Куда приводит ложь (гет)

1.

 

Мирабель потопталась на месте, с сомнением переводя взгляд с обведенного ручкой объявления в газете на двухэтажную радиостудию «Ritmos de Bogotá»⁽¹⁾. Ладно, попытка не пытка, худшее, что с ней произойдет — это потраченные на проезд деньги… которых и так мало. Почти два года она работала в швейном ателье, пока хозяйка не уехала в Эквадор, оставив хозяином своего сына, который очень быстро спустил все труды матушки в унитаз и закрыл ателье. И вот теперь Мирабель должна была либо очень быстро найти работу… либо возвращаться домой, чего ей совершенно не хотелось.

Решившись и постучав по деревянной двери на удачу, Мирабель прошла внутрь. В фойе на нее бдительно покосился охранник, и Мирабель, откашлявшись подняла газету, словно щит.

— Я по объявлению. Помощник…

— Второй этаж, — буркнул охранник. Из-за боковой двери Мирабель услышала голос диктора местного радио, зачитывающий последние новости, и тихонько, на цыпочках, поднялась наверх, где бодро стрекотала пишущая машинка и то и дело трезвонил телефон. Молодой парень, заметив ее, кивнул, одновременно поднимая трубку. Выслушав неразборчивый голос, он пообещал передать все директору Мендосе и положил трубку на рычажки — телефон тут же зазвонил снова и парень с видом мученика закрыл глаза. Мирабель застыла в дверях, не зная, куда она попала.

— Прошу прощения, очень насыщенный день, — парень, отмерев, изобразил вежливую улыбку. — А вы…

— М-мариана, Мариана Рохас, — Мирабель стиснула газету в мокрых пальцах. — Вы дали объявление, что нужна помощница…

— Ох… — парень тяжело вздохнул и, спохватившись, привстал из-за стола, пожимая ее руку. Во всяком случае, ему хватило вежливости не вытирать ладонь о брюки — когда Мирабель нервничала, у нее постоянно потели ладони, и это ее неимоверно бесило. — Очень приятно, Мануэль Перрес, и, простите, я не думаю, что вы нам подходите.

— Почему? — возмутилась Мирабель. — Я умею работать с пишущей машинкой, я грамотная, терпеливая и «привыкла к шуму», — процитировала она строчки из объявления, и Мануэль снова вздохнул.

— Сеньорита Рохас, просто… если честно, вы очень юная.

— Мне двадцать лет, — отчеканила Мирабель, сердито глядя на него. Мануэль печально кивнул.

— Вот именно. Вы вряд ли выдержите здешнюю нагрузку. И, честно сказать, сеньор Гарсия, он очень… эксцентричный. И угрюмый. А еще может быть очень… невоздержанным на язык. Прошлый его ассистент сбежал чуть ли не в слезах.

— Я не сбегу, — Мирабель затолкала газету в сумочку и, вытерев мокрые ладони о платье, выпрямилась. — Сеньор Перрес, меня очень сложно задеть, поверьте. А к эксцентричности я привыкла с детства, у меня очень… неординарная семья.

Мануэль задумчиво поскреб подбородок, и тут телефон снова затрезвонил. Чертыхнувшись, он перегнулся через подлокотник и выдернул шнур из розетки, и в комнатушке воцарилась тишина.

— Наконец-то, — Мануэль выдохнул и снова взглянул на нее. — Насколько хорошо вы владеете машинкой? Сеньор Гарсия пишет быстро, и вам нужно успевать перепечатывать все, что он напишет за один день.

— Очень хорошо. Я с детства умею печатать, — Мирабель позволила себе крохотную улыбку. — И я действительно знаю грамматику.

— Ладно, — вздохнул Мануэль, покачиваясь на кресле. — Тогда, наверное… последний этап собеседования. Сделайте кофе.

— Что? Вам нужен кофе? — Мирабель непонимающе уставилась на него, и Мануэль поспешно замахал руками.

— Нет-нет, это для… Я же говорил, сеньор Гарсия эксцентричный. Это его маленький ритуал — каждый новый помощник должен сделать ему чашку кофе.

— Он что, на кофейной гуще гадает? — ляпнула Мирабель, и Мануэль рассмеялся, правда, тут же смолкнув и нервно покосившись на дверь. — Ладно. А где?..

— Кухня на первом этаже.

На здешней кухне — помещение чуть больше кладовки, где с трудом помещалась походная плитка с закоптившимся чайником — сидела худая темнокожая молодая женщина с копной пышных вьющихся волос. Мирабель на секунду замерла — показалось, что это Долорес… Нет. Никаких воспоминаний о семье.

— Новая помощница Хорхе? — сочувствующе протянула женщина, заметив растерянность Мирабель. — Ох, дорогая, соболезную. Вон его кружка, да, зеленая.

— А какой кофе он любит? — уточнила Мирабель, задерживая руку над банкой кофе. — Крепкий? С сахаром?

Женщина покачала головой.

— Это знает только сам сеньор Гарсия. Пусть тебе подскажет интуиция… а проще сказать, действуй наобум, — она вздохнула и протянула ей руку. — Я Вивиан, веду рубрику гороскопов.

— Мариана Рохас, — за два года она уже привыкла к этому вранью так, что чужое имя не вызывало проблем. Да и не ложь это была, так… крошечная неправда.

— Удачи тебе, Мариана Рохас… Кстати, ты кто по знаку зодиака?

— Я? — Мирабель растерялась, машинально заваривая кофе так, как любила тетушка Пепа. — Рыбы.

Вивиан с любопытством глянула на нее, постукивая по столу кончиками ногтей.

— День принесет вам много полезных встреч и успех в новых начинаниях. Это из сегодняшнего гороскопа.

— Спасибо, — Мирабель поставила чашку на блюдце и, попрощавшись с Вивиан, снова поднялась на второй этаж. Мануэль, уже включивший телефон, что-то быстро печатал, зажимая трубку плечом и издавая короткие угуканья, и только махнул ей в сторону второй двери. Мирабель осторожно приоткрыла ее, заходя внутрь.

Сеньор Хорхе Гарсия сидел спиной к двери, и Мирабель видела только короткие черные волосы с проблеском седины и собственно, саму спину гениального (по заверением постоянных слушательниц) сценариста, обтянутую коричневым пиджаком.

— Я пишу, Мануэль, — сухо сообщил он, даже не обернувшись.

— Я… кофе принесла, — Мирабель запнулась, и сеньор Гарсия развернулся к ней вполоборота. Нос у него был впечатляющим. Круги под глазами тоже. Но если приглядеться, то он казался смутно-знакомым, и Мирабель нахмурилась, а потом мысленно махнула рукой. Она и про Вивиан подумала, что это Долорес, а тут просто человек, отдаленно похожий на портрет дедушки Педро…

— Давайте, — сеньор Гарсия поднялся из-за стола — Мирабель отметила, что он ненамного выше, чем она сама, и подошел к ней, забирая чашку. Помявшись пару секунд в тишине под его выжидательным взглядом, Мирабель быстро выскользнула обратно к Мануэлю и перевела дух.

— Может, откажетесь? — спросил Мануэль, бросив на нее короткий взгляд. Мирабель покачала головой.

— Не-а. Мне нужна работа. А… Почему сеньор Гарсия пишет от руки?

— Он говорит, что иначе к нему не приходит вдохновение, — Мануэль пожал плечами. — Я же предупреждал, это очень эксцентричный… Кстати, за последнюю неделю вы уже пятая на эту должность претендуете.

Мирабель хотела спросить, почему сбежали предыдущие кандидаты, когда дверь за ее спиной открылась, и она, вздрогнув от неожиданности, быстро отступила в сторону. Сеньор Гарсия задумчиво смотрел на нее, держа в руке чашку с кофе.

— Рабочий день начинается в восемь утра. Я надеюсь завтра увидеть вас тут, — он мотнул головой в сторону своего кабинета. — Спасибо за кофе. Очень вкусный.

Поставив чашку на стол Мануэлю, он снова скрылся у себя. Мирабель непонимающе перевела взгляд с двери на Мануэля, который потрясенно замер.

— Все нормально? — уточнила она на всякий случай.

— Вы первая, кому он сказал, что кофе был вкусным, — Мануэль покачал головой и улыбнулся ей. — Поздравляю, сеньорита Рохас. Считайте, что вы приняты.

 

2.

 

Мирабель была довольна собой. Каждое утро она приходила еще до восьми часов, садилась за свой стол в кабинете сеньора Гарсии и начинала перепечатывать все, что он написал за вчерашний день. Она подружилась с Вивиан, которая довольно язвительно отзывалась о сеньоре Гарсия, легко нашла общий язык с Мануэлем, который писал новости, и с ведущим диктором Гектором Льоса… И только сеньор Гарсия держался отчужденно, ограничиваясь пожеланиями доброго утра, приятного аппетита перед обеденным перерывом и доброго вечера в конце дня. Мирабель смирилась с этим — в конце концов, ей с ним детей не крестить, а лишние разговоры во время работы могли сбить с толку.

Мирабель на самом деле нравилась ее работа. До этого момента она никогда не слушала радионовеллы, полагая их уделом скучающих домохозяек и старушек, но сценарии, которые писал сеньор Гарсия, были настолько живыми и яркими, что она ловила себя на том, что вместо того, чтобы просто перепечатывать — читает их, затаив дыхание. В маленьком городке разворачивалась трагическая история любви между приходским священником и младшей дочерью богатого землевладельца, перемежающаяся забавными сценками с другими горожанами, и в один прекрасный день Мирабель, не выдержав, хихикнула. Она тут же притихла, сообразив, что это не развлечение, а работа, и пугливо покосилась на сеньора Гарсию. Ручка замерла в его пальцах, и Мирабель сглотнула, пытаясь вжаться в кресло. Если она сбила его с мысли…

— Что именно?

— А? — переспросила Мирабель, моргнув. Сеньор Гарсия повернулся к ней, внимательно глядя в лицо:

— Вы хихикнули. Что именно было смешным?

— Извините, я больше не буду, — Мирабель низко наклонила голову, и сеньор Гарсия вздохнул:

— Нет, вы неправильно меня поняли. Мне интересно, какой именно момент вас насмешил.

— Ссора сеньоры и сеньора Паскуале, — Мирабель немного расслабилась. — Когда он попытался поднять ее вместе с креслом и чуть не уронил…

— И она пролила чернила на завещание, — сеньор Гарсия улыбнулся на долю секунды, и Мирабель удивилась, как улыбка изменила его лицо: из угрюмого и мрачного типа сеньор Гарсия превратился в довольно приятного человека. — Хм. Спасибо. А теперь, если вы не возражаете…

Мирабель, спохватившись, снова застучала по клавишам, пообещав себе больше не издавать никаких звуков.

Через месяц Вивиан и Мануэль устроили ей маленький праздник в честь первого рубежа, который она преодолела.

— Тут всего три ступени, — Вивиан поставила перед ней кружку кофе и щедро плеснула туда сливки. — Месяц, полгода и год. Но ты учти, еще никто не мог выдержать его целый год.

— Да что вы с ним не поделили? — Мирабель с удовольствием отпила горячий кофе. Вивиан раздраженно фыркнула:

— Он постоянно меня задевает из-за гороскопов. Боже мой, можно подумать, я сама их составляю! — она экспрессивно потрясла в воздухе руками. — Я один раз не выдержала и говорю ему: «Хорхе, дорогуша, если ты такой умный, то возьми и сам предскажи будущее», так он на меня глянул этими своими глазищами жуткими… Я думала, проклянет или сглазит.

— Разве у него жуткие глаза? — удивилась Мирабель. — Синяки под ними, да, действительно жуткие…

Мануэль рассмеялся, подвигая вазочку с печеньем:

— О, когда сеньор Гарсия злится, то глаза у него очень жуткие, как будто горят изнутри. Я один раз увидел — матерь Божья, мне захотелось убежать в церковь и покаяться во всех грехах…

— Но, кстати, — Вивиан хлопнула себя по колену. — Ты заметил, что в последние два года он поспокойнее стал?

— Да, заметил, — Мануэль потянулся на стуле. — Вроде, у него голова перестала болеть, поэтому он уже и не злится так часто…

— А раньше болела? — Мирабель усилием воли заставила себя положить третье печенье обратно на тарелку. Вивиан кивнула:

— Да. Иногда слабо, иногда — аж до мигреней… Ой, помнишь, где-то года два назад? Мы думали, он вообще умрет — упал в обморок, из носа кровь хлещет… — Вивиан поежилась, и Мирабель одним глотком допила свой кофе. — Он неделю проболел, а потом вернулся и действительно стал гораздо спокойней.

— Но все равно, до херувима ему далеко, — Вивиан помотала головой. — Видимо, поэтому он холостяк — ни семьи, ни детей…

— Вив! — Мануэль укоризненно кашлянул. — Вот в личное давай не будем лезть…

— Да-да, прошу прощения, — Вивиан схватила печенье, и Мирабель покачала головой. Глянув на часы, она подскочила, как ужаленная — обеденный перерыв закончился еще три минуты назад, а она тут сидит и прохлаждается… Извинившись — и Мануэль, и Вивиан понимающе кивнули, — она быстро удрала на второй этаж. Сеньор Гарсия, разумеется, уже был на месте и сосредоточенно скрипел ручкой. Осторожно, на цыпочках, Мирабель прошла к своему столу и вздрогнула, услышав насмешливое:

— Мне все косточки перемыли, или оставили на них немного мяса?

— Простите, — Мирабель быстро повернулась к нему лицом. — Я… Это не повторится.

— Сеньорита Рохас, все в порядке. Вы здесь — новое лицо и новые уши, — сеньор Гарсия обернулся к ней, и Мирабель с облегчением заметила тень улыбки в его глазах. И ничего Вивиан не понимает, они не жуткие, а уставшие. И, может, немного добрые и грустные, как у… Мирабель привычно отбросила мысли о доме в сторону. — Понятное дело, что вам расскажут обо всем, что вы не знали. И как? Уже сообщили, что я проклял каждого своего помощника?

— Нет, — растерянно отозвалась Мирабель, и сеньор Гарсия хмыкнул:

— Ай, как неловко, я лишил Вивиан и Мануэля новой темы для разговора… В общем, да, знайте, что я ужасный человек.

— И поедаете котят? — Мирабель прикусила язык, но сеньор Гарсия не разозлился.

— Нет. Котят не ем, а вот от арепы я бы не отказался… — он вздохнул и снова повернулся к столу. — Прошу прощения, но у меня график.

Мирабель плюхнулась на стул, бездумно перепечатывая текст, даже не вчитываясь в сюжет. Наверное, стоит поблагодарить небеса, что сеньор Гарсия такой понимающий и добрый… вопреки словам Вивиан и Мануэля. С другой стороны, дома… Мирабель зажмурилась и потерла висок. Она не будет вспоминать дом. И семью — тоже.

На следующее утро она зачем-то взяла с собой арепы — специально встав пораньше, она пожарила двойную порцию, и теперь чувствовала себя идиоткой, поглядывая на стол сеньора Гарсии, на котором стоял бумажный пакет. Твердо решив отпираться до последнего, она открыла тетрадь, исписанную неровным мелким почерком — следовало бы попросить себе прибавку за вредность: к концу дня в глазах рябило от строчек… Сеньор Гарсия, зайдя в кабинет, тихо хмыкнул, увидев пакет у себя на столе.

— И что же это, сеньорита Рохас?

— Понятия не имею, — Мирабель наклонилась к тетради, поправляя очки на носу, и делая вид, что не может разобрать ни слова. Раздалось шуршание и тихий, довольный вздох, и только тогда она рискнула поднять голову — Хорхе Гарсия стоял с закрытыми глазами и надкушенной арепой в руке.

— Потрясающе. Я уже лет пятнадцать не… — он замолчал, доедая арепу, после чего задумчиво взглянул на Мирабель. — Вы исполняете все желания, или мне выпал счастливый день?

— Я тут вообще ни при чем, — Мирабель улыбнулась, отводя взгляд — щеки почему-то потеплели. Сеньор Гарсия свернул пакет и сел за стол:

— Ну что ж, тогда — за работу. И… спасибо. Нет-нет, сеньорита Рохас, это не вам, это тому загадочному благодетелю, который приготовил эти потрясающие арепы и оставил их у меня на столе.

Через неделю в отношениях священника и дочери землевладельца произошел сдвиг: девица перестала ходить и томно вздыхать, а искренне призналась священнику в своих чувствах. Мирабель старалась не шмыгать носом, перепечатывая сцену объяснения в любви, но получалось плохо.

— Вам это нравится? — сеньор Хорхе задумчиво взглянул на нее, и Мирабель, заморгав, осторожно кивнула. — Почему?

— Просто… они не могут быть вместе, но любят друг друга. Несмотря ни на что…

— Вздор. Он ее не любит. Падре Рауль любит только себя, ему льстит, что Маргери влюблена в него, несмотря на их разницу в возрасте и в положении.

— Нет, это не так! — Мирабель выпрямилась, сердито глядя на него. Сейчас она даже забыла, что сеньор Гарсия — автор этого сценария. — Он влюблен в нее! Он был рядом с детства, он ей помогал, оберегал ее…

— Да, не спорю. Хм… — Хорхе прищурился, разглядывая потолок. — Скажем так, он любит ее, как… квинтэссенцию того, что никогда не может получить, видя в ней одновременно и ребенка, и женщину. А получить это он не сможет потому, что он не в силах отказаться от сана — ведь кто падре Рауль без своей колоратки? Обычный человек. Не святой, не богатый… а гнуть спину и работать в поле он считает ниже своего достоинства. Нет, сеньорита Рохас, это не любовь. Это отрава.

— Но, Маргери… — заикнулась, было, Мирабель, и сеньор Гарсия поморщился:

— Маргери — очень юная и наивная девушка, ей всего лишь шестнадцать лет. Всю жизнь отец держит ее под колпаком, оберегая от мира. Но вместо того, чтобы влюбиться в обычного парня, который будет ей ровней, она выбирает священника — почему? Ну же, сеньорита Рохас, ваши догадки?

Мирабель нахмурилась. После слов Хорхе весь романтический флер куда-то пропал, выцветая и обнажая неприятную суть. Она немного неуверенно ответила:

— Потому что это… безответно?

— Именно. Она боится любить живого, реального человека, и выбирает безопасный объект — священника, который был с ней рядом с самого детства. Она сразу становится необычной в своих глазах, ведь это не просто история любви, это история о запретной и невозможной любви, — сеньор Гарсия едко усмехнулся. — Нет, они не любят друг друга. Они используют друг друга, чтобы быть несчастными — и упиваются своими страданиями. Но для Марегри это простительно в силу ее возраста.

— Кажется, вы не очень любите своих персонажей, — пробормотала Мирабель, начиная печатать.

— А я и не должен их любить. Я — автор, я должен их понимать… а любовь — это уже удел слушателей.

Мирабель промолчала, но работа шла тяжело — она то там, то тут замечала мелкие детали, которые подтверждали слова сеньора Гарсия, и в конце концов она раздраженно откинулась на спинку стула.

— Они меня бесят, — сказала она в пустоту, и сеньор Гарсия негромко рассмеялся.

 

3.

 

Мирабель раздраженно потянулась за корректирующей лентой. Это была уже пятая ошибка за час, и она злилась на саму себя за рассеянность, на календарь, который мозолил ей глаза датой: «Семнадцатое октября», на свои мысли, которые упорно сворачивали к дому. Интересно, что папа подарил маме? А что подарили тетушке Пепе? Испекла ли мама торт, или это сделали папа и дядя Феликс, что сказала абуэла… Рука дрогнула и Мирабель снова нажала не на ту клавишу. Шестая ошибка. Если она не сосредоточится, то ее выгонят с позором.

Сеньор Гарсия сегодня тоже был на удивление вялым. Обычно он писал не разгибаясь, практически не обращая внимания ни на что вокруг, но сегодня его ручка почти не касалась бумаги, и он то и дело потирал лоб, словно у него болела голова.

— Что с вами? — наконец, спросил он, обернувшись к Мирабель. Она молча покачала головой, глядя на строчки, которые почему-то сливались перед глазами. — Сеньорита Рохас? Вы ни разу не хмыкнули, не вздохнули — вообще никак не отреагировали на то, что переписываете, и вы уже в шес… в седьмой раз берете корректор.

— Извините. Неудачный день, — коротко ответила Мирабель и сеньор Гарсия, кивнув, снова вернулся к сценарию. Впервые за четыре месяца своей работы здесь Мирабель не могла дождаться обеденного перерыва. И вообще ей хотелось, чтобы этот день закончился — завтра будет легче, завтра будет проще… Она вздрогнула от неожиданности, когда сеньор Гарсия вдруг поднялся и подошел к ее столу.

— Сеньорита Рохас? Раз уж у нас обоих сегодня неудачный день, может, согласитесь пойти со мной в кафе? Выпьем кофе, съедим по кусочку трес лечес?

— А… почему вы меня зовете? — Мирабель насторожено смотрела на него снизу вверх, и сеньор Гарсия пожал плечами:

— Мануэль же сказал, что я — эксцентричный? Считайте это проявлением моего характера. Я вас эксцентрично приглашаю, и буду угрюмо молчать в кафе.

— Мануэль еще говорил, что вы очень… невоздержанный на язык, — Мирабель слабо улыбнулась, и сеньор Гарсия смущенно потер предплечье, глядя в сторону:

— Обещаю быть вежливым.

Мирабель, поколебавшись, кивнула и встала из-за стола. Может, чашка кофе вернет ей рабочий настрой, и смоет все воспоминания о доме… Мануэль проводил их изумленным взглядом, ничего не сказав, но Мирабель была уверена — только они выйдут за порог, как Мануэль тут же бросится звонить Вивиан и эти два сплетника всласть посудачат над ними. Ну и пусть.

День был солнечным, хоть и ветреным, и Мирабель бездумно размешивала сахар в чашке кофе, глядя, как за окном пролетают мелкие бумажки и засохшие листья. Совсем как дома, когда тетя Пепа нервничала…

— Итак, сеньорита Рохас. Что с вами? — она, вздрогнув, взглянула на сеньора Гарсию. Он сидел напротив, тоже неотрывно глядя в окно. — Вы работаете у нас уже четыре месяца, и обычно просто лучитесь жизнелюбием и радостью. А сегодня…

— Это ерунда, — Мирабель натянуто улыбнулась, отпивая кофе. — Просто голова болит. Со всеми бывает.

— Да, — согласился сеньор Гарсия, по прежнему не глядя на нее. — У меня с детства голова болела почти каждый день, так что я знаю, как это. Если вы меня простите, вы выглядите как человек, у которого болит душа, а не голова.

Мирабель перевела взгляд на вазочку с цветами, стоящую у них на столике, и, решившись, тихо сказала:

— Я скучаю по дому. По родителям. Мне… мне их очень не хватает.

— С ними случилось что-то… плохое? — сеньор Гарсия, вздрогнув, обернулся к ней, и когда Мирабель покачала головой, суеверно постучал по столу. — Тогда почему вы не хотите их навестить? Или они уехали в другую страну?

— Нет, просто… — Мирабель прикусила губу. Слова рвались наружу, но вот компания была не самая подходящая. С другой стороны, ни с Мануэлем, ни с Вивиан откровенничать не хотелось. Обсудить светские сплетни или сюжетные ходы в радионовелле — это да. Делиться наболевшим… нет.

— В силу моей эксцентричности, сеньорита Рохас, я готов предложить вам мои уши. Абсолютно безвозмездно. И даже могу поклясться, что не стану обсуждать услышанное ни с кем, кроме вас, в силу моей угрюмости.

— Я… сбежала из дома. — Мирабель сняла очки, положив их на столик возле чашки. Так было проще — словно если она не могла разглядеть лицо напротив, то и Хорхе тоже ее не увидит. — Сначала я все разрушила, потом сбежала. Просто… Я хотела сделать, как лучше, помочь моей семье… хоть как-то! Полезла туда, куда запрещали, раскопала вещи, которые должны были быть похоронены, это узнала абуэла, причем, за Очень Важным Ужином, — Мирабель голосом выделила заглавные буквы и горько рассмеялась. — Это мой антиталант, если ошибаться — так с треском, с размахом, чтоб весь город был в курсе. В общем, я сказала слово, она сказала другое, и все одно за одно зацепилось, я наговорила очень много… глупого, абуэла сказала очень много обидного, и бум! Все развалилось. В общем, через пару месяцев после… этого, я удрала. Все равно от меня одни несчастья. Это же просто я: ходячая катастрофа и позор семьи… Но я скучаю по маме и папе, — голос у нее опустился до еле слышного шепота. — Скучаю по сестрам, по кузенам, особенно по Антонио.

— Почему вы им не напишите? Не позвоните? — сеньор Гарсия немного наклонился вперед, и Мирабель покачала головой, часто моргая, чтобы удержать навернувшиеся слезы:

— Я из очень… маленького городка. Там нет телефонной связи, да и почта не ходит, — она надела очки и с удивлением отметила слишком… понимающее выражение на лице сеньора Гарсии.

— Сеньорита Рохас… Мариана, — он осторожно дотронулся до ее ладони и тут же убрал руку. — Если вы позволите, дам вам один совет: возвращайтесь. Я уверен, что ваша семья любит вас и очень по вам скучает. Но чем дольше вы будете вдалеке от них, тем сложнее вам будет сделать этот шаг. Вы будете оттягивать визит, обещать себе, что вот в следующем году обязательно вернетесь, и однажды станет станет слишком поздно. Поверьте моему опыту. Я тоже родом из… маленького и затерянного городка. И тоже ушел от семьи, потому что от меня были одни только проблемы. Я все еще скучаю по сестрам и племянникам, но понимаю, что сейчас, спустя пятнадцать лет, меня уже никто не ждет, и обо мне, скорее всего, забыли. Не идите по моим стопам, сеньорита Мариана. Вернитесь домой, хоть ненадолго. Семья… — Хорхе вздохнул, снова глядя в окно, на небо, которое затянуло легкими перистыми облаками. — Семьи бывают ужасными, я не спорю. Но быть одному гораздо хуже.

Мирабель молча смотрела на него, чувствуя разливающееся в груди тепло. Это было странное, зыбкое ощущение узнавания, словно она случайно столкнулась с забытым другом детства посреди толпы.

— Хорхе… Сеньор Гарсия, спасибо, — он не заметил (или сделал вид, что не заметил) ее оговорки и дружелюбно улыбнулся:

— Раз уж вам стало немного легче… Тогда трес лечес? Или кофейный торт?

— Торт, — Мирабель расслабилась, чувствуя, как камень на душе стал немного легче. — Сеньор Гарсия? Так почему вы меня позвали в кафе сегодня?

— Потому что сегодня чудесный солнечный день? Потому что вы выглядели очень несчастной? Потому что мне надоело пить кофе в одиночестве?.. — он пожал плечами. — Кто знает. Я ведь такой… эксцентричный.

Он хитро подмигнул ей, и Мирабель рассмеялась в ответ. Солнце отражалось от ложечек, разбрасывая золотые искры, тонущие в зеленых глазах. Они вернулись на работу, и до конца дня Мирабель не брала в руки корректирующую ленту.

Она даже не удивилась, когда на следующий день, еще до начала рабочего времени, Мануэль сразу подхватил ее за руку и потащил на кухню, где уже сидела Вивиан.

— Ох, девочка, ох, дорогая моя, — Вивиан прижала руку к сердцу, качая головой. — Если ты решила влюбиться в нашего Хорхе, то лучше сразу выкинь эти мысли из головы.

— Я, обычно, против того, чтобы лезть в личную жизнь, но тут я с ней согласен, — Мануэль закивал. — Сеньор Гарсия… не самый подходящий человек.

— Вы вообще о чем? — Мирабель сложила руки на груди, сердито глядя на них. — Я не влюбилась в него, и он в меня тоже. Мы просто выпили кофе.

Вивиан покачала головой, глядя на нее не то с ужасом, не то с восторгом.

— Золотце, ты с нами уже четыре месяца, и поверь, и я, и Манолито очень хотим, чтобы ты и дальше тут работала. Он всегда пьет свой кофе в одиночестве. И… он не из тех, с кем идут к алтарю.

— Он что, твой бывший? — Мирабель переступила с ноги на ногу, пытаясь приглушить неприятное скребущее чувство в груди. Вивиан быстро замотала головой, даже перекрестившись:

— Что ты, что ты! Он не в моем вкусе. Просто… он встречался со своей первой помощницей. Это длилось два месяца и они расстались очень… неожиданно. Бедная Леона плакала в туалете: еще вчера все было хорошо, а сегодня он ни с того, ни с сего говорит ей: «У этих отношений нет будущего, тебя ждет настоящая любовь», и все. Больше ни слова. С тех пор, кстати, он старался брать в помощники только парней… Мариана, дорогая, — Вивиан вздохнула. — Ты действительно нам нравишься, и я не хочу, чтобы ты тоже рыдала в туалете с разбитым сердцем.

— Я не собираюсь рыдать от несчастной любви, — Мирабель демонстративно покосилась на часы. — А если мы тут проторчим еще пять минут, то я буду рыдать, лишившись работы.

Она поднялась в их кабинет, сразу садясь за свой стол. Сеньор Хорхе появился через минуту, и Мирабель улыбнулась ему.

— Вам сегодня лучше? — он задержался возле нее, и Мирабель кивнула, разглядывая его лицо. — Это радует. Я прошу прощения, кажется, наш вчерашний поход в кафе стал очень животрепещущей темой для обсуждений.

— Ерунда, — беззаботно отмахнулась Мирабель. — Поговорят и перестанут.

Хорхе с облегчением согласился с ней и до конца дня они не обменялись ни словом.

 

4.

 

Мирабель раздраженно стучала по клавишам, перепечатывая новую главу радионовеллы. Влюбленная Маргери, получив безукоризненно вежливый и непреклонный отказ от падре Рауля, буквально на следующий же день сказала отцу, что выйдет замуж за Хосе, на которого раньше она вовсе не обращала внимания. Впрочем, Хосе привлекала не столько сама Маргери, сколько ее приданное, так что нельзя сказать, что он был в обиде.

— Хорхе! — наконец, не выдержала Мирабель, и тут же, опомнившись, исправилась. — Сеньор Гарсия, я… Вы что, совсем не верите в любовь?!

— Почему вы так думаете? — Хорхе обернулся к ней с улыбкой, и Мирабель ткнула пальцем в пишущую машинку:

— В вашей новелле… Она же его не любит! И он ее — тоже! Зачем Маргери выбирать именно Хосе?!

— О, Мариана, потому что больше всего на свете люди любят портить себе жизнь.

— Это глупо!

— Но слушателям нравится. А что касаемо вашего вопроса… — Хорхе потер подбородок, глядя в окно. — Я верю в любовь, к сожалению. Можно сказать, я живу только потому, что мой отец так сильно любил мою мать, что пожертвовал своей жизнью ради нее. Я видел, как мои сестры находят любовь, как она крепнет с каждым днем и каждым годом… Увы, но да. Я верю в любовь. Но для себя я решил, что это должно быть нечто такое, из-за чего и умереть не страшно. И до сих пор мне как-то не повезло встретить такого человека.

Мирабель смущенно отвела глаза в сторону. Хорхе сейчас говорил искренне, с таким пылом, что ее собственное сердце невольно зачастило, сбиваясь с ритма.

— Я тоже верю в любовь, — тихо призналась она. — Но… я думаю, что на самом деле умереть за любовь легко. Гораздо сложнее сохранить свою любовь, даже когда пройдут годы.

Хорхе с интересом обернулся к ней:

— У вас любопытный взгляд на мир, сеньорита Рохас.

— Я кажусь вам наивной? — прямо спросила Мирабель, и Хорхе покачал головой:

— Ни в коем случае. Я бы даже сказал, такое скорее ожидаешь услышать от умудренной жизнью почтенной матроны, чем от юной и прекрасной девушки… — Хорхе оборвал себя, поспешно отворачиваясь, и Мирабель улыбнулась.

Рабочий день седьмого декабря был сокращенным, чтобы все желающие могли успеть на службу, и Мирабель, впервые за эти два года вдали от дома, решила пойти в церковь. Невозможно все время убегать от прошлого — в Энканто День маленьких свечей был одним из любимых праздников, не только из-за религиозного значения, но и потому что в этот день ее абуэла Альма встретила своего мужа, Педро. Педро, который отдал свою жизнь для того, чтобы защитить семью и доверившихся горожан… Она чувствовала себя немного неуверенно, подходя к толпе, собравшейся возле церкви. У всех в руках были свечи — в ажурных подсвечниках, в простых стаканах, или просто обернутые кружевной салфеткой понизу… Люди зажигали свечи, передавая огоньки друг другу — те, кто жили совсем рядом, уже расходились по домам, подсвечивая маленькие фонарики на входных дверях и окнах. Словно крохотные ручейки света, разбавляющие опускавшиеся сумерки, тянущиеся от дома к дому, от одного сердца к другому — и может, один такой огонек дойдет и до Энканто… Какая-то старушка обернулась к Мирабель с доброй улыбкой, и сердце болезненно сжалось — абуэла так улыбалась ей перед церемонией… Мирабель прикрыла огонек свечи от легкого ветерка и обернулась — и тут же чуть не уронила свечу. За ее спиной стоял сеньор Гарсия, глядевший на нее с удивлением.

— Ой, — вырвалось у Мирабель, и Хорхе кивнул:

— Вот уж точно что «ой». Вы не…?

Мирабель, спохватившись, осторожно зажгла его свечку своей, стараясь справиться с дрожащими руками.

— Я вас раньше здесь не видел, — с сомнением сказал Хорхе. — Или просто не замечал?

— Нет, я просто… в общем, в этом году в первый раз сюда пришла, — Мирабель зажгла свечки молодой парочке, держащейся за руки — а что, если когда-то давно ее абуэла и абэуло точно так же улыбались друг другу, держа в руках свечу… — Погодите, а вы получается, в этом же районе живете?!

— Ну да, — Хорхе предложил ей руку, и они вдвоем выбрались из толпы. — А вы?..

— Тоже. Только мы, наверное, не сталкивались до этого, — Мирабель пожала плечами.

— Это неудивительно. Я, честно сказать, домосед, дом-работа-дом… Ну или вот, — Хорхе подбородком кивнул в сторону церкви.

— А я раньше работала в другом районе, там было швейное ателье… — Мирабель вздохнула. Ей нравилась нынешняя работа, но по дням в ателье, когда она с другими девушками трудились над нарядами, перебрасываясь шутками и хором распевая песни, подпевая радиоприемнику, она тоже скучала.

— «Было»?

— Ну да, сеньора Констанс уехала, оставила ателье на сына, а он… — Мирабель досадливо нахмурилась. — Мы, может, и не были самым элитным заведением, но делали качественные вещи… Я, кстати, сама сшила свое платье. Да и почти всю свою одежду, — призналась она, и Хорхе, притормозив, внимательно посмотрел на нее:

— В таком случае, сеньорита Мариана, я не понимаю, почему вы зарываете свой талант в землю, перепечатывая мои бредни.

— Потому что сынок сеньоры Констанс решил поднять цены, а потом сменил поставщиков. Мы брали отличные ткани — да, цена была соответствующей, а он нашел дешевле, но… Нитки гнилые, ткань некачественная, линяет, рвется… В общем, полгодика протянули под его руководством и все. И мне пришлось очень быстро искать новую работу, вот только швея, даже такая неплохая, как я, сейчас не нужна, — Мирабель прикусила язык и смущенно покосилась на сеньора Хорхе. — Простите. Наболевшее.

— Я уже говорил однажды, что в силу моей эксцентричности с радостью выслушаю вас. Это предложение бессрочное, — он подмигнул ей, и Мирабель расслабилась. — А не думали вернуться домой?..

— Нет, — Мирабель покачала головой. — Я… знаете, у меня есть одна мечта. Только не смейтесь, ладно?

Хорхе укоризненно взглянул на нее:

— Мариана, я занимаюсь тем, что пишу про несчастную любовь и разбитые сердца, и этим зарабатываю себе на жизнь. Я буду последним человеком на земле, который осудит вас или ваши мечты.

— В общем, я мечтаю открыть свое собственное швейное ателье. Я не только ведь шить умею, я придумываю разные модели, чтобы вещь была индивидуальной, — Мирабель опустила голову, глядя на асфальт с мелкими трещинками. Совсем как стена Каситы в тот вечер, когда… «Не думай, не вспоминай, забудь о них, забудь!» — И я пообещала себе, что вернусь домой уже не… пустым местом, а кем-то, о ком говорят с уважением. Чтобы доказать, что я тоже достойна быть частью семьи…

Она осеклась, и Хорхе, снова остановившись, слегка сжал ее ладонь:

— Мариана, я прошу прощения, что снова лезу не в свое дело, но неужели для семьи важны не вы сами, а только какой-нибудь талант, или, не знаю, дар?

Мирабель передернуло. «Особая доставка для самой неособой персоны!»

— В моей семье все… одаренные, — глухо отозвалась она. — Только одна я, как паршивая овца. Я хочу доказать им, что я тоже особенная. Или, наверное, я хочу убедить саму себя, что имею право быть частью семьи. Извините, что вывалила на вас все это.

Хорхе неуверенно погладил ее большим пальцем по запястью и зашагал дальше.

— Значит, ваша мечта — свое ателье, — проговорил он задумчиво. — И все упирается в отсутствие денег, я правильно понимаю?

— Да, — Мирабель кивнула и, сообразив, что они уже дошли до ее дома, притормозила. — Нужны деньги на аренду, на покупку тканей, оборудования… Я, конечно, иногда шью на дому, но моих соседок точно не хватит, чтобы собрать нужную сумму.

— А вы бы смогли сделать платье в стиле, скажем, прошлого века? — Хорхе продолжал задумчиво на нее смотреть, и Мирабель пожала плечами:

— Да, наверное. Не знаю, у меня в основном просят современные вещи.

— Студия в Кали собирается выкупить у меня права на экранизацию одной радионовеллы, — Хорхе, сообразив, что так и держит ее за руку, разжал пальцы, и Мирабель попыталась не показать разочарования. Ей нравилось прикосновение его теплых пальцев — такое надежное и странно-знакомое. — Им наверняка понадобится художник по костюмам. Может, если я предложу вашу кандидатуру…

— Хорхе… вы серьезно? — Мирабель уставилась на него, и он поспешно замахал руками:

— Только не ожидайте от меня чудес, я не Господь Бог, а просто сценарист. Вы покажете им эскизы, или образцы… я не знаю, если честно, что и как там устроено, и если вы им понравитесь, то… — он пожал плечами.

Мирабель хватала воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Несмотря на то, что уже был поздний вечер, у нее на сердце засияло солнце.

— Еще немного, и я в вас влюблюсь, — выпалила она. Хорхе, вздрогнув, удивленно глянул на нее и вдруг улыбнулся, прищурившись:

— Вы пытаетесь меня напугать, или же дарите надежду?

— Все сразу! — Мирабель рассмеялась, прикрыв рот ладонью. Огонек свечи заплясал в ее руке, и Хорхе, смутившись, шагнул назад:

— Извините, Мариана, у меня очень странные шутки. Прошу прощения.

— Нет, я вовсе не… — Мирабель задержала дыхание, пытаясь справится с новым приступом смеха. — Спасибо вам. Даже если не получится, все равно спасибо.

Хорхе махнул рукой, глядя на дом:

— Вы живете здесь?

— Да. Спасибо, что выслушали меня, и… вообще, — немного сбивчиво сказала Мирабель. Поколебавшись, она неуверенно протянула: «Может, чашку кофе?» и Хорхе, быстро замотав головой, сделал еще пару шагов назад.

— Спасибо, но нет. Хочу донести свечу до дома, — он поднял руку и Мирабель кивнула. Глядя ему в спину, Мирабель поняла, что не шутила — она действительно могла бы влюбится в Хорхе.

Точнее, уже давно сделала это.

 

5.

 

Предрождественская вечеринка стала темой номер один в их радиостудии. Мирабель с легкой ностальгией вспомнила швейное ателье — они приносили бунуэльо и заварной крем, включали волну с вайенато… Вивиан изящно пожала плечами на ее вопрос, как проходит праздник здесь.

— Директор Мендоса снимает для нас Гранаду… Кстати, в следующем году ее планируют закрывать, так что это последняя возможность там побывать. Еда, напитки, живая музыка… Первые минут пятнадцать все будут вежливо говорить о погоде, и упаси боже заговорить о консерваторах и либералах, в прошлом году закончилось тем, что все разбились на группы и угрюмо молчали, еще хорошо, что обошлось без драк, не хватало еще устроить второе Богатасо… Так что только погода, музыка, ну и светские сплетни.

— Может, не идти… — с сомнением протянула Мирабель, и Вивиан тут же замахала руками:

— Мариана, даже не вздумай оставаться дома! Дорогая, там будет весело, опять же, директор за все платит, а если тебе удастся его поймать в нужном состоянии, то даже прибавку к зарплате получишь.

— А Хорхе… Я хотела сказать, сеньор Гарсия тоже идет? — Мирабель, чувствуя, что краснеет, схватила чашку кофе и спешно отхлебнула. Тут же раскашлялась, и Вивиан с очень ехидной улыбкой похлопала ее по спине.

— Идет, идет. Так что надевай лучшее платье, дорогая, раз уж ты решила покорить эту крепость, несмотря на наши попытки тебя отговорить.

— Я ничего не решила, — сердито буркнула Мирабель, но Вивиан только покивала с понимающим видом.

Мирабель до последнего сомневалась, стоит ли идти на вечеринку, и не лучше ли провести этот вечер дома, в одиночестве и тишине, но очень быстро поняла, что это обязательно закончится воспоминаниями о доме, а значит — слезами. А плакать в канун Рождества было бы очень глупым занятием.

Отель Гранада действительно поражал своим видом и размахом — даже стало обидно, что его закрывают. Мирабель прошла внутрь, показав бейджик со своим именем, и швейцар на входе вежливо кивнул ей, подсказав, как добраться до зала — как будто тут можно было потеряться! Мирабель остановилась в дверях, глядя на толпу — здесь собрались работники всех трех радиостанций директора Мендосы. Она заметила Хорхе рядом с какой-то пожилой женщиной, которая что-то рассказывала ему и, засмотревшись, чуть не врезалась в Вивиан.

— О, дорогая, ты все-таки пришла! — обрадовалась она. — Ну как? Я же говорила, что это стоит видеть…

— Это точно. Вив, а кто эта женщина? — Вивиан рассмеялась, прикрыв рот пальцами.

— Это Маргери. Точнее, актриса, которая ее озвучивает, Росита Манрике.

— Ты шутишь?! — Мирабель вытаращилась на женщину во все глаза. Судя по всему, ей было за шестьдесят, но голос звучал так же звонко и нежно, как у юной девушки. Постепенно к Росите и Хорхе подходили другие люди — Вивиан вполголоса перечисляла всех по именам, пояснив, что это тоже актеры озвучки. Мануэль, найдя их, присоединился к обсуждению.

— Они кажутся довольно напряженными, — заметила Мирабель, глядя на актеров.

— Ну разумеется, — подтвердил Мануэль. — Если сеньор Гарсия напишет, что кто-то из действующих лиц умрет, то значит, актер выбывает — и остается надеяться, что в следующей радионовелле будет для него место.

— А другие студии? — спросила Мирабель, глядя на Хорхе, который что-то объяснял, активно жестикулируя. Как всегда, когда дело касалось его сценариев, он словно забывал про свою неразговорчивость и сдержанность.

— Директор Мендоса владеет тремя самыми главными студиями в Боготе: политика, спорт и развлечения. И радионовеллы сеньора Гарсии самые популярные. Есть еще небольшие студии, в основном с музыкой и телефонными викторинами, но они нам проигрывают по рейтингам, — Мануэль с гордым видом задрал нос, словно это была целиком и полностью его заслуга. Мирабель, рассмеявшись, отошла в сторону, пропуская Гектора Льосу с супругой.

Обещанная живая музыка была выше всяких похвал — музыканты создавали приятный фон, не заглушая разговоры, и Мирабель вскоре поняла, что машинально отстукивает ритм мелодии. Ей хотелось танцевать — так же, как дома. Да, там не было такого изысканного звучания, в Энканто играли простые, веселые мотивы, да и танцевали там тоже лихо… Мирабель часто заморгала, ругая себя за навернувшиеся слезы. Обещала же, не думать о доме и не вспоминать…

— Все в порядке? — Хорхе, чуть нахмурившись, остановился рядом с ней. — Вы выглядите так, словно готовы расплакаться.

— Ерунда, — Мирабель махнула рукой. — Просто вспомнила семью. Когда на праздники папа играл на пианино, и мы с сестрами… — она замолчала. Ком в горле обзавелся острыми колючками и безжалостно царапал ее изнутри.

— Мариана? Я могу что-нибудь для вас сделать? — Хорхе встал перед ней, закрывая от любопытных и ленивых взглядов, и Мирабель покачала головой.

— Я в порядке, правда. Это пройдет, — музыканты выводили затейливую мелодию, и Мирабель выпалила, даже не задумавшись. — Потанцуйте со мной. Пожалуйста.

— Мариана, я бы с удовольствием, но я боюсь за ваши очаровательные ноги. Я их оттопчу, у меня грация капибары, и в последний раз я танцевал на свадьбе у моей сестры, а это было полжизни назад, — Хорхе развел руками. — Лучше попросите Мануэля, он с вас глаз не сводит весь вечер, и я думаю, танцор из него гораздо лучше, чем…

Хорхе замолчал, не договорив — музыканты заиграли новую мелодию.

— Ох, черт, — протянул он с тоской. — Это же Por una cabeza⁽²⁾…

Мирабель, прислушавшись, узнала мотив — его часто ставили по радио, и вздохнула. Ей действительно нравилась эта песня, и она снова умоляюще взглянула на Хорхе.

— Да, — он кивнул, подхватывая ее за руку. — Заранее прошу прощения за отдавленные ноги, но против магии Карлоса Гарделя я бессилен.

Мирабель коротко рассмеялась — Хорхе явно преувеличил свое неумение танцевать, потому что двигался он хорошо.

— Я думаю, это действительно бессмертная песня, — задумчиво сказал он, легко отталкивая ее, удерживая за руку, и притягивая обратно. Мирабель вздрогнула, когда их лица оказались близко друг другу, но Хорхе словно смотрел сквозь нее. — Даже через пятьдесят лет ее будут помнить. А может, и через сотню… А сейчас вправо.

Мирабель вовремя сообразила, что от нее требуется, быстро переступив в нужную сторону.

— А вы еще говорили, что плохо танцуете, — шутливо упрекнула она. — Это я чуть на вас не наступила.

— Случайность, не более, — Хорхе улыбался, наклоняя ее назад и поднимая, так осторожно, что очки даже не дрогнули. Мирабель прислонилась щекой к его щеке, пока под кожей словно пробегали колючие искорки бенгальских огней. Хорхе снова развернул ее, почти обнимая и, покрутив, отклонил назад с последними аккордами.

— И все-таки, вы исполняете мечты, Мариана, — сказал он, отводя ее в сторону. — Давно хотел потанцевать под эту мелодию, и вот мне явилось рождественское чудо в вашем лице.

Он поцеловал ей руку и Мирабель вздрогнула. Простой, вежливый жест обжег изнутри, переплавляя робкое влечение в желание. Хорхе глянул ей в глаза и быстро отвернулся, поспешно — слишком поспешно — выпуская руку.

— Еще раз спасибо за танец, — пробормотал он, отходя в сторону. Мирабель часто дышала, пытаясь унять колотящееся сердце. Наверное, лучшее, что она сейчас может сделать — это уйти, и черт с ней, с прибавкой к зарплате.

Мирабель выдержала еще час — они с Хорхе обходили друг друга по широкой дуге, чтобы даже случайно взглядом не столкнуться; она успела станцевать с Мануэлем, которому отдавила ноги — к его чести, он даже не поморщился, мужественно вытерпев весь танец, немного поболтать с Вивиан, познакомиться с очаровательной женой Гектора, Эсперанцей… Тянущее чувство внутри становилось все тяжелее и горячее, и она, скомкано отговорившись разболевшейся головой, поспешила на выход. Забрав легкий пиджак, Мирабель уже двинулась к двери, когда услышала Хорхе:

— Вы уже уходите?

— Да. Устала и… вы тоже? — он кивнул, быстро глянув на нее и тут же опустив голову. Мирабель помедлила, бездумно теребя пуговицу пиджака. — Вы…

— Может, вас проводить? — выпалил Хорхе и тут же исправился. — То есть, нам ведь все равно в один район ехать, и просто чтобы вы не были одна в машине в такой час…

— Да, пожалуйста! — Мирабель быстро закивала, чувствуя, как с плеч свалилась гора. Такси удалось поймать только через пятнадцать минут — Хорхе, искоса поглядывая на нее, сидел рядом на заднем сидении. За машину расплатился он, и Мирабель, глядя вслед уезжавшему такси, тихо спросила:

— Может, ты хочешь кофе?

— Да. — Хорхе кивнул, глядя ей в лицо. — Да, я хочу.

* * *

Мирабель бездумно наполнила турку водой, ставя ее на плиту. Руки у нее дрожали и она злилась на себя за эту нервозность.

— Давай я хоть чашки достану? — предложил Хорхе, заглядывая на кухню, и она, вздрогнув, чуть не рассыпала кофе.

— Да, пожалуйста, — Мирабель спохватилась, что не сказала где они, но Хорхе, словно и так знал, безошибочно открыл левый шкафчик и с удивлением уставился на чашки.

— У меня они точно так же стоят, — признался он, смущенно кашлянув, и Мирабель улыбнулась, чувствуя, как уходит напряжение. Когда она сюда въехала, то машинально расставила все так, как было в Касите, чтобы не путаться — и то, что у Хорхе чашки стояли в том же месте, показалось забавным совпадением.

Они перебрались в гостиную, устроившись на диване на почтительном расстоянии, и медленно цедили кофе, глядя куда угодно, только не друг на друга.

— Так что будет с Маргери? — Мирабель сняла очки и помассировала переносицу. Хорхе, мгновенно оживившись, хмыкнул:

— О, она овдовеет через пару лет.

— Ничего себе, — Мирабель чуть не опрокинула на себя кофе и выпрямилась. — Это жестоко!

— Ни капельки. Дело в том, что она встретит свою истинную любовь на похоронах мужа — это окажется его племянник, Серхио. Из-за сложных семейных перипетий, он был вынужден уехать из города, — Хорхе, отставив кофе на столик, взмахнул рукой. — Он на год старше Маргери, и сказочно разбогател на винодельне. Они увидят друг друга и бум! Страсть вспыхнет, словно пожар в сухой степи, но как они могут сделать это, ведь она только что овдовела?!

— А как же падре Рауль? — Мирабель облокотилась на спинку дивана, с улыбкой глядя на Хорхе.

— Он будет кусать локти, ведь он слишком поздно понял, что действительно любит Маргери. Но узнав во время исповеди, что племянник Хосе влюблен в нее, Рауль разлучает влюбленных…

— О, нет! — Мирабель патетично прижала ладони к груди, и Хорхе, окончательно расслабившись, издал зловещий смех:

— Да! Он придет к Маргери, признаваясь ей в любви, но она гордо отвергнет его. И отправится в путешествие, чтобы найти Серхио — и любящие сердца воссоединятся вопреки всем преградам, — Хорхе замолчал, и Мирабель улыбнувшись краем рта, опустила голову, разглядывая свои руки.

— Значит… любовь побеждает все? — тихо спросила она. Хорхе неопределенно повел рукой в воздухе, снова взяв кофе и отпил:

— В радионовеллах? Да. Иначе сердца моих слушателей будут разбиты, а рейтинги нашей студии поползут вниз. А в жизни… некоторой любви не должно быть.

Тишина, повисшая в комнате, просто оглушала. Хорхе осторожно поставил чашку на блюдце, не глядя в ее сторону.

— Уже довольно поздно, — пробормотал он, потирая затылок. — Вечер был… насыщенным и ты устала.

— Я не… Да, все верно, — Мирабель комкала подол платья в пальцах, пытаясь справиться с дрожью, пробежавший по телу. Решившись, она подняла голову, встречаясь взглядом с Хорхе. В ушах зазвенело и сердце гулко ударило в груди, разгоняя по крови медленный жар. Он так смотрел… Мирабель потянулась к нему навстречу, и Хорхе, будто зачарованный, еле заметно наклонился к ней.

— У меня дурное предчувствие, — шепнул он, почти касаясь ее губ, и Мирабель вскинула брови.

— Странно, у меня наоборот…

Договорить она не успела — Хорхе подался вперед, целуя в губы, и все слова вылетели у нее из головы. Они целовались, с каждой секундой все глубже, все жарче. Мирабель зарылась пальцами в его волосы и Хорхе, одобрительно заворчав, скользнул ладонью на ее поясницу — Мирабель выгнулась, чувствуя тепло, и, почти потеряв равновесие, опустилась спиной на диван. Подол платья задрался до непристойной высоты, обнажая бедро — и Мирабель решительно передвинула его руку себе на ногу.

— Это не…

— Правильно, — перебила она его. Она чувствовала, что это правильно, что это именно то, что нужно, тот, кто нужен… Разве что где-то в глубине души билось ощущение чего-то непоправимого, но Мирабель отмахнулась от него.

Хорхе наклонился, оставляя поцелуи на шее, постепенно опускаясь ниже, и она зажмурилась от удовольствия, запрокидывая голову. Его ладонь поглаживала бедро, пробираясь выше под платье, и Мирабель, прерывисто вздохнув, потянула рубашку из брюк, дотрагиваясь до горячей кожи. Хорхе, вздрогнув, отстранился, напряженно глядя на нее.

— Если ты хочешь продолжить…

— Да. Да я хочу, — Мирабель резво вскочила на ноги и ударилась коленом о журнальный столик. Чашка кофе опрокинулась, и по столешнице расползлось коричневое пятно — чудом на очки не попало. — Ай, черт!

— Ш-ш-ш, лечи-лечи, лягушачий хвостик, — Хорхе соскользнул с дивана на пол и подул на ее колено — ее обожгло изнутри то, как непринужденно и легко он это сделал. — Если не вылечишь сегодня, то вылечишь…

— …завтра, — выдохнула Мирабель, потянув его за волосы и наклоняясь к губам.

До спальни они добирались почти вслепую, путаясь в руках и ногах. Мирабель кое-как расстегнула его рубашку, и Хорхе нетерпеливо отбросил ее в сторону, пытаясь найти застежку платья. Приглушенно рассмеявшись, Мирабель прижалась к нему, целуя в щеки и губы — Хорхе отвечал ей тем же, пока молния на платье расходилась под его пальцами. Платье с тихим шорохом упало к ее ногам, и она легко переступила через него — горячие ладони прошлись по ее плечам, обвели грудь, вызвав у нее прерывистый вздох, скользнули на талию… Хорхе рывком прижал ее к себе, и низ живота обдало жаром от его возбуждения. Мирабель, втянув воздух сквозь зубы, кончиками ногтей прошлась у него по затылку и Хорхе, вздрогнув, крепче обнял ее, целуя в шею, ловя ее пульс губами — так, что в глазах потемнело. Она подтолкнула его к кровати, забираясь верхом — Хорхе зарылся пальцами в ее волосы, целуя с таким отчаянием, словно она могла раствориться, как утренний туман.

«Абуэла бы этого не одобрила» — мелькнуло у нее в голове, но Мирабель небрежно отбросила эту мысль. Абуэлы здесь нет, ее семьи тут нет — какой смысл думать про них здесь и сейчас, когда кровь кипит от жгучего, исступленного желания близости, разделенного на двоих?

Хорхе оперся на локти, нависая над ней, и на секунду, на доли секунды ей показалось, что она видит кого-то знакомого, кого-то забытого… Мирабель закрыла глаза, приникая к его губам, обхватывая спину ладонями, чувствуя напряженные мышцы и тяжесть его тела. Она подумает об этом завтра, если оно когда-нибудь наступит.

Проснувшись, она даже не открывая глаз могла сказать, что одна в постели. Из комнаты донесся тихий шорох, и Мирабель села в кровати, напряженно прислушиваясь. Хорхе… здесь? Набросив легкий халат и кое-как затянув пояс, Мирабель вышла из спальни и остановилась на пороге гостиной, глядя на Хорхе, осторожно оттиравшего засохший кофе с ее журнального столика: взъерошенный, в наполовину расстегнутой рубашке навыпуск. Услышав ее шаги, он замер, а затем медленно повернул голову, встречаясь с ней взглядом.

— Для человека, который всегда критиковал… подобные отношения, я слишком быстро сдался, — наконец, сказал Хорхе, снова принимаясь за пятно. — Разница в возрасте. В положении. Это как худший сценарный штамп, престарелый мужчина испытывает чувства к своей юной помощнице… За такой поворот сюжета меня бы забросали гнилыми фруктами.

Мирабель, рассеянно кивнув, подошла ближе и, взяв очки, надела их — мир из расплывчатого и зыбкого стал болезненно четким и ясным. Безумие ночи осталось в прошлом, пришло время яркого света и правды.

— Тогда, наверное, это ошибка, которую нужно забыть? — голос, еще слегка хриплый со сна, почти не дрогнул, и Мирабель мысленно поздравила себе с этим. Хорхе дернулся, как от удара.

— Не ошибка. Или, может, для тебя — да. Но не для меня, — произнес он. — Проклятье, было бы легче, если бы я про это написал. Есть время придумать красивые реплики и мудрые фразы.

Мирабель, переведя дух, осторожно села на диван, поправив халат, который так и норовил открыть ноги. Хорхе, помедлив, положил тряпку и сел рядом, зажимая ладони коленями.

— Для меня это тоже не ошибка, — тихо сказала Мирабель, вертя в пальцах пояс от халата. — Я этого хотела. И даже если бы вернулась во вчерашний вечер — все равно бы сделала это снова.

Хорхе выдохнул — она заметила, как расслабились его плечи, до этого казавшиеся каменными.

— Ты мне нравишься, Мариана, — он слегка повернулся к ней, и Мирабель внутренне поморщилась. Чужое имя скребком прошлось по нервам, напоминая, что она лгунья. — Действительно нравишься, гораздо сильнее, чем я хотел думать. Но… я не знаю, к чему все это приведет.

Мирабель осторожно дотронулась до его руки — Хорхе переплел их пальцы бездумным, рефлекторным движением, и на душе стало тепло.

— Никто не может знать будущее, правда ведь? — с улыбкой сказала она. «Кроме моего дяди Бруно, который мог видеть будущее, но пропал много лет назад, а может, и умер…» Мирабель вздрогнула, по рукам пробежали мурашки и они покрылись гусиной кожей. Почему она вспомнила Бруно? О нем лучше не думать, не вспоминать и уж тем более не говорить… Хорхе покачал головой:

— А если эта связь принесет только боль и разочарование? Если я разобью тебе сердце?..

— Ты всегда думаешь о самых плохих вариантах? — Мирабель, справившись с ознобом, подняла их сцепленные руки. — Даже так… Я бы рискнула.

— Ты… хочешь пойти дальше? — Хорхе настороженно смотрел ей в лицо, словно пытался разглядеть там сомнения или страхи. Мирабель кивнула:

— Да, Хорхе. Я действительно хочу пойти дальше и посмотреть, к чему это приведет.

В его глазах мелькнуло что-то горькое и болезненное, и он осторожно отпустил ее пальцы:

— Даже если окажется, что я… не тот человек, которым кажусь?

— Ты же не маньяк-потрошитель? — Мирабель шутливо нахмурилась и он покачал головой. — Тогда проблема решена.

И только одна-единственная мысль назойливой мошкой билась на краю сознания: «Я должна буду признаться, как меня зовут и откуда я. Я сделаю это… Но немного позже».

 

6.

 

Два дня пролетели, словно в дурмане — время перестало иметь вообще хоть какой-то смысл, расплавилось, словно часы на картине Дали. По радио транслировали бесконечную музыку («Поднимем рейтинги конкурентам» — заметил Хорхе, переключаясь на музыкальную волну), и они тонули в ней, тонули в своих чувствах, которые, вместо того, чтобы притихнуть, захлестывали с головой. Вечером второго дня они лежали в постели, слушая очередное болеро. Смятая простынь свисала почти до пола, и Мирабель лениво подумала, что ее надо поднять — но шевелиться не хотелось. Внутри растеклась нега, и то, что Хорхе рассеянно ерошил ее волосы, только усиливало полудрему.

— Итак… Завтра нам нужно идти на работу, — задумчиво произнес он, и Мирабель, сморгнув, попыталась вернуться в реальный мир. — Твое решение не изменилось?

— Быть с тобой? Даже не сомневайся, — она перевернулась на живот и, скрестив руки, устроилась у него на груди. — Думаешь, будут сплетни?

Хорхе приглушенно рассмеялся, обводя ее спину:

— Я бы удивился, если бы обошлось без них. Марианита, тебе ведь рассказывали о том, что я не самый подходящий для… — он запнулся, но все-таки продолжил. — Для отношений человек?

Она кивнула и прижалась щекой к его груди, чувствуя мерный стук сердца.

— Я хочу, чтобы на этот раз было иначе, — тихо признал Хорхе. — Я не знаю, чем это закончится, но я хочу, чтобы это продолжалось. У меня не лучший характер, я не молод, и уже вряд ли изменюсь. Но я действительно постараюсь не испортить все.

— Мы вместе проработали полгода с небольшим, — напомнила Мирабель и лениво потянулась. — Меня твой характер устраивает… мне вообще кажется иногда, что я давно тебя знаю.

— Мне тоже, — Хорхе притянул ее к себе ближе, и Мирабель блаженно зажмурилась. Простыня все-таки свалилась на пол, но подняли ее далеко не сразу.

Разумеется, стоило только переступить порог радиостудии, как Мирабель сразу столкнулась с любопытствующим взглядом Вивиан, который только усилил ее сходство с Долорес.

— О-о-о, девочка моя, — промурлыкала Вивиан с многозначительной улыбкой, и Мирабель с деланным равнодушием вскинула брови.

— Что «о-о-о»?

— Ничего. Но… поздравляю. Судя по твоему лицу, эта крепость сдалась без боя и все выходные ты праздновала свою победу. Если вдруг захочешь о чем-нибудь поговорить или обсудить…

— Вивиан, радионовеллы у нас транслируются по будням с часу до трех, — Мирабель прикусила губу, чтобы не засмеяться. — Моя личная жизнь — это не радионовелла.

— Безусловно, — она покивала, а затем, быстро оглядевшись, подхватила Мирабель за руку, утаскивая на кухню. — Я надеюсь, вы оба были достаточно осмотрительны?

Мирабель вспыхнула. Когда она жила в Энканто, мама просто оставляла нужный пузырек на кухне в специальном ящике, мудро прикрывая глаза на то, что отвар периодически приходилось доливать. Молодость и кипящая кровь требовали выхода, и многие девушки в Энканто иногда заглядывали к «сеньоре Джульетте» ближе к вечеру — Мирабель помнила их смущенные и немножечко испуганные лица и мамину понимающую улыбку. Здесь же приходилось обходиться… другими средствами — Хорхе в их первое утро отправился в аптеку, насмешливо сказав, что в его возрасте есть кое-какие плюсы: можно попросить нужные вещи у аптекаря не краснея и без заикания.

— Большое спасибо за заботу, — заявила она, поправив очки нервным жестом. — У нас есть головы на плечах.

— Вот и славно, а то я много таких историй знаю, когда любовь затмевает все, а потом… — Вивиан вздохнула и снова улыбнулась ей. — В любом случае, я действительно рада за тебя. Вы смотрелись на удивление хорошо вместе, когда танцевали в тот вечер. Даже немного похожи.

— Разве? — удивилась Мирабель, но тут на кухню заглянул Гектор, и разговор увял сам собой. Мирабель, попрощавшись с Вивьен, поднялась наверх, кивнув Мануэлю, который шутливо отсалютовал ей двумя пальцами, и зашла в кабинет к Хорхе. Он встретил ее улыбкой, на мгновение оторвавшись от сценария, и Мирабель позволила себе целую минуту расслабленной нежности, после чего, встряхнувшись, засела за машинку. В конце концов, любовь это хорошо, но платят ей не за влюбленные взгляды и нежные поцелуи — если только они не на страницах сценария.

После новогодних праздников они сошлись на том, что в будние дни стоит проявлять осмотрительность и держать себя в руках, оставаясь ночевать вместе лишь на выходные — то у Хорхе, то у нее самой. В результате в их квартирах постепенно появлялись вещи друг друга, и в конце концов Мирабель решила сложить его рубашки и брюки на отдельную полку в шкафу. Распахнув дверцы, она принялась перекладывать свои вещи и замерла, когда пальцы коснулись завернутой в ткань фоторамки. Два года назад она ушла из Энканто взяв с собой только это фото и немного денег, но с тех пор так и не смогла найти в себе силы взглянуть на семью, которой причинила столько боли. Мирабель, поколебавшись, вытащила фотографию и откинула ткань. Взгляд абуэлы прожег ее почти насквозь, и Мирабель, зажмурившись, торопливо затолкала фото на верхнюю полку, где лежали ее альбомы с эскизами одежды.

«Тебе придется рассказать ему правду о себе» — внутренний голос говорил очень знакомо: совсем как абуэла. «Ты не можешь лгать ему вечно, дорогая»

— Это не имеет значения, кто я, — прошептала Мирабель, и принялась складывать рубашки Хорхе.

* * *

Приближение дня рождения она могла бы почувствовать даже без календаря — просто по усиливающейся хандре. Она давно пыталась относится к этой дате как к самому обычному дню, но родители продолжали ее поздравлять, даже несмотря на провалившуюся церемонию. А Мирабель каждый раз, задувая свечи, видела в дыму свою исчезавшую дверь — но улыбалась, чтобы не расстраивать маму и папу. Покинув Энканто, она просто никому не говорила, когда у нее день рождения — в ателье, когда ее однажды спросили, она отговорилась взятым наобум числом, и 6 марта для нее прошло как обычный рабочий день… не считая того, что все валилось из рук и она умудрилась запороть вышивку на крестильной рубашке. К счастью, тогда ее выручила Тереса Мария, поверив оправданию про «эти самые дни» и даже поделившись шоколадом, который сеньора Констанс хранила специально для этих целей.

Мирабель чертыхнулась, в очередной раз взяв корректор. Хорхе, оторвавшись от сценария, внимательно посмотрел на нее:

— Снова «неудачный день», Марианита?

— Вроде того, — она потерла лоб. — Извини. Наверное, с погодой что-то. Или звезды как-то не так встали.

— Насчет звезд — это к Вивиан, она у нас главный звездочет, — отозвался Хорхе, снова возвращаясь к работе. Мирабель улыбнулась, пытаясь сосредоточиться на работе, и дотерпеть хотя бы до обеденного перерыва. — Милая? Может, чуть позже выпьем кофе?

— Конечно, — Мирабель благодарно кивнула. Ну почему несмотря на все попытки, она все равно дергается в этот день? Подумаешь, стала старше на год, и уже не просто двадцать, а двадцать один… Мирабель потерла глаза, сдвинув очки на лоб и вздрогнула, когда Хорхе поднялся со своего места и подошел к ней. Присев на корточки перед стулом, он развернул ее к себе лицом, пристально глядя в глаза:

— Я надеюсь, ты не забыла про мое бессрочное предложение насчет моих ушей?

— Помню, — Мирабель устало вздохнула, прислоняясь щекой к его ладони. — Хорхе, я знаю, что завтра рабочий день, но… ты можешь сегодня остаться у меня?

— Все, что угодно, радость моя, — Хорхе кивнул, поднимаясь на ноги. — Но насчет кофе я серьезно. И насчет «выслушать» — тоже.

Мирабель поймала его за руку и притянула к себе, оставляя почти целомудренный поцелуй на губах. Хандра хоть и не пропала совсем, но притихла, и Мирабель не пришлось хвататься за корректор каждые пять минут. Начисто игнорируя переглядывающихся Мануэля и Вивиан, провожавших их взглядами, они действительно отправились к ней домой вместе.

— Надо поработать над сюжетами, раз уж реальность им кажется интересней, чем мои сценарии, — сказал Хорхе, поглаживая ее руку.

— Думаю, не поможет. Там просто выдуманные люди, а здесь все настоящее, — Мирабель через силу улыбнулась. Квартира встретила ее темнотой и тишиной, которые очень быстро исчезли — Хорхе уже привычно прошел на кухню, зажигая огонь под чайником, пока Мирабель, наскоро переодевшись, взялась за готовку ужина.

— Сегодня рис с овощами, — объявила она. Хорхе, кивнув, присоединился к ней, нарезая перец и помидоры, и Мирабель ненадолго прислонилась лбом к его плечу. Перекусив и залив посуду водой, они перебрались в спальню. Мирабель устроилась в объятиях Хорхе, прислонившись спиной к его груди и откинув голову на плечо. Хандра окончательно растворилась, оставив после себя только слабую грусть. По радио играло вайенато, и Мирабель положила ладони поверх рук Хорхе, машинально нажимая кончиками пальцев, будто на клавиши.

— Знаешь, я умею играть на аккордеоне, — тихо сказала она, и Хорхе хмыкнул, обдав ухо теплым дыханием:

— Ты — кладезь талантов, милая, — Мирабель потерлась о его подбородок, продолжая переставлять пальцы в такт музыке.

— Дома… мы иногда играли вместе. Я на аккордеоне, папа на рояле, Лола брала типле — было так здорово. Даже абуэла танцевала — очень редко, но бывало, — Мирабель улыбнулась. Впервые воспоминание о доме не причинило боли.

— Я раньше учился играть на типле, — признался Хорхе, чуть сдвигая руки и ловя ее пальцы. — К счастью, я решил зарабатывать на жизнь своими сценариями, а не игрой, иначе я бы очень быстро умер от голода… ну или от стыда.

Мирабель рассмеялась, поворачиваясь к нему.

— У меня такое странное чувство, когда ты рядом, — она сняла очки и прижалась лбом к его лбу. — Словно я дома, в полной безопасности и в тепле. Там, где и должна быть.

— Я понимаю. Я тоже это чувствую, — Хорхе закрыл глаза, медленно ведя ладонями по ее рукам. — Словно я нашел что-то давно утерянное, но такое ценное. Нужное. Единственное.

Его руки скользнули по шее вверх, очерчивая лицо кончиками пальцев, и Мирабель, зажмурившись, выдохнула:

— Я люблю тебя.

Хорхе тихо рассмеялся, проведя большим пальцем по ее губам:

— Это должна была быть моя реплика, милая. Я тоже люблю тебя.

— Перепиши сценарий, — поддразнила Мирабель, придвигаясь ближе и расстегивая его рубашку. Хорхе опустил голову, целуя ее в шею.

— О, я перепишу, — хрипло пообещал он. — Я буду переписывать этот сценарий до тех пор, пока ты не будешь полностью довольна…

И каждым касанием, каждым выдохом и поцелуем, он твердил ей «люблю», пока все ощущения не слились в единый бесконечно-долгий миг рвущего нервы удовольствия.

 

7.

 

Мирабель действительно нервничала, когда Мануэль передал ей приглашение от директора Мендосы в головной офис. Переступая порог его кабинета, она мысленно твердила себе: «Успокойся», но ладони все равно стали мокрыми, и она торопливо вытерла их о юбку. Хулио Мендоса, крупный темнокожий мужчина, чем-то похожий на папу дяди Феликса, смерил ее задумчивым взглядом и кивнул, приглашая сесть в кресло.

— Сеньорита Рохас. Вы у нас работаете уже достаточно давно, — голос у него был под стать внешности, такой же низкий и гулкий, и Мирабель нервно кивнула. — Если не ошибаюсь, то в июне будет год, верно?

— Да, — Мирабель покосилась за окно, где светило апрельское солнце.

— Вы показали себя с хорошей стороны. Я иногда беру перепечатанные сценарии — чтобы убедиться, что не зря плачу деньги работникам. У вас почти нет опечаток, и вы довольно грамотная девушка. Я побеседовал с сотрудниками — некоторые из них считают, что вы вполне заслуживаете прибавку к жалованию.

Мирабель застыла — вместо радости она ощущала только тревогу. Хулио Мендоса, разглядев что-то в ее глазах, неторопливо кивнул:

— Я не спрашивал у сеньора Гарсии, если вы об этом беспокоитесь. Насколько мне известно, вы с ним — любовники? Не пугайтесь вы так. Личная жизнь моих сотрудников меня не волнует до тех пор, пока она не влияет на качество работы. С этого месяца вы получаете прибавку в две сотни песо. Надеюсь, это не вскружит вам голову, и вы и дальше будете относится к своей работе с прежней серьезностью и вниманием.

— Спасибо, дон Мендоса, — Мирабель удалось выдавить это сиплым писком. Сердце от облегчения было готово выскочить из груди — ей все-таки подняли зарплату! Еще на шаг ближе к своему ателье, к своей мечте…

Выйдя из офиса она, не удержавшись, запрыгала на одной ноге, и только мысль о том, что она уже давно не пятнадцатилетняя девочка, вернула ее на землю. В студию «Ritmos de Bogotá» Мирабель влетела как на крыльях. Мануэль, увидев ее, расплылся в широкой улыбке.

— О, сеньорита Рохас, вас можно поздравить с прибавкой?

— Да! — Мирабель торжествующе вскинула кулаки. — Мечты сбываются.

— Я рад. Вы действительно находка для нас. Для всех нас, — он заговорщицки подмигнул ей, и Мирабель, смутившись, махнула рукой. — Все в порядке, мы все за вас рады. Сегодня звонили из Кали, попросили вас связаться, когда будет свободная минутка.

Мирабель пришлось несколько секунд постоять с закрытыми глазами, чтобы не упасть в обморок от переполняющих ее эмоций. Поблагодарив Мануэля, она ворвалась в кабинет, глядя на Хорхе.

— Ты и правда сказал студии в Кали обо мне? — уточнила она, и Хорхе кивнул, дописывая абзац.

— Да, разумеется. Конечно, они уверены, что я просто пытаюсь пристроить свою любовницу, но… Даже слепой увидит, что у тебя есть дар.

Мирабель, вздрогнув, села за свое место, принимаясь за работу.

— А если его нет? — спросила она, начиная печатать. — Если мне скажут: «Спасибо, вы нам не подходите»?

— Значит, попробуешь в другом месте с другой студией. Нужно сделать так, чтобы они увидели твои работы и запомнили твою фамилию. А дар у тебя есть, любовь моя. Я это говорю непредвзято, но ты можешь мне не верить. — Хорхе выпрямился и потянулся. — Все. Хосе трагически погиб от укуса змеи. Все утро его убивал.

— Какой ты коварный мужчина, а по виду и не скажешь, — Мирабель покачала головой. — Мне еще и прибавку дали.

— Поздравляю! — Хорхе обернулся к ней с улыбкой. — Я знал, что это случится.

— Неужели прочитал в кофейной гуще в тот день, когда я сюда устроилась на работу? — Мирабель подперла голову ладонью, с нежностью глядя на него, и Хорхе шутливо погрозил ей пальцем:

— Нет. Все дело в моей феноменальной интуиции.

В обеденный перерыв Мирабель позвонила по телефону, который для нее записал Мануэль. После недолгих переговоров ее попросили прислать образцы эскизов, продиктовав адрес, и Мирабель, положив трубку, мысленно пообещала себе, что в этом году обязательно навестит семью. Конечно, вряд ли она успеет ко дню рождения Антонио, но это ведь не так важно? Даже если не получится стать известной, даже если у нее пока еще нет своего ателье и громкого имени — может, Хорхе прав, и нельзя все время оттягивать момент возвращения? А может, поехать вместе с ним? Да, для этого придется сказать правду, но…

Мирабель потерла лоб. Такая маленькая, невинная ложь теперь казалась паутиной, в которой она окончательно запуталась. «Скажу. Сегодня же скажу». Перед ней на стол опустился бумажный пакет, и Мирабель непонимающе подняла голову.

— Это, конечно, с твоими арепами не сравнится, но на обед ты сегодня не выходила, я уточнил у Вивиан и Мануэля, — Хорхе пожал плечами, садясь за стол. — О да. Время похорон.

Мирабель, пробормотав: «Спасибо», вытащила эмапанаду — в желудке даже заурчало от голода, и Хорхе бросил на нее быстрый насмешливый взгляд. Пожав плечами, она принялась за еду, умудряясь печатать одной рукой. В конце концов, ей подняли зарплату, и не хотелось подвести ожидания директора Мендосы.

Вечером она позвала Хорхе к себе — ей нужен был сторонний и, хотелось бы верить, непредвзятый взгляд на эскизы, чтобы выбрать лучшие. Усадив его на диван, Мирабель вихрем помчалась в спальню, распахивая шкаф. Вытащив альбомы, она услышала глухой стук и сердито взглянула на упавшую фотографию. «Потом, чуть-чуть попозже».

— Смотри. Тут все, что я сделала за те два года в ателье, — она разложила альбомы на столике, и Хорхе уважительно вскинул брови. — На самом деле, не так много, некоторые вещи я делала в разных вариантах… Вроде платья Мануэллы, — Мирабель передернуло. Хорхе, осторожно перелистывая страницы, уточнил:

— А что с ним не так?

— Это было свадебное платье, и я его перерисовывала пять раз. Уже была готова придушить ее кружевной лентой, но на пятый раз она, наконец-то, сказала: «Да, это то, что я хочу!» — Мирабель закатила глаза, листая альбом. — Вот оно. Бр-р-р, мне уже кошмары по ночам снились с этим платьем — что все, я его сшила, и тут Мануэлла приходит и говорит, что передумала и ей нужно другое… И свадьба завтра!

— И правда, кошмарный сон, — согласился Хорхе, разглядывая четыре изображения одного и того же платья с небольшими вариациями. Протянув руку, он постучал кончиком пальца по третьему. — А платье прекрасное. Тебе бы пошло.

— Ты так думаешь? — Мирабель замерла, а затем медленно, с опаской, повернула голову, глядя на Хорхе. Он кивнул, не отводя глаз:

— Да. Я уверен. Белый тебе к лицу. И фасон очень подходит.

Мирабель, сглотнув, опустила голову, глядя в пустоту. Ей ведь показалось?.. Хорхе, тем временем, отложил несколько листов в сторону и принялся за следующий альбом. Минут через десять он закрыл последний альбом и положил его на стопку уже просмотренных:

— В общем, вот эти можно смело отправлять. Пусть увидят, с чем ты можешь работать и на что способна. Но в принципе, ты тоже прогляди, что я отобрал. Я в моде разбираюсь хуже, чем курица — в оперном пении.

Мирабель машинально кивнула — голова казалась непривычно легкой. Сегодня произошло слишком много всего, и счастье, словно пузырьки содовой, распирало ее изнутри. И даже если намек в словах Хорхе ей почудился — все равно, все хорошо. Приняв душ, она уже протянула руку к халату, но остановилась, мельком глянув на себя в зеркало. Обмотавшись полотенцем, она вышла из ванной.

— Ты говорил, что белый мне идет? — небрежно спросила она, заглядывая в спальню. Хорхе поднял голову от черновика сценария и медленно отложил тетрадь на тумбочку — та съехала на пол, но он даже не обратил на это внимания.

— Подтверждаю, очень идет, — произнес он, обводя ее взглядом снизу вверх. — И у меня небольшие поправки — этот фасон тебе еще больше к лицу.

Мирабель попыталась сохранить серьезную мину, но губы сами собой расплывались в улыбке. Она покрутилась на месте, с преувеличенной заботой разглядывая себя:

— А не слишком ли коротко?..

— Идеально. Я готов схватить тебя на руки и понести в церковь сию минуту.

— Боюсь, нас оттуда выгонят, — Мирабель все-таки рассмеялась, подходя ближе, и Хорхе, протянув руки, обнял ее.

— Тогда к черту церковь. Мариана, ты согласна взять меня в законные мужья, в болезни и здравии, и так далее, покуда смерть не разлучит нас? — он поднял голову, заглядывая ей в лицо, и у Мирабель пересохло в горле.

— Согласна, — сипло ответила она. Положив ладони ему на плечи, Мирабель спросила: — А ты, Хорхе? Согласен взять меня в законные жены, в горе и в радости, в болезни и…

— Согласен.

Полотенце неумолимо ползло вниз, и Мирабель, издав нервный смешок, позволила ему упасть на пол:

— Тогда ты можешь поцеловать невесту… — Хорхе притянул ее к себе, роняя на кровать, и Мирабель задохнулась от смеха, смущения и возбуждения. — Что ты делаешь?!

— Ты не уточняла, куда именно я должен целовать невесту, — отозвался Хорхе, ведя губами по внутренней стороне бедра.

— Хорхе… если ты сделаешь это в… Господи!.. в церкви, нас точно выгонят, — Мирабель зажала рот ладонью, судорожно цепляясь второй рукой за простыню. Еще одно касание заставило ее выгнуться на кровати, и простыня опасно затрещала в пальцах. Жар растекался по телу от низа живота, пульсировал в венах, прорывался в сбитом от ласки дыхании. Ей казалось, что она сейчас взорвется словно фейерверк, рассыпавшись звездами, но огонь продолжал танцевать у нее под кожей, подталкивая дальше и выше. Мирабель еле слышно выдохнула его имя, выгибаясь на кровати — и замерла, глядя в пустоту. Заморгав и сообразив, что так и не сняла очки, она приподняла голову — Хорхе смотрел на нее темными, шальными глазами, и Мирабель, забыв обо всем, притянула его к себе, торопливо избавляя от ненужной одежды. Очки свалились на пол с тихим звуком, но им было слишком хорошо, чтобы обращать внимание на такую мелочь.

Или чтобы вспомнить о других, гораздо более важных вещах.

 

8.

 

Образцы ее работ были отправлены в Кали, Маргери и Серхио обменивались томными взглядами, вынужденные сдерживать свои чувства — ведь на могиле Хосе еще даже не осела земля, а падре Рауль изнывал от ревности… Мирабель могла честно сказать, что такая жизнь ей нравится. Болтать с Вивиан в обеденные перерывы, перепечатывать сценарии Хорхе, возвращаться вместе домой, проводить ночи и встречать рассветы… Это была самая светлая неделя за последние годы, когда каждый новый день был таким же хорошим, как и предыдущий. И только собственное обещание зудело, как комар над ухом, мешая действительно наслаждаться жизнью.

— Знаешь, если твое предложение было серьезным, то, наверное, надо будет тебе познакомиться с моей семьей, — Мирабель с напускной беззаботностью повертела пучок кинзы. Хорхе спокойно кивнул, на мгновение отвлекаясь от кастрюли — сегодня он пообещал приготовить лучший ахияко в ее жизни, и Мирабель с радостью передала ему фартук главного на кухне.

— Конечно. Летом? Как раз закончу этот сценарий и попрошусь, наконец, в отпуск на пару недель. Да и… С моей семьей ведь тоже было бы неплохо встретиться.

— Правда? — Мирабель стиснула дрожащие пальцы. Она сделает это, черт возьми, она сможет сделать это. Хорхе обернулся к ней, опираясь бедром о столешницу.

— Да. Предупреждаю сразу, моя мама… сложный человек, если она еще жива, конечно, — он постучал по дереву и вздохнул. — Ей трудно понравиться. Но мои сестры, я уверен, тебя полюбят… Разве что будут возмущаться нашей разницей в возрасте. Моей младшей племяннице столько же, сколько и тебе. Если я, конечно, ничего не напутал.

— Думаю, мы с ней подружимся, — Мирабель неловко улыбнулась. Да, точно, разница в их возрасте. Хорхе был практически ровесником ее родителей, и это тоже могло создать небольшие проблемы. — Но… Хорхе, я должна тебе кое в чем признаться. Я не… Знаешь, я лучше сразу покажу.

Он замер, напряженно глядя на нее, и Мирабель, не давая себе минуты на размышления, спрыгнула с табурета, направляясь в спальню. Семейное фото обжигало пальцы, и она, прерывисто вздохнув, отбросила кусок ткани.

— Помнишь, я говорила, что в моей семье все одаренные? — спросила она, возвращаясь на кухню. Хорхе настороженно кивнул, не сводя с нее внимательного взгляда, и Мирабель положила фотографию на стол. — Так вот, я это в буквальном смысле. Знаю, звучит безумно, но в моей семье почти у всех есть дары, кроме меня. Точнее, так было, пока я все не разрушила.

С его губ сорвался очень тихий и короткий вздох. Хорхе подошел к столу, наклоняясь над фотографией — Мирабель притихла, следя за его ломанными движениями. Она подошла ближе, дотрагиваясь до прохладного стекла, которое прикрывало фото.

— Это с моей кинсеаньеры. Я немного изменилась за эти пять лет, — Мирабель издала неловкий смешок, глядя на саму себя. Другой стиль в одежде, другая прическа и даже другие очки — мало что осталось от нее-прошлой. — Вот мои родители, Джульетта и Агустин. Я всем называю только папину фамилию, Рохас, но моя вторая, по маме — Мадригаль. Мирабель Рохас Мадригаль.

Хорхе молчал, и его глаза метались по фотографии. Мирабель задрала голову к потолку, пытаясь успокоиться — его молчание убивало. Действительно убивало.

— Ты не поверишь, но моя мама умеет… умела, точнее, исцелять любые болезни своей едой. А это моя тетя…

— Хосефа, — Хорхе дотронулся до лица тети Пепы. — Только ее всегда зовут Пепа. Или Пепита. И она влияет на погоду. Это — ее муж, Феликс. Это их дети: Долорес, с очень чутким слухом, и Камило, который может принимать любой облик. Вот Исабелла, принцесса цветов, и Луиза, самая сильная, — он замер над изображением Антонио, еще совсем маленького, на руках у дяди Феликса, и покачал головой. — Его не знаю.

— Это мой кузен, ему тогда исполнилось два года, сейчас ему лет семь… — Мирабель сглотнула. Что-то было не так. Всё было не так. — Ты… Ты знаешь мою семью? Ты жил в Энканто?

Хорхе поднял голову — она даже сделала шаг назад. Глаза у него были мертвыми, да и голос казался сухим и безжизненным, словно кладбищенская земля.

— Да. Я жил в Энканто. Здесь не хватает одного человека. Брата… твоей мамы и твоей тети. Бруно.

— Мы не говорим о… — Мирабель прикусила язык. Словно с глаз спала пелена — она смотрела на маму, на тетю Пепу, и видела знакомые черты. У Хорхе зеленые глаза, как у тети Пепы. У Хорхе темные, немного вьющиеся волосы — если бы он их отрастил, они были бы такими же, как у мамы. Он был похож на портрет абуэло Педро… — Бруно.

Хорхе — нет. Бруно Мадригаль снова кивнул ей. Ахияко, вскипев, перелился через край, и он, не глядя, выключил огонь под кастрюлей.

Мирабель казалось, что она снова стоит в рушащейся Касите, только на этот раз весь мир покрылся трещинами и рассыпался у нее на глазах.

Она любит Бруно.

Она собиралась выйти замуж за Бруно.

Она спала с Бруно.

Со своим дядей Бруно.

— Нет, — выдавила она. — Нет. Нет. Это не правда. Нет, нет, этого не может быть, нет…

Мирабель попятилась, пока не уперлась спиной в стену. Ее дядя Бруно продолжал смотреть на фотографию. Ее дядя Бруно. Она вспомнила то, как они танцевали, как он ее целовал, как шептал ей на ухо признания в любви, как они занимались любовью в ее кровати, в его кровати, на вот этом самом чертовом столе, у стены… Она зажмурилась, пытаясь прогнать калейдоскоп воспоминаний, но они стали только ярче.

— Думаю, мне лучше уйти, — Хорхе — нет, не Хорхе, — Бруно обогнул стол, направляясь к выходу из кухни — рядом с ней, и Мирабель отшатнулась, рефлекторно вскинув руки. Хорхе… Бруно отвернулся, но она заметила судорогу, пробежавшую по его лицу. Входная дверь закрылась за ним с негромким стуком, и Мирабель, с трудом передвигая одеревеневшие ноги, зашла в ванную. Выкрутив кран на полный напор, она сунула руки под струю воды, и уставилась на них. Медленно подняв голову, она взглянула на свое отражение и вздрогнула — она видела в себе его черты. В ее жилах текла та же самая кровь, что и у него.

— Он солгал мне, — она почти прошептала это, глядя на себя в зеркале.

«Но и ты солгала ему» — она снова услышала внутренний голос в исполнении абуэлы и закрыла глаза. «Вы оба солгали друг другу». Ноги подломились, и Мирабель грохнулась на пол, вцепившись в волосы мокрыми и ледяными от воды пальцами. Боль — еще не настоящая, лишь ее слабая тень, скрутилась внутри, запуская клыки и когти в сердце, и она наконец-то закричала.

Она спала со своим дядей Бруно, и, будь она проклята, она любила своего дядю Бруно. Но сейчас она немного (очень сильно) ненавидела его.

---

Примечания:

Относительно возраста персонажей: Мирабель действительно 20-21, Бруно — 50. Сделаем вид, что в этой реальности ла Виоленсия бушевала не так мощно и сильно, как в нашем мире.

Следующая глава содержит зашкаливающее количество мыльной драмы в лучших традициях теленовелл, а так же упоминание беременности. Незапланированной, но важной для сюжета, так что упс.

В принципе, если читать про это для вас сквик — то можно смело считать фик законченным на этом моменте.

---

1) «Ритмы Боготы»

Вернуться к тексту

2) «Из-за одной головы» — самое известное произведение Карлоса Гарделя, аргентинского певца, композитора и актера

Вернуться к тексту