Правила поведения тёмных лордов (Всякий раз…) (гет)

Лилит не спалось, не думалось и не чувствовалось. Она едва находила себя в пространстве и времени. Мир пытался раздавить её, как букашку, свалив на неё разом все события. Ей оставалось лишь слиться с тенью в самом неприметном углу и надеяться, что её не прихлопнет. А если прихлопнет, то не насмерть. Пока все остальные обсуждали случившееся, она трусливо сбежала на крышу Эльфийской песни и провожала взглядом уходящее в закат солнце, желая исчезнуть вместе с ним.

Лилит задрожала, обнимая плечи руками. Ей казалось, что она успела встретиться лицом к лицу с худшим. Она прошла через проклятые территории Лунных Башен. Она столкнулась в противостоянии с самим Миркулом. Казалось, что эти испытания стали наивысшей закалкой. Что самое страшное осталось за плечами. Что теперь её непоколебимость ничто не сможет разрушить. Но Врата Балдура мастерски провели удар исподтишка. Она чувствовала себя опрокинутой. Сброшенной с самой высокой башни. И боялась пошевелиться.

Наименьшей из плохих новостей стал незваный визит во дворец Зарр. Прогремел ритуал нечестивого вознесения. Прогремел безжалостно и внезапно, не оставив времени подготовиться. План был прост. Перейти от городской стены в один из незаметных входов во дворец, до поры не демонстрировать истинных намерений, застать Касадора врасплох и не позволить ритуалу осуществиться. Отличный простой план, придуманный Астарионом… впрочем, у него уже был один похожий, который разлетелся на части.

Начало плана казалось обнадёживающим. Они действительно запросто попали внутрь. Без боя ходили по комнатам, один за другим вскрывая грязные секретики этого места. Погружались в холодный липкий ужас бытия отродий вампира. В особенно горестный вкус прошлого Астариона. Весь путь он провёл в нервном молчании, натянутый, как струна. Он говорил, только если того требовали обстоятельства или сама Лилит неоднократно требовала его внимания. Но в его глазах плескался такой океан боли, что лишний раз не хотелось тревожить. Ярость и без того лилась из него обжигающими брызгами. Они шли дальше уверенно. Она почти поверила, что план сработает без неприятностей...

Но следом грянул страх, хватающий за горло, от понимания, что они привели недостающий фрагмент ритуала в смертельную ловушку. Один взмах жезлом, и саркастичный вампир был лишён одежды и отправлен в нужную часть зала, словно установленная на шахматную доску пешка. Всё случилось слишком быстро. Они не были готовы. Они растерялись и упускали драгоценные секунды, когда Лилит бросилась вперёд и, забыв обо всём на свете, просто выдернула Астариона из магических кандалов, навлекая на себя ярость Касадора.

Лилит поморщилась, стараясь выбрать положение удобнее. Хрупкое тело отзывалось ноющей болью. Она всё ещё чувствовала во рту привкус крови от удара Касадора. Хруст сломавшихся рёбер. Его глумливое обещание, что она станет его первым отродьем после ритуала и на своей шкуре десятикратно испытает всё, что перепадало Астариону. Бой, вышедший из-под контроля вампира, когда Лаэзель с Шедоухарт мастерски избавились от его нечисти. Тяжёлый удар серебряного меча в дружбе с изгнанием нежити сотворили невозможное — сместили чаши весов, но затем…

Изюминкой конкретно этого плана оказалась та часть, которую Астарион не торопился озвучивать на момент планирования. Он упоминал её и не раз наедине. Лилит слышала, но была слишком озабочена подкрадывающимися к ней открытиями о прошлом. Она позволила себе отвлечься. Она позволила себе бояться Тёмного Соблазна больше, чем поступь ритуала. Больше, чем блеск в глазах возлюбленного. И когда наступил переломный момент, она уже не могла стоять, обессиленно сидя на полу темницы. Один долгий взгляд алых глаз. Едва слышное «помоги мне». По щекам ползли бессильные слёзы, когда она внимательно смотрела на его спину, передавая каждую чёрточку в его разум.

Грохот ритуала оглушал. Разрывал на части её сознание. Клеймом горел на её совести, пока она слышала крики отродий. Крики шести точно таких же мучеников, каким был Астарион. И ещё семь тысяч вокруг по клеткам. Она дала им надежду. Она пообещала… Крики нарастали мучительной волной. Ей казалось, что она кричит вместе с ними, срывая горло, чтобы эта боль хоть на мгновение заслонила агонию. Слёзы продолжали течь по щекам. Лаэзель кричала, что ритуал надо прервать. Но белокурый эльф рявкнул в ответ «не смей!», и Лилит к полу пригвоздило понимание — если она остановит его сейчас, то он её не простит. Никогда. Она всхлипнула и зажмурилась от криков. А затем всё стихло. И от этой тишины стало по-настоящему гадко.

Астарион с восторгом встречал своё обновлённое тело, лишённое вечного голода и мертвенного холода, а она падала вглубь себя, вопрошая, в какой момент ступила на кривую дорожку. Ответ, как ни странно, нашёлся сразу. Двумя днями ранее они миновали крепость на Змеиной скале, где должна была вот-вот состояться особая церемония. Разумеется, они не собирались её пропустить. Но, пока шли сборы, крепость стала настолько неприступной, насколько это вообще возможно. Прорываться при помощи грубой силы мешали огненные кулаки, стальная стража и понимание, что герцог Рейвенгард в процессе будет убит.

Но переломным моментом стала не приближающаяся церемония, в которой лорд Горташ станет правителем и защитником города, а ужасающее прозрение. В то утро её сразили острые осколки потерянных воспоминаний. Жестокое осознание. Отродье Баала. Монстр, который придумал план с Абсолют и довёл его до совершенства с Эвером. Чудовище, повинное в тысячах смертей. Кукловод, заразивший личинками илитидов сотни сотен людей. Злодей, что всё это начал. Тёмный Соблазн. Всё это — она. Это бремя её прошлого.

Все зверства Тёмного Соблазна в Лунных Башнях, как оказалось, были всего лишь репетицией перед главным спектаклем. Тем спектаклем, в котором Абсолют захватит весь мир и утопит его в крови. Одно из писем Тёмного Соблазна отцу говорило о том, чего не знал никто из троицы, кроме Баала и его лучшей дочери — победа закончится абсолютом уничтожения всех во имя папочки. Даже Энвер Горташ был приговорён к смерти в должный момент. Весь мир утонет в крови и облетит пеплом. Во имя Баала!

Отвращение и ужас сделали Лилит слабой, уязвимой и невнимательной к ключевой точке плана Астариона. К его пониманию свободы. Раб не просто так хочет встать на место хозяина. Раб видит, что обычного свободного человека можно лишить всего и сделать невольником по щелчку пальцев, и ни боги, ни законы, ни справедливость не помогут. Единственный, кто не может стать рабом — сам хозяин. Стоит ли удивляться, на какое место метит раб? Она продолжала винить себя, ведь Астарион говорил об этом. Говорил открыто, что обретя свободу никогда не забудет, как легко её потерять. Чего вообще стоила свобода в его глазах после всего пережитого?

Всё закончилось на закате. Багряное небо словно разливалось кровью тысячи погибших отродий. Невинных. Не знающих ничего, кроме голода, безумия и клетки. Лилит поморщилась. Она виновата. Она должна была найти верное слово и отвести его от страшной черты. Должна была. Но она слишком погрузилась в ужас собственных проблем, чтобы видеть дальше собственного носа. Поделом тебе, монстр! По щеке снова побежала слеза. Они этого не заслуживали. Дети гуров. Себастьян. Напуганные братья и сёстры Астариона. Сколько слёз нужно пролить, чтобы оплакать их всех?

— Спряталась ото всех, красавица? — услышала она за спиной вкрадчивый голос, от которого по спине побежали мурашки.

Отчего-то, когда он был холодным и страдающим от ненасытной жажды крови отродьем, она совсем не вздрагивала от его присутствия. Даже от неожиданного прикосновения его холодных рук к её коже. Но теперь всё изменилось. Он говорил чуть тише, чем обычно. Во много раз увереннее. С лёгким интимным придыханием в каждом слове. Лишь в ярости его голос становился похожим на тот, к которому она привыкла. Нотки неуверенности, которые делали его очаровательно уязвимым, исчезли, возможно, навсегда. Разве может быть вознесённый вампир в чём-то не уверен? По хребту до сих пор ходил мороз от его слов.

«Твоё сердцебиение ускоряется… Ты задерживаешь дыхание, когда я говорю… Ты ждёшь моего приказа…» — сказал он, и она вновь едва не залилась слезами.

Больно. Очень больно. Но теперь тот, к кому она приходила делиться страхами, исчез. Его заменил чужак, которого она страшилась. Да, её храбрый протест в темнице «я тебя не боюсь» был бравадой. Она боялась. Тогда. И до сих пор. Но когда старая предводительница гуров предложила ей предать Астариона, убить его и покончить с историей о вознесении, на место слабости встала сила. Непробиваемая уверенность, что она никому не позволит обидеть своего возлюбленного.

Он заметил смену её настроения и победно улыбнулся, когда с гурами было покончено.

Но теперь она вновь расклеилась. Ослабла от бессонницы и кошмаров. Рассыпалась песком от жалости к другим и отвращению к себе. Как же хотелось вернуться во вчерашний день, в котором Астарион ещё был ей знакомым каждым изгибом своих самодовольных улыбок. Прижаться к нему в ночном безмолвии и шёпотом вскрыть свой гноящийся секрет. Зажмуриться и сообщить о себе правду, невзирая на последствия. Но она испугалась. Была уверена, что увидит в его глазах отвращение пополам с разочарованием. Она уже пыталась его убить… не совсем она, а Тёмный Соблазн, но разница незначительна. Внутри неё живёт кровожадный монстр, который может в любой момент его снова ранить. Но, как оказалось, не просто какой-то монстр…

И вновь невесёлые мысли зашли на очередной круг…

Астарион не дождался её ответа и подошёл ближе. Теперь его прикосновения были тёплыми. Живыми. Он мягко повернул её лицо к себе, невесомо касаясь пальцами подбородка. Лилит запоздало стёрла со щёк слёзы.

— Прости, — виновато прошептала она. — Сегодня я такой себе лидер, а возлюбленная и того хуже…

Он закатил глаза и усмехнулся, не торопясь прерывать её сбивчивую речь. Лишь сел рядом с ней.

— Я должна радоваться за тебя. Ангажировать на вино, танцы и что-то безумное, чтобы закрыть страницу прошлого с шумной вечеринкой… В конце концов, мы же праздновали истребление гоблинов. Но я… Прости, — она не знала, что ещё сказать.

— Глупости! Ничего ты не должна, — уверенно заявил он, притягивая её в свои объятия.

Лилит постаралась не поморщиться от боли и прижалась головой к его груди. Она чуть вздрогнула от поцелуя в макушку. Тёплого, как и он сам. Как к этому привыкнуть? Ещё и сердце теперь так бьётся. Быстро, как человеческое. Она столько раз засыпала, привыкая к его прохладе и медленно бьющемуся сердцу, ускоряющемуся только в моменты близости, что теперь терялась. Он казался незнакомцем. Будто только внешность сохранилась, а внутри кто-то другой. Кто-то, кого она совсем не знает.

— А про празднование и танцы я погорячился в тот раз, — продолжал он, укладывая её головой на свои колени. — Думаю, лучше отпраздновать победу над гигантским умником с танцами, вином и чем-то безумным. Сейчас мне нужна только ты, моя милая.

— Я… хочу улыбаться, но даже на это нет сил, — нехотя призналась она.

Она поджала ноги, чтобы было удобнее лежать и повернулась к нему лицом. Отчего-то с этой позиции всё выглядело почти как раньше. На мгновение ей даже показалось, что они вновь оказались на берегу ручейка в ночь вечеринки тифлингов. Только они двое, ночь, журчание воды и колючее одеяло. Она задумчиво посмотрела на Астариона. Тревога в груди боролась со странным холодным скепсисом — разве что-то настолько ощутимо изменилось, чтобы дрожать и плакать? Температура тела с сердцем да тембр голоса? Какой ужас! Действительно, пора бежать и прятаться! Мысли из глубины приняли саркастический тон.

— Ты плохо выглядишь, бусинка. Прошлой ночью почти не спала. Снова бессонница, так? — встревоженно спросил он, окончательно превращаясь в прежнего Астариона, которому есть за кого переживать.

— А мне казалось, что прошлой ночью я лежала тихо… — попыталась она улыбнуться, но получилась гримаса боли. Нехотя пришлось признаться: — Да. Этот город. Он всколыхнул воспоминания. Много всего. Хороших среди них нет. Только ужасы наяву. Слова Джахейры подтвердились, я… Ты только не… Пожалуйста, прими это спокойно.

Лилит внутренне сжалась от того, что ей предстояло сказать. Больше всего она сейчас боялась увидеть в его глазах страх, отвращение или ярость. Она во всём виновата. Всю эту свистопляску начала она…

— Душа моя, говори смело. Едва ли ты сможешь меня удивить, — улыбнулся он, поглаживая её по волосам. Знал, что это её успокаивает.

— Я отродье Баала, — выпалила она на одном дыхании и съёжилась, словно ожидала от него удара.

Астарион замер. Секунду или две он казался полностью погружённым в свои мысли, но того, чего боялась Лилит, на его лице не проступило. Он выглядел немного сбитым с толку, растерянным, но скорее напоминал волшебника, который долго не мог разложить сложную формулу заклинания, а после на его глазах кто-то моментально свёл всё к простому фокусу. Глаза его говорили «а ведь я мог догадаться, ответ не слишком сложный».

— Ладно, признаю, ты смогла меня удивить, — наконец кивнул он с лукавой улыбкой, как если бы она просто переиграла его в какую-то игру без правил. Но следом его голос стал серьёзнее: — Это многое объясняет. Особенно твоё ночное хобби пытаться перерезать мне горло. Но, чёрт возьми, отродье Баала!

Лилит стало трудно дышать. Она стыдливо отвела взгляд, чувствуя на горизонте новую порцию слёз.

— Если ты… Если ты не захочешь меня больше видеть, я пойму… — выдавила она из себя ломкие слова, за что Астарион немедленно развернул её лицом к себе, не позволяя спрятаться.

— Не говори ерунды, милая! Я, разумеется, буду против всех семейных посиделок, но не собираюсь с тобой расставаться из-за дурной родословной. Да, балдурских детишек родители пугали твоими родичами ничуть не реже, чем моими, — в его словах даже прозвучала толика игривой зависти, пока совсем не скатилось в полушутку: — Хотя… если подумать, прямой потомок бога, даже такого отвратного, как Баала, будет куда более интересной партией, чем, скажем, дочь проститутки. Гипотетически, разумеется!

— Как мне повезло! — проворчала она, мысленно добавив, что предпочла бы родиться дочерью проститутки от неизвестного клиента, чем отродьем такого божества, как Баал.

— Со мной тебе однозначно повезло, но… Как ты себя чувствуешь? — на этот раз он спрашивал серьёзно, без единого намёка на шутку. — Жаждешь воссоединения с семейкой или закопаться в ближайшей яме?

Она попыталась сглотнуть горький ком, поселившийся в горле. Об этом слишком уж сложно было признаваться. Но взгляд Астариона был таким тёплым, как в ту ночь у Лунных Башен, когда он беззлобно посмеивался над попытками Тёмного Соблазна его убить.

— Мне страшно, — шёпотом призналась она. — Я не знаю, смогу ли противостоять богу. Баал желает резни.

Тёплая ладонь Астариона мягко погладила её по щеке, утешая.

— Знаешь, я раньше не замечал, насколько мы с тобой похожи, — тихо-тихо признался он, глядя ей в глаза тем взглядом, в котором читался он настоящий. Без лоска и флёра. Без попыток закрыться от реальности в самодовольной улыбке, нервной шутке или колкой злости. — Я чувствовал себя парализованным, исполняя волю Касадора на протяжении десятилетий. Предал себя. Перестал надеяться на побег после пары бесплодных попыток… А ведь Баал контролирует тебя в той же манере.

Лилит кивнула, поджав губы. Что-то внутри неё странно шевельнулось в ответ. Не агрессивно, как ночью, когда она едва не убила его. Скорее с интересом.

— Я не знаю, можно ли победить бога, но уверен, что мы должны попытаться! — с несвойственным ему жаром заявил он, заставив её удивлённо приподнять брови. Он говорил так, как даже Уилл не осмеливался. Искренне. Пылая всем сердцем в каждом слове. — Вялое существование одурманенного страхом раба хуже смерти. Не становись такой. Я бы не согласился на прежнюю жизнь даже за все лунные камни Эверески.

Она слабо улыбнулась, решив не спрашивать, так ли эти камни ценны. С её дырами в памяти она понятия не имела, что такое Эвереска. Но не могла не поверить Астариону — в мире не существовало сокровищ, которыми его можно было заманить в рабство.

— Мне в этом самом смысле совершенно плевать на твоё происхождение, — добавил он, помня о её словах про расставание. — Я понимаю, что встреча с Орин теперь вопрос времени, как и героическое прорубание сквозь легионы культистов прямо к твоему папочке в храм… Я говорил, что ненавижу геройства?

— Каждый раз, когда мы кому-то помогаем, — улыбнулась она. На этот раз искренне.

— Но вы никак не уйметесь! Но я всегда буду на твоей стороне, хотя теперь правильно сказать, на нашей!

Её улыбка быстро стала измученной. Она хотела немного приподняться и лечь на бок, но неудачно задела ноющие после дворца Зарр рёбра и недовольно зашипела. Удар у Касадора был даже покрепче, чем у Карлах. Он всего лишь толкнул её, как мешающую ему игрушку, а кости в ответ хрустнули, сломавшись.

— Тебе больно? — не на шутку встревожился Астарион. — Тебя ранили?!

— Касадор сломал несколько рёбер. Ерунда. Уже залечила, утром совсем срастутся, — отмахнулась она, не заметив, как произнесла слово, способное поднять градус злости одного конкретного вампира до точки кипения.

— Если бы я мог убить его ещё раз, я бы делал это снова и снова за каждый твой синячок, — выдохнул он, едва справляясь с эмоциями.

Она уткнулась лбом в его плечо, спародировав сопение ёжика. В лагере ему нравилось когда она так делала. Обычно она так отвлекала его от грустных мыслей или моментов, когда он сильно уходил в себя. И даже сейчас вознесённый Астарион улыбнулся её сопению.

— Мы победили. Это главное, — прошептала она.

— Верно. Не могу поверить, что мы это сделали, — шепнул он в недоверчивом восторге и, чуть погодя добавил своим новым голосом с особым томным придыханием: — Семь тысяч душ… Я не ожидал от тебя такого, моя милая.

Лилит тяжело вздохнула. Уголки губ перестали мучить улыбку, окончательно опускаясь. Себастьяна было жаль до слёз. Детей гуров ещё больше. А они увидели лишь самую верхушку айсберга. По всему подземелью замка Зарр обитало бесчисленное число пленников. Замученных, умирающих и не способных умереть, голодающих и сходящих с ума. Семь тысяч отродий. Жаждущих крови, справедливо обозлённых, безумных и неуправляемых.

— Они были обречены. Я бы никогда не позволила им выйти на поверхность, — прошептала она, принимая неприятную истину. — Я обещала, что их заключение вот-вот окончится. Я не врала. Но я собиралась прервать их мучения, а не освобождать.

— Какая кровожадность. Злые дела входят в привычку? — промурлыкал довольный её ответом Астарион.

— Отпустить семь тысяч голодных и обезумевших от заключения отродий стало бы истинно злым делом. Одна ночь, и они бы осушили весь город. А вслед за городом поубивали бы зверей в лесах. Их было слишком много. Их невозможно контролировать. Можно уговорить одного, двоих, может, дюжину быть паиньками. Но не семь тысяч. Я не рада этому… Совсем, — горько парировала она, чувствуя себя ужасно.

Отвратительно от осознания неприятной правды. Она бы не выпустила бедного Себастьяна. И никогда не позволила бы красноглазым детям встретиться с родителями. Она не собиралась давать им второй шанс. Астариона её ответ ещё больше позабавил.

— И всё же возвращаясь к нашим маленьким злодеяниям, ни одно дело не должно остаться безнаказанным. Или не вознаграждённым, — продолжил он, снова оглаживая её щёку тёплой ладонью. — Чего хочет мой любимый питомец?

Лилит хотела возмутиться. Слово «питомец» неприятно резануло по уху. Но набрав в лёгкие побольше воздуха, она поняла что нечеловечески устала. Настолько устала, что у неё просто не было сил, чтобы возмутиться или просить Астариона не использовать больше это слово. Впрочем, желание у неё было. Самое заветное…

— Поспать. Всю ночь. Без кошмаров. Без мерзкого дворецкого. Без страшных мыслей, от которых сон бежит прочь, — измождённо выдохнула она. — Просто. Хотя бы раз. Поспать. Наверное, я многого требую?

Вампир замер. Взгляд снизу вверх даже сквозь пелену усталости отметил, что к подобному желанию он не был готов. Что-то скрывалось за его улыбкой и внезапно поднятой темой разговора, и это что-то неумолимо ускользало от него. Наконец, Астарион улыбнулся, погладив её по волосам.

— Расслабься, моя маленькая любовь. Твоё желание будет исполнено, — тепло улыбнулся он, всё больше напоминая себя прежнего. — Мне открылись ещё не все тайны нового могущества, но я в силах приказать твоей маленькой мечущейся головушке успокоиться и погрузиться в приятный сон. И разорвать на части всех дворецких, которых пришлёт к тебе папочка.

— Если ты это сделаешь, то обещаю склониться перед твоим могуществом, — устало пробормотала она с полуулыбкой, закрывая глаза.

— Обещаю, ты склонишься передо мной во многих весьма восхитительных позах, — не упустил он момента. — Но когда-нибудь завтра. Сейчас просто дыши ровно и позволь мне коснуться твоего разума.

Привычным действием она приказала личинке соединить их мысли. На мгновение её голова отозвалась тупой болью, как бывало всегда. Мгновением позже всё стихло. Боль ушла. Все неприятные мысли послушным стадом овец забились куда-то далеко. На плечи Лилит наконец опустился долгожданный сон. Без кошмаров. Без тревог. Без былого гнёта. Лишь временами во сне она видела танцующего Астариона в виде большой белой летучей мыши и едва слышный шёпот:

«Я хочу разделить с тобой вечность. Я хочу разделить с тобой всё…»

В этот раз он не решился начать тот самый разговор, что скрепит их вечными узами в этом мире и в Плане Негативной Энергии⁽¹⁾.

1) План Негативной Энергии, иногда называемый Планом Смерти или Планом Негативного Материала; согласно Ван Рихтену, вампиры имеют сильную связь с данным планом и сила ритуала Тёмного поцелуя проходит сквозь него, соединяя вампира и его невесту почти нерушимыми узами.

Вернуться к тексту

Дом печали оставил гнетущее впечатление. Они победили. Уели Госпожу Утрат. Вычистили храм от её фанатиков. Отобрали её пленников. Шар не получила Шедоухарт. История обрела свой счастливый финал. Потерянная в лесу девочка наконец нашла своих родителей, а её похитители вдоволь испили из чаши возмездия. Впрочем, им тоже был дан шанс одуматься и отступить. Путь по дому печали не омрачился бессмысленной резнёй. Отчего же так горько на душе?

Лилит почувствовала эту горечь, едва тень и холод обители шаритов сменились полуденным зноем городских улиц. Что-то скребущееся внутри не давало покоя. Не позволяло улыбнуться и порадоваться за подругу. Но и сама Дженевель, как теперь её звали родители, не спешила бросаться в безудержный восторг. Она помрачнела даже больше, чем когда дева Эйлин раскрыла перед ней обман Шар. Отчего в её изумрудных глазах словно талый лёд застыл.

Они вернулись в Эльфийскую песнь на закате. Карлах шумно пожелала отпраздновать. Немногословная Лаэзель отчего-то захотела присоединиться. Джахейра мудро заявила, что в жизни так много горестей, посему не стоит упускать шанс порадоваться успехам. Гейл и Уилл поддержали подавляющее число голосов. Только Астарион таинственно помалкивал, оставаясь в странном нейтралитете с момента ритуала. Он словно чего-то выжидал. Или кого-то.

Лилит, старательно изгоняя странную внутреннюю горечь, помогала бывшим пленникам Шар устроиться с удобством. Ей с первого взгляда понравились эти двое. Было в них что-то такое, что вызывало ощущения холодного овощного супа в жаркий полдень, тёплого камня под ногами на закате, солнечных зайчиков, скачущих по лицу утром, и чего-то простого, но родного. Хорошего. Но печального. Она старательно стряхивала с себя непрошенную грусть и сердито поглядывала на Иссохшего, который своим неуместным интересом к новоприбывшим немного пугал Эммелину. Арнел держался достойно, хотя ему явно было не по себе от присутствия странного спутника, позволяющего себе реплики, словно сошедшие со страниц старинных пьес, на которых ещё сохранились слова, давно вышедшие из повседневной речи.

Когда супруги Святолист устроились, за спиной Лилит возник Астарион, чтобы немедленно увести её под предлогом очень серьёзного разговора. И ему бы удалось этот разговор начать, если бы Арнел не начал искать дочь, обратив всеобщее внимание на пропажу девушки.

«Шедоухарт!» — на пределе терпения выдохнул Астарион, вкладывая в одно слово телегу недовольства.

— Будь к ней милосерднее, она наконец обрела родителей… Ну и ей, наверное, непросто, — шепнула она, намереваясь найти бывшую жрицу Шар.

Поиски начались с таверны. Лакрисса, пожав плечами, сообщила, что видела их боевую подругу уходящей из таверны в темноту надвигающейся ночи. Несмотря на сомнительную безопасность города, было решено разделиться. И поделить между собой город. Минск, разумеется, пошёл с Джахейрой в южную часть Нижнего города. Карлах схватила под руку Уилла и бодрой походкой направилась к Драконьему перекрёстку. Лаэзель, пожав плечами, ушла в сторону Ривингтона с Гейлом. Родителей ночной гулёны Лилит попросила остаться в таверне на случай, если Шедоухарт вернётся раньше остальных. Изобель пообещала дать яркий лунный свет над Эльфийской Песней, если жрица вернётся. Астарион, закатив глаза, согласился погулять по северной части Нижнего города. Всю дорогу он страдающе яростно смотрел во все тёмные углы улиц, словно надеялся найти и сжечь дотла их соратницу.

— Что она тебе сделала, чтобы заслужить такую ярость? — не выдержала Лилит, едва не рассмеявшись от надутого вида Астариона.

— Ярость? Бусинка, моя ярость куда страшнее этого, я всего лишь недоумеваю, почему наша счастливая обладательница вернувшихся почти из небытия родителей бежит прочь, сверкая пятками, — недовольно проговорил он со снисходительной улыбкой. — Или это очередной ритуал её новой любимой богини? Они же детей отправляют в лес…

— Очень сомневаюсь, что взрослых они при этом выгоняют ночью бродить по городу!

— И то верно, возможно, наша доблестная жрица уже ускакала на ближайшую опушку. Пошла искать ночные орхидеи…

— Иногда ты такой же чуткий, как удар камнем по голове, — усмехнулась Лилит. — Стыдно признаться, но я ей завидую. Сейчас. В этот момент у неё есть родители, которые примут её любой и будут безусловно любить. Это так… печально.

— Печально?!

— Мне становится печально, когда я смотрю на неё. Наверно, я просто завидую. В некотором роде я завидую вам всем. Моя жизнь началась с пробуждения в наутилоиде. А до него — ничего. Я не Тёмный Соблазн… Не подумай неправильно, я не отказываюсь от ответственности за всё содеянное, но я… вот эта я, не существовала до крушения. Моя жизнь даже короче, чем кажется. И больше всего я завидую тем, что у вас есть прошлое. Родители. Что-то… У меня в лучшем случае ничего, а в худшем Баал.

— Не стоит идеализировать наличие прошлого, бусинка. Не считая ритуала, я был бы не прочь поменяться с тобой местами и очнуться после крушения без прошлого и всего того дерьма, что оно мне преподнесло.

— Прости, я не о том…

— Да, я понял. Когда ты рождаешься с определёнными регалиями, передающимися от отца к сыну, то не стоит ждать, что родители с чадом будут иметь тёплые отношения, как наша жрица со своими, понимаешь?

Лилит кивнула. До неё быстро дошло. Её поломанные мозги с самого первого дня приучили не спрашивать, откуда в голове есть знания, но отсутствует память. Она знала сюжеты немалого количества книг, имена самых важных лиц в Балдуре, слова и аккорды песен. Знала очень и очень многое, но не помнила, как и откуда получала эти знания. Они просто приходили. Стоило Астариону упомянуть о регалиях, как она сразу поняла, что речь идёт об аристократических семьях. Дети сразу после рождения передаются армии слуг. Кормилицы, няньки, учителя, наставники и многие многие другие. До совершеннолетия ребёнок встречается с родителями на официальных приёмах и в момент написания семейного портрета. Порой за десятилетие не наберется и дюжины таких встреч, а что говорить о разговорах по душам и попытке узнать друг друга получше. Да, в таких семьях нет любви и тепла. Только отточенные механизмы власти.

— Ты их помнишь? — осторожно спросила она, боясь встревожить старую рану.

Астарион покачал головой. Он казался предельно расслабленным и немного раздражённым выходкой Шедоухарт, но поджатые губы чуть сильнее обычного и напряжение, прошедшее едва заметной волной по линии челюсти, выдавали его истинные чувства. Всё ещё больно. Он никогда не признается — это Лилит знала наверняка. Он попытается отшутиться, если будут для этого силы. Или открыто оборвёт разговор, если эмоций станет слишком много. Астарион ненавидел прошлое и не сменит гнев на милость уже никогда.

Она просто взяла его за руку и прижалась щекой к его плечу. В ответ услышала горестный вздох, который немедленно сменился почти насмешливой улыбкой.

— Такими темпами мы точно не найдём нашу подругу. Или тебе уже нет до неё дела, когда рядом такая неотразимая красота, как я? — подмигнул он.

— Теперь весьма отразимая. Во всех поверхностях, — усмехнулась она. — Но я… возможно, немного задумалась.

— И о чём же думает мой милый баалёночек, когда надо искать подругу? — вопрос с подвохом. Самое время менять тему и стараться не думать о родителях. — Только не говори, что я вновь занял всю твою прелестную головку и не оставил места для остальных.

Внутри что-то грустно ёкнуло от очередной мысли про родителей. Но почти сразу стихло. Астарион, сам того не зная, подал ей хорошую идею для обсуждения.

— О том, что эта прогулка почти что напоминает свидание, но я хотела бы настоящего, — улыбнулась она, боднув его макушкой в плечо. — Где только ты и я. Никаких поисков пропавших друзей, борьбы за выживание и культистов всех мастей и расцветок. Никого лишнего. Музыка. Танец. И темы для разговора… ну, знаешь, не о насущных делах и прошлом. А просто так. Что-то приятное.

— Значит, моя прекрасная леди хочет танцев и музыки, милых бесед и приятного времяпрепровождения? — с видом кота, дорвавшегося до сметаны, промурлыкал вампир. — Быть может, бал? Ты будешь прекрасной в подходящем платье. Я буду неописуемо прекрасен в… если хочешь, тоже надену платье!

Лилит захохотала, представив Астариона в платье. Отчего-то картинка в голове вышла не глупой, а провокационной. Она не сомневалась, что вампир сможет сразить всех гостей своей эпатажностью и выглядеть даже в женском платье так, словно это они не поняли новые веяния моды, а он просто оседлал самую высокую волну. Только ради этого с ним стоило посетить хоть один официальный приём и напрячь все свои искалеченные извилины, чтобы припомнить основы этикета и правила поведения в высшем обществе. Что-то ей подсказывало, что она их даже знала.

— Бал… да, это тоже можно. Но я скорее думала, о вечере только для нас двоих, — подчеркнула Лилит.

— Только ты и я… — медленно протянул Астарион своим новым непривычным тембром с особенным придыханием, от которого волоски на шее начинали шевелиться. — Какое заманчивое предложение или, кто знает, кладезь заманчивых предложений.

От последних слов его глаза едва не загорелись тем же инфернальным алым светом, как в момент ритуала. Этот переход от Астариона-знакомого до Астариона-чужого не единожды заставлял Лилит невольно съёживаться от ужаса. Словно она заигрывала с норой булея⁽¹⁾, выманивая своими словами монстра на поверхность.

— Я… — она напряглась, видя, как стремительно теряет возлюбленного, превращающегося на её глазах в подобие Касадора и вздохнула, пытаясь наконец рассказать, что с ней происходит: — Я про другое. Это сложно объяснить.

— Я люблю сложные объяснения, бусинка.

Вновь шаг к насмешливому Астариону, которого она успела изучить вдоль и поперёк. Возможно, потому что он был частью необъятного мира, который она начала познавать, вывалившись из щупалечного корабля. Частью основной, почти первостепенной. Лилит очнулась одна после крушения. Лаэзель оказалась где-то в кустах и быстро попала в ловушку тифлингов, а Шедоухарт завалило обломками, и снова они встретились уже в роще друидов. Лилит бродила среди обломков корабля одна, как потерянный щенок, пока не услышала голос, зовущий на помощь. На примере белокурого эльфа она выучила первые уроки о жестоком мире, где есть обманщики, нож у горла, бесчестная атака в ответ на желание помочь и необоснованные обвинения. А также признание ошибочного мнения, умение сгладить первое впечатление и безумная идея объединиться с таким необычным первым встречным. Весь окружающий мир, кажущийся простым и понятным, с каждым шагом набирал глубину, краски и множество оттенков каждого цвета сторон. Вместе со сложностью мира становился всё сложнее её первый спутник.

— Ну, знаешь, когда мы только начинали привязываться друг к другу в Изумрудной роще, мне было достаточно вечеров у костра, когда ты читал, а я играла на лютне, коротких бесед по делу с мгновениями флирта и прочего. Но тогда каждый день казался последним. В моём случае, первым и последним…

— Так, и что же изменилось?

— Мы всё ещё живы! — воскликнула она с чуть нервной улыбкой. — А ещё есть неплохие шансы, что мы переживём всё это. И будет жизнь после выживания, Абсолюта, гигантского мозга, Баала и личинок илитидов. А если так, то теперь мне мало. Я не жалуюсь, просто… Я хочу по-настоящему. Нас.

— Хм, не это ли я предлагал не столь давно? Под Лунными Башнями, если память вновь тебя подвела, мой милый баалёночек, — передразнил он её, вернувшись к знакомому ей тону окончательно.

Он закружил её на месте, будто в танце, увлекая в объятия. Лилит робко заглянула в его глаза, с облегчением отмечая, что пугающий алчный огонёк погас. На неё смотрел её Астарион.

— Я не забыла, просто мы ни разу не рискнули сделать шаг к чему-то настоящему. Кроме совместного сна, разумеется, — пролепетала она.

Даже вот таких прогулок с разговорами и объятиями у них не было. И если бы Шедоухарт не исчезла, то и не случилось бы. Лилит не знала, часто ли парочки так делают, но хотела как можно чаще проводить время с Астарионом. Только без тревоги за подругу. Просто замирать на месте с глупой улыбкой глядя на него, вестись на его провокации и шутливые подначивания. Чувствовать жизнь. В полной мере.

— Всё это скоро закончится, моя маленькая любовь, — прошептал Астарион, — когда наши враги падут, у нас будет всё. Балы, свидания, прогулки и всё самое настоящее, что ты захочешь. И, говоря о настоящем, мы можем уже сейчас сделать большой шаг в будущее…

В его глазах вновь зажёгся тот самый пугающий огонёк. Что-то алчное и властное проступило сквозь возлюбленного и теперь незнакомец удерживал Лилит в крепких объятиях. Его голос был мягче бархата, а тон пьянил сильнее бренди. Но вдоль позвоночника ползли мурашки. Глаза судорожно выхватывали кусочки реальности, стараясь не смотреть в сторону гипнотического рубинового всполоха. И не безуспешно…

— Смотри, — указала она на блеснувшую в лунном свете заколку, которая тоскливо лежала под самым носом на каменной тропинке. — Это её. Шедоухарт.

Астарион терпеливо выдохнул, проворчав, как невовремя пропадают и обнаруживаются некоторые полуэльфийки. Но Лилит уже поспешила по следу. Дорожка вела к каменному саду, прилегающему к кладбищу. Точнее говоря, теперь это был каменный сад, забытый и заросший, а до того священное место для селунитов.

Жрица нашлась у потрескавшейся статуи Селуне.

— Сюда давно никто не приходил. Возможно, люди утратили веру. Или… забыли про это место, — негромко проговорила она, заметив приближение Лилит. Астарион с недовольным выражением лица остался поодаль. — Я хотела прийти сюда, — продолжила полуэльфийка, отвечая на висящий в воздухе вопрос. — Проверить, почувствую ли я что-то — не то, что раньше. Теперь, когда я знаю всё, что знаю. Теперь, когда я знаю, кто я.

Её голос дрожал. Гнёт после дома печали давил на неё в изрядной степени. Плечи бывшей жрицы Шар поникли. Вся её поза говорила о глубокой скорби и реках слёз, что накатывали волнами и желали немедленно пролиться.

— И как, ты чувствуешь что-нибудь? — прошептала Лилит, осторожно подходя к ней ближе.

— Я… я не знаю, — по-детски прошептала та, в моменте невероятно напоминая саму Лилит. Две маленькие девочки без воспоминаний о прошлой жизни встретились, обнаружив себя во взрослых телах и в жестоком взрослом мире. — Я привыкла испытывать лишь те чувства, которые она мне навязывала. А теперь я предоставлена самой себе и мне кажется, я тону.

Весьма знакомые чувства. Нередко они накатывали тёмными вечерами и душили. Не позволяли вздохнуть и почувствовать себя хоть немного в безопасности. На помощь приходили музыка и Астарион. У Шедоухарт на тот момент была Шар и фанатичная вера, не позволяющая усомниться. Сомнительное лекарство от тревоги, но теперь нет даже такого.

Лилит так хотелось сказать, что она понимает. По-настоящему понимает её чувства. Что сама не раз так тонула. Что берег можно однажды найти. Нужно только дать себе немного времени. Позволить себе быть не идеально исполнительным солдатом, инструментом Госпожи Утрат, а просто живой девушкой.

— Ты слишком многого от себя требуешь. Не спеши.

— Я уже слишком много времени потеряла. И большую часть даже не помню. А то, что помню… — жрица горько усмехнулась, позволяя слезам проступить на глазах. — Куда проще было бы плюнуть на всё и превратиться в чудовище. Моя семья вновь со мной, но я не смею смотреть им в глаза. Я не достойна быть их дочерью.

Не выдержав, она расплакалась. Лилит сделала шаг, чтобы подойти и обнять её. Утешить. Найти нужные слова и разделить тяжёлый момент. Но в ту же секунду увидела тех, кто был самой природой создан для этой задачи.

— Это не правда, — сухо ответил Арнелл на самобичевание дочери.

— Даже не рядом, — подтвердила его слова Эммелина.

Лилит отступила в сторону, едва заметно улыбнувшись. Она не сердилась них за то, что не послушали её и отправились искать дочь. Судя по всему, они понимали, куда она пойдёт, лучше всех остальных.

— Простите, — по-детски вытерла слёзы Шедоухарт. — Я не хотела, чтобы вы видели меня такой.

От вида попыток дочери выглядеть сильнее, чем она есть, Эммелина вздохнула и подошла ближе, обнимая её за плечи.

— Живой? Свободной? Что-то чувствующей? — она улыбнулась, глядя на своё дитя с любовью. — Годами я мечтала увидеть тебя такой.

— Увидеть, как ты снова станешь собой, Джен. Это нас поддерживало всё это время, — добавил Арнелл, становясь рядом с дочерью и женой.

Глядя на них Лилит, вновь почувствовала горький укол зависти. Не той, после которой бегут немедленно отбирать чужое или причинять вред. Нет. Она ощущала сожаление, что у неё такого момента никогда не будет. Она никогда не будет чьей-то доченькой, которую обнимут и утешат. Она отступила ещё на несколько шагов назад, чтобы не мешать.

— Я не смогу быть вашей Дженевель — такой, как вы её помните, — услышала она сдавленный голос Шедоухарт.

— Конечно, сможешь… — попытался ей возразить отец, но встретился с твёрдым отказом.

— Нет. Для этого мне придётся вновь отказаться от самой себя. Я — Шедоухарт… настолько же, насколько и Дженевель. Это нельзя просто взять и выбросить из головы. Я не сделаю так больше, — напомнила она родителям, что давно выросла в сильную и закалённую боями женщину, умеющую принять свои тёмные стороны. Но уже спустя секунду вновь улыбнулась им: — К тому же, имя Шедоухарт по-прежнему мне подходит. Возможно, даже больше, чем раньше. Нельзя отбрасывать тень, если нет света. Не волнуйтесь, я по-прежнему ваша дочь… конечно, если вы этого хотите.

Жрица неуверенно посмотрела на родителей, которые и не думали выпускать её из своих объятий. Напротив, они продолжали обнимать и смотреть на неё так, как только любящий родитель смотрит на своё дитя.

— Я буду называть тебя, как ты захочешь, лишь бы ты была счастлива, — кивнула Эммелина и повернулась к супругу. — Арнелл?

— Лунная Дева указывает путь и помогает нам обрести своё истинное «я», Шедоухарт. Доченька.

Воссоединённая семья вновь слилась в объятиях. С радостными улыбками, слезами и едва слышными обещаниями, что теперь всё будет по-другому. Всё будет хорошо. Никто и никогда их не разлучит. Они преодолеют любые трудности, ведь они наконец вместе. Лилит осторожно отступила подальше от них в тень. На этом горько-сладком празднике воссоединения она была лишней. А её собственный «праздник» станет кровавым кошмаром. Она помрачнела, вспоминая, что за каждым поворотом её могла поджидать так называемая сестрёнка.

Орин. От её имени и жуткого мясного наряда передёргивало. Но хуже становилось от слов дворецкого, утверждающего, что красная дева в подмётки не годится истинному отпрыску Баала — Тёмному Соблазну. А оценивал Скелеритас Гнус исключительно мерзости. Значит — и от этого вывода желудок угрожал исторгнуть всё съеденное за день — Орин даже близко не так отвратительна, какой была Лилит до своей травмы.

Стоит ли поблагодарить «сестрицу» за столь радикальный терапевтический ход, обративший законченную паскуду в кого-то нормального? Лилит покачала головой, вспоминая, что даже она, после пробуждения на наутилоиде, вытягивала из себя что-то хорошее титаническими усилиями по нитке. Порой приходилось сознательно рычать на себя и требовать не творить мерзостей, которые словно вросли в кости.

Даже в момент когда она видела малютку Арабеллу в гиблых землях, окружённую проклятыми тенями со следами засохших слёз на глазах, ей приходилось мысленно напоминать себе, что она хорошая и должна помочь ребёнку. Как минимум предоставить ей кров и защиту, а потом найти пропавших родителей. Где же было её красноречие, способное направить руку противника против его же горла? Почему она так легко может заставить демона, проклятую нежить и чёрт знает кого ещё убить себя ради услады её глаз, но едва способна утешить ребёнка, потерявшего родителей?

Астарион поймал её за плечи, когда она совсем ушла в себя. Она не вздрогнула, хоть внутри всё на мгновение перевернулось с мысленным криком «Орин!». Но тело знало прикосновения возлюбленного лучше, чем её буйствующий рассудок.

— Дадим им время, — прозвучал в темноте шёпот. Лилит так и не поняла, кто из них это предложил.

Они старались держать семейство в поле зрения, прогуливаясь по кладбищу. Перевёртыши имени культа Баала и сама Орин не дремали. Не стоило облегчать им работу в поимке спутников и последующего шантажа. Астарион взял Лилит под руку и повёл мимо старых могильных плит, почти утративших имена тех, кто был похоронен.

— Немного типичное место для свидания с вампиром. Ну… по крайней мере, очень уж ожидаемое место, — нервно усмехнулась она, старательно отгоняя неприятные мысли.

— Моя милая прелесть, у тебя слишком стереотипный взгляд, — мягко парировал Астарион, с недовольством глядя на место их прогулки. — В бытность отродья я бы ни за какие сокровища сюда не явился. Даже за обещание заменить гнилую крысу на, скажем, почти свежего дохлого енота.

— Оба варианта звучат ужасно, — покачала она головой.

— Особенно в сравнении с твоей сладкой шейкой, дорогая, — прошептал он, хищно приблизившись к ней. От его тёплого дыхания по коже побежали мурашки.

— Вот как? — захихикала она, краем глаза наблюдая за Шедоухарт и её семьёй. — Знаешь, Астарион, сейчас ты звучишь, как стереотипный вампир.

Он игриво чмокнул её в шею, прямо напротив пульсирующей артерии. Лилит со смехом взвизгнула. До ритуала он ужинал ею почти каждую ночь. После него необходимость в её крови отпала, и теперь она отмечала свою ненужность печалью. Нехотя пришлось признать, ей нравилось, что она нужна Астариону больше, чем вода смертному.

— Виновен, — поднял он руки в притворной капитуляции. — Но это не отменяет того, насколько твоя шея сладкая. Не говоря о восхитительной крови в ней.

— Крови Баала… — добавила она, пытаясь в полушутке справиться с неприятной истиной. — Кстати, ты не чувствуешь порывов устраивать резню или творить всякие страшные и жестокие вещи? Различных порочных желаний?

Астарион широко улыбнулся, продемонстрировав все свои острые зубки.

— Не больше чем обычно, бусинка.

— Хм, странно. Если подумать, сколько ты выпил, Баал может посчитать тебя своим отродьем, — усмехнулась она, хотя шутила просто ради того, чтобы почувствовать себя немного лучше. Мысли о Баале, Орин и прошлом отравляли всякую улыбку.

Астарион воспринял её попытку неловко отшутиться от реальности как возможность втянуть её в свои возмутительные игры.

— Если ты так надеешься избежать встречи с папочкой, то я очень сомневаюсь, что нам получится его так обмануть. Впрочем, я не против попробовать. Но взамен… взамен тебе придётся исполнять моё желание. И не одно. Мои до неприличия порочные желания.

— Тогда придётся вновь погеройствовать и принять вызов Орин и Баала, — дерзко ответила она, выворачиваясь из перспективы быть должной ему сразу несколько неприличных желаний.

— Теперь я оскорблён до глубины души! Ты предпочла бросить вызов богу, лишь бы не выполнять мои желания?! А что, если я тебе скажу, что тебе понравилось бы их исполнять?

Лилит невольно улыбнулась, удивляясь как ему всякий раз это удавалось. Всё шло не так, настроение становилось мрачнее паучьего логова, но этот насмешливый вампир просто говорил что-то провокационное и она находила в себе маленькую смешинку. И тогда мир уже не казался настолько гадким. Она уже собиралась с улыбкой ответить ему в тон, когда заметила, что он внезапно остановился. И заинтересовался одной старой могилой.

— Говоря о том месте, которое я никогда бы не пожелал посещать в бытность вампирского отродья, — пробормотал сам себе Астарион со сползающей с лица улыбкой.

— Могилу? Эту… — она подошла поближе, разбирая витиеватую надпись на эльфийском.

Могила была старой. Скромной. Потемневший камень когда-то выглядел гораздо благороднее. Некоторые буквы устарели и ушли из повседневного эльфийского письма, но угадать имя было несложно. Особенно если произносить его по сотне раз в день. Мысленно и вслух.

— Астарион… Анку… Анкунин? Ого, значит, Астарион Анкунин?! — брови Лилит поползли вверх.

Она никогда не задумывалась о фамилиях своих спутников. Да, Шедоухарт, благодаря появлению родителей, оказалась обладательницей своеобразной фамилии Святолист, а скромный Уилл ни много ни мало самим герцогом Рейвенардским. Она не раздумывала над остальными, но фамилия у Астариона оказалась какой-то совершенно не созвучной с ним.

— Тебя удивляет наличие у меня фамилии? — он принял её удивление со снисходительной улыбкой, стряхивая помрачневшее состояние.

— Да… нет… Всё-таки да. Твоя покорная слуга лишена такой привилегии как фамилия, — машинально парировала она, осознавая, что одна такая. — Чёрт… ведь если подумать, то у всех, кроме меня, есть фамилии.

— Возьмёшь мою, — бросил он будничным тоном, продолжая сверлить недобрым взглядом потрескавшийся могильный камень.

— Что?.. — растерялась Лилит, не зная, пошутил он или на что-то намекнул.

— А что? Не нравится? — насмешливо поинтересовался он.

Лилит замялась. Она точно не знала, можно ли кого-то обидеть оценкой фамилии. А характер вампира и вовсе в этом ей казался потёмками. Но она решила рискнуть и выложить честно.

— Звучит немного странно. Астарион Анкунин. Если думать о звучании фамилий, то с твоим характером нужно что-то как у герцога Рейвенгарда, но ещё более впечатляюще.

— Ты ранила меня прямо в сердце! Моя фамилия недостаточно впечатляющая?! — ахнул он, театрально схватившись за грудь.

— Ну… она вполне впечатляющая для какого-нибудь писателя родом из Рашемена!

— Как ты смеешь! Ты заплатишь за это, мой милый баалёночек! — воскликнул он со всей наигранной мстительностью.

Не дожидаясь её ответа, он мастерски напал на неё сзади, оказавшись в другом месте меньше, чем за мгновение. Лилит едва не взвизгнула, но вовремя зажала рот рукой, чтобы не шуметь на кладбище и не мешать единению семьи Святолист. Астарион будто намеренно решил вырвать из неё все девичьи звуки и не стеснялся щекотать её и покусывать за чувствительную шею.

И всё же, когда игривый порыв поугас, вампир помрачнел, глядя на свою могилу. Лилит могла его понять. Она помнила его историю. Астариона буквально похоронили в этой могиле после покушения и «щедрого предложения» от Касадора. До наступления следующей ночи он страдал от агонии трансформации. А следом был долгий-долгий путь наверх. Едва ли рабовладелец был настолько мил, чтобы помочь своему новоиспечённому рабу выбраться.

— Я не был здесь с момента когда меня похоронили. Голыми руками разбил гроб, а после грянули мои самые долгие шесть футов грязи до поверхности и глотка свежего воздуха. Но когда я наконец выбрался на поверхность, меня поджидал Касадор и два века грядущего рабства, — будто услышав её мысли, ответил Астарион.

— Мне жаль, что тебе пришлось это пережить, — шепнула она. — Если бы я могла, то забрала всю твою боль себе.

Он в ответ легонько сжал её руку в своей. Осторожный взгляд на его лицо открыл образ Астариона, которого она видела лишь раз или два, когда во время посиделок у костра он думал, что его никто не видел. В целом, так оно и было, обычно все спали, только она мучилась бессонницей и видела, каким становится лицо белокурого эльфа, смотрящего невидящим взглядом в огонь. Тогда он будто пропадал для настоящего, погружаясь во мглу прошлого.

— Теперь ты сам себе хозяин, — негромко продолжила она. — Если захочешь, снова можешь стать тем, кем был до… этого. До всего.

— Я уже не помню того эльфа, которого здесь похоронили. Порой спрашиваю себя, осталось ли во мне хоть что-то от него. Что-то кроме камня и выбитого на нём имени. И чем дальше, тем меньше я могу найти ответов. Почти два века я бродил по улицам, как призрак, пока тот, кем я был, оставался здесь. Погребённый.

Лилит нахмурилась. Горечь прошлого чувствовалась на языке. Почти физически можно было ощутить, как она медленно отравляет всё светлое и радостное в Астарионе, кислотой опаляя побеги его лучшей стороны.

— Я его не знала совсем, но… как мне кажется, у него была точно такая же хитрющая улыбка, — в памяти вспыхнула одна из их первых ночей, когда она стала для Астариона зеркалом. — И наверняка такая же привычка говорить двусмысленные шуточки, чтобы добавить собеседникам немного неловкости и смущения.

— О, да неужели? Хм, продолжай! — он сейчас казался котом, которого наконец начали чесать за ушком и он не желал отпускать это состояние.

— Хм, я думаю, что, несмотря на два века, он умел привлечь всеобщее внимание острым словом, своей эрудицией и пронзительным взглядом. Не сомневаюсь, что он был душой любой дискуссии, — продолжила она гладить его по шёрстке, вампир сиял от каждого её слова и едва не мурлыкал.

— Мне нравится…

— И, конечно же, не скрывал ото всех, какой он на самом деле начитанный и образованный. Но его природное очарование било наповал сильнее самых взрывных стрел! И это я ещё не отметила стойкость, надёжность и страстность, скрытые под манерами и хладнокровием.

— А ещё он был и остаётся прекрасен, не так ли дорогая? — подсказал он ей.

— Прекраснее всех! Ведь Карлах в то время ещё не родилась…

— Ах ты!..

Расхохотавшись от старой шутки «ты ничего, но прекраснее всех Карлах», он немедленно атаковал её безудержной щекоткой, за что в ответ получил удар неудержимой пляской Отто. Мощь ритуала нечестивого вознесения не спасла вампира от минуты бодрого танца, в который он вероломно втянул Лилит, крепко в неё вцепившись. Будто этого было мало, как только действие заклинания завершилось, Астарион с мальчишеской улыбкой закружил её на месте, продолжая выплясывать.

— Астарион, ты безумен! Только тебе придёт в голову танцевать на собственной могиле! — хохотала Лилит.

— Эта могила только для этого и подходит, чтобы на ней танцевать! — ничуть не смутился белокурый эльф.

Безумие оказалось заразным. Где-то там, за воротами кладбища остались все переживания о завтрашнем дне. Где-то во мраке катакомб города скрывалась Орин и культ Баала. Вот-вот в крепости на Змеиной скале должна была грянуть их встреча с Энвером Горташем и едва ли она будет тёплой. Неясной оставалась ситуация с Императором и Орфеем. Но главное — Абсолют. Как новый культ, разрастающийся всё больше, так и гигантский мозг. Всё это осталось там, завтра оно вновь осядет неподъёмной ношей на плечах. А сегодня можно сходить с ума и танцевать как в последний раз на пустой могиле.

Этот обоюдный срыв казался именно тем, что даст небольшую передышку перед грядущими проблемами.

— У нас всё будет, бусинка, — заверил её Астарион, крепко обнимая в последнем витке танцев. — Свидания, балы, прогулки — всё, что ты пожелаешь. Я обещаю тебе, весь мир раскроется перед нами, когда мы сокрушим наших врагов!

Рубиновые глаза горели уверенностью. Не приятной бравадой, а истинным обещанием, что всё будет хорошо.

— Обещай, что в конце мы останемся. Ты и я, — прошептала она, давая волю своему затаённому страху. Каждый день мог буквально стать последним для одного их них или обоих. И теперь это предчувствие мучило сильнее чем когда-либо. — Всё остальное мелочи. Свидания, балы, мир…

— Моя маленькая…

— Нет, просто обещай! — потребовала она и неожиданно для самой себя выпалила: — Ты был на моей стороне всё это время. Мы прошли через жажду крови, боль, сожаления. Ты был ко мне терпеливее всех. Заботился обо мне. Ты даже доверял мне, когда это было безумием! Я чувствую себя в безопасности, только когда ты рядом…

Она чуть лукавила на последнем слове. Она чувствовала себя с ним в полной безопасности, пока не прогремел ритуал. И теперь ощущала себя потерявшейся в лесу девочкой от того, как запросто Астарион, знакомый ей каждой своей улыбкой, превращался в пугающего её чужака. Но даже когда от его голоса по коже бегали мурашки, она знала, что он никогда не позволит кому-то обидеть её. Она отчаянно заключила его лицо в колыбель ладоней, собираясь с храбростью.

— Я боюсь это потерять. Поэтому, что бы ни принесло нам завтра, я хочу успеть всё сказать, — голос дрожал. Мешал говорить. На глазах отчего-то выступили слёзы. Она выдохнула, желая произнести самое важное: — Я…

— Астарион! Лилит! Где вы там? Мы уходим! Идёте с нами? — крикнула Шедоухарт, возвращая их в настоящее, где от спутников порой невозможно было куда-либо спрятаться.

Храбрость испарилась. Щёки залил румянец смущения, а красноречие скрылось до лучших времён. Почти произнесённые слова растворились, не успев прозвучать. Лилит едва не отпрянула от Астариона, словно девица, которую застали целующейся с парнем.

— Шедоухарт!!! — тихо прорычала она, понимая, что момент упущен.

— Будь к ней милосерднее, она наконец обрела родителей и ей сейчас непросто! — насмешливо процитировал ей Астарион её же слова, окончательно сбивая настроение.

— Ты… — фыркнула она, но покачала головой и с удручённым нервным смехом направилась за жрицей и её семьёй.

Уже второй раз всё срывалось. Второй раз он остался ни с чем. Так называемые союзники вероломно отбирали его женщину…

1) Булей — обитатель подземья — прожорливый монстр, сочетающий поведенческие черты крота и гигантского голодного доисторического крокодила. Очень опасная тварь, которая может напасть из норы, прыгнуть, придавить и разорвать на части. Лучшая тактика битвы с такими — избегать его.

Вернуться к тексту

Примечания:

Атеншн!!!

Есть секс ?

От Ласки Шаресс по коже бегали мурашки. Даже дворец Зарр так не нервировал, как это место истинных удовольствий. Лилит тяжело вздохнула. В городе творилась неразбериха. След культистов Баала обрывался так же быстро, как и обнаруживался. Но хуже всего то, что в самом городе именем Абсолют и лично желаниями Орин Красной творился форменный хаос. Львиная доля преступлений совершалась без какой-либо логической связи и прямого влияния культистов. И тем труднее было найти ту самую дорогу к храму папочки.

Мерзкий дворецкий исчез после того, как она «обидела» его своим упрямством. Теперь, как он сказал на прощание, они встретятся у её отца. Намёк был более чем понятен. Тёмный Соблазн знает, как добраться до храма Баала. Нужно всего лишь позволить своей худшей стороне выйти наружу и она сама приведёт их куда надо. Но проще сказать, чем сделать. Даже если бы Лилит хотела позвать свою худшую часть, после Лунных Башен та сидела тихо-тихо где-то внутри. Иногда её шевеление удавалось почувствовать, но не более того. Лилит будто посадила своего монстра в клетку и потеряла от неё ключи. Всё, что той оставалось — это рычать в темноте.

Впрочем, Джахейра и Астарион единым фронтом заявили, что прибегать к такой помощи — это худшее из возможных решений. Мудрая друидка и вознесённый вампир впервые согласились друг с другом и противостоять такому союзу не было ни единого шанса. Хуже всего, что в городе не нашлось безопасного места для них. По возвращению в эльфийскую песнь, Лилит регулярно находила в своей постели письма, криво написанные красными чернилами. Орин передавала «привет» и жаждала поскорее встретиться. А ещё намекала, что компания у Лилит подобралась на зависть славная, не будет ли «сестрёнка» против поделиться хотя бы одним…

После этого было приказано держаться группами. Благо, союзников набралось немало. Родители Шедоухарт оставались следить за Йенной, зверинцем, Иссохшим и комнатой в таверне. Здоровье им не позволяло делать что-то большее. Иссохший заверил Лилит, что семья Святолист не пострадает, пока он рядом. И всё же культистов требовалось отыскать.

Большой отряд разделился. Джахейра, Минск и пляшущая от восторга Карлах отправились в самые мрачные катакомбы города. Туда, где правили теневые гильдии, сила сделок и договоров. Говоря на одном языке с гильдиями, можно было выйти на след тех, кто прогнулся под Абсолют или баалистов. А там и вытянуть тонкую ниточку до храма. В конце концов, где ещё быть такому месту, как не под землёй?

Гейл, Уилл, Шедоухарт и Лаэзель взяли на себя расследования череды убийств, взявшее старт в Ривингтоне. Бедолага клоун, беженец-тифлинг, служитель храма — убийства не имели никакого общего зерна, но совершались одной рукой. Следовало только пойти по кровавому следу и определить, кто и для чего это делает.

Астарион, Хальсин и Лилит взяли на себя самое странное место в городе, откуда можно было начинать поиски. Самое изысканное здание на Драконьем Перекрёстке. Три этажа похоти, разврата и тайных желаний, которые превращались в реальность за звон монет. Цветные козырьки на внешней стороне здания всех радостных цветов, музыка, которую слышно даже с улицы, и общая атмосфера праздности в любое время дня и ночи. Своего рода храм богини Шаресс, воплощающий идеи праздников, гедонизма и чувственного удовлетворения. А простыми словами — бордель.

От красных страстных оттенков интерьера немного мутило. Рабочий персонал в откровенной униформе смущал. Смотреть на все эти зоны, разделённые по вкусам и запросам, было почти физически неприятно. Лилит с первого взгляда поняла, что ей здесь не нравится. Даже музыканты, проявляющие истинный талант, никак не восхищали её. Дом продажного секса. Обитель арендованных на ночь тел. Перед глазами то и дело возникало лицо Астариона, когда он признавался ей в своём прошлом у Лунных Башен. Касадор заставлял его продавать тело любому подходящему незнакомцу, но не за звон монет, роскошь с красивыми драпировками, дорогими духами и манящей музыкой, а за крысу и день без пыток. В Ласке Шаресс воплощалось в романтизации и воспевании худшее из того, что может происходить в близости. Принуждение. Продажность. Предоставление тела без истинного желания.

Лилит немедленно ушла бы из этого места, но зацепка вышла слишком уж явной. Пропала «строгая библиотекарша», она же Фиона Златобедрая. С одной стороны, мало ли куртизанок сбегают, понимая, что подобная жизнь не для них. Если не брать в расчёт, что Фиона была совсем немолодой дварфийкой и пахала, как ломовая лошадь на ферме. Такие даже после долгих лет не уходят. Отчего-то Лилит была в этом уверена. Внутри что-то упорно талдычило — это тот самый хвостик, который они искали. Надо лишь вцепиться, и следы донесут их до храма Баала.

День упорных поисков и возвращение в ночлежку Фрейго дали свои результаты. Хвост. И не просто хвост, а почти путеводная звезда прямо до храма. Фиона Златобедрая стала жертвой собственного сына, незадолго до смерти вскрыв его страшный секретик. Дневники и записи женщины, её собственное посмертное признание и самый настоящий список грядущих жертв выстроили золотой путь до цели. Джекпот, как сказал бы хранитель лотереи из цирка. Убийца, за которым шла чудовищная тропинка из трупов, обрёл имя и точный маршрут. А финиш ждал его в объятиях Баала. Оставалось всего лишь найти этого амбициозного кандидата на звание Нечестивого Убийцы. Он шёл ровно по списку. Имена самого начала уже имели собственные некрологи в Балдурском Вестнике.

Но имелись те, кого можно было предупредить. Собственно, детективная линия, взявшая старт в Ривингтоне, скоро присоединилась к ним, чтобы вновь разделиться. Следовало предупредить всех без исключения жертв списка и одновременно остановить злодея. Погоня длилась до самого заката. Они почти поймали его на винном фестивале, лишь чудом избежав смертей мирных горожан. А следом сильно пострадал магазин «Бутик Многоликого», когда пришлось одновременно спасать его владельца и жестко загонять в угол убийцу. Некий Долор был хорошим бойцом. Не в то русло он пустил свои таланты. И всё же, его кровавая тропа дала им всё необходимое. Словесную карту до храма Баала, пароль и «гостинцы» для божества. Всё необходимое, чтобы устроить встречу с названной сестрицей и жестоким папочкой. Или не только с ними.

Но день был слишком тяжёлым, чтобы немедленно бросаться в катакомбы города и устраивать воссоединение семьи. Компаньоны были вымотаны и жаждали вернуться в Эльфийскую песнь, чтобы, после короткого ужина, спать до самого утра беспробудным сном. Лилит отправила всех отдыхать, но сама решила зайти в пренеприятное заведение, чтобы сообщить Мамзель Амире, что её самая популярная работница не пропала, а умерла. Хотя «сама решила» громко сказано. Заглянуть в обитель разврата вдруг пожелал Астарион, невинным голосом пояснив, что спит крепче, когда все дела за день сделаны. Хальсин не захотел расставаться с ними, хоть и ворчал на каменный город, обласканный солнцем.

Владелица борделя грустно вздыхала в ответ на исчерпывающую информацию о её строгой библиотекарше. Острый глаз Лилит отмечал, что та действительно расстроена. Вот только чем? Самой смертью несчастной дварфийки или потерей прибыли, которую та обеспечивала? Впрочем, Мамзель Амира оказалась настолько мила, что подарила ночь с любым из её цветочков бесплатно. В счёт оказанной помощи.

Заинтересованный блеск в глазах одновременно Астариона и Хальсина вызывал лёгкое недоумение. Лилит изо всех сил старалась не быть ханжой и принимать специфические вкусы всех вокруг себя. В конце концов, она никогда не спрашивала, как развлекаются гиты, размножаясь при этом яйцекладом. Но после признаний Астариона о том, что он чувствовал всякий раз, когда дело доходило до близости, подобные места она начала презирать. Примерно так же сильно, как белокурый эльф презирал смертных слуг Касадора, готовых на всё ради надежды на укус, дарующий вечное рабство.

Разумеется, все работники выглядели счастливыми, жаждущими утех и восторженными от своего места работы. Вот только Астарион тоже не выглядел мучеником, когда всякий раз вёл её в лес. И едва ли он честно показывал свои эмоции, когда приманивал очередную жертву для хозяина. Лилит прекрасно помнила, что не настаивала на близости, более того, ей меньше всего хотелось сближаться с кем-то настолько интимно. Инициатива шла от него и только от него. Тем тяжелее было принять правду. На протяжении двухсот лет он был вынужден идти на самоизнасилование. Иначе Лилит не могла назвать то, чем он занимался. Проституция? Да, но одно от другого недалече. И хуже всего то, что в самом начале их отношений, она была частью этого.

И вот они в борделе.

Лилит непонимающе смотрела по сторонам, больше всего на свете желая уйти из этого места и уже не возвращаться. Никогда. Но Астарион был в таком восторге. Она так давно не видела его настолько радостным, что уступила. Он страдал две сотни лет, да и последние деньки не назвать хорошими. Она может немного потерпеть ради него.

Эта мысль звенела в её голове, когда они познакомились с близнецами дроу. Сорн и Ним Орлис. Брат и сестра. Они почти успешно притворялись дроу Ллос, им даже все верили, только Лилит усмехнулась, решив не раскрывать их маленький секретик. В конце концов, реальные дроу Ллос могли бы стать большой проблемой для мирных жителей Балдура. Близнецы казались даже милыми. Их игра выглядела приятной и естественной, они будто невзначай продавали секс под видом милого уединения. Идеально выверенный спектакль дрогнул лишь на моменте, когда Сорн деловым тоном сообщил, что сначала оплата, а потом наслаждение.

Лилит и не думала соглашаться. Ни на предложение Сорна о чём-то ярком и безудержном, ни на слова о нежном и восхитительном от Ним. Но близнецы сразу разглядели в них с Астарионом пару. И тогда прозвучало куда более непристойное предложение, на которое вампир ответил бурным восторженным согласием. Лилит растерянно молчала. Хальсин скромно предложил свою кандидатуру, чтобы сделать весёлый вечер ещё более ярким. Дело оставалось за ней.

Лилит могла сказать «нет», но слово застряло в горле.

Столько времени прошло после его признания у Лунных Башен. Казалось, это было вечность назад, когда она предложила ему быть вместе без секса и он с заметным облегчением согласился. Порой ей хотелось быть чуть ближе, но она не настаивала. Ни разу. Она решила, что будет ждать столько, сколько ему потребуется, чтобы перешагнуть через свою боль и двигаться дальше. Даст ему со своей стороны полное доверие и поддержку. И вот, когда ритуал нечестивого вознесения прогремел и окончательно стих, Астарион встретил идею провести время впятером с ненаигранным восторгом. Могла ли она сейчас сказать нет, встать поперёк его преодоления прошлого? Могла посметь разрушить этот хрупкий прогресс? Она сжала зубы и кивнула, растягивая губы в улыбке.

«По нашим традициям подобные сборища, в которых не менее пяти участников, могут официально считаться оргиями! Если же их четыре или меньше — то просто встреча. С точки зрения законности, во всяком случае…»

Кажется, это произнёс Сорн. Лилит криво улыбнулась, стараясь выглядеть заинтересованной. Внутри всё сжималось от крика «не хочу», но она шла за близнецами дроу в их особенную комнату удовольствий. Она почти ничего не замечала на своём пути, лишь убеждала себя сделать ещё один шаг. Ради Астариона. Ведь ему так захотелось. Неужели она разок не уступит? Ради его удовольствия.

Комната пахла, как Подземье. Украшения в виде живых грибов, взятых с земли дроу, щекотали ноздри своим специфическим ароматом. Это даже расслабляло. Жаль, что среди грибов не нашлось тиммаска. С его спорами многое воспринималось бы проще. Немного дурмана, и естественная эйфория вкупе с глупым смехом сделала бы напряжённый момент приятным. По крайней мере, для Лилит.

Двери закрылись.

Никто не войдёт.

А Лилит не уйдёт, пока они не закончат.

Это должно было стать наслаждением. Так почему она чувствует себя пленницей куда сильнее, чем дроу, для которых это работа без шанса отказать?

— Надеюсь, ты не боишься темноты, радость моя? Прежде чем мы начнём, я должна погасить свет. Это очень важно. В нашей комнате будет полная темнота, чтобы ничего не отвлекало тебя от удовольствия, — ласково улыбнулась Ним, явно замечая её выражение лица.

Лилит взяла её за руку. С темнотой стало чуть легче. Одежда слетела с них почти мгновенно. Эти близнецы были мастерами своего дела. Ним едва касалась её, обнажая и телом, и мятежным сердцем. Лилит едва сдерживала дрожь. Она не хотела. Ей не нравились чужие прикосновения. Даже сквозь темноту она запросто отличала родные руки от чужих. Ним почувствовала её напряжение и старалась не тревожить, перейдя к Хальсину.

— Ну что ж, дорогие мои… Решили потанцевать с профессионалом? Получите и распишитесь!

Его кожа ощущалась как жемчуг, почти прозрачная, невероятно гладкая и нежная. Прикосновение к ней даровало покой. Обещание удовольствия. Но вокруг слишком много рук, желающих коснуться.

«Он само совершенство! Даже самый бесчувственный мужлан и тот бы прослезился!» — восклицал Сорн, отравляя сердце Лилит незнакомым раньше чувством.

«Хм… Природа, определённо, очень постаралась, когда сотворила тебя, Астарион!» — согласился с дроу Хальсин, лишь подливая яду в сердце Лилит.

Астарион охотно стал центром внимания их компании, и все старались ублажить его. Рядом с ним было спокойнее. Но сердце заходилось в бешеном бое. И не от волнения. Не от желания. От нервозности. От стремления поскорее сбежать. Напряжение совсем иного толка скапливалось в ней, угрожая вырваться плачем и криком. Во всеобщем веселье звучал флирт Хальсина, Сорна и Астариона. Они заметно получали удовольствие от происходящего. Ним выглядела сосредоточенной на собственном внутреннем мире. Она воплощала собой создание не от мира сего. И только она старалась не трогать Лилит. Возможно, относительно неё догадки были верными.

«Я не хочу. Пожалуйста, оставьте меня. Не трогайте» — зажимала она внутренний крик.

Хальсин явно получал удовольствие, загребая когтистой лапой всех, кто попадался ему. Лилит старалась быть терпеливой и относиться ко всему, как к тому, что требуется перетерпеть. Она растягивала губы в улыбке, старалась выглядеть естественно. И считала минуты, когда наконец всё закончится.

Прикосновения, множество прикосновений. Ароматное масло, помогающее расслабиться и компенсирующее отсутствие желания. Шёпот дроу. Шутливые перепалки Астариона и Хальсина. Дразнящие укусы и смазанные поцелуи тех единственных губ, которые она хотела на себе ощущать. Это могло бы быть приятно. Это должно было приносить наслаждение. Но Лилит чувствовала, что в этой постели трое лишних. Сердце едко горело от вида Астариона в объятиях Сорна, Ним и Хальсина по очереди. Мысли травили её воспоминаниями, как вампир высмеивал таких, как Уилл, не желающих делить свою пару с кем-то ещё. Таких, как Лилит. Ханжей, шикающих на разнообразие удовольствий.

Лилит почувствовала себя чуть лучше, когда Хальсин занялся близнецами, а она оказалась на коленях Астариона. Она заглянула в его глаза, и по спине поползли мурашки. В рубиновых глазах не было ни единой искорки радости, лишь пугающая напряжённость.

Она стыдливо отвела взгляд, прикусив губу и чувствуя себя виноватой. Она всё испортила, это очевидно. Он раскусил её неумелую игру и недоволен, как всё прошло.

По телу вновь пробежала дрожь. Вдоль горла к сердцу спускалось чувство вины. Он доверил ей свою слабость, он решился вместе с ней перешагнуть через горечь прошлого, но она не смогла сделать самую малость — притвориться, что ей нравится. Хотя бы разок уступить ему с искренней улыбкой. От собственного эгоизма стало тошно. С болью в голову пришла совсем чудовищная мысль — если она такая ханжа, то они с Астарионом просто не пара. Быть может, ей стоит проявить свою любовь чуть более самоотверженно и отпустить его? Не терзать своими оковами?

Всё закончилось.

Близнецы уснули в крепких объятиях Хальсина. Лилит лежала поодаль, сжавшись в комочек. Она обнимала себя за плечи, стараясь удержать себя. Астарион выждал момент и встал с кровати. Она встрепенулась, поднявшись за ним. Страх сжал горло и толкнул немедленно пойти за ним.

— Что-то не так? Ты был сам не свой, — прошептала она, чувствуя себя отвратительно. Она будто позволила себе пройти сквозь унижение, да ещё и не получила ничего взамен за свою жертву.

— Не бери в голову дорогая, всё прекрасно, — отмахнулся он, отступая от неё ещё больше.

Сердце сдавила ледяная хватка вины.

— Не надо так, — прошептала она, отгоняя подступающие слёзы. — Не отстраняйся, пожалуйста. Я всё испортила, да?

Последние слова вырвались против воли. Она хотела бы поговорить о чём-то другом. Быть может, перевести разговор на другую тему, но просто не смогла и теперь стояла перед ним нагая и телом и душой, безуспешно пытаясь обнять себя руками. Она стыдливо опустила взгляд. Всё идёт совсем не так. Почему выстроенный мир так запросто крошится в руках?! Она подняла взгляд, решившись встретить негодование возлюбленного, но вместо этого увидела шок в рубиновых глазах.

— Что?! — непонимающе выдохнул он.

Убивать врагов несложно. Бороться со своей тёмной стороной не слишком трудно. Порой давать волю худшим своим качествам легко. Но удержать самые первые в своей жизни взаимоотношения невозможно. Словно пытаться поймать ветер голыми руками.

— Я… я привыкну, если тебе так нравится, — едва слышно пролепетала она, почувствовав робость. — Я просто, в следующий раз я буду стараться лучше.

— Стараться?! — переспросил он, демонстрируя совсем не те эмоции, которые она ожидала. — Подожди… Бусинка, тебе не понравилось?

Она осеклась. Конечно, ей ни капли не понравилось. Это было ужасно. Она бы предпочла откусить собственную правую руку и съесть, чем повторять подобное. Но он был в таком восторге от идеи. Не говоря о том, что впервые, после ритуала, он казался целиком и полностью собой. Даже сейчас. Никакой золотой маски, никакого властного тона с особым придыханием. Могла ли она сказать правду и разрушить всё?

— Понравилось, конечно, всё было… так… ну… невероятно… бурно, — сбивчиво попыталась она нарисовать на лице радость, но краски не получилось подобрать. — Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда…

— Ты даже не стараешься меня обмануть! Тебе не понравилось! — тяжело вздохнул он, с долей обреченности в голосе подытоживая услышанное.

Лилит нервно сглотнула. Этого она боялась. Момента истины. Но раз уж он настал, то не было никакого смысла скрывать.

— Нет. Мне не нравится, когда меня трогает кто-то другой. Ощущение после этого такое… хочется помыться. Соскрести кожу в тех местах, где меня трогали.

Астарион издал странный смешок, хотя в глазах его не плескалось ни капли радости. Напротив, только напряжение и самая горькая улыбка из всех. Будто ему вновь напомнили о болезненном прошлом. Он сделал было ещё один шаг подальше от неё, но остановился и рывком приблизился, заключая в клетку объятий. Ладонями он приподнял её лицо, не позволяя опустить или отвести взгляд.

— Почему ты не сказала сразу? — глухо прошептал он.

— Ты был в таком восторге. Всё это время, что мы вместе, ты впервые проявил бурный интерес к близости, — на глаза наворачивались слёзы от её попыток оправдаться. Она позволила себе выдохнуть и продолжила шёпотом: — Я хотела, чтобы ты был счастлив. Я подумала, что это ерунда, если ты так хочешь, то я приму это. Я не ханжа и если у тебя такие пожелания, то пусть будет так. Потом привыкну. Может быть, мне понравится когда-нибудь…

— Значит, ты терпела ради меня?! — в его тихом шёпоте свистело так много злости, что она подалась назад, но его руки не позволили. Он приблизился к ней вплотную. Их губы почти соприкасались, когда он приказал: — Больше так не делай!

— Прости… — вырвалась робкая, почти детская, просьба.

— Тебе не за что извиняться, милая. Это всё просто… — он почти позволил себе снять свою вечную броню, но в последний момент словно осёкся и, покачал головой, отстранившись. — Ничего.

Он отошёл от неё на несколько шагов и рывком достал рубаху. Не особенно разбираясь, чья она, он набросил её на голое тело. Вампир не скрывал намерения поскорее уйти. Лилит остановила его, когда он уже поправлял штаны. Она обхватила его за пояс, обнимая со спины. Уткнувшись лбом в его лопатки, она зашептала:

— Не закрывайся от меня. Если ты хочешь ежедневные оргии, то я привыкну. Если ты не хочешь заниматься сексом до конца своих дней, то я приму это. Я просто не хочу, чтобы у тебя был такой взгляд, как сегодня. Ты будто… будто мы тебя заставили это делать.

— А на самом деле заставили тебя, — вздохнул он и расцепил её руки, чтобы обернуться и обнять.

— Ерунда… — попыталась было отмахнуться она, но в его объятиях было так тепло и уютно.

Внутри словно начала разжиматься пружина. Всё это — вечер с близнецами дроу — показался дурной ошибкой. Неприятным и неудачным экспериментом, о котором следовало поскорее забыть, как только запах грибов сойдёт с кожи. Лилит прикрыла глаза и прижалась теснее к Астариону, чувствуя себя наконец правильно. В его объятиях. Под его защитой. Когда можно сложить с себя бремя невыносимого лидерства и не делать вид, что она не боится каждой грядущей минуты.

— Не ерунда, — прошептал он, мягко перебирая рукой её влажные от испарины волосы. — Твоё удовольствие не ерунда. Не для меня. Не надо привыкать к тому, что тебе не нравится. И… не только тебе.

— Ты?.. — она подняла на него удивлённый взгляд.

Неужели он?.. То есть дело было не в том, что она всё испортила? Ему самому не понравилось происходящее? Значит, только Хальсин и близнецы этой ночью повеселились? Впрочем, близнецы тоже были под вопросом.

— Я… тоже хочу отмыться от этого, — признался Астарион и игриво подмигнул ей, — Кстати, думаю, что комнату библиотекарши ещё не убирали и уж точно там сейчас никого нет, а вода в чане была свежей. Немного огня и она будет идеальной для нас температуры. Что скажешь?

Она посмотрела на Хальсина и близнецов. Судя по всеобщей усталости, они не собирались просыпаться в ближайшие пару часов. Оставалось только надеяться, что с друидом ничего не случится. Астарион протянул ладонь, в которую легла её рука.

— Веди.

Комнату они нашли сразу. Этаж был тихим с этой стороны. Сказывалось время. Люди или расходились после попойки, или уединялись в других комнатах. Место работы Фионы, которое они осматривали днём, всё ещё было нетронутым. Мёртвым ванна ни к чему, а живым она очень пригодится.

Немного заклинания горящих рук, и от холодной воды пошёл пар. Лилит повела плечами. Отмыться хотелось немедленно. Она подошла к полочке с мыльными принадлежностями Фионы. Совесть на секунду куснула мыслями о воровстве, но едва ли эти вещи оставят, когда комнату подготовят для новой труженицы. Или, если ничего не изменится кроме личности строгой библиотекарши, то щепетильная Мамзель наверняка выбросит все эти мелочи. А если нет, то как гости они вполне могут ими пользоваться.

Замершая было рука смело взяла всё. Мыло приятно пахло лавандой. Мочалка казалась совсем новой. От солевых порошков вода приобрела приятный голубой оттенок и начала пахнуть минералами. Астарион с интересом рассматривал засыпающий город за окном, когда Лилит сбросила с себя надетый халат и забралась в горячую воду.

Купаться в тишине казалось странно и непривычно. На всю компанию у них была всего одна ванна, и вечером желающих помыться набиралось так много, что у каждого было минут десять, чтобы привести себя в порядок. Девушки мылись особенно быстро, смывая засохшую кровь с длинных волос. Теперь можно было просто сесть, обнять коленки и позволить себе не думать абсолютно ни о чём. Просто расслабиться. Она откинулась спиной на высокий борт круглой ванны и прикрыла глаза. Хорошо.

— Позволишь мне позаботиться о тебе, милая? — прошептал у самого её уха Астарион, как-то незаметно оказавшись рядом.

В его руках уже пенилась от лавандового мыла мочалка, а его намерения были как никогда прозрачными. Лилит с улыбкой повернулась к нему спиной, позволяя отмыть её везде, где его душенька пожелает.

Вампир не торопился. Его ухаживания даже сейчас исходили из флирта. Из игр, пробуждающих желание. Он взбудоражил её плечи дорожкой тёплых поцелуев, прежде чем тщательно намылить их. Медленно-медленно. Тягучими круговыми движениями он покрывал всё больше её тела ароматной пеной. Прежде мочалки, его длинные пальцы скользили по её разгорячённой коже, касаясь самых чувствительных мест. Казалось, это его новая игра. Он наигранно отмывал её от неприятного опыта с дроу, но в то же время дразнил её долгими музыкальными прикосновениями. Осторожно прочерченной дорожкой кончиками пальцев от её плеч по ключицам вниз. Он будто настраивал музыкальный инструмент. Он дразнил невесомыми прикосновениями её шею, мягко проводя губами по заживающим ранкам от укусов. И сразу после вступала мягкая мочалка, словно обещая смыть всю излишнюю похоть этого дня.

Всё ниже и ниже.

— Бусинка, ты такая отзывчивая, что я могу потерять с тобой контроль… — негромко произнёс он довольным тоном, прикусив клыками кончик её уха. — Я думал, ты не в настроении.

— М-м-м, — простонала она, когда его пальцы игриво коснулись её груди, вызывая даже сквозь горячую воду волны мурашек. — Для тебя я всегда в настроении.

Тело, словно послушный музыкальный инструмент, было готово петь в его руках. Астариону ничего не стоило поднять сквозь гранит неприятного опыта её первозданное желание принадлежать ему. Принадлежать так, как он этого захочет. Последний раз они были близки так давно. Она настолько соскучилась, что уже чувствовала, как между ног становится влажно. Её желание читалось невооружённым взглядом. Астарион не торопился замечать её состояние. Напротив, он наигранно продолжал намыливать её кожу, будто бы случайно дразня чувствительные места.

— Неплохое место, чтобы смыть все неприятные впечатления от прошедшего дня? — промурлыкал он ей в ухо, пока его рука спускалась всё ниже.

Истома наполнила лёгкие. Отобрала способность внятно говорить. Оставила лишь возможность выгибаться в спине от каждого притворно невинного движения. Она прижалась лопатками к его груди и положила голову на его плечо. Даже сидя в ванной, она чувствовала, как нарастающий голод кружит голову, угрожая опрокинуть.

— Я мог бы исправить некоторые неприятные впечатления это вечера… — прошептал он, когда его рука продолжала кружить по её животу снова и снова. — Но при одном условии.

— Астарион, — она смутилась, припоминая сквозь дурман, что впечатления были у них обоих не слишком приятными. — Я…

— Да, это моё условие, бусинка, — знойно добавил он, вновь прикусывая её ухо, пока его рука спускалась всё ниже. Ровно туда, где Лилит очень хотела бы ощутить его. — Я хочу, чтобы твои губки повторяли моё имя. И хочу слышать его каждый раз, когда извлекаю звук из твоего маленького сладкого рта.

Его пальцы спустились чуть ниже, заскользили между ног и дразнили едва ощутимыми прикосновениями, от которых желание перерастало в безумную похоть.

— Астарион, — сдавленно прошептала она, когда он немного задержался на точке, собирающей всё удовольствие.

— Хорошее начало, дорогая, продолжай, — его шёпот стал хриплым, похожим на рык.

Лилит невольно давала волю рукам, за что была немедленно наказана укусами. На плече и шее появилось несколько алеющих меток, свидетельствующих о её несдержанности. В голове с шумом крови звучали его слова «ты моя, маленькая любовь, и только я разрешу тебе сегодня кончить». Плавное движение, обводящее напряжённый бугорок, сорвало с неё ещё один всхлип с его именем. Томительная ласка полностью лишила опоры — теперь Лилит не падала на дно ванны, только опираясь на Астариона.

От его шёпота напрочь отключался рассудок. Свободной рукой он накрыл грудь, сжимая между пальцев сосок. Его улыбку она ощущала своей кожей. Чувствовала всеми фибрами души, каждым волоском, как она становится не просто плотоядной — хищной. Длинное ласкающее плоть движение пальцев сорвало с губ его имя почти криком. От былого подавленного настроения не осталось и следа. Один… два пальца проникли в тело. Ещё один стон, в котором потерялась половина его имени. Непорядок. В наказание ощутимый укус, от которого похоть стала ещё сильнее. Пальцы продолжили проникать в тело. Глубоко и резко. В том ритме, когда она судорожно продолжала повторять его имя, забывая собственное. Но недостаточно. Почти приближаясь к краю. Почти… Мучительно близко. Удовольствие смешалось с лёгкой болью. Так, чтобы чувствовала каждую секунду острее предыдущей.

— Ты плохо стараешься, любовь моя… — прошептал он, оттягивая её голову за волосы так, чтобы оголить шею. Губы смазано заскользили по разгорячённой коже.

Три пальца. Безумие волной поднималось от промежности всё выше. Проникновение стало ещё жёстче. Ещё сильнее. Всё тело пылало бездумной похотью. Колени невольно разошлись шире, желая ощутить уже не пальцы, а всего его. Так, как он захочет, но только, пожалуйста, немедленно. Пока есть ещё остатки связных мыслей. Его клыки нашли незажившие ранки и остро пронзили кожу. Укус сошёлся в моменте с особым движением пальцев, ласкающих стенки плоти. Последний крик прервал имя Астариона на первом долгом гортанном слоге.

Потусторонний восторг жертвы вампира слился со вспышкой разрядки. Два экстаза смешались в один, пронзая тело почти забытой безумной волной оргазма, проносящего в божественный план сразу после мира фей. Бытие послушно ушло, пока радостно опустошённый разум пульсировал, полностью находясь во власти Астариона. Довольного, как самый сытый кот.

— Мы вернулись к началу? — сонно поинтересовалась она, когда голова обрела способность связывать мысли. — Снова всё вкусное мне, а себе ничего не оставил?

— Милая, ночь только началась, — промурлыкал он, продолжая улыбаться и удерживать её в своих руках.

Лилит чувствовала себя бескостной рыбёхой в его руках. Если бы он отпустил, она бы плюхнулась всем своим удовлетворённым телом на дно ванны. Вампир продолжал держать её в объятиях, когда выбирался из ванны. Он бережно обернул её в полотенце, обнимая, словно ребенка. Заботливо, по-родительски, он вытер их обоих от воды, продолжая гладить её по волосам и по спине, пока его губы не растянулись в похотливой улыбке.

— На-ко-ле-ни, милая, — выдохнул он властным голосом.

Он бросила на него робкий взгляд. Но столкнулась с рубиновым огнём желания, почти подавляющим её волю на всех уровнях. Ноги сами подгибались. По шее стекала капелька крови от встревоженной ранки. Глядя в его глаза, как в бездонные омуты, она послушно встала перед ним на колени.

— Открой свой замечательный ротик, — прошептал он, коснулся рукой её лица, проводя кончиками пальцев по губам.

Лилит почувствовала, что краснеет. Ничего такого они ещё не практиковали. Повреждённая память издевательски подсказывала, как можно ублажить мужчину ртом, но на практике она пробовала впервые. Или помнила это, как впервые. Это было так пошло и грязно. Но хотелось, по-настоящему хотелось, чтобы Астарион почувствовал от близости что-то большее, чем отвращение. Ей очень хотелось изменить его мнение, доказать себе или ему, что у них всё может быть во взаимном удовольствии. Даже забылось, что на колени она встала не совсем по своей воле.

Кончиком языка она коснулась возбуждённой плоти, пытаясь понять, насколько пошлые и возмутительные действия она может себе позволить. Ответом ей стал судорожный вздох на грани змеиного шипения. Опыта не ощущалось, движения робкие, наполненные нежностью. Изучением. Не разрывая зрительного контакта.

— Будь хорошей девочкой для меня и продолжай смотреть мне в глаза. Я хочу видеть твоё смущённое личико… — хрипло прошептал он тем самым тоном, от которого по коже бежали особые мурашки, а низ живота сладко ёкал. На её затылок легла его рука, сжимая волосы в пригоршню.

Один лишь его взгляд вызывал бурный отклик во всём её теле. Даже после пережитого яркого экстаза он зажёг её за несколько коротких секунд. Зажёг так ярко, что она сама себе удивилась. Для него в этот момент хотелось стать страстной, развратной и смелой. Подарить ему эту ночь. И все прочие. Всё, что он пожелает. Губы обхватили стремительно наливающуюся желанием плоть. Астарион вёл её своим плотоядным взглядом, подталкивал дальше тихими стонами и управлял ею, когда вновь возвращал себе способность говорить. Горящие глаза и показательная реакция говорили без слов — её покорность и отзывчивость на каждый приказ распаляли его не меньше, чем движения её губ и влажный жар её рта.

— Ах… Да, дорогая, вот так, хорошая девочка… Просто продолжай… Не останавливайся…

Рука на затылке чуть сжималась. Немного подталкивала вперёд, направляла. Поощрительно поглаживала, когда юркий язычок обводил его во рту. Лилит чувствовала себя невероятно порочной. Ощущение его контроля заводило и разжигало в ней ответный азарт. Так безумно хотелось увидеть, как Астарион забудется в витке неконтролируемого экстаза, потеряет себя от наслаждения. И это будет только её одной заслуга. В каждом нервном вздохе, несдержанном стоне и невольном движении его бёдер она чувствовала свою маленькую победу. И старалась для него ещё больше. Впускала его в свой рот ещё глубже, сжимала губами сильнее, до сдавленного довольного шипения и ощутимой дрожи удовольствия.

Лилит почти поверила, что победит его, когда взгляд рубиновых глаз показал ей, как сильно она ошибалась. Едва дыхание Астариона стало рваным, а стоны почти отчаянными, как он резко отстранил её и вздёрнул на ноги. Губы немедленно столкнулись в безумном поцелуе. В исступленной страсти вновь проступил солоноватый вкус крови. Каждый новый поцелуй Астариона звучал почти как предупреждение, граничащее с наказанием. Как предложение испугаться его окончательно и бежать. Не травить душу частичным принятием, оставить его до того, как он уже не сможет пережить расставание.

Отчего-то сейчас подтекст каждого его прикосновения стал проступать остро, врезаясь каждым словом ей под кожу. Больно, до слёз и сжавшегося в отчаянии сердца. Невыносимо до нисходящих в хрип проклятий. Властный рывок на кровать почти не отпечатался в памяти. Их слишком занимал тот разговор, что разжигался где-то под кожей. Последнее предупреждение. Не просачиваться в сердце вознесённого вампира, не забирать себе все цвета его мира, не становиться для него желаннее и слаще любой крови. Остановиться здесь и сейчас.

Никак.

Неторопливая ласка вновь срывалась на нечто судорожное, как тогда, в лесу, когда он утратил контроль и стал собой. Сбросил все маски и вложил в её руки своё измученное сердце, не до конца понимая, что она больше никогда не выпустит его из рук. Тело выгибалось, встречая его тёплые ладони, скользящие от шеи к груди, сжимая её до жадных стонов. Лилит судорожно цеплялась за его плечи, неумело пытаясь показать, что давно заблудилась где-то в его чёрном сердце и не может выбраться наружу. Не может. И не хочет. Отогревая его изнутри, она отогревалась в нём сама и давно потеряла смысл искать свободу.

Две сцепленные вместе колючки — прозвучало зло внутри, там где пряталась её худшая сторона.

— Смотри на меня, моя маленькая любовь, — обжёг её уши его отчаянный рык.

И вновь прогремело столкновение взглядов, столкновение губ, столкновение тел. Вновь диалог, шелестящий где-то под кожей, покуда похоть диктовала свои правила. Отчаянное требование уйти, пока есть возможность и последовавший пламенный отказ. Возможности уйти давно нет. Её и не было с того самого момента, когда Лилит позволила себе влюбиться в белокурого эльфа. Она отдала ему своё неокрепшее сердце, отринув все страхи о последствиях. Его любовь — ледяная крепость, которую она превратила в бушующий вулкан. Её любовь — прыжок в бездну, в которой он её подхватил, чтобы они летели дальше вместе.

Два пьяных от похоти взгляда поймали одинаковые мысли друг друга. Решительное и плавное движение внутрь до упора. Долгий чувственный стон. Изогнутое дугой тело под вампиром, который обрёл теплоту живых, и уже давно пылал сердцем к одной-единственной душе. Объятия столь же страстные, сколько отчаянные, словно силы всех их врагов вот-вот сомкнутся над ними и разлучат. Упрямое желание быть вместе. Телами, мыслями и чувствами. Всем. До самого конца. И пусть мир сгорит и облетит пеплом…

От рваного шёпота в шею из глаз отчего-то пошли слёзы. Поцелуи с привкусом крови достигли предела отчаяния. Когда все чувства сцепляются хвостами, подобно крысиному королю, и уже не отделить восторг от паники, а любовь от страха. Каждое движение внутрь разбивало что-то в рассудке, переполняя и опустошая одновременно. Стоны казались естественной музыкой этой комнаты, уже не важно, чьи. Хаос и гармония сплелись совместно и сцепили их обоих в единой странной точке существования. Скрученные в сплошной канат чувства, начавшиеся после совместного падения на пыльной дороге с ножом у горла, оплели их обоих и сомкнулись нерушимой цепью.

Никогда.

Пальцы вцепились в его плечи. Плавность движений рассыпалась. Как и все остатки нежности. В безумной буре страсти проступила боль, окончательно завершая калейдоскоп похоти, отчаяния, надежды и самой чистой любви, на которую они были способны. Скорость нарастала. Звонкие удары тела о тело дополнили музыку обоюдных стонов. Все чувства, слова, страхи и надежды, всё былое и грядущее сомкнулось над ними тяжёлыми свинцовыми тучами и сгорело в одном финальном аккорде, распадаясь белым пеплом вокруг двух возлюбленных, опутавших друг друга так, что им уже никогда не освободиться друг от друга.

Но кому вообще нужна такая свобода?

Гул после пережитой кульминации никак не хотел стихнуть. Эта близость вышла совершенно необычной. С Астарионом, разумеется, обычных и так не существовало. Но этот уровень казался за гранью реальности. Такие переливы мироздания не могла бы повторить даже астральная призма. Лилит пыталась восстановить дыхание, находя себя лежащей на кровати полностью без сил в объятиях притихшего возлюбленного. Она осторожно взглянула на него, со страхом ожидая того же тяжёлого напряженного взгляда, но к своему облегчению увидела в его глазах блаженную пустоту.

Астарион будто на время выпал в мир фей. Его голова покоилась у неё на животе. Безмятежность, царящая между ними, добавляла его внешности что-то невинное и хрупкое, почти детское. Он продолжал крепко обнимать её и рассеянно водил кончиками пальцев по её бёдрам, рисуя узоры. Лилит улыбнулась, не желая разрушать восхитительный момент. Тишина настолько пронзительная, словно весь город стих ради них.

— Кажется, пора пересмотреть моё мнение о ханжестве, — едва слышно проговорил он с улыбкой. — Мне нравится, когда тебя касаюсь только я. А меня — только ты.

Лилит погрузила пальцы в его волосы, наслаждаясь шёлковыми прядями. Каким-то чудом этот великолепный мерзавец выглядел отлично, даже когда полностью терял с ней контроль.

— Думаю, мы вполне можем уступить все оргии Хальсину. Пусть развлекается с близнецами дроу и радуется жизни, — прошептала она с усмешкой.

— Мне казалось, что после ритуала всё изменится по щелчку пальцев, — ответил он на невысказанный вопрос и тяжело выдохнул: — Я ошибся.

Два слова вновь сжали горло Лилит холодной хваткой вины, напоминая о его признании под Лунными Башнями. Не всё, что отобрал Касадор, получилось вернуть с его смертью. Возможно, вернуть удалось куда меньше, чем хотелось бы.

— Боюсь, что даже Мефистофель не в силах создать такой ритуал, — негромко отметила она и мягко произнесла, продолжая перебирать в пальцах пряди его волос: — Дай себе время. В конце концов, нигде не прописано, что все тёмные лорды обязаны регулярно устраивать оргии.

Ритуал нечестивого вознесения мог сделать немыслимо многое для вампира, но не вернуть всё утраченное.

— Нет, но… — он хотел было продолжить, но осёкся и посмотрел на неё с хитрой улыбкой: — Подожди, ты только что назвала меня тёмным лордом?

— Назвала. После ритуала ты… отдалился. Стал отчуждённым, — призналась она в тревожащих моментах и позволила себе подсластить пилюлю: — Сменил гардероб. А ещё ты стал вести себя как какой-нибудь тёмный лорд из героических эпосов, в которых тебе должен будет бросить вызов некий герой в сияющих доспехах.

— Боюсь, если ко мне придёт герой в сияющих доспехах, да ещё и будет претендовать на тебя как на даму сердца, то героический эпос закончится смертью самого героя и жаркой страстью между тёмным лордом и его прекрасной пленницей! — зловеще заявил Астарион, приподнимаясь на локтях, чтобы притянуть её в объятия лицом к лицу.

— Значит, я теперь твоя пленница, — возмутилась Лилит.

— Это же героический эпос! — развёл он руками с чертенятами в глазах. — Если я тёмный лорд, то ты моя прекрасная опороченная пленница, которую я никогда не позволю спасти. Ты останешься со мной навсегда.

— Хм, а плохие стороны в этом есть?

— Даже не знаю. Я буду заботиться о тебе. Холить и лелеять. Исполнять все твои желания. Разделю с тобой всё. И каждую ночь буду доказывать, что для меня нет никого желаннее тебя, моя милая. Думаю, из плохого будет очень уж короткий сон.

— Какой ужас! Думаю, что мы как-нибудь с этим разберёмся. И, если подумать, я согласна быть твоей опороченной пленницей.

Не я это сказал, моя милая. Но я это исполню. И уничтожу всех, кто попытается отобрать тебя.

Примечания:

Выкладываю без двойной читки

Так что в ПБ можете отметить насколько я жопоглазое Величество

Не стесняйтесь)

Этот день должен был настать. Рано или поздно. Едва линия горизонта начала светлеть, Лилит проснулась. Будто холодная рука тронула её за плечо, прогнав сон. Она пыталась вновь закрыть глаза и погрузиться в сон, но тот пропал. Полностью. Рассудок наполнила леденящая ясность.

Всё произойдёт сегодня.

Странная потусторонняя уверенность. Как если бы её будущее было высечено в камне именно этим судьбоносным моментом. Сегодня она найдёт храм Баала. Сегодня встретится с названной сестрой. Сегодня предстанет перед отцом. Это неизбежно, как приход рассвета. Она страшилась прихода этого дня. И отчасти ждала его. Теперь, когда всё внутри утверждало, что день настал, она почувствовала, что готова. Готова встретить свою судьбу, какой бы она ни оказалась.

Внутри что-то тревожно шевельнулось.

Вопреки всему именно от Тёмного Соблазна шла небывалая волна ужаса. Но когда она сходилась во мнении со своей тёмной стороной? Пусть дрожит и боится. Лилит не дрогнет. Даже если случится самое худшее, она не дрогнет. Даже если будет невыносимо страшно. Она выдержит. Это семейство, её гнилая кровь, всё отвратительное прошлое Тёмного Соблазна достаточно её подтачивало. Пора положить всему конец!

Лилит тяжело выдохнула. Боевой дух настолько переполнял, что шанса даже на лёгкую дрёму не осталось. Слишком трезв и холоден разум. Слишком горячо пылает сердце. Уже никак не усидеть на месте. А продолжать лежать в тёплой постели — и подавно. Она осторожно выбралась из плена рук Астариона, обнимающего её в своём медитативном трансе. Прохладная вода остудила пылающее лицо. Руки уверенно натягивали на тело подходящее для решающей вылазки обмундирование в отрыве от бушующих чувств и далеко убегающих мыслей. Когда зеркало отразило уверенную в себе девушку, разодетую, как воинственный чёрт, развлекающийся музыкой, она отправилась на крышу. До подъёма ещё пара часов. Не стоит будить всех слишком рано.

Адская рапира, подарок Мизоры за спасение, вышла из ножен с тонким едва слышным звоном. Лаэзель установила на крыше несколько своих манекенов для тренировок. Все как один — узнаваемые илитиды. Гитьянка не пожалела сил, когда находила пеньки, напоминающие головы своих заклятых врагов. Рапира стала продолжением руки. Её демоническая основа будто подпитывала своего обладателя. Если на мгновение придержать мысли, то где-то там между собственных строк можно было услышать шёпот души, воплощённый в стали. Была ли это действительно душа Уилла или просто красивая метафора, но росчерк клинка казался танцем личной воли оружия. Будто задача самой Лилит — прочувствовать желания своего оружия и не мешать ему рассекать её врагов. Как бы она ни любила найденный в Подземье восхитительный меч Фалар Алувэ, который буквально вынула из камня, как в древних балладах, рапира ей подходила лучше. С длинным мечом она становилась слишком неуклюжей. Лучше быть быстрой, неуловимой и ловкой, как маленький смертоносный комарик…

Воздух завибрировал от магии, струящейся внутри музыки, когда яркий росчерк отправил манекен в полёт на другую сторону крыши таверны.

— Враг побеждён и молит о пощаде! — окликнул её в этот момент знакомый чуть снисходительный голос, заставив резко обернуться.

Астарион не напрягался такими мирскими заботами, как приведение себя в порядок. Но даже такой — растрёпанный после сна, в помятой рубашке, сползающей на одно плечо, штанах и босиком, он выглядел величественнее чем многие лорды при полном параде. Лилит улыбнулась. Рядом с ним она выглядела не отпрыском божества, а дворняжкой, подобранной с грязной улицы. Впрочем, теперь глупо было завидовать его природной презентабельности. Лишь радоваться, что ей выпал шанс разделить с ним хоть небольшой, но очень важный кусочек жизни.

«Не думай об этом так! — приказала она себе. — Не хорони себя раньше времени!»

— Ты сегодня ранняя пташка? — спросила она под звон исчезающей в ножнах рапиры.

— Не такая, как ты, — отметил он, вальяжно опираясь на одну из колонн, рассматривая Лилит, готовую к бою. Привычная насмешливая улыбка быстро сменилась напряжением: — Снова кошмары?

— Нет. Не в этот раз, — покачала она головой и подошла к нему, признаваясь едва слышно: — Сегодня я столкнусь с Баалом и Орин. Я уверена в этом. Проснулась с этой уверенностью.

Ему не требовалось дальнейших слов. Он просто привлёк её в свои объятия и окутал теплом, успокаивая. Она не боялась и не переживала о том, что вот-вот грянет, но в его руках чувствовала себя чуть более защищённой. Чуть более уверенной, что всё закончится благополучно. Лилит прикрыла глаза, обнимая его в ответ.

— Мне не страшно…

— Я знаю. Ты справишься. А я буду рядом. Всегда буду рядом.

Лилит не хотела его отпускать. Не желала прерывать прекрасный момент. Её Астарион сейчас с ней рядом. Тот мужчина, в которого она влюбилась, когда между ними протянулись нити, соединяя их нерушимыми узами. Сейчас эти узы тянули к земле корабельной цепью всякий раз, когда он становился другим. Его насмешливый взгляд становился острым и недобрым, так смотрит на добычу орёл. Улыбка напоминала глумливый оскал, крививший губы в преддверии смертельного приговора. Даже манерная осанка менялась. Кошачья грация сменялась поступью опасного хищника. В такие моменты Лилит начала замечать за собой, что замирает и почти не дышит. Как маленький зверёк, чувствующий приближение угрозы. Ей становилось не на шутку страшно рядом с ним.

К счастью, с ним до сих пор соседствовал её Астарион, с которым не хотелось разлучаться ни на секунду. Особенно зная, что в любой момент он может исчезнуть. Она обняла его теснее, почти отчаянно. В желании вцепиться крепче и никогда не отпускать.

— Для женщины, которая вероломно оставила меня просыпаться в одиночестве, ты удивительно любвеобильная, моя маленькая нежность, — с улыбкой отметил он, согревая дыханием её затылок.

— Прости. Не хотела будить тебя, — прошептала она с толикой вины. — Я бы с удовольствием провела в постели с тобой часы… и дни… и недели. Чёрт, когда это всё закончится, не хочу вылезать из постели!

Астарион рассмеялся, мягко поцеловал её в лоб и прошептал с придыханием так, что по хребту прошли холодные мурашки.

— Любовь моя, я бы закрыл тебя на тысячу замков во дворце и не отпускал из спальни месяцами! — от его голоса воздух замерзал в лёгких. — Чтобы ни Орин, ни Баал… чтобы никто не смел тебя беспокоить!

Грудь сковало холодом. Вернулся тот, чужой Астарион, от слов которого ей становилось страшно. По-настоящему страшно. Одно слово, одна улыбка, и знакомый любимый мужчина исчезал и на его месте появлялся тот, которого она опасалась. В его словах не было заботы, не было любви. Только власть. Желание забрать её своим трофеем и запереть во дворце… Во дворце?! Только сейчас она поняла, что не ослышалась.

— Во дворце? Во дворце Зарр? — осторожно спросила она.

— Ну-ну, милая, — успокаивающе провёл он ладонью по её щеке, пугая ешё сильнее. — Теперь это дворец лорда Астариона.

— Но… Ты хочешь забрать дворец себе… То есть, ты хочешь остаться в этом дворце? После всего, что с тобой… после всего, что ты там пережил? — она поразилась настолько, что едва могла складывать слова в предложения.

— Дорогая, не глупи, конечно, я заберу дворец себе! — снисходительно ответил он, продолжая её обнимать так, что хотелось бежать как можно дальше. — После двух веков, я заберу его в качестве компенсации. Этот дворец мне должен, теперь будет служить мне, как я служил в нём. Можно сказать, что я стребовал компенсацию со всех — от Касадора, и до гуров.

Теперь он говорил так, словно все произошедшие ужасы, все семь тысяч душ были всего лишь выплаченной ему неустойкой. Вознаграждением за моральный ущерб. Лилит помнила, что он когда-то был магистратом, но эта тень прошлого делала общую картину ещё хуже. Ритуал был большой страшной ошибкой. Отродья Касадора заслуживали лучшей жизни или смерти. А гуры… с ними вообще не хотелось ссориться. Конфликт разгорелся слишком жарко, чтобы Лилит могла успеть его погасить.

— Хотя, вспоминая… должен признаться, что подозревал остальных в возможном предательстве. Когда эта шайка охотников на монстров предложила напасть на меня, — медленно произнёс вампир.

Лилит стыдливо отвела взгляд. Она в Астарионе не сомневалась даже в момент, когда её окутали крики семи тысяч жертв. Она сожалела о ритуале, но на предательство не была способна. Однако она видела взгляды других. Особенно Джахейры. Они всерьёз раздумывали над словами гуров.

— Я бы тебя не предала, — уверенно прошептала она.

— Я знаю. В тебе я не сомневался, — его тон вызывал ледяные мурашки. Они будто снова оказались в темницах замка Зарр. От его голоса сердце болезненно сжималось. Рассудок рассыпался ломким стеклом. Он исчезал, растворялся, под влиянием кого-то другого. Кого-то чужого. — Но не все такие добрые, как ты!

Его тон стал почти ласковым, но задел совсем не те струны души. Она отродье Баала. Доброта точно не про неё. Даже если она примет с этого момента вечное покаяние, то всё равно не смоет с рук всю ту кровь, что уже пролила. Лилит покачала головой и отстранилась. Даже отошла на несколько шагов.

— Я не добрая. Добрые это когда ко всем. А я за своих.

Самым болезненным в Астарионе было то, как легко он скользил по граням своего прошлого образа и нынешнего. Он словно менял маски, как опытный лицедей. И тем труднее было понять, где истина, а где умелое притворство. И в какую бы игру ни играл Астарион, Лилит проигрывала. Каждый раз, когда он давал ей надежду, что не изменился, а она была готова верить, её обжигал холодом образ чужака. Она чувствовала себя бабочкой, которую приманил огонёк знакомого каждой чёрточкой возлюбленного, чтобы испепелил огонь создания, восставшего в пламени ритуала.

— И я никогда не забуду, что ты за меня, — проворковал он, молниеносно оказавшись позади неё. Его руки сомкнулись вокруг неё, сковывая их вместе.

Лилит напряглась, сама не зная чего ожидает, что явно плохого. Астарион, заметив её состояние, мягко поцеловал её в затылок. Его руки из оков стали уютными, а объятия желанными. Его дыхание согрело её затылок, приручая её к рукам без сопротивления.

— Я…

— Знаю, тебе не по себе из-за Баала и Орин. Весь мир теперь, как доппельгангер. Везде мерещится подмена и враг-перевёртыш на месте друга. Мысли поедом едят и паранойя не даёт покоя! — нежно проворковал он. — Но я с тобой! Мы всё преодолеем вместе!

Она грустно улыбнулась. Он вновь изменился. Хамелеоном перестроил окрас и стал родным и любимым, сводя её с ума сильнее любого доппельгангера.

— Спасибо, что веришь в меня, — прошептала она. — Я бы не стояла здесь, если бы не ты!

Белокурый эльф смущённо опустил взгляд, больше всего на свете напоминая себя прежнего. Его поведение — вечная игра в кого-то чуть более самодовольного и самолюбивого. А за границами игры потерянный юноша, который не считает себя достойным чего-либо хорошего. Он смущался, когда она выбрала его после того, как Уилл позвал её потанцевать у костра. Она во всех деталях помнила его недоверчивый взгляд, когда она без раздумий сообщила, что у неё нет никаких отношений с Уиллом и она хочет что-то настоящее и серьёзное с ним, вампирским отродьем. За бравадой «ну, конечно ты выбрала меня, какие могли быть сомнения», она видела, что он не сомневался. Астарион был уверен, что она никогда не выберет его. И едва его ушей касались слова истинной благодарности, он принимал их так же — с красивой маской обаятельного высокомерия, под которой расцветали искренняя радость с робостью и смущением.

— Ну, разумеется, без меня никого из нас тут не было бы, дорогая, но продолжай! — жеманно захихикал он, но на последней ноте смешка немного сфальшивил. Смущался.

Она развернулась в его руках, чтобы посмотреть в любимые глаза:

— С самой Изумрудной рощи. Когда мне было страшно и одиноко, когда хотелось сдаться, именно ты высмеивал мир вокруг нас, пока мне не становилось легче, — прошептала она, мягко водя кончиками пальцев по его плечам.

— Мне самому было страшно…

— Знаю, — кивнула она с улыбкой, глядя на его недоверие к похвале. — И ценю это больше всего. Но в те моменты, когда я думала, что не выдержу и просто превращусь в плачущую потерянную девочку, ты умудрялся рассмешить меня своими не слишком уместными шутками. Ты казался непобедимым. Тогда и я находила в себе силы продолжать.

Астарион беззвучно улыбнулся, чуть отводя взгляд. Слова задевали те струны его души, которые не справлялись с настолько тёплым признанием.

— Это была сладкая ложь, — честно ответил он.

— Иногда полезно обмануться. Поверить из маленькой лжи в одну большую.

— В какую? В том, что всё будет хорошо? Что мы переломим мир для себя? — с сомнением отозвался белокурый эльф, стараясь закрыться в скепсис и сарказм, чтобы не сталкиваться с тем, что его сердце отвыкло ощущать.

— Что отродье станет вознесенным вампиром, — непринуждённо напомнила она ему о самых ярких и невозможных вещах. — Что мы сможем победить Кетерика Торма и дать жару одному самому настоящему богу. Что проклятые земли вокруг Лунных Башен обретут жизнь. Что из дома Госпожи Утрат можно уйти с добычей, а её оставить одну и с потерями. Неплохая ложь, не так ли? Весь мир в неё поверил. И теперь это правда.

— Хм, давай и я попробую, — игриво продолжил Астарион, притягивая её настолько близко, чтобы тепло от его слов щекотало волоски на её шее. — Итак, моя большая ложь в том, что можно избавиться от цепей Баала, развалить его культ и отправить Орин кормить червей. А потом отправиться к Избранному Бейна и расправиться с их парочкой. А потом победить и самый большой мозг, что я видел в своей жизни.

Астарион крепко обнял Лилит, игриво покусывая её шею, чтобы вызвать девичий смех. Здесь, сейчас с ним было хорошо. По-настоящему. Так, как давно не было. Под влиянием момента она не постеснялась встать на цыпочки и легонько куснуть его за острый кончик уха. За что немедленно была атакована неистовой щекоткой. И роем маленьких укусов в шею, от которых по телу бегали слишком определённые мурашки. Впрочем, Лилит не осталась в долгу и кокетливо куснула Астариона за подбородок, чтобы немедленно чмокнуть место нападения с самым невинным видом. Игры набирали обороты. Уже спустя пару минут Лилит, сбросив с себя самую неудобную часть обмундирования, с хохотом убегала от Астариона по крыше и пряталась за колоннами. Если он её догонял, то незамедлительно щекотал и одаривал кусачими поцелуями в самые неожиданные места. Шаг за шагом утро стало казаться воистину приятным.

Лёгкость бытия прервала Шедоухарт, ворвавшись на крышу в полубезумном виде. Жрица тяжело дышала. Весь её вид говорил о том, что произошло нечто настолько из ряда вон, что не время вновь на неё рычать.

— Ребята, я… вы… Хальсин! С ним что-то не так! Он сошёл с ума! Быстрее!

Лилит и Астарион бросились за ней. Им предстояло столкнуться с отвратительным осознанием — друид не вернулся с ними из Ласки Шаресс. Это был доппельгангер, быстро превратившийся в упыря⁽¹⁾. «Безумный Хальсин» едва не убил их перепуганного пёсика Шкряба и порывался самолично вычистить скверну из города, а после с горестными криками попытался убить себя. Но когда никто не успел его остановить, он обжёг Лилит знакомой улыбкой названной сестрицы, пристыдил, что не защитила друга и пообещал, что Хальсин дождётся её возвращения к отцу. Или большая его часть.

Лилит не позволила ни себе, ни Астариону искать виноватых. Не время. Да, они нарушили собственные правила и оставили друида одного. Да, они не проверили, всё ли с ним нормально, когда возвращались. Но поиск виноватых — пустая трата времени. Настало время быстро собираться и отправляться на встречу с отцом!

* * *

Судьба редко баловала Астариона по-настоящему лёгкими и приятными днями. Он мог по пальцам на одной руке подсчитать, когда всё шло по плану и всё задуманное воплощалось в жизнь. Судьба, хитрая злобная стерва, похуже Сучьей Королевы, может пнуть так, что потом веками не получится подняться на ноги. В этом Астарион убедился, когда идеально выверенный день его жизни завершился встречей с гурами и Касадором, который предложил спасение жизни с небольшим нюансом. Нюансом, изломавшим его до основания.

И этот день не был исключением из правил. На каждом шагу их ждало нападение культистов. Каждый шаг становился испытанием на выносливость. Или попытками Орин измотать их, чтобы встретить лицом к лицу уставшего и ослабленного врага. Саревок, испытание на крепость силы и духа в преддверии храма и чёрт знает что ещё дальше, там, за поворотом. Вампир с тревогой смотрел на Лилит. Маленькая любовь держалась непривычно холодно, собранно, как убийца перед роковым ударом. Она не менялась в лице, когда ей напророчили умереть в объятиях Астариона в момент гибели всех звёзд. Не удивилась перепалке Джахейры и Саревока. Словно натянутая струна, она не подпускала к себе ничего, что могло бы стать её слабостью. Он чувствовал её боевой настрой и не приближался ближе, чем следует союзнику. Он прикроет её спину, она прикроет его и, пока они не положат конец Орин и её людям, так будет оставаться.

Храм Баала казался жалкой помойкой. Даже руины храма Шар в Гримфордже выглядели куда представительнее. Неуклюжий друид, умудрившийся попасть из борделя в цепкие лапы баалистов, был здесь. Живой даже, что немного удручало. Было в нём что-то такое, что раздражало Астариона. Даже больше, чем замечания Джахейры.

Орин их ждала.

Всё шло по плану. Но затем…

Две сестры сошлись в своём последнем бою.

Дуэль. Какая глупость. Астарион фыркнул и порывался присоединиться к бою. Честность для тех, кто в неё верит. Кинжал в руке пел имя Орин и жаждал искупаться в её крови. Но… Лилит, ох наивное феечное дитя, она приняла правила этой чёртовой дуэли! Он видел, что даже великая бесячая Джахейра против такого расклада. Он рванулся было вперёд, но Лилит попросила компаньонов принять её выбор, и его остановили. Удержали. Не позволили вмешаться. Он упрямо рвался каждую секунду вперёд, но старая друидка была раздражающим талантищем в создании оплетающих лоз. Едва он выпутывался, они становились крепче и сильнее. Вынуждая его бессильно смотреть вперёд. На хрупкую фигурку, которая попыталась выстоять против Убийцы Баала.

Но что-то действительно будто пошло не так. Или это был день неудач Орин, или Лилит припасла немало очень хитрых заклинаний? Его девочка не совершила ни одной ошибки, используя неуклюжесть своей противницы против неё самой. Она казалась маленьким юрким комариком, одновременно умеющим хлёстко нанести удар и рапирой, и весьма мощным заклятием. Но даже когда звёзды сошлись в ряд, смотреть на этот бой было очень тяжело. Противницы. Сёстры. Почти равные по силам. И, судя по ярким вспышкам у гигантского идола, разговаривающего голосом Баала, папочка считал своей любимицей Орин и немного подсуживал. Лилит выбивалась из сил, но не сдавалась. Последний удар был нанесён ею с воистину дьявольской улыбкой. Встреть её Рафаил в этот момент, мог бы даже влюбиться.

Сердце пропустило удар. Его окровавленная нежная девочка посмотрела на Орин взглядом палача. Широкая улыбка. Черти Аверно в глазах. А в руке свиток. Огненный шар⁽²⁾.

В гуле предсмертного крика горящего Убийцы вырос новый голос. Орин пала самым жестоким способом. Её медленно и безжалостно всосали лужи крови, оставленные ею вокруг алтаря, где лежал неуклюжий друид. Папочка остался недоволен. Быть может, где-то в его плане нерадивую дочь ждали наказания куда хуже, чем смерть. Баал наверняка обладает богатой фантазией на расправу. И на наказания. У него было много детей. Много разочарований. Много практики.

— Я ждал другую, — прогремел его голос, заставляя содрогнуться всех. — Но тебе удалось выжить, а её кровь вернулась ко мне. Моя Избранная — ты. Прими мой дар, Дитя. Используй его, чтобы иссечь этот мир.

Астарион почувствовал себя парализованным. Беспомощным. В гуле божественного голоса он понял, что не может пошевелиться. Беглый взгляд по сторонам показал, что пошевелиться не может никто. Почтенное молчание должно сопровождать глас Баала, что шёл отовсюду. Идол молчал. К Лилит обращался образ мёртвой тени её дворецкого, отражённого в кровавой глади.

— Дар любви отца. Дар вечных оков. Благословение вечного рабства тела, души и помыслов, — продолжал он говорить, прижимая Лилит к земле.

Астарион отчаянно выдохнул, понимая, что и сказать ничего не может. Баал не позволял остальным говорить. Лилит почти согнулась под давлением отца. Она казалась невероятно хрупкой и ранимой в этот момент. Как пикси с оторванными крыльями. Один порыв ветра — от неё ничего не останется.

— А что, если я откажусь? — хрипло спросила Лилит, удивляя твёрдостью тона в измученном теле.

— Я затушу огонь твоей жизни, — Баал не мелочился. Уговоры явно были не его сильной чертой.

Астарион не увидел её взгляда, лишь почувствовал, что она смотрит на него.

— Я лучше умру, чем буду жить, исполняя твою кровавую волю, — гневно прошипела она, ни секунды не сомневаясь.

— Тебя создали для завоеваний, для пожирания покорённых! Ты отказываешься от моей крови — значит, я верну её себе. Я создам другого, кто будет достоин!

Слова прогремели приговором. Папочка решил, что лучше отсутствие детей, чем парочка разочарований. Астарион попытался рвануться вперёд, приложил все силы. Но не мог даже на сантиметр сдвинуться с места.

«Я люблю тебя…» — прошептали мысли Лилит через личинку, и наступила резкая тишина.

Собственная смерть принесла больше радости, чем все совершённые убийства. Настало время раствориться в блаженном забытьи.

В храме Баала впервые наступила тишина. Впервые за сто с лишним лет. Ни молитв, ни песнопений, ни криков, ни стонов.

Ужас. Всепоглощающий ужас, разрывающий глотку. Убивающий мысли. Замораживающий душу. От него не получалось спастись. Он проник под кожу и лишил движения. Он пролез в сердце и окутал чувства стужей. Он лишил воли. Астарион был уверен, что уже никогда не почувствует его. Не ощутит себя беспомощным. Ритуал сделал его совершенным. Он почти самое могущественное существо. Страх не про него. Никто не бросит ему вызов. Глупец, что посмеет, будет уничтожен. И всё же… Баал рвал на части его единственную, женщину, о которой он беспокоился не меньше, чем о себе. Баал вырывал из тела Лилит всё, что считал своим, но Астарион не мог сделать даже шаг, чтобы помешать ему.

Хрупкое тело сломанной куклой было отброшено в лужу крови. Идол Баала погас. Не в пример Миркулу, бог Убийца не пожелал являться и решать проблемы своих Избранных. Он просто ушёл, если про него можно было так сказать. Храм погрузился в гнетущее безмолвие.

Астарион бросился к ней, падая на колени. Происходящее так поразило остальных, что кроме него никто не решился шевельнуться. Даже культисты стояли на месте, растерянно переглядываясь между собой. Союзники прожигали его спину своим смердящим сочувствием, пока он бережно укладывал к себе на колени мёртвое тело возлюбленной. Плевать ему на их жалость. Плевать на всё. Только пусть она живёт. Пусть откроет глаза и вернётся. В его руках она казалась невесомой. Глаза закрыты. Лицо такое умиротворённое. Она будто спала. Он едва мог смотреть на неё, не сорвавшись в отчаянный крик. А внутри словно все семь тысяч душ разрывали его на части. Сердце покрывалось льдом и крошилось его осколками, изрезая их острыми гранями всё. Оно мучило, повторяя вопрос, чего стоит его власть, если он не смог защитить свою женщину. Запереть. Закрыть. Заслонить собой. Дать ей хоть толику своей защиты. Хоть что-то…

Он не справился. Он не защитил.

— Отринув Баала, отца и сюзерена твоего, среди героев встанешь величайших. Увы, но храбрости такой не место в божественном устройстве мирозданья, что богу крови отдало тебя. Безверное, безбожное созданье, ты до скончанья лет обречено по плану мёртвых жалостно скитаться.

Астарион недоверчиво вскинул голову, отрывая взгляд от безмятежного лица Лилит. Иссохший появился из воздуха. Не так, как любят телепортироваться маги, в сиянии Плетения. Не похоже на демонов, прорывающихся сквозь ткань реальности в облаке запахов Аверно. Он будто всегда был здесь. Как если бы его присутствие просто никто не хотел замечать. И вот он говорил с Лилит. С маленькой мёртвой любовью Астариона. Вампир держал в руках её тельце, баюкая в объятиях.

А в мыслях детская и наивная мысль «пожалуйста, пусть она живёт!». Пусть произойдёт хоть что-то. Хоть какое-нибудь чудо. Иссохший. Сам Баал. Да хоть Миркул. Плевать, какой будет цена, пусть она вернётся! Ценой всего, что у него есть. Всего!

«Пожалуйста, не оставляй меня! Пожалуйста, не оставляй меня! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

— Но этого я уж не допущу, наперекор всем силам мирозданья. Я тоже обладаю некой силой, частицу коей я вложу в тебя, дабы почтить, поддержать геройство, — продолжил медленно разглагольствовать Иссохший.

Как же безумно хотелось рявкнуть на него и потребовать чуда, но Астарион молчал. Склонил голову и покорно выслушивал все высокопарные слова, лелея надежду. Безумную мечту.

— Твой бой ещё далёк от завершенья — и да, он твой. Дерзнувший устоять перед Баалом выдержит любое. Восстань же ты соперницей богов, восстань и к битве подготовься новой. Покуда силы остаются у меня, смерть над тобой не властна!

Тело Лилит в ответ дёрнулось, выгибаясь в руках. Оно билось в руках Астариона, пока мёртвое сердце упрямо сокращалось, словно заново училось биться. Судороги возвращали Лилит к жизни, пока она не задышала и не открыла глаза, рассеянно глядя на Астариона.

— Заслуженное лишь могу я дать, — подытожил Иссохший, невозмутимо вышагивая по храму.

В ответ на брошенный воле Баала вызов, а как иначе можно было назвать воскрешение отвергнувшей его дочери, сам бог… промолчал. Более того, он ушёл из своего храма и не торопился возвращаться. Предпочёл строить планы на следующее столетие? Или не пожелал ссориться с Иссохшим?

— Баал пытался погасить твой свет, но неразборчив гневный бог убийства. Сумел он лишь убить ту часть тебя, что явлена была ему судьбою. Ту тягу, что желала растерзать весь мир вокруг и упиваться кровью. Что делала тебя его слугой. Но выросла другая часть во время странствий. Эту часть Баал загасить не смог. И не уничтожил тебя, но даровал тебе он новое рожденье.

Астарион выдохнул в облегчении. В некотором роде он теперь понимал, что чувствовал Кетерик Торм, когда продавал себя любому богу, который подарит любимую дочь. Вампир был очень близок к похожему отчаянию. Но она вернулась. Такая же, как была. Только уставшая и немного сонная.

— Он прав, любовь моя. Ты не чудовище. Ты спасала меня столько раз, что я счёт потерял, — прошептал он Лилит, убирая с её лица прилипшие пряди волос.

— Над разумом убийцы одержало победу сердце славное твоё. Соблазн злодейский твой позорно сломлен. Мне ведомы все вещи и событья, но я не тот, кто лепит новый мир, нашептывая смертным то, что знаю. Я наблюдатель, строгий и бесстрастный. Ты спросишь, почему же я вмешался? Того я толком не пойму и сам, но необычно нынешнее время — как необычна и душа твоя. Сегодня заново родишься ты.

Астарион не желал участвовать в разговорах с богами и другими непонятными сущностями. Ему на самом деле не было дела до истинной личины Иссохшего. Его не заботили настоящие причины этого их странного союзника. Он желал только одного. И его сокровище теперь покоилось в его руках. Он ревностно закрывал Лилит от других компаньонов и, когда Джергал закончил свой монолог, просто взял её на руки и понёс. Прочь из храма Баала.

Он ещё создаст себе отродий и прикажет сжечь это отвратное место до основания, а всех культистов осушить и бросить останки в самый глубокий разлом.

Дальше вперёд. К солнечному свету. Удерживая её в руках, такую трепетно ломкую, он продолжал снова и снова возвращаться к её словам, которые она произнесла в его мыслях перед смертью. Сомнения подтачивали. Повторяли, что эти слова нельзя принимать за чистую монету. Момент смерти просто вынудил её признаться в чём-то таком. Это был жест отчаяния, а не… Но, чёрт, как же сладко было от её слов. Как хотелось вновь их услышать. От неё. По-настоящему. Когда рядом не будет никого.

— Астарион, я… я ведь сама могу идти, — робко произнесла она.

— Разумеется, моя прелесть, вне всяких сомнений можешь! — кивнул он, продолжая нести её. И даже прибавил шагу.

Чёрта с два он её сегодня отпустит! Он вообще не собирается её выпускать из рук. Иссохший не будет появляться каждый раз, когда Лилит рискует жизнью, а рискует она постоянно. Биение сердца вампира становилось всё быстрее и быстрее, пока внутри разрастался едкий ужас. Он ведь никогда не задумывался, что смерть подстерегает их буквально на каждом шагу. Каждый день кто-то пытается их убить. И до сегодняшнего дня его это совершенно не беспокоило. Но именно сегодня он её едва не потерял. Только сегодня? Нет, гадкая память злорадно вскрывала тот ящик, что он держал закрытым. С самой Изумрудной рощи Лилит постоянно балансировала на грани жизни и смерти. Яд пауков под вымершей деревней, нападение булея в Подземье, удар стража кузни в Гримфодже, атака гитов в яслях, тени в проклятых землях… перечислять можно до бесконечности. Смерть подбиралась к ней на расстояние волоска, и даже пересекала эту границу, тогда в ход шли воскрешающие свитки, способные поймать последний удар сердца и снова его запустить.

Сегодня было предельно близко к точке конца.

Астарион вновь поймал себя на том, что не дышит. Увиденный под другим углом мир не на шутку пугал. Устрашал тем, как легко он может отобрать у Астариона его возлюбленную. Как когда-то запросто отобрал свободу. Но нет! Он не допустит этого! Первый урок был усвоен. И теперь он примет все меры до того, как станет слишком поздно! И ведь он уже нашёл идеальный ритуал для них. Он разделит с возлюбленной всё — богатство, власть, силу, вечность, сердце и душу. Это ли не любовь?!

Он посмотрел на Лилит. Его храбрая маленькая женщина безропотно лежала в его руках, сонно разглядывая его. Нет, сегодня нельзя. Она слишком слабая. А он слишком на взводе. Он не справится с ритуалом. Разум должен быть трезвым и холодным. Сейчас он просто убьёт её. А этого нельзя допустить!

Астариону было плевать на Хальсина, и что остальные их компаньоны захотят поздравить Лилит с освобождением от оков Баала. Что с ней вообще захотят поговорить, и выпить, и провести время после того, как она едва не умерла. Совершенно плевать. Он чувствовал себя большим злым драконом, который уволок принцессу подальше от всего мира и теперь эта принцесса принадлежала только ему. Он бы уволок её во дворец Зарр, но там требовалось хорошенько прибраться прежде, чем её ножка переступит порог.

В Эльфийской песни⁽³⁾ им удалось снять почти весь этаж, чтобы уместить на кроватях всю их стаю. Даже удивительно, что комната с таким количеством кроватей нашлась. Впрочем, в ней был секретик, который Астарион приметил для себя почти сразу. Едва заметная дверь, за которой располагалась маленькая личная спальня, где можно было запереться от остальных и наконец отдохнуть от их колоритного зверинца.

— Ты меня не отпустишь, да? — тихо спросила Лилит, когда он запер двери комнаты, отрезая их от всех остальных.

— Нет, милая, никогда! — непринуждённо ответил он с улыбкой.

Астарион видел искру в её глазах. Маленький очаг бунтарства, почти полностью похоронённый под усталостью. Завтра она точно словом или взглядом заявит, что всё это было лишним. Возможно, начнёт вредничать и попробует воззвать к его совести, а когда зов останется безответным, мило и упрямо рассердится. А после он убедит её сменить гнев на милость.

Вампир усадил её на краешек кровати и начал ловко снимать с неё всё лишнее. Бой закончился, настало время отдыхать, а лучше всего отдыхается в его объятиях. Нагой, тёплой и сонной.

— Астарион, я не смертельно ранена, я и сама могу, — по-детски закапризничала она, когда он начал деликатно смывать с её лица и тела следы прошедшего дня при помощи губки. И краденого лавандового мыла.

— Не сомневаюсь, душа моя, конечно, ты можешь! — кивнул он с улыбкой и продолжил смывать с её руки засохшую кровь.

Лилит закатила глаза, но не стала упрямиться. Она демонстрировала вселенское терпение на лице, пока он приводил её к идеальному виду. Но уложить себя постель не позволила и заползла под одеяло сама. Упрямица. Вампир быстро присоединился к ней, приведя себя к соответствующему виду. За дверью негодовали их спутники, а тут был маленький очаг спокойствия, в котором он мог притянуть её к своей груди и крепко обнять. Не думать и не говорить. Завтра будут разговоры, смех, слёзы, крики и возмущения. Завтра они обсудят, какой мир раскрывается перед отродьем Баала, получившей статус «Ничьё Дитя». А сейчас пора спа…

Лилит вдруг усмехнулась, да так громко и заразительно, что вопрос сам собой возник:

— Так-так-так… Что скрывается в твоей маленькой несносной голове?

— Знаешь, в некотором роде ты был первым мужчиной, которого я вообще увидела в своей жизни, — захихикала она и пояснила: — Просто вдруг в голову пришло.

— Вот как?

— Я ведь не Тёмный Соблазн. Я… Моя жизнь началась когда капсула на илитидском корабле распахнулась, и я вывалилась из неё. Всё, что я видела — всё было впервые. Все впечатления. Все начинания. Взлёты и падения…

— Ты говорила о том, что я твой первый мужчина. Во всех смыслах?! — с лисьей улыбкой прервал он её. Разумеется, у него было немало любовников, для которых он был первым, но чтобы первым вообще во всём…

— Да, на твоих плечах все мои первые мысли о том, какие бывают в этом мире мужчины. Обманщики, в основном. Негодяи, которые ищут способ опрокинуть меня в горизонтальное положение и ткнуть в меня своим клинком.

— Хм, первое впечатление всегда обманчиво!

— Я тоже так думала, пока ты не позвал меня в лес и снова не опрокинул на спину, чтобы… — она покраснела, многозначительно не договорив.

— Неужели смущаешься пошлых подробностей о моём клинке? Или второй раз быть опрокинутой было куда приятнее?

— Пока меня не начали кусать муравьи!

Спальня погрузилась в обоюдный хохот. А после, когда Лилит извернулась в его объятиях как маленькая хитрая змейка, вечер стал чуть более пикантным. В конце концов, снимать напряжение можно разными способами.

Этот день стал решающим аргументом. Лилит должна присоединиться к нему в вечности. Надо лишь подобрать правильный момент, чтобы провести ритуал. Она примет его сторону. Она поймёт. И согласится.

1) Да, в игре пришла сама Орин и заменила собой одного из компаньонов. У меня не совсем так. Но близко

Вернуться к тексту

2) FIREBALL!!!

Вернуться к тексту

3) таверна называется "Эльфийская песнь"

Вернуться к тексту

Примечания:

Да, снова выложила без двойной читки

Да, бета будет позже

Да, в ПБ можно отрываться на полную катушку

Астарион сжал кулаки, приказывая себе успокоиться. Но каждое упоминание Горташа заставляло его звереть всё больше. Будь он хоть чуточку спокойнее, то посмеялся бы тому, как стал похож на Карлах. Их пламенная подруга тоже едва сдерживалась, желая порвать нынешнего правителя города на клочки.

Ярость слепила. Кровь в жилах закипала. Жар настолько окутал его, что проступила испарина. Впервые он ощущал настолько жгучую ревность.

Но почему?

После убийства Орин настало время наведаться к Энверу Горташу лично. Теперь они стали обладателями двух Нетерийских камней. Два его союзника убиты. Двое Избранных пали от их рук. Город под его контролем, но теперь он в меньшинстве, и ему придётся говорить с ними. И говорить любезно.

Кто же знал, насколько любезно он будет говорить с Лилит!

Астарион всегда разграничивал вопросы секса и отношений. Последнее для него было сложной территорией. Почти враждебной. Словно прогулка по минному полю, когда солнце слепит глаза, а все инстинкты молчат. И он старался. По-настоящему старался. Влюбить в себя Лилит ничего не стоило. Влюбиться в неё оказалось не менее просто. После всего дерьма, что он вынес, только она продолжала смотреть на него, как на кого-то достойного. И видела в нём кого-то хорошего. Это было так раздражающе глупо, но ещё и подкупающе. Эта пикси столь упорно верила в то, что он способен на всё, что он сам стал верить. С ней не получалось, как с другими — завоевать, использовать, выбросить. Уже на первом шаге она просто сама пошла в руки, согревая его своим особенным взглядом. Её бесячая вера в то, что он хороший, а может стать ещё лучше, как-то сама собой привела к тому, что он действительно старался быть хорошим. И ещё лучше. Только для неё, но пытался. Спотыкался на каждом шагу, но успехи тоже делал, когда окружал свою маленькую пикси заботой.

К сексу вампир относился и просто, и сложно. Сложная часть перепала ему, когда пришлось признать, что по-настоящему близок он может быть только с Лилит. Эта маленькая пикси пробралась ему под кожу и комфортно обитала где-то в его сердце. К остальным его чувства оставались точно такими же, как в период рабства — отвращение, угнетённость, напряжение и желание поскорее с этим покончить, опираясь на навык, но не на удовольствие. Разум агонизировал, не желая расслабляться ни на секунду. Простая часть заключалась в том, что он не собирался ограничивать в партнёрах Лилит. Пусть развлекается, если хочет. Он не возражал, когда Хальсин просил его разрешения предаться плотским страстям с ней. Он лишь усмехнулся, когда с той же целью её умыкнула Мизора⁽¹⁾. Он даже бровью не повёл, когда суккуб Хаарлеп хищно смотрел на неё и хрипло приказал раздеваться. Похоть суккуба читалась, даже если стоять к нему спиной. Впрочем, лучше никогда не поворачиваться к этим чертям спиной.

Все эти похотливые встречи ничуть не пошатнули их отношения. Ни на каплю не всколыхнули спокойствие Астариона. Притом, что все трое получили от ворот поворот. Его маленькая пикси проявляла очаровательную верность.

Но всего один взгляд Горташа на Лилит чертовски обозлил белокурого эльфа.

Да, он хорошо прочитал этот взгляд. Едва брошенный на неё исподлобья, и следом тон неуловимо изменился. «Моя любимая убийца». Это могло показаться шуткой. А дальше будто бы ничего не значащие намёки. Слова об их сотрудничестве. О предпочтениях самого Горташа. Он не просто так сказал, что между Лилит и Орин предпочитал первую.

Астарион умел считывать подтекст таких слов. Особенно когда он сопровождался особым взглядом. Почти таким же, как у Лилит. О да, Астарион до мельчайших подробностей запомнил, когда в глазах Энвера блеснул тот самый взгляд. Тогда и вспыхнули первые угли ревности. Этот взгляд принадлежал ему, Астариону, только для него он существует и больше ни для кого. Это только между ним и Лилит. Это их отправная точка!

У Горташа и Лилит что-то было. Нет, не просто «что-то». Астариону нет дела до случайного секса. Путь к сердцу не проходит через похоть. Нет ничего дурного в разнообразии любовников. Куда хуже другое — когда дело доходит до привязанности, до чувств и до любви. А в прошлом Лилит, растерянно смотрящей на Энвера, было именно это. Она не играла в недопонимание, Астарион не сомневался. Он заметил разочарование в глазах Горташа, когда все намёки улетели в пустоту. Лилит его не узнала, не вспомнила и никак не ответила взаимностью. Этот момент чуть подсластил горькую пилюлю.

Астарион даже позволил себе беззвучную насмешку. Сам виноват. Если он так пекся о своей ненаглядной, то мог бы сначала забить тревогу, а потом Орин. Не отвернуться от культа Баала со словами, что не лезет в их дела, а спасти любимую женщину.

Вампир кипел до самого вечера, вяло подмечая всё, что творилось вокруг. Разговоры, перебежки от кочки до точки, заранее предопределённые столкновения с противниками. Он оставался достаточно смертоносным, чтобы не вызывать вопросов. Он вяло отшучивался от вопросов, а в голове бурлила безумная ревность. Настолько безумная, что он проморгал момент, когда к Уиллу явилась Мизора в окружении демониц. Настало время поступить по-умному или вновь заложить свою душу, как последний дуралей. Рейвенгард не подкачал и снова встал на те же грабли. Это было так смешно, что Астарион на некоторое время отвлёкся от своей горечи. Он даже не плевался от плана очередной героической вылазки. Старшего Рейвенгарда требовалось спасти. Впрочем, этого упёртого сухаря действительно следовало прикормить с руки до того, как всё закончится. Астарион планировал жить долго, пережить чёртов Старший Мозг и править Вратами Балдура. Для начала. Потом можно смотреть на другие города Побережья Мечей, а затем… Но в первую очередь было бы неплохо вооружиться поддержкой благородного герцога, а для этого его нужно спасти.

Отбой объявили пораньше. Сразу после того, как Уилл подписался на самое глупое решение в своей жизни, а он, сам Астарион, принял самое непосредственное участие в планировании операции по спасению Рейвенгарда-старшего. Удивились все, но только Лилит хватило такта не делать круглые от удивления глаза. Пока все остальные проводили вечер по их скудному усмотрению, они уединились на крыше таверны.

Лилит впервые оказалась рядом столь надолго. Это был его идеальный шанс. Но слова даже в голове прыгали из-за жгучей ревности. Во рту собралось так много яда, что пришлось признать — нельзя. Не сегодня. Не в его состоянии. Он едва себя контролировал. Сейчас он не сможет даже как следует предложить ей разделить с ним всё, чем он обладает. Лилит наверняка не поймёт. И откажет. Но хуже будет, если согласится. Самоконтроль пошёл ко всем чертям. Нельзя в таком состоянии проводить опасный ритуал. Он просто убьёт её. Джергал на сей раз не поможет. Нет, нельзя. Ритуал требует собранности, спокойствия и холодно рассчитанных действий. Сейчас у него нет ничего из этого.

Чтобы успокоить свою маленькую любовь, он вновь старался изо всех сил. Быть идеальным для неё в этот момент. Не выплёскивал свою ревность. Не на его маленький солнечный лучик. В конце концов, не её вина, что Тёмный Соблазн и Горташ в перерывах между планами Абсолют крутили романы.

— Всё хорошо, моя милая, — сладко улыбнулся он, когда она заметила его тяжёлый взгляд.

Всё ни капли не хорошо. У Лилит случались вспышки памяти. Короткие. Но она делилась с ним каждой, словно сокровищем. Большая часть была ужасной. Подобные разговоры заканчивались в его объятиях, когда он гладил её по волосам или просто обнимал и читал что-то из своих книг вслух. Она боялась своего прошлого. Презирала себя былую. И всё же… что, если она вспомнит Горташа? Что, если пожелает воссоединиться с ним? Что, если решит, что тронный зал и коронованный Избранный Бейна ей милее, чем лагерь по полям и дорогам, да Астарион? Он не обманывался, она всё ещё смотрела на него, как на жалкое отродье. Не замечала в нём возрастающей силы. А значит, не оценивала его как более выгодный вариант, чем бывший из забвения. Гордость порой шептала, что если она действительно предпочтёт кого-то другого ему, почти самому сильному существу в Фаэруне, то она просто неблагодарная дура и не стоит даже его мизинца. А если так, то пусть катится ко всем чертям. Но следом гордость стальными сапогами затаптывала остальные чувства. Нет, Лилит его солнечный лучик, и он никому не позволит их разлучить. Никому и никогда.

* * *

Подводная тюрьма Горташа вызвала у него смешанные чувства. С одной стороны, все изобретения нынешнего правителя города вызывали приятный трепет. И его стальная стража впечатляла, и замысловатая лодка для подводного плавания, и тюрьма, которую запросто можно потопить. С другой стороны, напрасная трата ресурсов и места. Да ещё и хороший способ выбесить Сучью Королеву, чтобы она к чёртовой матери топила все корабли за такое святотатство. Хорошо, что Горташ не стал проверять, что делает его любимая убийца в свободное время. Астарион тоже не хотел бы это видеть.

Их большого отряда хватило на то, чтобы разделиться и разбежаться в разные стороны. Лилит на подходе к тюрьме объявила, что слышит голос Омелума и жаждет освободить не только Рейвенгарда, но так же всех пленников. Астарион лишь скрипел зубами. Как знал, что и этот простой план развалится на части.

Быть может, он проклят со своими простыми планами?!

Всё, что могло пойти не так, пошло не так. Тюрьма рассыпалась на части. Её отвратительная земноводная стража вставляла палки в колёса. Лишь появление Мизоры, которая подлечила ослабшего герцога, можно было засчитать за приятный сюрприз. И ладно, если бы всё ограничивалось только открытыми клетками и приказом для всех узников бежать к лодке со всех ног. Нет. Их добросердечный лидер пожелала лично убедиться, что все покинули тюрьму и только после этого соизволила бежать в сторону спасительной лодки.

Тюрьма лопнула, как мыльный пузырь. Лилит не осталась в ней навсегда только потому, что Астарион успел схватить её поперёк туловища и со всей скоростью, доступной вознесённому вампиру, втащил её в лодку. Люк запирали Уилл с Гейлом, глядя на их парочку, как на двух сумасшедших. И в этом Астарион их не винил. Большей глупости от Лилит он не ожидал. Чуть не погибнуть из-за горстки гномов!!! Вполне в её стиле, но какого чёрта?!

Вампир кипел, как чайник и едва не рычал на Лилит до самой Эльфийской песни. Стоило ей попытаться отойти от него на шаг, как он особенно лютовал. Пусть только попробует отлучиться, чтобы погибнуть тупой геройской смертью! Он её из-под земли вытащит и хорошенько встряхнёт за такое! Притом он совершенно не протестовал, когда служительницы Амберли нанесли свой удар и вычистили пространство Госпожи Волн от грязи. Даже с сопутствующими землями. В конце концов, для него как для будущего правителя Врат Балдура чистые торговые пути просто необходимы.

Лилит хотела было помочь отцу и сыну примириться. Чтобы Рейвенгард-старший наконец понял своего сына и принял всё то, что тот сделал для мира и для его народа, какие жертвы принёс, но Астарион был непреклонен. Он позволил ей связать личинки отца и сына, чтобы старик наконец услышал их недалёкого Уилла. А затем, не дожидаясь, чем завершится очередное воссоединение семьи, сцапал её в комнату и запер двери.

— Ты была очень-очень плохой девочкой, моя милая! — прошептал он и мстительно резко притянул Лилит к себе.

В жёстком собственническом поцелуе он не постеснялся прокусить её губу. От лёгкого привкуса сладкой крови Астарион почти озверел, решив по-своему наказать свою женщину так, чтобы до следующего утра не могла шевелиться. И обо всяких Горташах не смогла бы думать ещё очень-очень долго!

А спутникам и их родне стоит закрыть сегодня ушки. Будет громко!

Его маленькое наказание длилось достаточно долго, чтобы Гейл, Уилл и Шедоухарт нашли способ окружить область между ними непроницаемым коконом тишины. Избавившись от весьма смущающего соседства с интимными отношениями, все поспешили отправиться спать. А для Астариона и Лилит всё только начиналось. Он не собирался отпускать её из своих объятий, пока она не взмолится о пощаде. И даже тогда.

Пусть пытка удовольствием продолжается так долго, пока силы окончательно её не покинут. Весьма сомнительное наказание, ведь наутро ей может понравиться, и его невыносимая пикси отправится геройствовать в другую часть города, но… По крайней мере, это наказание было весьма приятно воплощать в жизнь.

Но предрассветное время подкинуло новых сюрпризов. Астарион почти погрузился в медитативный сон, когда почувствовал на своём лице хищный взгляд и не менее хищную улыбку. Взгляд, брошенный на измученную постельными игрищами Лилит, явил ему незнакомку в теле возлюбленной. Кроваво-алая вспышка в глазах и садистская улыбка почти не оставляли сомнений, но слова уже сами вырвались:

— Что?! Ты не Лилит. Что ты такое?!

— Досадно, когда после жаркой ночи мужчина не может вспомнить моего имени… — она притворно цокнула языком и едва добавила: — Я дам подсказку. Как ты говорил в прошлый раз, хм, в других обстоятельствах мы могли бы подружиться.

— Тёмный Соблазн.

Глаза мгновенно оценили положение вещей в комнате. Кинжалов и другого оружия поблизости не нашлось. Он в любом случае сильнее её. И достаточно живучий, чтобы выйти из проигрышного боя без потерь. И всё же присутствие кого-то чужого держало разум и тело в напряжении.

— Именно так, собственной не совсем понимающей, как такое вышло, персоной. Только не шуми, — шикнула она на него. — Лилит спит и по-хорошему спать будет до утра, если ты её побережёшь, а тебе стоило бы. В прямом смысле затрахал девочку до потери сознания. Не скажу, что ей не понравилось… и что мне не понравилось.

От её похотливой улыбки стало одновременно приятно и неуютно. Вся она была такой. Двоякой. Ещё с момента у Лунных Башен, когда пожелала прийти и убить его. Забавная маленькая убийца, рычащая на него в бессильной ярости.

— Задумала реванш? — поинтересовался он со снисходительной усмешкой. Даже если у неё был шанс, то с момента вознесения не осталось даже тени надежды.

Он слишком силён для неё.

— Хотелось бы, но стоит мне даже руку поднять с целью наконец завершить то, что я начала, и она проснётся, чтобы снова защитить тебя своей любовью, — недовольно фыркнула она. — Любовь… Сколько рек крови из-за неё пролилось, а Лилит не позволяет мне пролить ещё немного. Хотя я не настроена вырезать твоё сердце и сделать из головы вазу для пуговиц. Пока что.

Астарион незаметно для себя расслабился. Отчего-то он верил, что она не врёт и не шутит. В ней было что-то такое, что чувствовалось в Кетерике Торме, когда он понял, что обречён. Смирение. Честное финальное слово того, кто хладнокровно принимает своё поражение.

— Удивительно слышать такое от Убийцы Баала, — не постеснялся он её поддеть.

— Я не была первым отродьем, — вдруг призналась она. — Я не была даже первой из тех, кого создавали из мёртвой плоти Баала. Не знаю, какой была по счёту. Были более сильные. Более искусные в магии или в грубой силе. Более жестокие. Более исполнительные. А я вышла живучей. Я знала, что надо уметь выживать не только вне стен культа Баала, а внутри их. В первую очередь внутри их. Я кое-что спрятала от папочки. Сохранила невинную часть себя. Сохранила Дитя, чтобы хоть какая-то часть меня имела возможность выходить на поверхность ради простых радостей. Ради того, чего я давно лишена. Я во главе, а лучшая часть меня получает редкие минуты для музыки, книг и грёз о добре да справедливости.

Она говорила много. Не стесняясь и не скрывая. Будто всё это время провела на дне колодца и теперь получила шанс выговориться. Хоть кому-то.

— Теперь всё наоборот?

— Теперь… Мы не сразу были отправлены в Лунные Башни почти неузнаваемым куском плоти. Орин долго развлекалась. Ей нравилось пытать меня, хотя фантазия у неё однобокая. Я бы придумала лучше.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул Астарион больше по привычке, чем специально стремясь задеть.

— Но я не могу сказать, что стоически выдержала все пытки. Нет. Я взяла весь удар на себя, как и всегда. Защитила Лилит от боли и пыток. Но есть такие раны, после которых уже не оправиться. Их не вылечит время. Я могу лишь радоваться, что спрятанная от всего культа Баала моя невинная часть оказалась достаточно сильной, чтобы по праву занять главенствующее место.

— Неужели нет даже маленького искушения захватить тело? — не поверил он.

Окажись он на месте Тёмного Соблазна, то сделал бы всё, чтобы поглотить свою вторую половину. И неважно, насколько она добрая и милая.

— Хм, будь осторожен, вампирчик, я ведь и снова попытаться могу! — игриво промурлыкала она, но чуть повернула голову и поморщилась, словно от невыносимой тупой боли. — Но я слишком поломана. Моих сил не хватит, чтобы контролировать тело. А после Баала… не уверена, что осталась хоть какая-то мотивация.

— Только не говори, что наш главный злодей в этой пьесе больше не может творить свои злодеяния из-за уныния?

— Смейся сколько хочешь. Я исполняла волю отца слепо. Но не фанатично. Я давно выгорела изнутри до пепла. А пепел ни к чему не стремится, ничего не желает, ничему не радуется и никого не любит. Я не могу чувствовать вкус жизни. Она может. Я сделала всё, чтобы у неё оставалась свобода воли, но свою утратила начисто. Баал приказывал убить тех, кого люблю, и я подчинялась. Баал приказал то же ей, и она воспротивилась. А следом отвергла его. Я бы так не смогла. Я бы просто сделала и всё. Вся моя жизнь была наточена на то, чтобы стать Избранной Баала. Мне даже в голову не приходило стать кем-то ещё. А она просто стала. Я уважаю её выбор. Но теперь мы живём в мире, в котором у меня нет ни цели, ни смысла для существования. Девятое пекло, я теперь понятия не имею, что нам делать.

— Красивая история. Похожа на чушь для доверчивых. Но красивая. Лилит единожды вставила тебе палки в колёса, а ты сразу сдалась? Кто в такое поверит?!

Несомненно, она что-то задумала. Что-то подлое. Быть может, в самый последний момент она захватит тело и подчинит Старший Мозг себе? Или дождётся, когда все уснут, и тихо перережет всех? Тогда какого чёрта она сейчас показала себя?

— Ты говоришь так, словно мы — это две души в одном теле. Это не так. Мы — две грани одной души. Мы были и остаёмся одним. Покалеченный Тёмный Соблазн и невинное Дитя. Хотя, — усмехнулась она, — после встречи с тобой о невинности стоит позабыть.

Слова о невинности мгновенно всколыхнули задремавшую было ревность. И ведь как удачно, что Лилит, с которой спрашивать нечего, крепко уснула. А виновница его состояния как раз может ответить на некоторые вопросы.

— Что ты помнишь? — осторожно поинтересовался он.

— Интересный вопрос. Я предпочитаю не помнить.

— Разве? — вновь не поверил он, внутренне закипая от её мимолётных ответов. — Тёмный Соблазн не помнит всё о своей жизни? Или травма отбила тебе память окончательно?

— Не травма. Я сама. Я забирала из нашей жизни худшее. Прятала от неё боль, принимая весь удар на себя. А после нападения Орин… в чём я хочу поблагодарить личинок — я научилась прятать воспоминания от нас обеих. Я не помню наше прошлое, но я знаю его. Так намного проще жить.

Проще жить? Астарион едва не сжал руки в кулаки. Неужели так сложно просто взять и ответить нормально? Рассказать, что за романы крутила в прошлом?

— А что насчёт Горташа? — не выдержал он.

— Ой, какая прелесть. Вампирчик ревнует! — расхохоталась она, подмигнув. — Было бы кого… Было бы к кому…

— Не юли. Помнишь или нет?

Ответом ему стали блеснувшие в полумраке глаза. И непривычно хищная для его возлюбленной улыбка.

— Не вся моя жизнь соткана из мрака, ненависти и желания бесконечной энтропии. Есть исключения, — поведала она после небольшой театральной паузы. — Горташ один из таких. Неглупый, амбициозный, любопытный экземпляр, успевший хлебнуть от этого мира щедрую порцию нечистот, прежде чем Бейн нашёл его и счёл достойным. Впрочем, Бейн не ошибся. Как и я, когда приглашала его присоединиться к нам с отцом. Продолжить дивную традицию прошлого.

— Проигрывать горстке безымянных героев?

Она поморщилась. На этот раз не от боли. Впрочем, вампир бил по самым болевым точкам. История запомнила все случаи краха тройки. И особенно отродий Баала.

— Фу как пошло. Но… справедливо, к сожалению. Тем не менее, я предложила ему величие. Вознестись над миром наших рабов… прежде чем я принесу их всех в жертву отцу.

Астарион усмехнулся от последних слов. Едва ли нынешний правитель Врат Балдура всецело подписывался на любопытные планы.

— Дай угадаю, об этой части Горташ не знал?

— Разумеется, в его картине мира мы бы правили рука об руку. А Кетерик, если бы рискнул мешаться под ногами, отправился пополнить число рабов под контролем личинок.

Она настолько спокойно об этом говорила, что ревность едва не клокотала внутри Астариона. Это было настолько в порядке вещей для этих двух? Как много их объединяло?

— Значит, вы с папочкой планировали опрокинуть двоих из троицы? Не слишком ли высоко метили?

— Слишком. Это были цели отца. Возвыситься над всем миром, поглотив его… кто бы мог знать, что его отродье сделает всё для успеха, а потом всё для провала этого плана? — невесело усмехнулась она.

— Вернёмся к Горташу…

— Ох, ты мой очаровательный вампирчик! — промурлыкала она с насмешкой в голосе. — Да, мы были любовниками. После каждого нашего успеха в планах, мы предавались плотским страстям. Нет, он не был моим первым. Пока я взрослела под кнутом Баала, у меня не было разнообразия в развлечениях. В перерывах между потаканием моей жажде резни, я развлекалась как могла.

— В том числе с Саревоком? — прищурился Астарион, больше подначивая её, чем желая знать ответ.

— Фу, не настолько. Но, в том числе с Орин. Ей это не слишком нравилось, но она была готова на всё, чтобы приблизиться ко мне, к любимице отца. А меня веселила её злобная похоть, — расхохоталась она. — А ты надеялся, что Лилит досталась тебе непорочной девой? В некотором роде так и было. Умом точно, а телом… Кресса над нами так поработала, что тело, считай, стало совсем другим, новеньким. С другой стороны, не тебе жаловаться. Благодаря моей несдержанности в любовниках, она способна терпеть все твои выкрутасы и даже получать от них удовольствие.

* * *

Впоследствии разговор будет иметь огромное влияние на все последующие события. Астарион решает, что сможет доказать и Тёмному Соблазну, и самому себе, что ничего не испортит в отношениях с Лилит. Она об этом никогда не узнает. Впрочем, у неё перед глазами будет слишком много событий, чтобы заметить изменения. С присущим ей чувством справедливости она полезет в дом, кишащий призраками, чтобы спасти идиота-художника. Тот, решив, что пленение Зентаримом это ерундовое приключение, напишет портрет своей мёртвой бывшей и спровоцирует настоящее нападение призраков.

— Я хочу предложить… — осторожно начал Астарион, испытующе глядя на Тёмного Соблазна. Как она отреагирует на его идею…

— Знаю. Ушки и глазки у нас общие, — отмахнулась она. — Лилит откажется.

— Ты этого не знаешь! — возмутился он, чувствуя неприятную горечь внутри. Он не сомневался, что она права.

— Знаю. Она отказала отцу. Не захотела быть рабыней бога. Думаешь, она захочет стать твоей рабыней?

Вампир учится стискивать зубы и терпеливо повторять себе, что один день погоды не сделает. И одна неделя. И один месяц. И один год. Лилит останется с ним. Добровольно. Она не станет пытаться от него сбежать. Ведь она и так прелесть какая послушная! Надо всего лишь держать себя под контролем и не давить на неё. Он молчит. Даже когда Лаэзель внезапно отращивает в себе яйц… мужество отказать Влаакит и наметить свой собственный путь по жизни, на что Карлах и Джахейра предлагают выпить. Вид милой пьяненькой Лилит его изрядно веселит. Она изрядно ласковая и немного приторможенная в словах и действиях, зато умилительно лезет обниматься. Кажется, что в этот момент он может успеть и предложить, и реализовать свой план. Но… нет! Всё должно быть не так!

— Дело не в рабстве! — возмутился он словам Тёмного Соблазна. Как она вообще может думать, что он на такое способен! Он любит Лилит и не станет творить с ней то, что с ним творил Касадор.

— Да ну? — удивлённо приподняла брови та. — Отродье похуже раба будет, не забыл? Твои слова. Мы их помним. Мы не хотим на твоё место.

— Всё будет иначе! — бросился он в оправдания, подмечая насколько жалко звучит перед жестким взглядом Тёмного Соблазна. — Она не станет каким-то там отродьем. Она будет моим консортом. Самым любимым…

— Отродьем? — перебила она его. — Ну-ну. У Касадора тоже были фавориты среди отродий. И ты как-то даже был среди их числа. Мы это помним тоже. К слову, тебе самому не будет противно? Ты выше всех вампиров, а твоя супруга — жалкое отродье без своей воли.

— Всё будет не так!

— Пф-ф. Разумеется. Потому что она откажется. А ты вспылишь. Дашь волю эмоциям, наговоришь много гадостей, смешивая истину и ложь. Так, чтобы она точно не передумала. И вы расстанетесь, — со злорадной улыбкой отметила она.

— Вот этого точно не будет!

— Подумай о своём темпераменте. Ты уже почти бросаешься на меня. И эта твоя ревность. Ты не сможешь себя контролировать. И она сбежит. Уйдёт одним летним днем и не вернётся.

Некромантия Тэи дала намёк на то, как удовлетворить заветное желание и не превращать Лилит в отродье, сгорающее в рабской покорности от ненависти к нему. Он никогда не признается ни Лилит, ни Тёмному Соблазну, что с самого начала не собирался создавать рабыню. Или вампиршу, имеющую и причины, и возможность бросить его навсегда. Он повторяет аспекты ритуала по созданию своей бессмертной невесты снова и снова каждую ночь, чтобы ничего не забыть и не упустить. Отродья у него будут. Но они останутся безликими исполнителями его воли. Лилит займёт своё место в его дворце. Она будет сидеть у него на коленях, пока они будут возвышаться над всем остальным миром. Только так и никак иначе!

— Даже если она откажется… Чёрт. На чьей ты стороне? — не выдержал он.

— На своей, — зевнула она, невольно уступая накатывающей на тело усталости. За окном собирался рассвет. — На нашей с ней. Ищу то, что будет лучше для нас обеих. И без тебя нам будет лучше.

— Не провоцируй! — прошипел он, чувствуя, что терпение на исходе. Но какой смысл кричать и кидаться на Тёмный Соблазн? Только порадуется эта зловредная сторона, если Лилит проснётся в разгар его ярости. Тогда ему нечего будет сказать. Тогда… нет, тогда он запросто её потеряет.

— Подумай вот о чём. Едва ты вознёсся, как сразу помчался строить планы на вампирское семейство. А в чём проблема подождать лет десять? Хм… ну хотя бы год. Хотя и через десять лет она внешне не изменится.

— Её могут отобрать, — процедил он.

— Кто?

— Годы… Ладно, за десять лет не годы. Болезни, враги, её глупое геройство, её друзья.

— Или сама уйдёт? Ты поэтому делаешь из неё рабыню? Чтобы не убежала? А слабо добровольно с ней жить?

— Это не твоё дело!

— Это моё тело. А моё тело — моё дело. Подумай над своим терпением. И дай ей хотя бы год нормальной жизни!

Смерть Горташа наконец разжимает стальные оковы в его груди. Девятое пекло, как же приятно прокручивать в голове тот самый сладкий момент. Он мысленно поаплодировал Нетерийскому Мозгу. Браво. Бис. Всё, что могло их связывать, выгорело, вместе с хитрыми глазками ныне покойного правителя Врат Балдура. И вот намечается финишная прямая. Кровавая битва за город. Разрушения ему, кстати, очень идут. Дают немало возможностей для правильной перестройки. Горожане не забудут того, кто поможет всё восстановить. А хитрые ходы под городом и не только… Это всего лишь нюансы городского ландшафта.

— У неё будет и год, и десять, и вечность. И не просто нормальной, а лучшей. Никто, кроме меня, не сможет…

— Астарион?.. — зевнула Лилит, глядя на него сонными и ничего не понимающими глазами.

Он осёкся, понимая, что хитрая тёмная сторона бежала. Оставила их наедине. Возможно для того, чтобы вбить между ними клин.

— Лилит… Прости, бусинка, мысли вслух. Я тебя разбудил? — он мягко обнял её, прижимая спиной к своей груди.

— Немного, — кивнула она.

— Засыпай, моя прелесть, — прошептал он, целуя её в макушку.

Десять лет? Нет! Это слишком много. Год? Пусть будет год. Она одумается. Она примет правильное решение! Главное, чтобы хватило терпения.

Лилит останется с ним.

Навсегда…

Примечания:

А вот и как-то так финал

Всё

По Лилит и Астариону всё.

Задумка с похищенным попаданцем осталась в черновике. Не факт, что я к ней вернусь ибо нет ни настроения, ни мотивации что-то с ней делать. В планах дать зелёный свет ориджину. Но будущее слишком туманно

Всем, кто читал ❤

1) Да, события тоже не совсем по хронологии игры. В целом было странно, что Мизора поселилась в лагере, действовала на нервы и даже вбивала клин уже после того, как решение о договоре с ней было принято. То есть она тупо зачем-то веселилась. Другое дело пакостить и давить на атмосферу лагеря до расторжения или переподписания.

Вернуться к тексту