Дежурный с «Протасовской» (джен)

— Почему так много людей? — спросил Марк, сойдя с эскалатора.

Отец, не отпуская его руку, бросил взгляд на смартфон с открытой страницей оповещений и коротко ответил:

— Час пик.

Они ввинтились в толпу, заполняющую перрон, и стали продвигаться к путям под шум прибывающего поезда. Из невидимых динамиков послышалась мелодичная трель, и женский голос с металлическим оттенком сообщил, что поезда идут только до «Арсенальной». Отец вполголоса чертыхнулся. Марк знал, что это значит. Им придется, добравшись до Арсенальной, ждать или подняться по двум бесконечным эскалаторам на самый верх и дальше ехать на такси. Такси комфортней, спору нет. Но, возвращаясь с занятий по паркуру, он всякий раз предпочитал ехать на метро. Ему нравился тот фантастический момент, когда вагон на полном ходу выскальзывал из шумного и темного тоннеля, оказываясь в пространстве тишины и яркого света, а затем проносился по огромному мосту над Днепром. Ради него стоило потерпеть толкучку в вагонах.

— Погоди, не лезь вперед, — сказал отец, взяв его за плечо. — Сейчас выходить будут.

И в самом деле: из распахнувшихся дверей хлынул людской поток, оттеснив напирающую толпу. Ждать пришлось долго: выходило, похоже, не меньше половины пассажиров переполненного вагона. Из динамиков поезда донеслось грозное предупреждение о закрывающихся дверях, а никто еще и не начал входить. И почему остановки такие короткие? Поток выходящих наконец-то иссяк, и толпа собравшихся ринулась вперед под недовольное бурчание динамика. Марк рванулся вместе со всеми, проскользнув между чьими-то высоченными ногами и плотным свертком, который волочила за собой дородная дама сурового вида.

— Стой!.. — успел крикнуть отец, потянув его за рукав.

Поздно. Створки скользнули навстречу друг другу, и обладатель высоких ног в последний момент пролез в закрывающиеся двери, не обращая внимания на его протянутую руку. Ладонь отца соскользнула с запястья. Створки сомкнулись, и вагон дернулся, набирая скорость. Марк растерянно огляделся. Войти успели немногие: вокруг хватало свободных мест. Садиться, однако, не стоило. Марк помнил, что говорили ему родители о подобных ситуациях. «Потеряешься — сразу иди к дежурному по станции. Это мужчина или женщина в форме, похожей на полицейскую. Дежурный может ходить по перрону или сидеть в своей будке». Но вначале следовало выйти: в вагоне ведь нет дежурного. Марк не беспокоился. Если все сделать, как положено, ничего плохого не случится.

Задумавшись, Марк едва не полетел кубарем, когда поезд сбросил скорость, — выручили рефлексы, тренированные на занятиях по паркуру. За окном замелькали огни станции, и вагон, еще раз качнувшись, остановился. На этот раз входить никто особо не спешил, и Марк беспрепятственно выбрался на перрон, успев услышать очередное объявление о том, что движение поездов — только до «Арсенальной». Эта станция тоже оказалась переполненной людьми: многие разместились у стен и колонн целыми семьями. Лавируя между сумок, свертков, ног и тележек, Марк пробивался туда, где, по его представлениям, должна была находиться будка дежурного. Он знал, что дежурный есть на каждой станции, поэтому его не особенно обескуражило, когда вместо будки перед ним вдруг выросла стена, выложенная растресканной плиткой.

Наклонившись к ней, Марк попытался заглянуть за спины стоящих вдоль нее людей и разглядел распахнутую створку окошка: должно быть, дежурный сидел где-то там. Марк стал пробираться в нужном направлении, то и дело обходя скопления людей, не обращавших на него никакого внимания. Дорогу к окошку перегородило сборище, обсуждавшее что-то на повышенных тонах: робкую просьбу дать пройти никто из них даже не услышал. Зато рядом в стене Марк увидел приоткрытую дверь с почти стертой надписью «Посторонним вход запрещен». Он понимал, что тоже является посторонним, но ведь это совершенно особый случай! Наверняка его не будут очень уж ругать и вряд ли арестуют за вторжение.

Марк осторожно распахнул дверь и вошел в коридор, окрашенный по-больничному бледно-зеленой краской, который через несколько шагов сворачивал налево. За углом располагался ряд железных дверей. Первые три открыть не удалось. Четвертая была уже открыта. Рядом стояло ведро с грязной водой, там же Марк увидел прислоненную к стене швабру. Это обнадеживало: где-то рядом должна быть уборщица, и она наверняка проведет его к дежурному. Марк вошел в дверь, оказавшись в комнате, залитой дрожащим светом одинокой люминесцентной лампы. Прямо перед ним возвышался неровно окрашенный железный шкаф, издававший тихое гудение. Уборщицы нигде не было, и он двинулся дальше, к двери в противоположной стороне помещения.

Дверь была без замка, но ее петли проржавели насквозь, и, похоже, ее уже давно никто не открывал. Марк налег всем телом, и дверь с протяжным скрипом распахнулась. За ней располагался еще один коридор, освещенный все теми же люминесцентными лампами, чей век уже подошел к концу: горели только две, причем одна регулярно гасла, окрашиваясь тускло-фиолетовым. Марк нерешительно сделал несколько шагов вглубь коридора. За спиной послышался громкий лязг, и он рывком обернулся. Дверь — та, первая, — была наглухо закрыта. Проклятая уборщица!

После мгновенного смятения пришло понимание: он все-таки сделал нечто неправильное. Не нужно было идти туда, где посторонним вход воспрещен. Сколько ужастиков начинается с того, что герои свернули не туда? А часто ли им удавалось выжить после этого? Марк что есть сил побежал обратно и заколотил в дверь кулаками. Звук получился не особенно громким, и тогда он закричал:

— Откройте! Пожалуйста, откройте! Я здесь!

Ему никто не ответил. За дверью царила тишина, нарушаемая только далекими голосами пассажиров и гулом железных колес уходящего поезда. Марк беспомощно огляделся и для верности пару раз пнул дверь, отчего нога заныла, а дверь даже не шелохнулась. Глаза защипало от острого чувства несправедливости. Он же почти все сделал, как надо! Вышел на первой остановке, попытался найти дежурного. Разве его вина в том, что дежурный сидит невесть где? Если бы не эта дурацкая дверь…

Может, позвонить? Давно пора, на самом деле. Марк извлек телефон из кармана, но первый же взгляд на индикатор сети лишил его надежды: сигнал отсутствовал начисто. Для очистки совести он все же набрал номер отца, но короткая попытка вызова завершилась ничем. Почему от телефона нет никакого толка именно тогда, когда он больше всего нужен?

Всхлипнув, Марк спрятал телефон, развернулся и снова вышел в темный коридор. Вряд ли он ведет в тупик. Может быть, где-то там есть второй выход? Или хотя бы кто-нибудь способный вывести его наружу. В конце концов, нельзя же просто сидеть у двери и ничего не делать. Однако через десяток метров перспективы найти второй выход стали таять: коридор все никак не заканчивался, а вот работающих ламп на пути попадалось все меньше.

Однако, войдя в очередную темную секцию без единой работающей лампы, Марк с удивлением отметил, что окружающая тьма — отнюдь не кромешная. Слабый бледно-зеленый свет из неведомого источника очерчивал контуры коридора и странной растительности, все чаще пробивавшейся из трещин между каменных плит. Из любопытства Марк приблизился к стене, чтобы получше рассмотреть, и понял, что это вовсе не растения, а грибы. С тонкой сморщенной шляпкой на изогнутой ножке, увенчанной бледной бахромой, они и были источником призрачного света, заполнявшего пространства. Марк никогда не видел светящихся грибов, но, собственно, почему нет? В мире предостаточно удивительных вещей.

С каждым шагом коридор все меньше походил на творение человеческих рук. Облицовка из квадратных плит растрескалась и осыпалась. Грибы теперь росли повсеместно, и в их мертвенном свете Марк разглядел множество острых осколков грязно-белого цвета, тут и там торчавших из стен. Он потянул один из них, выступавший особенно сильно, и выворотил целый земляной ком, из-под которого потянулись нити черного смолистого вещества. Отряхнув землю со своей находки, Марк на мгновение замер: в его ладони был зажат треснувший фрагмент кости. Он поспешно отбросил его и в смятении сделал несколько шагов вглубь коридора.

Только теперь он осознал, что слышит голос. Голос был слышен и раньше, но он вплетался тончайшими нитями в привычное к городскому шуму восприятие, поднимался из глубины словами незнакомого языка, звучавшими ровно, монотонно, безостановочно:

— Й’аи нг’нгах, Гатанотоа, н’гай н’гха-гхаа, багг-шоггог, й’хах…

Невозможно было определить направление звука: голос будто бы звучал со всех сторон одновременно, и Марку оставалось только продолжать путь по неровному полу, вздрагивая всякий раз, когда очередная хрупкая кость ломалась под подошвой ботинка. Ему по-прежнему не было по-настоящему страшно. Чувства отказывали, не зная, как реагировать на то, чего не могло быть в центре большого и красивого города, в двух шагах от переполненной людьми станции. Он не думал о том, чтобы вернуться: эта мысль даже не возникла в его голове. Появись она, и Марк без колебаний отправился бы в обратный путь. Лучше два часа стучать в запертую дверь, чем шагать и шагать через бесконечные поросшие грибами костяные катакомбы в призрачной надежде добраться до выхода. Марк не знал толком, что такое транс, но ему не требовалось новое слово, чтобы понять, что с ним что-то не так.

— Йа, Гатанотоа. Ир нх’хнгр Гатанотоа нг’хаа игнаит фхтагн.

Марк остановился, как вкопанный. Прямо перед собой в тусклом свете грибов он увидел проржавевшую и покосившуюся железную дверь без ручки. Откуда-то налетел слабый ветерок, и дверь тоскливо скрипнула, приоткрыв мрачный зев. Голос вроде бы стал громче. Неужели там люди? Марк неуверенно шагнул вперед и толкнул дверь изо всех сил. Пронзительно взвизгнув ржавыми петлями, она неожиданно легко подалась. Покачнувшись, Марк шагнул через порог, чтобы вернуть равновесие, и едва не закричал от радости. Он находился на станции, освещенной электрическим светом. Где электрический свет, там должен быть хоть кто-нибудь.

По правде сказать, свет был совсем слабым — всего две работающие люминесцентные лампы, освещавшие рельефную надпись на стене. «Протасовская», — прочел Марк название станции, выполненное строгим прямым шрифтом без засечек. Буквы, окрашенные давно облупившейся серебристой краской, крепились на грязных и выщербленных мраморных плитах, некоторые из которых, казалось, вот-вот вывалятся из стены. Из трещин и зазоров лениво сочилась черная смолистая жидкость. Марк затаил дыхание и понял, что больше не слышит голоса. В затхлом воздухе станции разносилось лишь назойливое жужжание умирающей лампы.

И еще… шаги. Медленные шаркающие шаги в темноте — там, куда не падал тусклый бледный свет, блокированный широкой будкой с раскрытой настежь дверью. Марк невольно попятился, с опаской глядя в темноту, но сразу же облегченно вздохнул: из тени будки неторопливо вышел человек в форме дежурного. На голове его не было ни единого волоса, а глянцевую лысину покрывали нездорового вида темные пятна. Наполовину выщипанная и засаленная седая борода висела, подобная куску жирной пакли, левый глаз был прищурен и, похоже, вовсе ничего не видел, но на губах старика застыло некое подобие вымученной улыбки.

— Здравствуйте, — сказал Марк, на всякий случай держась поближе к двери. — Вы дежурный?

— Доброй ночи, — проскрипел старик и улыбнулся еще шире, отчего серая морщинистая кожа лица повисла складками, а левый глаз совсем скрылся под набрякшим веком. — Все верно, дежурный. Игнат Андреевич я. Кто это к нам пожаловал? У нас редко бывают гости.

— Меня зовут Марк. Я ехал с папой в метро и потерялся. Это случайно вышло.

Старик сочувственно закивал и подошел ближе.

— Вон оно как. Ну, не беда. Найдем твоего папу. Всех найдем.

Его сиплое дыхание разносило запах земли, грибов и чего-то еще, что вызывало ассоциации с больницей. Какие-то лекарства? Марк недовольно поморщился и отвернул нос.

— А почему вы сказали «доброй ночи»? — полюбопытствовал он. — Разве уже ночь?

— Давно уж ночь, — закивал дежурный и развернулся, жестом приглашая Марка за собой. — Много лет ни единого просвета. Да и не надо. Что с того дня? Я помню, когда был день. Кем я был тогда, а? Никем. Сидел себе сиднем на «Протасовской»… Пойдем, Марк. Я тебе чая сделаю. Любишь чай? Только вот сахара у меня нет.

— Я пью без сахара, — машинально ответил Марк и спохватился: — А, может, покажете мне, как отсюда выйти, Игнат… э-э-э… Андреевич?

— Да просто дед Игнат, меня все так зовут, — махнул тот рукой. — Через час у меня смена закончится, вот сразу тебя и выведу наружу. Прямо сейчас не могу: ты ж видишь, других дежурных нет.

Подойдя к будке, старик нашарил на стене выключатель, и внутри загорелась тусклая желтая лампочка. Что-то блеснуло на поясе дежурного: там, где, по представлению Марка, обычно носят пистолет. Пистолета не было. Вместо него на поясе болталась грубо приклепанная самодельная кожаная петля, обхватившая длинный изогнутый нож. Рукоять, по всей видимости, тоже была самодельной: грубо выструганная из дерева, без изысков. Лезвие представляло собой полную противоположность. Черное и блестящее, как стекло, покрытое странными значками или буквами, каких Марк раньше никогда не видел. Может быть, это арабский?

— Да заходи, садись! — обернулся к нему дежурный, заметив, что Марк колеблется. — Будешь сухарики? Осталось немного.

Не сводя взгляда с ножа, Марк переступил через порог будки и огляделся. Предложенный ему деревянный стул явно знавал лучшие времена: в грязной обивке зияла громадная дыра, а перемотанная изолентой ножка торчала немного в сторону. На полке под окошком без стекла стояла электрическая плитка с единственной конфоркой, а правый край полки занимала стопка затрепанных книг с нечитаемыми надписями на корешках.

— А где все люди? — спросил Марк. — И почему здесь так темно?

— Так станция-то закрыта давно, — охотно ответил старик, водружая невероятно древний чайник на плитку. — Ну как, закрыта… Ее и не открывали-то никогда.

— А почему?

Старик ухмыльнулся и развел руками.

— Признали опасной. Строили ее еще в восьмидесятых, собирались новую ветку через Соломенку тянуть.

— Это когда Советский Союз был? — уточнил Марк.

— Ага, он самый. Какая-то там партийная шишка выслужиться хотела… Ну да ладно, тебе это не интересно. В общем, прорыли туннель до Батыевой горки, да и уперлись в жутко древний могильник.

— Могильник? То есть кладбище? — забеспокоился Марк.

Плохо дело. Строить что-либо на кладбище — верный способ нажить неприятности, половина фильмов ужасов об этом. Марк любил ужастики, и был не прочь послушать очередную страшную историю перед сном, которую отец охотно рассказывал, несмотря на все протесты мамы. Но одно дело бодро истреблять полчища нежити в компьютерной игре, и совсем другое — самому оказаться в подземелье среди древних могил.

— Точно, кладбище, — подтвердил дежурный. — Сколько мы костей тогда откопали — страсть! Тысячи скелетов. Я своими глазами видел — работал тогда дренажником. Из университета приезжал один тип, местное светило, хоть и молодой совсем. Вергун его фамилия вроде бы… Не помню. Да ладно, не суть. Вот он все кричал, что мы варвары, портим уникальное захоронение второго века и все в таком духе. В итоге его куда-то отослали, и больше я про него не слышал… А потом все и вовсе пошло наперекосяк.

— А что случилось?

— Да грунт здесь паршивый. То и дело какие-то подвижки происходили. Несколько раз туннель осыпался. Приходишь утром — новый обвал, вся недельная работа насмарку. И повсюду эти кости, черепа, черт бы их побрал. Извини. А потом еще и народ умирать начал.

— Из-за чего?

— Если бы я знал. Пропал однажды молодой парень, мой сменщик. Милиция… Ну, знаешь, полиция тогда так называлась. Словом, милиция начала было розыск, а в итоге мы сами его и нашли. Откачивали грунтовые воды из котлована, а он там на дне лежит. Еще один прямо под нож бульдозера сунулся. Думали, по пьянке, но нет, трезвый был. Столько крови… Ох, не надо бы тебе такое рассказывать, наверное…

— Почему? Мне интересно! — возразил Марк.

— Мда? Ну как знаешь. Так вот, был у нас еще с другой смены прораб. Вот он, говорили, спятил: с чего-то вдруг рухнул на колени, стал выть и есть землю. И другие случаи тоже бывали, я всего и не упомню. Словом, начальство наше что-то там судило, рядило, да и отложило строительство на несколько лет. А там и девяностые начались — не до этого уже стало… Вот тебе чаёк, пей. Осторожней только, кипяток.

Дежурный поставил перед Марком тронутую ржавчиной белую эмалированную кружку с дымящимся чаем. Марк коснулся ее, но тут же отдернул руку: кружка оказалась обжигающе горячей. Ему хотелось пить после долгого путешествия по этим странными грибным катакомбам, однако ни кружка, ни чай, ни этот странный старик не внушали доверия. Он осторожно склонился над кружкой и втянул воздух носом. Запах оказался резким, неприятным и сильно отдавал землей. Пить Марку окончательно расхотелось.

— А скоро у вас смена закончится? — спросил он, отодвинув кружку.

— Да, совсем недолго ждать, — кивнул старик и облизнулся, на мгновение обнажив редкие желтые зубы.

— Может, вы покажете, куда идти, а я сам выйду?

— Не, Марк, одному тебе туда никак нельзя. Слишком опасный туннель. Ненароком свалишься или что похуже, — покачал дежурный головой и добавил, понизив голос: — Иногда приходят старые слуги Гатанотоа. Они никого не жалеют.

— Кто приходит?

— Его старые слуги. Те, кто почитал его раньше. Они считают меня за своего и не трогают. Наверное, потому что у меня есть это. Нашел его тогда среди костей…

Он неторопливо вытащил из кожаной петли нож и поднял его к глазам, с восторгом вглядываясь в письмена на лезвии. Губы старика при этом что-то еле слышно шептали: Марк не разобрал ни единого слова, кроме уже знакомого имени — «Гатанотоа».

— Кто этот Гата… ната?..

— Бог.

— Я думаю, что никакого бога нет, — скривился Марк.

Старик обернулся, вернул нож в петлю и расплылся в улыбке.

— Конечно, нет. Того бога, с которым церковники носятся, вроде он создал небо и землю… Чепуха это все. Никто их дурацких молитв не слышит. Но Гатанотоа — другое дело. Он ведь не создавал ни землю, ни людей. Когда он тут появился, мир уже существовал.

— А откуда он тут появился?

— А! Много миллионов лет назад его привезли существа с другой планеты. С Юггота. Слышал про такую? Вот эти существа боялись его и заключили в подземную тюрьму здесь, на нашей Земле.

Марк нахмурился, пытаясь вспомнить. Юггот. Где-то он слышал это название. Должно быть, отец рассказывал ему когда-то. Что-то про грибы и древних монстров — словом, ничего хорошего.

— Почему же его до сих пор не нашли? — спросил Марк.

— Отчего ж? Нашли те, кто искал. Но вообще, он ведь очень глубоко, в самом земном ядре. Окружен километрами сплошного железа и Словами Силы. Страх и боль — его пища, и он тем сильнее, чем больше страданий в себя впитывает. Старые слуги надеялись, что однажды он станет достаточно силен, чтобы вырваться из тюрьмы. Для того они убивали людей и бросали их тела в глубокую яму здесь, на Батыевой горке. Это их костями здесь все усеяно. Да только у них ничего не получилось. Слишком мало боли. Слишком мало жертв. А потом началась Вторая мировая война…

— И ее хватило?

— Тогда — еще нет. Однако, он стал куда сильнее с тех пор.

Марк слушал с интересом, но с каждым произносимым словом ему все сложнее было воспринимать старика всерьез. Конечно, он наслышан про Древних Богов: мало ли компьютерных игр и фильмов рассказывают про Зло с большой буквы, заключенное в подземную тюрьму? В мире и впрямь хватает удивительных вещей. Некоторые из них существуют, вот как Дед Мороз, йетти или Волдеморт. Насчет некоторых он всерьез сомневался, как, например, в случае Зубной Феи, несмотря на то, что однажды получил от нее сотню гривен. Но ведь предостаточно и обычных сказок вроде Пасхального Кролика.

— А вы не выдумываете? — скептически отозвался он.

Старик пожал плечами.

— Я сам его видел. И слышал. Я слышу его каждый день… Да ты пей чай, остыл уже небось.

Поморщившись, Марк сделал крохотный глоток — исключительно из вежливости — и снова отодвинул кружку.

— Как же вы его видели, если этот древний бог глубоко под землей? — спросил он.

— И мы тоже под землей, верно? — снова заулыбался старик, на сей раз обнажив все свои немногие зубы. — Ну, не настолько, конечно. Но здесь его можно увидеть. Пойдем, покажу!

— Правда? — округлил глаза Марк. — Покажите!

Ухмыляясь, дежурный вышел из будки и поманил Марка за собой. Тот слез со стула и двинулся следом, с любопытством глядя в темное пространство станции: где там можно увидеть этого загадочного Гатанотоа? Они прошагали по изломанным плитам с десяток метров в самую плохо освещенную часть станции, куда и без того слабый свет люминесцентных ламп почти не мог добраться, и Марк снова увидел это разлитое в воздухе бледно-зеленое сияние. Грибы — намного крупнее и светлее тех, что он видел ранее, — росли здесь кругами, словно кто-то специально выращивал их в таком порядке. Местами из земли ленивыми толчками пробивалась тягучая черная смола. Может быть, это нефть? Но она ведь должна пахнуть бензином, а ничего подобного Марк совершенно не ощущал.

— Черная кровь Юггота, — сказал старик, заметив его интерес. — И поберегись, кстати. Здесь разлом рядом. Шею свернуть в два счета можно.

Марк покосился на темный провал по левую руку, откуда скалилась верхняя часть черепа с проросшим сквозь глазницу грибом на тонкой ножке, и на всякий случай отошел подальше.

— А этот Ганата… как его? Он освободится, когда ему хватит боли и страха?

— О, ему давно уж хватило. Ты ж видишь, что сейчас в мире творится. У Гатанотоа достаточно сил, чтобы выйти. Остается лишь указать ему путь. Но пока никто этого не сделал.

— И что тогда будет? Я имею в виду, если он выйдет из тюрьмы?

— Кто знает? Он бог. У него свои божественные планы. Может быть, он будет благодарен за свое освобождение. Но если даже нет… Нашему миру не помешает настоящий бог, как ты считаешь? Кому еще под силу прекратить весь этот дурдом?

— Но он же злой бог! Раз уж он питается страхом, болью…

Старик хрипло рассмеялся, и смех моментально перешел в надсадный кашель. Кашель продолжался так долго, что Марк стал всерьез опасаться за жизнь этого старого дежурного. А ну как тот возьмет да и умрет прямо здесь, посреди темной заброшенной станции? Что ему тогда делать с покойником? И еще хорошо, если труп не превратится в зомби, как иногда случается. С зомби без оружия ему точно не справиться. Однако проблема разрешилась сама собой. Дежурный не умер, а вместо этого обильно сплюнул в темноту и сказал:

— Марк, дорогой мой, ты разве не знал, что все боги питаются кровью? И, наверное, рождаются тоже кровью. Злые, добрые — не суть. Древние отлично это знали. Голодный бог слаб или вовсе мертв, и от него никакого толку. Вот, смотри!

Дед Игнат отошел в сторону, пропуская его перед собой. Марк шагнул вперед и увидел самый большой из грибных кругов, шляпки которых светились заметно сильнее обычного. С внутренней стороны круга прямо на полу были написаны слова — то ли белой, то ли зеленой краской, в призрачном свете грибов определить это было невозможно. Марк не знал ни этих слов, ни букв, из которых те были сложены, однако видел что-то подобное на лезвии ножа, с которым ходил дежурный. Воздух здесь был особенно смрадным, и Марк почувствовал подступающее головокружение. Пошатнувшись, он сделал еще один шаг в направлении круга и спросил:

— И где этот бог?

— Стань в центр круга. Смотри, не наступи на буквы. Вот, молодец. Теперь смотри себе под ноги… Не отрываясь. Сейчас я позову его.

— Хорошо.

— Йа, Гатанотоа, — проговорил старик. — Ир нх’хнгр Гатанотоа нг’хаа игнаит фхтагн. Йа, Гатанотоа!

Марк смотрел себе под ноги, слушая странные слова, повторяющиеся снова и снова. Голос старика, поначалу сиплый и дрожащий, наливался силой, становился уверенней и громче, словно тот молодел с каждой секундой. Земля под ногами задрожала и пошла трещинами. Или нет? Реальность словно раздвоилось: что-то внутри отказывалось видеть происходящее, настаивая на том, что все по-прежнему, что ни один комочек грязи под ногами не сдвинулся и на миллиметр, а этот странный дед Игнат — просто сумасшедший, бормочущий себе под нос бессмыслицу.

— Йа, Гатанотоа! — услышал Марк у себя под ухом и рывком обернулся.

Занесенное лезвие блеснуло у него перед лицом. Желтый оскал гнилых зубов, тонкие растресканные губы, пораженный катарактой выпученный глаз, запах земли и разложения. Запах крови. Марк вскрикнул и отшатнулся. Лезвие со свистом рассекло воздух, и старик зарычал, выпустив на бороду струйку бурой слюны. Пол под ногами качнулся, и Марк, не удержав равновесие, повалился на спину.

— Не смей уходить! — завыл дед Игнат, занося нож. — Узри лик великого Гатанотоа!

Марк больше не хотел видеть древнего бога. Больше всего ему сейчас хотелось вернуться домой. Сильнее, чем на море. Сильнее, чем на Карпаты, куда папа обещал его свозить летом, чтобы вместе искать сокровища тамплиеров. Но дом далеко, а безумный дед — вот он. Старик опустился на колено и вновь занес нож, не отводя глаз от жертвы. Жертвой Марку стать совсем не хотелось. Он с силой выпрямил поджатую при падении ногу, метя проклятому дежурному по станции в перекошенное лицо. Удар пришелся в руку, державшую нож, и тот, вырвавшись из скрюченных пальцев, отлетел на пару метров, вонзившись в землю за пределами круга.

— Нет! — крикнул старик и метнулся за ножом.

Ухватившись за торчащую из земли сваю, Марк вскочил на ноги и побежал в темноту. Он слышал тяжелое дыхание за спиной и не сбавлял темпа. Шляпки грибов, заполонивших эту часть станции, с мягким хрустом рассыпались под подошвами.

— Там нет платформы, маленький паршивец! — задыхаясь, прокричал дед Игнат. — Тебе некуда бежать.

Марк уже видел, что тот имел в виду. Платформа, и без того пребывавшая в плачевном состоянии, обрывалась темным провалом, за которым виднелось только три ряда вбитых в землю свай. Там, внизу, лениво двигалась все та же странная жидкость. Черная кровь Юггота, так назвал ее безумный старик. Свалиться туда — точно шею свернешь. Или утонешь: кто знает, какая там глубина? Но неровные шаги за спиной приближались, и выбора не оставалось. Марк подскочил к самому краю разлома, оттолкнулся ногой и приземлился на торец ближайшей сваи. Это оказалось проще, чем он опасался. Почему бы и нет? Только сегодня на тренировке по паркуру он проделал ровно то же самое пару десятков раз без единой ошибки.

Дед Игнат за спиной гневно выкрикнул что-то нечленораздельное, и этот крик разочарования лишь придал Марку уверенности. Еще один прыжок — и он на следующей свае. Обернувшись, он увидел, как старик в смятении топчется на краю, и крикнул ему:

— Попробуй теперь догнать!

— Тебе все равно некуда идти, — прохрипел тот. — Дверь закрыта.

Так там есть какая-то дверь? Марк пригляделся и действительно разглядел в темноте еле заметные очертания дверного проема. Закрыто там или нет, рассмотреть было решительно невозможно, но он всегда был оптимистом и надеялся на лучшее.

— А вдруг открыта? — сказал он почти спокойно и снова прыгнул.

— Стой! — взвыл дед Игнат. — Ты не так все понял! Я не собираюсь тебя убивать. Просто немного крови, самую капельку. Без нее заклинание не сработает. Это даже не больно, болван!

Марк прыгнул на следующую сваю и крикнул:

— Я выйду отсюда и позову папу. Он придет и твой нож тебе в задницу засунет!

Конечно, нехорошо так грубить взрослым. Однако Марк не сомневался, что дед Игнат заслуживает любых неприличных слов, которые только можно вспомнить. Пусть потом попробует на него пожаловаться.

— Никто не придет! — завыл старик и прыгнул.

Вряд ли он посещал тренировки по паркуру, а если и посещал, то был на редкость плохим учеником. Ему удалось удержаться на вершине сваи, но он еще долго стоял, размахивая руками и пытаясь удержать равновесие. Прыжок Марка был безупречен, и теперь он ясно видел дверь перед собой. Закрытую. Даже с такого расстояния можно было разглядеть массивный навесной замок. Тупик. Может, попытаться как-то обойти старика и убежать тем же путем, каким он пришел на эту проклятую станцию? Марк нервно обернулся, оценивая возможности.

Если б удалось допрыгнуть до второго ряда свай… Разбежаться нет возможности, поэтому он сжался пружиной и оттолкнулся ногой — изо всех сил, посылая тело в воздух. Инерция была такова, что, приземлившись на сваю, он едва не соскользнул. Его прошиб холодный пот, но он все же удержался. Обернувшись, он увидел торжествующего деда Игната.

— Что, убедился? — спросил тот и гадко хихикнул. — И куда ты теперь? Я-то за тобой по сваям прыгать не буду, подожду тебя на этой стороне. Сейчас только…

Старик прыгнул на край платформы, и его толчковая нога скользнула по торцу сваи. Прыжок получился откровенно слабым, и, приземлившись на край, дед Игнат взвизгнул, теряя равновесие. Он отчаянно взмахнул руками, выронив нож, но было уже поздно. Его тело завалилось назад и с хриплым вскриком старик с размаху приложился затылком о вершину сваи. Крик оборвался моментально. Короткий всплеск у подножия сваи, и черная кровь Юггота поглотила последнего безумного жреца Гатанотоа.

Наверное, еще минут пять Марк стоял на своей свае, глядя на след удара и сражаясь с приступом дурноты. Кровь деда Игната тоже казалась черной в зеленоватом свете грибов, ее потеки протянулись почти по всей длине бетонного столба. Когда дыхание и сердцебиение вернулись в норму, Марк прыгнул. И еще раз. Вновь оказавшись на платформе, он медленно приблизился к месту падения старика. На самом краю поблескивал черным лезвием его нож. Марк опустился на корточки, протянул руку и на мгновение замер: вдруг безумный дежурный с воплем выскочит из провала, перемазанный черной жижей и тянущий к нему скрюченные пальцы?

Судорожно сглотнув, Марк быстро схватил нож — хоть какое-то оружие ему не помешает. Рукоять казалась горячей и вибрировала в руке, словно внутри нее был заключен крохотный работающий моторчик. Поднявшись на ноги, он зашагал прочь. На провал, поглотивший страшного старика, он не оглядывался. Когда Марк добрался до зарослей проклятых грибов, его снова охватила дурнота. На экране смерть не выглядит так… страшно.

Земля под ногами зарокотала, словно исполинское тело неторопливо ворочалось под слоем земли и камня с боку на бок. Хватит с него. Он вернется в коридор, который привел его на станцию «Протасовскую», дойдет до запертой двери и будет тарабанить в нее столько, сколько понадобится. Рано или поздно его услышат. Главное — чтобы раньше до него не добрались эти старые слуги. Или их дед Игнат тоже выдумал?

Он почти упустил момент, когда его нога ступила на землю внутри магического круга, где его хотел зарезать сумасшедший дед. Земля вспучилась, и сквозь нее проступила темная вязкая жижа. Марк замер, глядя себе под ноги, как зачарованный. Кто-то шептал совсем рядом голосом деда Игната. «Жертва принята, — говорил он, — и Гатанотоа пьет жертвенную кровь в железных чертогах. Да узрит великий Гатанотоа путь из места вечной тьмы. Да поднимется Он из глубины к звездам и сметет человеческое безумие на своем пути, сменив его безумием божественным». В центре круга возникло отверстие, и оно ширилось с каждой секундой. Земля осыпалась в него, и Марк не слышал звука ее падения.

Рукоять ножа в ладони вдруг стала влажной и липкой. Он поднял ее к глазам. Откуда-то изнутри ножа сочилась кровь, проливаясь на землю нескончаемым потоком, и голос все шептал, шептал, обращаясь к Гатанотоа и предлагая ему испить жизненной силы тысяч жертв, поглотить их дух и прорасти в их костях, сокрушить железо и подняться к почерневшим небесам.

Усилием воли он отогнал наваждение и выскочил за пределы круга, в оцепенении глядя, как отверстие выросло до самой кромки начертанных символов. Там, в бездонной глубине что-то двигалось. Что-то белесое, похожее на гигантский ком бледных полупрозрачных червей поднималось к поверхности. Белые пульсирующие нити выползли из шахты и теперь лениво поползли к Марку.

Что-то исходило от этих нитей. Один взгляд на пульсирующую бледную плоть — и нет больше ни страха, ни отчаяния, лишь тупая безнадежность. Все кончено. Все было бесполезно с самого начала. Все человеческие усилия — лишь попытка оттянуть неизбежное, а сама жизнь — не более чем горючее смерти. Марк видел, как бесформенное белесое тело выбирается наружу, подобное исполинскому гнойнику, как рушатся стены станции и расползается земля, разрешаясь от миллионов лет тяжкого бремени. Как полупрозрачные нити растут во всех направлениях, покрывая истерзанный мир бледной сетью, и везде, где они появляются, меркнет свет, а люди падают на колени и принимаются набивать рот грязью, пока не обратятся раздутыми мешками мертвой плоти.

Нить-щупальце коснулось его ноги и ожгло щиколотку. Марк вскрикнул от гадливости и попытался пнуть вьющийся отросток. Ботинок проехался по ряду символов на земле, начисто снеся один из них. Нити заметались, и разверстая бездна издала рев, от которого с потолка посыпалась земля с щебнем. Рев сильно смахивающий на крик боли, а быть может, и страха тоже.

— Ты любишь боль? — крикнул Марк в ответ и ударил ногой снова. — Вот тебе! Жри!

Он топтал и ломал проклятые надписи, расшвыривал их фрагменты в стороны, кромсал их ножом, порой отсекая мечущиеся нити. Станция тряслась от утробного рева, и тонкие щупальца норовили хлестнуть его по ногам, остановить этот неистовый акт разрушения, а может и утащить туда, в темноту, в железные чертоги, построенные для древнего бога неведомыми существами с Юггота, которым еще миллионы лет назад надоело кормить своей болью этот гигантский клубок червей. С мокрым хрустом разверстая дыра в земле сомкнулась, обрубив несколько щупалец. Они рухнули на пол, бешено извиваясь, сворачиваясь кольцами и разбрызгивая прозрачную жидкость.

Только тогда, глядя на их слабеющие конвульсии, Марк остановился. Он стоял, тяжело дыша посреди темного месива из растерзанной земли, раздавленных грибов, кусочков краски и держал в руках нож с обломанным посередине лезвием. Когда щупальца Гатанотоа потемнели и расплылись черными лужицами, Марк медленно развернулся и зашагал к выходу. Он не боялся старых слуг безумного бога. Он очень хотел домой.

* * *

Марку не спалось. Весь прошедший месяц его мучила бессонница. Дело было не в кошмарах — ему почти перестали сниться сны, или же он забывал их поутру. Но всякий раз, когда он ложился спать, голос мертвого деда Игната шептал в темноте: «Йа, Гатанотоа. Ир нх’хнгр Гатанотоа нг’хаа игнаит фхтагн». И много еще чего шептал: про старых слуг Гатанотоа, которые ходят по земле, про богов, питающихся кровью, и про ночь, которая никак не закончится.

Он сполз с кровати. За окном протяжно завыла сирена воздушной тревоги. Наверное, опять беспилотники с севера. Мама спит, завернувшись в одеяло, а вот отца нет: очевидно, все еще сидит в своей комнате. Марк вышел в гостиную. Дверь в комнату отца была приоткрыта, сама комната пустовала. В туалет вышел что ли? Компьютер включен, на экране — развернутое письмо. Смотреть в чужие письма нехорошо, но… Любопытство пересилило. Марк забрался на кресло, промотал письмо к началу и принялся читать:

«Добрый вечер! Спасибо, что отозвались. Рад, что с вашим сыном все в порядке: после такого многие из детей получили бы тяжелую психологическую травму. Марк оказался невероятно психически устойчив. Наверное, все дело в том, что он с самого начала был готов к подобным встречам. Кое-кто из психологов мог бы предостеречь вас от подобных методов воспитания: все-таки жанр ужасов не считается подходящим для детей его возраста. Но в данном случае это спасло вашему сыну десятилетия душевного покоя, а может, и жизнь тоже.

Теперь по вашим вопросам. Я навел справки и кое-что выяснил. Потребуются еще обширные исследования, но, как мне объяснили, люминесцентные грибы на станции — вероятно, вид, родственный Mycena chlorophos, обладающий мощным психотропным воздействием. Игнат Хижняк, выдававший себя за дежурного, бывший дренажник и любитель Лавкрафта, судя по обнаруженной у него коллекции книг, подмешивал их высушенные плодовые тела в чай, отчего испытывал мощные слуховые и зрительные галлюцинации. Марк тоже получил небольшую дозу, чем и было вызвано его апокалиптическое видение. К счастью, обошлось без последствий, микотоксины за первую же неделю полностью выведены из его организма, так что больше ничего подобного не повторится, и беспокоиться вам не о чем.

Помимо этого, боюсь, сложно сказать что-то определенное. Технический туннель теперь закрыт, на станции «Протасовской» сейчас работают специалисты, и они не спешат делиться сведениями. Все, что мне удалось узнать в этом направлении — это странное и даже зловещее обстоятельство. Все принимавшие участие в строительстве станции, о которых удалось найти хоть какую-то информацию, — мертвы или пропали без вести, большинство — еще с девяностых. Во многом из-за этого о самом существовании станции никто толком не знал: сохранились лишь ее планы в старых архивах. Конечно, это не повод для мистических трактовок: за столько лет многое могло произойти.

Безусловно, Марка еще не скоро получится убедить в том, что этот древний бог в реальности не существует. Увы, фальшивый дежурный дал ему психологически удобную трактовку происходящего со своей псевдофилософией о том, что боги рождаются большой кровью. Даже узнав о галлюцинациях, Марк по-прежнему убежден, что Гатанотоа, возможно, не сидел в ядре Земли миллионы лет, но тогда он наверняка появился у Марка на глазах, рожденный человеческими страданиями и смертями. Тем не менее, беспокоиться вам не о чем: мир фантазий для детей его возраста — норма, а убежденность в том, что именно он смог запереть могущественное божество в подземной тюрьме, лишь придаст ему оптимизма и уверенности в себе.

Так что могу лишь пожелать здоровья и благополучия вам, вашей супруге и сыну. С уважением, Константин Вергун».

Услышав приближающиеся шаги отца в гостиной, Марк соскочил с кресла. Вергун — странная фамилия. Кажется, он уже слышал ее раньше. Он бросил взгляд в темноту за дверью. Луч света выхватил седую бороду, и Марк с бешено забившимся сердцем отшатнулся. Через секунду он облегченно выдохнул и спросил:

— Где ты был, пап?