В странном человечьем мире (джен)

Когда люди видели издалека Лу́ку Пагуро, они принимали его за самого обыкновенного двенадцатилетнего мальчишку. Лука действительно был такой — скромный, тихий, неприметный, как, в общем, и вся его жизнь. Он жил в маленьком и миленьком домике на берегу Средиземного моря. Каждый день отец и мать выходили в море ловить рыбу, а Лука помогал им. Можно было подумать, что в этой лачуге живёт обычная рыбацкая семья, которая только морепродуктами и питается. Но эти рыбаки обычными лишь казались. Они выходили в море в самом прямом смысле и ловили рыбу совершенно легко. Ведь и отец, и мать, и сам Лука при входе в воду превращались в морских чудищ! Такая уж у них была наследственная способность. Передвигаясь под водой, как настоящие рыбы, они помогали морским жителям: навещали черепах, строили домики осьминогам, кормили мелких рыбëшек. А если вдруг наплывали большие хищные рыбы, прятали малышей в подводных пещерках. Ещё лучше, если удастся этих рыб поймать в плетëную сеть — тогда на всю семью устраивался пир. Ведь обычное питание состояло из обыкновенных водорослей, устриц и креветок. А кости от съеденных рыб мать поручала Луке зарывать подальше от дома. В поисках таких далëких мест мальчик уходил за высокие холмы, видел широкие просторы и щедро возделанные поля, а иногда на них — людей. Эти люди не могли ни в кого превращаться, но Луку к ним влекло какое-то непреодолимое желание общения. «Все эти люди живут, наверное, в каком-нибудь другом месте, — думал Лука, — в котором нам, морским оборотням, не бывать...»

Не раз он спрашивал родителей о других людях, но те, будто не зная, отговаривались чем-нибудь и заводили разговор о другом. И чем чаще от него скрывали тайну людей, тем страстней юному оборотню хотелось узнать о них. Отец словно чувствовал мысли сына и, не желая от него какой-нибудь глупости, стал привлекать его к охоте.

— Вот залив, а в нём, сам знаешь, водится грозная барракуда, — пояснял Лоренцо Пагуро, указывая сыну на бухту со скал. — И ты свою ловкость не раз нам являл, и в твои сети уже ни одна хищница попадалась, стало быть, пора тебе в опасный залив отправляться, барракуду к столу ловить.

— А если, папа... я повстречаю людей? — робко спросил Лука о запретных существах.

— С ними лучше не встречаться, — серьёзно заявил папа. — Представляешь, что они подумают, когда увидят этакого монстра в воде! Лучше уйди на глубину и добросовестно возьмись за дело.

Лоренцо вручил сыну сеть и добавил:

— Да, и ещё винограда нарви, мы им барракуду украсим.

И отец скрылся за холмами, оставив Луку выполнять задание. Но мальчик не спешил бросаться на глубину за опасной и непредсказуемой рыбой. «Мне случалось видеть людей-рыбаловов, — задумался Лука. — Они хоть и не плавают под водой, но мелкой рыбы такое количество вылавливают! Ни к чему нам ради одной барракуды жизнью рисковать. Так и объясню папе и маме, что нужно брать пример с людей. Но это потом, а сегодня скажу, что барракуда ушла от меня и соберу виноград.»

Придя к такому решению, юный оборотень отправился к заброшенному винограднику. Ни один человек за ним давно уже не ухаживал, и Лука часто любил там бывать. Казалось, всë невозможное будто исчезало, когда он забирался в эти густые лозы, каждый вечер благоухающие и пылающие в лучах предзакатного солнца... В этом винограднике он любил мечтать об удивительных, никогда не изведанных им местах, где, несомненно, жили загадочные и прекрасные люди... И их селения представлялись Луке обширными, весёлыми, полными жизни и красоты. Он бы и ещё помечтал, но сейчас было не до того — в первую очередь нужно позаботиться о пище. Одна из лоз нависала над самым краем скалы, а на этой лозе Лука заприметил довольно большую гроздь. Чтобы не сорваться, Лука ухватился за отвислую ветку, и уже хотел было дотронуться до лакомого плода, но та вдруг с треском обломилась, и мальчик ухнул в море. Вода мгновенно превратила Луку в морского монстра, и, почувствовав себя в прохладной и успокаивающей стихии, он не стал выбираться обратно на сушу. Скалы ушли в сторону, словно огромные стены, а он всë плыл и плыл по течению, готовый приплыть так хоть к необитаемым островам, несмотря на то, что его ждали дома. Но когда повязанная Луке на пояс сеть напиталась влагой и утянула его под воду, он устремился на поверхность — ему хотелось глядеть на необъятные берега, зелень которых была побогаче подводных видов водорослей. Но вдруг на этих берегах оборотень увидел... большое поселение! Он сразу понял, что там живут люди, ведь только они способны выстроить такие высокие, похожие на цветные скалы, дома. Берег этого селения был обит камнем, на лодках к нему подплывали с богатой добычей рыбаки, выходили на сушу и оставляли лодки возле берега на воде. Людское селение раскинулось перед Лукой во всей своей красе, оно манило его, звало своею неизвестностью и яркими красками. И маленький оборотень уже хотел поддаться этому зову, но внутренний голос, голос морской природы, сурово остановил его: «Как?! Ты, Лука Пагуро, всю жизнь связанный с морем, хочешь, позабыв о родных, так сразу взять и уйти к этим подозрительным сухопутным? Стыдись, маленький, неосторожный оборотень!» Слушаясь этого голоса, Лука ещё раз взглянул на сияющее жëлтыми огнями селение, нырнул и поплыл под водой без оглядки. Мальчик так поторопился вернуться домой, что совсем забыл про еду...

— А почему сеть пустая? Барракуда где?! — удивился папа.

— Виноград почему не собрал?! — грозно поинтересовалась мама.

Говорить, что видел территорию сухопутных, Лука просто не смел:

— Барракуда оказалась слишком большой и сильной... Я едва спасся и от страха даже забыл нарвать винограду...

Но папа, вместо того, чтобы посочувствовать, вздохнул безнадёжно:

— Всë ясно, Даниэлла: наш сын — трус!

Даниэлла закатила глаза и застонала:

— О-о-о! Мы тут сидим голодные, достойного ужина дожидаемся, — а в итоге из-за твоей несмелости, Лука, вынуждены сосать вяленого тунца!

...В этот вечер Лука вообще есть не стал. Он сидел в своей скромной комнатке и смотрел в окно на темнеющее в сумерках море. Он знал, что люди не умеют ни в кого превращаться, но жизнь у них, наверное, лучше... И он на суше такой же человек, — а всякого человека, будь он даже отчуждëнным, всегда рано или поздно призывает цивилизация.