В погоне за алыми глазами (джен)

Туман Йоркшина, как прокисшее молоко, стекал по мостовым, цеплялся за фонари, превращая их в размытые, мерцающие ореолы. Курапика, словно призрак, скользил сквозь эту зловещую дымку, его алые глаза, единственные яркие пятна в этом царстве серости, высматривали любую, даже самую незначительную, зацепку. С тех пор, как он покинул Неон Нострад, оставив позади гламур и безопасность, прошло несколько месяцев, и они тянулись, как годы, наполненные мраком, тревогой и непрекращающейся жаждой мести.

Теперь его убежищем был не роскошный номер в отеле, а прокуренная каморка над антикварной лавкой, пахнущая пылью, старой бумагой и безысходностью. Вместо безупречного костюма — поношенная одежда, позволяющая сливаться с тенями этого города грехов. Он стал одним из них, обитателей темных углов, питающихся слухами и страхами.

Курапика использовал все связи, что успел наработать, будучи тенью избалованной провидицы. Каждый скупщик краденого, каждый торговец информацией, каждый карманник, готовый продать душу за горсть йенов — все они были частью его разветвленной сети. Он был готов заплатить любую цену за информацию, даже если эта цена — его собственная совесть.

Он искал “красные сокровища”, шептал это словосочетание словно молитву, словно проклятие. “Рубиновые глаза” — это было уже слишком очевидно, слишком заметно. Он хотел услышать об “алом отблеске”, “багровой тени на антикварном полотне”, о чем-то, что могло бы указать на глаза его клана, превращенные в бездушные предметы роскоши.

Каждый вечер он посещал подпольные аукционы, где торговали запретным, опасным, проклятым. Он вглядывался в лица покупателей, выискивая в них жадность, похоть, одержимость — все то, что могло выдать человека, владеющего алой тайной. Он чувствовал себя хищником, выслеживающим добычу, но в то же время ощущал себя жертвой, загнанной в угол собственным горем.

Однажды ночью, в грязном баре, освещенном лишь тусклыми свечами и красными фонарями, он услышал шепот. Двое мужчин, лица которых скрывали капюшоны, оживленно обсуждали какую-то “особенную коллекцию”, прибывшую из глубин континента. Они упомянули “кровавый блеск”, “редкую породу рубинов”, и Курапика почувствовал, как сердце у него бешено заколотилось.

Он подошел к ним, его шаги были легкими и бесшумными, словно у кошки.

— Мне стало интересно, — проговорил он, его голос был низким и угрожающим. — Что это за коллекция?

Один из мужчин окинул его оценивающим взглядом:

— Это не для твоих глаз, парень. Убирайся.

Курапика усмехнулся.

— Может быть, это как раз то, что я ищу.

Мужчина достал нож.

— Тогда тебе придется его заслужить.

Драка была короткой и жестокой. Курапика действовал быстро и эффективно, используя навыки, отточенные до совершенства годами тренировок. Вскоре оба мужчины лежали на полу, тяжело дыша, а Курапика приставил нож к горлу одному из них.

— Рассказывай, — прошипел он. — Где эта коллекция?

Мужчина, заикаясь от страха, назвал имя торговца, известного как “Маэстро”. Он был легендой черного рынка, человеком, способным достать что угодно, за любую цену.

Курапика отпустил мужчину и вышел из бара, оставив позади дымящуюся атмосферу насилия и страха. Его сердце бешено колотилось, кровь пульсировала в висках. Он был на шаг ближе к своей цели.

Но он также знал, что Маэстро — это не просто торговец, это паук в центре огромной сети, окруженный охраной и секретами. Чтобы добраться до него, Курапике придется пойти на еще больший риск, ступить в еще более темные области своей души.

Туман Йоркшина сгущался, словно предзнаменование, окутывая город багровой тенью, словно напоминая Курапике о том, что его месть — это танец со смертью, и он уже давно переступил черту невозврата.