В погоне за алыми глазами (джен)

Туман Йоркшина, как прокисшее молоко, стекал по мостовым, цеплялся за фонари, превращая их в размытые, мерцающие ореолы. Курапика, словно призрак, скользил сквозь эту зловещую дымку, его алые глаза, единственные яркие пятна в этом царстве серости, высматривали любую, даже самую незначительную, зацепку. С тех пор, как он покинул Неон Нострад, оставив позади гламур и безопасность, прошло несколько месяцев, и они тянулись, как годы, наполненные мраком, тревогой и непрекращающейся жаждой мести.

Теперь его убежищем был не роскошный номер в отеле, а прокуренная каморка над антикварной лавкой, пахнущая пылью, старой бумагой и безысходностью. Вместо безупречного костюма — поношенная одежда, позволяющая сливаться с тенями этого города грехов. Он стал одним из них, обитателей темных углов, питающихся слухами и страхами.

Курапика использовал все связи, что успел наработать, будучи тенью избалованной провидицы. Каждый скупщик краденого, каждый торговец информацией, каждый карманник, готовый продать душу за горсть йенов — все они были частью его разветвленной сети. Он был готов заплатить любую цену за информацию, даже если эта цена — его собственная совесть.

Он искал “красные сокровища”, шептал это словосочетание словно молитву, словно проклятие. “Рубиновые глаза” — это было уже слишком очевидно, слишком заметно. Он хотел услышать об “алом отблеске”, “багровой тени на антикварном полотне”, о чем-то, что могло бы указать на глаза его клана, превращенные в бездушные предметы роскоши.

Каждый вечер он посещал подпольные аукционы, где торговали запретным, опасным, проклятым. Он вглядывался в лица покупателей, выискивая в них жадность, похоть, одержимость — все то, что могло выдать человека, владеющего алой тайной. Он чувствовал себя хищником, выслеживающим добычу, но в то же время ощущал себя жертвой, загнанной в угол собственным горем.

Однажды ночью, в грязном баре, освещенном лишь тусклыми свечами и красными фонарями, он услышал шепот. Двое мужчин, лица которых скрывали капюшоны, оживленно обсуждали какую-то “особенную коллекцию”, прибывшую из глубин континента. Они упомянули “кровавый блеск”, “редкую породу рубинов”, и Курапика почувствовал, как сердце у него бешено заколотилось.

Он подошел к ним, его шаги были легкими и бесшумными, словно у кошки.

— Мне стало интересно, — проговорил он, его голос был низким и угрожающим. — Что это за коллекция?

Один из мужчин окинул его оценивающим взглядом:

— Это не для твоих глаз, парень. Убирайся.

Курапика усмехнулся.

— Может быть, это как раз то, что я ищу.

Мужчина достал нож.

— Тогда тебе придется его заслужить.

Драка была короткой и жестокой. Курапика действовал быстро и эффективно, используя навыки, отточенные до совершенства годами тренировок. Вскоре оба мужчины лежали на полу, тяжело дыша, а Курапика приставил нож к горлу одному из них.

— Рассказывай, — прошипел он. — Где эта коллекция?

Мужчина, заикаясь от страха, назвал имя торговца, известного как “Маэстро”. Он был легендой черного рынка, человеком, способным достать что угодно, за любую цену.

Курапика отпустил мужчину и вышел из бара, оставив позади дымящуюся атмосферу насилия и страха. Его сердце бешено колотилось, кровь пульсировала в висках. Он был на шаг ближе к своей цели.

Но он также знал, что Маэстро — это не просто торговец, это паук в центре огромной сети, окруженный охраной и секретами. Чтобы добраться до него, Курапике придется пойти на еще больший риск, ступить в еще более темные области своей души.

Туман Йоркшина сгущался, словно предзнаменование, окутывая город багровой тенью, словно напоминая Курапике о том, что его месть — это танец со смертью, и он уже давно переступил черту невозврата.

Маэстро обитал в самом сердце Йоркшинского подбрюшья, в здании, которое больше походило на гниющий зуб, чем на дом торговца. Снаружи — обшарпанные стены, исписанные граффити и облепленные обрывками афиш, а внутри — лабиринт узких коридоров, освещенных тусклыми лампами и охраняемых угрюмыми людьми с холодными глазами.

Курапика проник туда под видом потенциального покупателя, предъявив поддельные документы и надеясь на свою способность убеждать. Он знал, что любая ошибка может стоить ему жизни. Здесь, в логове Маэстро, жизнь не стоила и ломаного гроша.

Его провели через череду комнат, каждая из которых была более жуткой и удушающей, чем предыдущая. В воздухе висел густой запах благовоний, смешанный с запахом гнили и страха. Наконец, его привели в кабинет, где его ждал Маэстро.

Он сидел за огромным столом, сделанным из темного, полированного дерева, словно трофейный гроб. Его лицо было скрыто в тени, но Курапика чувствовал на себе его изучающий взгляд, словно ощупывающий его, проникающий в самую душу. Маэстро был не просто торговцем, он был психологом, умеющим читать людей, как открытую книгу.

— Итак, — проговорил Маэстро, его голос был хриплым и скрипучим, словно старая пластинка. — Говорят, вы интересуетесь моей коллекцией.

— Да, — ответил Курапика, стараясь сохранять спокойствие. — Я слышал, у вас есть кое-что особенное.

Маэстро усмехнулся.

— Особенное? У меня есть вещи, которые вам и не снились. Сокровища, о которых вы могли только читать в сказках. Но все имеет свою цену.

— Я готов заплатить, — сказал Курапика, его рука невольно потянулась к бумажнику.

— Деньги? — Маэстро презрительно фыркнул. — Деньги — это ничто. Я ищу кое-что другое. Что-то, что нельзя купить за золото.

Курапика нахмурился.

— И что же это?

Маэстро подался вперед, и свет наконец осветил его лицо. Оно было старым и изможденным, словно высушенное солнцем, с глубокими морщинами, испещрявшими его, словно карта подземного мира. Но больше всего Курапику поразили его глаза. Они были холодными, темными, бездонными — и абсолютно пустыми.

— Я ищу историю, — прошептал Маэстро. — Историю, которую никто никогда не слышал. Историю боли, страдания, одержимости. Историю, которую можно продать дороже, чем любой бриллиант.

Курапика понял. Маэстро хотел его историю, его душу, его месть. Он хотел использовать его боль, чтобы торговать, чтобы зарабатывать деньги. Он хотел превратить его трагедию в товар.

— У меня нет историй, — солгал Курапика.

Маэстро снова усмехнулся.

— Не лгите мне, юноша. Я вижу ее в ваших глазах. Алые глаза… Я знаю, что вы ищете.

Сердце Курапики пропустило удар.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю все, — ответил Маэстро. — Я знаю о клане Курута, о резне, об украденных глазах. И я знаю, что у меня есть то, что вам нужно.

Он щелкнул пальцами, и один из охранников подошел к нему, держа в руках небольшой бархатный ларец. Маэстро открыл его, и Курапика замер.

Внутри, на шелковой подкладке, лежали они. Алые глаза. Сверкающие, словно капли застывшей крови, излучающие неземной свет. Курапика чувствовал, как его захлестывает волна эмоций — гнев, боль, надежда, отчаяние. Он не видел их так давно, но узнал бы их из тысячи.

— Они прекрасны, не правда ли? — прошептал Маэстро. — Редкий экземпляр. И они могут быть вашими. Если вы дадите мне то, что я хочу.

Я не отдам тебе свою душу, — ответил Курапика, его голос был твердым и решительным.

— Тогда вы уйдете ни с чем, — сказал Маэстро. -И я продам их кому-нибудь другому. Тому, кто оценит их по достоинству.

Курапика знал, что не может этого допустить. Он должен был вернуть глаза своего клана. Но он не собирался платить за это ценой своей души.

Игра началась. Курапика и Маэстро смотрели друг другу в глаза, каждый из них готовый пойти на все ради своей цели. В воздухе висело напряжение, словно натянутая струна, готовая лопнуть в любой момент. И Курапика знал, что это будет самая сложная и опасная сделка в его жизни.

Ведь Маэстро, был не просто торговцем. Он был хищником, питающимся душами, и Курапика должен был быть осторожным, чтобы не стать его следующей жертвой. Туман Йоркшина сгущался, и багровая тень становилась все гуще, предупреждая о том, что тьма уже близко.