то случиться. Однако он не осмеливался вылезть из-под одеяла. Матушка запретила ему всячески раскрываться или вставать с кровати, сказав, что его простуда может только сильнее обостриться. Денег на лекарства у них не хватало. А потому ему пришлось лежать в постели и смотреть на часы, цифры которых больше походили на чьи-то глаза. Бабушка говорила, что до них здесь жил чудаковатый юноша, покончивший с жизнью. Будь Коля старше, он бы свободно дотянулся до циферблата и разбил бы его к чертям, лишь бы нарисованные глаза не будоражили его воображение. Ему казалось, что они следят за ним.

В коридоре послышался голос матери. Коля сначала обрадовался: ему надоело сверлить взглядом стену. Однако прислушавшись, понял, что матушка с кем-то спорит. Он напрягся. До него доносились лишь некоторые слова.

— Александр Григорьевич, мне не нужны ваши деньги! — строгим голосом говорила матушка. — Вы убили моего мужа, а теперь даёте деньги. Кто знает, может, вы хотите, чтобы мы погрязли в долгах?! Вы думаете, что можете получить моё прощение?!

— Екатерина Сергеевна, мне известно, что ваш сын болен, — сказал Александр Григорьевич шёпотом. — И я хочу отдать вам деньги безвозмездно. Вы купите на них лекарства! Прошу, возьмите их.

— Я всё сказала! — повысила тон Екатерина Сергеевна. — Убирайтесь отсюда.

Это последнее, что услышал Коля. За этим разговором последовал разочарованный вздох и хлопок дверью. Через несколько минут в комнату вошла матушка, держа в руках свечу, свет от которой всё равно ничего не освещал. Она выглядела расстроенной. Коля сел на кровать и с беспокойством посмотрел на неё. Она сразу заметила это и, расслабившись, присела на край кровати.

— Николушка, свет очей моих, ложись в кроватку, — мягко произнесла матушка, погладив его по голове.

— Кто это был, матушка? — спросил Коля, положив голову на подушку.

— Никто, Коленька, — ответила матушка. — Спи, душа моя.

Коленька закрыл глазки, доверившись её словам. Быть может, ему правда почудился услышанный разговор, и что на самом деле матушка всё это время была рядом с ним.

* * *

Николай проснулся довольно поздно. Обычно он вставал ни свет ни заря, дабы успеть спокойно собраться и перед работой немного прогуляться по сонным улицам Петербурга. Однако сегодня преуспел: пробудился, когда часы пробили девять; когда прислуга вовсю носилась по квартире, шла из столовой на кухню и обратно; когда Мария Александровна вежливо здоровалась с пришедшим гостем, приглашая его зайти в отцовский кабинет и кое-что обсудить.

Он кое-как заставил себя проснуться и присесть на край кровати. Остатки сна тяжело навалились на его плечи, не собирались отпускать. Николай просидел так несколько минут, стараясь вернуться в обычное, нормальное состояние.

Вдруг в дверь постучались. Послышался женский голосок, спрашивающий разрешения войти. Николай, без раздумий, впустил служанок. Они, улыбаясь, но ничего не говоря, поставили перед ним таз с водой. Он привёл себя в порядок, и позже его проводили в столовую, где сидела Мария Александровна, державшая в руках письмо с неизвестным ему содержанием, и разговаривала со служанкой Ариной.

— S'il vous plaît, apportez cette lettre à la modiste Belokurova.⁽¹⁾ — сказала Мария Александровна по-французски.

Увидев Николая, Мария Александровна поздоровалась с ним, улыбнулась и села за стол. На завтрак слуги принесли яйцо всмятку, несколько свежевыпеченных булочек, а к ним малиновый джем, и заваренный травяной чай. Они принялись завтракать. Спустя несколько минут Николай, протерев рот салфеткой и сложив руки в замок, сказал:

— Мария Александровна, пожалуйста, научите меня говорить по-французски.

Мария Александровна с недоумением посмотрела на него. Конечно, в глубине души появилась радость, что он обратился к ней с такой просьбой, однако тревога тоже имела место быть. Во-первых, Мария Александровна никогда никого не учила и даже не интересовалась гувернёрством, педагогикой. Во-вторых, она не имела представления, с чего начинать. Понятное дело, в первую очередь необходимо выучить основные азы вроде алфавита.

— Николай Андреевич, боюсь, я не смогу исполнить вашу просьбу, — сказала Мария Александровна, бросив на него обеспокоенный взгляд.

— Почему же? — спросил Николай.

— Я не имею ни малейшего представления о педагогике, — ответила Мария Александровна. — Прошу прощения.

Мария Александровна считала, что нужно сказать правду, а не строить не пойми что. Если бы она взялась за то, к чему не имела никакого отношения, как делали её некоторые столичные подруги, дабы произвести хорошее впечатление на кавалеров, то ничем хорошим это не закончилось бы. В конце концов, ей всегда говорили, что хорошие взаимоотношения строятся на доверии, уважении и честности. А Мария Александровна не хотела терять лицо в глазах Николая.

По правде сказать, Николай не знал точной причины такой неожиданной и странной просьбы для него самого же, а потому сидел и глуповато улыбался. Он не стремился произвести на неё хорошее впечатление, нет. Может, ему хотелось позабавить её выученными наизусть фразочками, которые позже произнесёт на ломаном и, в какой-то степени, диком французском? Данный вариант звучал довольно неплохо.

На завтраке они обсудили много вопросов. Например, Николай, пусть в душе и раскаивался, что просил у молоденькой девушки помощи, поделился проблемой, связанной с жильём, на что Мария Александровна любезно предложила пожить у неё. Она объяснила это тем, что жить в семикомнатной квартире ей одной уж слишком тоскливо и небезопасно. Бо́льшая часть прислуги уходила на ночь домой, а с ней рядом оставались только Арина и Фёдор. Они жили в комнатах, предоставленных им как приближённым слугам семьи. Конечно же, по личным причинам.

После завтрака Николай поблагодарил Марию Александровну за помощь, понимание и поддержку, поцеловав ей ручку. Он предупредил её, что ненадолго уедет. Ему необходимо забрать вещи из комнаты Алексея, про которого вспомнил как раз в этот момент.

В парадной он встретился с Ариной. Та возвращалась домой, выполнив поручение госпожи. Николай поприветствовал её, слегка наклонив голову вперёд. Она ответила ему лёгким кивком.

— Арина Семёновна, постойте! — вдруг спохватился Николай, подойдя к ней. — Могу ли я вас кое о чём попросить?

Арина Семёновна бросила на него любопытный взгляд, даже приостановилась, сжав ткань серого платья. Николай, не дожидаясь её слов, сказал:

— Научите меня говорить по-французски! Хотя бы парочку фраз, прошу.

Арина Семёновна немного оторопела, услышав его просьбу. Она могла ожидать чего угодно, но только не этого. Это было поистине странно. Необычно. И даже увлекательно. Арина Семёновна кротко улыбнулась и, положив ладонь на кованые перила, сказала:

— Мария Александровна должна будет посетить госпожу Белокурову. В её отсутствие я научу вас некоторым фразам на французском.

— Благодарствую! — воскликнул радостный Николай и, пожелав хорошего дня, поспешил к Алексею.

* * *

Николай подозревал, что, зайдя в комнату Алексея, встретит друга не в лучшем настроении, что тот с радостью выпроводит его, кинув в руки (а может в лицо) чемодан, в который он бросил, даже не сложив как следует, все его вещи. Отчасти его мысли оправдались. Алексей вправду не находился в хорошем расположении духа. Да и выглядел весьма побитым: светло-русые волосы растрёпаны в разные стороны, нижняя губа разбита, под правым глазом кто-то умудрился поставить синяк больших размеров.

Николай несмело шагнул вглубь комнаты. Алексей сидел, оперевшись одной рукой о стол, а рядом с ним лежало зеркало. Он аккуратно, почти не дотрагивался до синяка, боялся, что одно лёгкое прикосновение могло только ухудшить его и без того ужасное состояние. Николай сел рядом с ним.

— И как это случилось, Лёша? — спросил Николай, удивлённо вскинув брови.

— Я выпил через чур много, — сказал Алексей, поникнув головой. — Начал спорить с одним уважаемым господином и вскоре наш спор перерос в драку. Коля, Слава Богу, что тебя там не было!

Николай испуганно бросил на него взгляд. В какой-то степени он жалел, что ушёл раньше с праздника, ибо мог предотвратить драку. Однако сделанного не воротишь. Николай посидел ещё немного в раздумьях, прежде чем пойти к хозяйке квартиры за помощью. Алексей на какое-то время остался один, искренне не понимая, куда пошёл его друг. Через несколько мгновений Николай вернулся с лечебной мазью на руках. Он поставил небольшую баночку, в которой как раз-таки находилось лекарство, на стол.

— Мазь следует наносить на место ушиба днём и вечером, — строго проговорил Николай.

— Спасибо, Коля… — тихо произнёс Алексей, взяв в руки баночку. — Чтобы я без тебя делал?

— Сам не знаю! — беззлобно усмехнулся Николай, скрестив руки на груди.

Они посмеялись. Николай, достав из-под потёртого в некоторых местах дивана чемодан, стал собирать вещи и заодно рассказывать о произошедших с ним событиях, планах и парочке приятных подарков для Марии Александровны. Алексей слушал внимательно, не перебивал. Если в каких-то вопросах была необходима его помощь, он предлагал её, обдумывал всевозможные варианты для их реализации. Николай, улыбаясь, благодарил и вскоре так собрал чемодан.

— Спасибо за советы, — сказал Николай, взяв чемодан за ручки. — Ну, друг, до следующей встречи!

Алексей улыбнулся. Он ещё раз поблагодарил за предоставленную мазь и проводил его до общей парадной.

* * *

Мария Александровна уехала из квартиры несколько часов назад. Арина Семёновна, копошившаяся на кухне, сказала, что её ещё долгое время не будет, учитывая страсть госпожи Белокуровой изнурять собственных посетителей неожиданно возникшими идеями для нарядов. И неважно, каких: для особых случаев (банкеты, балы, приёмы у высокопоставленных вельмож) или обычных, повседневных. Николай на самом деле понимал всю беду. Сам неоднократно отказывался от многих вариантов одежды, когда ему шили парадный вицмундир. И как только госпожа Белокурова не осталась без клиентов?

Николай сидел на кухне. Арина Семёновна занималась ужином: варила щи, строга́я молодую капусту; к ним пекла кулебяку с мясной начинкой; бросала быстрые взгляды на соусы — два совершенно разных блюда, сделанных из мяса и овощей. Из погреба она даже достала сладкое десертное вино. Арина Семёновна хотела также сделать и пшённую кашу, однако Николай отговорил её от этой идеи, заметив, что напоследок они будут ужинать мокрым пирожным. Конечно, он стремился и сам принять участие в приготовлении пищи, однако его не хотели и слушать.

Между делом она что-то быстро черкала на листочке, бормоча на французском. Позже она пододвинула листок ближе к нему.

— Je t'aime bien, — сказала она, помешивая ложкой щи. — Что в переводе значит: «Вы мне нравитесь».

Она повторила эту фразу ещё несколько раз. Николай слушал, старался обратить внимание на ударения. Постарался произнести слова. Из его уст, никогда не знавших иностранного языка, они прозвучали крайне нелепо, странно и забавно, что ненароком развеселило Арину Семёновну. Она хихикнула, хлопнув в ладоши. Однако это не обрадовало Николая. Он свёл густые брови к переносице и попытался сказать эту фразу ещё раз. Более-менее её удалось проговорить только к десятому разу, когда Арина Семёновна указала ему на ошибки.

— Арина Семёновна, — обратился к ней Николай, — А как будет: «Я вас люблю»?

— Je t'aime, Николай Андреевич, — сказала Арина Семёновна, даже не задумавшись.

Николай поблагодарил её и, взяв листок в руки, ушёл в спальню, дабы не мешать ей заниматься делами, помимо готовки. Какая-то детская радость наполнила душу, расцвела как райский цветок. Ему хотелось поскорее выучить эти несколько слов, чтобы признаться в любви Марии Александровне. Однако кое-что никак не выбрасывалось из его головы: он понял, что фраза «Я вас люблю» была гораздо короче и благозвучнее, чем «Вы мне нравитесь».

Примечания:

Эта глава получилась более разговорной, чем предыдущая. Надеюсь, это не сильно портит её ☻

1) Прошу, отнеси это письмо модистке Белокуровой. (с фр.)

Вернуться к тексту

Примечания:

Постепенно выхожу из творческого кризиса по этой работе ^^

Ажурные стрелки напольных часов, стоящих в дальнем углу комнаты, медленно приближались к цифре восемь. Улица, несмотря на наступление вечера, оживилась: то по мощённым дорогам бегал мальчишка, предлагая всем купить свежую газету, то проезжал извозчик, ударяя лошадёнку по бокам гибким хлыстом. Иногда слышались отрывки бесед гуляющих людей. Небо окрасилось в оранжево-жёлтые цвета, прячась за крышами невысоких домов. Николай сидел в уютной столовой, помешивал горячий чай серебряной ложкой и, время от времени вздыхая, задумчиво смотрел на снующих слуг.

Дни проходили, перетекали в мучительные ожиданием недели, а Николай всё не мог найти подходящего момента для признания в любви. То мешала ему работа, то Мария Александровна отлучится по важным делам. Беспокойство в душе росло с невероятной скоростью, словно ненужные бумаги на столе в департаменте. Арина Семёновна, следя за ним со стороны, не раз корила за поспешность и неосторожность, когда при удобном случае они оставались наедине. Однако сегодня выпал удачный случай для признания в любви.

Они собирались на бал, организованный тётушкой Марии Александровны, как благодарность за заботу во время её болезни. В письме она говорила о том, что с нетерпением ждёт их, а также несколько слов касались пышности, грандиозности данного мероприятия. Николай никак не удивился. Знал, что при жизни генералы получали очень много денег, но после смерти всё доставалось их супругам и другим родственникам, если таковы, конечно, имелись.

— Простите, что заставила ждать Вас, Николай Андреевич, — тихо проговорила Мария Александровна, выходя из спальни.

Николай встал из-за стола, обернулся, дабы сказать, что ожидать пришлось не слишком долго и всё нормально, как широко распахнул глаза от приятного удивления. Мария Александровна свела брови к переносице, ожидая от него реакции. Сложенный веер с белой костяной ручкой прижала к груди — корсет был расшит нитями солнечного оттенка —, а левой убрала выбившуюся прядь волос за ухо. Бальное платье, чей цвет был похож на море, лилось по её стройным ногам жидким сусальным золотом. Подол с лёгкостью касался носиков туфель. Николай чувствовал, как к его щекам и кончикам ушей предательски прилипал яркий румянец.

— Вы прекрасно выглядите, — застенчиво произнёс он.

— Благодарю, — сказала Мария Александра, сама невольно смутившись.

Из-за угла вышла Арина Семёновна, быстро смекнувшая, что к чему. Она хмуро глядела на них двоих несколько секунд, прежде чем устало вздохнула и, схватив обоих за локти, повела к дверям. По пути говорила что-то невнятное. По крайней мере, Николай её не слушал. Когда Арина Семёновна вытолкнула их в коридор, то бросила быстрый, но строгий взгляд на него, мысленно напоминания про фразы. Тот кротко, едва заметно кивнул.

* * *

Загородная усадьба встречала всех гостей широко раскрытыми воротами, явно выкованными на заказ. Николай видел, как у лестницы столпились кареты, сделанные на английский манер, и богато украшенные брички. По белокаменной лестнице поднимались люди (чаще всего люди пожилого возраста, с супругами или детьми). Николай спустился на землю и протянул руку. Мария Александра опёрлась на неё, когда выходила из брички.

Когда они поднялись по парадной лестнице, то оказались в просторной зале, где полно людей. Чиновники средних лет предпочитали проводить время в беседе друг с другом, когда «неокрепшие умы» кружили вокруг молодых девушек-кокеток. Прислуга с подносами в руках сновались в разные стороны, подходя к каждому гостю и предлагая бокал белого вина.

Мария Александровна уверенными шагами направилась к тётушке, стоящей с каким-то генералом, которого Николай не знал. Он шёл рядом, держал её под руку и нервно теребил медную пуговичку вицмундира, иногда бросая взгляд на большие часы. Время перевалило за девять вечера.

— Ma chère⁽¹⁾, — радостно обратилась к ней тётушка, — Я очень рада, что вы приехали!

— Благодарю, тётушка, — сказала Мария Александровна, улыбнувшись. — Познакомьтесь, это Николай Андреевич.

Тётушка мило улыбнулась, поставила бокал вина на рядом стоящий столик и протянула ему ручку. Николай слегка наклонился, поцеловал её. Они ещё раз обменялись взглядами.

— Ах, сейчас начнётся полонез! — торжественно сказала тётушка, хлопнув в ладоши. — Идите же, детки, танцевать.

Николай почувствовал себя немного неуютно. Кроме вальса никаких танцев толком не знал, а потому позорить Марию Александровну вовсе не хотел. Она же, как будто чувствуя его дискомфорт, несильно надавила хрупкими пальчиками на его кожу. Николай пригнулся и, стыдливо опустив глаза, прошептал ей на ухо:

— Прошу прощения, Мария Александровна, однако я не умею танцевать полонез. Полагаю, Вам придётся найти другого партнёра для танца.

— Не переживайте, Николай Андреевич, — мягко проговорила Мария Александровна, улыбнувшись. — Я тогда тоже не буду танцевать.

— Ну что вы, Мария Александровна! — встревоженно сказал Николай. — Право, вы не должны…

— Нет, нет, нет, — произнесла Мария Александровна, — Я не буду танцевать.

Николай совсем поник. Он не хотел, чтобы из-за него кто-то отказывал себе в удовольствии. Но ничего не мог сказать. То ли не находил нужных слов, то ли просто не мог спорить с Марией Александровной, которая краем глаза увидела молодого человека тридцати лет. Наверное, знакомый. Николай посмотрел на него: одет он в тёмно-зелёный мундир, а на его эполетах-погонах сияли четыре маленькие звезды. Небольшое поле было чешуйчатым, с серебристой вышивкой. Подбой — аккуратная окантовка на краях — покрашен в красный цвет. Именно по эполетам-погонам Николай понял, что молодой человек служил в полевой конно-артиллерийской батареи.

Молодого человека, как понял Николай из бесед, звали Сергеем Ивановичем. Он вежливо разговаривал с окружающими его людьми: милыми замужними дамами, молодыми девушками-кокетками и почтительными чиновниками. Все задавали вопросы, касающиеся его военной службы, жалования и личной жизни (об этом расспрашивали самые смелые лица). Иногда смеялись с какой-нибудь шутки. Сергей Иванович изредка бросал взгляды на Марию Александровну, явно не заинтересованную его присутствием. Она медленно махала веером⁽²⁾, разговаривала с Николаем. Сергей Иванович стиснул зубы, сжал ладони в кулаки. Через несколько минут облегчённо выдохнул и направился к ней, спрятав руки за спину.

— Рад видеть Вас, о прекрасная Мэри! — сказал Сергей, нагнувшись прямо над её ухом. — Отойдём в сторонку?

Мария Александровна сильнее сжала в руках сложенный веер. Николай пытался понять, что перед ним происходило. Она, поджав губы, с тревогой смотрела на него, пыталась взглядом сказать о худшем. Прошло несколько секунд, прежде чем Мария Александровна взяла его под руку и холодно посмотрела на Сергея.

— Простите, но молодой девушке не пристало уходить с незнакомым мужчиной, — спохватился Николай, накрыв ладонью её руку.

Сергей свёл тёмные брови к переносице, скрестив руки на груди. Они старались не привлекать лишнего внимания, влиться в беспечную атмосферу бала, исчезнуть среди танцующих пышных юбок и полов вицмундиров. И если что-то пойдёт не по плану, то в первую очередь они будут серьёзно опозорены. Прямо на глазах людей.

— Не вмешивайтесь, молодой человек, в отношения жениха и невесты, — сказал Сергей, приблизившись.

Николай молча взял Марию Александровну за руку и спешно вышел на улицу. В груди, где-то между рёбрами, что-то болезненно защемило. Они торопливо направлялись вглубь сада, подальше от любопытных глаз. Он ждал объяснений: не только от Марии Александровны, но и, в первую очередь, от самого себя. Как мог позволить влюбиться в девушку, не проверив, помолвлена ли она или нет? Неважно, каким способом. Но ведь здесь его вина тоже есть. Николай не препятствовал столичной девушке охмурить себя, использовать все навыки кокетства и обаяния.

Вскоре они остановились у большого дряхлого дуба, растущего на небольшой поляне, окружённой со всех сторон невысокими живыми изгородями. Из-за ветра его ветви уныло покачивались, скрипели, грозясь в любой момент сломаться и упасть на сухую землю. Вокруг громко пели цикады. До них едва доносилась весёлая музыка, яркий свет горел во французских окнах. Там начинался вальс. Николай оперся спиной о ствол дуба, скрестив руки на груди. Он злился.

— Николай Андреевич, — мягко произнесла Мария Александровна, взяв в маленькие ручки его ладонь, — Прошу, выслушайте меня. Я виновата, что не сразу сказала вам об этом.

— Вы, видно, хотели пошутить, — сказал угрюмо Николай. — Что ж, у Вас получилось.

— Николай Андреевич! — воскликнула Мария Александровна.

Она словно позабыла о всех правилах приличиях. Подошла ближе, оказавшись прямо перед ним. Сильнее впилась длинными пальчиками в тёмно-зелёный рукав его вицмундира. Умоляюще смотрела, жалостливо сведя светлые брови к переносице. Николай не мог оттолкнуть её от себя. Нет, он не смел так поступить. Глубоко вздохнув, он бросил на неё взгляд. Мария Александровна чуть ли не плакала, голубые глаза затерялись в туманной дымке слёз.

— Прошу, выслушайте меня! Сергей Иванович приходится мне бывшим женихом. Два года назад я разорвала с ним помолвку, который устроил мой отец.

Николай опешил, удивлённо посмотрев на неё. Он ожидал много чего: признания с её стороны о своеобразном розыгрыше, обвинений и колкостей, присущих каждой милой даме высшего общества, — однако не предвидел такого поворота событий. В глубине души ему стало стыдно за то, что так поспешил с выводами. В горле встал невидимый ком. Николай нервно сглотнул, пытаясь избавиться от удушливого ощущения.

Мария Александровна не сводила с него глаз. Руки медленно, ненамеренно двигались к его ладоням. Сердце в груди билось быстро, от чего слегка дрожал её плотно зашнурованный корсет. Она надеялась на благоразумие, понимание. Мария Александровна вжалась в его рукав и дрожащим голоском проговорила:

— Думайте, что хотите про меня, смейтесь, оскорбляйте, но знайте: я люблю только Вас! И я не хочу, чтобы Вы исчезли из моей жизни, только из-за такого напыщенного мерзавца-свободолюбца, как Сергей Иванович.

И она, наконец осмелившись, прильнула к его губам. Николай удивился, до сих пор не оправившись от неожиданного признания, но его руки сами потянулись к ней, легли на тонкую талию, притянули ближе к нему. Вся его злость и обида мгновенно испарилась. Теперь в груди разлилось тёплое, чуть обжигающее чувство. Через несколько мгновений Мария Александровна отстранилась от него, и он смотрел на неё с небольшим разочарованием. Их щёки пылали сильным румянцем.

— Я люблю Вас, — прошептал Николай, не выпуская её из объятий.

В эти минуты он напрочь позабыл про всё: и про наспех выученные французские фразочки, и про дерзкого Сергея, и про остальные жизненные проблемы. Николай притянул её, ещё раз поцеловал в губы. Мария Александровна не стала сопротивляться, положила руку ему на щеку. Нежный шёлк коснулся его тёплой кожи. Через несколько секунд она отстранилась и мягко улыбнулась, увидев след на его губах, оставленный светло-розовой помадой.

— Простите, что позволил эмоциям взять верх и испортить всю ситуацию, — сказал Николай, взяв её руки в свои.

— Да разве же Вы виноваты? — спросила Мария Александровна. — Это мне следовало вам рассказать. Просто я беспокоилась, что доверю такую тайну кому-то, кто с высоким шансом может уйти из моей жизни. А как Вы знаете, слухи распространяются очень быстро.

— Мария Александровна! — вдруг обратился к ней Николай. — Прошу, не волнуйтесь: я никогда не уйду из вашей жизни. Вы можете мне довериться.

Мария Александровна поджала губы и с неким смятением смотрела на него. Однако его уверенность в их будущем уничтожила все сомнения, отчего ей становилось легче. Она выдохнула, прикрыв глаза. Золотистые пышные ресницы подрагивали. Николай продолжал держать её за руки. Ему нравилось стоять вот здесь, под старым дубом в саду, вдали от шумного бала. Всё произошедшее с ними походило больше чем на сказку, которую не хотелось заканчивать. Он получил то, чего так сильно желал — смог признаться в любви Марии Александровне, даже несмотря на то, что та первая сказала ему о чувствах.

1) Моя милая (с фр.)

Вернуться к тексту

2) В языке веера (который или считается вымышленным приёмом, или на самом деле является историческим фактом) медленный взмах веером означает: «Не тратьте впустую свое время, я не думаю о Вас».

Вернуться к тексту

Примечания:

Глава получилась короткая, за это прошу прощения ?

Прошедшие несколько дней Николай проживал как будто в сказке, о которой не мечтал даже подростком. Он и Мария Александровна, иногда уставая от бдительного взгляда Арины Семёновны, сбегали в тихий парк. В дневное время суток людей там практически не было: одни неустанно работали, вторые находились в гостях у друзей, третьи и вовсе уезжали в загородные дома. А потому они могли бродить по протоптанным дорожкам, изредка бросать влюблённые взгляды. Тишина, нарушаемая только проезжающими мимо бричками, царила между ними. Однако они всё равно наслаждались обществом друг друга. Без слов.

Мария Александровна тянулась к нему. Её тонкие пальцы игриво ласкали его, пробегали по тыльной стороне ладони, едва задевали подолик⁽¹⁾ белых перчаток. Николай не собирался даже сдерживать улыбку, которая так и сияла на лице. Он старался подольше держать это тёплое чувство в груди. Сам держал её за запястье, с особой нежностью прижимал тыльную сторону ладони к пухлым губам, когда они останавливались у какого-либо дерева в тени.

Однако их прогулки становились всё реже и реже. Из Москвы приехала Полина Васильевна, надеясь как можно скорее привыкнуть к роскошности Петербурга и противоположному полу после нескольких лет изоляции. Она являлась одной из самых лучших выпускниц Смольного, а потому преподавательницы во время обучения постоянно хвалили её. Обеспеченный муж, пышные балы, беззаботная жизнь — всё это ей обещали, как ученице Николаевского корпуса.

Мария Александровна и Полина Васильевна могли запереться в комнате и подолгу беседовать там. Частенько брали с собой Арину Семёновну. Они позволяли себе иногда побыть «кофейными сёстрами». Николай же искренне не понимал значения этой фразы, а потому всякий раз удивлённо хлопал глазами. Позже ему всё-таки объяснили, что так в Англии называют сплетниц. После он, конечно же, ворчал и хмурился, когда слышал что-то непонятливое для него. Его постоянно грызло смятение, почему нельзя говорить простым языком, а обязательно замудрённым.

Приближался день Иваны Купалы. Прекрасная возможность и для юношей, и для девушек гадать на суженых. Николай помнил, как он и его друзья, будучи несмышлёнными семнадцатилетними ребятами, бегали под чёрную лестницу в подъезде, где хранили дрова. Там они считали уцелевшие сучки, приговаривая: «девица-вдовица». На каком слове коряга заканчивалась, на той и пришлось бы жениться. Николаю попалась молодая девушка, когда он случайно обнаружил скрытое бревно. Друзьям же достались одни вдовы.

* * *

Вечер тянулся мучительно медленно. Большинство слуг ушли домой, отпросившись у хозяйки ещё днём. Только несколько людей остались, дабы доделать начатую работу. Николай рано вернулся, и сейчас расхаживал по комнате, глубоко задумавшись. Мария Александровна до сих пор не вернулась, хотя стрелки на часах остановились на цифре восемь. Полина Васильевна просила присутствовать её на встрече с преподавательницей из Смольного. Как бы за компанию. А Арина Семёновна с самого утра копошилась на кухне, толком ни с кем не разговаривала. Слишком занята.

Алексей несколько дней назад взял кратковременный отпуск, уехал к сестрице в Великий Новгород. В последнюю их встречу он выглядел весьма опечаленным, пускай и опрятно. Николай предположил, что причина такого поведения заключалась в Эльвире — прекрасной куртизанки из дома мадам Кречетской. Возможно, его уж очень сильно расстраивал тот факт, что она уделяла внимание другим мужчинам. Но у неё такая работа.

В передней послышались хлопок двери, женские голоса, переговаривающиеся друг с другом. И ярче всех был только один. Такой родной, такой любимый, что голова невольно кружилась, а в горле щекотало чем-то сладким. Николай поспешно направился в переднюю и почти сразу столкнулся с Марией Александровной. Увидев её, он улыбнулся. Она радостно поприветствовала его. За ней появилась Полина Васильевна.

— Как провели день? — спросил Николай, когда все прошли в гостиную.

— Преподавательница из Смольного хвалила меня, когда она интереса ради провела экзамен, — ответила Мария Александровна.

— Она также сказала, что Мария Александровна могла бы стать парфеткой⁽²⁾ в Смольном, — добавила Полина Васильевна.

— Полагаю, ей это ни к чему, — сказал Николай, улыбнувшись.

Он ранее видел девушек, выпускниц Смольного института. Сначала их учили для того, чтобы повысить авторитет родителей среди высшего общества, а потом программа обучения изменилась так, что из них воспитывали покладистых, послушных жён. Ну, а сколько ходило слухов вокруг закрытого учебного заведения: двенадцать лет полной изоляции, никаких встреч с родителями или противоположным полом, молниеносные романы молоденьких девушек со старыми учителями. И слова Полины Васильевны о визите Императора тоже имели смысл. А потому видеть Марию Александровну смолянкой Николай не хотел.

Минута неловкой тишины, повисшей в гостиной, казалось, длилась очень долго. Николай дважды уже осмотрел комнату: высокие громоздкие шкафы, наполненные хрустальным дорогим сервизом, скрывали полосатые обои золотисто-изумрудного цвета; отделка мебели сделана из тёмного дерева, а обивка — из жаккарда. На стенах висели небольшие картины, на которых изображены красивые лесные пейзажи, а ещё пару-тройку фотографий.

— Полина Васильевна, Мария Александровна, как смотрите на то, чтобы немного погадать? — спросила появившаяся в дверях Арина Семёновна.

— Я, пожалуй, откажусь, — неловко ответила Мария Александровна, улыбнувшись.

Девушки бросили на неё неоднозначные взгляды. Полина Васильевна лишь пожала плечами и ушла в комнату за необходимыми предметами для гадания, а Арина Семёновна пошла за ней следом, едва сдерживая улыбку. Дверь в парадную спальню закрылась. Они остались наедине — Мария Александровна и Николай.

Мария Александровна подошла к окну, зацепив пальчиками светлый тюль. На улице ничего интересного не происходило. Слишком темно, тихо. Николай подошёл к ней сзади, обнял за талию и притянул ближе к себе, положив голову ей на плечо. Почему-то не беспокоился даже о мнении других, если те застанут их вот в таком положении. Он вдохнул. Почувствовал сладкий цветочный аромат женских духов.

— Николай Андреевич, прошу, давайте не будем при людях, — сказала Мария Александровна, слегка покраснев.

— Мария Александровна, вы хотите стать моей супругой? — неожиданно спросил Николай, обнимая её.

— Да, — коротко ответила Мария Александровна, и её щёки запылали ярким румянцем.

— В таком случае поедем к вашему батюшке, — сказал он, взяв её руки в свои, — Будем просить у него благословения.

— Ваши намерения действительно серьёзны? — спросила Мария Александровна, удивлённо вскидывая брови.

— Неужели вы во мне сомневаетесь? — задал он встречный вопрос.

Николай не любил, когда в нём сомневались. Но а кому это нравилось? Он со всей строгостью смотрел на неё, сведя тёмные брови к переносице. Видно было — злился. Мария Александровна, повернувшись к нему, отрицательно мотнула головой, беззлобно ухмыльнувшись. На розовых губах появилась слабая улыбка. В светло-голубых глазах играли едва заметные искры веселья. Николай всё держал её за руки, боялся отпустить.

— Значит, решено, — твёрдо сказал он. — Через несколько дней, а лучше завтра, мы поедем к вашему батюшке просить благословения.

Николай нагнулся, поцеловал её руки. Он редко когда мог прикоснуться пухлыми губами к нежной коже, когда она большую часть времени скрывалась под лайковыми перчатками. Мария Александровна вздохнула, но не отстранилась. Нежная улыбка всё никак не сходила с её лица.

Их приятный момент прервал женский крик, доносящийся из другой комнаты. Они сразу встрепенулись, напряглись. Стадо мурашек мигом пробежали по спинам. Из комнаты выбежала перепуганная или, скорее, расстроенная Арина Семёновна. Она схватилась руками за голову так, что платок в тёмно-синий горошек немного сполз вниз, обнажив светло-русые волосы. Накрахмаленный фартук сдвинулся вбок. За ней бежала Полина Васильевна, приподнимая подол ситцевого платья голубого цвета.

— Мне бес в зеркале явился! — крикнула она.

— А мне — красивый черноглазый князь, — сказала Полина Васильевна, хлопнув в ладоши.

— За что мне такое?! — возмутилась Арина Семёновна, поправив фартук.

Девушки, казались, не заметили их неловкость. Или не хотели замечать её. Арина Семёновна убежала на кухню, якобы плакать, а Полина Васильевна исчезла в передней. Мария Александровна отстранилась от Николая и, бросив несколько коротких фраз насчёт его слов, пошла в спальню. Он остался один в гостиной. Присев на подлокотник дивана, Николай облегчённо вздохнул, сердце его бешено стучало в груди. Нужно подготовиться перед завтрашней поездкой в поместье, к отцу Марии Александровны.

* * *

Последние лучи солнца скрылись за крышей помещичьего дома; за ветвями яблонь, где прятались птицы и бродячие кошки; за высоким оврагом с виноградными лозами. Крестьяне сновались в разные стороны. Крепкие мужики с бородами ходили с топорами, только нарубили дров, бабы держали в руках бельевые корзины, дети суетились вокруг них. Дворецкий Ефим стоял на крыльце барского дома, спрятав руки за спину. Он хмурился, иногда бросал настороженные взгляды в сторону входа.

В кабинете нарастало напряжение. Александр Григорьевич, приняв у себя Сергея Ивановича, долго беседовал с ним. Никто не слышал, даже не пытался подслушивать их разговор. Иногда, конечно, за дверью происходили звуки горячего, яростного спора. О чём-то они всё никак не могли договориться.

— Нет, нет, нет! — холодно говорил Александр Григорьевич, ударив кулаком по столу. — Я более не склонен продолжать этот разговор, господин Алмазов.

— То есть, вы хотите отдать дочь замуж за нищего чиновника?! — возмутился Сергей Иванович. — Подумайте! Я — граф из богатого и древнего рода. Ваша дочь будет счастлива со мной.

— Я всё вам сказал! — грозно сказал Александр Григорьевич, потирая платком лысину. — Если моя дочь разорвала с вами помолвку в первый раз, значит есть на то причины.

Сергей Иванович сжал ладони в кулаки, костяшки его рук побелели. Он кипел. От злости, от жёсткой правды по отношению к нему. Хотел, чтобы Мария Александровна, одна из петербургских красавиц, досталась ему. Не видел в ней человека, только собственность. Отличная возможность похвастаться перед друзьями. Сергей Иванович цокнул языком, подошёл почти вплотную к Александру Григорьевичу, спрятав руки за спину.

— Я всё равно добьюсь своего, — протараторил Сергей Иванович, — Заполучу её. И вы мне — не помеха. Через вас готов переступить, силком заставлю Марию Александровну выйти за меня замуж.

Сергей Иванович, молча развернувшись, вышел прочь из дома. Александр Григорьевич покраснел, оперевшись о письменный стол. В груди что-то неожиданно прихватило, а позже ноющая боль растеклась по всему телу. В голову ударила кровь. В глазах потемнело. Александр Григорьевич выкрикнул имя дворецкого и упал на пол. Через несколько секунд Ефим ворвался в кабинет.

Примечания:

Когда закончила эту главу, в голову пришла идея написать целый макси про Смольный институт.

1) Подолик — нижняя неотрезная часть перчатки, облегающая запястье руки.

Вернуться к тексту

2) Парфетка — Воспитанница, отличающаяся примерным поведением.

Вернуться к тексту

«Барин наш, Александр Григорьевич, в ужасном состоянии.

Уже несколько дней лежит в постели, не встаючи.

Завтракать, обедать и ужинать не изволил, сколько бы мы его не упрашивали.

Святой отец Алексей пришёл к нему эдак в час дня.

Они разговаривали недолго, минут тридцать от силы, заперевшись в комнате.

Приезжайте как можно скорее.

Дворецкий Ефим»

Мария Александровна держала в руках короткое письмецо. Взгляд её несколько раз пробегал по корявому почерку, по прыгающим и постоянно меняющим размер буквам. Она тяжело вздохнула, наконец оторвала глаза от бумаги, тем самым вырвавшись из оков мрачных мыслей, и посмотрела на окружающую их природу. Ветер тревожил светлые пряди волос, выбившиеся из низкого пучка, чуть приподнимал тёмно-синюю вуаль.

Засеянные пшеницей, рожью и ячменем поля быстро сменялись смешанными лесами. Мимолётно проскальзывали маленькие, одноэтажные домики с соломенными крышами. По обочине дороги время от времени проходили уставшие крестьяне, держащие в руках плетённые корзинки с фруктами. Их глаза, скрытые под пеленой грязи и пота, направлены на пыльную землю. Солнце палило нещадно, грело тёмную ткань дорожного платья. Мария Александровна ещё никогда не чувствовала себя так ужасно. И внутренний дискомфорт, и внешний давил на неё со всех сторон.

Николай сидел рядом, поглядывал на неё иногда. Его ладонь лежала на её руке. Он держал крепко и нежно, словно боялся потерять. Видел назойливую тревогу, витающую вокруг неё, хмурился, пытался найти темы для разговора, чтобы немного привлечь к себе внимание. Однако всё напрасно: Мария Александровна одаривала его непонимающим взглядом и глупой улыбкой, а позже возвращалась к мыслям. Арина Семёновна же глядела на них, но не смела нарушить тишину. Все оставшиеся пять вёрст они ехали молча.

Спустя четверть часа бричка, минуя яблоневые сады, остановилась прямо у крыльца барского дома. Их встречал Ефим, который нервно поглаживал длинную бороду, его пальцы путались в седых волосах. Мария Александровна обменялась с ним несколькими фразами и скрылась в дверном проёме, а Николай вместе с Ариной Семёновной пошёл за ней. Ефим же присоединился к ним, расстеряно моргая блёклыми глазами.

— Папенька! — встревоженно воскликнула Мария Александровна, сев на край кровати.

Александр Григорьевич лениво повернул голову в её сторону. Грудная клетка тяжело подымалась и опускалась, из старческих уст вырывались хриплые вдохи. Мария Александровна робко, даже немного боязливо, положила голову ему на плечо. Кажется, она не тревожилась, что коротко подстриженная борода отца, который небрежно поцеловал её в белый лоб, покалывала. Хотя должно ли это волновать сейчас? Александр Григорьевич нашёптывал ей на ухо успокаивающие слова.

Николай стоял в дверном проёме, оперевшись ладонью о косяк. Думал. Стоит ли ему прервать такой трогательный момент своим присутствием или же уйти, например, в гостиную, дабы не мешать их разговору? Однако Александр Григорьевич посмотрел на него тусклыми глазами, задержал в воздухе слабую руку, жестом показал подойти поближе. Мария Александровна же отстранилась и под его строгим взором нехотя вышла из комнаты. Николай встал на то место, где она ранее находилась.

— Николай, — обратился к нему Александр Григорьевич. — Мне нужно поговорить с вами.

— Вам лучше не напрягаться, — обеспокоенно сказал Николай, — так лучше будет, поверьте.

— В таком случае, судьба у меня такая: сегодня отправиться на тот свет, — возразил Александр Григорьевич. — Вы простите меня, Николай.

— За что же вы просите у меня прощения? — спросил он, удивлённо вскинув брови.

— За то, что отца вашего, Андрея Дмитриевича, убил, — хрипло произнёс Александр Григорьевич, тяжело вздохнув. — У Екатерины Сергеевны прощения просил, всё деньги ей предлагал, дабы тяжело так жить не было.

Александр Григорьевич начал кашлять. Николай находился в смятении. Всю жизнь матушка твердила ему, что убийца отца — подлая, высокомерная личность. Теперь же этот самый человек лежал перед ним, находясь на смертном одре, и молил прощения. В груди треснули антоновские яблоки, их кислый сок распространился по всему телу. А в голове находилась звенящая пустота. Николай не знал, как реагировать на данную новость. Александр Григорьевич же сжал его руку.

— Николай, — снова обратился он к нему, — Я не заслуживаю вашего прощения. Но прошу, не говорите ничего об этом Машеньке. Сердце у неё нежное. Оно разорвётся на части, если она узнает о причине смерти вашего отца.

— Можете не беспокоиться, — сказал Николай, голос его немного дрогнул, — Она ни о чём не узнает.

— Спасибо... — прохрипел Александр Григорьевич. — И прошу, сберегите её от...

Александр Григорьевич хотел было назвать имя, да только не получилось: волнение дало о себе знать, кровь вновь ударила в голову, а сердце в груди забилось быстрее. Он задыхался. Николай вскочил с места, начал звать местного врача, который прибежал так быстро, как только смог.

Но он опоздал. Александр Григорьевич, сняв с души тяжёлое бремя, которое гложило его двадцать три года, тихо отошёл в мир иной. В комнате воцарилась тишина. У Николая подкосились ноги. Он упал на стул, стоящий рядом с кроватью. Мария Александровна вбежала в комнату, услышав непонятный шум. Увидев бездыханное тело отца, она вскрикнула. Горячие слёзы начали литься по её щекам. Николай же приходил в себя. Он не мог и подумать, что смерть наступила так быстро.

* * *

Через два дня прошла церемония погребения. Хоронить тело решили в родовой усыпальнице, находившейся возле построенной на территории поместья церквушки. Собрались все: и оставшиеся в живых родственники, и крестьяне, которые любили Александра Григорьевича. Мария Александровна погрязла в болоте тоски и печали. Но а как же? У неё умер отец, один из самых важных людей в её жизни.

Николай ещё никогда не чувствовал себя так ужасно. Везде, куда бы он не ступил, чувствовался дух мертвеца. В гостиной создавалось ощущение, будто на него кто-то наблюдал из зеркал; в столовой же с беспокойством смотрел на место, где сидел ныне покойный Александр Григорьевич; в саду ветви вместе с солнечными лучами создавали какой-то силуэт, издалека напоминающий его. Николай не знал, свойственное ли это явление после смерти человека. На похоронах матери и бабки с ним не случалось подобное.

Он также не знал, как относиться к новости об убийстве отца, неожиданно свалившейся на его плечи. Да, в груди поднимались невидимые волны злости и неприязни, однако... Стоило глубоко выдохнуть, как трезвость ума вновь возвращалась к нему (если же это не помогало, приходилось вспоминать деревенскую байку про пылкость человеческую). У него практически не имелось никаких подробностей об инциденте. Только слова матери, которая рассказывала, что «Андрей Дмитриевич и Александр Григорьевич стрелялись из-за какой-то чепухи».

Из мыслей его вывел стук в дверь. Она открылась, и в комнату вошёл Ефим. Николай вопросительно смотрел на него, даже встав с кровати.

— Пришёл проведать вас, — произнёс Ефим, скромно стоя возле двери.

— Я в порядке, — сказал Николай, отведя взгляд в сторону. — Наверное.

— Вас мучают слова Александра Григорьевича касаемо смерти вашего отца? — вдруг спросил Ефим, садясь в кресло.

Николай вопросительно посмотрел на него. Ефим слышал их разговор?

— Откуда Вы знаете? — спросил Николай, сведя брови к переносице.

— Я был на той дуэли, — сказал Ефим. — Пригласили в качестве секунданта.

Николай удивился. Ему стало одновременно и интересно, и жутко. О дуэлях в обществе не говорили открыто с тысячи восемьсот тридцать третьего года, когда в силу вошёл пятнадцатый том «Свод законов уголовных». О них рассказывали только шёпотом, по углам, дабы проходящие мимо жандармы, услышав о нарушении правил, не арестовали говоривших.

— Но как? — спросил Николай, удивлённо вскинув брови. — Вы же крепостной крестьянин....

— Александру Григорьевичу я приходился молочным братом, а потому он, достигнув восемнадцати лет, выписал мне вольную грамоту, — сказал Ефим, хмыкнув. — Несколько лет прожил в городе, не понравилось: и вернулся в деревню.

— Но из-за чего случилась дуэль? — спросил Николай, нахмурившись.

— Дело достаточно непростое, — сказал Ефим, устало вздохнув. — Андрей Дмитриевич как-то напился, а мать Марии Александровны оказалась не в то время, не в том месте. Надругался он над ней. Александр Григорьевич узнал об этом и на дуэль вызвал. Простить не смог.

Николай широко раскрыл глаза от нарастающего ужаса. Мать иногда рассказывала —да и то, когда ему исполнилось шестнадцать годков — что отец его в трезвом состоянии человеком был добрым, но стоило взяться за водку — так бесы и вырывались наружу, мог даже ударить. Но чтобы надругаться над женщиной... Нет, Николай не мог представить этого. Данная новость ударила его в самое сердце, как точенный нож. Губы побледнели. Ефим, увидев реакцию, подошёл к нему и похлопал его по плечу.

— Мать Марии Александровны, когда узнала о Вашем рождении, уговорила нас следить за вами на расстоянии, — успокаивающе произнёс Ефим, — пока была жива, то и я, и Александр Григорьевич старались поддерживать вашу семью деньгами, пусть это и было безуспешно. А когда она скончалась, то мы просто наблюдали за вами из тени, изучая ваш нрав. Вы совсем не похожи на своего отца, Николай Андреевич.

— Вы так уверены в этом, хотя видели его от силы пару раз, — огрызнулся Николай, выйдя из комнаты.

В коридоре прохладнее, тускнее, тише. Николай облегчённо выдохнул. Уж слишком много событий, от которых нельзя быстро оправиться, произошли в его жизни. Он бросил взгляд на дверь, ведущую в комнату Марии Александровны, и направился к ней. Постучал. Тишина. Николай зашёл в комнату, тихо ступая по дорогому паркету. Мария Александровна дремала, оперевшись плечами на резную спинку кровати, прямо в траурном платье. Усталость взяла вверх над нею. Николай покачал головой, подошёл к креслу с зелёной бархатной обивкой, взял в руки бордовый плед. Он подошёл к ней и заботливо укрыл её им.

Золотистая прядка упала на её лицо. Николай слабо улыбнулся, заправил волосы ей за ухо и, наклонившись, поцеловал в лоб. Сам же аккуратно сел на край кровати. Мария Александровна не шелохнулась. Кажется, уснула крепко.

Как бы Николай не боролся с тем, что всё сказанное про его отца — вымысел, разочарование росло с невообразимой скоростью. Но откуда он знал, что это правда? Что вся эта история не выдуманная, дабы выбелить Александра Григорьевича? Николай вздохнул. Хотелось отдохнуть, а позже со всем разобраться.

* * *

Сегодня пасмурно. А в саду, где сидел Николай, скрывшись за ветвями яблонь, тихо. Крестьяне занимались домашними делами: пасли скот, ходили на речку простирывать бельё, старухи топили в избах печку. Маленькие дети бегали по всему поместью, гоняясь друг за другом с деревянными палками. Некоторые молодые девицы бегали по барскому дому, слушали указания Арины Семёновны. Крепкие мужики, как всегда, рубили дрова или же заполняли повозку стариков товарами, которые позже успешно продадут на московском базаре.

Здесь хорошо. По крайней мере, чем-то лучше, чем в Петербурге. В столице царила бесконечная суета, атмосфера строгости и порядка. А здесь... Николай чувствовал себя ребёнком, когда приезжал к бабке на летние каникулы. У неё ещё домик такой маленький, с печкой и резными ставнями. А соседние ребята были смелыми — воровать яблоки из сада сварливого деда не каждый может —, весёлыми, что живот болел от смеха каждый раз, когда они вытворяли какую-нибудь глупость.

Николай встал со скамьи, отряхнул полы вицмундира. Все эти дни настроение у него какое-то меланхоличное, настольгическое. Мария Александровна оправилась от потери, могла улыбнуться, если вспоминались какие-либо радостные моменты с Александром Григорьевичем. На правах законной наследницы она также могла заняться обязанностями помещика. Ей пришлось столкнуться с многочисленными отчётами, в которых зафиксированы доходы и расходы поместья. Иногда Николай и Ефим приходили на помощь, если возникала трудность. Это случалось нечасто.

У входа в барский дом Николай повстречал неожиданного гостя, которому оказался не рад. Сергей только подошёл к двери, как они сразу встретились взглядами. Он улыбнулся, убрал руки за спину и подошёл к нему. Николай же наклонил голову вбок. Воспоминания их первой встречи ясно сидели у него в голове.

— Не ожидал увидеть Вас здесь, — произнёс Сергей.

— Взаимно, — сухо отрезал Николай, нахмурившись.

— Слышал о потере. — коротко проговорил Сергей, проведя рукой по волосам. — Хотел навестить Марию Александровну, высказать ей свои соболезнования.

Сергей говорил так беззаботно, как будто смерть родного человека для него — просто недоразумение, сравнимое с потерей небольшой суммы денег. На душе стало мерзко. Николай вспомнил последние слова Александра Григорьевича, который имя сказать не успел, но абсолютно понятно, от кого нужно сберечь Марию Александровну.

— Сомневаюсь, что она будет рада Вас видеть, — холодно сказал Николай.

— А вы за неё отвечаете? — спросил Сергей, ехидно улыбнувшись.

— Нет, — ответил Николай, хмыкнув. — Но я сомневаюсь, что Мария Александровна знает о вашем приезде.

Сергей хмыкнул, собирался уже что-то сказать на смелый ответ, но на крыльцо вышел Ефим. Он с подозрением или, скорее, с прожигающим холодом посмотрел на него. Николай молчал. Минуты проходили одна за другой, гнетущая тишина нарастала с новой силой. Сергей более ничего не сказал — развернулся и ушёл. Ефим обменялся вопросительными взглядами с Николаем, но ничего не сказал. Они оба пошли в дом.

Сырость подвала мучила нежные лёгкие, взбредала в молоденькую головку, давила на виски́. Грудная клетка тяжело поднималась и опускалась, не в силах выдержать затхлость помещения. Наденька сидела на хлипком матраце. Слёзы медленно текли из глаз. Кожа, плотно обтягивающая виднеющиеся кости, в некоторых местах немного покраснела. От бесчисленных ударов скрученной тряпки на теле расцвели тёмно-синие, фиолетовые цветы с красными крапинками по краям. Из вздёрнутого носика лилось алое вино, оно пачкало искусанные губы и капало с острого подбородка на коленки. Руки плотно связаны над её головой.

Прошло уже четверть часа с последнего визита мадам Кречетской. Наверное. Наденька не была уверена в этом. Память в последнее время над ней подшучивала, и потому она уже всё путала: и имена клиентов, и события, и порядок дней. Для неё давно всё стало уже одинаковым.

Железная дверь со скрипом отворилась. В помещение зашла мадам Кречетская, а за ней — Эльвира, держащая в руках тазик с водой и тряпкой. Стуки тяжёлой дубовой трости раздавались по всему помещению, отскакивали от каменных стен. Даже солнечные лучи, попадающие в комнату через арочные окна с толстыми чугунными прутьями, казалось, потускнели. Мадам Кречетская остановилась прямо перед ней, положив ладони на позолоченный набалдашник. Лицо у неё приобрело редкую строгость.

— Сегодня ты будешь работать на улице, — холодно произнесла мадам Кречетская. — За тобой будет присматривать мой сын. А пока...

Мадам Кречетская сделала жест рукой. Когда Эльвира подошла поближе, она развернулась и ушла, отдав приказание отмыть Наденьку, да приготовить к «прогулке». Дверь с грохотом закрылась. Они остались одни.

Эльвира молча опустилась, её коленки уткнулись в землю. Намочила тряпку — по ней видно, что ею только что вытирали полы — и, выжав большую часть воды, начала протирать потную грязную кожу. Наденька взвыла, подняв голову. Тёмно-фиолетовые цветы вспыхнули от одного только прикосновения. Эльвира нахмурилась, сильнее надавив на травмы.

— Лучше бы слушалась, дабы до такого не доходило, — процедила Эльвира сквозь зубы.

— Мне не по нраву быть игрушкой, — простонала Наденька.

— Тогда по заслугам тебе! — воскликнула Эльвира, бросив тряпку в тазик.

Позже она смягчилась. Эльвира, живущая в Публичном доме с семнадцати лет, вообще отличалась ото всех тем, что могла быстрее остынуть от внезапной вспышки гнева или же помочь другим девушкам, позабыв про обиды. Вряд ли все её любили, но уж точно уважали. И это если говорить про куртизанок. Клиентам очень нравилась Эльвира, они обожали проводить с ней время, дополнительно платили за лишний часик.

Наденька чувствовала, как жёсткая верёвка, давящая запястья до ужасных кровоподтёков, наконец исчезла. Эльвира, развязав руки, бросила её в сторону, с презрением посмотрев вслед. Она пододвинулась поближе, помогла подняться Наденьке. Та не твёрдо стояла на ногах, иногда пошатываясь в разные стороны.

Они вышли в комнату, где куртизанки отдыхали от приходящих клиентов. Тёплый воздух ударил в лицо, Наденька облегчённо выдохнула. Эльвира проводила её к туалетному столику, за которым сама засиживалась чуть ли не каждую минутку. Открыла коробочку дешёвой пудры, купленной мадам Кречетской у одной старой купчихи, и начала наносить ею лёгкими движениями на разноцветное лицо Наденьки. Фиолетовые цветы исчезли, скрылись за тонким слоем порошка, сделанного из пшеничной муки. Позже Эльвира взялась за румяна. Концы кисточки окрасились в слабый розовый цвет, который тут же оказался на щеках.

Пока Эльвира наводила порядок на лице Наденьки, другие две девушки открыли шкаф и пытались найти подходящее платье для прогулок по городу. К счастью или сожалению, но у них у всех имелась одежда только жёлтого цвета. Так при правлении императора Павла I отличали куртизанок, которых высылали подальше от столицы в сибирские города, от обычных молодых барышень.

Вскоре они нашли какое-то старенькое платьице. Куртизанки, находившиеся здесь давно, вспомнили, что в нём ходила покойная мать Наденьки.

Маменька...

Наденька с горечью посмотрела на это старенькое потрёпанное платьице. В голове возник чёткий образ матери — пышногрудой черноглазой женщины со смуглой кожей. В начале нелёгкого пути куртизанки она завоевала несколько сердец: одно немолодого сенатора, которого бросила жена; второе старого генерала с седыми пышными усами, и третье молоденького камер-юнкера, совсем несмышлёного в жизни. Ей дарили золото, серебро, жемчуга. Возили в театры, покупали много нарядов. Бывшая смотрительница очень довольствовалась приходящему доходу.

Однако сколько бы маменька не купалась в роскоши и не меняла фаворитов — а они достаточно влиятельные люди —, не задумываясь о последствиях, ей пришлось поплатиться собственной жизнью. Сенатор, человек влиятельный и очень вспыльчивый, из-за одной мелкой ошибки в виде мимолётной измены сначала лишил всех её благ: драгоценностей, платьев и даже простейших комплиментов. А позже наказывал её опалой, долгой разлукой. Однако найдя нового фаворита, она даже и не вспомнила о нём. Тогда сенатор, захватив пистолет, ворвался к ней на квартиру — в порыве обожания он даже прикупил ей две небольшие комнаты — и убил, сделав два выстрела.

Наденька не помнила, хоронили ли маменьку или нет. Она вообще не видела её тела. Исчезло. Как будто кто-то уничтожил все остатки памяти о ней. Ни платья, ни жемчужного ожерелья, ни даже волоска. Наденька порой вспоминала, как к ней в комнату зашла бывшая смотрительница и объявила о смерти матери. Эта новость полностью разбила детское мышление. Той же ночью, когда все спали, Наденька не могла сомкнуть глаз. Почему-то ей всё время слышался запах огня.

— Надюша, ты такая красивая! — сказала одна куртизанка, хлопнув в ладоши.

Наденька несколько раз похлопала глазами и с недоумением поглядела в зеркало. Она действительно выглядела в этом платье красавицей... Эльвира похлопала её по плечам и, что-то быстро пробубнив, вывела на улицу, где веяло прохладой.

* * *

— Боюсь, я не понимаю, — растерянно произнёс Фёдор.

— Я щедро заплачу, — сказал Николай, скрестив руки на груди.

— Но барышня не знает об этом... — задумчиво проговорил Фёдор.

Они находились в парадной подъезда. Свечи, поставленные в золотистых канделябрах, тускло освещали комнату, мерцали в густом мраке, едва дотягивались до бордового ковра. В воздухе царила необычайная духота. Взгляд Фёдора скользил по потёртым носикам туфель, который в начале службы подарил ему Александр Григорьевич.

— Фёдор, поймите, — проговорил Николай, вздохнув. — Нам нужно спасти девочку.

— Но разве наша задумка не идёт против правил? — с некоторым удивлением спросил Фёдор. — Да и поймёт ли Вас барышня?

Николай потёр подбородок. Перед отъездом — а это случилось от силы три дня назад — он разговаривал с ней на эту тему. Старался как можно яснее выразить мысль, дабы не возникло недопониманий. И кажется, добился своего. Мария Александровна со слабой улыбкой проводила его в путь, сказав, что если необходима её помощь, то Николай пусть обязательно напишет письмо. Он не знал, ревновала она его или нет. Может быть, втайне.

— Барышне известно об этой бедняжке, — ответил Николай, покачав головой.

— Тогда готов к вашим услугам, — произнёс Фёдор, в его голосе чувствовались остатки неуверенности.

Некоторое время они разрабатывали дальнейший план: выбирали более правильные варианты, обсуждали случаи, если всё выйдет из-под контроля. В итоге Фёдор исчез во мраке, открыв дверь, которая успешно сливалась со стенами. Его не было четверть часа. Николай даже с настороженностью заглянул туда. Из сырого подвала доносились разные шорохи, человеческие шаги. И вдруг привычную для ушей шумиху прервал звонкий удар чего-то о землю. Николай даже подпрыгнул. Силуэт Фёдора смутно показался во мгле и с приближением становился всё чётче. В руках он держал лопату с ржавым концом.

— Прошу, только не убейте! — воскликнул Николай. — Нам не нужны жертвы.

— В деревне научили бить так, чтобы человек остался жив, — ответил Фёдор.

Николай покачал головой, запустив руку в волосы. Он надеялся, что Фёдор не перестарается и не усугубит их и без того трудное положение. Первое, что им нужно сделать — найти Наденьку.

* * *

Наденька ходила по аллее, среди деревьев, приковывая к себе всякие взгляды прохожих: не то презрительные, не то стеснительные, не то любопытные. Она же чувствовала дискомфорт, водила руками по выцветшей желтоватой ткани, стараясь вести себя как подобало куртизанке. У неё это плохо получалось. Немного поодаль от неё шёл сын мадам Кречетской — толстый мужчина, который при одной только ходьбе кряхтел, краснел, капли пота текли по его лбу. Всегда наряжался по последней моде, одежда его шилась из дорогих материалов: шёлка, бархата. Вот что значит, когда матушка работает смотрительницей Публичного дома...

Они зашли в городской парк, прошли чуть дальше, несколько раз свернули по тропинкам вниз, к озеру. Николай, внимательно осмотревшись по сторонам, заметил расстроенную Наденьку. От квартиры Марии Александровны до улицы, где располагался Публичный дом, совсем недолго идти — всего шесть минут. Фёдор покрепче сжал в руках лопату, выглядывая вперёд.

Наденька, обернувшись, встретилась взглядом с Николаем. На худом лице заиграла кривая улыбка. Её пальцы потянулись к подолу платья, чуть приподняли его, оголив носики чёрных туфель, она развернулась и побежала вглубь леса, прямо к озеру. Николай и Фёдор спрятались в кустах, нашли нужную тропинку до нужного места. Сын мадам Кречетской взревел, что-то невнятно пробубнил, покраснел, ускорив шаг. Капельки пота скатились с его лба.

— А ну, вернись сюда, дрянь эдакая! — прокричал сын мадам Кречетской.

А Наденька не слышала. Она бежала, цепляясь подолом за ветви кустарников, которые, как чьи-то подлые руки, жадно хватались за неё и не давали сбежать от несправедливости жизни. По разные стороны мелькали деревья, тёмные скамейки; вдалеке появился кусочек каменного моста, где прогуливающиеся люди переходили на другую сторону; внизу раскинулось красивое озеро, вокруг которого построены несколько белоснежных беседок. Сюда приходили чаще влюблённые пары: и пожилые, и молодые. Это место они считали самым подходящим для романтики.

Выскочив из зарослей, она не успела вовремя остановиться и столкнулась с Фёдором. Тот отстранился, отвернувшись. Щёки его запылали пунцом. Наденька отвела взгляд в сторону, пытаясь скрыть всю неловкость.

— Нам пора, — сказал Николай, бросив взгляд наверх, — Пока «сторож» не спустился сюда.

— Сомневаюсь, что в ближайшие четверть часа он хотя бы дойдёт до мостика, — беззлобно усмехнувшись, произнёс Фёдор.

Он спрятал лопату за спину. Николай покачал головой, развернулся и направился по новой, найденной тропинке, ведущей к выходу из городского парка. Наденька бросила на него непонятный взгляд, но ничего не сказала, последовала за ним.

Всю дорогу они шли в тишине, минуя мост, отдельную полянку для выступлений и аллею. К их счастью, сын мадам Кречетской не появлялся больше им на глаза. Но теперь Николай о нём не беспокоился.

* * *

— Спасибо вам большое, — радостно произнесла Наденька, хлопнув в ладони.

Фёдор принёс ей из квартиры Марии Александровны аккуратное платье какой-то прошлой горничной. Нашёл в комнате для прислуги, в шкафу. Наденька сняла старомодную жёлтую тряпку с тела, надела чистую одежду. Стала выглядеть почти человеком. Вот только пудра, которую нанесла ей Эльвира в Публичном доме, превратилась в мельчайшие катышки и полностью слезла с лица, обнажив тёмно-синие цветы. Какая-то служанка, освободившись от обязанностей на кухне, одолжила ей свой порошок.

— И что теперь вы будете делать-с? — спросил Фёдор, скрестив руки на груди.

— В первую очередь, необходимо написать письмо в департамент, — вмешался Николай, потерев подбородок, — Точнее, туда, где был выдан паспорт. Я же полагаю, у куртизанок их не имеется?

Наденька кивнула, жалостливо изогнув брови. Вместо паспортов куртизанкам выдавали жёлтый билет вместе с медицинской книжкой, дабы при посещении обязательных медицинских осмотров всё фиксировалось. Все знали, что это правило ввелось в правление Николая Первого, нынешнего правителя. Одним этот указ был не по нраву, они возмущались, протестовали, восклицая, что всю ересь «необходимо истребить»; другим же нравилось, ибо это единственный выход немного потешаться или отдохнуть от собственной супруги в постели.

— Я была записана в паспорте маменьки, — начала говорить Наденька, — но после её смерти его уничтожили.

— Но знал ли о вашем возрасте врач, у которого вы наблюдались? — спросил Николай.

— Нет, — с горечью ответила Наденька. — Мадам Кречетская наврала ему, сказав, что мне исполнилось осемнадцать лет.

— Тогда мы могли бы использовать эту ложь во благо, — вмешался Фёдор.

— Я могу пойти в жандармский дивизион и написать заявление, что потеряла паспорт, когда уезжала отсюда из Нижнего Новгорода, — предложила идею Наденька.

— Да, но могут ли вам поверить? — спросил задумчиво Николай. — Жандармы наверняка станут проверять билеты на вокзале.

— Да что они там сделают! — воскликнула Наденька, махнув рукой. — Жандармы слишком ленивы. Они не станут попросту тратить на это время, я вас уверяю.

— Если вам так будет угодно... — твёрдо проговорил Николай.

Кажется, его убедили слова Наденьки. Они попрощались, пожелали друг другу всего самого наилучшего. Николай и Фёдор с трудом уговорили Наденьку взять предложенные деньги. Они определённо понадобятся. Она вышла из подъезда и направилась в неизвестном направлении. Николай провожал её задумчивым взглядом. Лишь бы у неё всё получилось.

Примечания:

Выложила главу с опозданием! Приятного чтения!

Гардины плотно задёрнуты, не давая ни единому солнечному лучу проникнуть в кабинет. Дрова в камине, служившим единственным источником света, горели, трещали, постепенно становясь чёрными угольками. На письменном столе — полный беспорядок. Исчёрканные и исписанные бумаги разбросаны в разные стороны, поверх книг, перья лежали где-то на ковре, чернильница пролилась на лакированное деревянное покрытие. На краю стола лежал опрокинутый гранённый стакан. С него медленно текли остатки коньяка.

Сергей стоял, сгорбившись как старик, над бумагами. Глаза бешено бегали с одного листка на другой. Зубы впились в перо, совершенно измяв его. Постояв ещё минуту, он яростно смёл со стола все вещи.

— Чёрт бы тебя побрал! — выругался он.

Он был в бешенстве. Брак с Марией Александровной позволил бы ему получить богатое приданное. Только подумать! Сергей владел бы поместьем с трёхстами душами, двумя квартирами в Петербурге. Но нет, не повезло. Бывшая невеста предпочла ему другого, уже помолвлена. Ах, если бы нашёлся способ избавиться от соперника! Сергея осенило. Он бросился к столу, выдвинул ящик. Перед ним лежал пистолет. Он взял его.

* * *

Лето пролетело незаметно, а вместе с ней — осень. Николай, всё время сидящий за столичным департаменским столом, не успел и глазом моргнуть, как разгорячённая Земля-матушка, подарившая крестьянам и помещикам богатый урожай, уже укрывалась снежным холодным покрывалом. Пожелтевшие листья деревьев давно упали с ветвей, их заменяли пушистые шапки. Тонкие слои светло-серого льда образовались на речной глади. Крестьяне всячески готовились к зиме. Ребятня, одетая в лёгкие тулупчики, всё также бегала по территории поместья.

Мария Александровна всё реже приезжала в Петербург. Ей нравилось жить в поместье, среди природы, довольных барыней крестьян. Да и свежий воздух необходим: врач советовал, дабы простуда быстрее исчезла. А Николай поддерживал его, сам в свободные от работы деньки приезжал в Москву. Они вместе успели сделать многое: часик-другой гуляли по саду, проверяли вечерами отчёты, следили за торговлей на московском рынке и заключили помолвку. К последнему, кстати, Николай тщательно готовился. Сначала разговаривал со святым отцом Алексеем в церкви, а позже — с Ефимом.

Николай ни с кем не делился новостью о помолвке, когда приезжал в Петербург. Товарищи по чину слишком заняты, каждый день переписывали огромные стопки бумаг, с глухим стуком бросающиеся на хлипкий стол, уставали. Им явно не до чужой радости. А что касалось Алексея... Николай его практически не видел, что сильно удивляло. Он с жаром стал расспрашивать других. Некоторые только рассеянно пожимали плечами, другие рассказывали распространившиеся слухи. Поговаривали, что Алексей проиграл в карты какому-то богатому человеку комнату, а потому, отдав её, уехал к сестре в Великий Новгород. Однако Николай не верил. У него создалось предчувствие, что его друг точно здесь, в Петербурге.

Он стоял прямо перед знакомой дверью. Рассматривал её. Вся в трещинках, вмятинках. По бокам белая краска вообще слезла, оставив после себя тёмные пятна. Николай поднял руку, дабы постучать. Но всё никак не мог этого сделать. Что-то останавливало его. Возможно, в глубине души он действительно начал верить в сплетни знакомых. Может, Алексей вправду уехал в Великий Новгород и больше не вернётся?

Вдруг дверь открылась. Николай сделал шаг назад, встретившись взглядом с молодым человеком смазливой внешности. Тот несколько раз похлопал глазами, но опомнился и спросил:

— Вам что-нибудь нужно-с?

— Прошу прощения, — Николай кротко кивнул, — Здесь жил мой приятель, однако мне неизвестно, где он живёт теперь.

— До меня здесь жил господин Рогожин, — вежливо сказал молодой человек. — Не он ли ваш приятель? Если так, то он просил передать письмо.

Прежде чем Николай успел что-то сказать, молодой человек скрылся в дверном проёме. Через несколько минут он вышел в коридор и протянул ему запечатанный красным сургучом конверт. Они попрощались. Молодой человек ушёл по делам. Николай, выйдя на улицу, вскрыл письмо. Он сразу узнал почерк Алексея: торопливый, но аккуратный, с красивыми каллиграфическими буквами. Видно, что годы службы в чине Титулярного советника сделали своё дело.

«Здравствуй, Коля! Надеюсь, ты получил это письмо. Хотел бы всё сам рассказать, да вот, пока нет возможности.

Наверняка ты себе места не находишь и постоянно задаёшься вопросом, где я и как так случилось, что пришлось отдать комнату. Ну-с...

Проиграл я её в карты одному уважаемому человеку. Зашёл после работы в одно заведеньице, осушил парочку рюмок русской водки и решил присоединиться к играющей компании. Там меня оставили только в вицмундире, в ботинках и с тремя рублями в кармане.

Поэтому, Коля, если ты читаешь это письмо, то я уже в Великом Новгороде. Или в жандармской части.

В любом случае, не прощаемся, друг! Ты знаешь адрес моей сестрицы. Пиши на него.

Алексей Рогожин»

Николай, глубоко задумавшись, не сразу заметил, как на пожелтевшем листке бумаги появились крошечные капельки. Он невольно поднял глаза наверх. С серого неба на холодные камни, которыми обложены столичные улицы, падали белёсые хлопья. Одни, касаясь сырой земли — или серебряной глади Невы —, тут же таяли, растворялись; другие же собирались в одно место, скапливались, превращаясь в сугробы, пока местные дети не делали из них орудие для игр.

Николай спрятал руки в карманы шинели, где нащупал розовый билетик на поезд, идущий в Москву сегодня вечером, вжал шею в плечи. Сделал выдох — и тёплый пар густыми клубами вырвался из уст наружу. Нарастающий с каждым днём холод неприятно щипал лицо, лез под тёплую одежду и щекотал согревшуюся кожу, заставляя стайку мурашек бегать по ней. Николай, вздохнув, лениво побрёл по улице. Небо Петербурга окрасилось в яркие оранжевые оттенки, переходящие в более тёмные, синие.

* * *

— Аринушка, не видать? — спросила Мария Александровна, продолжая вязать спицами.

— Не видать, — коротко ответила Арина Семёновна, бросив взгляд в окно.

Мария Александровна тяжело вздохнула, равнодушно посмотрев на сотворённое изделие. Белая нить туго обвила её палец и металлические спицы, вплетена в воздушные петли, которые, если правильно связать, выйдут замечательными узорами, радующие глаз. Салфетка на стол, куда в будущем будут ставить готовые блюда, уже готова. Осталось связать ещё несколько. Мария Александровна отложила спицы в сторону, поправила на плечах шаль и бросила взгляд на окно. Она скучала.

— Барышня! — окликнула её Арина Семёновна. — Никак едет-с.

Мария Александровна вскочила с кресла и спешно подошла к окну, оперевшись руками о деревянный подоконник. Вдали, среди сугробов, режущих глаза из-за яркого солнечного света, ехала бричка с расписными инеем стёклами. Двойка красивых кобылок: одна белая крепкая, вторая светло-бурая с кремовой звездой на лбу — мчалась по снежной дороге. На ко́злах сидел хиленький мужичок, умело справляющийся с упряжкой. Несколько детей, играющих в снежки, завидев бричку, бросились тут же бежать. Они радостно махали руками, кричали, улыбались.

Бричка остановилась у крыльца. Как только Николай вышел на улицу, Мария Александровна, набросив на плечи тёплую шубку, выбежала на мороз. Лёгкая улыбка заиграла у неё на лице. Она подошла к нему, поцеловала в обе щеки. Николай удовлетворённо хмыкнул, обняв её.

— Барышня! — окликнула её Арина Семёновна. — Вы ж замёрзнете!

— Арина Семёновна права, — проговорил Николай, застёгивая пуговицы её шубки. — Вы, голубушка моя, до сих пор полностью не выздоровели.

— Мне не терпелось с вами увидеться, Николай Андреевич! — сказала Мария Александровна, не убирая улыбку с лица.

Николай улыбнулся. Они прошли в дом. Сенные девки уже накрыли стол. На нём стояли несколько фарфоровых чашек с только что налитым травяным чаем, в хрустальной хлебнице положены солёные баранки, пряники, пирожки со сладкой начинкой. Рядом с ней находились креманки, в которых налиты мёд и различное варенье. Мария Александровна и Николай сели за стол.

— Сегодня мы можем съездить на ярмарку, — проговорил Николай, делая глоток чая.

— Степан говорил, что там продают хорошую провизию! — вмешалась в разговор Арина Семёновна. — И столько приправ, которые разнообразят обычные блюда!

Лицо её выражало полную удовлетворённость. Она вообще с самого раннего детства любила готовить, придумывать разные способы для преображения вкуса пищи. Мария Александровна всегда с улыбкой вспоминала, как они, маленькие девочки, играли в «повара и посетителя». Арина Семёновна готовила простенькие блюда — воровала ингредиенты на барской кухне да костёр разжигала с котелком — и давала пробовать ей. Редко, но Александр Григорьевич тоже участвовал в игре. Правда, после этого Арину Семёновну ставили в угол...

— Так едьте с нами на ярмарку! — предложил Николай, откусив кусочек от баранки. — Если, конечно, Мария Александровна не против.

Арина Семёновна изменилась: удовлетворённая улыбка спала, вместо неё появилась некое смущение. Она рассеянно впилась в края накрахмаленного фартука, немного помяла его. Поняв, что сделала, отпустила. Руки её сами начали разглаживать грубую ткань. Уголки бледных губ дёрнулись.

— Ну что вы, Барин... — с неловкостью проговорила она. — Разве ж можно простой прислуге с помещиками разъезжать...

— Я не против, — мягко сказала Мария Александровна. — Дам тебе деньги, купи всё, что необходимо. И если тебе угодно.

— Ну, если барышня разрешила, — более уверенно ответила Арина Семёновна, — тогда поеду.

— И Ефима с собой возьмём, — добавил Николай.

Он сделал небольшой глоток чая. Во рту появилась слабая горечь, разбавленная водой и кубиком сахара. Настроение с самого утра, несмотря на бессонную ночь в поезде, у него было хорошее. Николай также полагал, что ярмарка: театральные представления, реклама пробегающих мимо мальчиков, яркость товарного изобилия — ещё сильнее улучшит его. И это если не говорить про компанию близких ему людей.

* * *

Реальность оказалась куда лучше ожиданий. Они приехали на ярмарку, в самый центр Москвы, в раннем часу утра. Их встречала огромная толпа людей, снующих в разные стороны. По улице ходили бородатые мужики, которые держали в руках коробы с выпечкой. Она стоила, по их словам, не больше трёх копеек. Мимо пробегали мальчики разных возрастов, раздающие специальную газету, где показаны все ряды ярмарки. Прилавки ломились от разнообразности товаров: атласных лент всех цветов, резных деревянных игрушек, дров для печки, заморских приправ — остальное можно бесконечно перечислять!

Они вышли из брички. Арина Семёновна почти сразу, махнув рукой на обязанность быть рядом с барышней, скрылась за поворотом в поиске какого-нибудь прилавка с провизией или травами. Ефим отстал, засмотревшись на кукольное представление, происходящее неподалёку. Крестьянин соседского помещика разговаривал с тряпичными куклами через красную ширму, жестикулировал, рассказывал шутки, веселящие народ. Мария Александровна с интересом рассматривала товары. Ей понравилась пряжа у одной старухи, а потому она решила купить у неё несколько клубков.

— А на нижегородской ярмарке гуляют черти высокие! — пробубнил Ефим, подойдя ближе.

— Черти? — с недоумением спросил Николай.

— Не обращайте внимание, Николай Андреевич! — вмешалась Мария Александровна, рассмеявшись. — Ефим так постоянно называет акробатов.

Николай задумчиво потёр подбородок. Он видел их не так часто, всего пару раз. Но этого хватило сполна, чтобы на всю жизнь связать акробатов с чертями. Да и выглядели они весьма пугающими. Умудрялись ходить на длинных жердях, жонглировать различными предметами, нагинались, строили разные рожицы. От одного только воспоминания у Николая пробежал мороз по телу.

Через четверть часа они всей компанией решили прогуляться по рядам, которые вообще были открыты на ярмарке. Сначала зашли на дровяную площадь, где Ефим договорился с мужиками привезти в поместье несколько саней дров, дабы хватило для отопления крестьянских и барского домов. Когда управились с этим делом, то Арина Семёновна упросила всех пойти на лошадиный ряд. Там продавали разных кобылок, жеребцов: худых и плотных, низких и высоких, породистых и нет. А глазки у торговцев хитренькие, словно выискивали кого-нибудь тупоумного.

Сколько бы Николай не гулял по ярмарке, сколько бы не отвлекался на развлекающихся людей, то всё равно чувствовал нарастающую тревогу в душе. Какая причина? Он не знал. Но у него создавалось ясное ощущение, будто за ним кто-то следил. Из толпы. Сверлил прямо-таки ненавистным взглядом, стиснув зубы. Но Николай отмахивался, отрицательно мотал головой, объясняя неизвестное чувство тем, что устал в последнее время из-за работы.

— Николай Андреевич, всё хорошо? — спросила Мария Александровна, положив руку ему на плечо.

— Да... — с неуверенностью ответил он. — Наверное.

Неожиданно воздух разорвал громкий выстрел. Сердце у Николая ёкнуло. Люди насторожились, поднялся гвалт и шум.

— Разве на ярмарках проверяют подлинность оружия? — настороженно спросил Николай, его голос дрогнул.

— Сколько я себя помню — нет, — сказала Мария Александровна, вцепившись пальчиками в его рукав.

Николай задрожал. Неужели его плохое предчувствие сбывалось? Он взял Марию Александровну за руку и потянул в сторону брички, чтобы избежать беды, глазами искал Ефима и Арину Семёновну. Та с недопониманием шла за ним. Разбойник рядом, Николай знал это.

Прозвучал ещё один выстрел. Плечо пронзила острая боль, словно сотни тысяч маленьких стрел воткнулись в не знавшую ран плоть. Николай широко распахнул глаза, пытаясь понять, что произошло. Ноги вдруг подкосились. Он упал на землю. Ефим подскочил к нему, схватил под подмышки.

— Держите разбойника! — кричали со всех сторон.

— Убивают! — запаниковали крестьянки, закрыв собой детей.

Перед глазами замелькали тёмные мушки. Николай приоткрыл рот, пытаясь сделать вдох. Все звуки, окружающие его, смешались воедино. И всхлипы Марии Александровны, и строгие указания Ефима, и успокаивающие слова Арины Семёновны — всё теперь слышалось эхом, отдалённо. Николай закрыл глаза. По крайней мере, он думал, что так сделал. На самом деле всё давно погрузилось во тьму. Ощущения были иными. Подушечки пальцев слегка покалывало, плечо полностью промокло в какой-то жидкости, которая наверняка испачкала одежду.

«Николай Андреевич, прошу, очнитесь!»

Николай находился в центре комнаты, в которой прожил чуть ли не девятнадцать лет. Молнии ярко сверкали, разрывая мрачное полотно ночи. Их свет падал на облезшие со стен обои, на часики-ходики с пугающими цифрами, схожими с чьими-то глазами, на заправленную постель, на облезлую входную дверь. За ними следовал раскатистый гром, грохотавший так сильно, что невольно тряслись стены. Капли дождя ударялись о стекло, скатывались вниз, к карнизам и по водоотводу. Создавалось ощущение, будто они вот-вот разобьют окна.

Дверь приоткрылась. Тёплый свет, исходящий от восковой свечи, упал на пол. Николай подошёл ближе, стараясь не шуметь. Прогнившие от времени половицы жалобно заскрипели, застонали. Там, в другой комнате, слышались женские голоса. Они говорили тихо, как будто старались не разбудить кого-то. Николай просунул голову в образовавшуюся щель. Матушка, Екатерина Сергеевна, и бабка сидели за качающимся столом, перешёптывались и время от времени делали глоток облепихового чая.

— Зачем, зачем мы его оставили? — с горечью спросила бабка, качая головой. — Бедное дитя! Убили! Отправили на тот свет!

— Матушка, успокойтесь! — шикнула на неё Екатерина Сергеевна.

— Как мне успокоиться, если моего внука хотели убить из-за этой дряни! — воскликнула бабка.

Она вскочила с места и сжала дряхлые ладони в кулаки. Костяшки пальцев побелели, задрожали. Екатерина Сергеевна только устало вздохнула, нахмурилась, потёрла переносицу. Её одновременно переполняла злость и сожаление. Первое из-за того, что после смерти она совершенно не могла контролировать жизнь Николая, ибо могла хоть как-то предотвратить знакомство с Марией Александровной, а второе — потому что хотела видеть его счастливым.

— А я твердила, что необходимо уезжать из Петербурга в Москву! — всё не унималась бабка. — Коленька тогда вряд ли бы смог встретиться с этой девицей.

Николай слышал их разговор. Вдруг ноги невольно подкосились, дыхание спёрло, а место ранения снова стало мокрым. Он бросил на него взгляд — пятно багрового цвета растянулось по ткани вицмундира, став ещё темнее. В пострадавшем плече появилась ужасная боль, от которой хотелось выть, обратно упасть в обморок, лишь бы не слышать её. Некий острый и холодный предмет, похожий на ланцет, проник в его плоть, проходил между сухожилиями, что-то, казалось, вычищал. Неизвестная жидкость, вымывающая рану, колола, мучительно жгла так сильно, что перед глазами замелькали тёмные мушки.

Николай сполз по стене вниз. Схватился за плечо, стиснул зубы от невыносимой боли. Руки испачкались в собственной крови. Спор матушки и бабки на кухне теперь ничего для него не значил. Их гневные слова, всё ещё обсуждающие инцидент и Марию Александровну, звучали где-то эхом. Для начала ему необходимо было успокоиться, взять себя в руки. Он сделал вдох-выдох. Боль даже чуть приуменьшилась.

— Оставим его здесь! — воскликнула бабка. — Не будем больше мучить бедное дитя сложной жизнью.

— Вы с ума сошли! — со злостью проговорила Екатерина Сергеевна. — Как такое можно говорить?!

Николай приоткрыл глаза, всё ещё стиснув зубы. Бабка, когда ещё жила на земле, после смерти Андрея Дмитриевича, сына, совсем тронулась умом: по вечерам, уткнувшись глазами в одну точку на стене, невнятно бормотала, мотала головой, словно с ней кто-то сидел рядом и беседовал; или, например, когда Николай мог получить лёгкую травму, пока гулял на улице, она сразу же свирипела. Думала, что его обидели другие дети. Бабка даже не хотела слушать объяснения и мольбы прекратить позорное представление.

Он сжал ладонь в кулак. Боль немного поуменьшилась, так что Николай смог встать с пола и опереться о дверной косяк. Прозвучал скрип. Горячий спор прикратился, стих. Послышались шаги. Дверь полностью открылась, и Николай мог заметить удивлённый или, скорее, испуганный взгляд Екатерины Сергеевны. Из-за её плеча выглядывала бабка, с любопытством смотря на происходящее. Он нахмурился, попытался выпрямиться, однако ноющее плечо не дало ему это сделать.

— Я здесь не останусь. — единственное, что сказал Николай и медленно побрёл к выходу.

— Николушка! — воскликнула бабка, вцепившись в полы его вицмундира. — Прошу, не иди туда. Отец твой также говорил, пока не погиб от этого Жадкина.

— Молчите! — со злостью проговорил Николай, сведя брови к переносице. — Вы совершенно ничего не знаете о нём.

Он развернулся. Ноги его ступали по прогнившим половицам, скрипящим от малейшего движения и грозящим в любой момент сломаться. Боль в плече то утихала, то вновь давала о себе знать. Бабка всё пыталась зацепиться за одежду, удержать Николая от якобы неправильных действий, умоляла и кричала во всё горло. Но он не слушал её. Екатерина Сергеевна не смела ничего сказать. Попросту не поворачивался язык остановить его. А Николай притронулся к дверной ручке и, несколько секунд посмотрев на неё, повернул.

* * *

Он с трудом смог открыть веки, словно к ним привязали крошечные гири. Окна задёрнули тяжёлыми гардинами бордового цвета с золотистым рисунком, и только мелкие линии света, ничего толком не значащие в темноте, проникали в спальню. Они падали на мебель: на дорогое кресло, обивка которого сделана из кожи; на кофейный столик и фарфоровую вазу, привезённую из Германии; на трюмо, где зеркало отсвечивало лучи на пол. Дверь же была приоткрыта, а потому Николай мог услышать взволнованный голос Марии Александровны. Она с кем-то беседовала.

— Я сделал всё, что мог, Мария Александровна, — спокойно проговорил мужской голос. — А когда ваш жених проснётся, тогда сделайте ему перевязку и дайте травяной настойки. Боль стихнет.

— Великодушно благодарю вас за помощь, — сказала Мария Александровна, и голос её стих.

Николай поёжился. Боль в плече не утихала, всё ныла, словно тупой ножовкой резали кору старого дерева. Во рту всё ещё ощущался горько-сладкий привкус лекарства. Видимо, дали совсем недавно. Он попытался привстать, опереться спиной о резное изголовье кровати, но не получилось: силы кончились, тяжёлый вздох вырвался из его уст. Да и не хотелось выбираться из тёплой постели, когда за окном зима.

Дверь открылась. Мария Александровна, изначально показав в проёме белокурую головку, а позже зайдя в комнату, тихо подошла к кровати и села на рядом стоящий стул. Кажется, она не заметила, что Николай уже очнулся. Он снова попытался встать, но кряхтение выдало его. Мария Александровна невольно вздрогнула. Удивление сменилось радостью, лёгкая улыбка тронула уголки её губ. Она хлопнула в ладоши, позвала Арину Семёновну, а сама обхватила лицо руками и принялась расцеловывать. Поцелуи были так нежны, что ноющая боль в плече даже не слышалась. Николай, до сих пор не привыкнув к подобному, немного покраснел.

Тут вбежала Арина Семёновна. Она, улыбнувшись, подошла к окнам, раскрыла тяжёлые гардины, впустив солнечные лучи в комнату. Николай поморщился, несколько раз поморгал, пытаясь привыкнуть к резкому появлению яркого света. Мария Александровна отстранилась от него, и он мог хорошенько её рассмотреть. Золотистые пряди волос небрежно завязаны в хвост, фарфоровое личико, искренняя улыбка, глаза, выдававшие усталость от нескольких бессонных ночей. Его рука потянулась к завёрнутому воротничку капота кремового цвета, служившему эдаким домашним платьем. Николай заботливо его поправил.

— Коленька, я так рада, что ты очнулся! — проговорила Мария Александровна, мягко улыбнувшись.

— Что со мной стряслось? — спросил Николай, стараясь вспомнить последние события.

— В Вас стреляли, Николай Андреевич, — пояснила Арина Семёновна, скрывшись в дверном проёме.

Николай вздохнул, прикрыл карие глаза. Воспоминания последних событий стремительно проносились у него в голове. Ярмарка, плохое предчувствие и, в конце концов, стрельба. Кто-то выстрелил в него, словно он — мишень, какую дворяне использовали на охотах. Вот только Николай не увидел преступника.

— Сколько я спал? — задал вопрос Николай.

— Три дня точно, — снова вмешалась Арина Семёновна, мелькнув где-то в коридоре.

— Коленька, прошу, не напрягайся, — торопливо сказала Мария Александровна, увидев его попытки встать. — Врач сказал соблюдать постельный режим.

Николай, нахмурившись, посмотрел на неё и широко распахнул глаза. Он заметил, как в белокурых — чуть рыжеватых — локонах прятались несколько серебряных нитей. Они незаметны для легкомысленного глаза. Их можно увидеть только в том случае, если внимательно приглядеться. Мария Александровна вопросительно смотрела на него, совсем не понимая его взгляда. Николай протянул руку. Золотистые пряди сочились через его пальцы, а вместе с ними и посидевшие нити. Затем он поднял глаза на всё ещё недоумевающую Марию Александровну.

— Что с твоими волосами? — спросил Николай, снова бросив взгляд на волосы.

— Ах, это! — вдруг воскликнула Мария Александровна. — Они у меня уже давно, так что повод для беспокойства нет.

Николай нахмурился и с недоверием поглядел на неё. Раньше он не видел её седых волос, которые появились теперь, после стрельбы. И всё это ему казалось до ужаса странным. Но чем дольше в атмосфере кружило неловкое молчание, тем сильнее Николай сомневался в мыслях. Может, действительно не замечал их, и они были.

В комнату зашёл Ефим, а следом за ним — Арина Семёновна. Мария Александровна обернулась, заметила в его руках распечатанное письмо и спешно поднялась с кровати. Руки она прижала к груди, светленькие бровки свела к переносице, с трепетным волнением глядя на него.

— Что ответил Главный полицмейстер? — спросила она дрожащим голоском. — Они будут проводить следствие?

Ефим отрицательно помотал головой. Вся надежда, появившаяся в глазах Марии Александровны, мигом исчезла. И без того белое личико ещё сильнее побледнело. Но страх вдруг сменился решимостью. Какой — Николай не мог предугадать. Мария Александровна сжала ладони в кулаки, нахмурилась. Ефим протянул ей письмо. Она взяла его, внимательно прочитала и тут же бросила на стол, разочаровавшись в ответе полицмейстера. Бумага проскользила по лакированной поверхности стола.

— Если Главный полицмейстер не соизволил нам помочь, тогда я поеду в Петербург, — твёрдо сказала Мария Александровна. — И письмо это заберу с собой, чтобы показать пренебрежение местных жандармов.

— А если написать генерал-губернатору? — предложила Арина Семёновна.

Мария Александровна только покачала головой, скрестив руки на груди. Генерал-губернатор славился в Московской губернии как человек жадный и высокомерный. Он не тратил бы время на простую девушку, нуждающуюся в защите. А может быть и помог, но только за известную плату… Но Сергей, узнав о попытке возбудить уголовное дело, этого так просто не оставил бы. У него тоже имелись козыри в рукаве. Всё-таки уважаемый офицер.

— Я поеду в Петербург и попытаюсь добиться справедливости там, — сказала Мария Александровна.

— Я не оставлю тебя одну! — вмешался Николай.

Он попытался встать, уже сел на кровать, как острая боль пронзила плечо. Николай стиснул зубы, жалобно простонал, схватившись за больное место. Под тонкой тканью пальцы нащупали бинт, обёрнутый вокруг раны несколько раз, и полфута хорошего корпия, в который также положили целительные травы. Николай облегчённо вздохнул, когда боль затихла. Мария Александровна подошла к нему и, поправив сзади него подушку, твёрдо произнесла:

— Нет, Коля, ты останешься здесь, в Москве, соблюдать постельный режим.

— Но… — Возразил Николай, снова привстав.

— Я не принимаю никаких возражений, — строго сказала Мария Александровна. — Не заставляй меня привязывать тебя к кровати.

Николай промолчал, тяжело вздохнув. Ефим и Арина Семёновна, стоя позади неё, издали смешки, однако тотчас стали серьёзными, когда Мария Александровна посмотрела на них. Она вздохнула, устало потёрла виски́. Вся эта ситуация с полицмейстером и с отказом о расследовании давила на неё. В Москве не возьмутся за это — она знала. А потому необходимо было обращаться в Петербург, где министерства, Царь-батюшка… Ефим и Арина Семёновна то на неё поглядывали, то обменивались короткими фразами, то снова говорили Николаю, который постоянно намеревался встать, лежать.

— Пока меня не будет, тщательно следите за ним. — Строго произнесла Мария Александровна.

— Как скажете, барышня, — проговорил Ефим.

Николай сопротивлялся, всё вскакивал, пытаясь игнорировать боль в плече. Никак не хотел отпускать её одну, ибо понимал, что может случиться что-то плохое, отчего он никак не мог защитить. Однако Мария Александровна была непреклонна. Спустя несколько минут препираний, Николай всё-таки сдался, рухнул на подушку и отвёл взгляд в сторону, к окну, в которое от ветра стучала ветка яблони. На улице, со светло-серого и, как ему казалось, тяжёлого неба, медленно падали крупные снежные хлопья. Он, глубокого задумавшись, не заметил, как Мария Александровна прильнула губами к его щеке и, отстранившись, пообещала в скором времени вернуться.

* * *

Поездка выдалась тяжёлой, несмотря на то, что Мария Александровна ехала в вагоне второго класса, где цветная суконная обивка сидений, сделанных из тёмного дерева, была крайне удобной. Она всё смотрела в окно, за которым заснеженные поля сменялись короткими хвойными лесами. С появлением зимы растения приобрели более мрачный вид: некогда зелёные листья опали на землю, ветви деревьев обнажились и больше походили на корявые руки злобного колдуна. Именно так бы подумал ребёнок, страдающий от слишком богатого воображения.

Мария Александровна барабанила пальцами по саквояжу. В нём находились послание полицмейстера из Московской губернии. Она даже нашла в самом дальнем ящике рабочего стола сохранившиеся письма Сергея, писавшему, будучи её женихом. В этих бумагах он с необыкновенным обожанием делился жизнью за границей, рассказывал, как хорошо жилось людям в Европе, осуждал — или, скорее, проклинал — царскую власть. Конечно, Мария Александровна в глубине души сомневалась, что эти слова, выцарапанные на листке бумаги несколько лет назад, смогли бы как-то помочь. Они теперь ничего не значили.

В размышлениях, судорожно бегающих в голове, Мария Александровна и не заметила, как поезд остановился в Петербурге. Она вышла на улицу, отошла к бутикам, чтобы толпа не сбила с ног. Холод окутал её, начал щипать за щёки, нос и тонкие ножки, пробравшись под подол дорожного платья. Тёплый пар вырвался из уст, растворившись в воздухе. Мария Александровна спешно вышла из вокзала и, цепляясь пальчиками за ручки саквояжа, направилась в здание особого жандармского корпуса.

Воды Невы покрылись плотным льдом, набережная занесена снегом. Вокруг домов собрались большие сугробы, а холодный ветер сметал с них несколько белых хлопьев. По мощёной дороге ездили крытые повозки, за ними нередко мчались дворовые собаки, не прекращая лаять. Люди всё куда-то спешили, торопились.

Мария Александровна подошла к дверям здания, где жили и работали жандармы. Она вздохнула, собравшись с силами. С некой нерешительностью взялась за дверную ручку. Большим пальцем провела по дереву, и несильно дёрнула на себя. Она зашла в корпус, у входа которого её встретил Шеф жандармов. Видимо, глубоко задумался, раз не сразу отреагировал на её оклик. На второй раз он обернулся и, накручивая на толстый палец пушистые седые усы, подошёл к ней.

— Добрый день, сударыня! — сказал Шеф жандармов. — Что вас беспокоит-с?

— Сударь, прошу, помогите мне в одном деле. — проговорила Мария Александровна, демонстративно притягивая к груди саквояж.

Шеф жандармов вопросительно изогнул брови, подумал с минуту. Мария Александровна видела в его глазах заинтересованность и любопытство. Он усмехнулся, отошёл в сторону и протянул руку вперёд, тем самым пропуская её. Они прошли в его кабинет, находившейся на втором этаже.

— Так-с, — сказал Шеф жандармов, закрывая дверь, как только Мария Александровна прошла в кабинет. — С чем я могу помочь, сударыня, раз вы обратились именно ко мне?

Мария Александровна рассказала ему всё с самого начала. Показала письма Сергея трёхлетней давности, втайне надеясь, что они смогут сыграть хоть какую-то незначительную роль в решении данного инцидента. Рассказала о ярмарке, о стрельбе. Также передала послание Главного полицмейстера Московской губернии. Шеф жандармов с любопытством смотрел на предъявленные «доказательства», но всё что-то мешкался. То достанет из ящика стола сигару, закурит, то снова покрутит усами. Мария Александровна, с напряжением сидя на стуле, мысленно желала, чтобы они у него уже оторвались, но в ту же минуту каялась перед Господом Богом.

— Вы, сударыня, хорошенько постарались над аргументами, — сказал наконец Шеф жандармов. — Но понимаете… Я не могу вам ничем помочь.

— Как?! — воскликнула Мария Александровна, сдержавшись не вскочить с места. — Вы не поможете?

— Поймите, голубушка, — торопливо проговорил Шеф жандармов, почёсывая затылок, — Всё это дело случилось не в Петербурге, а в Москве. Конечно, я могу послать туда инспекцию с разрешением вопроса о халатности работников, но не более…

Мария Александровна горько вздохнула. Вся та светлая надежда, находящаяся где-то на поверхности души, рухнула. Треснули антоновские яблоки. Их кислый сок разлился в груди, спускаясь всё ниже и ниже, по венам. На глазах навернулись слёзы. Мария Александровна, сжав пухлые губы, привратив их в тонкую линию, убрала все бумаги в саквояж. Шеф жандармов поглядывал на сигару, кончик которой время от времени становился ярко-красным. Она встала со стула и тихо попрощалась с ним.

Выйдя на улицу, Мария Александровна не сдержалась. Горячие слёзы покатились по её щекам, она кое-как сдерживала тихие всхлипы, прижимая к груди саквояж. Не помогло. Ничего не помогло. И что же ей теперь делать? Оставить всё как есть? Так Сергей не остановится, снова попробует предпринять попытку покушения на Николая. А пытаться достучаться до властей бесполезно. В Москве чиновники принимают взятки, а в Петеребурге мало кто будет слушать проблемы людей, никак не касающихся столицы. Единственное решение, которое наверняка сработает — писать лично Императору.

Холод обжигал её лицо. Она пыталась прекратить плакать, всё утыкалась носом в воротник тёплой ротонды⁽¹⁾, однако всё равно не могла спастись от крепкого мороза. Мария Александровна, полностью погрузившись в горе, совершенно не заметила, как ноги привели её к Каменному мосту. Она растерянно осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, зачем сюда пришла, и с досадой и разочарованием ударила ладонью по лбу.

По Каменному мосту в санях ехал статный мужчина, одетый в офицерскую форму, рукава которой виднелись из-под серой николаевской шинели. Лоб у него открытый, лицо чуть продолговатое, а светло-голубые глаза, выглядывающие из-под тёмной фуражки, устремились вдаль. Тонкая линия губ пряталась под усами, кончики которых аккуратно загнулись вверх. Офицер бросил взгляд на расстроенную Марию Александровну, на её заплаканное лицо, и велел кучеру остановиться.

— Почему плачешь, барышня? — спросил офицер.

Мария Александровна, рассеянно хлопая глазами, начала рассказывать ему беду свою, что вот, дескать, на ярмарке стрельба случилась, жених чуть не умер. А упомянуть о полицмейстере она не успела или не могла, ибо возникшая боль совсем заняла голову. Офицер чуть наклонился вбок, тем самым приблизившись к ней, и звонким голосом, подходящим к тенору, спросил:

— За помощью к жандармам обращалась, барышня?

— Обращалась, — ответила Мария Александровна. — Главный полицмейстер отказал в помощи. У меня даже письмо есть его. И здесь Шеф жандармов ничем не смог помочь.

Офицер с минуту подумал. Он отодвинулся, несколько раз похлопал рукой по сидению рядом с ним. Мария Александровна замешкалась. Переводила взгляд то на него, то на место. С подозрением спросила, зачем ей садиться рядом с незнакомцем. Офицер даже чуть улыбнулся и не смог сдержать смешка.

— Поедем в III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. — пояснил офицер.

Мария Александровна нерешительно села в сани. Офицер приказал кучеру ехать в положенное место, они тронулись. Петербургские дома, покрашенные в разные цвета, замелькали, сменялись один за другим. Но всё создавалось какое-то неловкое ощущение, что где-то затаился подвох. Мария Александровна бросала мимолётные взгляды на офицера. А тем временем они уже доехали до Особого корпуса жандармов, спустились с саней и прошли в тёплое помещение. Офицер решительными шагами сразу направился к лестнице. Проходящие мимо люди смотрели на него с уважением, почтительно кланялись. Мария Александровна старалась поспеть за ним, всё больше убеждаясь в домыслах, что офицер — личность важная и высокопоставленная.

Он вошёл в кабинет Шефа жандармов, который, развалившись в удобном кресле, курил сигару. Увидев в дверном проёме офицера, он вскочил с места, случайно выронив из рук папиросу (к счастью, та упала в пепельницу). Шеф жандармов побежал к нему, поклонился. Бросил презрительный взгляд на Марию Александровну. Та увидела в его глазах искры хитрости. Офицер заговорил с ним, осуждая за халатное исполнение обязанностей.

Между тем она, стоя в сторонке, бросила взгляд на портрет в деревянной овальной раме, висевшем на стене между французскими окнами, над головой Шефа жандармов. На нём изображён император Николай Павлович, вот уже правящий Российской империей двадцать пять лет. Мария Александровна посмотрела то на офицера, то снова на портрет, и вдруг её бросило в жар. Дыхание перехватило. Осознание, ранее спрятавшееся в слезах, только что пришло к ней. Она рассказывала о проблеме Царю, который сразу же поехал решать её.

— Пишите письмо Главному полицмейстеру Московской губернии, чтобы как следует исполнял свои обязанности, — строго произнёс Николай Павлович, ткнув указательным пальцем в лист бумаги. — А если ослушается, и я впредь буду получать от граждан жалобы, то он вместе со злодеем, который навредил этой милой барышне, предстанет перед судом.

Шеф жандармов судорожно кивал каждому его слову, спешно царапал пером на бумаге (Имя преступника, сказанное Марией Александровной ещё в санях, его поместье). Буквы, выстраивающиеся в целые предложения, получались корявыми, некрасивыми. Однако это никого не волновало. Николай Павлович со всей строгостью следил за движениями Шефа жандармов. Мария Александровна не смела более взглянуть на него.

— Пиши в конце: «По приказу Его Императорского Величества», — продиктовал Николай Павлович, нависая над бедным Шефом жандармов.

Трясущийся весь Шеф жандармов прикусил нижнюю губу так сильно, что кровь выступила на ней. Николай Павлович взял у него получившееся письмо. Он пробежался глазами по тексту. Хмыкнул, удовлетворившись готовой работой. Шеф жандармов торопливо поставил подпись, сложил бумагу несколько раз, поставил на неё печать из красного расплавленного сургуча. Потом вышел из кабинета, позвал первого встречного жандарма, шепнул ему что-то на ухо, передав письмо, после чего этот самый жандарм ушёл вниз.

— Ну, Ваше Императорское Величество, — обратился Шеф жандармов, заключив руки в замок. — Не волнуйтесь-с, скоро Главный полицмейстер получит письмо и сделает всё, как вы сказали.

— Важно не то, как я приказал, — хмуро произнёс Николай Павлович, — А то, как вы должны сами исполнить. По совести, а не из-за царского гнева.

Шеф жандармов затих. Николай Павлович развернулся и, улыбнувшись Марии Александровне, вышел на улицу. Она последовала за ним, чуть приподняв подол тёмного дорожного платья так, что из-под него выглядывали носики туфель.

— Ваше Императорское Величество! — окликнула его Мария Александровна, когда они вышли на улицу. — Я даже не знаю, как выразить Вам свою благодарность! Вы... Вы спасли меня и мою семью.

— Лучшей Вашей благодарностью будет воспитать достойных детей для Отечества, — ответил Николай Павлович и, ещё раз улыбнувшись, сел в сани.

Мария Александровна сделала реверанс. Николай Павлович, кивнув, приказал кучеру ехать к Зимнему дворцу. Сани тронулись с места, вскоре исчезнув среди домов и толпы людей. Она вздохнула, бросила случайный взгляд на саквояж, всё ещё находящийся в руках. Светлая улыбка тронула уголки её губ.

Слёзы пролиты не напрасно.

* * *

«Будь жёстким, и тогда все будут повиноваться тебе».

Сергей устало вздохнул, держа в руках уже третью сигару. Фраза покойного отца преследовала его, как та тень в самый жаркий летний день. Время от времени слова всплывали у него в голове, и как бы он ни старался вырвать их, они всё равно находили способ пробраться в закрома сознания. Похоже, засели так глубоко, что от них непросто избавиться...

Сергей прикрыл глаза. Воспоминания из его детства — А было ли оно у него? — сами предстали перед ним. Мучительные подъёмы в семь утра, упражнения, присущие военным, бесконечные уроки с гувернантами и короткие беседы с отцом по вечерам, который постоянно твердил о том, что мужчина имеет право поставить на место жену, если та слишком зазнается. А Мария Александровна, когда приходилась ему невестой, всегда прыгала выше головы. И даже удивила его, разорвав с ним помолвку только из-за того, что Сергей состоял в обществе петрашевцев.

Он осмотрелся вокруг. Красная гостиная — излюбленное место отца. Всё здесь напоминало об охоте, чувствовались дух смерти и запах крови. Головы различных чучел висели на стенах, их стеклянные глаза сверлили каждого пришедшего человека. Над камином, сделанного из дорогого белого камня, висело ружьё. Сергей подошёл к нему. Он помнил, как отец учил его стрелять. Поставил в ряд на деревянные столбики глиняные горшки. За каждый промах — сильный подзатыльник.

В комнату вошёл обеспокоенный дворецкий. За ним — несколько офицеров во главе с Главным полицмейстером. Выглядели они не слишком радостными. Сергей обернулся. Его спокойствие сменилось удивлением, ужасом. Зачем они здесь? Неужели что-то пошло не по его плану? Главный полицмейстер выступил вперёд, двое остальных встали по обе стороны. Он вынул из кармана письмо, полученное из Петербурга.

— Господин Алмазов, мы вынуждены вас задержать, — сказал Главный полицмейстер, нахмурившись.

— Вы не имеете права! — воскликнул Сергей. — Послушайте, мы же с вами договаривались...

— Я не могу ослушаться приказа Его Императорского Величества, — ответил Главный полицмейстер, покачав головой. — Задержать господина Алмазова.

Два рослых офицера, стоящих сзади него, тотчас повиновались приказу: обошли Главного полицмейстера и направились к встревоженному Сергею. Тот сделал шаг назад, но его всё равно схватили за руки и повели к выходу из поместья.

Он не мог поверить в поражение. Никогда никому не проигрывал. Ни отцу, ни товарищам по оружию, ни тем более женщине. Хотя Марии Александровне удалось одержать над ним победу. Ей даже самого Императора удалось привлечь на свою сторону. А Сергей и не продумал этого. Уж слишком низкого мнения он был о ней. Его посадили в сани и повезли жандармскую часть, чтобы оттуда передать суду.

1) Ротонда — женская верхняя утепленная одежда в виде длинной накидки без рукавов и без застежки, с прорезями для рук.

Вернуться к тексту

— Найда, это вода для папеньки, — мягко сказал Михаил, погладив собаку по голове. — Всё до последней капельки должно на него вылиться.

Найда только высунула язык. Не сводила карих глаз с лица Михаила, желая облизать его румяные щёки и вздёрнутый носик. Она, махая белым хвостом, несколько раз покружилась вокруг ведра. Солнечные лучи падали в воду, набранную прямиком из реки, искрились в ней так, что глазам больно смотреть. Михаил аккуратно завернул рукава рубашки и взялся за тоненькую ручку ведра, однако смог приподнять его только на пару дюймов.

Тонкая ручка — или просто проволока — впилась в нежную кожу рук. Михаил более секунды держать не смог, поставил ведро на землю, облегчённо выдохнув. Найда покружилась вокруг него, гавнула пару раз. Улыбка тронула его губы. Он, вопреки обещанию, окунул руку в воду, такую приятную, прохладную. Подержал некоторое время, вытянул. Прозрачные капельки стекали по тонким пальцам, падали на гладкий нос Найды. Она задорно лаяла, прыгала, вставала на задние лапки. Михаил рассмеялся.

Чуть отдохнув, он достал из кармана брюк платок с вышитой ромашкой на краю, над которой старалась сестрёнка София, и, обернув им непрочную ручку, снова попытался поднять ведро. Оно повисло над землёй. Михаил кряхтел, руки его дрожали, а румяные щёки сильнее покраснели.

— Барин, Михаил Николаевич! — окликнул его подошедший крестьянин. — Что ж вы тяжести таскаете... Позвольте помочь.

Крестьянин — крепкий молодой человек, кузнец, двадцати двух лет от роду — выхватил у него ведро. Михаил разинул рот, удивившись физической силе, но поспешил за ним. Не хотел отставать.

— Куда вам воду поставить, Барин? — спросил крестьянин. — В дом барский?

— Да, у лестницы, пожалуйста. — ответил Михаил.

Крестьянин ухмыльнулся. Они продолжали идти к Барскому дому, минуя фруктовые сады, летнюю кухню, родовую усыпальницу. Михаил осматривался: после реформы тысячи восемьсот шестьдесят первого года дворы как-то опустели, многие крестьяне — те, у которых имелась возможность — ушли, а некоторые остались, арендуя отведённые территории. Благо, Николай и Мария Александровна не продавали земли за высокую цену.

— А вы тоже уйдёте? — спросил Михаил, бросив взгляд на смуглое лицо крестьянина.

— Зачем же? — задал встречный вопрос крестьянин. — Нам и здесь хорошо. Земля родная, кормит. А за аренду мы платим ежемесячно. Чего же ещё надо?

— Но вы не хотите увидеть другие города? — Всё не унимался Михаил.

Крестьянин молча пожал плечами. Похоже, он действительно не горел желанием путешествовать по России-матушке или же возможности не имелось. Михаил слышал от детей из других поместьев, какие высокие налоги платили крестьяне.

Они дошли до Барского дома. Михаил, открыв парадную дверь, осторожно заглянул внутрь, пока крестьянин осторожно поставил ведро у лестницы. Коридор пустовал. Дверь в отцовский кабинет закрыта. Значит, Николай работал. Со стороны столовой, где чуть дальше располагалась кухня, тянулся сладкий аромат малинового варенья, свежей выпечки и сушёных трав.

— Спасибо, — тихо проговорил Михаил.

Крестьянин ушёл. Михаил взялся за ручку, напрягся. Ведро оторвалось от земли, и он спешно поставил его на деревянную ступеньку. Найда жалобно заскулила. Она побежала вперёд, оказавшись чуть выше него. Михаил прижал указательный палец к губам. Он снова вцепился в ручку и, сколько есть сил, поднял воду на несколько ступеней. Найда опережала его. Совсем скоро она оказалась на втором этаже.

Михаил зашёл в спальню, также служившей ему личной мастерской. Белые обои с бирюзовым мудрёным рисунком, гардины цвета морской волны, закрывающие по ночам высокие французские окна, мебель — шкаф у двери, столик и пару кресел в центре комнаты — из тёмного дерева. Ближе к свету стоял мольберт, возле которого располагались несколько белоснежных холстов. Михаил любил закрыться ото всех в комнате и начать писать картину. И всё у него так замечательно получалось, что невольно засмотришься. Николай нанимал ему гувернёра, чтобы тот учил его рисованию.

Найда вскочила на диванчик у окна, села, высунув розовый язык. Михаил — руки у него от непривычки тряслись — чудом поставил ведро на подоконник. Открыл окно, да так осторожно, чтобы не порвать гардины. Высунулся. Кабинет находился прямо под его спальней. Стоило только дождаться подходящего момента, когда Николай снова высунет голову, дабы выкурить сигару. По-другому никак: Мария Александровна, всякий раз слыша запах табака, делала замечания.

Михаил не знал, была ли головная боль последствием трёх беременностей или же Мария Александровна всю жизнь страдала от этого, но она на дух не переносила запах табака или душные помещения. У неё сразу начинала кружиться голова, давило виски́. Поэтому Николай, из большой любви и уважения к ней, никогда не курил в доме.

Из мыслей его вывел протяжный скрип. Открылось окно. Михаил выглянул. Лёгкая улыбка тронула уголки губ, когда он увидел кучерявую голову Николая. Тот, оперевшись локтями о подоконник, задумчиво смотрел вдаль и время от времени делал затяжки. Сероватый дым поднимался вверх, чуть позже рассеиваясь в воздухе. Михаил постарался как можно тише подставить ведро к самому краю, и вылил на него воду. Прозвучал крик. Найда залаяла, спрыгнула с диванчика и побежала к лестнице, вниз. Михаил, рассмеявшись, побежал за ней.

— Попался! — сказал Николай, заключив его в объятия. — Это ты, Мишенька, решил отомстить за тот случай в саду, когда я окатил тебя из ведра?

— Да! — воскликнул Михаил.

Михаил засмеялся. Николай не отпускал его из объятий, целовал в макушку и всё покачивал из стороны в сторону. Капельки воды стекали с его волос, полностью намочили плечи вицмундира. Найда прыгала вокруг них, радостно лаяла, вставала на задние лапы, передними оперевшись о стойку лестницы.

— Вот-вот прибудут Сашенька и Сонечка! — произнесла вошедшая Мария Александровна.

Она вся сияла (старшеньких не видела более года). Михаил подошёл к ней и поцеловал ручку, ибо они только увиделись. Мария Александровна улыбнулась, запустила руку в его тёмные волосы и слегка взъерошила их. Он сделал вдох, наполняя лёгкие родным ароматом. От неё всегда пахло тёплым молоком, вареньем и цветами. Из кухни, где вовсю готовили обед в честь именин Михаила, кричала Арина Семёновна, шумя кастрюлями, тарелками, приборами.

— Барышня! Пироги сейчас сгорят!

Мария Александровна ахнула, хлопнув ладонями по щекам. Она убежала на кухню, чтобы помочь Арине Семёновне в готовке. Николай поднялся наверх, дабы сменить одежду. Михаил похлопал несколько раз по коленям, подзывая Найду, которая гавкала, оперевшись передними лапами о него. Он засмеялся, побежал на улицу. Она последовала за ним.

* * *

Вечерело. Небо, по которому плыли тёмные пушистые облака, окрасилось в нежные лиловые оттенки. Сад темнел, привычные его черты терялись во мраке. Прохлада появилась в воздухе. В траве затрещали невидимые цикады. Птицы певчие спрятались в ветвях деревьев, кошки и собаки разошлись по хозяйственным постройкам: в конюшню или в сарайчики. Зажглись окна крестьянских домов, стоящих поодаль от Барского дома.

Гости подтягивались ближе к вечеру. Раньше всех прибыли старшие дети. Первым приехал Александр, ходивший по этому свету двадцать два года. Служил в пехотном полку императорской армии, находился в звании майора. Сероглазый блондин, ставшим главным сердцеедом на балах и других важных мероприятиях, куда его приглашали вместе с товарищами по оружию. К слову, за ними всегда следовало веселье, а потому в их компании никогда не соскучишься.

Второй приехала София, темноволосая голубоглазая красавица. На именины она явилась не одна, а вместе с супругом Петром Ильичом, известным ювелиром в Московской губернии. Он, как всегда, приезжал не с пустыми руками, а с какой-нибудь бархатной коробочкой, таившей внутри замечательное украшение для Марии Александровны в виде браслета или же ожерелья. Редко, но иногда мог смастерить перстень или за́понки для Николая.

А следом в гости наведалась и Полина Васильевна. На ярмарке невест её выбрал один черноглазый князь. Венчание случилось через два месяца. И когда-то замкнутая воспитанница Смольного института благородных девиц превратилась в достаточно уважаемую личность в обществе и статную княгиню, отвечающую за домашнее хозяйство, за штат прислуги, за грандиозные мероприятия в виде балов. Вот только дорогой супруг завёл несколько романов на стороне...

— Маменька, вы не представляете, как сильно я скучал по вам! — сказал Александр, придвинувшись ближе к Марии Александровне. — По вам, по Папеньке, по поместью.

Мария Александровна улыбнулась. Тёмно-зелёное платье хорошо сочеталось с её золотистыми и чуть поседевшими волосами, собранными в пучок. Александр поцеловал ей ручку. Арина Семёновна спешно ставила остальные блюда, напитки, десерты на стол, которые готовили с самого раннего утра. Михаил беседовал с Софией, та показывала ему новые украшения. Это были красивые завитушки, сделанные из белого серебра. В них вставлены аквамарины светло-серого цвета.

Николай вышел из-за стола, обменялся парой фраз с Петром Ильичом, вышел в коридор, на улицу. Он опёрся руками о деревянные перила, задумавшись. Всё, о чём мечтал, сбылось: с заботливой супругой проводил мимолётные дни, замечательные дети радовали глаз, сам жил в укромном уголке. И для счастья ему ничего более ничего не надо.

Двойка крепких лошадёнок, привязанных к бричке, мчалась по дороге, по обе стороны которой посажены фруктовые сады и кустарники прямоугольной формы. Она остановилась. Из неё вышел Алексей. Николай улыбнулся, сделал несколько шагов вперёд и похлопал его по плечу.

— Давно не виделись, брат! — воскликнул Алексей, улыбнувшись. — Ты и твоя Жадкина примете меня?

— Она теперь не Жадкина, — с ноткой гордости ответил Николай. — Она теперь Герасина.

Они, рассмеявшись, прошли в дом. Поприветствав всех и сев за стол, Алексей рассказал о собственной жизни, о том, как хорошо жилось в Нижнем Новгороде, что нашёл достойную женщину — Николай, услышав о ней, не смог сдержать облегчённого вздоха, что его друг смог забыть несчастную Эльвиру —, работающей гувернанткой.

— А что же насчёт Сергея? — спросил Алексей, сделав глоток вина.

— Я уже совсем позабыла про него! — воскликнула Мария Александровна, удивлённо вскинув брови.

— Скандальное дело, произошедшее двадцать два года назад, — спокойно произнесла Полина Васильевна. — Тогда вся пресса кричала об этом, но уже через два года успокоилась. Сергея отправили в дальнее поселение Сибири. Поговаривали, что он отдал душу Богу в первый же год жизни в Сибири.

— Справедливая плата за грехи, — сказал Алексей, приобняв Николая за одно плечо.

— Предлагаю сменить неприятную тему разговора на тост! — радостно воскликнул Александр.

Он, встав, проговорил тост, в котором желал всего самого наилучшего младшему братишке Михаилу. Все подняли бокалы, сделанные из горного хрусталя и наполненные красным французским вином, аккуратно стукнулись их хрупкими стенками. Михаил вдруг подумал, какой же он счастливый человек, раз на его именины собрались все самые близкие люди.

* * *

В глубине сибирских лесов находилась ветхая изба. Окна потрескались, ни одного целого места не осталось. Ставни, на которых давно выцвела краска, со скрипом покачивались из стороны в сторону, грозясь упасть на землю, оторваться от ржавых петель. Западная стена так вообще частично покрылась мхом. Половицы внутри дома прогнили от многочисленных дождей. Дрова безобразно валялись на полу.

Сергей сидел в углу, схватившись за голову. От постоянных работ на каторге и ударов кнутами, превративших его спину в сплошное мясо, он выглядел намного старше положенного возраста. Ему страшно. С недавней поры Сергей начал видеть силуэт отца. Тот навещал по ночам, стоял в двери и сверлил душу пустым взглядом. Дрожь пробегала по его грубой коже.

— Нет, нет, пожалуйста! — завопил Сергей, прикрыв голову руками. — Убирайся!

Отец снова здесь. Вот, стоял прямо перед ним, держа в руках охотничье ружье. Взгляд у него тяжёлый, как и всегда. Сергей отвернулся, уткнувшись лицом прямо в угол. Начал читать молитвы, чтобы Господь Бог услышал его молитвы. А ведь раньше он не верил в него. Но отец никуда не уходил. Он молча стоял рядом, ни исчезая.

Вот и закончился «Титулярный советник». В этой дополнительной части вы увидите первоначальные идеи, замечания и интересную информацию, с которыми столкнулся автор.

1. Директор.

Изначально я намеревалась сделать Директора (Михаила Алексеевича) эдакой преградой для повышения в чине. Мол, Николай мог бы стать уже Действительным статским советником (чиновником V класса по «Табели о рангах»), но Директор всё мешал ему.

Итог: идея эта была весьма нелогичная, а потому убрана из сюжета.

2. Эльвира и Алексей

Была идея в том, чтобы под конец сюжета мы также видели развитие отношений между Алексеем и Эльвирой.

Итог: от этой идеи я отказалась по нескольким причинам:

• Эльвира считается элитной куртизанкой, которой суждено было до конца жизни работать в Публичном доме. Ей неважны чувства других людей. Она зарабатывает немало денег, хотя и отдаёт треть заработка мадам Кречетской.

• Учитывая, сколько Алексей зарабатывает, находясь в чине Титулярного советника, то он не может обеспечить хорошую жизнь Эльвире.

! На заметку !

Титулярные советники (если опираться на повесть Н.В.Гоголя «Шинель», напечатанной в 1843 году) в год зарабатывали 33,3 рубля. А это ± 35 682,282 рублей в месяц. Если считать расходы, то цифра будет гораздо меньшей.

3. Сергей — декабрист (член Северного общества).

Я задумывала Сергея как бунтовщика-либерала, который после восстания декабристов спрятался от правительства на целых двадцать пять лет.

Итог: от идеи отказалась, потому что есть одна несостыковка:

• Несовпадение возраста и событий.

Сергею 27 лет, а действия «Титулярного советника» происходят в 1850 году. Следовательно, когда случилось восстание декабристов, Сергей был очень маленьким.

А вот к петрашевцам его вполне можно причислить. Само общество организовано в 1845 году, а бунт произошёл в 1849 году. И Сергей как раз уже жил в сознательном возрасте, двадцать два года, как-никак.

4. Дуэль

Николай и Сергей должны были стреляться.

Итог: от идеи отказалась. При подробном изучении событий того времени выяснилось, что в 1832-1833 году был принят свод правил Российской империи в 34 томах. И как раз 15 том «Свод о делах уголовных» полностью запрещал дуэли и другие преступления.

! На заметку !

Николай I был категорически против дуэлей, поэтому он и запрещал их, считая, что защищать свою честь таким способом — гнусное дело. (Есть даже история, что его самого вызывал на дуэль один тамбовский дворянин, учившийся за границей).

При Александре III дуэли вновь были разрешены.

5. Наденька

Как позже я поняла, в какой-то степени для сюжета Наденька из Публичного дома оказалась ненужной. Писала я ту главу (Глава IV. Салон мадам Кречетской) лишь для того, чтобы как-то раскрыть характер Николая.

Мне пришлось придумывать 14-ую главу, ибо у меня получилось чеховское ружьё. Я могла бы его избежать, если бы не дала имя Наденьке и не писала диалоги с обещанием Николая помочь ей.

Но опять же, в этих двух главах вы увидели, как жили «любвеобильные женщины» того времени. В общем, для кого-то они оказались полезными, для кого-то — нет.

! На заметку !

Куртизанок в России, конечно же, никто не любил. Екатерина I и Пётр I разрешали организовывать Публичные дома за пределами городов.

Павел I отправлял в дальние сибирские города куртизанок, запретил им носить платья других цветов, кроме жёлтого.

Николай I взял данную проблему в свои руки. Во время его правления многие люди страдали от венерических заболеваний, и так бы продолжилось, если бы он не легализовал бордели. Конечно, ввёл жёсткие правила:

1. Запрещено брать на работу девушек до шестнадцати лет;

2. Нельзя размещать портреты высокопоставленных чиновников и членов императорской семьи;

3. Нельзя обслуживать несовершеннолетних клиентов;

4. Нельзя обслуживать клиентов в церковные праздники и т.д.

P.S. На улице набережной Фонтанки (дом 166) расположена Калинкинская больница. Её также называли Секретной. Была открыта при Петре I, как тюрьма для женщин лёгкого поведения, подробную историю лучше читать в интернете.

6. Полина Васильевна и Алексей

Были мысли о том, чтобы сделать их парой, тоже показывать развитие отношений.

Итог: идея была выброшена в окно ближе к середине работы. Мне не нравилась мысль о том, что друзья Марии Александровны и Николая тоже должны быть в отношениях.

7. Николай I.

Николай должен был обратиться к Императору, встретившись на набережной.

Итог: идея немного переделана. Как вы уже знаете, императора встретила именно Мария Александровна.

Хотелось изначально продумать торжественное появление Императора, но в процессе написания главы решила подольше сохранить интригу.

8. Главы

Главы «Титулярного советника» должны были чередоваться. Одна часть рассказывала о буднях Николая, вторая — о Марии Александровне.

Итог: от идеи пришлось отказаться, потому что я боялась, что так сильнее запутаю читателей (+ сама не разберусь в дальнейших моментах).

9. Шеф жандармов

Здесь я, наверное, допустила свой (не)большой грешок. В процессе написания шестнадцатой главы старалась подробнее изучить тему жандармов, их «Особый жандармский корпус». Тема была для меня сложной для понимания и запутанной, поэтому буду рада позже лучше разобраться в этой теме.

Действия работы, повторюсь происходит в 1850 году, а Шефом жандармов в то время был Алексей Фёдорович Орлов.

! Историческая справка !

Алексей Фёдорович Орлов был незаконнорождённым сыном Фёдора Орлова, одного из людей, с помощью которого на престол была возведена Екатерина II.

Так вот. Алексей Фёдорович был любимцем у императора Николая Павловича, но пост Шефа жандармов он не особо жаловал и ленился заниматься повседневной рутиной, а потому у него было много помощников, которые «не приставали к нему с бумагами, превосходно справлялись без него». Так что я посчитала, что можно создать эдакого такого ленивого помощника.

Да и по истории, сколько я читала, мелкие промахи касаемо III отделения Особой Его Императорского Величества канцелярии не так-то сильно влияли на расположение императора к нему.

Поэтому я решила немножко обыграть его лень в свою пользу. Не знаю, получилось ли хорошо или нет, но я всё-таки это сделала.

P.S. Кто будет бить тапки за это — справедливо, каюсь.

10. Усы

Тоже словила здесь грешок, ибо узнала об этом прям под конец «Титулярного советника».

Промахнулась здесь из-за Александр Григорьевича, который носил усы и аккуратную бороду. Как мы помним, отец Марии Александровны был статским советником, гражданским чиновником V ранга.

Усы разрешалось носить только военным.

Крестьянам и «людям свободных сословий» разрешалось ходить с бородой. Молодым людям это категорически воспрещалось, старшее поколение поглядывало на них косо, ибо считало их вольнодумцами.

Бакенбарды носили чиновники всех гражданских ведомств только если начальство разрешало.

11. Система мер

Только в процессе написания эпило́га узнала, что с 1835 года по императорскому указу русская система мер стала английской.

То есть, аршин приравнивался к 28 дюймам ( ≈ 71, 12 см)

Сажень — к 7 футам ( ≈ 213,36 см).

Всё, что было больше версты, переводилось в английскую систему мер.

12. Язык веера

Когда писала одиннадцатую главу (Глава XI. Долгожданный поцелуй при странных обстоятельствах), то снова перечитывала правила поведения — если так можно выразиться — на балах.

Очень трудно мне дался язык веера. Этот интимный способ общения на балах действительно существовал во Франции в XVII-XVIII веков, и на уроках танцах ему уделяли большое внимание. В Париже даже книгу публиковали «Учебний четырёх цветов».

Однако только в 1911 году в России опубликовали книгу: «Хороший тон. Сборник правил, наставлений и советов, как следует вести себя в разных случаях домашней и общественной жизни», составленный «по лучшим русским и иностранным источникам А. Комильфо». И то, язык веера упоминался лишь на нескольких страницах.

И именно поэтому я решила не уделять языку веера не так много внимания, но на всякий случай в сноске написала, что значит медленное махание веера.

_______________________

В этой работе я старалась изучить всё прямо досконально. Опять же, с удовольствием почитаю ваши комментарии, если у вас есть иные знания. Буду рада пообсуждать эти моменты.

Всем спасибо, кто был со мной! Увидимся в следующих проектах! Буду рада почитать комментарии с вашим мнением.