Мрак под куполом цирка (джен)

Алиса, не чуя под собой ног, влетела в зал и спряталась за портьерой. Теперь классной даме ни за что не найти её, так как портьеры здесь достаточно длинные и широкие. Да и взбредёт ей, этой суровой и педантичной тётке, что ученица ухитрилась затеряться в обширном бальном зале? Но сухая особа в очках, нацепленных на длинный, будто крысиный нос, уже показалась в дверях.

— Выходи, мерзавка! — крикнула она своим неприятным голосом. — Не пытайся скрыться, всë равно будешь найдена и наказана!

Классная дама не пропустила ни одну банкетку у стены, обошла все мраморные, точно из сахара выпиленные колонны. Алиса думала, что, после этих неудачных поисков, тётка уберётся в другой зал... но не ожидала, что она будет ещё и за портьерами шарить!

— Вот она, несносная девчонка! — вытащила она за руку Алису. — Уж директриса на большой перемене-то тебя точно перевоспитает!

— А что я сделала такого? В чëм моя вина?! — в злобном недоумении смотрела Алиса на своего извечного врага прищуренными глазами. — Это вы все требуете от меня слишком многого!

— И она ещё спрашивает!! — взвизгнула дама. — И она ещё смеет возражать нам!! Марш в класс!

Она метнула крючковатый палец в сторону кабинета, где шёл урок, и топнула ногой. Насмешливая улыбка искривила лицо Алисы: степенная классная дама сейчас была не лучше любой капризной ученицы. Поэтому, отвесив ей притворный книксен, девочка гордо повернулась на одной ножке и направилась в класс.

Всë оставшееся время урока она просидела с самым мрачным видом, а когда настала большая перемена, и классная дама строго велела следовать за ней, она покинула свою парту с большой неохотой. Одноклассницы, показывая на Алису пальчиками, тайком хихикали, и от этих едких насмешек в еë сердце начинала нарастать боль. А когда директриса начала своим холодным и ровным голосом ей нравоучения читать, и вовсе хотелось разразиться проклятиями. На взгляд Алисы, директриса напрасно строила из себя благородную даму: очки на цепочке придавали ей не учёный, а лишь противный вид, лицо было неподвижным, как у бездушной статуи.

— Всю перемену — без обеда, — вынесла она приговор, и каждое слово еë гладкого голоса отдавалось ледяным камнем в сердце девочки. — И, вследствие вашей лености и прескверного поведения, ваша репутация испорчена.

Алиса искренне не понимала: как это так — «испорчена»? Ну, благородной девицей, как остальные институтки, она, разумеется, не станет, но, быть может, раскроет себя в чём-нибудь другом?.. Неужели не понимают эти вылизанные леди, что она не создана для женских наук?! Об этом думала Алиса, одиноко сидя в столовой за пустым столом, в то время, как другие девочки с аппетитом уплетали сытный обед. Да ей уже не в первый раз терпеть несправедливое наказание. В этом институте, как казалось ей, вообще всë странно и несправедливо: сие заведение было с четырёх сторон обнесено каменной стеной, и, хоть и выглядело красивым внешне и внутренне, наслаждаться этой красотой классные дамы и учительницы просто не давали времени. Лучше было бы, думала Алиса, просто построить обыкновенные казармы, чем возводить такое величавое здание, в котором должны царить радость и великолепие. Даже свободное время в этом доме тирании предназначалось для повторения изученного материала, за незнание которого следовало неумолимое наказание. И то ладно, если бы на учëбе присутствовали только учительницы — так нет ведь, ещё зачем-то этих дам в каждый класс! Они зорко следили за порядком и выполнением заданий, что всë равно не отличало их от обычных придирчивых надсмотрщиц. Тяжкие условия и постоянный гнёт делали учениц похожими на дочерей бедняков. Они и одеты-то были скромно — все носили простые коричневые платья с чёрными передниками и пелеринами, лишь по праздникам заменяемыми белыми. Однако ни уроки, ни строгость со стороны наставниц ничуть не мешали институткам на переменах превращаться из благородных девиц в настоящих дикарок. Они в самых жестоких и насмешливых словах обсуждали учительниц, и в особенности классных дам, подшучивали над одноклассницами, и даже порой учиняли какую-нибудь дикую шалость. Алиса в душе смеялась над этими хитрыми и капризными ученицами, хоть и понимала, что их сделала такими жизнь без радостей и родных. А во время сегодняшнего урока она смеялась над Джейн Уиттиер, одной из самых красивых и способных учениц. Алиса глядела на то, как она поправляет свои золотистые косы и прикрывала губы ладонью, чтобы не засмеяться в голос. «Подумаешь, красавица! — думала она. — У меня-то волосы белокурые, ещё лучше твоих! Снаружи у тебя красота, а в голове, как говорится, пустота! Что я, не знаю, какая ты на самом деле задира и гордячка?» Классная дама, заметив Алисин смех, естественно, сделала ей замечание, и, как всегда, строгим голосом. А строгости по отношению к себе, Алиса просто терпеть не могла. Она сейчас же отпускала или дерзкие фразы, или едкие, насмешливые выражения. И в том, и в другом случае следовало наказание. И от сегодняшнего наказания Алиса не спаслась даже бегством...

— Чего это ты тут расселась? — усмехнулась Джейн, глядя на бесцельно сидящую в столовой Алису. — Тебе сегодня уже ни кусочка, ни глоточка не перепадёт.

— А не всë ли равно? — сердито покосилась Алиса.

— Ясно, не всë равно. Чего доброго, стащишь какой-нибудь пирожок. Вот я за тобой и слежу.

Алиса снова хотела ответить чем-нибудь гневным, но тут между ней и Джейн словно из-под земли выросла Ева Бëрн. Фамилия этой ученицы говорила сама за себя — девочка была пылкой и необузданной, а косы у неё были рыжими, словно пламень. Она тысячу раз шалила и тысячу раз наказывалась, но никогда ничего не боялась. Она могла часами голодать или стоять посреди зала без передника, но ни о чëм не жалела и всегда непонятным образом добывала себе еду или добивалась милости учительниц.

— Ты лучше свой суп скорее ешь, а то остынет! — весело бросила она Джейн и поскорее увела Алису в коридор. Там она уселась с ней на одно из окон и угостила её булкой с изюмом. Из всех учениц в институте Алиса уважала одну лишь Еву и была счастлива, когда, в часы голода, получала от неё еду.

— Спасибо, милая Ева! — горячо поблагодарила Алиса, так жаждущая поддержки. — Где ты только такой батон добыла?

— Миссис Миллер женщина хлопотливая, но рассеянная, поэтому стащить хлеб у неё из кухни мне ничего не стоит.

— Но как так получается, что тебе удаётся избежать наказаний чаще, чем мне?

— А потому что я сразу придумываю уловку. Например, мисс Чиллингтон ругает меня за неряшливость, а я хитрю: «Я вам лучше сейчас задачу решу!» И нарочно решаю самую лёгкую, и мисс Чиллингтон, видя мой успех хвалит меня и даже ставит положительную оценку.

— Жаль, что у меня нету таких способностей. А учиться у меня просто душа не лежит — она пламенеет к чему-то другому... Но я так давно не видела ничего, кроме института и всего, что с ним связано! До этого я жила на ферме у моей добродушной опекунши, но в мои семь лет она вдруг решила, что мне пора начинать серьёзную жизнь, забросила меня сюда — и забыла... Уже долгие годы я не могу покинуть пределы институтских стен, даже в летние каникулы, ведь у меня нет родителей, чтобы забрать меня отсюда... Если мне случалось видеть нечто яркое и праздничное, пусть даже на краткое время, сердце моё начинало петь, а душа — ликовать. Только тогда я чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Алиса не зря доверилась своей подруге — Ева была тронута этой историей.

— Да, понимаю, вечная жизнь в четырёх стенах тяжела... Особенно если лишена красок радости... К счастью, меня такая участь обошла стороной — у меня есть папа, добрый, любящий папа, который одобряет мои мальчишеские манеры и летом возит меня в самые лучшие места. А у тебя никого нет, бедняжка! Но не вздыхай столь горько — завтра праздник, и счастье улыбнётся тебе!