Золотая Лилия и Тёмный Соблазн (гет)

Примечания:

Милашка Лилит https://vk.com/photo97211035_457249053

Красивый город Врата Балдура https://vk.com/photo97211035_457249098

Сегодня солнце так же ярко светитИ в вышине легко играет ветерНо на душе необъяснимая тоскаИ от чего так страшно — не скажу яКак будто миг ещё, и грянет буряНаш хрупкий рай построен из песка(рок-опера «Орфей» — Хрупкий рай)

Врата Балдура отстраивались заново. На месте разрушений стремительно вырастали новые дома и стены. Иллитиды превращались в страшную сказку на ночь. Сказку, которая всё же требовала от родителей держать поблизости оружие. Первые дни на город без слёз было трудно взглянуть, но прошло несколько недель, и он вновь оживал.

Не все здания пострадали. Были те, которые отделались «лёгким испугом». По иронии судьбы, дворец Касадора Зарра оказался одним из таких. Пока город дрожал, это логово вампиров даже пылью не покрылось. Впрочем, его тоже ждала новая жизнь. Касадора не стало, его место занял новый лорд. Куда более опасный, чем предшественник. Под звездой нового бога — бога амбиций — появился жаждущий власти вознесённый вампир. Вся высшая знать Врат Балдура быстро склонилась перед ним, даже порой сама того не подозревая.

Но в тени жажды власти нового почти короля Балдура оставалась одна слабость. Непростительная слабость для вампира и совсем немыслимая для вознёсшегося вампира. Та, кого когда-то называли Тёмным Соблазном, выбравшая путь отречения от ненавистного отца. Выбравшая себе новое имя. Выбравшая новый путь. Но верным ли он оказался?

Лилит⁽¹⁾. Она сразу догадывалась, что это не её истинное имя. Кажется, что где-то увидела обрывки названий или имён, но запомнила только одно. Хранила его в своих мыслях, когда ломала кости, пытаясь выбиться наружу из иллитидской капсулы. Несла сквозь забытье. И, когда очередная клетка на наутилоиде распахнулась, она не знала ничего иного. Но что-то, скребущееся изнутри, не позволяло ей оставить забытое прошлое.

Тёмный Соблазн постоянно шептал её крови «убей опять, убей вновь», и только силой воли удавалось подавить этот голос. Быть может, поэтому она выбрала в свои вечные спутники музыку⁽²⁾. Невольные друзья по несчастью закатывали глаза, когда она половину вечера в лагере играла на лютне, мурлыкая песенки, что приходили на ум. Больше всех терпения, пожалуй, проявлял только один. Кому она не мешала читать. Он посмеялся над её нежеланием бросаться на помощь всем и каждому, добавив, что при её характере они точно подружатся. Лилит порой поддавалась своей такой ощутимой тёмной стороне и могла сказать или сделать нечто колкое, жестокое и едкое. И всякий раз краем глаза ловила его улыбку, смущаясь такого одобрения. Она саму себя такую не одобряла.

Потом случилась Альфира и клеймом горела в её сердце. До неё была милая маленькая белочка, убийство которой вышло настолько естественным, что Лилит даже помыслить не успела, а маленькое пушистое тельце упало на землю бездыханным. К счастью, все были слишком заняты, чтобы заметить, как она полдня плакала над несчастным пушистым созданием. Ни в чём не повинным. Но с Альфирой вышло во много раз страшнее. Придя в себя у изувеченного тела наивной певуньи, Лилит едва не испустила крик ужаса. Она оплакивала её всю ночь и много ночей после. Безрезультатно умоляла таинственного Иссохшего вернуть мёртвую девочку к жизни. Но когда встал вопрос, что же делать с телом, она, ненавидя себя, спрятала Альфиру и наскоро умылась в ручье. Никто ничего не заметил.

Почти. Ещё не раскрыв секрет своих талантов, он почувствовал на Лилит запах крови исчезнувшей Альфиры. Его улыбка заставила её ужаснуться, а монстра внутри широко улыбнуться в ответ. Астарион не только улыбнулся, но и с игривым смешком отметил, как ему нравится её виноватый вид. Кажется, тогда между ними протянулась первая нить. Ещё одна появилась после серии найденных обескровленных животных и невольного признания Астариона, что где-то рядом охотится вампир. Она проснулась от очередного кошмара и увидела его, склонившегося над ней. Вампир оказался куда ближе, чем они думали. Точнее говоря, вампирское отродье.

Лилит была в ужасе и ярости, но какая-то её часть уже смотрела на него с интересом, граничащим с влечением. Боль первого раза сменилась сонным покоем, а наутро дополнилась деловым предложением. Интересы сошлись, Астарион каждую ночь ужинал её кровью, а она получала надежду, что её тёмные порывы никого не убьют. Часть ночи он, сам того не подозревая, присматривал за ней, а оставшееся время вялость от кровопотери не позволяла ей полностью погружаться в кошмары. Тёмный Соблазн скрипел зубами от бессилия, Астарион не имел понятия о второй части их соглашения, но все были довольны.

Со временем боль совсем прошла, сменилась ощущением волнения и лёгкого трепета по отношению к самому процессу и белокурому эльфу. Лилит старалась себя не выдавать, но он чувствовал, что она дрожит и порой неосознанно тянет к нему руки. По его словам, она была и оставалась его первой. Нитей между ними становилось всё больше. Позже грянула самая крепкая, когда они встретили гура. Лилит не раздумывала, когда встала на сторону Астариона, и в игривой манере они сначала поиздевались над охотником, а следом вместе уничтожили того, кто явился за вампирским отродьем. Первое совместное убийство, которое было совершено не из необходимости выжить, будто подвело черту.

Последующая ночь прошла не по привычному сценарию.

Он и до этого мог заворожить своим чарующим голосом, но в момент соблазнения это было нечто неизбежное, неотвратимое и невероятное. Снедаемая своими демонами, не способная доверять самой себе, мучимая кошмарами и появлением омерзительного дворецкого, Лилит меньше всего хотела действительно с кем-то сближаться. Перед глазами то и дело появлялось мёртвое лицо Альфиры. Хотелось свернуться клубочком и хоть раз поспать без кошмаров. Но либо они, либо бессонница и тяжёлые мысли. Предположения о пугающем прошлом. Астарион начал разговор будто издалека, но с таким томным придыханием, что внутри всё отозвалось ещё до озвучивания самого предложения. Она просто не смогла отказаться, губы словно сами отвечали ему ровно то, что он хотел услышать. Без единого намёка на хоть какое-то прошлое, близость с ним воспринималась как первый раз. Эта нить между ними была ещё крепче.

А следом за ней ещё и ещё. До самого спасения рощи друидов, его пренебрежения всеобщим ликованием и вкрадчивого шёпота, вновь забирающего способность сказать что-то кроме согласия. Вечерами Лилит продолжала играть на лютне, теперь поближе к нему. Музыка успокаивала их обоих, даже когда проклятая книга Тэи⁽³⁾ начала нашептывать Астариону секреты некромантии, прося взамен совсем немного убийств. Его общество теперь было впереди всех. Его мнение она спрашивала в первую очередь. Едва возникал любой вопрос, будь то появление архидьявола, спуск в подземелье к миконидам, посещение Гримфорджа, изменение планов или какие-то внезапные открытия о спутниках — она немедленно искала всполох его алых глаз. И, конечно же, слушала всё, что он скажет. Прислушивалась к каждому слову. И порой, когда очень хотелось сказать «нет», она просто не могла ему отказать.

После первого посещения Лунных Башен и её мгновенной, почти инстинктивной защиты Астариона, вскрылись его слабости. Его несвободы. Его непростое отношение к близости, к привязанности, к сексу и свободе выбора. Страшная боль, которую он терпел два века, находясь в рабстве у своего хозяина. Лилит мало что знала о чьих-либо душах, но моментально увидела, насколько его душа была искалечена. Измучена. Истина прорывалась нехотя, в момент эмоционального всплеска, и всякий раз она думала, что забвение порой лучше таких знаний о прошлом.

Лилит смотрела на него едва не со слезами, предлагала оставаться близкими, но без секса, раз на самом деле акт близости ему не нравится сам по себе. Она сопереживала двум векам его заточения и изо всех сил желала унять его боль. Помочь ему стать счастливым. Сделать его счастливым. Она легко простила его за изначальный циничный план спать с ней и тем самым привязать её к себе, что он проделал с лёгкостью. Её сердце трепетало от его слов, что не чувствовать к ней что-то серьёзное он просто не смог. Нитей между ними стало значительно больше. Но скрытый внутри неё Тёмный Соблазн цинично назвал их отношения двумя сцепившимися колючками, а саму Лилит слабой и жалкой. Зависимой от мнения вампирского отродья.

Лунные Башни провели жирную черту между попытками плыть по течению, игнорируя прошлое, и необходимостью его принятия. Тёмный Соблазн был здесь. Тёмный Соблазн хозяйничал здесь. Тёмный Соблазн получал здесь почёт и уважение, соответствующий статусу. Здесь Тёмный Соблазн оказался в состоянии едва живого куска мяса, которое бросили Бальтазару и его некромантам для опытов.

Путешествуя по мёртвой земле, она видела свидетельства собственной чудовищности. Целое крыло кладбища было буквально посвящено её прошлому. Надгробия, гроздья надгробий, говорящие о том, что одной страшной ночью кто-то обрывал жизни семьями. Кто-то. Тёмный Соблазн. Она застыла истуканом перед надгробиями, будто оказавшись перед теми, кого сама убила. Сомнений не было. Альфира, гоблины, представители семейства Торм… — она прекрасно умела убивать, когда хотела. Она умолчала о своей заминке. И только Астариону шепотом сбивчиво призналась, что смотрела на плоды своих трудов.

Лилит была слишком шокирована деяниями своего тёмного «Я», чтобы заметить, насколько сильно Астарион заинтересовался тайной своих шрамов. Его хозяин, его создатель, Касадор Зарр, живущий во Вратах Балдура, притворяясь немного эксцентричным аристократом, обладал всеми отрицательными качествами вампира, что могли существовать. Но интересное стихотворение на языке Инферно он вырезал на спине своих отродий не только из любви к крикам боли. В полумраке их лагерной стоянки впервые прозвучало название нечестивого ритуала — отвратительнейшего действа, создающего вознесённого вампира. Монстра, лишённого всех слабостей обычного вампира и обладающего воистину ужасающей силой и властью. Астарион сразу загорелся идеей обернуть ритуал в свою пользу, а Лилит была слишком раздавлена открытиями о себе, чтобы бить тревогу.

В царстве мрака вокруг Лунных Башен Тёмный Соблазн изощрённо доводил её до срыва. Искушение убить светлую жрицу Селуне и обречь всех, кого она защищает, на страшную смерть. Осознание, что творящиеся ужасы в том числе её рук дело. Обрывки воспоминаний о том, как именно она творила свои зверства и наслаждалась мучительной смертью жертв. А следом были найдены заметки Бальтазара о том, как его помощница, некромантка Кресса, очень уж сильно привязалась к новому питомцу…

Покалеченным телом или «любимцем», которого та без устали кромсала, подвергала множеству пугающих экспериментов и с восторгом вскрывала, была сама Лилит.

Доказательств нашлось предостаточно. Кресса мгновенно узнала питомца и радостно заворковала, справляясь о мыслительных способностях, собственной воле и удивительной живучести. Чародейка смерти, разумеется, после недолгих раздумий пожелала вскрыть питомца и душевно пообещала, что будет с любимицей до конца. У неё не было шансов остаться в живых. Лилит стояла над её телом и едва сдерживала слёзы. Она забрала все записи о питомце и нашла место, где её вскрывали, с полустёртой надписью на стене «In_u_io ex LILI_-_T_fo_i_s a_h_b_tur ad a_lev_ndum dolor_s cap_tis⁽⁴⁾». Слипшиеся перед глазами слова о золотой лилии стали её именем.

Некромантка билась днями и ночами, но лечила её, но ведь кто-то в прошлом почти её убил.

Ночью в лагере она тихо сжигала в костре все записи о себе. Она не играла на лютне. Не мурлыкала песенки и держалась подальше ото всех. Даже от Астариона, что последний моментально заметил. Он чувствовал запах её крови там, где когда-то её содержали, видел её взгляд и непроницаемое лицо. Той ночью он просто обнимал её, не проронив ни слова. Она была ему за это безмерно благодарна.

«Знаешь, а ведь Кресса любила меня. По-настоящему любила. В своей жуткой извращённой форме, но она единственная из моего прошлого, кто меня действительно любил», — прошептала она, глядя в огонь. Если Астарион услышал, то он не подал виду.

В тот момент в сердце проступила рана, способная толкнуть Лилит однажды в пропасть. Единственная любовь, которую она знала, была безумной, нездоровой и до ужаса искажённой. Но другой она не знала и была готова цепляться хоть за такую. Некромантка уже была уничтожена, зато рядом оставался белокурый эльф. Ранимый, язвительный, неуверенный и мечтающий начать с самого начала. При этом эгоистичный, саркастичный, но способный на заботу о ней. Умеющий найти нужное слово, чтобы утихомирить её внутренних демонов.

Самой крепкой стала нить между ними, когда мерзкий дворецкий явился к ней ночью и злорадно пообещал, что Тёмный Соблазн вот-вот нанесёт удар и жертва уже назначена — тот, кого Лилит любит больше всех. Сердце безумно колотилось у горла, когда она, превозмогая желание немедленно приступить к самой весёлой части ночи, разбудила его и предупредила. Та ночь многое изменила. Она ненавидела себя за всё, что сказала и сделала. Она была готова к презрению и немедленному расставанию. Вот только всю ночь он поддерживал её, успокаивал и даже посмеивался над Тёмным Соблазном, крепко связанным до самого утра. А после обратил её попытку убить его в ежедневную шутку. Ни презрения, ни расставания не случилось.

Они стали ещё ближе.

Но всё изменилось, когда грянул нечестивый ритуал. Лилит вспоминала его с содроганием. Клетки с тысячами душ. Обезумевшими за столетия своего обращения. Всё жуткое прошлое Астариона на ладони. Обращённые маленькие дети. Семь тысяч жертв, готовых к ритуалу. Провалившееся нападение на Касадора. Астарион в магических кандалах, установленный, как пешка, в нужную часть шахматной доски. Месиво битвы. Её отчаянный бег через ритуальный зал, чтобы вытащить его. Их победа. И выбор. Чудовищный выбор, который разделил жизнь на «до» и «после» сильнее, чем Баал, Абсолют и Нетерийский Мозг.

Астарион сказал «доверься мне», а до того смотрел на неё с режущей сердце мольбой «мне нужна твоя помощь». Она слепо позволила ритуалу завершиться. Семь тысяч душ были принесены в жертву, дав новую жизнь и новую силу вознесённому вампиру. От его первого взгляда по коже прошёл мороз. А его голос заставлял дыхание замерзать в груди. Он стал сверхсуществом, выше которого только боги. И смотрел на неё совсем иначе. Но сделанного не воротишь. Ещё одна нить, протянутая между ними, скрутила все предыдущие в тугой канат.

Канат стал нерушимой цепью, когда она бросила вызов Баалу, отказавшись становиться его Избранной. Её несостоявшаяся убийца и сестра пала в битве между двумя избранными Баала. Двумя дочерьми. Но Лилит отказалась принимать своё мерзостное наследие. Отец не простил ей дерзости и забрал то, что посчитал своим, — её жизнь. Та смерть казалась слаще всего на свете. Кошмары закончились. Мучительный выбор исчез. И даже возлюбленный, от взгляда которого она теперь вздрагивала, остался за чертой жизни и смерти. У судьбы горькая ирония. Иссохший подарил ей вторую жизнь, второй шанс. Она очнулась на руках Астариона, впервые после ритуала смотрящего на неё со страхом. Страхом потерять.

Лилит поддалась этому взгляду. Решила, что если белокурый эльф испугался за неё, значит, он её любит. Он, разумеется, частенько произносил все версии слова «люблю» применимо к ней. Но самой любви в его «люблю» не было. Куда больше его чувств было тогда, когда под Лунными Башнями он честно и робко признался, что не знает, что они делают, но ему нравится.

В бесконечном беге за собственным выживанием не хватало времени подумать, к чему всё это ведёт. К чему приведут эти отношения. События не позволяли. Ни на секунду. На горизонте алела проливаемой кровью битва за город, за Побережье Мечей и, быть может, за весь Фаэрун.

* * *

Врата Балдура выстояли. Бесконечный бег завершился, и настало время расходиться каждый в свою сторону. Лилит тепло прощалась с компаньонами, ставшими для неё почти семьёй.

В конце концов, другой семьи у неё никогда не было.

А дальше наступило странное время. Совместная жизнь с вознесённым вампиром. Ещё более опасная и смертоносная авантюра. Теперь казалось, что все враги, включая Нетерийский Мозг, были всего лишь разминкой. Теперь она жила вместе с самой страшной угрозой всему Фаэруну.

Мирное время обрушивалось волной хаоса. Лилит не знала, за что взяться, когда мир буквально открылся перед ней. Быть может, окажись она чуть свободнее, то отправилась путешествовать, чтобы заглянуть в пропитанное магией Глубоководье, лично оттоптать ногами каменные улицы Невервинтера и пройти дальше Побережья Мечей. Но полная свобода не наступила. В хаосе возможностей она не сразу поняла, что просто сменила одного бога на другого. Баала на Астариона. Их методы разнились, зато цели и желания во многом совпадали.

Только от близости вознесённого вампира она начала кое-что вспоминать. К счастью, не те ужасы, которые она творила. Она вспомнила, как быстро научилась быть любимым папочкиным отродьем. Любимой дочкой чудовищного отца. Как правильно составляла слова желаний, чтобы добиться своего через его волю. Как взращивала в себе ситуативную покорность, способную умаслить даже Баала. И эти навыки пригодились, когда борьба с Нетерийским Мозгом завершилась.

Астарион затмил её мироздание, желая захватить всё. Включая её мысли и желания. Навыки отродья Баала не просто вспомнились, они сразу пошли в ход ради… выживания рядом с тем кто одинаково любим и опасен. Она чувствовала, как правильно взаимодействовать с ним. Как быть хорошим питомцем. «Я хочу погулять по городу» получило бы от него резкий отказ с раздражением и подозрением, что она хочет сбежать от него, но «Я соскучилась, давай погуляем по городу, как раньше» уже имело большие шансы на его согласие. Её свобода и самостоятельность были задавлены моментально. Скрипя зубами, он не мог захватить её мысли и сломить её непреклонность… пока. И только в этом она оставалась от него независимой. Всё, что касалось мира вне её души, отныне контролировалось им.

Каким-то внутренним своим чутьём она могла распознать его настроение даже не находясь рядом. Она чувствовала, когда можно забраться в клетку к тигру и игриво дёргать его за хвост. Шутить с ним, вести себя как ребёнок и смешить своими капризами. Она могла ворваться к нему в кабинет и начать наигрывать на лютне, как в старые времена. Могла воспользоваться моментом и разукрасить его лицо клоунским гримом, пока он спит, за что немедленно получала по мягкому месту, но в той степени, когда это более чем приятно.

Лилит также знала, когда стоит держаться подальше. Когда он становился по-настоящему страшным и только от его взгляда по коже бегал мороз. А если послушать его голос, то даже Баал мог бы вздрогнуть. Память о детстве подсказывала, что нерадивое отродье ждал кнут отца. А что ожидает нерадивого питомца, она узнавать не хотела. Она умела прятаться от него в его же дворце. Даже если он её звал.

Особенно если звал.

Порой она находила его задумчивым и дерзко прерывала его мысли о захвате всего мира требованием поговорить. Не о чём-то строго важном, как его персона или их отношения, а об очередной книге, которую она прочитала. Она выдерживала его сварливые взгляды и стояла на своём, пока он не сдавался. Он сетовал на её непослушание, но, Лилит точно знала, в глубине души ему нравились их разговоры. Просто он сам уже не мог себе в таком признаться. Астарион упорядочивал свой мир тиранией, а она оставалась непокорённым хаосом, способным его встряхнуть и заставить вспомнить хотя бы искру себя прежнего. В хорошие дни для этого хватало одного внезапного объятия, тогда лучшая его часть будто пробуждалась ото сна.

Впрочем, пока его занимала власть в чистом виде и он тратил дни, чтобы плести свою паутину господства, у неё было немало времени, чтобы погрузиться в свой собственный внутренний мир. Ничьё дитя. Личность без памяти. Всё, что ей было представлено, — обрывки пугающего прошлого и немало времени, чтобы наверстать упущенное. Быть может, даже немного вкусить беззаботности детства, что в компании Астариона было легко. Он снисходительно улыбался, глядя, как она дурачится и круглыми от восторга глазами смотрит на мир. Прогулки по городу никогда не заканчивались без добычи. Книги, картины, игрушки, музыкальные инструменты или просто безделушки — стоило ей увидеть понравившуюся вещь, как белокурый вампир с терпеливой улыбкой родителя приобретал для неё всё.

Хорошего питомца нужно баловать.

Он отдал ей всю библиотеку дворца, которую она немедленно заполнила новыми книгами и порой запойно читала их одну за другой, забыв обо всём на свете. Бывали дни, когда она забывала выйти из библиотеки и засыпала в кресле вместе с книгой. Разумеется, Астарион мгновенно находил спящую Лилит и переносил в её спальню. Стоило ей вдруг проснуться, ночь приобретала совсем другие оттенки познания. Но если сон оказывался крепким, то он не тревожил её до самого утра и уже по пробуждении навёрстывал упущенное.

После ритуала его мнение о физической близости изменилось. Теперь отношения, секс и любовь воспринимались им только как элементы контроля и власти. Ему нравилось часами изводить её порочными утехами, бесконечно доводя почти до самого края, чтобы с плотоядной улыбкой наслаждаться её мольбами. Что-то пугающе хищное расцветало на его лице, когда он слушал, как она теряет рассудок в его руках и умоляет его о большем. И он «великодушно» давал ей желанное наслаждение, обжигая шею шепотом, что ни с кем и никогда ей не будет так хорошо.

Исчез Астарион, который с тенью печали в глазах признавался ей, что после двух сотен лет обольщения по приказу в лучшем случае не испытывает к сексу ничего, а в худшем отвращение. Секс стал не просто ещё одной формой диалога между ними, теперь вампиру нравились различные темы такого диалога, в том числе самые изощрённые. Каждый раз, когда он жарким шепотом предлагал нечто более интересное, Лилит знала, что от неё ожидается постоянное и беспрекословное согласие. И соглашалась.

Одного раза, когда она попыталась перечить, ей хватило, чтобы усвоить урок.

Боль стала постоянным спутником удовольствия. Если в прошлом Астарион не скрывал, что во время близости с ней он сдерживается, то теперь он делал это редко и неохотно. Всякий раз, когда она вскрикивала от боли и расцветала гематомами, он недовольно цокал языком.

— Любовь моя, какая же ты хрупкая…

Порой он непрозрачно намекал, что ей явно нравится боль, раз она всё никак не примет разумное решение и не перестанет упрямиться. Всё началось после уничтожения Нетерийского Мозга, когда она наотрез отказалась становиться вампиром… точнее говоря, вампирским отродьем. Тогда он снисходительно улыбнулся и великодушно принял её выбор, добавив страшно царапающее слово «пока». Первое время после начала совместной жизни он не намекал на их разговор. Но вот пролетели два месяца, и способы безболезненного выживания рядом с ним работали всё меньше.

Намёков и прямых вопросов становилось всё больше. С непоколебимостью поступи красного дракона он продавливал её волю. И негодовал, что уступчивая во всём Лилит продолжает упорствовать. А она перебирала в памяти все те слова, что он говорил о вампирах и отродьях. Худший враг вампира — это другой вампир, они не создают равных себе. Она научилась вытягивать из его слов крупицы истины, отворачиваясь даже от самой привлекательной лжи. Увы, слово «любовь» и все его формы всегда были ложью. Этот урок она запомнила, когда он в полушутливой манере «уговаривал» её ещё разок уединиться в лесу, пока друиды и тифлинги празднуют.

— Все так любят обманываться этой фразой, — когда она со смехом назвала его «я люблю тебя» слишком очевидным враньём.

Лилит не обманывалась.

Она не знала, как быть.

Да, его любовь целиком и полностью пропитана ложью, но другой у неё просто нет.

Она заводила музыкальную шкатулку, которую нашла где-то в изумрудной роще и сохранила. Она гладила своего плюшевого медвесыча, вспоминая лагерный зверинец, переданный теперь на поруки Шэдоухарт. Она мурлыкала печальные песенки, складывая из них либретто своего первого мюзикла, основанного на рассказах Бу о своей родине⁽⁵⁾. Она поглощала все книги, которые оказывались рядом с ней. Она пыталась нырнуть с головой в любой омут, который сможет отвлечь её от истины.

И каждый день боялась, что однажды Астарион просто не оставит ей выбора…

Примечания:

Писала под рок-оперу «Орфей» и группу «Эпидемия», поэтому их будет ещё много

Итак

Всем привет, я действительно начала писать в массовом фэндоме, на массовую тему с самым популярным персонажем. Ибо... сколько людей, столько и мнений. Да, на фикбуке расцветает 50 оттенков абьюзинга Астариона от лайтового до хардового. Моя версия... спойлеры, так что решайте сами, как только прочитаете.

Атеншн

Я порой буду упоминать вещи, которые относятся к особенностям моего прохождения. Если у вас не так — не надо сразу нести факелы и керосин

PS

Да, я реально оплакивала белочку. Мне было её очень жалко, я вообще плачу над животными.

Да, над Альфирой я тоже плакала т.к. на тот момент не знала, что её можно хитростью оставить в живых (и убить другую невинную девушку-барда). Гнала её из лагеря, но... вы знаете рельсы сюжета за Тёмного Соблазна

1) Поскольку слова она видела на латыни, то и называла себя на латинский, а не греческий манер — Lilit, а не Lilith

Вернуться к тексту

2) бард

Вернуться к тексту

3) Некромантия Тхая, которая должна была переводиться как некромантия Тэи

Вернуться к тексту

4) Infusio ex Lilium-auratum foliis adhibetur ad alleviandum doloris capitis — Настой листьев лилии золотой применяют для облегчения головных болей.

Вернуться к тексту

5) Бу как миниатюрный гигантский космический хомяк родом с Крина. А ещё родом с Крина Рейстлин Маджере. Да, это непрозрачный намёк на мюзикл «Последнее Испытание»

Вернуться к тексту