Правила поведения тёмных лордов (Всякий раз…) (гет)

Лилит не спалось, не думалось и не чувствовалось. Она едва находила себя в пространстве и времени. Мир пытался раздавить её, как букашку, свалив на неё разом все события. Ей оставалось лишь слиться с тенью в самом неприметном углу и надеяться, что её не прихлопнет. А если прихлопнет, то не насмерть. Пока все остальные обсуждали случившееся, она трусливо сбежала на крышу Эльфийской песни и провожала взглядом уходящее в закат солнце, желая исчезнуть вместе с ним.

Лилит задрожала, обнимая плечи руками. Ей казалось, что она успела встретиться лицом к лицу с худшим. Она прошла через проклятые территории Лунных Башен. Она столкнулась в противостоянии с самим Миркулом. Казалось, что эти испытания стали наивысшей закалкой. Что самое страшное осталось за плечами. Что теперь её непоколебимость ничто не сможет разрушить. Но Врата Балдура мастерски провели удар исподтишка. Она чувствовала себя опрокинутой. Сброшенной с самой высокой башни. И боялась пошевелиться.

Наименьшей из плохих новостей стал незваный визит во дворец Зарр. Прогремел ритуал нечестивого вознесения. Прогремел безжалостно и внезапно, не оставив времени подготовиться. План был прост. Перейти от городской стены в один из незаметных входов во дворец, до поры не демонстрировать истинных намерений, застать Касадора врасплох и не позволить ритуалу осуществиться. Отличный простой план, придуманный Астарионом… впрочем, у него уже был один похожий, который разлетелся на части.

Начало плана казалось обнадёживающим. Они действительно запросто попали внутрь. Без боя ходили по комнатам, один за другим вскрывая грязные секретики этого места. Погружались в холодный липкий ужас бытия отродий вампира. В особенно горестный вкус прошлого Астариона. Весь путь он провёл в нервном молчании, натянутый, как струна. Он говорил, только если того требовали обстоятельства или сама Лилит неоднократно требовала его внимания. Но в его глазах плескался такой океан боли, что лишний раз не хотелось тревожить. Ярость и без того лилась из него обжигающими брызгами. Они шли дальше уверенно. Она почти поверила, что план сработает без неприятностей...

Но следом грянул страх, хватающий за горло, от понимания, что они привели недостающий фрагмент ритуала в смертельную ловушку. Один взмах жезлом, и саркастичный вампир был лишён одежды и отправлен в нужную часть зала, словно установленная на шахматную доску пешка. Всё случилось слишком быстро. Они не были готовы. Они растерялись и упускали драгоценные секунды, когда Лилит бросилась вперёд и, забыв обо всём на свете, просто выдернула Астариона из магических кандалов, навлекая на себя ярость Касадора.

Лилит поморщилась, стараясь выбрать положение удобнее. Хрупкое тело отзывалось ноющей болью. Она всё ещё чувствовала во рту привкус крови от удара Касадора. Хруст сломавшихся рёбер. Его глумливое обещание, что она станет его первым отродьем после ритуала и на своей шкуре десятикратно испытает всё, что перепадало Астариону. Бой, вышедший из-под контроля вампира, когда Лаэзель с Шедоухарт мастерски избавились от его нечисти. Тяжёлый удар серебряного меча в дружбе с изгнанием нежити сотворили невозможное — сместили чаши весов, но затем…

Изюминкой конкретно этого плана оказалась та часть, которую Астарион не торопился озвучивать на момент планирования. Он упоминал её и не раз наедине. Лилит слышала, но была слишком озабочена подкрадывающимися к ней открытиями о прошлом. Она позволила себе отвлечься. Она позволила себе бояться Тёмного Соблазна больше, чем поступь ритуала. Больше, чем блеск в глазах возлюбленного. И когда наступил переломный момент, она уже не могла стоять, обессиленно сидя на полу темницы. Один долгий взгляд алых глаз. Едва слышное «помоги мне». По щекам ползли бессильные слёзы, когда она внимательно смотрела на его спину, передавая каждую чёрточку в его разум.

Грохот ритуала оглушал. Разрывал на части её сознание. Клеймом горел на её совести, пока она слышала крики отродий. Крики шести точно таких же мучеников, каким был Астарион. И ещё семь тысяч вокруг по клеткам. Она дала им надежду. Она пообещала… Крики нарастали мучительной волной. Ей казалось, что она кричит вместе с ними, срывая горло, чтобы эта боль хоть на мгновение заслонила агонию. Слёзы продолжали течь по щекам. Лаэзель кричала, что ритуал надо прервать. Но белокурый эльф рявкнул в ответ «не смей!», и Лилит к полу пригвоздило понимание — если она остановит его сейчас, то он её не простит. Никогда. Она всхлипнула и зажмурилась от криков. А затем всё стихло. И от этой тишины стало по-настоящему гадко.

Астарион с восторгом встречал своё обновлённое тело, лишённое вечного голода и мертвенного холода, а она падала вглубь себя, вопрошая, в какой момент ступила на кривую дорожку. Ответ, как ни странно, нашёлся сразу. Двумя днями ранее они миновали крепость на Змеиной скале, где должна была вот-вот состояться особая церемония. Разумеется, они не собирались её пропустить. Но, пока шли сборы, крепость стала настолько неприступной, насколько это вообще возможно. Прорываться при помощи грубой силы мешали огненные кулаки, стальная стража и понимание, что герцог Рейвенгард в процессе будет убит.

Но переломным моментом стала не приближающаяся церемония, в которой лорд Горташ станет правителем и защитником города, а ужасающее прозрение. В то утро её сразили острые осколки потерянных воспоминаний. Жестокое осознание. Отродье Баала. Монстр, который придумал план с Абсолют и довёл его до совершенства с Эвером. Чудовище, повинное в тысячах смертей. Кукловод, заразивший личинками илитидов сотни сотен людей. Злодей, что всё это начал. Тёмный Соблазн. Всё это — она. Это бремя её прошлого.

Все зверства Тёмного Соблазна в Лунных Башнях, как оказалось, были всего лишь репетицией перед главным спектаклем. Тем спектаклем, в котором Абсолют захватит весь мир и утопит его в крови. Одно из писем Тёмного Соблазна отцу говорило о том, чего не знал никто из троицы, кроме Баала и его лучшей дочери — победа закончится абсолютом уничтожения всех во имя папочки. Даже Энвер Горташ был приговорён к смерти в должный момент. Весь мир утонет в крови и облетит пеплом. Во имя Баала!

Отвращение и ужас сделали Лилит слабой, уязвимой и невнимательной к ключевой точке плана Астариона. К его пониманию свободы. Раб не просто так хочет встать на место хозяина. Раб видит, что обычного свободного человека можно лишить всего и сделать невольником по щелчку пальцев, и ни боги, ни законы, ни справедливость не помогут. Единственный, кто не может стать рабом — сам хозяин. Стоит ли удивляться, на какое место метит раб? Она продолжала винить себя, ведь Астарион говорил об этом. Говорил открыто, что обретя свободу никогда не забудет, как легко её потерять. Чего вообще стоила свобода в его глазах после всего пережитого?

Всё закончилось на закате. Багряное небо словно разливалось кровью тысячи погибших отродий. Невинных. Не знающих ничего, кроме голода, безумия и клетки. Лилит поморщилась. Она виновата. Она должна была найти верное слово и отвести его от страшной черты. Должна была. Но она слишком погрузилась в ужас собственных проблем, чтобы видеть дальше собственного носа. Поделом тебе, монстр! По щеке снова побежала слеза. Они этого не заслуживали. Дети гуров. Себастьян. Напуганные братья и сёстры Астариона. Сколько слёз нужно пролить, чтобы оплакать их всех?

— Спряталась ото всех, красавица? — услышала она за спиной вкрадчивый голос, от которого по спине побежали мурашки.

Отчего-то, когда он был холодным и страдающим от ненасытной жажды крови отродьем, она совсем не вздрагивала от его присутствия. Даже от неожиданного прикосновения его холодных рук к её коже. Но теперь всё изменилось. Он говорил чуть тише, чем обычно. Во много раз увереннее. С лёгким интимным придыханием в каждом слове. Лишь в ярости его голос становился похожим на тот, к которому она привыкла. Нотки неуверенности, которые делали его очаровательно уязвимым, исчезли, возможно, навсегда. Разве может быть вознесённый вампир в чём-то не уверен? По хребту до сих пор ходил мороз от его слов.

«Твоё сердцебиение ускоряется… Ты задерживаешь дыхание, когда я говорю… Ты ждёшь моего приказа…» — сказал он, и она вновь едва не залилась слезами.

Больно. Очень больно. Но теперь тот, к кому она приходила делиться страхами, исчез. Его заменил чужак, которого она страшилась. Да, её храбрый протест в темнице «я тебя не боюсь» был бравадой. Она боялась. Тогда. И до сих пор. Но когда старая предводительница гуров предложила ей предать Астариона, убить его и покончить с историей о вознесении, на место слабости встала сила. Непробиваемая уверенность, что она никому не позволит обидеть своего возлюбленного.

Он заметил смену её настроения и победно улыбнулся, когда с гурами было покончено.

Но теперь она вновь расклеилась. Ослабла от бессонницы и кошмаров. Рассыпалась песком от жалости к другим и отвращению к себе. Как же хотелось вернуться во вчерашний день, в котором Астарион ещё был ей знакомым каждым изгибом своих самодовольных улыбок. Прижаться к нему в ночном безмолвии и шёпотом вскрыть свой гноящийся секрет. Зажмуриться и сообщить о себе правду, невзирая на последствия. Но она испугалась. Была уверена, что увидит в его глазах отвращение пополам с разочарованием. Она уже пыталась его убить… не совсем она, а Тёмный Соблазн, но разница незначительна. Внутри неё живёт кровожадный монстр, который может в любой момент его снова ранить. Но, как оказалось, не просто какой-то монстр…

И вновь невесёлые мысли зашли на очередной круг…

Астарион не дождался её ответа и подошёл ближе. Теперь его прикосновения были тёплыми. Живыми. Он мягко повернул её лицо к себе, невесомо касаясь пальцами подбородка. Лилит запоздало стёрла со щёк слёзы.

— Прости, — виновато прошептала она. — Сегодня я такой себе лидер, а возлюбленная и того хуже…

Он закатил глаза и усмехнулся, не торопясь прерывать её сбивчивую речь. Лишь сел рядом с ней.

— Я должна радоваться за тебя. Ангажировать на вино, танцы и что-то безумное, чтобы закрыть страницу прошлого с шумной вечеринкой… В конце концов, мы же праздновали истребление гоблинов. Но я… Прости, — она не знала, что ещё сказать.

— Глупости! Ничего ты не должна, — уверенно заявил он, притягивая её в свои объятия.

Лилит постаралась не поморщиться от боли и прижалась головой к его груди. Она чуть вздрогнула от поцелуя в макушку. Тёплого, как и он сам. Как к этому привыкнуть? Ещё и сердце теперь так бьётся. Быстро, как человеческое. Она столько раз засыпала, привыкая к его прохладе и медленно бьющемуся сердцу, ускоряющемуся только в моменты близости, что теперь терялась. Он казался незнакомцем. Будто только внешность сохранилась, а внутри кто-то другой. Кто-то, кого она совсем не знает.

— А про празднование и танцы я погорячился в тот раз, — продолжал он, укладывая её головой на свои колени. — Думаю, лучше отпраздновать победу над гигантским умником с танцами, вином и чем-то безумным. Сейчас мне нужна только ты, моя милая.

— Я… хочу улыбаться, но даже на это нет сил, — нехотя призналась она.

Она поджала ноги, чтобы было удобнее лежать и повернулась к нему лицом. Отчего-то с этой позиции всё выглядело почти как раньше. На мгновение ей даже показалось, что они вновь оказались на берегу ручейка в ночь вечеринки тифлингов. Только они двое, ночь, журчание воды и колючее одеяло. Она задумчиво посмотрела на Астариона. Тревога в груди боролась со странным холодным скепсисом — разве что-то настолько ощутимо изменилось, чтобы дрожать и плакать? Температура тела с сердцем да тембр голоса? Какой ужас! Действительно, пора бежать и прятаться! Мысли из глубины приняли саркастический тон.

— Ты плохо выглядишь, бусинка. Прошлой ночью почти не спала. Снова бессонница, так? — встревоженно спросил он, окончательно превращаясь в прежнего Астариона, которому есть за кого переживать.

— А мне казалось, что прошлой ночью я лежала тихо… — попыталась она улыбнуться, но получилась гримаса боли. Нехотя пришлось признаться: — Да. Этот город. Он всколыхнул воспоминания. Много всего. Хороших среди них нет. Только ужасы наяву. Слова Джахейры подтвердились, я… Ты только не… Пожалуйста, прими это спокойно.

Лилит внутренне сжалась от того, что ей предстояло сказать. Больше всего она сейчас боялась увидеть в его глазах страх, отвращение или ярость. Она во всём виновата. Всю эту свистопляску начала она…

— Душа моя, говори смело. Едва ли ты сможешь меня удивить, — улыбнулся он, поглаживая её по волосам. Знал, что это её успокаивает.

— Я отродье Баала, — выпалила она на одном дыхании и съёжилась, словно ожидала от него удара.

Астарион замер. Секунду или две он казался полностью погружённым в свои мысли, но того, чего боялась Лилит, на его лице не проступило. Он выглядел немного сбитым с толку, растерянным, но скорее напоминал волшебника, который долго не мог разложить сложную формулу заклинания, а после на его глазах кто-то моментально свёл всё к простому фокусу. Глаза его говорили «а ведь я мог догадаться, ответ не слишком сложный».

— Ладно, признаю, ты смогла меня удивить, — наконец кивнул он с лукавой улыбкой, как если бы она просто переиграла его в какую-то игру без правил. Но следом его голос стал серьёзнее: — Это многое объясняет. Особенно твоё ночное хобби пытаться перерезать мне горло. Но, чёрт возьми, отродье Баала!

Лилит стало трудно дышать. Она стыдливо отвела взгляд, чувствуя на горизонте новую порцию слёз.

— Если ты… Если ты не захочешь меня больше видеть, я пойму… — выдавила она из себя ломкие слова, за что Астарион немедленно развернул её лицом к себе, не позволяя спрятаться.

— Не говори ерунды, милая! Я, разумеется, буду против всех семейных посиделок, но не собираюсь с тобой расставаться из-за дурной родословной. Да, балдурских детишек родители пугали твоими родичами ничуть не реже, чем моими, — в его словах даже прозвучала толика игривой зависти, пока совсем не скатилось в полушутку: — Хотя… если подумать, прямой потомок бога, даже такого отвратного, как Баала, будет куда более интересной партией, чем, скажем, дочь проститутки. Гипотетически, разумеется!

— Как мне повезло! — проворчала она, мысленно добавив, что предпочла бы родиться дочерью проститутки от неизвестного клиента, чем отродьем такого божества, как Баал.

— Со мной тебе однозначно повезло, но… Как ты себя чувствуешь? — на этот раз он спрашивал серьёзно, без единого намёка на шутку. — Жаждешь воссоединения с семейкой или закопаться в ближайшей яме?

Она попыталась сглотнуть горький ком, поселившийся в горле. Об этом слишком уж сложно было признаваться. Но взгляд Астариона был таким тёплым, как в ту ночь у Лунных Башен, когда он беззлобно посмеивался над попытками Тёмного Соблазна его убить.

— Мне страшно, — шёпотом призналась она. — Я не знаю, смогу ли противостоять богу. Баал желает резни.

Тёплая ладонь Астариона мягко погладила её по щеке, утешая.

— Знаешь, я раньше не замечал, насколько мы с тобой похожи, — тихо-тихо признался он, глядя ей в глаза тем взглядом, в котором читался он настоящий. Без лоска и флёра. Без попыток закрыться от реальности в самодовольной улыбке, нервной шутке или колкой злости. — Я чувствовал себя парализованным, исполняя волю Касадора на протяжении десятилетий. Предал себя. Перестал надеяться на побег после пары бесплодных попыток… А ведь Баал контролирует тебя в той же манере.

Лилит кивнула, поджав губы. Что-то внутри неё странно шевельнулось в ответ. Не агрессивно, как ночью, когда она едва не убила его. Скорее с интересом.

— Я не знаю, можно ли победить бога, но уверен, что мы должны попытаться! — с несвойственным ему жаром заявил он, заставив её удивлённо приподнять брови. Он говорил так, как даже Уилл не осмеливался. Искренне. Пылая всем сердцем в каждом слове. — Вялое существование одурманенного страхом раба хуже смерти. Не становись такой. Я бы не согласился на прежнюю жизнь даже за все лунные камни Эверески.

Она слабо улыбнулась, решив не спрашивать, так ли эти камни ценны. С её дырами в памяти она понятия не имела, что такое Эвереска. Но не могла не поверить Астариону — в мире не существовало сокровищ, которыми его можно было заманить в рабство.

— Мне в этом самом смысле совершенно плевать на твоё происхождение, — добавил он, помня о её словах про расставание. — Я понимаю, что встреча с Орин теперь вопрос времени, как и героическое прорубание сквозь легионы культистов прямо к твоему папочке в храм… Я говорил, что ненавижу геройства?

— Каждый раз, когда мы кому-то помогаем, — улыбнулась она. На этот раз искренне.

— Но вы никак не уйметесь! Но я всегда буду на твоей стороне, хотя теперь правильно сказать, на нашей!

Её улыбка быстро стала измученной. Она хотела немного приподняться и лечь на бок, но неудачно задела ноющие после дворца Зарр рёбра и недовольно зашипела. Удар у Касадора был даже покрепче, чем у Карлах. Он всего лишь толкнул её, как мешающую ему игрушку, а кости в ответ хрустнули, сломавшись.

— Тебе больно? — не на шутку встревожился Астарион. — Тебя ранили?!

— Касадор сломал несколько рёбер. Ерунда. Уже залечила, утром совсем срастутся, — отмахнулась она, не заметив, как произнесла слово, способное поднять градус злости одного конкретного вампира до точки кипения.

— Если бы я мог убить его ещё раз, я бы делал это снова и снова за каждый твой синячок, — выдохнул он, едва справляясь с эмоциями.

Она уткнулась лбом в его плечо, спародировав сопение ёжика. В лагере ему нравилось когда она так делала. Обычно она так отвлекала его от грустных мыслей или моментов, когда он сильно уходил в себя. И даже сейчас вознесённый Астарион улыбнулся её сопению.

— Мы победили. Это главное, — прошептала она.

— Верно. Не могу поверить, что мы это сделали, — шепнул он в недоверчивом восторге и, чуть погодя добавил своим новым голосом с особым томным придыханием: — Семь тысяч душ… Я не ожидал от тебя такого, моя милая.

Лилит тяжело вздохнула. Уголки губ перестали мучить улыбку, окончательно опускаясь. Себастьяна было жаль до слёз. Детей гуров ещё больше. А они увидели лишь самую верхушку айсберга. По всему подземелью замка Зарр обитало бесчисленное число пленников. Замученных, умирающих и не способных умереть, голодающих и сходящих с ума. Семь тысяч отродий. Жаждущих крови, справедливо обозлённых, безумных и неуправляемых.

— Они были обречены. Я бы никогда не позволила им выйти на поверхность, — прошептала она, принимая неприятную истину. — Я обещала, что их заключение вот-вот окончится. Я не врала. Но я собиралась прервать их мучения, а не освобождать.

— Какая кровожадность. Злые дела входят в привычку? — промурлыкал довольный её ответом Астарион.

— Отпустить семь тысяч голодных и обезумевших от заключения отродий стало бы истинно злым делом. Одна ночь, и они бы осушили весь город. А вслед за городом поубивали бы зверей в лесах. Их было слишком много. Их невозможно контролировать. Можно уговорить одного, двоих, может, дюжину быть паиньками. Но не семь тысяч. Я не рада этому… Совсем, — горько парировала она, чувствуя себя ужасно.

Отвратительно от осознания неприятной правды. Она бы не выпустила бедного Себастьяна. И никогда не позволила бы красноглазым детям встретиться с родителями. Она не собиралась давать им второй шанс. Астариона её ответ ещё больше позабавил.

— И всё же возвращаясь к нашим маленьким злодеяниям, ни одно дело не должно остаться безнаказанным. Или не вознаграждённым, — продолжил он, снова оглаживая её щёку тёплой ладонью. — Чего хочет мой любимый питомец?

Лилит хотела возмутиться. Слово «питомец» неприятно резануло по уху. Но набрав в лёгкие побольше воздуха, она поняла что нечеловечески устала. Настолько устала, что у неё просто не было сил, чтобы возмутиться или просить Астариона не использовать больше это слово. Впрочем, желание у неё было. Самое заветное…

— Поспать. Всю ночь. Без кошмаров. Без мерзкого дворецкого. Без страшных мыслей, от которых сон бежит прочь, — измождённо выдохнула она. — Просто. Хотя бы раз. Поспать. Наверное, я многого требую?

Вампир замер. Взгляд снизу вверх даже сквозь пелену усталости отметил, что к подобному желанию он не был готов. Что-то скрывалось за его улыбкой и внезапно поднятой темой разговора, и это что-то неумолимо ускользало от него. Наконец, Астарион улыбнулся, погладив её по волосам.

— Расслабься, моя маленькая любовь. Твоё желание будет исполнено, — тепло улыбнулся он, всё больше напоминая себя прежнего. — Мне открылись ещё не все тайны нового могущества, но я в силах приказать твоей маленькой мечущейся головушке успокоиться и погрузиться в приятный сон. И разорвать на части всех дворецких, которых пришлёт к тебе папочка.

— Если ты это сделаешь, то обещаю склониться перед твоим могуществом, — устало пробормотала она с полуулыбкой, закрывая глаза.

— Обещаю, ты склонишься передо мной во многих весьма восхитительных позах, — не упустил он момента. — Но когда-нибудь завтра. Сейчас просто дыши ровно и позволь мне коснуться твоего разума.

Привычным действием она приказала личинке соединить их мысли. На мгновение её голова отозвалась тупой болью, как бывало всегда. Мгновением позже всё стихло. Боль ушла. Все неприятные мысли послушным стадом овец забились куда-то далеко. На плечи Лилит наконец опустился долгожданный сон. Без кошмаров. Без тревог. Без былого гнёта. Лишь временами во сне она видела танцующего Астариона в виде большой белой летучей мыши и едва слышный шёпот:

«Я хочу разделить с тобой вечность. Я хочу разделить с тобой всё…»

В этот раз он не решился начать тот самый разговор, что скрепит их вечными узами в этом мире и в Плане Негативной Энергии⁽¹⁾.

1) План Негативной Энергии, иногда называемый Планом Смерти или Планом Негативного Материала; согласно Ван Рихтену, вампиры имеют сильную связь с данным планом и сила ритуала Тёмного поцелуя проходит сквозь него, соединяя вампира и его невесту почти нерушимыми узами.

Вернуться к тексту