↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
3 сентября 1976 г., Шотландия
Лили стояла под дверью директорского кабинета. Минерва Макгонагалл после пары по Трансфигурации попросила её зайти к Альбусу Дамблдору: у него было поручение для старост, но второй староста, Ремус Люпин, опять был на больничном. Вернее, на «больничном».
То, что он оборотень, Лили поняла на пятом курсе, когда перечитывала конспекты по ЗОТИ за предыдущие годы. Она раз сто повторила про себя признаки ликантропии, и вдруг в голове что-то щёлкнуло. Каждый месяц в полнолуние Люпин пропадал, потом возвращался весь в шрамах и сразу попадал в медпункт. По официальной версии, конечно, он болел. Каждый месяц… В полнолуние… Луна… Лунатик… Все паззлы соединились в одну картинку: оборотень.
Когда Лили зажала его в пустом коридоре и спросила в лоб, оборотень ли он, в его глазах сверкнул страх, животный страх. Но она поклялась, что никому не скажет.
Впрочем, сейчас Лили стояла под дверью директорского кабинета и ждала, пока её впустят. Директор что-то обсуждал с деканами, и обсуждение затягивалось. Лили слышала лишь обрывки слов и фраз: «Тот-Кого… Опасность… Защитить студентов… Волдеморт…»
Дверь открылась так резко, что Лили вздрогнула. Деканы выходили из кабинета, перешёптываясь. Завидев Лили, они здоровались, и она отвечала им тем же. Она изо всех сил старалась делать вид, что ничегошеньки не слышала. Что, в общем, было не совсем неправдой.
— Здравствуйте, мисс Эванс, проходите. — Макгонагалл провела рукой, приглашая её внутрь.
Кабинет директора выглядел как пресловутый магазин волшебных штучек, да и звучал так же: вокруг постоянно что-то трещало, кряхтело и звенело. Лили понятия не имела, как тут можно работать, но, видимо, Дамблдора всё очень даже устраивало.
— У меня для вас ответственное задание, моя девочка. — Директор посмотрел на неё из-под очков-половинок и протянул стопку листов. — К нам перевелась новая студентка, и я надеюсь, что вы с мистером Люпином поможете ей влиться в коллектив. Разумеется, после того, как мистер Люпин вернётся к нам после выздоровления.
Не сдержавшись, Лили скептически хмыкнула, но тут же прикусила изнутри щёку. Не хватало ещё перед директором выдать свою осведомлённость насчёт люпиновой "болезни".
Чтобы больше не компрометировать себя, Лили поскорее перевела взгляд на выданное директором досье — а именно его он и всучил ей в руки. Скрепкой к листам прикрепили колдографию круглощёкой девушки с ужасно-сиреневыми волосами, подстриженными под каре. «Кошмар», — подумала Лили, разглядывая её. Так-то она была самой что ни есть заурядной внешности, но волосы… Эта девушка — Лили метнулась глазами к заглавию и прочла имя: Сторми Пирс — явно добра и порядка им в школу не принесёт.
Однако сейчас Лили волновало кое-что другое.
— Это всё здорово, сэр, но почему именно я и Ремус должны вводить новую студентку в школьную жизнь? Разве не разумнее поручить это старостам того факультета, на который её отправит Шляпа?
На это директор лишь улыбнулся.
— Мисс Эванс, мисс Пирс уже распределили на факультет Гриффиндор. Переверните страницу, там всё есть. И причина её отсутствия в первые дни учёбы тоже есть. Надеюсь, вы и мистер Люпин сможете ввести мисс Пирс в школьную жизнь. А теперь профессор Макгонагалл проводит вас до гостиной. Конечно, вы и сами можете, но, думаю, вам есть что обсудить.
После этих слов Лили поняла, что разговор окончен и дальше ей придётся выпытывать информацию из Макгонагалл, что порой было сложно: в конце концов, директор имел скверную привычку не уведомлять даже зама о многих делах. А зачем? И так справятся!
Лили ещё раз взглянула на досье. Запечатлённая на фотографии Сторми задорно ухмыльнулась, отчего сразу стало понятно: в стены Хогвартса впустили очередную ходячую катастрофу…
* * *
Июнь 1976 г., США, Техас, округ Виктория
Вентилятор гудел как проклятый, но он лишь перегонял через лопасти горячий, обжигающе-пекущий воздух. Сторми погибала от нехватки свежего, прохладного воздуха. Из-за невыносимой техасской жары даже из белков глаз начинала испаряться влага.
Если бы только можно было пользоваться палочкой, Сторми наколдовала бы такую температуру, какой не бывало и на Аляске зимой. Но колдовать было нельзя: до совершеннолетия ждать ещё целых два года. Дурацкий закон, который они, американцы, позаимствовали у британских магов.
Сторми пыталась колдовать без палочки, но воздух охлаждался всего на пару градусов, а сил тратилась уйма. Вот и приходилось спасаться под вентилятором. Маленькое радио, стоящее на мамином рабочем столе, пело голосом Джони Митчелл: «I need the wind and I seek the cold»(1), — и Сторми откликалась на эти строки всей душой.
Когда она, закинув ноги на спинку кресла и задрав майку до подбородка, думала об убожестве правительства и пыталась не умереть от жары, оглушительно хлопнула входная дверь, из-за чего стёкла в раме задрожали.
— Сторми! — крикнула мама, ураганом врываясь в комнату. Она была взвинчена, глаза метались из одного угла в другой. — Сторми, мы переезжаем!
— Что? Переезжаем?!
Сторми свалилась с кресла и тут же вскочила на ноги.
— Да, доставай свои сумки с этим вашим расширением пространства! Быстро!
Она принялась сметать вещи со столов, на ходу пакуя их в бумагу, в огромные сумки, в коробки, а Сторми только стояла, ошарашенно глядя на мечущуюся по дому мать.
— Да что происходит, мам?! Что случилось, что ты так спешишь?
Мама остановилась, расширенные от страха глаза встретились с глазами Сторми. Мать сглотнула. В этот момент Сторми заметила, что материна рубашка испещрена пропалинами, а на щеке кровит тонкая полоса ранки.
— Я не знаю, что это за люди, Сторми, — прошептала она, — но живыми мы им точно не нужны.
Как только эти слова сорвались с материных губ, в груди Сторми оборвалось сердце. Она знала, что их штат, Техас, их любимый край, настолько консервативен, что таким, как она и мать, здесь явно не будут рады. Мама ожидала, что такое случится. Кто-нибудь нападёт на активистку и её дочь.
И это случилось.
Не говоря больше ни слова, Сторми вытащила из шкафа сумки с чарами расширения пространства и затолкала в них все остальные сумки, книги, коробки.
— Я позвонила моей подруге, Селине, она согласилась дать нам приют. — Мама говорила и вместе с этим не переставала паковать вещи. — Она живёт в Британии. Далековато, конечно, но…
Сторми ничего не ответила. Она болезненно окинула опустевший дом взглядом и перекинула сумки через плечо. Не успев ни попрощаться с подругами, ни даже просто осознать в полной мере, что это конец её прежней мирной жизни, Сторми заглушила все мысли и просто последовала за матерью. Последнее, что сделала Сторми дома, — сняла со стены винтовку и положила её в сумку.
На этом прощание с домом закончилось.
В себя Сторми пришла, когда они с бешеной скоростью рассекали по горячей трассе, а мимо неё, сливаясь в одно пятно, пролетали дома, деревья, люди.
— Чёрт… — прошептала Сторми, прикусив кожу возле ногтя.
Горло душил шершавый комок слёз. Ещё пару часов назад она плавилась под вентилятором, слушая по радио песни Джони Митчелл, а сейчас несётся прочь от родного дома, от родного штата.
По щеке потекла слеза, колючая и горючая. Мама тут же заметила это.
— Прости, — прошептала она, кладя руку на колено дочери. — Из-за меня тебе приходится переживать, срываться с места, бросаясь в неизвестность с головой…
Сторми покачала головой. Ей безумно хотелось сказать, что мать не виновата, но слова обрывались ещё в глотке, не успевая докатиться до языка.
Она молчала.
Весь день и всю ночь они провели в дороге, остановившись только пару раз для дозаправки. На утро мама, круто развернув руль, затормозила возле какой-то обшарпанной забегаловки и, виновато глядя на Сторми, предложила перекусить.
Внутри забегаловка была немногим лучше, чем снаружи. За кассой потрёпанного вида паренёк методично переливал чили из кастрюли в пластиковые контейнеры.
— Здасьте, — не отрываясь от своего занятия, сказал он и прежде, чем они успели что-либо сказать, отрезал: — У нас только чили.
Мама поджала губы, но голос её был ровным:
— Ну, давайте чили. Две порции. Нет-нет, лучше четыре.
— Не желаете свежую газету?
— Да, пожалуйста. Спасибо.
На вкус чили был отвратительным, но мама, не отрываясь от газеты, сказала, что надо есть, потому что неизвестно, что будет дальше. А потом её взгляд приморозился к фотографии в газете.
— Сторми… Сторми, милая, смотри.
Она протянула ей газету, и Сторми увидела на фотографии их дом.
Он сгорел.
* * *
Середина июня — начало сентября 1976 г., Британия, графство Норт-Йоркшир
В доме мисс Селины Уайт с трудом хватало места для Сторми и её матери, но никто не жаловался, а мисс Уайт не возражала. Она выделила для Пирсов комнату, которая служила ей гостиной. Кровать в доме была одна и принадлежала хозяйке. Мама не показывала, но Сторми видела, как ей тяжело. Покинуть Техас, покинуть родной дом… Да ещё как — будто крысы, спасающиеся с тонущего корабля!
Сторми слышала, как мисс Уайт разговаривала с мамой на кухне поздними вечерами:
— Тхарма, проси политического убежища, — говорила мисс Уайт. — Да, попотеть придётся, да и беженкой быть не то чтобы очень приятно, но так будет правильно. Это самый простой и быстрый способ легализоваться в Британии.
Она была права. Что, впрочем, не отменяло тягот переезда.
Довольно часто Сторми залезала на чердак дома (с разрешения мисс Уайт, конечно же) и, включив пластинки с песнями Джони Митчелл, плакала, размазывала по щекам вязкие слёзы и умоляла высшие силы вернуть их домой, в пышущий жаром Техас.
В Норт-Йоркшире — холодно. В середине июня красная полосочка в термометре едва доползала до шестидесяти восьми градусов фаренгейта. Нонсенс! По улице Сторми ходила, закутавшись в ветровку, а когда она спросила у мисс Уайт, когда же наконец потеплеет, та лишь звонко расхохоталась и сказала, что вряд ли будет теплее семидесяти градусов.
— Ничего, деточка, в Шотландии и того холоднее, — весело сказала она.
Но Сторми весело не было совсем.
Ещё больше, чем по Техасу, она скучала по своим подругам, с которыми она даже не попрощалась. С Дарси и Айси она смогла поговорить только по телефону — и то для этого она практически совершила подвиг, когда искала телефонную станцию, способную связаться с другой страной.
— Мы думали, ты совсем умерла, — сказала ей Дарси. — Ваш дом сгорел дотла.
— Я знаю, — тихо отозвалась Сторми. — Мама сейчас пытается попросить политическое убежище в Британии. Понятия не имею, когда смогу вернуться обратно в Америку. Вы, скорее всего, станете уже жутко взрослыми!
— Я вышлю тебе приглашение на свои похороны, — вставила Айси.
— Спасибо, дорогая, посещу с удовольствием, — не осталась в долгу Сторми, а затем добавила, едва сдерживая слёзы: — Как же я буду по вам скучать… Пишите мне, умоляю вас!
— Обязательно! — пообещали они.
И больше позвонить им Сторми не удалось.
Она постоянно напоминала себе, что нужно быть благодарной, что мисс Уайт дала им кров. Но больше она злилась, нежели испытывала благодарность. Чёртовы проклятые мудаки! Варварские создания, разрушившие их дом, жаждавшие их смерти!
То, что они хотели убить маму, Сторми знала и так, но подробности всего этого выведала совершенно случайно.
Она стояла на маленькой кухоньке и чистила морковь. Текущая из крана вода гудела, наполняя кастрюлю, но и она не помешала Сторми услышать разговор мамы и мисс Уайт.
— Я не хотела пугать дочь, поэтому ничего толком не объяснила, — почти шёпотом сказала мама, но уши Сторми всё равно уловили её слова. она мигом прикрутила кран, жадно вслушиваясь в разговор. — Я шла с работы, когда они появились. Эти черти постарались, чтобы я их не опознала! Вырядились во всё чёрное, да ещё и маску нацепили, ублюдки. Да страшную какую! Будто череп. Они чем-то в меня швырнули, вроде взрывчатки, я едва уклонилась. И я пальнула по ним из пистолета, они не ожидали, замешкались, и я сбежала.
Руки Сторми затряслись. Чёрт возьми… Когда мама рассказывала об этом вот так, подмечая что-то, какие-то детали, всё казалось ещё более реальным. Нож соскользнул и полоснул по ладони.
— Чёрт, — выдохнула Сторми.
— Милая, что-то случилось? — крикнула мама.
— Нет, ма! Просто царапина!
Сторми промыла руку и начала нервно кусать заусенцы на пальцах.
Ей хотелось ещё больше расспросить маму о том, что произошло, но Сторми прекрасно понимала, что та ни за что не расскажет ей. Снова сделает вид, что всё под контролем, что она ото всего её защитит, хотя ничего из этого не было правдой. Мама была всего лишь женщиной. Сторми ненавидела себя за эти мысли, но они всё равно лезли в голову. Мама — эмансипированная феминистка, но она всего лишь женщина. Одинокая, без особых связей, вынужденная прятаться женщина. А её противники — мужская толпа.
Дело было не в том, что мама родилась с женским набором половых органов, которые якобы делали её слабее. Нет, вовсе не в этом. Если ей придётся драться один на один с мужчиной, она выстоит. Мама это умела. Проблема заключалась в том, что мужчины представляли собой на удивление сплочённое общество, если дело касалось общей ненависти. У мамы, как у любой другой женщины, такого не было.
Конечно, подруги у неё имелись. Взять ту же Селину Уайт, не бросившую их в трудную минуту. Но этого мало. У мужчин же в соратниках — больше половины земного шара.
От этих мыслей хотелось удавиться. Сторми понятия не имела, как перестать их думать. Они же сами в голову лезут! Эх, чёртова подстилка патриархата! Ты должна думать о том, что женщины представляют собой спаянный монолит, способный вынести любой удар, а не повторять уничижительное «всего лишь женщина»! Идиотка!
Помощь пришла, откуда не ждали.
Перед переводом в новую школу (мама уже разузнала как-то, что в Британии есть магическая школа, она называлась Хогвартс) предстояло пройти увлекательнейший квест под названием «оформи все документы в срок». С этим квестом они промучились оставшиеся два месяца перед учёбой. И всё равно не успели. В школу они смогли попасть только третьего сентября.
Директор школы, Альбус Персиваль бла-бла-бла Дамблдор, показался Сторми похожим на Гэндальфа из «Властелина колец», а лесничий — на гигантскую версию хоббита. Гигантский хоббит… Господи, дожили.
— Садитесь, мисс Пирс. — Директор пригласительно поманил рукой и достал из шкафа очень потрёпанную и очень пыльную шляпу. Шляпа тут же открыла глаза и закряхтела. Видя недоумённый взгляд Сторми, директор улыбнулся и принялся вещать: — Эта шляпа, мисс Пирс, принадлежала когда-то одному из основателей…
Из этой речи Сторми вынесла несколько умозаключений:
1. В Хогвартсе, как и в Ильверморни, четыре факультета, которые на самом деле очень похожи.
2. Шляпа никогда не ошибается.
3. Директор просто нереально обожает размусоливать никому не нужные истории, будто старый дед, который рассказывает детишкам сказки.
4. Шляпа читает мысли.
5. Кажется, директор тоже читает мысли, поскольку, стоило Сторми только подумать про размусоливание сказок, как Дамблдор тут же нахмурился и сделал ей выговор. Сторми очень громко подумала, что лезть в чужую голову ещё более неприлично, чем неподобающе думать о старом болтуне. Оставалось надеяться, что директор услышал.
Шляпа не успела коснуться её головы, как тут же завопила:
— Гриффиндор! — и директор на мгновение скуксил недовольную физиономию, но, к его чести, быстро принял выражение лица доброго Санта Клауса и кивнул.
— Добро пожаловать в Хогвартс, мисс Пирс!
Сторми выдохнула и сползла со стула. Что ж… Да здравствует новая жизнь.
* * *
7 сентября 1976 г., Шотландия
Лили нашла Ремуса в библиотеке. Он читал «Расширенный курс перевода древних рун» и что-то выписывал в тетрадь, пока по правую руку от него Джеймс, Сириус и Питер увлечённо строили домик из карточек от шоколадных лягушек.
— Здравствуйте, мальчики. Рем, — Лили плюхнулась на стул перед ним и накрыла его учебник стопкой бумаг, — профессор Макгонагалл велела передать.
— Что это? — спросил он, рассеянно глядя на бумаги. — Неужели это…
— Приветик, Лилс! — перебил Ремуса Джеймс и, выскочив из-за стола, обнял Лили со спины.
— Не сейчас, Поттер. — Она отмахнулась от него и вернула внимание к Ремусу. — Да, это новенькая. Сторми Пирс, американка из Техаса. Её зачислили на Гриффиндор, шестой курс. Можешь прочитать, директор дал мне её досье. Профессор Макгонагалл сказала, что ты и я должны будем ввести её в школьную жизнь. Вроде как она и её мать попросили политического убежища в Британии.
Лили поджала губы. На самом деле, Макгонагалл очень сильно кривилась, говоря о политическом убежище. Насколько Лили поняла, дом Пирс в США разгромила толпа взбешённых людей и всё из-за того, что мать Сторми, миссис Пирс, была феминистской активисткой. Декану очень не понравилось, что дочь этой «взбалмошной особы» будет учиться на её факультете, но свою неприязнь она старалась задвинуть куда подальше. В конце концов, Минерва Макгонагалл была замечательным преподавателем и не позволила бы себе предвзято относиться к своим студентам.
— Она выглядит… необычно, — выдавил Ремус, глядя на прикреплённую к досье маленькую колдографию.
— Да, совсем нетрадиционно, — кивнула Лили. — И эти ужасные фиолетовые волосы… Думаю, её заставят перекрасить их в натуральный цвет. Хогвартс — серьёзное заведение, а не…
— Жесть, Лилс, ты меня совсем игнорируешь! — заканючил Джеймс, и Лили нахмурилась ещё сильнее.
— Я же сказала, не сейчас, Джеймс! Видишь же, я разговариваю с Ремом!
Джеймс надулся, а Сириус, изловчившись, выхватил досье из рук Ремуса. Тот возмущённо что-то воскликнул, но Сириус уже самозабвенно разглядывал колдографию новенькой. Он присвистнул:
— А она ничего такая. Я бы пришвартовал свой корабль к этому пирсу!
Лили подавила желание скривиться и в сотый раз напомнила себе, что терпит это всё ради Джеймса. Хотя, если говорить честно, и это напоминание не всегда работало. Тогда Лили заставляла себя вспоминать август, когда Поттер ночью постучался к ней в окно на втором этаже их дома в Коукворте. Лили не знала, какая неведомая сила заставила её открыть окно в ту ночь. Она ещё не спала, в отличие от Туни, которая ложилась чуть ли не в восемь вечера, но спала при этом чутко, а потому Лили боялась, как бы Джеймс её не разбудил. Он восседал на метле, и, если бы Туни увидела это, тут же подняла бы визг на весь Коукворт.
— Какого хрена, Поттер? — глухим шёпотом спросила Лили. — Нет-нет, я имела в виду… Что ты здесь делаешь, Джеймс?
— Я соскучился, Лилс. — Он подмигнул ей, но тут же притих. — На самом деле… Я хотел бы извиниться. Я знаю, что ты терпеть не можешь нашу компанию из-за наших шуток над Нюниусом… То есть Снейпом. Но… Ты мне нравишься, Лилс. В самом деле нравишься. Я думаю о тебе днями и вижу сны с тобой каждую ночь.
— Надеюсь, не эротические?.. — не совсем придя в себя, уточнила Лили.
Поттер на это ничего не ответил, лишь взлохматил волосы и с мольбой посмотрел ей в глаза.
— Ты мне нравишься, Лили Эванс, — повторил он. — Нет, не так… Я люблю тебя. Я впервые в жизни говорю это другому человеку. И я хочу… Нет, вернее, я надеюсь, ты простишь меня. Я изо всех сил постараюсь исправиться, но я не вынесу, если ты…
Она не дала ему договорить: притянула за ворот куртки и с силой прижалась к его губам. Это был первый её поцелуй (если не считать того, который был в десять лет, когда она поцеловала Северуса возле речки). Лили совсем не умела целоваться, но Джеймсу, казалось, всё было нипочём. Он опирался руками на оконную раму, а его губы были такими тёплыми и мягкими, что Лили даже не думала о том, какую дурость творит.
— Я дам тебе шанс, — сказала она, глядя в ошалевшие глаза Джеймса.
С тех пор он развернул операцию по завоеванию её сердца, и Лили каждый раз напоминала себе, из-за чего она всё ещё терпит этих Мародёров.
— Поуважительнее, Бродяга, — строго произнёс Ремус, отбирая досье.
Ремус — голос разума в этой компании, единственный адекватный среди них. Правда, его практически никогда не слушали, а он и не упорствовал в донесении света Божьего до этих умалишённых.
Так произошло и сейчас.
— А я очень уважительно говорю, что со всем уважением вдул бы этой уважаемой леди.
Джеймс и Питер взорвались хохотом, Ремус сокрушённо покачал головой и снова уткнулся в досье, а Лили не выдержала, встала с места и зашагала прочь из библиотеки.
— Лилс! Лили! Лили, ты куда? — прокричал ей вслед Джеймс.
Остановившись, она посмотрела на Джеймса и даже открыла рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не произнесла. Что она им скажет? Что слушать их неприятно? Что ей противно слышать из уст Блэка рассуждения о том, как он переспал бы с новенькой? Что ей просто противно? Но они ведь поднимут её на смех за такие слова, скажут, что она защищает какую-то чужачку и почему она игнорировала прошлые похождения Сириуса.
А потому, постояв несколько мгновений с раскрытым ртом, она резко развернулась и пошла прочь.
— ПМС, наверное, — услышала она за спиной и быстрее поспешила вон из библиотеки.
Она проигнорировала это. Но Лили тогда даже не подозревала, что Блэк всерьёз вознамерится осуществить задуманное.
* * *
8 сентября 1976 г., Шотландия, вечер
Первый день в школе пугал Сторми. Она постоянно прокручивала в голове слова мамы: «Даже если они не примут тебя сразу, прими их первой». Хотя это и было титанически сложно. Британцы оказались ещё более чопорными и выхоленными, чем она себе представляла. Однако Сторми старалась изо всех сил показать им свою уверенность и дружелюбность.
Впрочем, не все британцы были холодными глыбами высокопарного льда. Когда она шла по коридору, сжимая в руке карту и листочек с паролем, полученные от деканисы Минервы Макгонагалл, величественной и суровой женщины, вызывающей единовременно и восторг, и страх, она столкнулась с темноволосым парнем в форме Гриффиндора. Вернее, от формы остался только небрежно развязанный галстук да рубашка, верхние пуговицы которой были расстёгнуты и открывали вид на белую грудь.
Первым желанием Сторми при взгляде на него стал едва контролируемый порыв застегнуть парню рубаху и туго затянуть галстук — прям под горло. Не то чтобы Сторми не видела голых мужских грудей. В Техасе слишком жарко, поэтому голые мужские и женские груди она видела регулярно. Но этот парень… От него веяло нахальностью, да и не нравилось Сторми, когда мужики суют свои сиськи ей в лицо.
— Ну здравствуй, куколка. — Парень подмигнул ей. Лицо Сторми скривилось так, будто она залпом выпила концентрированный лимонный сок. Желание затянуть галстук на его шее стремительно увеличилось.
— Ну здравствуй, жертва лоботомии, — процедила она сквозь зубы.
Парень непонимающе уставился на неё, а сзади него кто-то прыснул. Приподняв голову, Сторми приметила ещё трёх парней, двух русых и одного тёмного.
— А это что? Твоя группа поддержки? — спросила она. — Одному клеить девчонок страшно или потом в одиночку не справляешься?
— Да как ты!.. — начал было возмущаться он, но Сторми поднырнула под его локтем и поспешила удалиться.
Поворачиваться к толпе парней спиной было опасно, и Сторми ещё крепче стиснула палочку в руках, прибавляя шаг и чуть ли не срываясь на бег. Мужчины, как собаки, чувствуют, когда их боятся. Сторми попыталась выровнять дыхание. Если выбьют палочку, она ударит так, как учила мама: локтем под челюсть, а затем бросится со всех ног прочь.
Она почти добралась до девичьих спален, как перед ней снова вырос тот самый парень.
— А ты дерзкая, — ухмыльнулся он, пытаясь отдышаться. — Или грубая.
— Что тебе надо от меня?
Всё её тело напряглось, готовое к удару. Она не отрывала глаз от его лица и краем уха слышала, как его товарищи подбирались ближе.
— Ничего такого, бусинка. Просто ты кажешься мне интересной. Не такой, как другие девушки. Вот я и подумал, может, сходишь со мной в Хогсмид? Я мог бы рассказать тебе, как тут всё устроено. Ты же новенькая?
Сторми скрипнула зубами и скрестила руки на груди.
— Ты ошибаешься, пупсик. — Её голос был похож на сталь. — Я такая же, как и другие девушки. Точно такая же. И староста, Лили Эванс, уже обещала мне показать школу. А теперь, будь добр, сгинь с прохода.
С этими словами она заскочила в женские спальни и громко захлопнула дверь. Только сейчас она поняла, что дыхание у неё сбилось от быстрой ходьбы и злости, а в ушах гудела кровь. Сторми прижалась затылком к прохладной стене и громко выдохнула.
Кажется, этот парень доставит массу проблем.
* * *
8 сентября 1976 г., Шотландия, вечер
Лили была приличной, доброй и весьма порядочной девушкой. Однако возиться с этой американкой (наверняка взбалмошной) она не хотела. Она должна была сегодня присутствовать на первом собрании Клуба Слизней и уже клятвенно заверила профессора Слагхорна, что она обязательно придёт.
Кто ж знал, что этой Пирс взбредёт в голову приехать в Хогвартс именно сегодня?
В досье её прогул — подумать только, она пропустила целую неделю учёбы! — объяснялся тем, что Сторми Пирс ещё не до конца оформила документы и не прошла медицинский осмотр, а потому пока не может учиться в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Лили фыркнула. Она знала, что профессора не проходили столько врачей, сколько проходят иностранные студенты. Этим с ней поделилась Чанг Мо, пуффендуйка, по документам числящаяся теперь как мисс Мо Чанг. Она эмигрировала из Китая вместе со своими родителями и старшим братом, который уже окончил школу. Так её заставили пройти все девять кругов ада, прежде чем зачислить в Хогвартс.
Но с Мо всё было иначе.
Мо — приличная, добрая и весьма порядочная девушка, но самое главное — это то, что она тихоня, которая не висит на ней тяжёлым грузом. А эта Пирс…
Когда она вломилась в спальню, оглушительно хлопнув дверью, с потолка посыпалась пыль, Лили дрогнула, а Мэри Макдональд уронила свой учебник по магловскому правоведению для вузов, который читала.
— Ты бы дверьми так не хлопала, что ли, — заворчала Мэри. — Здесь всё на соплях держится. Между прочим, эти спальни ещё при основателях строились.
Сторми шумно выпустила воздух сквозь стиснутые зубы и неловко улыбнулась.
— Привет, ребятки, — выдала она. — Прошу прощения, я спасалась бегством от какого-то кобеля, обычно я так дверьми не хлопаю. Ху-у… — Она выпрямилась, прокашлялась и, наконец, представилась: — Меня зовут Сторми Пирс, я из Техаса. И теперь я буду учиться с вами!
Она улыбнулась открыто и, как описала бы это мама Лили, очень по-американски.
— Я Мэри Макдональд, — безразлично бросила Мэри и подняла учебник, уткнулась в него, накладывая на свою постель полог тишины. Типичная Мэри. Ничего не оторвёт её от скучнейших законов и прав. Разве только ураган. Наверное. Может быть.
Лили же представилась подобающе: негромко, мило, в меру приветливо, но не слишком ярко. И улыбка — мягкая, но не искрящаяся.
— Лили Эванс, староста.
— Приятно познакомиться! — Сторми бесцеремонно затрясла её руку и вдруг спохватилась. — О, да, у меня в бумажке написано, что сегодня ты будешь таскать меня по школе и говорить, что у вас тут, как у вас тут. Ну, как экскурсия или типа того.
В подтверждение своих слов Сторми ткнула пальцем в листочек, на котором почерком профессора Макгонагалл было выведено то, что Лили и так знала. Её внимание привлекло другое. Кутикулы и заусенцы на пальце Сторми были отгрызены, кожа раскраснелась, а в некоторых местах взялась красной кровяной коркой.
У Лили задёргался глаз.
Сторми расположилась на соседней от Лили кровати, и это привело ту в ещё больший ужас. Впрочем, она, как образцовая леди, этого не показывала. Когда Пирс разложила вещи, Лили сказала:
— Что ж, Сторми… — Она натянула улыбку и посмотрела на наручные часы. — К сожалению, через полчаса у меня встреча. Но не волнуйся, школу тебе покажет другой староста.
Лили схватила Сторми за руку — так же бесцеремонно, как и она до этого — и потащила её в гостиную. Вечером там всегда становилось шумно и душно: студенты возвращались с уроков и разводили сущий бедлам, играли, шутили, смеялись. Среди этой толпы Лили выискала русую макушку Ремуса Люпина. Он, как обычно, делал уроки, хотя Лили понятия не имела, как в этом шуме ему удавалось сосредоточиться.
— Рем! — крикнула она. — Вот ты где! Слушай, мне надо к профессору Слагхорну бежать, поэтому, прости, но тебе придётся одному…
В его взгляде, устремлённом на Сторми, мелькнуло что-то такое, что заставило Лили прерваться и оглянуться на новенькую. Та грызла кожу, напряжённо пялясь то на Ремуса, то на кого-то ещё. И этим кем-то ещё оказался Сириус Блэк. Он задорно ухмыльнулся и подмигнул Сторми.
— Ну здравствуй, куколка.
Лили сжала губы. Всё это выглядело как очередная катастрофа. Катастрофа, заканчивающаяся разводом на секс и девичьими истериками в общей гостиной, а для Лили — ещё и в спальне.
Но увы, проблемы только начинаются.
1) Прим. авт.: (рус. я нуждаюсь в ветре и ищу холода). Строчки из песни «The Priest» Джони Митчелл.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |