Штормовое предупреждение (гет)

3 сентября 1976 г., Шотландия

Лили стояла под дверью директорского кабинета. Минерва Макгонагалл после пары по Трансфигурации попросила её зайти к Альбусу Дамблдору: у него было поручение для старост, но второй староста, Ремус Люпин, опять был на больничном. Вернее, на «больничном».

То, что он оборотень, Лили поняла на пятом курсе, когда перечитывала конспекты по ЗОТИ за предыдущие годы. Она раз сто повторила про себя признаки ликантропии, и вдруг в голове что-то щёлкнуло. Каждый месяц в полнолуние Люпин пропадал, потом возвращался весь в шрамах и сразу попадал в медпункт. По официальной версии, конечно, он болел. Каждый месяц… В полнолуние… Луна… Лунатик… Все пазлы соединились в одну картинку: оборотень.

Когда Лили зажала его в пустом коридоре и спросила в лоб, оборотень ли он, в его глазах сверкнул страх, животный страх. Но она поклялась, что никому не скажет.

Впрочем, сейчас Лили стояла под дверью директорского кабинета и ждала, пока её впустят. Директор что-то обсуждал с деканами, и обсуждение затягивалось. Лили слышала лишь обрывки слов и фраз: «Тот-Кого… Опасность… Защитить студентов… Волдеморт…»

Дверь открылась так резко, что Лили вздрогнула. Деканы выходили из кабинета, перешёптываясь. Завидев Лили, они здоровались, и она отвечала им тем же. Она изо всех сил старалась делать вид, что ничегошеньки не слышала. Что, в общем, было не совсем неправдой.

— Здравствуйте, мисс Эванс, проходите. — Макгонагалл провела рукой, приглашая её внутрь.

Кабинет директора выглядел как пресловутый магазин волшебных штучек, да и звучал так же: вокруг постоянно что-то трещало, кряхтело и звенело. Лили понятия не имела, как тут можно работать, но, видимо, Дамблдора всё очень даже устраивало.

— У меня для вас ответственное задание, моя девочка. — Директор посмотрел на неё из-под очков-половинок и протянул стопку листов. — К нам перевелась новая студентка, и я надеюсь, что вы с мистером Люпином поможете ей влиться в коллектив. Разумеется, после того, как мистер Люпин вернётся к нам после выздоровления.

Не сдержавшись, Лили скептически хмыкнула, но тут же прикусила изнутри щёку. Не хватало ещё перед директором выдать свою осведомлённость насчёт люпиновой "болезни".

Чтобы больше не компрометировать себя, Лили поскорее перевела взгляд на выданное директором досье — а именно его он и всучил ей в руки. Скрепкой к листам прикрепили колдографию круглощёкой девушки с ужасно-сиреневыми волосами, подстриженными под каре. «Кошмар», — подумала Лили, разглядывая её. Так-то она была самой что ни есть заурядной внешности, но волосы… Эта девушка — Лили метнулась глазами к заглавию и прочла имя: Сторми Пирс — явно добра и порядка им в школу не принесёт.

Однако сейчас Лили волновало кое-что другое.

— Это всё здорово, сэр, но почему именно я и Ремус должны вводить новую студентку в школьную жизнь? Разве не разумнее поручить это старостам того факультета, на который её отправит Шляпа?

На это директор лишь улыбнулся.

— Мисс Эванс, мисс Пирс уже распределили на факультет Гриффиндор. Переверните страницу, там всё есть. И причина её отсутствия в первые дни учёбы тоже есть. Надеюсь, вы и мистер Люпин сможете ввести мисс Пирс в школьную жизнь. А теперь профессор Макгонагалл проводит вас до гостиной. Конечно, вы и сами можете, но, думаю, вам есть что обсудить.

После этих слов Лили поняла, что разговор окончен и дальше ей придётся выпытывать информацию из Макгонагалл, что порой было сложно: в конце концов, директор имел скверную привычку не уведомлять даже зама о многих делах. А зачем? И так справятся!

Лили ещё раз взглянула на досье. Запечатлённая на фотографии Сторми задорно ухмыльнулась, отчего сразу стало понятно: в стены Хогвартса впустили очередную ходячую катастрофу…

* * *

Июнь 1976 г., США, Техас, округ Виктория

Вентилятор гудел как проклятый, но он лишь перегонял через лопасти горячий, обжигающе-пекущий воздух. Сторми погибала от нехватки свежего, прохладного воздуха. Из-за невыносимой техасской жары даже из белков глаз начинала испаряться влага.

Если бы только можно было пользоваться палочкой, Сторми наколдовала бы такую температуру, какой не бывало и на Аляске зимой. Но колдовать было нельзя: до совершеннолетия ждать ещё целых два года. Дурацкий закон, который они, американцы, позаимствовали у британских магов.

Сторми пыталась колдовать без палочки, но воздух охлаждался всего на пару градусов, а сил тратилась уйма. Вот и приходилось спасаться под вентилятором. Маленькое радио, стоящее на мамином рабочем столе, пело голосом Джони Митчелл: «I need the wind and I seek the cold»⁽¹⁾, — и Сторми откликалась на эти строки всей душой.

Когда она, закинув ноги на спинку кресла и задрав майку до подбородка, думала об убожестве правительства и пыталась не умереть от жары, оглушительно хлопнула входная дверь, из-за чего стёкла в раме задрожали.

— Сторми! — крикнула мама, ураганом врываясь в комнату. Она была взвинчена, глаза метались из одного угла в другой. — Сторми, мы переезжаем!

— Что? Переезжаем?!

Сторми свалилась с кресла и тут же вскочила на ноги.

— Да, доставай свои сумки с этим вашим расширением пространства! Быстро!

Она принялась сметать вещи со столов, на ходу пакуя их в бумагу, в огромные сумки, в коробки, а Сторми только стояла, ошарашенно глядя на мечущуюся по дому мать.

— Да что происходит, мам?! Что случилось, что ты так спешишь?

Мама остановилась, расширенные от страха глаза встретились с глазами Сторми. Мать сглотнула. В этот момент Сторми заметила, что материна рубашка испещрена пропалинами, а на щеке кровит тонкая полоса ранки.

— Я не знаю, что это за люди, Сторми, — прошептала она, — но живыми мы им точно не нужны.

Как только эти слова сорвались с материных губ, в груди Сторми оборвалось сердце. Она знала, что их штат, Техас, их любимый край, настолько консервативен, что таким, как она и мать, здесь явно не будут рады. Мама ожидала, что такое случится. Кто-нибудь нападёт на активистку и её дочь.

И это случилось.

Не говоря больше ни слова, Сторми вытащила из шкафа сумки с чарами расширения пространства и затолкала в них все остальные сумки, книги, коробки.

— Я позвонила моей подруге, Селине, она согласилась дать нам приют. — Мама говорила и вместе с этим не переставала паковать вещи. — Она живёт в Британии. Далековато, конечно, но…

Сторми ничего не ответила. Она болезненно окинула опустевший дом взглядом и перекинула сумки через плечо. Не успев ни попрощаться с подругами, ни даже просто осознать в полной мере, что это конец её прежней мирной жизни, Сторми заглушила все мысли и просто последовала за матерью. Последнее, что сделала Сторми дома, — сняла со стены винтовку и положила её в сумку.

На этом прощание с домом закончилось.

В себя Сторми пришла, когда они с бешеной скоростью рассекали по горячей трассе, а мимо неё, сливаясь в одно пятно, пролетали дома, деревья, люди.

— Чёрт… — прошептала Сторми, прикусив кожу возле ногтя.

Горло душил шершавый комок слёз. Ещё пару часов назад она плавилась под вентилятором, слушая по радио песни Джони Митчелл, а сейчас несётся прочь от родного дома, от родного штата.

По щеке потекла слеза, колючая и горючая. Мама тут же заметила это.

— Прости, — прошептала она, кладя руку на колено дочери. — Из-за меня тебе приходится переживать, срываться с места, бросаясь в неизвестность с головой…

Сторми покачала головой. Ей безумно хотелось сказать, что мать не виновата, но слова обрывались ещё в глотке, не успевая докатиться до языка.

Она молчала.

Весь день и всю ночь они провели в дороге, остановившись только пару раз для дозаправки. На утро мама, круто развернув руль, затормозила возле какой-то обшарпанной забегаловки и, виновато глядя на Сторми, предложила перекусить.

Внутри забегаловка была немногим лучше, чем снаружи. За кассой потрёпанного вида паренёк методично переливал чили из кастрюли в пластиковые контейнеры.

— Здасьте, — не отрываясь от своего занятия, сказал он и прежде, чем они успели что-либо сказать, отрезал: — У нас только чили.

Мама поджала губы, но голос её был ровным:

— Ну, давайте чили. Две порции. Нет-нет, лучше четыре.

— Не желаете свежую газету?

— Да, пожалуйста. Спасибо.

На вкус чили был отвратительным, но мама, не отрываясь от газеты, сказала, что надо есть, потому что неизвестно, что будет дальше. А потом её взгляд приморозился к фотографии в газете.

— Сторми… Сторми, милая, смотри.

Она протянула ей газету, и Сторми увидела на фотографии их дом.

Он сгорел.

* * *

Середина июня — начало сентября 1976 г., Британия, графство Норт-Йоркшир

В доме мисс Селины Уайт с трудом хватало места для Сторми и её матери, но никто не жаловался, а мисс Уайт не возражала. Она выделила для Пирсов комнату, которая служила ей гостиной. Кровать в доме была одна и принадлежала хозяйке. Мама не показывала, но Сторми видела, как ей тяжело. Покинуть Техас, покинуть родной дом… Да ещё как — будто крысы, спасающиеся с тонущего корабля!

Сторми слышала, как мисс Уайт разговаривала с мамой на кухне поздними вечерами:

— Тхарма, проси политического убежища, — говорила мисс Уайт. — Да, попотеть придётся, да и беженкой быть не то чтобы очень приятно, но так будет правильно. Это самый простой и быстрый способ легализоваться в Британии.

Она была права. Что, впрочем, не отменяло тягот переезда.

Довольно часто Сторми залезала на чердак дома (с разрешения мисс Уайт, конечно же) и, включив пластинки с песнями Джони Митчелл, плакала, размазывала по щекам вязкие слёзы и умоляла высшие силы вернуть их домой, в пышущий жаром Техас.

В Норт-Йоркшире — холодно. В середине июня красная полосочка в термометре едва доползала до шестидесяти восьми градусов фаренгейта. Нонсенс! По улице Сторми ходила, закутавшись в ветровку, а когда она спросила у мисс Уайт, когда же наконец потеплеет, та лишь звонко расхохоталась и сказала, что вряд ли будет теплее семидесяти градусов.

— Ничего, деточка, в Шотландии и того холоднее, — весело сказала она.

Но Сторми весело не было совсем.

Ещё больше, чем по Техасу, она скучала по своим подругам, с которыми она даже не попрощалась. С Дарси и Айси она смогла поговорить только по телефону — и то для этого она практически совершила подвиг, когда искала телефонную станцию, способную связаться с другой страной.

— Мы думали, ты совсем умерла, — сказала ей Дарси. — Ваш дом сгорел дотла.

— Я знаю, — тихо отозвалась Сторми. — Мама сейчас пытается попросить политическое убежище в Британии. Понятия не имею, когда смогу вернуться обратно в Америку. Вы, скорее всего, станете уже жутко взрослыми!

— Я вышлю тебе приглашение на свои похороны, — вставила Айси.

— Спасибо, дорогая, посещу с удовольствием, — не осталась в долгу Сторми, а затем добавила, едва сдерживая слёзы: — Как же я буду по вам скучать… Пишите мне, умоляю вас!

— Обязательно! — пообещали они.

И больше позвонить им Сторми не удалось.

Она постоянно напоминала себе, что нужно быть благодарной, что мисс Уайт дала им кров. Но больше она злилась, нежели испытывала благодарность. Чёртовы проклятые мудаки! Варварские создания, разрушившие их дом, жаждавшие их смерти!

То, что они хотели убить маму, Сторми знала и так, но подробности всего этого выведала совершенно случайно.

Она стояла на маленькой кухоньке и чистила морковь. Текущая из крана вода гудела, наполняя кастрюлю, но и она не помешала Сторми услышать разговор мамы и мисс Уайт.

— Я не хотела пугать дочь, поэтому ничего толком не объяснила, — почти шёпотом сказала мама, но уши Сторми всё равно уловили её слова. она мигом прикрутила кран, жадно вслушиваясь в разговор. — Я шла с работы, когда они появились. Эти черти постарались, чтобы я их не опознала! Вырядились во всё чёрное, да ещё и маску нацепили, ублюдки. Да страшную какую! Будто череп. Они чем-то в меня швырнули, вроде взрывчатки, я едва уклонилась. И я пальнула по ним из пистолета, они не ожидали, замешкались, и я сбежала.

Руки Сторми затряслись. Чёрт возьми… Когда мама рассказывала об этом вот так, подмечая что-то, какие-то детали, всё казалось ещё более реальным. Нож соскользнул и полоснул по ладони.

— Чёрт, — выдохнула Сторми.

— Милая, что-то случилось? — крикнула мама.

— Нет, ма! Просто царапина!

Сторми промыла руку и начала нервно кусать заусенцы на пальцах.

Ей хотелось ещё больше расспросить маму о том, что произошло, но Сторми прекрасно понимала, что та ни за что не расскажет ей. Снова сделает вид, что всё под контролем, что она ото всего её защитит, хотя ничего из этого не было правдой. Мама была всего лишь женщиной. Сторми ненавидела себя за эти мысли, но они всё равно лезли в голову. Мама — эмансипированная феминистка, но она всего лишь женщина. Одинокая, без особых связей, вынужденная прятаться женщина. А её противники — мужская толпа.

Дело было не в том, что мама родилась с женским набором половых органов, которые якобы делали её слабее. Нет, вовсе не в этом. Если ей придётся драться один на один с мужчиной, она выстоит. Мама это умела. Проблема заключалась в том, что мужчины представляли собой на удивление сплочённое общество, если дело касалось общей ненависти. У мамы, как у любой другой женщины, такого не было.

Конечно, подруги у неё имелись. Взять ту же Селину Уайт, не бросившую их в трудную минуту. Но этого мало. У мужчин же в соратниках — больше половины земного шара.

От этих мыслей хотелось удавиться. Сторми понятия не имела, как перестать их думать. Они же сами в голову лезут! Эх, чёртова подстилка патриархата! Ты должна думать о том, что женщины представляют собой спаянный монолит, способный вынести любой удар, а не повторять уничижительное «всего лишь женщина»! Идиотка!

Помощь пришла, откуда не ждали.

Перед переводом в новую школу (мама уже разузнала как-то, что в Британии есть магическая школа, она называлась Хогвартс) предстояло пройти увлекательнейший квест под названием «оформи все документы в срок». С этим квестом они промучились оставшиеся два месяца перед учёбой. И всё равно не успели. В школу они смогли попасть только третьего сентября.

Директор школы, Альбус Персиваль бла-бла-бла Дамблдор, показался Сторми похожим на Гэндальфа из «Властелина колец», а лесничий — на гигантскую версию хоббита. Гигантский хоббит… Господи, дожили.

— Садитесь, мисс Пирс. — Директор пригласительно поманил рукой и достал из шкафа очень потрёпанную и очень пыльную шляпу. Шляпа тут же открыла глаза и закряхтела. Видя недоумённый взгляд Сторми, директор улыбнулся и принялся вещать: — Эта шляпа, мисс Пирс, принадлежала когда-то одному из основателей…

Из этой речи Сторми вынесла несколько умозаключений:

1. В Хогвартсе, как и в Ильверморни, четыре факультета, которые на самом деле очень похожи.

2. Шляпа никогда не ошибается.

3. Директор просто нереально обожает размусоливать никому не нужные истории, будто старый дед, который рассказывает детишкам сказки.

4. Шляпа читает мысли.

5. Кажется, директор тоже читает мысли, поскольку, стоило Сторми только подумать про размусоливание сказок, как Дамблдор тут же нахмурился и сделал ей выговор. Сторми очень громко подумала, что лезть в чужую голову ещё более неприлично, чем неподобающе думать о старом болтуне. Оставалось надеяться, что директор услышал.

Шляпа не успела коснуться её головы, как тут же завопила:

— Гриффиндор! — и директор на мгновение скуксил недовольную физиономию, но, к его чести, быстро принял выражение лица доброго Санта Клауса и кивнул.

— Добро пожаловать в Хогвартс, мисс Пирс!

Сторми выдохнула и сползла со стула. Что ж… Да здравствует новая жизнь.

* * *

7 сентября 1976 г., Шотландия

Лили нашла Ремуса в библиотеке. Он читал «Расширенный курс перевода древних рун» и что-то выписывал в тетрадь, пока по правую руку от него Джеймс, Сириус и Питер увлечённо строили домик из карточек от шоколадных лягушек.

— Здравствуйте, мальчики. Рем, — Лили плюхнулась на стул перед ним и накрыла его учебник стопкой бумаг, — профессор Макгонагалл велела передать.

— Что это? — спросил он, рассеянно глядя на бумаги. — Неужели это…

— Приветик, Лилс! — перебил Ремуса Джеймс и, выскочив из-за стола, обнял Лили со спины.

— Не сейчас, Поттер. — Она отмахнулась от него и вернула внимание к Ремусу. — Да, это новенькая. Сторми Пирс, американка из Техаса. Её зачислили на Гриффиндор, шестой курс. Можешь прочитать, директор дал мне её досье. Профессор Макгонагалл сказала, что ты и я должны будем ввести её в школьную жизнь. Вроде как она и её мать попросили политического убежища в Британии.

Лили поджала губы. На самом деле, Макгонагалл очень сильно кривилась, говоря о политическом убежище. Насколько Лили поняла, дом Пирс в США разгромила толпа взбешённых людей и всё из-за того, что мать Сторми, миссис Пирс, была феминистской активисткой. Декану очень не понравилось, что дочь этой «взбалмошной особы» будет учиться на её факультете, но свою неприязнь она старалась задвинуть куда подальше. В конце концов, Минерва Макгонагалл была замечательным преподавателем и не позволила бы себе предвзято относиться к своим студентам.

— Она выглядит… необычно, — выдавил Ремус, глядя на прикреплённую к досье маленькую колдографию.

— Да, совсем нетрадиционно, — кивнула Лили. — И эти ужасные фиолетовые волосы… Думаю, её заставят перекрасить их в натуральный цвет. Хогвартс — серьёзное заведение, а не…

— Жесть, Лилс, ты меня совсем игнорируешь! — заканючил Джеймс, и Лили нахмурилась ещё сильнее.

— Я же сказала, не сейчас, Джеймс! Видишь же, я разговариваю с Ремом!

Джеймс надулся, а Сириус, изловчившись, выхватил досье из рук Ремуса. Тот возмущённо что-то воскликнул, но Сириус уже самозабвенно разглядывал колдографию новенькой. Он присвистнул:

— А она ничего такая. Я бы пришвартовал свой корабль к этому пирсу!

Лили подавила желание скривиться и в сотый раз напомнила себе, что терпит это всё ради Джеймса. Хотя, если говорить честно, и это напоминание не всегда работало. Тогда Лили заставляла себя вспоминать август, когда Поттер ночью постучался к ней в окно на втором этаже их дома в Коукворте. Лили не знала, какая неведомая сила заставила её открыть окно в ту ночь. Она ещё не спала, в отличие от Туни, которая ложилась чуть ли не в восемь вечера, но спала при этом чутко, а потому Лили боялась, как бы Джеймс её не разбудил. Он восседал на метле, и, если бы Туни увидела это, тут же подняла бы визг на весь Коукворт.

— Какого хрена, Поттер? — глухим шёпотом спросила Лили. — Нет-нет, я имела в виду… Что ты здесь делаешь, Джеймс?

— Я соскучился, Лилс. — Он подмигнул ей, но тут же притих. — На самом деле… Я хотел бы извиниться. Я знаю, что ты терпеть не можешь нашу компанию из-за наших шуток над Нюниусом… То есть Снейпом. Но… Ты мне нравишься, Лилс. В самом деле нравишься. Я думаю о тебе днями и вижу сны с тобой каждую ночь.

— Надеюсь, не эротические?.. — не совсем придя в себя, уточнила Лили.

Поттер на это ничего не ответил, лишь взлохматил волосы и с мольбой посмотрел ей в глаза.

— Ты мне нравишься, Лили Эванс, — повторил он. — Нет, не так… Я люблю тебя. Я впервые в жизни говорю это другому человеку. И я хочу… Нет, вернее, я надеюсь, ты простишь меня. Я изо всех сил постараюсь исправиться, но я не вынесу, если ты…

Она не дала ему договорить: притянула за ворот куртки и с силой прижалась к его губам. Это был первый её поцелуй (если не считать того, который был в десять лет, когда она поцеловала Северуса возле речки). Лили совсем не умела целоваться, но Джеймсу, казалось, всё было нипочём. Он опирался руками на оконную раму, а его губы были такими тёплыми и мягкими, что Лили даже не думала о том, какую дурость творит.

— Я дам тебе шанс, — сказала она, глядя в ошалевшие глаза Джеймса.

С тех пор он развернул операцию по завоеванию её сердца, и Лили каждый раз напоминала себе, из-за чего она всё ещё терпит этих Мародёров.

— Поуважительнее, Бродяга, — строго произнёс Ремус, отбирая досье.

Ремус — голос разума в этой компании, единственный адекватный среди них. Правда, его практически никогда не слушали, а он и не упорствовал в донесении света Божьего до этих умалишённых.

Так произошло и сейчас.

— А я очень уважительно говорю, что со всем уважением вдул бы этой уважаемой леди.

Джеймс и Питер взорвались хохотом, Ремус сокрушённо покачал головой и снова уткнулся в досье, а Лили не выдержала, встала с места и зашагала прочь из библиотеки.

— Лилс! Лили! Лили, ты куда? — прокричал ей вслед Джеймс.

Остановившись, она посмотрела на Джеймса и даже открыла рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не произнесла. Что она им скажет? Что слушать их неприятно? Что ей противно слышать из уст Блэка рассуждения о том, как он переспал бы с новенькой? Что ей просто противно? Но они ведь поднимут её на смех за такие слова, скажут, что она защищает какую-то чужачку и почему она игнорировала прошлые похождения Сириуса.

А потому, постояв несколько мгновений с раскрытым ртом, она резко развернулась и пошла прочь.

— ПМС, наверное, — услышала она за спиной и быстрее поспешила вон из библиотеки.

Она проигнорировала это. Но Лили тогда даже не подозревала, что Блэк всерьёз вознамерится осуществить задуманное.

* * *

8 сентября 1976 г., Шотландия, вечер

Первый день в школе пугал Сторми. Она постоянно прокручивала в голове слова мамы: «Даже если они не примут тебя сразу, прими их первой». Хотя это и было титанически сложно. Британцы оказались ещё более чопорными и выхоленными, чем она себе представляла. Однако Сторми старалась изо всех сил показать им свою уверенность и дружелюбность.

Впрочем, не все британцы были холодными глыбами высокопарного льда. Когда она шла по коридору, сжимая в руке карту и листочек с паролем, полученные от деканисы Минервы Макгонагалл, величественной и суровой женщины, вызывающей единовременно и восторг, и страх, она столкнулась с темноволосым парнем в форме Гриффиндора. Вернее, от формы остался только небрежно развязанный галстук да рубашка, верхние пуговицы которой были расстёгнуты и открывали вид на белую грудь.

Первым желанием Сторми при взгляде на него стал едва контролируемый порыв застегнуть парню рубаху и туго затянуть галстук — прям под горло. Не то чтобы Сторми не видела голых мужских грудей. В Техасе слишком жарко, поэтому голые мужские и женские груди она видела регулярно. Но этот парень… От него веяло нахальностью, да и не нравилось Сторми, когда мужики суют свои сиськи ей в лицо.

— Ну здравствуй, куколка. — Парень подмигнул ей. Лицо Сторми скривилось так, будто она залпом выпила концентрированный лимонный сок. Желание затянуть галстук на его шее стремительно увеличилось.

— Ну здравствуй, жертва лоботомии, — процедила она сквозь зубы.

Парень непонимающе уставился на неё, а сзади него кто-то прыснул. Приподняв голову, Сторми приметила ещё трёх парней, двух русых и одного тёмного.

— А это что? Твоя группа поддержки? — спросила она. — Одному клеить девчонок страшно или потом в одиночку не справляешься?

— Да как ты!.. — начал было возмущаться он, но Сторми поднырнула под его локтем и поспешила удалиться.

Поворачиваться к толпе парней спиной было опасно, и Сторми ещё крепче стиснула палочку в руках, прибавляя шаг и чуть ли не срываясь на бег. Мужчины, как собаки, чувствуют, когда их боятся. Сторми попыталась выровнять дыхание. Если выбьют палочку, она ударит так, как учила мама: локтем под челюсть, а затем бросится со всех ног прочь.

Она почти добралась до девичьих спален, как перед ней снова вырос тот самый парень.

— А ты дерзкая, — ухмыльнулся он, пытаясь отдышаться. — Или грубая.

— Что тебе надо от меня?

Всё её тело напряглось, готовое к удару. Она не отрывала глаз от его лица и краем уха слышала, как его товарищи подбирались ближе.

— Ничего такого, бусинка. Просто ты кажешься мне интересной. Не такой, как другие девушки. Вот я и подумал, может, сходишь со мной в Хогсмид? Я мог бы рассказать тебе, как тут всё устроено. Ты же новенькая?

Сторми скрипнула зубами и скрестила руки на груди.

— Ты ошибаешься, пупсик. — Её голос был похож на сталь. — Я такая же, как и другие девушки. Точно такая же. И староста, Лили Эванс, уже обещала мне показать школу. А теперь, будь добр, сгинь с прохода.

С этими словами она заскочила в женские спальни и громко захлопнула дверь. Только сейчас она поняла, что дыхание у неё сбилось от быстрой ходьбы и злости, а в ушах гудела кровь. Сторми прижалась затылком к прохладной стене и громко выдохнула.

Кажется, этот парень доставит массу проблем.

* * *

8 сентября 1976 г., Шотландия, вечер

Лили была приличной, доброй и весьма порядочной девушкой. Однако возиться с этой американкой (наверняка взбалмошной) она не хотела. Она должна была сегодня присутствовать на первом собрании Клуба Слизней и уже клятвенно заверила профессора Слагхорна, что она обязательно придёт.

Кто ж знал, что этой Пирс взбредёт в голову приехать в Хогвартс именно сегодня?

В досье её прогул — подумать только, она пропустила целую неделю учёбы! — объяснялся тем, что Сторми Пирс ещё не до конца оформила документы и не прошла медицинский осмотр, а потому пока не может учиться в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Лили фыркнула. Она знала, что профессора не проходили столько врачей, сколько проходят иностранные студенты. Этим с ней поделилась Чанг Мо, пуффендуйка, по документам числящаяся теперь как мисс Мо Чанг. Она эмигрировала из Китая вместе со своими родителями и старшим братом, который уже окончил школу. Так её заставили пройти все девять кругов ада, прежде чем зачислить в Хогвартс.

Но с Мо всё было иначе.

Мо — приличная, добрая и весьма порядочная девушка, но самое главное — это то, что она тихоня, которая не висит на ней тяжёлым грузом. А эта Пирс…

Когда она вломилась в спальню, оглушительно хлопнув дверью, с потолка посыпалась пыль, Лили дрогнула, а Мэри Макдональд уронила свой учебник по магловскому правоведению для вузов, который читала.

— Ты бы дверьми так не хлопала, что ли, — заворчала Мэри. — Здесь всё на соплях держится. Между прочим, эти спальни ещё при основателях строились.

Сторми шумно выпустила воздух сквозь стиснутые зубы и неловко улыбнулась.

— Привет, ребятки, — выдала она. — Прошу прощения, я спасалась бегством от какого-то кобеля, обычно я так дверьми не хлопаю. Ху-у… — Она выпрямилась, прокашлялась и, наконец, представилась: — Меня зовут Сторми Пирс, я из Техаса. И теперь я буду учиться с вами!

Она улыбнулась открыто и, как описала бы это мама Лили, очень по-американски.

— Я Мэри Макдональд, — безразлично бросила Мэри и подняла учебник, уткнулась в него, накладывая на свою постель полог тишины. Типичная Мэри. Ничего не оторвёт её от скучнейших законов и прав. Разве только ураган. Наверное. Может быть.

Лили же представилась подобающе: негромко, мило, в меру приветливо, но не слишком ярко. И улыбка — мягкая, но не искрящаяся.

— Лили Эванс, староста.

— Приятно познакомиться! — Сторми бесцеремонно затрясла её руку и вдруг спохватилась. — О, да, у меня в бумажке написано, что сегодня ты будешь таскать меня по школе и говорить, что у вас тут, как у вас тут. Ну, как экскурсия или типа того.

В подтверждение своих слов Сторми ткнула пальцем в листочек, на котором почерком профессора Макгонагалл было выведено то, что Лили и так знала. Её внимание привлекло другое. Кутикулы и заусенцы на пальце Сторми были отгрызены, кожа раскраснелась, а в некоторых местах взялась красной кровяной коркой.

У Лили задёргался глаз.

Сторми расположилась на соседней от Лили кровати, и это привело ту в ещё больший ужас. Впрочем, она, как образцовая леди, этого не показывала. Когда Пирс разложила вещи, Лили сказала:

— Что ж, Сторми… — Она натянула улыбку и посмотрела на наручные часы. — К сожалению, через полчаса у меня встреча. Но не волнуйся, школу тебе покажет другой староста.

Лили схватила Сторми за руку — так же бесцеремонно, как и она до этого — и потащила её в гостиную. Вечером там всегда становилось шумно и душно: студенты возвращались с уроков и разводили сущий бедлам, играли, шутили, смеялись. Среди этой толпы Лили выискала русую макушку Ремуса Люпина. Он, как обычно, делал уроки, хотя Лили понятия не имела, как в этом шуме ему удавалось сосредоточиться.

— Рем! — крикнула она. — Вот ты где! Слушай, мне надо к профессору Слагхорну бежать, поэтому, прости, но тебе придётся одному…

В его взгляде, устремлённом на Сторми, мелькнуло что-то такое, что заставило Лили прерваться и оглянуться на новенькую. Та грызла кожу, напряжённо пялясь то на Ремуса, то на кого-то ещё. И этим кем-то ещё оказался Сириус Блэк. Он задорно ухмыльнулся и подмигнул Сторми.

— Ну здравствуй, куколка.

Лили сжала губы. Всё это выглядело как очередная катастрофа. Катастрофа, заканчивающаяся разводом на секс и девичьими истериками в общей гостиной, а для Лили — ещё и в спальне.

Но увы, проблемы только начинаются.

---

1) Прим. авт.: (рус. я нуждаюсь в ветре и ищу холода). Строчки из песни «The Priest» Джони Митчелл.

Вернуться к тексту

8 сентября 1976 г., Шотландия

— То есть она меня овощем тупоголовым назвала?! — взвыл Сириус.

Пару минут назад Сторми хлопнула дверью прямо у него перед носом, а Ремус таки решил объяснить, что такое лоботомия и к чему она приводит. Как результат: взбешённый Бродяга мерял шагами гостиную и бросал гневные взгляды в сторону хихикающего Питера и улыбающегося Рема. Джеймс же негодовал вместе с ним.

— Мне кажется, она слишком много о себе думает, — заключил Сохатый. — Надо поставить зарвавшуюся девчонку на место.

— Я не понимаю, в чём её проблема! — Сириус обрушился на диван, согнав какого-то первокурсника, и закинул ноги на подлокотник. — Не понимаю! Я же красивый? Красивый. Ещё никто не смог устоять перед этим лицом, этой грудью и этой замечательной задницей!

— Кроме Элоди Диксон с пятого курса, — вставил Питер и начал загибать пальцы, — а также Молли Пруэтт, Джинджер Гринграсс, Маргарет Джонсон, Сью из Пуффендуя, забыл фамилию, а ещё Кортни Мак…

— Это другое! — перебил Сириус. — Да и вообще, я же сказал ей, что она не такая, как другие девчонки. Они же все от таких слов в трусы писаются!

— Бродяга, — с нажимом сказал Рем, но тот лишь отмахнулся.

— Да брось ты, это реально так. Они все ссутся кипятком, если ты скажешь ей, что она лучше и круче и что с ней не сравнится ни одна из существующих женщин, даже Тина Тёрнер!

Ремус фыркнул.

— Откуда ты её знаешь? Она же магла.

— Чувак, плакаты с ногами Тины прилеплены в моей комнате в доме на Гриммо заклинанием вечного приклеивания. Она королева рок-н-ролла, конечно, я её знаю!

— Ты отклонился от темы, — напомнил Джеймс.

— Точно! — Сириус щёлкнул пальцами. — Я согласен с тобой, Сохатый, её нужно поставить на место. Доказать, как же она заблуждалась! — Он вскочил на ноги, и в его глазах зажёгся дикий огонь. — Бродяга выходит на охоту! В конце концов, я её отжарю!

Рем тяжело выдохнул и накрыл глаза ладонью. То, что подчас вытворяли его друзья, вызывало внутри него отвращение. Но давить на них он не собирался. Не после всего, что они для него сделали. У него просто не было такого права. Да, иногда их выходки переходят границу морально дозволенного, но… А что Ремус мог сделать? Он и так пытался их одёргивать, и иногда у него даже получалось!

Сириус и Джеймс уже разрабатывали план по соблазнению неприступной девицы. В попытке абстрагироваться Рем достал учебники и принялся писать эссе по трансфигурации.

Но недолго длилось его абстрагирование: он услышал, как его зовёт Лили Эванс. Он обернулся к ней, но встретился глазами с новенькой, Сторми Пирс. Она выглядела так, словно на неё вылили ушат грязи. Пирс то и дело переводила полный отвращения взгляд с него на Сириуса — и с Сириуса на него. Рему стало неприятно. В конце концов, не его вина, что его друг клеит всё, что движется!

Лили просила показать Сторми школу. Или хотя бы те кабинеты, где у них проходят завтрашние уроки.

— Так ты покажешь? — спросила Лили с надеждой.

— Да, без проблем. — Ремус встал и сложил книги в сумку, но тут встрял Сириус:

— Я тоже помогу. Всё-таки на Гриффиндоре мы своих не бросаем, да?

Сторми позеленела, а потом дёрнула Лили за рукав свитера и, шепнув: «Можно тебя на минутку?», утащила её в сторону. Слух у Рема всегда был что надо, это было одно из немногих преимуществ оборотничества, поэтому он прекрасно слышал, как Сторми умоляюще тараторит:

— Да я скорее удавлюсь резинкой от трусов, чем приму помощь от этого кобеля и его подсосов! Прошу тебя, молю, жизнью и смертью заклинаю, не оставляй меня с ними!

— Нет, Пирс, я же сказала, мне надо идти. Они неплохие ребята…

На слове «неплохие» у Лили странно дрогнул голос. Становилось ясно, что она сама не до конца в это верит. И эта неуверенность обижала. Но не сильнее, чем «подсосы», к которым Рема причислила Сторми.

— Ну хорошо, прости, но можно тогда обойтись без… ну… без экскурсии по школе? Я справлюсь как-нибудь.

— Нет, нельзя. Замок огромный, ты наверняка заблудишься и опоздаешь. Из-за этого вычтут баллы из общего счёта, а это скажется как на старостах, так и на остальных учениках. Ты этого хочешь? Чтобы всем стало плохо?

— О, только вот не надо манипулировать! Давления на вину не работают, мисс хорошая девочка, у меня иммунитет. — Сторми передёрнула плечами, а затем повернула голову к Сириусу. — Или ты хочешь, чтобы меня толпой домогались твои неплохие ребята?

Вот тут Рем не выдержал.

— Я обещаю, что ни один из них и пальцем тебя не тронет! Лили права, они неплохие ребята, просто общение с самого начала не задалось.

Сторми взмахнула сиреневыми волосами и грозно глянула на них.

— Интересное у тебя понимание общения, сладкий. Не хочешь, я на тебя прям сейчас подрочу, скажу, что жопа у тебя ничего такая, да жалко только, что член маловат, и выдам это за неудачное начало?

— Пирс! — вскрикнула Лили, тут же залившись румянцем.

— Что? Ему можно, мне — нет?!

Кадык Ремуса нервно дрогнул. Мысли тут же забесновались: «Девушки тоже могут дрочить? Чем?! Чем она будет дрочить, если у них нет… О Мерлин и Моргана, о чём я вообще думаю!» Сириус хотел было что-то сказать, но Рем притормозил его, выставив перед ним руку.

— Не сейчас, Бродяга. Пожалуйста, не лезьте вы все.

Если Сириус и хотел возразить, то не стал. Вместо этого он громко фыркнул, передёрнул плечами и пошёл в сторону мужских спален. Рем уже сейчас видел, что он обиделся. Следом за ним пошли и Питер с Джеймсом. Что ж, придётся разобраться с этим позже…

— Я клянусь своей магией, что не причиню тебе вреда, — сказал он.

— Ух ты, как успокаивающе. Если бы я ещё верила в мужские клятвы. — Она скривилась, но, видя расстроенный взгляд Лили, сдалась. — Ладно. Но учти, я вмажу тебе, если ты или твои дружки посмеют что-то мне сделать. И мне плевать, если накинетесь толпой.

Она повернулась к Лили и попросила прощения за то, что не переносит идиотов. Ремус прикусил щеку. Так и хотелось сказать, что он не идиот. И друзья у него нормальные.

— Ну, пойдём, — сквозь зубы сказал он.

— До вечера, Лили!

Сторми пошла за ним следом, прикусив заусенец, но Ремус чувствовал, как от неё течёт тонкий запах адреналина.

* * *

8 сентября 1976 г., Шотландия, всё тот же вечер

Никакого удовольствия таскаться за старостой по школе Сторми не испытывала. Этот Ремус искренне бесил. Как и его оправдания. Не все такие, они не так плохи, ага, конечно! Если этот ушлёпок Блэк или как там его зажал её в проходе, то явно ничего святого в нём нет.

— Больничное крыло тут, там поворот к лестницам, десятая ступенька исчезает, осторожнее, — чеканил он сквозь зубы. — Тут женский туалет, но он уже лет двадцать не работает.

— Почему не починят? — на автомате спросила Сторми.

— Там живёт призрак Плаксы Миртл, даже если его и починят, всё равно она житья никому не даёт.

— М-м, — многозначительно сказала Сторми.

Они свернули к движущимся лестницам, и Ремус тут же сказал, что в случае, если лестница начала двигаться во время подъёма по ней, надо просто стоять и ждать. Не прыгать на соседнюю лестницу, не перегибаться через перила, не скакать, не кричать, не разводить панику. Сторми покачала головой, оставляя при себе комментарии о глупости того, кто эти лестницы проектировал.

— Эти лестницы тоже основатели зачаровывали? — спросила она.

После этого вопроса Ремуса прорвало. Сторми практически наяву видела, как в его головном мозге открылись шлюзы, и на неё обрушился поток фактов об основателях школы и самой школе, соответственно. «Да он задрот», — поняла вдруг Сторми.

Они уже шли по коридору четвёртого этажа. Из окон тёк тёплый розовый свет, рождая длинные тени, ползущие по стенам и полу. Величественные просторы расстилались за мутными стёклами: густой лес смыкался чёрным кольцом вокруг школы и небольшой деревушки, чьи крыши рыжели примерно в пятнадцати минутах ходьбы от Хогвартса. Сторми втянула носом прохладный воздух и прикрыла глаза. Ремус что-то самозабвенно вещал, уже позабыв о ней, а она стояла у окна и дышала, дышала, дышала.

Впрочем, в коридоре тоже было много чего интересного. Например, тут стояла статуя старой женщины с большим горбом. В руке она держала посох, а один глаз, как у пиратки, закрывала повязка. Сторми потянулась к ней рукой и погладила холодное каменное основание.

— Это статуя Ганхильды из Горсмура, но её чаще называют статуей Одноглазой Ведьмы, — раздался над ухом голос Ремуса, — она жила во второй половине шестнадцатого века. Ганхильда изобрела лекарство от драконьей оспы, да и в целом её заслуженно считают великой целительницей.

Сторми подняла голову и улыбнулась, заглянув ведьме в лицо.

— Значит, надо отдать ей дань уважения, — сказала она и поклонилась, приложив руку на сердце.

На это Ремус только хмыкнул.

— Не советую долго этим заниматься, поскольку через пятнадцать минут у нас начинается ужин в Большом зале. И сейчас ты покажешь мне, как хорошо запомнила дорогу. Давай, вперёд.

— Боже мой, да ты ведёшь себя как душный препод, честное слово, — заворчала Сторми и потащилась к лестницам.

В Большом зале она наконец оторвалась от зануды Ремуса (растворилась в толпе школьников) и вытянула шею в поисках Лили Эванс и Мэри Макдональд, но ни первой, ни второй за столом не наблюдалось. Тем временем свободные места стремительно кончались.

Вдруг на плечо ей упала чужая рука.

— Потерялась, куколка? — спросил Блэк, и Сторми, не задумываясь, всадила ему локтем в бок.

— Прости, пупсик, я тебя не заметила. — Она невинно прижала ладонь ко рту и тут же подскочила к единственному свободному месту рядом с какой-то тёмно-рыжей девушкой. — И я уже сижу здесь, а твои дружочки во-он там.

Она кивнула на противоположный край стола и безапелляционно уселась на скамейку. Блэку ничего не осталось, кроме как, нахмурившись, потащиться к своим друзьям.

С облегчением Сторми выдохнула и подтянула тарелку к себе.

— Эта новенькая совсем слепая, раз села рядом с толстухой Маккиннон, — шепнул кто-то, но шёпот всё равно прокатился над столом с такой громкостью, что Сторми различила каждое слово.

Как позже узнала Сторми, Марлин Маккиннон — полная семикурсница с тёмно-рыжими волосами и мозолистыми руками, облепленными пластырями. Сейчас она сидела чуть поодаль ото всех и читала книжку с аляповатой обложкой, при взгляде на которую сразу становилось ясно, что в руках у Марлин бульварный роман нижайшего пошиба.

Судя по всему, Маккиннон тоже услышала этот шёпот: она поджала губы и крепче стиснула книгу в руках. Сторми неловко пожала плечами и придвинулась ближе к Марлин.

— Эй, а тебя здесь не очень-то любят.

— Да что ты? — не отрывая глаз от книги, фыркнула та. — А я и не заметила.

— У меня с самого начала тоже школьная жизнь не задалась. — Сторми не обратила внимания на сарказм и начала накладывать себе в тарелку картофель и бекон. — А ничего себе у вас тут кормят, да?

Марлин молча перелистнула страницу.

— Меня зовут Сторми Пирс, кстати, — продолжала та, отпивая из бокала тыквенный сок. — Слушай, а этот Блэк… Он всегда ведёт себя как псина во время течки?

На этот раз Марлин издала какой-то странный звук, который Сторми идентифицировала как смешок.

— А ты шустрая, — сказала она, откладывая книгу. — Уже вся гостиная Гриффиндора в курсе, что у Сириуса Блэка появилась новая цель для охоты. Говорят, ты использовала любовную магию индейских шаманов, чтоб приворожить его.

Сторми скривилась.

— Господи, что за бред? На кой чёрт мне его внимание? Он первый полез, я ответила. Если так дальше продолжится, я пойду жаловаться деканисе.

— Кому? — не поняла Марлин.

— Деканисе. Профессорке Минерве Макгонагалл. Она же у вас деканиса?

Марлин хмыкнула и снова открыла книгу. Лили и Мэри на ужин так и не спустились, поэтому Сторми весь вечер доставала Марлин разговорами, а та по большей части молчала, иногда с неохотой выдавая саркастичные комментарии к её словам. Под конец ужина к ним незаметно подсела азиатка в форме Пуффендуя. Её волосы аккуратно заплетены были в два коротких хвостика, а глаза скрывались за стёклами очков.

— Марли! Мадам Рози велела передать, чтобы ты заскочила к ней сразу, как выпадет свободная минутка. У неё какие-то поручения к тебе насчёт Клуба, — сказала девушка.

— Хорошо, Мо, спасибо.

— А что за клуб? — влезла Сторми, и обе девушки смерили её недовольными взглядами. — Простите, я новенькая, мне всё любопытно.

— Клуб прикладного рукоделия и готовки, — с неохотой отозвалась Мо. — Тебе вряд ли будет интересно. Мы там готовимся… Я имею в виду готовим. Ну и занимаемся рукоделием.

Сторми покивала.

— Да, ты права. Мне такое не особо интересно, но здорово, что это интересно вам. Здорово, когда ты умеешь делать что-то своими руками. Я вот руками умею только лезть в неприятности. Хотя, наверное, это больше прерогатива заднего места. Я же на него приключения ищу, да?

Девочки шутку не оценили, лишь переглянулись и поднялись со своего места.

— Что ж, до завтра, Мо, приятно было поболтать, — попрощалась Марлин.

— Взаимно, Марли. Увидимся в клубе!

Они попрощались и собрались было идти, как вдруг Сторми поймала хищный взгляд Блэка. Он не сводил с неё глаз, самодовольно улыбаясь, и всем видом давал понять, что только и ждёт, когда Сторми останется одна.

— Подождите меня! — вскрикнула она, подрываясь с места.

Бросившись следом за Марлин, она не заметила, как мимо их стола чинно шагала какая-то блондинка в зелёном платье. Сторми едва не врезалась в неё, но вовремя затормозила, обдав, правда, блондинку струёй воздуха.

— Смотри, куда несёшься, грязнокровка, — прошипела она.

Её коралловые губы искривились, а в невероятно красивых серых глазах заплясали огоньки гнева.

— Прости, подруга, не хотела задеть, — выдохнула Сторми, но к её глотке тут же прижался холодный увесистый веер.

— Я тебе не подруга, — переходя на рык, процедила блондинка.

— Как скажешь.

Сторми подмигнула ей и, перепрыгнув через скамью, понеслась к Марлин. Та, хвала Богине, ждала её у дверей Большого зала вместе с Мо. Когда Сторми подскочила к ним, Мо задумчиво пробормотала:

— Не знала, что Нарцисса пользуется боевым веером.

— Нарцисса?

— Да, та змеиная принцесса, которая тебя чуть не сожрала живьём. Её зовут Нарцисса Блэк. — Марлин усмехнулась. — Красивая, элегантная, чистокровная до мозга костей и, оказывается, таскающая с собой оружие в школе.

— У вас Блэки — это синоним к слову ненормальный? — ужаснулась Сторми.

— Можно сказать и так, — кивнула Мо.

* * *

Сентябрь 1976 г., Шотландия

Лили представить себе не могла, что эта новенькая породит столько проблем. И столько слухов! В первый её ужин, который Лили пропустила по причине собрания Клуба Слизней, Сторми умудрилась нарваться на Нарциссу Блэк. Поговаривали, это из-за того, что Пирс использовала куклу-вуду для того, чтобы приворожить кузена Нарциссы, Сириуса. А сама Нарцисса лишь вступилась за честь брата. Если бы она ещё у него имелась…

К сожалению, Мэри про это ничего сказать не могла, поскольку вместо ужина проторчала в комнате со своими учебниками, а словам Пирс Лили не верила.

Как итог Гриффиндор снова на голове стоит. Студенты с четвёртого и пятого курсов уже делали ставки и даже развернули борьбу, кого считать своим: Сторми Пирс, гриффиндорку, но совершенно точно чужачку, или Нарциссу Блэк, студентку Хогвартса, но учащуюся на богопротивном Слизерине?

Но потом появилась ещё и третья сторона, утверждающая, что Пирс вовсе не ворожила, Сириус в самом деле влюблён в неё, а Нарцисса, испытывающая, как все "ненормальные" Блэки, тягу к инцесту, пыталась отбить у Пирс парня. Ненормальными Блэками считались все, исключая разве что одного лишь Сириуса, который этим летом сбежал из дома насовсем.

Лили сходила с ума, пытаясь усмирить разыгравшееся больное воображение студентов. Безуспешно. Рем, как обычно, отсиживался в библиотеке, свалив на неё всю работу. К чести Пирс стоит сказать, что все эти слухи её бесили точно так же, как Лили, и она старалась их пресекать.

Но тоже безуспешно.

— Я вам сказала, на хрен мне этот ваш Сириус не упёрся! — заорала как-то на всю гостиную Пирс. — Он симпатичный, но я не горю желанием подцепить от него сифилис!

Это было ошибкой. Теперь вся школа говорила о том, что Сириус Блэк страдает загадочным недугом, значение которого понимали лишь маглорождённые и некоторые полукровки. Сириус, к слову, так и не узнал причину того, почему вся школа стала считать его больным.

Однако слухи вымотали и Лили, и Сторми. Ко всему прочему, Блэк явно решил пополнить список своих "трофеев" (Лили морщилась даже от мысли об этом) ещё и завоеванием Пирс.

Он поджидал её в гостиной, садился с ней на уроках, иногда не отлипал от неё даже во время обеда, так что Сторми просто перестала выходить из спален, а на уроки либо сильно опаздывала, либо приходила раньше всех и цеплялась к первому вошедшему с мольбами сесть с ней. Однажды на ЗОТИ она уселась рядом с Нарциссой, чем вызвала вопль последней. Сириус заваливал её подарками-безделушками, которые Сторми сжигала невербальной магией или выкидывала в окно с помощью всё той же невербальной магии.

— Я пишу на него жалобу, — под конец второй недели сказала она.

Она валялась прямо на полу спальни, уткнувшись носом в изгиб локтя. Судя по голосу, мысль о жалобе была единственным, что держало её на этом свете.

— Бесполезно, Пирс. — Мэри уселась на подоконник и закинула ноги на стул. — Если Блэк решил тебя добиться, он непременно добьётся. Это же Блэк! Список его похождений длиной с бороду Дамблдора, он явно вознамерился внести тебя туда. Он будет уламывать тебя переспать с ним до тех пор, пока ты не сдашься.

Сторми скривилась.

— Тоже мне герой-любовник… Вчера только с горшка сполз, а уже к девчонкам в трусы лезет. Тьфу!

Лили, немного подумав, всё-таки сжалилась.

— Я поговорю с Поттером. Они лучшие друзья, уж его-то Сириус послушает.

— Спасибо, спасибо, Лили! Я век тебе должна буду!

Но Джеймс её не послушал.

— Лили, милая, пойми: он мой друг! Как я могу его заставлять отказаться от своей великой любви? — пожимал плечами Джеймс. — К тому же эта Пирс сама виновата. Она же его назвала жертвой ломоботии.

— Лоботомии, ты имеешь в виду? — не сразу сообразила Лили.

— Да, я так и сказал, — отмахнулся Джеймс. — И вообще, почему ты за неё заступаешься? Она что, для тебя важнее, чем студенты Хогвартса?

— Пирс тоже студентка Хогвартса.

— Ага, аж целых три недели. Она чужачка, Лилс. Пусть радуется, что с ней хотят общаться и что на неё обращают внимание парни. И неужели так сложно разок дать? Он же отвяжется после этого. Так ей и передай. Ну всё, Лилс, мне пора, у меня тренировка.

И он умчался прочь, оставив Лили недоумённо стоять. В ушах у неё ещё звенели его слова. Они не смолкали весь день, всё гудели и гудели, как пчелиный рой.

Лили так и не передала Сторми слова Поттера.

* * *

22 сентября 1976 г., Шотландия

— Я написала жалобу, — объявила Сторми в один не самый прекрасный день.

Сегодня Сириус достал её окончательно. На совместном со Слизерином уроке зелий она снова встала в пару с Нарциссой (та даже не стала возмущаться, лишь глаза закатила). Но Блэку вдруг стало наплевать на всё. Он продефилировал до их стола и, махнув длинными чёрными патлами, опёрся на столешницу.

— Сестрёнка, уступишь место своему дорогому кузену? — прощебетал он, и Нарцисса под оглушительный протест Сторми пересела к однокурснице со Слизерина.

На протяжении всего урока Сторми не могла сосредоточиться. Сириус не затыкался и всё говорил, говорил, какая же она не такая, как все, как же она ему нравится, что он ей звезду с неба достанет и всё в том же духе. Но последней каплей стало даже не это.

Приняв её неимоверное терпение за какую-то извращённую благосклонность, Сириус провёл рукой по её бедру и скользнул к талии Сторми.

— Убери руки! — взвыла она на всю аудиторию.

— Мисс Пирс! Что за безобразие! — тут же расквохтался профессор Слагхорн. — Я вынужден снять с Гриффиндора десять баллов за нарушение.

— Да снимайте сколько хотите, я так больше не могу!

И с этими словами она подхватила свою сумку и вылетела из аудитории пулей. За оставшееся до звонка время она настрочила длинное письмо-обращение к деканисе, в котором слёзно умоляла принять меры. И сейчас она собиралась отнести свою жалобу Минерве Макгонагалл.

Наблюдавшая за всем этим Мэри пожала плечами.

— Мне жаль тебя расстраивать, Пирс, но Макгонагалл плевать на всё это хотела. Твоей жалобой подотрут жопу, и всё.

— Я всё равно обязана что-то с этим сделать, — ответила Сторми и направилась к кабинету Макгонагалл. Путь к нему она запомнила ещё с первого дня, когда староста (как его там? Ах да, точно. Подсос Блэка) показывал ей школу.

Но на полпути к кабинету деканисы она наткнулась на Сириуса пусть-у-него-хер-отпадёт Блэка и честно попыталась обогнуть его по периметру, да только он сам преградил ей путь, светя полуголой грудью у неё перед носом.

— Сгинь, — только и сказала она.

— Нам надо поговорить, Пирс, — не понял с первого раза Блэк. Краем глаза Сторми уже заметила, что вокруг них, словно стервятники, стягиваются студенты, жаждущие развития нового акта в этом неофициальном мелодраматическом сериале всея Хогвартса.

— Нам не о чем говорить, мистер Блэк, уйдите с прохода, — процедила она.

— Нет, мы поговорим! — прорычал он и упёр руку в стену перед ней. — Да, я признаю, что сегодня перешёл черту, но пойми ты меня наконец! Ты мне нравишься, разве тяжело осознать?

— А ты мне — нет. А даже если бы и нравился, я бы всё равно не стала с тобой спать, потому что…

Но он не дал ей договорить, перебивая:

— О Мерлин, Пирс, сколько можно ломаться? — Он ухмыльнулся, и его руки прижались к стене с обеих сторон от Сторми. — В самом деле, ты настолько прекрасна, что я не могу держать себя в руках, честное слово. Ни одна британка не сравнится с тобой и твоей холодной решимостью!

Она скривилась было, но вдруг её взгляд стал мягче.

— А знаешь… Да, наверное, ты прав.

Сторми сладко улыбнулась и прогладила рукой по краям рубахи, якобы случайно задевая кожу Сириуса. Тот закусил губу и самодовольно улыбнулся, будто уже смаковал свою победу. Руки Сторми поползли вверх, нырнули под гущу чёрных волос, и пальцы нежно провели по коже, молниеносно покрывающейся мурашками. Сириус наклонился было для поцелуя, но стремительный поток магии, вырвавшийся из Сторми, враз застегнул все пуговицы рубахи и обмотал шею галстуком. Сторми схватила галстук, как поводок, и притянула лицо Сириуса к себе.

— С первой встречи мечтаю сделать это, — прошептала она ему в ухо, а затем с силой оттолкнула его. — Ещё раз будешь тыкать мне в лицо своими сиськами, и я отгрызу тебе соски, и даже магия не поможет тебе отрастить их снова.

На долгое мгновение воздух звенел тишиной, а следом разразился оглушительный хохот, и с каждой секундой лицо Сириуса становилось всё краснее и краснее.

— Ты совсем охренела, Пирс, — страшным голосом пророкотал он и прижал её к стене.

Сторми сама до конца не поняла, что делает. Рука рефлекторно скользнула в карман, выхватила палочку, а губы сложили чёткое: «Инсендио!» Рубаха Сириуса вспыхнула, он отскочил от Сторми, и та бросилась к кабинету деканисы, но, не пробежав больше десяти шагов, врезалась во что-то. Перед Сторми стояла Минерва Макгонагалл. Явно взбешённая Минерва Макгонагалл.

— Агуаменти, — строго произнесла она, окатывая водой Сириуса. — Мистер Блэк, отправляйтесь в больничное крыло. Мисс Пирс. — Она произнесла её фамилию так грозно, что Сторми поняла, что ей сейчас открутят голову. — Ступайте за мной.

Не говоря больше ни слова, Макгонагалл пошла в свой кабинет. Сторми последовала за ней, на ходу готовя оправдания и подводку к тому, чтобы положить жалобу ей на стол.

— Входите, — холодно сказала деканиса, открывая дверь. — Итак, мисс Пирс. Не прошло и трёх недель после вашего перевода в школу чародейства и волшебства Хогвартс, а вы уже подожгли ученика.

— Но, профессорка…

— Я профессор и попрошу не использовать в отношении меня ваши эти дурацкие словечки! Мисс Пирс, здесь Британия, а не Америка. У нас строгие правила и порядки, которые вы обязуетесь исполнять.

— Строгие правила?! — вспылила Сторми. — И это какие же строгие правила запрещают мне использовать слова, обозначающие женщин, и защищать себя от домогательств, но при этом разрешают парню на протяжении целого месяца домогаться меня на глазах у всей школы?!

На мгновение губы Макгонагалл дрогнули, но она тут же взяла себя в руки.

— Мисс Пирс, вы девушка, вы не должны опускаться до рукоприкладства.

Сторми с силой припечатала к деканскому столу уже изрядно помятый лист бумаги.

— Я шла, чтобы отдать вам это, профессор. Но мистер Блэк изволил распускать руки, за что и получил по заслугам. Видит Богиня, я терпела. Я терпела три недели, пока он приставал ко мне. Вы, мэм, знаете историю об Иосифе и жене Потифара? А историю о Федре и Ипполите? Так вот, это всё ложь. На месте Иосифа и Ипполита должны быть женщины. Это мужчины всегда остаются безнаказанными за свои домогательства до женщин. Можете сколько угодно мне говорить, мэм, что я девушка и что я должна, но пока что на моей стороне только я одна. Мэри предупреждала, что вам, мэм, будет всё равно. Что Блэка тут все в жопу целуют.

— Мисс Пирс!

— Нет, мэм, вы реально его в жопу целуете! Вы в курсе, что я не первая девушка, которую он уламывает на секс? Не кривитесь, мэм, вы взрослая женщина, должны знать, что детей не аист приносит. У вас под носом ученик с явным сексуальным расстройством склоняет юных девочек к соитиям — которые они просто терпят, чтоб он отстал, — а вы сейчас говорите мне, что я не должна опускаться до рукоприкладства! Это лицемерие, мэм, лицемерие и женоненавистничество! Я не знаю, что там с Блэком, может, его родители недолюбили, вот он и восполняет, но я не намерена это терпеть. А теперь прошу меня простить, мэм, я больше не могу здесь находиться.

И прежде, чем Макгонагалл успела возразить, Сторми вылетела вон из её кабинета. Глаза резали слёзы, но Сторми изо всех сил их сдерживала. Она не плакса. Она не слабая.

Ноги сами несли её, она огибала студентов, стараясь не смотреть никому в лицо, и выскочила на улицу, побежала по полянке, споткнулась, упала, рефлекторно выставив руки, перекатилась и распласталась на земле. Тут же из неё хлынули потоком слёзы. Нервы, и без того пребывающие в постоянном стрессе, окончательно сдали.

Она не знала, сколько так провалялась, уткнувшись лицом в траву, пока над головой у неё не раздалось мяуканье. Сторми подняла раскрасневшиеся глаза и увидела обыкновенную серую кошку со странными пятнышками на мордочке. Не задумываясь, Сторми сгребла кошку и уткнулась в её мягкий животик.

— Прости, киса, мне титанически необходимы обнимашки, — просипела она. — Это какой-то кошмар, киса. Мне кажется, ещё чуть-чуть, и я башкой тронусь. Я хочу домой, в Техас. Эта чёртова Британия у меня в печёнках сидит!

— Мя-яу! — возмутилась оскорблённая кошка, истинная британка.

— Я скучаю по маме, — продолжила Сторми. — Я ей даже написать не могу! У меня совы нет, и денег на неё нет! Мама изо всех сил ишачит, чтобы нас прокормить, но… Киса-а… Я больше не могу! Я хочу домой! Я устала от постоянных пряток, от этого ушлёпка, я не могу нормально учиться, я не могу даже нормально поесть, потому что он жизни мне не даёт, а я… А я не могу! Я должна была быть сильной женщиной, которая… которая не плачет! И… Я хочу к маме!

Кошка замурчала и принялась тереться о лоб Сторми.

— Спасибо, киса… Боже, я тебе всю шёрстку соплями залила… — Она взмахнула рукой, очищая шерсть кошки. — Так-то лучше.

Сторми перевернулась на спину, положила кошку себе на грудь и начала гладить её, отчего та затарахтела ещё громче. Интересно, чья она? Сторми запустила руку в карман мантии и выудила оттуда овсяное печенье. После того, как Блэк устроил целую охоту на неё, Сторми начала таскать с собой перекусы в карманах.

Нужно было заплатить кошке хотя бы едой.

— Стой, ты же не собираешься кормить её овсяным печеньем? — окликнул её знакомый голос. Скосив взгляд, Сторми узнала говорящего. Староста, Ремус Люпин. Господин Подсос.

— Только тебя по мою душу не хватало… — промямлила она.

— Кошкам нельзя овсяное печенье. — Он либо не услышал её слов, либо предпочёл проигнорировать. — Туда входит сахар, который кошкам… Погоди, это что, про…

— Мя-я-у! — завопила кошка, и Ремус быстро закашлялся.

Сторми застонала.

— Слушай, мистер не-подсос-Блэка, я сегодня не в настроении. И эта кошка — единственное существо на территории школы, с которой я намерена общаться.

Староста замялся, прикусил губу. Кошка тем временем выбралась из рук Сторми и потрусила в сторону Хогвартса.

— О-о, ну вот! Ты спугнул кису… — Сторми накрыла заплаканное лицо рукавом мантии. — Чё ты сюда припёрся, а, Блюбоннет⁽¹⁾? Господи, у тебя ещё фамилия — символ Техаса… Ты сплошная соль на мою огромную душевную рану!

— Я хотел извиниться, — сказал Ремус. — Я слышал, что ты подожгла Бро… То есть Сириуса. И что тебя отконвоировала Макгонагалл. Хотя, наверное, с последней проблем нет.

— Завались, если не знаешь, Блюбоннет. С Макгонагалл как раз и были проблемы. И вообще, — Сторми снова перекатилась на живот, — какое тебе дело? Ну повздорила я с твоим ненаглядным, ну получила по шее от профессорки, ах, точно, от профессора! Какая тебе разница?

Какое-то время он молчал, и Сторми надеялась, что у него хватит благоразумия оставить её наедине с её слабостью.

— Мне просто неприятно, вот и всё. — Отлично, благоразумия у мистера Блюбоннета не хватило. — Можешь считать, что я тут из-за своих эгоистичных порывов.

— Иди к чёрту, Люпин.

— Ты простынешь.

— Иди к чёрту.

— Земля холодная.

— Иди. К. Чёрту. Иди к чёрту.

— Я как староста не могу допустить, чтобы кто-то из студентов моего факультета слёг с простудой.

— А как староста своего факультета ты мог допустить, чтобы меня не доводил твой дружок? Пока только Лили об этом заботилась, хотя я вижу, что бешу её, а она даже с этим очкастым оленем поговорила! А знаешь, что он ей сказал? Чтоб я дала Блэку! Лили не говорила мне, но она сказала это Мэри, а Мэри передала Марлин, а Марлин — мне!

Люпин молчал. Сторми тяжело выдохнула и попросила:

— Сгинь, умоляю.

— Нет, не сгину. — Он что-то наколдовал, и тепло разлилось по телу Сторми. — Мне ужасно жаль, что тебе пришлось это пережить, но я обещаю, что больше этого…

— В жопу обещания себе засунь и жалостью своей подотрись.

Сторми встала на ноги и отряхнулась от травы. Чулки позеленели от сока, и юбка помялась и испачкалась. Что там происходило с лицом, Сторми вообще даже думать не хотела. Она широкими шагами пошла в сторону школы.

— Подожди, Пирс! — окликнул её Люпин.

— Я же сказала, чтоб ты шёл к чёрту!

— Обязательно пойду, только вот, — он нагнал её, потянул за руку и вложил в неё палочку Сторми, — ты чуть не посеяла.

Сторми фыркнула, но шаг сбавила, так что в Хогвартс они вернулись вместе. Но по возвращению её ждал сюрприз. В гостиной, скрестив руки на груди, стоял Блэк. Рядом с ним, точно цербер, строго выхаживала Макгонагалл. Завидев Сторми, она суровым взглядом смерила Сириуса.

— Мистер Блэк, кажется, вы что-то хотели сказать мисс Пирс, — подтолкнула она Сириуса.

— Это вы, профессор, хотели, чтобы я сказал, — заворчал Блэк, но Макгонагалл окатила его таким холодом в глазах, что тот замялся и выдавил. — Мисс Пирс, прошу прощения за моё неподобающее поведение. Я был неправ и больше не побеспокою вас, как раньше…

— Замечательно, мистер Блэк! — всплеснула руками Макгонагалл. — Замечательный пример для ваших младших соучеников. Мисс Пирс, — Макгонагалл перевела на неё взгляд и чуть склонила голову, — я тоже прошу прощения, что как декан вовремя не пресекла то, что с вами происходило. Мне жаль.

Губы Сторми дрогнули, она выпрямилась и шмыгнула носом.

— Спасибо, мэм, — прошептала она, и Макгонагалл кивнула.

— Думаю, вам стоит привести себя в порядок, — вполголоса сказала она и, наклонившись к Сторми, добавила: — И, мисс Пирс, сильные женщины тоже плачут, когда им тяжело.

Сторми заморгала, хотела уточнить, почему деканиса сказала про это, но та уже повернулась к Ремусу.

— Мистер Люпин, спасибо, что привели мисс Пирс. Жду вас вместе с мисс Эванс сегодня перед ужином в своём кабинете. Пожалуйста, передайте Лили. Доброго вам вечера.

Она ушла, а Сторми вытерла нос. После слов деканисы в груди заметно потеплело. Интересно, кстати, она тоже читает мысли, как Дамблдор? Иначе откуда она узнала про слёзы и сильных женщин?

Интересно.

* * *

Конец сентября — начало октября 1976 г., Шотландия

Когда Ремус понял, что Пирс обнимает Маккошку и плачет ей в шерстяное пузо, он, честно говоря, оторопел. Хотел было выдать декана, но та явно возражала, поэтому не стал. У Ремуса так и чесался язык спросить у Макгонагалл, почему она скрыла от Пирс то, что является анимагом, и что вообще это была за сцена на поляне. Ремус терялся в догадках, но спросить не спросил.

Когда он и Лили пришли в кабинет декана, она села за стол и недовольно поджала губы. Лили и Рем переглянулись и поняли, что сейчас их будут отчитывать.

— Сегодняшняя ситуация показала, что на нашем факультете дела идут не так радужно, как мне бы того хотелось. — Макгонагалл застучала пальцами по столу. Значит, нервничает и в целом чувствует себя неловко. — Я узнала, что мистер Блэк месяц третировал студентку, а вы двое даже не доложили мне об этом. Также, у мисс Пирс нет ни малейшего представления о том, как связаться с её матерью-маглой. Вы можете как-то объяснить мне, почему мисс Пирс всё ещё не осведомлена об отделении совиной почты в Хогсмиде?

Рем прикусил язык. Чёрт. Он совсем забыл про то, что стоит сказать о совиной почте. Привык, что у всех свои совы. Судя по выражению лица Лили, она думала примерно о том же.

Макгонагалл покачала головой.

— Девочка находилась в постоянном стрессе из-за нелёгкого переезда, так она ещё и с матерью не могла поговорить. Вам выдали досье, вы точно знали, в каких обстоятельствах она находится. — Макгонагалл прикрыла глаза. — Я понимаю, что у вас свои интересы и проблемы, но вы старосты. В ваши обязанности входит помощь учителям в воспитательной работе. Если вы не можете совмещать обязанности старост и свою повседневную жизнь, я прошу вас сдать мне значок.

Слова декана ощутимо кольнули в грудь. Рефлекторно Рем схватился за значок и сжал его в пальцах. Макгонагалл испытующе смотрела на них долгое, очень долгое мгновение, а затем сказала:

— Что ж, я надеюсь, что мы поняли друг друга. Мисс Эванс, проинформируйте мисс Пирс о почтовом пункте в Хогсмиде. Мистер Люпин, прошу вас, следите за своими друзьями. Я не потерплю повторения подобных эксцессов на моём факультете. Спасибо, вы можете идти.

— До свидания, профессор, — убитым голосом попрощались Лили и Рем.

Выйдя из кабинета, Лили выругалась, да так витиевато, что любой сапожник мог бы брать у неё уроки. Рем не знал, что она вообще умеет ругаться, не говоря уже о том, чтобы ругаться вот так. Потом Лили, не говоря ни слова больше, ринулась в стороны женских спален.

Тяжело выдохнув, Рем поплёлся в гостиную Гриффиндора. Он прекрасно знал, что его там ждёт: разобиженный в пух и прах Бродяга. Справляться с ним, когда он обижался, было практически невозможно.

И Рем оказался прав. Бродяга обиделся. Причём не на кого бы то ни было, а на него, Ремуса Люпина.

— Ты с ней чуть ли не под ручку вошёл! — Сириус мерил шагами спальню. — И как, здорово тебе было вытирать ей сопли, пока я лечил ожоги в Больничном крыле и слушал распекания от Маккошки?

— Да? Ты слушал распекания от Маккошки? — не выдержал Рем. — Чтоб ты знал, Бродяга, я только что прослушал от неё целую лекцию! Знаешь, что она мне сказала? Что я должен получше за тобой следить! Потому что ты, цитирую, месяц третировал студентку!

Сириус закатил глаза.

— Третировал, ага, бедняжка. — Он скрестил руки на груди и сдул прядь, выбившуюся из хвостика. — Она, блин, от радости светиться должна!

Ремус вздохнул.

— В общем, я не хочу с тобой ругаться из-за девушки. Тем более из-за девушки. — Он стянул с себя обувь и залез с ногами на кровать. — И да. Я не вытирал ей сопли, она послала меня к чёрту раз пять или шесть.

Он задёрнул полог и, посчитав до десяти, чтоб успокоиться, взялся за пособие по Древним Рунам. Ему казалось, что вопрос закрыт. И с обидами Бродяги, и с Пирс покончено. Но ему это только казалось.

После этой ссоры Бродяга и Сохатый объявили забастовку. Вернее, ничего они не объявляли, просто показательно игнорировали Рема. Но ему пока стало не до того: на небо восходила полная луна, и обиды отошли на второй план. На несколько суток сознание Ремуса Люпина полностью отключилось. Вместо него теперь был зверь.

Очухался он в разгромленной Визжащей Хижине. Все кости болели, как будто их перемололи и выплюнули.

— Утречко, Лунатик! — не отрываясь от какой-то брошюры, поздоровался Питер.

— И тебе того же… О великий Мерлин… — простонал он.

— Укрепляющее на тумбочке, — подсказал Питер.

Рем тут же потянулся за ним и опустошил его в один глоток. Потом огляделся, не нашёл взглядом ни Сохатого, ни Бродягу и покачал головой. Заметивший это действие Хвост тут же поспешил подтвердить догадку:

— Всё ещё обижаются. Кстати, пока ты был в отключке, они придумали другой план, как можно завоевать новенькую.

— Ещё один? Он же сказал, что не будет больше…

Хвост пожал плечами.

— Он сказал, что не будет беспокоить её, как раньше. А они придумали не как раньше. Бродяга решил соблазнить Макдональд, чтобы Пирс заревновала. — Тут он закатил глаза. — Не понимаю, что девчонки в нём находят…

Но Рем уже не слушал. Он представлял, какой разнос устроит ему Макгонагалл. Вскочив с места и охнув от пронзившей тело боли, он направился к потайному ходу.

— Ты куда это? — окликнул его Хвост.

— Спасать девичью честь, куда ещё! — не оборачиваясь, ответил Рем. — Иначе Маккошка открутит головы нам всем! И мне в первую очередь!

Последние слова он кричал, уже направляясь в школу через потайной ход. Бежать было тяжеловато, но что поделать. Он вылез из-под Дракучей Ивы и, не заходя в Больничное крыло, ворвался в спальни. Сохатый и Бродяга уже не спали.

— Паршиво выглядишь. Умылся бы хотя бы, — прокомментировал Сириус, глядя на кровь, припёкшуюся к подбородку Люпина.

— Вы оба, слушайте сюда, — не обращая внимания ни на кровь, ни на боль, ни на обиженные моськи друзей, прорычал Рем. — Вы не будете лезть ни до Пирс, ни до Макдональд, понятно?

Сириус скривился.

— Кайфало-о-ом! — протянул он в один голос с Джеймсом. — Иди с Помфри милуйся, волчонок. Сам хочешь девственником помереть, так другим не мешай. И вообще, — Сириус криво ухмыльнулся, — Макдональд уже согласилась. Вечером она и я пойдём в Хогсмид.

Ремус накрыл глаза ладонью. В голове крутилась только одна мысль: «Пиздец».

* * *

3 октября 1976 г., Шотландия, женские спальни Гриффиндора, шесть часов вечера

Мэри уже минут двадцать крутилась перед зеркалом и перемеряла все платья, которые привезла с собой. Лили только глаза закатывала. Говорить, что Сириус — кобель и бабник, было бессмысленно. Если Мэри что-то решила, ей всё равно, что скажут окружающие.

— Как думаешь, Лили, стоит надеть трусы поприличнее или до секса не дойдёт? — спросила она, разглядывая со всех сторон свои персикового цвета трусы-шорты.

— Можешь надеть пояс верности, при этом наложив на него защитные чары, — заворчала со своего места Пирс.

Сторми, когда услышала, что Сириус позвал Мэри на свидание, и она согласилась, жутко разобиделась.

Как будто ей кто-то что-то должен.

Честно говоря, Лили на неё злилась. Профессор Макгонагалл отчитала её из-за этой Пирс! Хоть Лили и понимала, что сама виновата, что не подошла к вопросу адаптации новенькой с должным вниманием, но злость никуда не проходила от одного лишь понимания.

— Тебя забыла спросить, госпожа монашка. — Мэри хмыкнула, доставая из комода трусы с кружавчиками, от вида которых у Лили в глазах потемнело. — С кем хочу, с тем на свиданки и хожу. А Сириус мне нравится. Только на лицо, разумеется, так-то он тот ещё подонок. Люблю парней с длинными чёрными волосами.

— Ага, я помню, — отозвалась Лили брезгливо.

В конце прошлого курса именно из-за этой любви к длинным чёрным волосам Мэри и уломала Лили поговорить с Северусом. Тот всю ночь ошивался возле портрета Полной Дамы, а Мэри столько же времени потратила на слежку за ним через маленькую дырочку в портрете, которую кто-то проделал ещё на первом их курсе.

— Помой он голову и почисть зубы, я бы его даже в Хогсмид позвала бы, — объяснила свои действия она.

А сейчас Мэри решила переключиться на Сириуса. Тем более, что Сириус действительно был красив.

— Я в курсе, что дальше одной ночи у нас не зайдёт, — удаляя волоски с ног, сказала она Лили. — Меня всё устраивает. Так что вы обе — ты, Лили, и ты, мисс монашка — можете даже не пытаться меня разубедить. Я сама хочу его трахнуть, понятно вам? А теперь я пойду в ванную и побрею свою Мэри-младшую. Чао, Бэмби! Покеда, монашка!

Она ушла, а Сторми подняла голову от подушек и с выражением испанского стыда на лице спросила:

— Мне послышалась или она реально назвала свою пизду Мэри-младшей?

Лили только покачала головой. Ничего хорошего из этого точно не выйдет.

* * *

3 октября 1976 г., Шотландия, девичьи спальни Гриффиндора, восемь часов вечера

Сторми злилась. Сторми негодовала. Сторми не понимала ни черта.

Ей казалось, что после месяца приставаний Блэка к ней, Мэри хотя бы из женской солидарности ему откажет. Нет, конечно, это её дело, она не обязана и всё такое, но не злиться не получалось.

— Мне тоже всё это не нравится, — сказала Лили, когда Мэри ушла.

Не поднимаясь с подушек, Сторми удивлённо посмотрела на Эванс. Она выглядела смущённо: покрасневшая, с розовыми ушами, скошенным в сторону взглядом и поджатыми губами.

— Блэк не относится серьёзно к девушкам, — пояснила она. — Мэри может делать вид, что её тоже всё это не беспокоит, но… Я знаю, что это не так.

— Откуда знаешь?

— Знаю, и всё. — Лили пожала плечами. — Иначе Мэри давно бы уже лишилась девственности. Я переживаю за неё.

Сторми кивнула и, встав, направилась к выходу из спальни.

— Пойду прогуляюсь, — ответила она на вопросительный взгляд Эванс. — Тошно мне что-то. Да и голова болит…

Она вышла из спален, побрела по пустым коридорам. Вечерний свет догорающего осеннего солнца почти не грел. Сторми залезла на подоконник одного из окон и свесила ноги вниз. Неприятный сквозняк щипал кожу, но Сторми слишком сильно злилась, чтобы обращать на это внимание. Она просидела так, пока не сотлело алое солнце и на долину не опустились серые сумерки. В горле начало першить.

— Блин, простываю, — констатировала она и потащилась в Больничное крыло.

В Больничном крыле мадам Помфри заворчала, посетовала на глупых студенток, совсем не заботящихся о своём женском здоровье, и пошла греметь склянками. Сторми безразлично уселась на одну из коек, как вдруг её окликнул староста Блюбоннет:

— Эй, Пирс!

Она повертела головой в стороны и увидела Ремуса на одной из коек. Выглядел он краше в гроб кладут: весь в синяках и ссадинах.

— Ого, и где это тебя помотало так? — удивилась Сторми.

Однако Ремус не ответил, вместо этого он выдал залпом:

— Слушай сюда, Пирс, это ради Макдональд и моей совести: Сириус на неё плевать хотел!

— Да что ты? — Сторми скривилась. — Я в курсе. Мэри, кстати, тоже.

— Не перебивай. Так вот, он просто хочет заставить тебя ревновать, как бы глупо это не звучало, — продолжил Люпин. — Она ему даже мало-мальски не симпатична! Чтоб ты знала, он считает её слишком, — Ремус сделал паузу, как будто он подавился словами, — слишком костлявой. Он её оби…

Но Сторми уже не слушала. Она бежала в женские спальни, чтобы, схватив куртку, потом бежать в Хогсмид, куда этот облезлый пёс утащил Мэри. Что она будет делать потом, она не думала. Ей просто нужно было защитить честь её почти подруги.

Однако Сторми опоздала. Мэри сидела на кровати Лили, размазывала по щекам потёкшую тушь, а сама Лили гладила её по плечу, периодически бросая на Сторми полные укора взгляды.

— Это всё ты! — крикнула Мэри. — Если бы не ты, этот ушлёпок не цеплялся бы ко мне!

Губы Сторми дрогнули. Она хотела было сказать, что не виновата, что вина подонка-Сириуса не ложится на её плечи лишь потому, что она стала объектом его охоты. Но она не сказала.

Сторми не была виновата ни секунды.

Но…

— Я всё исправлю, — сказала она и бросилась прочь из комнаты.

На следующий день по всей школе разнёсся слух: Сторми Пирс, новенькая из Гриффиндора, вызвала Сириуса Блэка на дуэль.

---

1) Прим. авт.: Bluebonnet (рус. синий чепчик) — название, данное любому из ряда видов рода Lupinus с фиолетовыми или синими цветками, и все вместе они являются цветком штата Техас. Форма лепестков цветка напоминает чепчик, который носили женщины-первопроходцы, чтобы защититься от солнца.

Вернуться к тексту

3 октября 1976 г., Шотландия

Староста Блюбоннет подавился печеньем, которое ему притащила Сторми, и вскрикнул:

— Что ты сделала?!

В сотый раз за день закатив глаза, Сторми выдохнула и поудобнее устроилась на соседней от Люпина койке.

— Что слышал, сладкий. Вызвала твоего ненаглядного на дуэль.

Около часа назад Сторми с ноги распахнула дверь в мужскую спальню, и Мародёры (Сторми не переставала удивляться тому, какое же дурацкое у них название) синхронно обернулись на неё. Сириус расплылся в кривой ухмылке.

— Эй, Пирс, так скучала, что решила ворваться прямо ко мне в спальню? — протянул он нараспев. — Прости, но твой поезд уехал.

Сторми взорвалась:

— Ах, как же так! А я ведь уже одежду на ходу сбрасываю!

С этими словами она швырнула ему в лицо трансфигурированную из воздуха перчатку. Сторми выпрямилась, гордо задрав подбородок, и её усиленный заклинанием голос громовым раскатом растёкся по спальням Гриффиндора.

— Я, Сторми Тхарма Пирс, вызываю Сириуса Ориона Блэка на дуэль!

Мародёры — все как один — уставились на неё. Молчание электрическими разрядами трещало в воздухе. Блэк таращился на Сторми широко распахнутыми глазами, как будто вмиг разучился говорить по-английски.

— Что?! — наконец пискнул он. — Какая дуэль, Пирс, ты в своём уме вообще?! Я не бью женщин!

В него полетела ещё одна перчатка. А затем ещё одна, и ещё одна, и ещё.

— Трус! — крикнула Сторми, отправляя в лицо Сириусу очередную перчатку. — Сириус Блэк — жалкий трус, шлюхан, проститут, блядун, только и умеющий, что махать членом направо и налево! Что, член — это единственная твоя палочка, которую ты способен поднять? Или и она уже не встаёт?! Дерись со мной или, клянусь, я изобью тебя без дуэли!

— Ладно! Сама напросилась! — выпалил Блэк, а затем, также усилив свой голос, чтоб все слышали, сказал: — Я, Сириус Орион Блэк, принимаю вызов Сторми Тхармы Пирс!

— Если я выиграю, то ты отстанешь от девушек и никогда больше не будешь их домогаться или унижать, — выставила она своё требование.

Губы Сириуса дрогнули, и в глазах загорелся недобрый огонь.

— Принимаю. Если выиграю я, то ты проведёшь со мной ночь, — смакуя, словно мёд, слова, сказал он.

Сердце в груди Сторми замерло на долгое мгновение, а затем бешено забилось, словно скованная в клетке птица, словно загнанный охотником зверь. Она до крови прикусила заусенец. Если Сторми проиграет, то этот подонок её изнасилует.

— Принимаю, — побелевшими губами прошептала она.

Вот так Сторми и вызвала Блэка на дуэль. Потом она развернулась на пятках и, не оборачиваясь, вышла из мужских спален. С каждой секундой глотка болела сильнее и сильнее. Сторми сунула палочку в карман джинсов, сокрушённо подумала, что она окончательно заболела, и пошла в Большой зал, минуя женскую спальню. Правильная староста Лили Эванс, прекрасно всё слышавшая, уж точно намылит ей шею, а встречаться с заплаканным лицом Мэри Макдональд Сторми не хотела вовсе. Неприятно быть без вины виноватой.

На ужине в Большом зале ей стало противно смотреть на еду и чувствовать её запах, а потому, натолкав в карманы печений, она пошла в Больничное крыло. В конце концов, нужно было что-то делать с простудой.

И вот она уже сидела на соседней от Ремуса Люпина койке и наблюдала, как тот давится принесённым печеньем.

— Ты с ума сошла? — прокашлявшись, пролепетал он.

Сторми пожала плечами.

— Это ради Мэри. Я понятия не имею, что эта псина с ней сделала, но выглядела Мэри так, словно Блэк её в грязь втоптал. Я не могла просто так стоять в сторонке, зная, что этот кобель лез к ней из-за меня. Вины на мне нет, но я так не могу. Я должна была что-то сделать.

Она повалилась на койку спиной и завела руки за голову. Потрескавшаяся белая краска на потолке отдавала желтизной со старости. Сторми закрыла глаза. Страх прошёл, и на его место пришло безразличие.

— Ты точно рехнулась, — прошептал Ремус. — Да он же тебя по полу размажет!

Сторми распахнула глаза. Жёлтые пятна на потолке казались теперь красно-коричневыми.

— Это я его размажу, Блюбоннет, — тихо, но весьма отчётливо сказала Сторми. — Я устрою такую техасскую резню бензопилой, что твой дружок весь оставшийся год будет собирать свои ошмётки по всему Хогвартсу. Кстати, можешь так ему и передать. Сторми Пирс размажет Сириуса Блэка.

Встав с койки, Сторми одним глотком выпила зелье от простуды, которое ей дала мадам Помфри, и пошла к выходу из Больничного крыла.

— Когда? — нагнал её голос Ремуса, и она остановилась.

— Что когда?

— Когда состоится ваша дуэль? И где?

Хмыкнув, Сторми обернулась. Ремус смотрел на неё в ожидании ответа, и губы его сжались в тонкую полосу, из-за чего пластырь на щеке слегка наморщился. Она покачала головой.

— Ты настучишь деканисе. Я не скажу.

— Не настучу, — заверил он и, подумав, добавил: — Обещаю.

— А я уже говорила, что не верю мужским обещаниям. — Сторми вышла было за порог, но всё же, задержавшись на секунду, сказала: — Спроси у своего дружочка. Заодно мои слова передашь.

И она ушла.

В спальне было тихо, и кругом царила темнота. У Мэри свистело дыхание из-за долгого плача, но радовало, что она хотя бы немного успокоилась и уснула. На ходу Сторми стянула с себя водолазку, отбросила в сторону джинсы, расстегнула лифчик и, не тратя время и силы на надевание пижамы, залезла под плед.

Сон никак не шёл, и Сторми ворочалась из стороны в сторону.

— Эй, Пирс. — В ночной тишине зазвучал глухой шёпот старосты Эванс. — Ты спишь?

Ну вот, началось. Сейчас будет отчитывать.

— Не сплю, — отозвалась Сторми. А надо было заткнуться и отсрочить гнев старосты до завтрашнего утра.

— Я хотела сказать… — Лили запнулась. — Вообще-то я должна доложить профессору Макгонагалл, но… Спасибо. Я имею в виду, за дуэль. Вернее, это всё, конечно, безрассудное безумство, но то, как ты ради Мэри… Я слышала, что Блэк потребовал. Это ужасно, просто вопиюще отвратительно!

Лили гневно запыхтела и перевернулась на бок. Сторми видела, как та вглядывается в темноту, чтобы различить её, Сторми Пирс, выражение лица.

— Ты готова пожертвовать собой ради Мэри?

Прикусив губу, Сторми прикрыла глаза. Белки невыносимо пекло, и слёзы грызли веки, но голос был ровным:

— На самом деле, если говорить честно, я до одури боюсь. Если бы я знала, что он выдвинет такое требование, я бы сидела и не высовывалась. Хотя с самого начала понятно было, что он это скажет, просто я не думала ни о чём вообще. Но сейчас я не отступлю. И это не только ради Мэри. Это ради всех. И ради меня тоже.

Лили вздохнула, и в этом звуке смешались обречённость, страх и усталость.

— Знаешь, ты меня с самого начала бесила, — вдруг сказала она. — Мама-феминистка, кошмарные сиреневые волосы, твоя манера разговаривать, да ещё и куча проблем, которые ты несёшь за собой… К тому же после того случая, когда профессор Макгонагалл заставила Блэка извинится, она отчитала меня и Рема из-за того, что мы не сказали тебе про почту. Я злилась и планировала избегать тебя оставшиеся два года. Но теперь… — Лили высунула руку из-под одеяла и протянула Сторми мизинец. — Давай дружить?

Сторми прикусила губу, чтобы не пискнуть, и тут же обхватила мизинец Лили своим.

— Давай, — прошептала она в ответ.

— Только завтра утром ты обязательно уберёшь свои вещи, которые разбросала, — ломая трогательность момента, сказала Лили. — И не спи голышом, у тебя дурная привычка скидывать одеяло во сне. Не хочу просыпаться и видеть твою голую грудь…

Сторми усмехнулась.

— Как скажешь, госпожа староста.

Она потянулась и, улыбнувшись до ушей, закрыла глаза. Хотя бы ради этого в самом деле стоило вызвать Блэка на дуэль.

* * *

4 октября 1976 г., Шотландия, Больничное крыло

На следующее утро после того дня, когда Пирс вызвала Бродягу на дуэль, тот решил-таки отложить обиды и зайти к Рему в больничное крыло. Естественно, Рем вспылил.

— Что ты сделал с Макдональд вчера, что Пирс так взбесилась?!

Бродяга пожал плечами.

— Ты знал, что Макдональд отвратительно трахается? — безразлично сказал Сириус. — Она даже для девственницы просто ужасна. Всё было настолько плохо, что я не вытерпел и выпер её ко всем чертям.

Накрыв подушкой лицо, Рем взвыл. Всё катилось в самый настоящий ад.

— Я вот не пойму, почему Пирс взбесилась-то? — продолжил тем временем Сириус. — Ну, то есть она и должна была взбеситься, но не так! По нашей с Джеймсом задумке, она должна была сдохнуть от ревности. Я же не какую-то там девчонку выбрал, а Макдональд, с которой Пирс ладит лучше, чем с остальными. Она же с ней в одной спальне живёт, видела же, как она там нафуфыривается, она должна была злостью изойтись из-за того, что я внимание на другую переключил.

Рем оторвал подушку от лица и взглянул на Сириуса. Тот сидел с самым что ни есть задумчивым видом. Ну прямо-таки Мыслитель Родена!

— Что тут непонятного? — спросил Ремус. — Она же сразу дала понять, что ты её не особо интересуешь. Логично, что ревновать она не будет.

Услышав это, Сириус фыркнул.

— После таких твоих рассуждений, Лунатик, сразу становится ясно, что ты заядлый девственник. Ты не понимаешь женщин, Рем! Неважно, интересует женщину мужчина или нет, но как только её подружка заполучает его, у неё сносит крышу от ревности. Это женский инстинкт, заложенный природой в них, чтобы человечество не вымерло: они будут драться, чтобы заполучить мужчину. Ясно тебе?

Ремус смерил Сириуса скептическим взглядом.

— Знаешь, я, пожалуй, и дальше останусь девственником, потому что всё, что ты сейчас сказал, звучит как полнейшая чушь.

— Бедняга Лунатик… — Сириус похлопал его по плечу. — Помрёшь, так и не осознав блаженства секса.

Ремус едва сдержался, чтобы не сморщиться. Обсуждать это было неловко и, наверное, даже неприятно, поэтому Рем отвернулся к окну. Солнечные лучи едва-едва пробивались сквозь тучи, и по стеклу чуть слышно тарабанил дождь.

Мадам Помфри сказала, что завтра Рем сможет вернуться к учёбе, и он уже предвидел, сколько всего придётся нагонять. Даже мысли об этом утомляли, и хотелось спать. Но сквозь мысли Рем расслышал слова Бродяги:

— Радует, что скоро Пирс всё равно мне даст, так что…

— Что? Почему? — Рем оторвал голову от подушек и уставился прямо в глаза Сириуса. Они сверкнули сталью, прямо как тучи за окном. И ничего хорошего его взгляд не предвещал. — Сторми же сказала, что она точно не будет с тобой спать.

— Она сказала это до того, как вызвала меня на дуэль. — Губы Сириуса растянулись в торжествующей улыбке. — Если она проиграет, она должна будет провести со мной ночь.

В глотке у Рема пересохло.

— Тебе не кажется, что это уже слишком? — спросил он, и искринки в серых глазах Сириуса превратились в отблески на лезвии ножа.

— Я не понял, Рем, ты что, сейчас встал на её сторону?

Голос Сириуса был ровным и тихим, как затишье перед зачинающейся бурей, как штиль перед грозой. Ремус закусил губу. Чёрт возьми. Быстрее забегала в жилах кровь.

Выбор.

Сириус Блэк поставил Ремуса Люпина перед выбором. С одной стороны — многолетняя дружба, полная взаимопонимания и поддержки. А с другой — моральные принципы и… девчонка, с которой Ремус Люпин знаком всего месяц.

Сириус Блэк поставил Ремуса Люпина перед выбором. Ремус Люпин этот выбор сделал.

— Нет. Мы же друзья.

После этих слов надвигающаяся гроза растворилась, и Сириус лучезарно улыбнулся.

— Друзья, и я рад, что ты это помнишь. Ну, выздоравливай, Лунатик.

Поднявшись на ноги, Сириус пошёл к выходу из Больничного крыла. Рем мазнул взглядом по его расслабленной спине, сжал губы и на миг зажмурился, мучительно соображая. Рука непроизвольно сжала крестик под свитером. Но Рем таки решился задать вопрос.

— Бродяга, — позвал он прежде, чем Сириус ушёл. Тот обернулся и по-собачьи склонил голову набок. Рем замялся. — Я вот всё думаю и не знаю, у кого спросить, а ты вроде в этом разбираешься…

Сириус учуял интересную тему и, метнувшись обратно, уселся на койку рядом с Ремом.

— Выкладывай, чё там у тебя, Лунатик.

— У меня никак из головы не лезут слова Пирс. Ну, которые она ещё в первый день сказала… — Рем почувствовал, как кровь приливает к ушам, и сосчитал до десяти, чтоб успокоиться. Выдохнув, Рем решил, что он не какой-то там сосунок, он почти совершеннолетний. А потому, собравшись, он выпалил: — А что, девушки правда могут дрочить?

Сириус медленно моргнул, долгое мгновение молча пялился в зрачки Рема, а потом расхохотался.

— Ну ты даёшь, Лунатик! — сквозь смех выдавил Сириус. — Конечно, могут!

— Но чем?

— Как чем? Сиськами, разумеется!

Ремус непонимающе захлопал глазами. Либо он был совсем тупым, либо что-то как-то одно с другим не сходилось.

— В смысле?.. Ты имеешь в виду… — Рем сделал круговое движение кистями в районе своей груди. — Этим?.. Я не понимаю… Как?

Сириус похлопал его по плечу и встал.

— Подрастёшь — узнаешь.

С этими словами Сириус ушёл, насвистывая себе под нос незатейливую мелодию. А Рем так и остался сидеть с красным лицом и спутанными мыслями. После объяснений Бродяги ему было час от часу не легче.

Однако кое-что важное Рем всё-таки узнал: дуэль состоится вечером десятого октября в одном из тайных подземелий Хогвартса.

* * *

6 октября 1976 г., Шотландия, Хогсмид

Сторми положила на прилавок почтового отделения конверт с письмом и пару монет. Работница почты — полнотелая женщина лет сорока на вид — сползла со своего места, сгребла деньги и, подхватив письмо, привязала его к лапке совы.

— Кому, мисс? — басисто пророкотала женщина.

— Тхарме Пирс, мэм, — ответила Сторми, и сова тут же взмыла в небо.

Написать матери письмо Сторми решилась не сразу. Перед этим она долго терзалась в смутных сомнениях. С одной стороны, мама точно будет волноваться, а ей сейчас и без того хватает проблем. Но с другой стороны, если про дуэль мама узнает от Макгонагалл… Одним отвинчиванием головы Сторми не отделается.

Впрочем, написать о том, чем ей будет стоить поражение, Сторми так и не смогла. Если мама узнает, чем та готова пожертвовать, она лично прилетит в Хогвартс на звуковом истребителе и сотрёт Блэка в неперерабатываемый хлам. И плевать, что Хогвартс мама, будучи не-магичкой, не видит.

В итоге Сторми сочиняла письмо матери весь день, стараясь писать так, чтобы ей не хотелось устроить кровавое смертоубийство. Учитывая обстоятельства дуэли, написать об этом было сложно.

Но Сторми (не без помощи Лили) справилась.

Сторми попрощалась с почтовой работницей и вышла на улицу. Октябрь в Шотландии был намного холоднее, чем Сторми себе представляла. Пронизывающий ветер залезал под свитер и кусал за кожу. Хотя, кажется, подобные проблемы испытывала одна лишь Сторми: остальные обитатели замка и деревеньки Хогсмид спокойно гуляли в лёгких жакетах и даже не ёжились, когда вдруг крепчал ветер.

Вздымая ногой опадающие красно-жёлтые листья, Сторми шагала по узеньким улочкам мимо домов, уютно жмущихся друг ко другу будто бы в попытке согреться. Хогсмид вообще напоминал какую-то открытку из сувенирного магазина.

Сторми хотела уж было пойти обратно в Хогвартс, как вдруг сквозь стекло одного из питейных заведений заметила Марлин Маккиннон. На ней красовался полосатый фартучек с вышитым на нём милым котиком, а в руках Марлин держала по одному заставленному чашками-кружками подносу. Сторми тут же метнулась внутрь паба, мельком прочитав название: «Три метлы».

— Марлин! Привет!

Сторми замахала рукой, и Маккиннон подняла на неё недовольный взгляд. Она, по своему обыкновению, язвительно хмыкнула:

— Пирс? Топай отсюда, мы детям не наливаем.

— Конечно, хорошо, — Сторми (тоже по обыкновению) её язвительность проигнорировала, — но ты-то что тут делаешь?

Марлин грохнула в кадку грязную посуду и тут же подхватила следующий поднос. Она пошла по залу, разнося выпивку.

— А не видно? — ядовито скривилась она. — Помогаю мадам Рози.

Мадам Розмерта — женщина без фамилии, хозяйка этого паба. Насколько Сторми знала (пару дней назад она прицепилась к Лили и фактически вытрясла из неё сведения о жителях этой милой деревушки), мадам Розмерта ушла из дома ещё в молодости и открыла свой паб. Сейчас с семьёй она не общалась, разве что только с сестрой, Бригиттой Флюм.

Также, мадам Розмерта была главой Клуба прикладного рукоделия и готовки, в котором и состояли Марлин, Мэри и Мо (Сторми понятия не имела, как в этот клуб втесалась Мэри, которая особо не интересовалась ни готовкой, ни рукоделием).

Ловко увернувшись от рук в стельку пьяного посетителя, Марлин поставила заказ на стол и прикрикнула:

— А ну тихо, у нас здесь приличное заведение! Хотите пьянствовать и дебоширить, идите в «Кабанью голову», а у нас такое запрещено! И вообще тут школьники!

Она ткнула пальцем в Сторми, и посетитель притих.

— Вау! Круто ты его заткнула! — искренне восхитилась Сторми.

Тонкие губы Марлин изобразили подобие улыбки. Она поставила очередную чашку с пивом на столик и через плечо глянула на Сторми. В глазах у Маккиннон мелькнуло что-то, что Сторми даже не сразу смогла определить. Наверное, это было одобрение.

— Кстати, Пирс. — Марлин прокашлялась. — Я слышала про дуэль. Блэк давно нарывался, рада, что нашёлся хоть кто-то, кто захотел показать этому кобелине, где его место… Я приду поболеть за тебя.

Сторми показалось, что хоры ангелиц в сияющих одеждах спустились с небес и запели в унисон. Неужели ей не послышалось?! Сторми тут же спросила:

— Ты точно Маккиннон, а не кто-то под обороткой?

— Ещё одна такая фразочка, и я буду болеть за Блэка, — заворчала Марлин, подтверждая, что это точно она. — И вообще, Пирс, хорош тут шататься без дела. Либо бери что-нибудь из меню для малышей, либо проваливай, работать мешаешь.

Сторми закивала, одарив Маккиннон по-щенячьи сверкающим взглядом, попрощалась и выбежала на улицу.

Она обязана намылить Блэку шею, чего бы ей это не стоило.

* * *

8 октября 1976 г.

Жаркое техасское солнце палило нещадно, превращая всю округу в песчаные степи. Шерифка Пирс провела кончиками пальцев по краям ковбойской шляпы, на которой блестела начищенная золотая звезда. Горячий, пыльный ветер трепал старый шейный платок шерифки и гонял по пустынным просторам неприкаянное перекати-поле.

У шерифки Пирс всё под контролем, и горожане могут спокойно ходить в церковь и посещать салун — единственные развлечения на Диком Западе.

Вдруг на горизонте, выходя из облака пыли, появилась тёмная фигура, в которой шерифка тут же узнала грязного разбойника Блэка. Рука молниеносно метнулась к кобуре, в которой хранился верный револьвер.

— Что такое, шериф Пирс? — жуя соломинку, нахально окликнул её Блэк. — Не делай резких движений, шериф, я тоже вооружён.

Он кивнул на револьвер у себя на поясе.

— Ты смеешь приходить в мой город после того, что сделал с Мэри? — Шерифка Пирс сплюнула. — Ты жалок, пёс!

— Это и мой город, шериф. — Грязный разбойник Блэк тоже сплюнул, отбрасывая в сторону свою соломинку. — Я имею точно такое же, как и у тебя, право находиться на этой территории.

— Твоё место в тюрьме, паршивец.

Шерифка сощурила глаза, пристально глядя на Блэка. Тот точно так же сощурил глаза и хмыкнул. Из салуна долетали приглушённые звуки расстроенного пианино и напряжённой губной гармошки.

— Я отомщу тебе за Мэри, Блэк, — не разрывая зрительного контакта, прорычала шерифка Пирс.

— Что вы двое здесь устроили?! — крикнула Лили.

Тут же лопнула наколдованная иллюзия, и Дикий Запад превратился в гостиную Гриффиндора, а трансфигурированные в шейные платки галстуки вернулись в прежнее состояние. Ремус нажал на кнопку магнитофона, глуша музыку из вестернов, и скрестил на груди руки.

Сторми метнула на Блэка испепеляющий взгляд. Лили уже тащила её в сторону женских спален, но это не помешало ей прошипеть сквозь зубы:

— Всё равно тебе крышка, псина.

— Не скалься раньше времени, куколка, цыплят по осени считают, — не остался в долгу Блэк, которого Ремус за шкирку волок в мужские спальни.

— Это безрассудство, Пирс, — тем временем причитала Лили. — Я, конечно, согласилась быть твоей секунданткой, но… Что ты, во имя Мерлина, Мордреда и Морганы, вообще творишь?

Сторми не ответила.

Эта короткая передышка, это баловство, эта дурь нужны были только для одного: преодолеть страх, пульсирующий в венах, текущий по крови. Всё это нужно исключительно ради того, чтобы, превратив всё в фарс, забыть, что ждёт её в случае проигрыша.

Но она не забыла.

* * *

9 октября 1976 г., Шотландия, женские спальни

Вечером перед дуэлью Сторми сидела на краю своей постели и смотрела на чуть подрагивающие бледные пальцы. Лили снова ушла на встречу этого её Клуба Слизней, а Мэри ещё не вернулась с ужина, и в спальне было пусто. Сторми не знала, куда себя деть. Внутри черепной коробки вздувались тревожные мысли, разрывая голову пополам. Липкий и густой, как кипящая смола, страх выедал прогарину в районе груди.

Завтрашний закат решит, что с ней будет.

Завтрашний закат разделит пополам её жизнь.

С каждым часом желание бросить всё и спасовать росло, и Сторми приходилось напоминать себе, что отказ бороться сделает только хуже. Она ходила по комнате кругами, периодически поднимала предметы в воздух беспалочковой магией и с ужасом осознавала, что она всё ещё высасывает из неё кучу сил, то сидела на краю постели, чуть покачиваясь, то снова вскакивала и меряла шагами комнату.

Если она проиграет, Блэк получит то, что хотел.

Если она проиграет, Блэк уничтожит её целиком и полностью.

Без остатка.

Сторми снова вскочила с постели и обошла комнату кругом, остановилась у окна, выглянула на улицу. Клонилось к горизонту огненно-алое солнце, и чёрные в закатном свете деревья Запретного леса казались острыми зубами чудовища, проглатывающего солнце.

Вдруг скрипнула дверь, и кто-то вошёл. Сторми чуть повернула голову, встречаясь взглядом с Мэри. Та молча смотрела на неё в ответ, и брови её хмурились, как туча.

— Ты в курсе, что ты идиотка, Пирс? — спросила Мэри.

Сторми пожала плечами. Спорить с Мэри сил не было, да и не хотелось расшатывать и без того беспокойные нервы.

— Слабоумие и отвага, кажется, черты Гриффиндора, — ответила Сторми.

Шумно выдохнув, Мэри резкими шагами подлетела к ней и сцепила руки на её плечах. Ногти неприятно впились в кожу, но Сторми даже не поморщилась.

— Пирс, не надо драться с Блэком из-за меня, — прошептала Мэри.

В её глазах, в самых зрачках, суженных и бегающих из стороны в сторону, блестел такой знакомый страх. Сторми сжала губы и качнула головой.

— Прости, Мэри, но я не сдамся без боя.

Слова упали могильной плитой, запечатав путь к отступлению. Мэри побледнела и, опустив голову, отступила на шаг. Сейчас она казалась ещё более тощей, чем была до этого.

— Прости, — повторила Сторми.

— Нет. Это ты прости. Я сказала тогда, что это ты виновата. Это не так.

Мэри опёрлась руками о подоконник, и чёлка сползла ей на глаза. Сторми вдруг подумала, что в свете заката её волосы казались похожими на карамель. Эта мысль была такой неуместно спокойной, что казалось странной.

— Я не считала тебя виноватой на самом деле, — продолжила Мэри. — Просто… Ну, я тогда была немножко не в себе. Ты, наверное, не знаешь, но моя мать болеет. У неё хронический пиелонефрит, это болезнь почек. Я обычно стараюсь не думать об этом, но в тот день она написала мне, что… В общем, я и так на взводе была, а там ещё Блэк… Короче, я на тебе сорвалась. Прости.

Сторми потрепала Мэри по плечу.

— Рассказать тебе, что случилось между мной и Блэком? — спросила Мэри, и Сторми закивала. — В общем, если коротко, он не смог найти вагину. Я вообще понятия не имела, что он такой… э-э… неумелый. То есть я ещё ни разу не спала с парнями, но мне казалось, что уж Блэк-то точно умеет трахаться. Он же… Он же бабник! У него даже список девушек, с которыми он спал, есть!

Мэри закатила глаза и сжала переносицу пальцами.

— А потом, после того, как он не смог просто засунуть хер в вагину, он сказал, что я страшная, угловатая и тощая, как черенок метлы, и вообще у него на меня не стоит. Хотя я видела, что очень даже стоит.

Сторми скривилась.

— Знаешь, после того, что я сейчас услышала, я обязана начистить ему рыло, — сказала она, и Мэри снова стала мрачнее грозового неба.

Отвернувшись от Сторми, она уселась на подоконник и скрестила руки.

— Господи, Пирс, ты даже для гриффиндорки сумасшедшая. Ты хоть раз вообще участвовала в дуэлях?

— Ну, только в тренировочных, — ответила Сторми, и Мэри застонала.

— И как ты с ним будешь драться, если ничего не умеешь?!

— Ничего не умею?! — вскрикнула Сторми. — Это ты меня сейчас оскорбила? С чего ты взяла, что я ничего не умею? Чтоб ты знала, из-за моего папаши я с ползункового возраста тренирую беспалочковую магию и из-за этого же самого папаши мама научила меня бить в морду мужикам! Я не вызвала бы Блэка на дуэль, если бы ни хрена не могла! В таком случае я бы просто подмешала ему слабительное в стакан.

Мэри смотрела на неё распахнутыми глазами. И что-то в этом взгляде было таким забавным, что Сторми звонко расхохоталась. Хотя, наверное, это всё от нервов.

— А что с твоим папашей? — спросила Мэри.

Всё родившееся за секунду веселье тут же увяло. Сторми скривила губы в презрении и процедила сквозь зубы:

— Он просто отброс. Я была слишком мелкой, чтобы до конца понимать всё, что он творит, но он стирал маме память каждый раз, когда творил какую-то хрень, и обставлял всё так, словно это у мамы что-то с головой не в порядке. Мама даже к врачу ходила из-за провалов в памяти, а те лишь руками разводили. Папаше наглости хватало ещё делать вид, что он её поддерживает. «Тхарма, мы справимся с этим, я в нас верю!» — Сторми наморщилась. — Конченый он, вот и всё. Мама развелась с ним на моём втором курсе.

Сторми упала на постель и стянула с ног кеды.

Завтра она раскатает по полу Блэка или же ей крышка. Что-то из этого, третьего не дано. Но она знала точно: даже если он выбьет из её рук палочку, она не перестанет драться. По правилам дуэлей, разоружение противника считается победой. Да только Сторми сама была своим оружием.

Завтра всё решится.

* * *

10 октября 1976 г., Шотландия, подземелья Хогвартса

В подземельях было холодно, но на спине Сторми всё равно выступил пот. Людей, пришедших взглянуть на бойню, было немного: оба старост Гриффиндора, все Мародёры, Маккиннон, Мэри, Нарцисса и ещё парочка студентов с разных факультетов, имён которых Сторми не знала.

Тошнота скручивала желудок. Однако отступать было уже поздно.

— Дерёмся до потери сил или пока один из нас не признает поражение. Выход за круг также считается поражением, — громко сказала Сторми. — Лишение палочки не считается концом дуэли.

— Это противоречит правилам магических дуэлей, — крикнула Нарцисса.

— А я не припомню, чтобы вызывала Блэка на магическую дуэль. Ваши чистокровные заморочки меня не касаются. Я дочь не-магички и, если надо, буду драться ради победы так, как учила меня она.

— Тогда и я буду использовать те заклинания, которым учила меня моя мать, — сказал Сириус, и Сторми кивнула.

Краем глаза она заметила, как побелели лица Лили и Рема, а Джеймс напряжённо сжал губы. Даже на лице Нарциссы мелькнуло что-то такое, что можно было назвать настороженностью. Наверное, стоило задуматься, что за заклинания использовала миссис Блэк. Одна лишь Маккиннон не изменилась в лице, всё так же бесстрастно глядя на дуэлянтов, стоящих друг напротив друга.

Секунданты — Лили и Джеймс — сделали шаг вперёд.

— Итак, на счёт три дуэль начинается. — Голос Лили чуть дрогнул, но она тут же взяла себя в руки.

— Поднимите палочки, — подхватил Джеймс. — Раз.

— Два, — продолжила Лили.

— Три, — это слово отстучало сердце Сторми, и тут же в неё полетел луч заклинания, от которого она едва увернулась.

Затем ещё одно, и ещё одно. Блэк не давал ей даже секунды передышки, заклинания срывались с его палочки одно за другим, но он не произнёс ни слова. Отсветы заклинаний слепили глаза, и Сторми едва успевала ставить щиты.

«Чёрт! Чёрт! Чёрт!» — болезненно пульсировало в голове с каждой вспышкой заклинания. Сердце подпрыгнуло в глотку и готово было взорваться, палочка скользила в потных пальцах, но Сторми держала её так крепко, как только могла.

«Помни, Сторми, в бою главное не сила, а выносливость», — говорила мать. И Сторми помнила, ждала, пока выдохнется Блэк, но тот швырял в неё заклинания одно за другим и выглядел при этом так, будто вышел на прогулку.

Сторми увернулась от очередного заклинания и наколдовала те чары, которые лучше всего получались — ветряной сглаз, и следом же, пока Сириус блокировал заклинание, создала связку из чар остолбенения и связывающих.

— Протего! — вскрикнул Сириус, и заклинания отлетели от него.

Сторми едва увернулась от собственной магии, но кое-что радовало: теперь Сириус произносил каждое заклинание. Это значило только одно: он постепенно выдыхался.

— Диффиндо! — сразу же крикнул он.

Заклинание с силой резануло по груди, и, вскрикнув, Сторми упала на спину, прикусила язык, но тут же перекатилась на живот, уворачиваясь от очередного заклинания, вскочила на ноги, сплюнула кровь на землю и вытерла рот тыльной стороной ладони. Футболка — то, что от неё осталось -стремительно напитывалось кровью. Не тратя ни секунды больше, Сторми наскоро остановила кровь невербальным заклинанием и снова использовала ветряной сглаз, а затем она замерла.

— Что, куколка, выдохлась? — тяжело дыша, спросил Сириус. — Дать тебе время на передышку?

Сторми не слышала его: она творила магию. Секунда — и из её палочки вырвался целый сноп молний, и ещё один следом, и ещё один. Сторми призывала молнии одну за другой, и пара из них попали в Блэка, больно жаля его.

Он вскрикнул, его волосы наэлектризовались, и Сторми тут же послала следующее заклятье, но даже через боль Сириус отразил его, а потом…

— Экспеллиармус! — крикнул он, и палочка вылетела из рук Сторми.

Ещё взмах, и палочка оказалась в руках Блэка. Сердце внутри остановилось, чтобы спустя секунду забиться с утроенной силой. Блэк растянул губы в улыбке.

— Сдайся, куколка, — ласково посоветовал он.

«Сдайся!» — умоляло тело, изнемогающее от потуги. «Сдайся!» — умоляла магия, почти доходящая до предела. Но Сторми выпрямилась, стянула с себя пропитавшуюся кровью, ставшую красной футболку, вытерла ею пот и гордо задрала подбородок, чтобы одним словом отрезать всю слабость и весь страх:

— Нет.

— Ну что ж, тогда… — сказал он, и Сторми не поняла, что он сделал.

Из обеих палочек вырвалось что-то тёмное, как солнечное затмение, как сама ночь. Оно поглотило Сторми, втянуло в себя с головой, хотя руками она чувствовала песок, землю, но перед глазами мелькали одно за другим воспоминания: вот отец направляет на мать свою палочку, а Сторми ничего не может сделать, цепляется за его руки, а потом он вскрикивает: «Обливэйт!», и всё плывёт, да только память возвращается. Потом суд, папаша что-то колдует опять, бесконечно долгий год жизни с ним, пока мама не смогла найти адвокатку-ведьму; следом, сразу, как волной, её захлестнуло новым воспоминанием: бегство из дома, долгие вереницы очередей на границе, тянущаяся, тянущаяся бесконечная паника, горький страх, картинка со сгоревшим домом в газете, мамин угасающий шёпот: «Живыми мы им не нужны», потом рассказ о тех людях в масках и сразу же — Блэк, зажимающий её в коридоре, и заплаканное лицо Мэри.

Мэри.

Чёрт возьми, Мэри, дуэль!

Сторми чувствовала, что её тащат по земле, чувствовала, как крик разрывает её гортань, но перед глазами мелькали и мелькали высасывающие все силы ужасные воспоминания. Нужно было что-то сделать. Что-то.

Схватив пальцами горсть песка, Сторми наугад кинула его вверх и тут же почувствовала, что её отпустили. Глаза все ещё застилало тьмой, но теперь она была слабее, и Сторми смогла вспомнить обрывки уроков ненавистной преподавательницы, Заратустры, ведущей уроки оккультизма, кое-как выставив ментальные щиты.

В глазах начало проясняться. Она увидела стоящего над ней Блэка, который изо всех сил тёр глаза. Сторми скосила взгляд и увидела красный след от себя и полосы от ногтей на земле. Блэк протащил её почти к самой границе дуэльного круга.

Собрав последние силы, она кувырком перекатилась назад. Кровь сочилась из неё, лилась, горячая, по коже, впитывалась в ткань штанов. С каждой секундой — с каждой каплей крови — силы иссякали, тлели, как угли в догорающем костре. Ещё немного, и сознание вовсе покинет её.

«Помни, Сторми, в бою главное — тактика», — учила мать.

На миг закрыв глаза, Сторми призвала заклинание головного пузыря и взмахнула обеими руками. Она вскрикнула, в воздух взметнулись столпы пыли, застилая Блэку обзор. Сил едва хватало, чтобы дышать, но Сторми взмахнула рукой второй раз, и над головой начали расти тучи. Молнии метались над головой, и Сторми смогла разглядеть Блэка в столпе пыли. Он её, конечно же, не видел. Она, стараясь изо всех сил идти прямо, дошагала до него и вдохнула запах грозы. Разразился дождь, смывая пыль, и Блэк встретился с ней взглядом.

— Ты проиграл, — прошептала она и с размаху пнула Блэка, усиливая удар магией. Ударила молния, застилая всё ослепительно-белым светом, лишая всех возможности видеть хоть что-то.

Спустя долгое мгновение зрение наконец вернулось, и Сторми разглядела, как Блэк, отлетевший за пределы круга, сполз вниз по стене и застонал так громко и протяжно, что все разом смолкли. А потом, отмерев, Лили вскрикнула:

— Победа Сторми Тхармы Пирс!

— Чёрт, — простонал Сириус, и Сторми расплылась в улыбке.

— О, мне почти тебя жаль, — едва стоя на ногах, промурлыкала она. — Нет, я шучу, не жаль!

Она громко расхохоталась, подставляя лицо магическому дождю, смывающему с неё пот, грязь и кровь. Наколдованные ею тучи искрились молниями, бурлили, как бушующее море. Сторми сделала глубокий вдох, умиротворённо улыбнулась, шатаясь, вышла из круга и упала на землю, теряя сознание.

10 октября 1976 г., Шотландия

Лили ни секунды не одобряла идею дуэлей. С самого начала она считала, что это абсолютно ненормальное, опасное и противозаконное мероприятие. Она согласилась быть секунданткой Пирс лишь потому, что другого выбора у Сторми не было вовсе: Мэри как лицо вовлечённое стать секунданткой не смогла бы даже при желании. А она и не желала, судя по тому, как рьяно она избегала Сторми в дни перед дуэлью.

Тем не менее Лили всё равно надеялась на благоразумие Блэка и Пирс, даже с учётом того, что оба из Гриффиндора. Хотя на всякий случай и приготовила с дюжину лечебных зелий. В конце концов, бережёного и Бог бережёт.

С каждой секундой дуэли Лили всё сильнее убеждалась, что Сторми проиграет. Когда Сириус выбил палочку из рук Сторми, Лили окончательно уверилась, что это конец. Маг не может драться без палочки. Но Пирс не сдалась. Из гордости ли, из гриффиндорской упёртости или из страха перед расплатой — Лили не знала. Да и не было у неё времени об этом думать, потому что в следующую секунду Сириус запустил в Пирс каким-то странным заклинанием.

Никогда до этого Лили не видела его, но, судя по побелевшему лицу Нарциссы Блэк, стоящей в нескольких шагах от неё, ничего хорошего это заклинание не несло.

— Великий Мерлин, — прошептала Нарцисса.

— Что это за заклинание? — тут же спросила у неё Лили.

Губы Нарциссы зашевелились, но Лили не услышала ни слова, потому что по подземельям прокатился нечеловеческий вой. Пирс истошно вопила, корчась на земле, раздирала песок ногтями, вокруг неё наэлектризовался воздух. Она кричала так, как не кричала от ран, нанесённых режущими заклинаниями.

— Чёрт! — вскрикнула Лили и достала было палочку, но Нарцисса тут же ухватила её за руку.

— Не смей лезть, Эванс, если не хочешь, чтобы ей засчитали поражение.

— Но она же…

— Не смей, Эванс! — крикнула Нарцисса, и в её ледяных глазах вспыхнуло пламя. — Ты хочешь помочь Сириусу победить или что? Если секундант вмешается и поможет дуэлянту, это зачтётся как проигрыш!

Лили прикусила губы.

— А ты разве не хочешь, чтобы твой кузен победил? — спросила она, и непроницаемое лицо Нарциссы дрогнуло.

— Я просто хочу, чтобы всё было по правилам, ясно тебе?

— А использовать тёмные заклинания — по правилам?! — вскрикнула Лили.

— По правилам. — Нарцисса говорила холодно и громко, чтобы заглушить вопль Сторми. — Это заклинание придумала Вальбурга Блэк, моя тётя и мать Сириуса. Он предупредил, что будет использовать их.

Сириус тем временем пытался подступиться к Пирс. Каждый раз, стоило ему подойти к ней, корчащейся на полу, как молнии ударяли его по рукам. Наконец он додумался наколдовать на себя защитное заклинание и ухватить Пирс за шкирку. Он потащил её к границе круга, но она упиралась, извивалась и цеплялась ногтями за землю. И вопила, непрестанно вопила.

Мэри громко выругалась, вспоминая матушку Сириуса в недобром ключе. Это было первое, что она сказала, войдя в подземелья, и Лили, к своему вящему удивлению, была полностью с ней согласна.

Но вдруг Сторми швырнула в воздух горсть пыли, попала Сириусу в лицо и тот от неожиданности выпустил её из рук, а та, помедлив секунду, тут же отскочила от него и поднялась на ноги. Что произошло дальше, Лили так до конца и не поняла. Воздух наполнился пылью, стало тяжело дышать, а над головой заклубилась чёрная туча, искрящаяся молниями и бурлящая громовыми раскатами.

А когда пошёл дождь и прибил пыль, все увидели, как Сириус стекает вниз во стеночке, отлетев за пределы круга. Лили не сразу сообразила, что надо объявить победу Пирс. Услышав подтверждение своей победы, Сторми расхохоталась и, выйдя из круга, лишилась чувств.

— О Мерлин! — в один голос вскрикнули Лили и Мэри, а стоящая тенью в стороне Маккиннон тут же подскочила к ней и приложила пальцы к шее.

— Она жива, — констатировала она. — Но пульс слабый. Эванс, доставай свои зелья, что там у тебя. Судя по всему, у неё жёсткое истощение. И кровопотери большие. Её бы по-хорошему к Помфри отлеветировать…

— Ни за что! — встряла Нарцисса. — Неизвестно, как на её теле скажутся ещё одни чары, на ней и так куча проклятий. Вы можете предсказать, как они в связке будут работать? Никакой левитации, справляйтесь по-магловски, грязнокровки.

Лили тем временем вливала в Пирс крововосполняющее зелье.

— Я тоже пострадал! — раздался голос Сириуса, но Маккиннон не обратила на него ни грамма внимания.

— Поттер, Люпин, сделайте что-нибудь с ним, — только и сказала она.

А затем она стащила с себя кардиган, накинула на Пирс и, подхватив её на руки, пошла к выходу из подземелий.

— Может, я её понесу? Она же за меня дралась, — спросила Мэри.

Но Маккиннон окинула её скептическим взглядом.

— Уронишь ещё, — отрезала она. — Оставь большой тёте таскать тяжести. Можешь вон Эванс помочь сумку дотащить. И придумайте оправдание получше, а то у Помфри точно будут вопросы, чего это к ней поступают студенты, которые на ладан едва дышат.

Лили переглянулась с Ремом, и в его глазах промелькнуло что-то вроде: «Макгонагалл нас уничтожит». Лили согласно кивнула. Им всем крышка.

Сириус отключился на выходе из подземелий, и Рему пришлось потащить его на спине. Маккиннон хмуро окинула взглядом процессию и командным голосом сказала:

— Все, кроме старост, быстро по спальням. Быстро, я сказала. Цирковой номер окончен, клоуны в отключке.

И, не дожидаясь ответной реакции, Маккиннон зашагала по лестницам на второй этаж. Рем и Лили пошли следом. Но чем дальше поднималась Маккиннон, тем медленнее становились её движения и шумнее — дыхание. «Это из-за жира», — подумала Лили и тут же одёрнула себя. Нехорошо так думать, пусть даже Маккиннон в самом деле толстая.

— Может, я понесу? — робко спросила Лили.

— Нет… Ху-у… Ты хиленькая… Ху-у… Я сама…

Наддав, она зашагала чуть быстрее. Рем и Лили снова переглянулись, и Лили поджала губы. До Больничного крыла они шли в молчании, пока Маккиннон, чуть не задыхаясь, спросила:

— Ну что, придумали оправдание?

Лили молчала, Рем тоже, и Маккиннон закатила глаза.

— Ладно, сама чего-нибудь придумаю, вы только кивайте и делайте благочестивые моськи, малыши. Вот ты, — она кивнула на Рема, — прекрати строить из себя виноватого щенка, сразу понятно становится, что вы не святая простота, а нашкодившие котята.

И с этими словами она распахнула ногой дверь в Больничное крыло.

— Мадам Помфри, мадам Помфри! Помогите! — завопила она самым перепуганным голосом, от которого Лили вздрогнула. Она даже подумать не могла, что Марлин умеет так жалобно кричать.

Мадам Помфри, одетая в ночную рубашку, выскочила из своей комнаты и тут же схватилась за голову.

— О Господи! Что произошло?

— Мы понятия не имеем, мадам! — чуть ли не плакала Марлин. — Я зачиталась в Библиотеке, и старосты отконвоировали меня в гостиную, а там… — Тут Маккиннон всхлипнула, да так реалистично, что у Лили сжалось сердце. У мадам Помфри, видимо, тоже.

— Кладите их на койки. Ах, бедняжки! Как же так! — причитала мадам Помфри.

— И не говорите! Так страшно! Столько крови! — Марлин уже плакала. — Что же с ними произошло? Ах, как жалко!

Мадам Помфри суетливо накладывала диагностические заклинания то на Сторми, то на Блэка, и с каждым заклинанием её причитания становились всё громче и громче. Со Сторми и так всё было понятно: футболку она стянула ещё в подземельях, так что все порезы пестрели перед глазами. А когда мадам Помфри сняла одежду с Блэка, Лили дрогнула. По коже у него тянулись розовые разветвления. Не сразу до Лили дошло, что это ожоги от молний Сторми.

— Вы чего тут стоите, идиоты недоросшие? — прошипела Марлин. — Я для кого Помфри отвлекаю? Валите отсюда!

— Я никуда не пойду! — упёрлась Лили.

Тогда Рем ухватил её за руку и потянул прочь из Больничного крыла. В лицо он ей не смотрел и на протесты не отвечал. Да только незаметно сбежать из Больничного крыла им всё равно не удалось: перед ними, словно из-под земли, появилась взбешённая профессор Макгонагалл.

— Стоять, — громыхнула она и, ухватив за шкирку Ремуса и Лили, быстрыми шагами метнулась к койкам, где лежали Сириус и Сторми. Профессор Макгонагалл медленно и по слогам произнесла: — Мистер Люпин, мисс Эванс, объясните мне, что тут происходит? Нет, Марлин, я не вас спрашиваю.

«Что она тут делает вообще?» — читалось во взгляде Маккиннон. Рем тут же снова стал выглядеть как виноватый щенок, а Лили прикусила губы. Врать деканисе, тьфу, то есть декану она не могла. Хотя бы потому, что уважала её.

— Профессор, видите ли… — начала она.

— Заклинание… Неудачное… — раздался глухой шёпот Блэка, и Лили обернулась на него.

Выглядел он паршиво. Как побитая собака. Но тем не менее в сознание он пришёл. Видимо, этот факт и подействовал на профессора Макгонагалл в какой-то степени даже умиротворяюще. Она тяжело выдохнула и сказала, не оборачиваясь к ним:

— Мистер Люпин, мисс Эванс. Идите к себе. Я позже вас отчитаю. Мисс Маккиннон, прекращайте спектакль и отправляйтесь в постель. С вами я позже поговорю.

И все трое пулей кинулись прочь из Больничного крыла. Лили оставалось только пожелать удачи едва очухавшемуся Блэку и всё ещё не пришедшей в сознание Пирс. А также молиться, чтобы профессор Макгонагалл не лишила её и Рема полномочий старост.

* * *

11 октября 1976 г., Шотландия, Больничное крыло Хогвартса

Сторми чувствовала себя откровенно паршиво. Тянуло блевать, и всё тело горело. Она попыталась открыть глаза, но всё плыло. В глотку же будто засунули адское пламя и полили сверху соусом табаско.

— О Богиня… — просипела она, но из глотки вместо слов вырвался только хрип.

Следом она почувствовала, как губ касается что-то холодное и по гортани начинает течь отвратительная на вкус вязкая жидкость. Одно радовало, что после этой дряни в голове самую малость прояснилось, и Сторми смогла сфокусировать взгляд.

Перед глазами появилась школьная медичка мадам Помфри с флакончиком в руках. Спустя пару мгновений Сторми смогла различить стоящую возле медички явно рассерженную деканису.

— Доброе утро, мисс Пирс, — отчеканила она, явно сдерживая гнев. — Я надеюсь, вы соблаговолите мне объяснить, что вы и мистер Блэк устроили вчера?

Сторми открыла рот, но снова не смогла выдавить из себя ничего, кроме хрипа.

— Девочка сорвала голос, профессор, — мягко сказала мадам Помфри. — Кажется, вчера она очень сильно кричала. Думаю, даже если вы её будете допрашивать, она при всём желании ничего вам не ответит.

Макгонагалл выдохнула и скрестила руки на груди.

— Замечательно, просто замечательно! — воскликнула она. — Мне казалось, мы с вами всё прояснили ещё две недели назад. Но нет! Это какой-то кошмар, мадам Помфри! — Макгонагалл всплеснула руками. — Я понятия не имею, как два шестнадцатилетних подростка могут превратить друг друга вот… вот в это!

Она обвела руками лазарет. Вид у неё был такой сокрушённый, что Сторми даже почувствовала ощутимый укол совести. Она хотела приподняться на локтях, но конечности едва слушались её. Заметив эти потуги, Макгонагалл покачала головой.

— Лежите уж, — со вздохом сказала она. — Я крайне разочарована, мисс Пирс. После вашего выздоровления и выяснения обстоятельств вы и мистер Блэк получите своё наказание. Мадам Помфри.

Макгонагалл кивнула целительнице и, бросив очередной очень расстроенный взгляд на Пирс, удалилась из лазарета.

«Класс, просто фантастика», — подумала Сторми, касаясь пальцами своей шеи. Как оказалось, весь её торс обвивали бинты. Они тянулись от самого пояса до горла, ползли по плечам и оборачивались вокруг пальцев. Ещё и голос пропал. Полный отпад.

Мадам Помфри всё время хлопотала над ней и Блэком, который, как поняла Сторми, валялся за ширмой на соседней койке. От медички же Сторми узнала и то, что получила невероятное по силе магическое истощение, из-за которого ей придётся около недели провести в Больничном крыле.

«Невероятный трэш», — определила тут же Сторми.

Блэку повезло больше, и Сторми считала это крайне несправедливым: его всего-то огрело молниями да переломало два ребра (которые, к слову, уже успели зарасти).

— Эй, Пирс, — позвал он, когда мадам Помфри ушла. — Должен признать, ты была неотразима. Ну, когда стянула с себя футболку.

Гнев тут же забурлил в крови, и Сторми нашла в себе силы нацарапать на листочке бумаги, выданной медичкой: «Ты проиграл. Так что у тебя нет абсолютно никакого права даже заикаться обо мне в таком ключе. Ты проиграл, Блэк». Она кое-как перекинула бумажку через ширму и закрыла глаза.

Хотелось сдохнуть.

— Я поддался, — через несколько минут заворчал Блэк.

Сторми снова гневно распахнула глаза и, схватив бумажку, написала огромными буквами: «ПИЗДАБОЛ». Прочитавший её слова Блэк запыхтел, но ничего не ответил.

Перед обедом в лазарет заглянула Лили. Она принесла Сторми домашку по Чарам и Истории и тыквенных печений, завёрнутых в бумажный пакет.

— Так ты не можешь говорить… — расстроенно протянула Лили. — Это очень печально, хотя и неудивительно: ты так кричала вчера, просто ужас! Я думала, у меня кровь в жилах застынет. Когда сможешь говорить, расскажешь, что с тобой было?

Сторми кивнула, но Блэк тоже решил подать голос из-за ширмы:

— Я тебе так скажу, что с ней было. Она просто видела все самые кошмарные воспоминания. Это заклинание работает примерно так же, как дементоры: высасывает радость. Да и матушка делала его похожим на Напиток Отчаяния. Ты же в курсе, что это, так ведь?

Помолчав миг, Лили нехотя ответила:

— Да. Я знаю. Я же разбираюсь в зельях, конечно, я знаю. — Прозвучало как оправдание. Лили тут же переключилась на другую тему: — Профессор Макгонагалл рвала и метала. Она едва не лишила меня и Рема значков старост, но вмешался директор. Мы с ним отделались недельными отработками. Жуть! Это моя первая отработка… и последняя!

Сторми хмыкнула (хвала Богине, этот звук ей был доступен).

— Надеюсь, ты сможешь говорить как можно скорее, — вздохнула Лили.

— А мне так нравится, когда она молчит, — вставил Блэк. — Хотя это ей не мешает быть вредной и ядовитой. Гляди, чего она мне написала.

Блэк перекинул через ширму скомканную бумажку с той самой надписью: «ПИЗДАБОЛ». Лили прочла и нахмурилась, бросила быстрый взгляд на Сторми, затем на ширму, в сторону Блэка.

— Почему? — спросила она у Сторми, кивая на бумажку.

Сторми начала выписывать ответ на листочке, а Блэк снова влез, хотя его вообще никто ни разу не спрашивал:

— Пирс просто не может признать, что я ей поддался. Я не бью женщин, поэтому дрался вполсилы. Иначе её пришлось бы отдирать от пола в подземельях.

Сторми так сильно сжала карандаш в руке, что тот хрустнул и переломился. Сейчас ей было как никогда обидно, что это она лишилась голоса, а не Блэк. Ему немота пошла бы куда больше, чем ей. А сейчас она даже ответить ничего не в состоянии!

— Она права, Блэк, — вдруг сказала Лили таким голосом, что по коже мурашки пошли. — Ты пиздабол.

Сторми закашлялась. Ей впервые довелось увидеть, как ругается правильная староста Эванс. Судя по звукам из-за ширмы, Блэк тоже ни разу до этого не слышал ругательств из уст Лили.

— Что ж, мне пора на обед: надо довести первоклашек в Большой зал. Увидимся, Пирс. Выздоравливай скорее.

С этими словами она поднялась с места и вышла из лазарета.

* * *

11 октября 1976 г., Шотландия

То, что произошло вчера в подземельях, никак не выходило у Рема из головы. Начиная тем, с какой скоростью Бродяга колдовал невербальные заклинания, и заканчивая мощной беспалочковой магией Пирс.

Её победа стала для Рема колоссальной неожиданностью. С самого начала дуэли он был уверен, что Сторми Пирс проиграет и ей придётся переспать с Сириусом. Как бы его ни бесил этот факт, как бы он ни противоречил его моральным принципам, но Пирс сама приняла эти условия, так что…

Честно говоря, Рем чувствовал стыд.

Макгонагалл снова вызвала его и Лили к себе в кабинет. В этот раз она была настолько зла, что голос её упал почти до шипения. И лучше бы она кричала, чем тихо, едва слышно показывала свою разочарованность в них.

— Я же просила вас следить за своими друзьями, — сказала Макгонагалл.

В груди Рема передавило сердце. Она права. Эта старая кошка была права. Он должен был следить за Сириусом, но он не смог. И никогда не сможет.

— Мистер Люпин, мисс Эванс. Мне очень жаль, но, кажется, вы не справляетесь со своими обязанностями. — Эти слова придушили, придавили камнем. Макгонагалл постучала пальцем по столу. — Пожалуйста, сдайте ваши значки.

Лили прикрыла глаза и, прикусив губу, отстегнула значок от мантии, положила его на стол и отвернулась. А Рем медлил. До конца ему не верилось, что это происходит. Но всё же он открепил значок с надписью «Староста» и положил рядом со значком Лили. Вот и всё.

Но вдруг в дверь постучали, она отворилась, и в кабинет Минервы Макгонагалл вошёл директор. Лили и Рем не сразу сообразили, что нужно поздороваться. Тем временем директор заметил значки н столе.

— Что происходит, Минерва? — спросил он мягко. — Я помешал?

Макгонагалл поджала губы, а потом Дамблдор попросил Рема и Лили подождать его за дверью. Попрощавшись с Макгонагалл, они вышли. Лили стояла как пришибленная. Не то чтобы Рем сильно от неё отличался. Он был старостой год, и ему нравилось это. Нужно было возиться с первоклашками, следить за дисциплиной, но у него получалось… если дело не касалось Сириуса и Джеймса.

— Я знала, что этим кончится, — прошептала Лили.

— Знала? — удивился Рем. — Мне казалось, что до этого не дойдёт. Но раз знала, то почему тогда покрывала Пирс?

Лили посмотрела на него, как на идиота.

— Она дралась за честь Мэри и свою честь. Это был единственный способ притормозить блэковскую придурь. Он же никого не слушает, кроме вас, а ты и Поттер делаете вид, что всё нормально и Сириус просто развлекается. Я не имела права сдавать Пирс. Если она готова пожертвовать своим здоровьем, то значок старосты — это такая мелочь, да?..

Лили снова прикрыла глаза. По ней было видно, что ей чертовски не хочется лишаться должности старосты, но в то же время в её чертах читалась уверенность в правоте своего выбора.

А Рем после её слов сжал ладони в кулаки. Это был укор. Лили Эванс корила Ремуса Люпина в том, что тот мог, но не делал. Минерва Макгонагалл корила Ремуса Люпина в том, что он мог, но не делал. Но он не мог! Не мог, и всё тут! Они же друзья в конце концов. И для Рема не было ничего, что было бы важнее этой дружбы.

Тихо отворилась дверь, и профессор Дамблдор вышел из кабинета Макгонагалл. На его губах, как обычно, читалась мягкая улыбка.

— Идите за мной, — сказал он, и они поплелись следом.

Они зашли в пустой кабинет, и Дамблдор присел на стол, сцепив тонкие пальцы в замок. Рем и Лили стояли молча и ждали, когда директор заговорит. Наконец он, подняв на них глаза из-под очков-половинок, спросил:

— Кто победил в дуэли?

— Так вы знали про дуэль?! — воскликнула Лили и тут же захлопнула рот ладонью. — То есть… То есть…

— Да, я знал, — подтвердил Дамблдор.

— И вы не предотвратили её? — спросил Рем, и директор кивнул. — Почему, профессор?

— По той же причине, почему вы и мисс Эванс не доложили профессору Макгонагалл: это дело чести мисс Пирс и мисс Макдональд, а также мистера Блэка. Я знал, что они друг друга не убьют, но вы согласитесь, что им всем необходим был этот урок, — сказал директор. — Впрочем, я надеюсь, что подобных эксцессов больше не повторится.

Он строго поглядел на них, а затем достал из рукава мантии два значка и положил их рядом с собой.

— Также, я надеюсь, что старосты Эванс и Люпин присмотрят за этим.

Сердце Рема замерло, а потом заколотилось, когда Дамблдор протянул ему значок. Рем взял его, чуть дыша, и значок блеснул в солнечном свете.

— А как же профессор Макгонагалл? — спросила Лили. — Разве она не возражала?

— Профессор Макгонагалл согласилась, что на роль старост никто не подходит так же, как вы двое, — объяснил Дамблдор, слез со стола и направился к выходу. — Не разочаруйте её ещё раз.

С этими словами он ушёл.

— Что это было? — спросила Лили, и Рем только плечами пожал.

Господь Всемогущий, он лишился значка, а потом снова стал старостой — и всё это за один час. От облегчения даже голова закружилась. От радости Рем едва не прослушал, что Макгонагалл назначила им две недели отработок: две недели драить заброшенные кабинеты в Астрономической башне. В себя Рем пришёл только после обеда, когда кончились уроки и они все втроём пошли навестить Сириуса в Больничном крыле.

Сириус явно чувствовал себя неплохо, хотя первые минуты и пытался строить из себя умирающего лебедя. А вот Пирс было хуже: судя по всему, она сорвала голос из-за вчерашнего крика, к тому же всё её тело покрывали бинты, они выглядывали из-под ворота больничной пижамы, опутывали руки и пальцы. Рем тактично поздоровался с ней и юркнул к Сириусу.

— Я поддался из вежливости, — заявил Бродяга.

И ровно через секунду в него прилетела скомканная бумажка. Она отскочила от его головы и упала прямо на колени Рему. Тут же он развернул её и прочитал выведенное кривым почерком слово «ПИЗДАБОЛ».

— Ты достала, Пирс! — вскрикнул Бродяга. — Как ты даже без голоса умудряешься быть такой доставучей?! Молчи себе в тряпочку!

Вместо ответа в него прилетел целый батальон скомканных бумажек. Ремус был уверен, что на всех них написано одно-единственное слово, которое сейчас покоилось в его ладони.

— А вообще-то это правда, — вдруг сказал Питер. — Я лично видел, как она раскатала тебя по стеночке вчера, Бродяга. И как ты стонал! Как стонал!

Питер изобразил этот драматичный момент их со Сторми дуэли — причём убийственно похоже, — и Джеймс расхохотался, а Рем, не сдержавшись, широко улыбнулся.

— Согласен с Хвостом, — сказал Рем. — Надо уметь признавать поражение.

— Ой, да идите вы! Тоже мне, друзья, — обиделся Сириус.

Они просидели так до вечера: рассказывали Бродяге об уроках, о лишении звания старосты и о новом назначении на эту должность, да в целом обо всём. Уходили они уже после заката, когда Сириус уже вовсю сопел. Рем выходил позже всех, напоследок окинул взглядом лазарет, и его глаз зацепился за Сторми.

Она сидела на койке и читала учебник. Между её бровей пролегла хмурая морщинка, а губы плотно прижимались друг ко другу. Глядя на неё, Рем вспомнил, как она притащила ему печенье, когда он отлёживался после очередного полнолуния. А он ей ничего и не принёс.

— Ты идёшь, Лунатик? — крикнул Питер, и Рем оторвался от разглядывания Пирс.

— Да, сейчас!

Закрыв дверь, он быстрыми шагами догнал друзей, хотя мыслями всё ещё был в лазарете. Он всё думал о поступке Пирс. Она ведь прекрасно знала, чего ей будет стоить эта драка. Но всё равно полезла. Всё равно приняла условия. Это было… по-гриффиндорски смело. Хотя не каждый гриффиндорец поставит себя на кон ради одной девушки, которую знает месяц…

Когда все уже уснули, Рем ещё долго ворочался. Ему всё никак не спалось, и в конце концов он встал, вытащил из тумбочки плитку своего любимого шоколада, который недавно прислала мама, натянул мантию и вышел из спальни. Он направлялся обратно в лазарет.

Ходить по коридорам без Джеймсовой мантии-невидимки было опасно, но Рем всегда мог соврать, что ему стало плохо посреди ночи, вот он и шёл в Больничное крыло. В конце концов, о его болезненности знали все в замке, даже завхоз Аргус Филч.

Изо всех сил стараясь не издать ни звука, Рем проскользнул в лазарет. Свет уже не горел, и по воздуху разносилось негромкое сопение Бродяги. Рем дошагал до постели Сторми и бросил на неё взгляд. Он неплохо видел в ночном свете, к тому же глаза уже привыкли, а потому ему не составило труда разглядеть плотно сомкнутые ресницы Сторми и чуть приоткрытые губы. Отлично, она спит. Рем шагнул к тумбочке у изголовья постели и положил туда шоколадку.

Вдруг сбоку что-то дёрнулось, его ухватили за волосы, и что-то холодное прижалось к его горлу. Краем глаза он заметил, что койка Пирс пуста. Выдохнув, он поднял руки вверх.

— Это всего лишь я, — прошептал он, и Пирс, отпустив его, упала на койку. Ремус скосил взгляд на то, что она прижимала к его глотке. — Карандаш, Пирс? Серьёзно?

Она пожала плечами, потом нащупала тумбочку и вытащила оттуда фонарик и лист бумаги. «Ты что тут забыл?» — написала она, и Рем осторожно сел на край её койки.

— Ну, я тут подумал, ты же приносила мне печенье, когда я болел.

Сторми всё ещё продолжала сверлить его взглядом, а потом покосилась на ширму, за которой сопел Сириус. Рем так до конца и не понял значения этого её взгляда. «Почему посередь ночи?» — написала она.

— Просто я… — Рем замялся. — Я не знаю, ладно? Ты выглядела очень одиноко, а я… Ну, в общем, я всё думал о том, что произошло на дуэли, да и вообще про твой поступок. — Он опёрся локтями о колени и сцепил руки в замок. — Это было смело. Я бы так… Я бы так не смог.

Признание горчило полынью на языке, но почему-то сейчас, под покровом ночи, когда все, кроме них двоих, спали, Рем чувствовал, что он должен сказать правду. Хотя бы самому себе.

Когда молчание затянулось, Сторми толкнула Рема ногой, заставляя посмотреть на неё, и посветила фонариком на листок с текстом. «Спасибо, это даже мило», — было написано на листке, и Рем улыбнулся. В груди расплылось ощущение тепла, обволакивающего всё изнутри.

Сторми тоже улыбалась, и, когда она делала это, на её круглых щеках появлялись ямочки. На её лицо падал свет от фонарика, и радужка её глаз, ловящая этот свет, выглядела как соцветие льна. «Красиво», — подумал Рем, дотянулся до её руки и сжал в своей. Сквозь бинты чувствовалось тепло её тела.

Но стоило Сторми сжать его руку в ответ, как Рем тут же вскочил на ноги.

— Что ж, рад был тебя увидеть, но я, наверное, пойду, а то уже за полночь, тебе надо восстанавливаться, а мне ещё до спальни пробираться, не хочется попасться Филчу, а то он в самом деле за лодыжки подвесит, увидимся завтра, Сторми, — затараторил он и, всучив ей шоколадку в руки, быстрым шагом направился к выходу из Больничного крыла.

«Господи, какого хрена я вообще делаю? — страдальчески думал он, пока шёл до спальни. — Как будто пубертатный подросток… Увидимся завтра, Сторми… Позорище!»

Уснул Рем только под утро.

* * *

12 октября 1976 г., Шотландия, Больничное крыло, утро

Вчера староста Блюбоннет держался с ней за руку. Сторми беззвучно смеялась каждый раз, когда вспоминала это. И то, как он сбежал.

— У тебя сегодня какое-то странное настроение, — заметила Мэри, зашедшая к ней перед завтраком.

Сторми пожала плечами. Она пока не решила, рассказывать ли соседкам по комнате эту уморительную историю о том, как ночью от неё убежал парень, сверкая пятками, или всё-таки пожалеть малыша Блюбоннета. Впрочем, тут за ширмой лежал Сириус, прекрасно всё слышащий и встревающий в её диалоги с подругами. Это бесило. Сторми не хотела доставлять ему удовольствие высмеивать её или даже Блюбоннета. Только у неё имелось такое право.

Пока она размышляла, Мэри вытащила из сумки пятиугольную упаковку.

— Это тебе, — сказала она. — Маловато для благодарности, учитывая, что ты открутила яйца Блэку, загремев в лазарет.

— Я всё слышу! И я поддался! А мои яйца на месте! — крикнул Блэк.

— Команды «Голос» не было, пёсик. — Ядом в тоне Мэри можно было отравить целое поселение и ещё бы немного осталось. — Я не с тобой разговариваю. Тебя мамочка только проклятьям обучала, а про этикет позабыла?

— Иди в жопу, кобыла костлявая.

— Давно в лазарете после дуэли не лежал, малыш?

Они переругивались, Сторми вертела в руках упаковку. Надпись «Шоколадная лягушка» золотыми буквами блестела на фиолетово-синем картоне. Сторми улыбнулась, подумав, что студенты Хогвартса решили завалить её шоколадом, положила упаковку рядом с вчерашним презентом, который притащил Блюбоннет — шоколадной плиткой с вишней, — и почти закончившимися печеньями от Лили.

— Конченый ушлёпок, смазливая рожа — это всё, что у тебя есть, и то пользы с неё никакой, подрочить на тебя, да и только, — тем временем ругалась Мэри.

Сторми показала ей большой палец, и та улыбнулась.

— Ладно, Пирс, мне пора на завтрак, — со вздохом сказала Мэри. — После уроков мы с Лили зайдём к тебе: принесём домашнее задание. Не скучай, монашка!

Она ушла, а Сторми ещё долго не могла перестать улыбаться. Она решила, что сейчас самое время сделать день ещё лучше и наесться шоколадом до отвала. Выбор пал на лягушку.

На вкус шоколад был обыкновенным, но внутри Сторми нашла карточку с Ганхильдой из Горсмура и аккуратно сложенный розовый лист бумаги с наклейками, изображающими котиков и клубки ниток. Нахмурившись, Сторми развернула лист и начала читать то, что там было написано.

Тёмно-розовыми чернилами на бумаге изящные буквы вывели:

«Здравствуй, Сторми!

То, как ты проявила себя на дуэли, было великолепно. Бой, достойный валькирии. Мы были в восторге. Также, мы искренне благодарим тебя за то, что ты вступилась за одну из нас. Знаем, что “Шоколадная лягушка” — это мало для благодарности, но мы надеемся, что ты примешь её.

С пожеланиями скорейшего выздоровления,

Амазонки из Клуба прикладного рукоделия и готовки».

Сторми не знала, что может улыбаться ещё шире, чем до этого. Она бы так и сидела с дурацким выражением на лице, но в лазарет вошла мадам Помфри, и Сторми, быстро сунув послание под подушку, подняла табличку «Добрый день, мадам Помфри!». Медичка заискрилась улыбкой.

— Добрый-добрый, мисс Пирс. — Она положила на тумбочку конверт. — Вам письмо, профессор Макгонагалл просила меня передать вам.

Кивнув в знак благодарности, Сторми тут же схватила конверт. Дрожащим почерком на нём было написано: «Сторми Пирс от Тхармы Пирс». И этот дрожащий почерк так и кричал о том, что мама была в гневе. Сторми сглотнула.

Ну, что ж… Да начнётся казнь!

12 октября 1976 г., Шотландия

Мама повышала голос очень редко, и Сторми могла посчитать такие случаи по пальцам. Первый раз случился ещё в детстве, когда пятилетняя Сторми (тогда ещё Грэйвс) выкинула в мусорное ведро четыреста пятьдесят долларов из материного тайника и засыпала всю кухню мукой.

Второй раз произошёл в первый месяц после поступления в Школу Чародейства и Волшебства Ильверморни. Сторми (совершенно случайно!) взорвала одну из статуй Изольды Сейр, основательницы школы. Она правда сделала это не нарочно.

Третий раз случился уже в Облачной Башне, частной магической школе Техаса, куда перешла Сторми после развода родителей. Тогда Сторми всего лишь подговорила девочек из их команды устроить диверсию во время матча по кводпоту⁽¹⁾ между Облачной Башней и Алфеей, другой частной школой-конкуренткой. Ну правда, у них в команде были одни парни, да и название дурацкое! «Специалисты»! Ага, конечно. Специалисты в продувании матчей. Да и не сделали Сторми с подругами ничего такого: всего лишь намазали мётлы противников суперклеем и подсыпали им в воду слабительное. Это небольшая месть за то, что их капитан назвал Айси, подругу Сторми, размалёванной белой речной монстрихой. Даже феминитив использовал.

Четвёртый раз произошёл сегодня, двенадцатого октября тысяча девятьсот семьдесят шестого. И хотя формально мама не кричала на Сторми, но она явно повышала на неё буквы в письме. Как оказалось, Макгонагалл матери всё-таки написала и сообщила во всех подробностях, какие травмы получила неугомонная мисс Сторми Пирс.

Конечно же, маме такой исход дуэли не понравился. Если в ответном письме Сторми она против драки не сильно возражала, хотя и говорила быть осторожной, то сейчас она явно обещала стереть Сторми в порошок сразу же, когда она приедет домой на каникулы. Если не раньше.

Честно сказать, Сторми иногда радовалась, что мама не обладает магией: иначе она точно прислала бы в школу громовещатель, причём такой, который невозможно было бы уничтожить, а потом трансфигурировала Сторми в какой-нибудь куст или камень.

Также, в письме фигурировал целый список оскорблений в сторону Сириуса. Вот на этой части письма Сторми отдыхала всей душой. Периодически она боролась с желанием показать это всё лежащему через ширму Блэку, но её удерживало лишь то, что он может предъявить матери, что она угрожает ему всем чем можно и нельзя.

Блэк как чувствовал, что думают о нём.

— Да сколько можно хихикать там? — подал он голос, и Сторми мысленно пожелала ему сдохнуть в муках, продолжив читать письмо.

Впрочем, весело ей было недолго: ровно до того момента, когда мама перешла от оскорблений в сторону Блэка к распеканиям самой Сторми. Сторми ненавидела, когда мама давила на вину и пыталась объяснить ей, что её поступки глупые и зачастую очень опасные. Если с первым Сторми не соглашалась вовсе, то второе знала и без материных объяснений.

— Мистер Блэк, вы можете идти в факультетскую спальню, — услышала Сторми слова мадам Помфри и тут же возликовала всей душой.

Она схватила блокнот, который использовала теперь для общения, и написала в нём: «Катись отсюда с миром, шлюхан». Когда он проходил мимо её койки, она развернула блокнот так, чтобы он прочёл эти слова. Лицо Блэка тут же скривилось.

— Отсоси, Пирс, — одними губами, чтобы не услышала мадам Помфри, произнёс Блэк. Сторми в ответ показала средний палец.

Без Блэка под боком даже дышать стало легче. Сторми теперь могла свободно общаться с подругами — и никто не влезал в её разговоры! Это было просто замечательно, и Сторми чувствовала себя такой свободной, как никогда раньше. К тому же к ней понемногу начинал возвращаться голос, и Сторми могла теперь говорить шёпотом.

Всю радость омрачало лишь то, что Блэк продолжал нещадно, нагло и непростительно врать.

— А потом он сказал, что ты жульничала! — Лили, пришедшая на пару с Мэри перед обедом, была крайне возмущена. — Конечно, мы не могли оставить это просто так! Да, Мэри?

Та кивнула.

— Я даже рассказала нескольким моим знакомым болтушкам с Пуффендуя о том случае, ну, с хером и вагиной, — мстительно поведала она. — Через несколько часов вся школа будет знать, что Сириус Блэк не в состоянии вставить член куда надо.

Глаза Мэри сверкнули, и губы расплылись в злой улыбке.

— Но есть ещё кое-что, что меня тревожит. — сказала Лили. — Нарцисса продаёт воспоминание с дуэлью. Мы часто пересекаемся с ней в библиотеке, и я нечаянно услышала, как она обговаривает цену с каким-то парнем из Рейвенкло. Я боюсь, как бы это до профессоров не дошло.

— Чёрт, почему я первой не додумалась толкать воспоминание из-под полы! — воскликнула Мэри. — В Хогвартсе всё равно, кроме учёбы, делать нечего, а тут просмотр кровавой дуэли, о которой столько слухов!

— Думаю, моё воспоминание стоило бы дороже, — прошептала Сторми.

— Девочки, умоляю, будьте хоть немного серьёзнее! — попросила Лили. — Это же не шутки, ну правда. Если учителя узнают…

— То, как обычно, забьют болт, — закончила за неё Мэри. — Расслабься, Бэмби. Это Хогвартс, тут всем на всех плевать. Ну, Маккошка поворчит немножко, да уйдёт спать в своё лукошко.

— Не Маккошка, а профессор Макгонагалл, — заворчала Лили.

Мэри в ответ показала Лили язык, а Сторми решила, что самое время задать животрепещущий вопрос, от которого она не могла ни есть, ни спать ночами. Она вобрала в грудь побольше воздуха, и с губ сорвался вопрос:

— А почему Лили — Бэмби?

Лили тут же вспыхнула, а Мэри усмехнулась и скрестила руки на груди.

— Всё просто: у неё Патронус — лань, — ответила она. — А потому мисс Эванс у нас бэйби-Бэмби.

Лили закатила глаза.

— Когда-нибудь я тоже придумаю тебе прозвище, Мэри, и тогда ты пожалеешь.

— А какой у тебя Патронус, Пирс? — спросила Мэри.

— Не знаю, я не умею призывать Патронус, — пожала плечами Сторми. — Судя по моему характеру, это ежиха или, ну, не знаю, гадюка.

— Ты себя переоцениваешь, Пирс. Из тебя выйдет максимум лазоревка⁽²⁾, — отрезала Мэри, и Сторми прыснула. — Когда выздоровеешь, я тебя научу этому заклинанию. Я помру от любопытства, если не узнаю, правдивы ли мои догадки насчёт лазоревки.

Сторми тут же сжала её руку и подмигнула ей.

— Замётано.

После того, как они ушли, к ней зашёл староста Блюбоннет. Он старался делать вид, что вчера ночью не держался за руку со Сторми и уж тем более не сбегал с позором, хотя на его лице читалось, что думает он и о первом, и о втором. Он сказал:

— Я задание принёс. По Рунам.

Из всего шестого курса Гриффиндора только они двое и ходили на этот предмет. Честно говоря, Руны Сторми не нравились. Можно даже сказать, что она их ненавидела. Каждое задание по этому предмету она хотела испепелить в огне адовом и обрушить на этот пепел град молний. Но Сторми всё равно прошептала:

— Спасибо, сладкий.

Тот кивнул, положил задание на тумбу и… никуда не ушёл. Так и стоял возле тумбочки, не зная, куда деть взгляд.

— К тебе возвращается голос? — неловко спросил он.

— Как слышишь, — прошептала Сторми. — Может, присядешь? Или снова сбежишь, сверкая пятками, как вчера ночью?

Рем тут же вспыхнул, но всё-таки сел рядом.

— Я не сбегал.

— Да, просто утюг на плите оставил, — хмыкнула Сторми.

Она впервые смогла разглядеть его так близко при дневном свете и заметила золотистые прожилки в зелёной радужке глаз и несколько родинок на порозовевших щеках. Из-под кофты у него торчала красная ниточка, и Рем периодически наматывал её на палец.

— Что это? Амулет? — не выдержав, спросила Сторми, и Блюбоннет улыбнулся.

— Нет, это крестик.

Рем вытащил нить из-под кофты, и это в самом деле оказался маленький позолоченный крестик. Он был самую малость затёрт у основания, будто его постоянно там трогали. Сторми нахмурилась.

— Так ты верующий? — насторожилась она.

— Ну да. Но я не сектант. В церковь не тяну, принять Господа нашего Иисуса Христа Спасителем не предлагаю. Просто верю. — Он прикрыл глаза, и улыбка его растаяла. — Мне так проще.

— Что проще?

— Да жить, жить проще.

Повисло неловкое молчание. Сторми кусала заусенцы, понятия не имея, что сказать. Ей всё время хотелось спросить, что это был за порыв вчера ночью, потому что всё это попахивало гормонами и всяким таким, гетеросексуальным. Но по Ремусу явно было видно, что он скорее сам себя похоронит, чем поднимет эту тему, да и вскрывшийся факт о том, что он верующий, Сторми напрягал. Для неё все христианские парни делились на две группы: конченые фанатики-сектанты и невинные девственники, хранящие обет целомудрия. И Рем, судя по всему, был из второй категории.

Но пока она думала, Рем начал первым:

— Кхм, Сторми… — Его руки нервно затеребили крестик. — Слушай… Ты только не подумай ничего такого, просто… Ну, как тебе сказать…

— Словами, — прошептала Сторми. — Читать мысли, как директор, я не умею.

— И слава Богу… В общем, я долго думал насчёт твоих слов, которые ты сказала в первый день, когда Лили попросила показать тебе школу. Я спрашивал у Сириуса, но он выдал что-то странное, поэтому я всё-таки решил уточнить у тебя, поскольку ты точно знаешь.

Сторми кивнула, ожидая продолжения. Но Рем вдруг начал стремительно краснеть, и это напрягло.

— Ну? — поторопила она.

— Правда, что девушки… — Его взгляд скользнул с лица Сторми к вороту больничной пижамы, но Рем тотчас отвернулся. — Правда, что девушки, прости Господи, дрочат грудью?

Последние слова он прошептал, но они показались Сторми такими же громкими, как удары в колокол. Она замерла, как будто её в одно мгновение поразили все громы, молнии и силы небесные. Затем она легла обратно на койку, закрыла лицо подушкой и что было силы завопила.

— У тебя голос, кажется, прорезался, — ошеломлённо прокомментировал Рем.

— Тебе это Блэк сказал?! — закричала Сторми. — О Богиня, какие же вы идиоты! Самые настоящие тупицы!

Из своей комнатки тут же появилась мадам Помфри.

— Мисс Пирс, я рада, что вы снова вернули себе способность говорить, но не могли бы вы вести себя чуточку тише? — попросила она.

— Да, простите, мадам, — ответила Сторми, а когда медичка ушла, схватила Рема за ворот кофты. — Слушай сюда, Блюбоннет: сейчас ты возьмёшь всё, что наговорил тебе этот кретин, и выкинешь из своей шрамированной башки так быстро и далеко, как только можно! Девушки дрочат грудью только в больных фантазиях этого твоего блохастого, ясно тебе?

Затем она резко отпустила Ремуса, кинулась к тумбе, вытащила оттуда свой блокнот и принялась быстро чиркать в нём карандашом. Ещё не отошедший от шока Рем смотрел на её действия с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

Наконец, Сторми закончила рисунок и повернула его к Рему.

— Короче, смотри. Это вульва, — сказала она, и Рем закашлялся. Сторми закатила глаза. — Ну ты ещё отвернись и перекрестись для пущей драматичности. Большой уже мальчик, должен знать. Ты мне потом ещё спасибо скажешь. В общем, смотри, вот эта штука называется клитор. Слышал когда-нибудь? Хотя кого я вообще спрашиваю…

— Лунатик, вот ты где! Я тебя задолбался искать! — раздался голос Блэка, и Сторми застонала. Отлично, его ещё не хватало для полноты картины!

Блэк тем временем уже подскочил к её койке, узрел краснющего Рема и нахмурился.

— Что у вас происходит, я не понял? Ты что сделала с Лунатиком, что он стал таким красным? Вы что… — Он не договорил, поскольку взгляд его упал на рисунок вульвы. Блэк тут же захлопнул глаза Рема ладонями. — Ты что ему показываешь, развратная женщина?! У малыша Рема же глазки вытекут!

— Бродяга…

— Захлопни пасть, псина, — перебив Ремуса, страшным голосом приказала Сторми. — Ты что ему наплёл, анэнцефал ты недоразвитый? Какая ещё, чёрт тебя за ногу, дрочка грудью? А ну быстро сел рядом с ним, животное! Быстро! А теперь слушайте оба. Вот эта штука, — она ткнула карандашом в рисунок, — называется клитором. Он существует исключительно для того, чтобы у женщины был оргазм, поняли вы двое? Он работает точно так же, как головка члена.

— Хватит нести чушь, — с нажимом сказал Блэк. — Каждый дурак знает, что для оргазма надо вставить член сюда.

Он ткнул пальцем в нарисованный вход во влагалище.

— Но ты и это не можешь сделать, да, Блэки? — сладко промурчала Сторми, а затем, не давая ему сказать ни слова, продолжила: — Я думала, что испытывать больше жалости к девушкам, с которыми ты спал, я не смогу, но… Чувак, ты превзошёл все мои ожидания! Хотя о чём это я? Ты с ними не спал, ты же не можешь найти вагину!

Теперь уж настал черёд Блэка залиться краской.

— Вообще-то спал! Я спал с девушками! И я прекрасно видел, что у них были вагины, а не этот твой… как там его...

— Ага, Мэри рассказывала. Ну, про вагины. Блэк, скажи честно, ты ведь на самом деле просто спал с девушками? Ну, я имею в виду, — она задумчиво постукала себя по подбородку, — спал рядом.

— Да как ты смеешь! — взвыл Блэк. — Сама-то девственница небось!

— Ага, но оргазмов у меня было больше, чем у тех несчастных девчонок, которые решили прилечь с тобой вздремнуть, — ответила Сторми.

Блэк выругался, и тут же в него прилетело Силенцио. На них угрожающе надвигалась мадам Помфри.

— Молодые люди, я всё прекрасно понимаю, — грозно прогромыхала она, — но здесь вам не место для криков, воплей и, — её взгляд метнулся к рисунку Сторми, и глаза округлились в ужасе, — непристойных изображений! Что это вообще такое?!

— Урок полового воспитания, мэм, — устало отозвалась Сторми.

— Мисс Пирс, вы же девушка, вы должны быть приличнее! И не показывать молодым людям рисунки женских секретных мест!

Стараясь не корёжится от испанского стыда, Сторми ответила:

— Вот как раз-таки из-за того, что я девушка, я им это всё и рассказываю, мэм. Мне просто жалко их будущих благоверных. Понимаете, женская солидарность и всё такое.

Мадам Помфри всплеснула руками и изъяла у Сторми рисунок вульвы. Затем она заметила всё ещё красного и не знающего, куда себя деть, Блюбоннета и сокрушённо покачала головой.

— Мистер Люпин, уж от вас я не ожидала такого! Вы же такой приличный мальчик!

— Простите, — едва слышно прошептал он, а потом сгрёб в охапку Сириуса и вскочил с койки. — Извини, Пирс, я снова сбегаю. Увидимся.

И с этими словами Рем утащил всё ещё заколдованно-молчащего Блэка прочь из Больничного крыла. Сторми тяжело выдохнула и рухнула на постель. Ей казалось, она никогда не перестанет удивляться тому, насколько в этом бренном мире много парней и мужчин, которые понятия не имеют, что за зверь такой — клитор.

* * *

12 октября 1976 г., Шотландия, полдень

Рем со всех ног нёсся по коридору. Его щёки не переставали пылать, и ему казалось, что ещё чуть-чуть, и он начнёт плавиться от смущения. В голове одна за другой прокручивались мысли о словах Пирс и о том рисунке, будь он тысячу раз проклят, а следом об исповеди, которая теперь Рему точно необходима.

Сириус тащился следом и пытался походя снять с себя Силенцио. Рем втянул его в гостиную Гриффиндора, а затем влетел в спальню и захлопнул дверь. От грохота Питер подпрыгнул на месте, а Поттер, натягивающий на себя штанину, замер, глядя на Рема и Сириуса.

— Что у вас стряслось? — спросил он.

— Пирс показала мне половые органы! — завопил Рем.

Повисла гробовая тишина, во время которой Рем успел сообразить, что он только что сказал, а Сириус — снять с себя заклинание и оглушительно заржать.

— Что она сделала?! — вскрикнул Джеймс.

— Нет! Я не это имел в виду! О Господи! — Рем закрыл лицо ладонями. — Сириус, прекрати смеяться!

— Не могу-у-у! — выл тот.

— Они были нарисованные! Она их нарисовала, на-ри-со-ва-ла! — видя шокированные лица Джеймса и Питера, принялся оправдываться Рем. — Я спросил, а она…

— Ты спросил?! — удивился Питер. — Что ты спросил?!

— Да про то, умеют ли девушки дрочить! — Рем решил, что хуже уже не будет, поэтому решил вывалить всё как есть. — Она ещё в первый день сказала, что девушки могут. Я не знал, но про это нигде не написано! Я полбиблиотеки перерыл!

— Ты что, ещё и в библиотеке про это смотрел? — тяжело дыша и держась за живот, спросил Сириус.

Рем покраснел ещё сильнее, хотя, казалось бы, дальше уже некуда.

— Да, смотрел. А потом я спросил у тебя, Бродяга. И ты сказал…

— Что они дрочат сиськами, — закончил Сириус. — И это чистейшая правда. Мне вот дрочила одна девчонка.

— Господи, прости мою душу грешную, — простонал Рем.

Чем дальше длился день, тем больше ему хотелось провалиться под землю. Хвала всем святым, что всего этого не видела и не слышала его мать: её бы на месте удар хватил.

— Я как чувствовал, что это полнейший бред, Бродяга! Вот поэтому я спросил у Пирс! Потому что она, в отличие от тебя, знает!

— Ну так что? — встрял Джеймс. — Она нарисовала пизду, и что дальше?

— Вы знаете, что такое клитор? — спросил Рем.

Питер и Джеймс переглянулись и синхронно закачали головами. Не знают. Что ж, это будет долгий вечер…

* * *

Октябрь 1976 г., Шотландия

После того памятного разговора староста Блюбоннет появлялся исключительно для того, чтобы притащить задания по Рунам, и каждый раз делал невероятно непроницаемое лицо. Сторми смотрела на это очень скептически. В любом случае, она успела уже рассказать Мэри и Лили обо всём, что произошло между ними, в том числе и об уроке полового воспитания, а также о ночном побеге Блюбоннета. Мэри посмеялась, Лили пришла в ужас (примерно такой же, какой испытывала мадам Помфри).

Впрочем, валяться просто так и делать домашку было чертовски скучно. Сторми не любила учёбу, но ещё больше она не любила сидеть на одном месте. Раны давно уже затянулись, но магическое истощение ещё не прошло, поэтому Сторми шаталась по всему Больничному крылу и перезнакомилась практически со всеми, кто сюда попадал.

Например, в Больничное крыло часто захаживала Пандора Лавгуд — странная девчонка с седьмого курса Рейвенкло. Она экспериментировала с заклинаниями, и зачастую это всё кончалось больничной койкой. Один раз Пандору притащил на себе её парень, Ксенофилиус Бёрк. Он тоже был из Рейвенкло, правда, на курс младше.

— Это всё из-за мозгошмыгов, — объяснила Пандора, когда в очередной раз загремела в лазарет.

— Кого? — не поняла Сторми.

— Мозгошмыги! Они невидимые, летают в воздухе, забираются через ухо в голову и размягчают мозги в самый неподходящий момент. Я такого словила во время испытания заклинания.

Сторми покивала.

— Понимаю. На каждом уроке таких чуваков ловлю, — сказала она.

Магическое истощение понемногу сошло на нет только к концу октября. Сторми потихоньку тренировала магию, поэтому в лазарете время от времени что-то летало и светилось. И двадцатого октября, за неделю до Дня рождения Сторми, мадам Помфри решила, что её наконец можно выпустить из Больничного крыла в добрый путь.

Сторми с разбегу влетела в женскую спальню.

— Я вернулась! — прокричала она. — Моё тюремное заключение окончено, теперь я снова с вами!

— О Мерлин, а без тебя было так тихо, — заворчала Мэри, накладывая полог тишины на свою кровать.

Сторми не обратила на её ворчание никакого внимания.

— Я обязана устроить какой-нибудь дебош в честь возвращения!

— Только попробуйте, мисс Пирс, и к вашим нынешним отработкам прибавится ещё несколько месяцев общественно полезных трудов, — раздался из-за спины голос деканисы.

Сторми тут же обернулась и встретилась взглядом с её зелёными глазами.

— Ой, здрасьте, мэм. А я тут из лазарета вернулась, — неловко улыбнулась Сторми.

— Я вижу. — Тон Макгонагалл был чуть теплее арктических льдов. — Следуйте за мной, мисс Пирс. В гостиной вас ожидает мистер Блэк, а в Зале трофеев — множество наград, которые нуждаются в чистке.

С этими словами она развернулась и пошла вниз. Сторми тяжело выдохнула и посеменила следом. Не очень-то хотелось пахать в первый день выписки из Больничного крыла, но деваться было некуда. Родина сказала — надо! Сторми Пирс ответила: «Да блин!»

В гостиной, сидя на подоконнике, их правда ждал Блэк. На нём была кошмарная футболка с эмблемой рок-группы «Nazareth», от которой за версту несло сигаретами.

— Фу, Блэк, тебя что, прокоптили в курилке? — поморщилась Сторми.

— Это запах мужчины, куколка.

— Мистер Блэк, извольте не курить в школе, а если курите, то делать это так, чтобы преподавательский состав об этом не догадывался, — попросила Макгонагалл. В этот раз её тон был холоднее арктических льдов градусов эдак на семьдесят. — Прошу за мной.

Сторми и Сириус уныло поплелись следом. Пока шли, они успели раз десять друг друга проклясть (но только на словах, до палочек пока что не дошло) и тут же получить на орехи от деканисы. По итогу переговоров Сторми и Сириус решили на время отработок зарыть топор войны и выкурить трубку мира (хотя курить — даже метафорически — после Блэка Сторми откровенно брезговала).

— Наша школа уделяет много внимания магии, но мы также не забываем и о том, что физический труд облагораживает людей, — вещала Макгонагалл, шагая по коридору. — Труд сделал из обезьяны человека. Надеюсь, с вами, уважаемые студенты, произойдёт то же самое.

Она распахнула дверь, и Сириус застонал, узрев, что их ждёт.

— Ну серьёзно, профессор! Я натираю эти чашки уже третий раз!

— Это говорит о многом, мистер Блэк, — холодно ответила Макгонагалл. — Как минимум о том, что вы не умеете делать выводы из уроков, которые вам преподносит жизнь.

— Или о том, что у вас нет фантазии в придумывании наказаний, — буркнул он.

— Скажите спасибо, мистер Блэк, что наказания придумываю я, а не мистер Филч, — отрезала Макгонагалл и окинула взглядом Зал трофеев. — Это ваш фронт работы на ближайшие два месяца. По вечерам в среду и пятницу вы будете приходить сюда и работать. Можете приступать. Я приду перед началом ужина, чтобы проверить вас и ваши успехи. Удачи, уважаемые студенты.

И, улыбнувшись, она вышла прочь из Зала. Сторми тяжело выдохнула, подхватила ведро с тряпкой и приступила к работе. На Блэка внимание она уже не обращала, стараясь думать о чём-нибудь приятном или, в крайнем случае, полезном. Например, о родинках Блюбоннета. Ну а что? Между прочим, это расслабляет. Ну или о том, что они с Мэри и Лили договорились сходить в Хогсмид вместе.

Вообще, как оказалось, походы в Хогсмид — это практически единственное развлечение местных студентов. Младшие курсы (от третьего до пятого) в деревню не выпускали без сопровождения взрослых и письменного разрешения от родителей или опекунов. Для походов туда даже отводились определённые дни — ну, примерно раз-два в месяц, — и дети ждали их, как второго пришествия.

Шестым и седьмым курсам было куда проще: им позволяли выходить в Хогсмид самостоятельно в любое внеучебное время. Правда, всё равно нужно было просить разрешения у деканисы и вносить своё имя, дату и время выхода в специальный журнал, а также сообщать о своём возвращении.

Меньше всех везло первым и вторым курсам. Им ходить в Хогсмид не разрешалось вовсе. Из развлечений им оставались только матчи по квиддичу.

Квиддич для этих британских магов вообще был какой-то болезнью. Они все как один его обожали. Особенно в Хогвартсе. Но Сторми понимала, почему здесь его так любят: делать-то больше нечего!

Сама она ещё не решила, как относиться к этой игре. С одной стороны, она как американка всецело была предана кводпоту. В Облачной башне она считалась одной из лучших в команде. А с другой стороны, Сторми в целом любила спорт, неважно какой. Правда, сейчас она могла только периодически смотреть на тренировки сборной Гриффиндора, на которые её таскала Лили (ту очень настойчиво просил Поттер. Видимо, исключительно для того, чтобы похвастаться своей задницей, свисающей с метлы).

В таких мыслях Сторми провела несколько часов, не замечая болтовню Блэка.

Медитативно натирая очередной золотой кубок, она напевала себе под нос «Stairway to Heaven». Не сразу, но Блэк, елозящий тряпкой чуть поодаль от неё, услышал её мурлыканье.

— О, моя любимая песня, — выдал он, и Сторми удивлённо уставилась на него. Это была первая её реакция на его слова за весь вечер.

— Правда? Круто. Я тоже люблю её. Подумать только, между нами нашлось что-то общее… — Сторми невесело улыбнулась. — Я обожаю, как эту песню исполнила Долли Партон⁽³⁾, у неё голос такой…

— Погоди, — перебил Блэк, — ты серьёзно? Партон? Да она спела в сто раз хуже, чем Led Zeppelin!

Сторми тяжело выдохнула и отложила тряпку. Затем медленно, очень медленно повернулась к Блэку. Кажется, топор войны был закопан недолго.

* * *

20 октября 1976 г., Шотландия

Лили всегда нравилась форма шара. Она находила красивыми котлы на Зельеварении, яблоки, звёзды и планеты на Астрономии. Она соглашалась с математиками: шар — идеальная фигура.

Лили сидела на трибунах квиддичного поля. Поттер позвал её посмотреть на тренировку, а она решила, что это отличная возможность немного передохнуть после учёбы. Светило уже не греющее, но оттого не менее приятное солнце, и оно тоже имело форму шара.

Также, квиддичные мячи обладали такой формой. Похожая форма была и у очков-велосипедов Поттера: круг не шар, но очень близок к шару. И это, несомненно, тоже красиво.

Поттер носился по полю, перегоняя Рехему Джордан, темнокожую девушку-охотника с пятого курса. Он явно вспотел, стянул с себя мантию и, крикнув что-то команде, метнулся к Лили.

— Лилс, подержишь? — спросил он, и Лили кивнула.

Когда Поттер снова вскочил на метлу, её взгляд спустился по его пояснице ниже. Лили всегда нравились шарообразные формы… и зад Поттера идеально подходил под это описание. Но Лили также была порядочной девушкой, поэтому она тут же отвела взгляд.

Однако всё чаще она задумывалась об августовской ночи, когда Джеймс прилетел к ней на метле, и после каждой такой мысли Лили понимала, что подходит всё ближе к тому моменту, когда ответит «да» на его вопрос.

Иногда, особенно в Большом зале и на совместных со Слизерином уроках, она встречалась взглядами с бывшим другом, Северусом Снейпом. Тогда червь вины прогрызал её душу. Лили прекрасно знала, что Сев к ней неровно дышит и что из-за этого ненавидит Поттера ещё сильнее. И сейчас он просто полыхал, если Лили на уроках садилась с Джеймсом.

Но ей было почти всё равно.

Она давным-давно выучилась делать вид, что не замечает его чувств. И на то у неё имелось несколько причин.

Первой причиной было то, что Сев — её друг, никак иначе она его не воспринимала. То, что в начальной школе она его поцеловала, вообще не в счёт, она была маленькой и глупой.

Второй причиной была его увлечённость тёмными искусствами. Ладно бы он просто их изучал, но он применял их на однокурсниках. К тому же он постоянно таскал листовки и брошюры Волдеморта и Вальпургиевых рыцарей, а Лили они до жути пугали. Она — маглорождённая. И она не виновата, что её родители не волшебники. Да только для этого Лорда Волдеморта такие, как она, были огромной проблемой, которую надо устранить. Сами понимаете, каким способом.

Третьей причиной, не такой благородной, был внешний вид Сева. Серьёзно, Лили не считала себя лукисткой, но её не привлекали сальные волосы и кривые зубы. Дружбе его внешний вид не мешал, а вот отношениям…

И, наконец, четвёртая причина заключалась в том, что Сев (Лили тысячу раз мысленно попросила у него прощения) — нищий. Да. Он не просто нищий, он нищеброд. Лили видела его дом, видела его папашу-Тоби и мать, миссис Эйлин Снейп, которая уже давно болела, но не лечилась из-за банальной нехватки денег. Сев посылал ей зелья, которые они вместе с Лили варили, но этого явно не хватало. Миссис Снейп нуждалась во враче, а не в вареве двух подростков. Лили всё это видела и ни в какую не хотела повторять судьбу бедной миссис Снейп. Говорят, с милым рай в шалаше, но почему-то Лили не могла вспомнить ни одну нищую семью Коукворта (да и в целом Британии), где царило бы счастье и радость. Серьёзно, любовная лодка всегда разбивается о быт, особенно если это быт нищих.

Когда Лили поделилась этими мыслями с подругами из Рейвенкло и Пуффендуя, девочки посчитали её меркантильной. Но Лили ведь дружила с Севом и без денег! Ей было без разницы, из какой он семьи и как выглядит. Почему, если он в неё влюблён, она должна тут же броситься в бедноту с головой, забыть о том, что у неё вообще-то тоже есть вкусы в выборе парней, отказаться ото всех материальных благ и жить в сарае? А семья Снейпов именно там и жила.

Поттер, конечно, тоже был не сахар, но он обладал симпатичным лицом (и не только лицом), а ещё он точно не нищий.

— Лилс! — окликнул он её, уже переодевшийся в повседневную одежду.

Лили встала с трибун и сбежала вниз. Когда её ноги коснулись мягкой травы, она уже знала, что ей с Поттером нужно поговорить. И разговор этот будет касаться августовского вопроса.

— Джеймс, не хочешь прогуляться по школе? — спросила она, и лицо Поттера засветилось.

— С тобой хоть на край света, Лилс!

Она взяла его за руку, и вместе они пошли в школу. Всё то время, когда они шагали до замка, Лили продумывала, что скажет Джеймсу, а тот самозабвенно трещал о квиддиче. Когда они прошли сквозь тяжёлые двери в замок и начали подъём по лестницам, Лили наконец сказала:

— Джеймс, нам нужно серьёзно поговорить.

Улыбка тут же сползла с его лица, как будто её там никогда и не было, а в глазах мелькнула тревога. Джеймс нервно поправил очки и растрепал волосы.

— Что-то случилось, Эванс?

— Да. Я много думала насчёт тебя, да и вообще нас. — Лестница пристала к пролёту, и Лили потянула Поттера по коридору. — Я думала насчёт твоих слов, которые ты сказал мне тогда, августовской ночью. Тогда я сказала, что дам тебе шанс.

Поттер плотно сжал губы и уселся на подоконник.

— И ты решила? — спросил он. Его голос звучал бесстрастно, но глаза выдавали тревогу.

— Я решила, — ответила Лили. — Ты мне нравишься, Джеймс, несмотря на то, что зачастую ведёшь себя как дурак. Но я не могу встречаться с тобой, если ты и дальше будешь издеваться над другими учениками.

— Я не издевался, Лилс.

— Нет, издевался, — отрезала она. — Пообещай мне, что ты больше не будешь доставлять другим студентам неудобства. Тогда я буду с тобой встречаться.

— Обещаю! — тут же выпалил Джеймс.

Лили улыбнулась и, обхватив ладонями его лицо, поцеловала, как тогда, в августе. Джеймс тут же ответил на поцелуй. Его руки обвили Лили за талию, и Джеймс притянул её к себе. От него всё ещё самую малость пахло потом, но больше всё-таки мылом.

Но вдруг Джеймс отстранился и нахмурил брови.

— Лилс, кажется, я слышу голос Бродяги, — напряжённо сказал он, и Лили прислушалась.

В самом деле, из-за двери, ведущей в Зал трофеев, долетал его крик:

— Led Zeppelin круче! Точка! Точка, я сказал!

— Завали тявкалку, псина блохастая, твоим сливам-цеппелинам до Долли Партон расти и расти! — тут же вторил ему звонкий и весьма рассерженный голос Сторми.

— Сама захлопнись, Пирс, и не смей оскорблять эту легендарную группу, сравнивая её с этой куклой-Партон!

— Чё ты про Долли сказал, а ну повтори?! В задницу засунь себе этих сосунков, а Долли лучшая! И уж она спела как надо, а твои сливы-цеппелины даже такую крутую песню сумели запороть!

— Ну всё, тебе конец…

За этими словами последовал оглушительный грохот, и Лили тут же распахнула дверь. По полу, пытаясь удушить друг друга, катались Пирс и Блэк.

— Прекратите оба! — громыхнула Лили, отчего Сторми и Сириус замерли. — Вам мало двух месяцев отработок, так вы ещё захотели? А если вы друг друга убьёте?!

— Я это и собиралась сделать, — ответила Пирс.

— Самонадеянно, куколка. — На губах Сириуса заиграла ухмылка. — Ты слишком уверенна для той, кто валялся в лазарете две недели.

— Не две недели, а десять дней. Учись считать, клоун.

Они снова принялись кататься по полу, и Лили не выдержала. Она взмахнула палочкой, растаскивая их в разные стороны.

— Минус десять очков с Гриффиндора, — строго сказала она.

Пирс и Блэк надулись, но всё-таки продолжили работать, а Лили обернулась на Джеймса. Тот не переставал улыбаться, буквально светился от счастья, и Лили показалось, что и у неё на душе стало теплее.

Теперь она была уверена, что поступила правильно.

* * *

21 октября 1976 г., Шотландия

С утра пораньше Сторми проснулась от пронзительного воя. Подскочив на постели, она схватилась за палочку, готовая атаковать, но спальня оказалась пуста, разве что Мэри спала, закутавшись в одеяло, как бабочка в кокон. Сторми прислушалась. Голоса доносились снизу, из общей гостиной, и Сторми, кое-как натянув кеды на босые ноги, выглянула из спальни.

В гостиной уже столпилась целая орава студентов, в центре которой стояли Макгонагалл и Поттер, одетый в квиддичную форму и весь встрёпанный.

— Профессор! Да у нас же самое настоящее ЧП! Как вы можете быть такой спокойной?! — орал на всю гостиную он.

«О Богиня, что у них уже успело стрястись?» — подумала Сторми, потягиваясь, спустилась по лестнице вниз и встала рядом с Лили и Ремом, которые, по всей видимости, тоже проснулись всего пару минут назад.

— Чего это он орёт как резаный? — спросила Сторми у старосты Эванс.

Лили страдальчески вздохнула.

— Помнишь Рехему Джордан? — спросила она. — Ну, ту, которая ещё за охотника играет, темнокожая и высокая. Так вот, она снова выжила из команды девушку, Кэтрин Честер. Теперь в команде не хватает ещё одного охотника, а матч через… Хм…

— Через три недели, — закончил за неё Рем. — За это время очень трудно натренировать нового охотника, а Кэтрин действительно была сильным игроком. Найти ей замену будет трудно.

В ответ Сторми широко зевнула и размяла шею.

— Да мы в полной жопе, профессор! — взвыл Джеймс. Лили и Ремус синхронно приложили ладонь к лицу.

— Мистер Поттер, я понимаю ваши чувства, но будьте добры, сдерживайте свою экспрессию хотя бы немного, — попросила Макгонагалл. — Я не хочу снимать баллы с родного факультета.

— Но мы правда в жопе!

— Минус пять баллов с Гриффиндора.

— Профессор!

— Мистер Поттер, прошу вас, успокойтесь. Если вы расплачетесь посреди гостиной, новый охотник не появится, — устало сказала деканиса.

А Сторми, наконец проснувшись окончательно, задумалась. В Облачной Башне она играла в кводпот. Конечно, это не совсем квиддич, но задача охотника в квиддиче очень похожа на задачу игроков в кводпот. Нужно же всего лишь забрасывать мячи, а в квиддиче они даже не взрываются. Сторми подумала ещё немного, взвесила все за и против и сказала:

— Профессорка Макгонагалл, я могу попробовать!

— Мисс Пирс, я профессор. — Деканиса болезненно сморщилась. — И что вы собрались пробовать?

— Вам же нужен охотник, да? Я играла в команде по кводпоту в Техасе, так что я могу попробовать стать охотницей в сборной по квиддичу.

Профессорка Макгонагалл долго вглядывалась в лицо Сторми. Та же, в свою очередь, смотрела прямо ей в глаза. Она слышала, как перешёптываются студенты в гостиной, как все обсуждают уход Кэтрин Честер и Рехему Джордан, а также и её, Сторми Пирс. Но всё это было неважно, потому что Макгонагалл сказала:

— Это не одно и то же, мисс Пирс. Это разные игры.

— Но у вас выбора особо-то нет. — Сторми пожала плечами. — Можете попробовать поискать среди студентов того, кто отлично играет в квиддич, а можете не тратить время и просто объяснить мне правила.

Макгонагалл хмуро смерила взглядом Сторми, но тут в диалог вступила Лили:

— Почему бы сначала не посмотреть Пирс в деле, профессор? Вы же ничего не потеряете, так? Всё равно придётся потом отборочные проводить, верно, Джеймс?

Она так посмотрела на него, что тот тут же вышел из своего припадка и закивал.

— Хорошо, я и мистер Поттер будем ждать вас на стадионе, мисс Пирс, — со вздохом сказала Макгонагалл. — Но сначала оденьтесь и умойтесь, тут же кругом молодые люди.

Сторми хмыкнула.

— Если им не под силу вынести вид моей пижамы, я им сочувствую.

Сказав это, она улетучилась из гостиной прежде, чем деканиса успела что-либо ей ответить. Не хотелось бы быть на месте Поттера.

Молниеносно вычистив зубы, Сторми впрыгнула в штаны и понеслась на стадион. Мэри приоткрыла один глаз, промямлила что-то про сумасшедших жаворонков и легла дальше спать. А Сторми примчалась в назначенное место и отдала честь Макгонагалл.

— К испытанию готова, мэм! — отрапортовала она.

Макгонагалл вздохнула.

— Возьмите метлу, мисс Пирс, — сказала она. — Вам предстоит забить как можно больше мячей, квоффлов, в кольца.

Далее деканиса подробно объясняла правила. Сторми поняла, что механика игры здесь не сильно, но отличается от привычной ей игры в кводпот, но приноровиться можно. Больше всего напрягало, что ей придётся уворачиваться от бладжеров, но вряд ли это будет сложнее, чем избегать цепких ручонок «Специалистов».

Сторми перекинула ногу через метлу и взмыла в небо. Ветер трепал её волосы и одежду, пронизывал предноябрьской прохладой, но этот холод был ничем в сопоставлении со свободой, которую дарили полёты на мётлах.

— Эй ты, Голубая фея⁽⁴⁾! — окликнули её.

Подняв голову, Сторми увидела темнокожую девушку в квиддичной форме Гриффиндора. Рехема Джордан. Это она. Высоченная, мускулистая, выглядящая на все двадцать лет пятикурсница. Она искривила губы в недовольстве, как будто увидела перед собой букашку, а затем выплюнула:

— Улепётывай отсюда, пока можешь, — и кинулась на Сторми.

Сторми тут же надавила на древко метлы, резко уходя вниз, а затем не менее резко вздёрнула вверх, проносясь мимо Рехемы. Та почти выхватила квоффл из её рук, но Сторми проскочила мимо и тут же закинула мяч в кольцо. Не останавливаясь, она понеслась за следующим мячом.

Рехема не отставала ни на секунду. Пару раз она выхватывала мяч из рук Сторми, и той нужно было приложить тьму усилий, чтобы отнять его обратно. В этот раз мяч снова был в руках Сторми. Она неслась к кольцу со скоростью ястреба, как вдруг услышала зычный крик Рехемы:

— Гектор, лупи!

И спустя мгновение в бок влетел бладжер. В глазах потемнело, и Сторми почувствовала, как падает, едва долетев до кольца. Сторми тут же швырнула квоффл, хватаясь за древко метлы и выравнивая полёт. Только когда она поднялась выше, она поняла, что всё равно забила гол.

— Достаточно! — По стадиону прокатился голос Макгонагалл, и Сторми, держась за ушибленный бок, спустилась на землю. Деканиса смерила её взглядом с ног до головы, и её губы тронула улыбка. — Мисс Пирс. Признаю, я была предвзята. Вы хорошо показали себя. Вы приняты в команду.

— Но профессор, она же играет даже хуже той нюни Честер! — закричала вдруг Рехема, спрыгивая на землю. В один шаг она подскочила к Сторми и окатила её уничтожающим взглядом. — Неужели нельзя взять в команду нормальных пацанов, а не малахольных девиц с раскрашенными патлами?!

Сторми сощурилась. Внутренний сканер тут же выявил: мизогинка.

— Мисс Джордан, все, как вы изволили выразиться, нормальные пацаны уже состоят в сборной Гриффиндора, — ответила Макгонагалл. — Я ещё раз настоятельно прошу вас воздержаться от оскорблений в сторону студенток и вспомнить, что и вы — девушка. Наш факультет известен сплочённостью и командной работой. Помните, что всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит.

— Вот только не надо цитировать Библию, профессор, — процедила сквозь зубы Рехема и зашагала в сторону раздевалок. — Посмотрим, сколько протянет эта Голубая фея.

Сторми громко хмыкнула, но ничего не ответила. После того, как она отмылась от пота и оценила ранение (точно будет синяк на боку), на неё налетел сияющий, как золотистый ретривер, Поттер.

— Пирс, я не думал, что скажу это, но спасибо! Ты спасла мою команду! — завизжал он ей в ухо.

— Слезь с меня, парнокопытное. Я спасала от тебя деканису Макгонагалл, а не твою команду. И вообще, что скажет староста Эванс, когда увидит, что ты на мне виснешь?

Поттер тут же отпустил её и прокашлялся.

— Да, точно, моей жене не понравится. — Он щёлкнул пальцами и подмигнул куда-то в сторону трибун. — Я не ожидал, что ты играешь. Очень круто для девушки.

Лицо Сторми тут же скривилось.

— Пожалуйста, Поттер, ни слова больше. Слишком огромная доза патриархата всего за один час утра. Я не вынесу больше.

С этими словами она понеслась обратно в спальню. Там уже проснувшаяся сидела Мэри, всё ещё одетая в пижаму, и читала «Расширенное пособие по магическому правоведению за второй курс…» (на обложке было написано что-то ещё, но Сторми уже не вчитывалась). Мэри нехотя подняла глаза.

— Что за беготня с утра пораньше? — спросила она.

Сторми отмахнулась.

— Да так. Небольшой психический припадок у Сохатика, потом доля женоненавистничества, приправленная синяком на полбока — и вот я уже в сборной Гриффиндора по квиддичу.

— Тебя приняли в сборную? — Мэри скептически хмыкнула. — Рехема тебя сожрёт.

— Она уже начала, надеюсь, не отравится.

— Мечтай, монашка.

Сторми стянула с себя потный пуловер и снова посмотрела на свой синяк. Он ещё не налился синевой, но явно собирался сделать это через пару часов. Тащиться к Помфри не хотелось. Сторми только вчера сбежала оттуда. Не хотелось бы тратить утро субботы на походы в Больничное крыло.

Покачав головой, она натянула на себя чистую одежду и вдруг заметила розовый конвертик с наклейкой-котиком у себя на прикроватной тумбочке.

— Это что ещё за… — пробубнила она себе под нос и развернула конверт.

«Дорогая мисс Пирс!

Меня зовут мадам Розмерта, я — основательница Клуба прикладного рукоделия и готовки. Вы уже получали письмо-благодарность от моих подопечных.

Однако совсем недавно мне довелось увидеть у одной из них интереснейшую вещицу, а именно воспоминание мисс Блэк о вашей, мисс Пирс, и мистера Сириуса Блэка дуэли. По моей просьбе, мои подопечные посвятили меня в историю этой дуэли (хотя, признаться честно, правильнее называть её бойней). Скажу прямо, вы меня заинтересовали, и я вознамерилась заполучить вас в свой клуб.

Конечно, у вас возник вопрос, причём здесь ваша дуэль, если я веду клуб рукоделия и готовки, но прошу вас не судить книгу по обложке. К сожалению, я не могу изложить вам всё в письме, а потому вынуждена попросить вас о личной встрече. Если вы согласны, приходите на поклон к госпоже Ганхильде из Горсмура завтра в три часа по полудню.

С уважением,

Розмерта».

Сторми внимательно перечитала записку ещё раз, а затем бросила взгляд на прикреплённую к изголовью кровати карточку от той самой шоколадной лягушки, которую ей подарила Мэри. Изображённая на ней Ганхильда из Горсмура посапывала, подперев подбородок рукой.

«Что за чёрт?» — только и подумала Сторми.

---

1) Прим. авт.: Кводпот (англ. Quodpot) — это разновидность игры квиддич, изобретённая в XVIII веке волшебником Абрахамом Писгудом. Американцы любят кводпот намного больше, чем квиддич, который у них не слишком популярен.

Вернуться к тексту

2) Прим. авт.: Мэри каламбурит. В английском языке лазоревка и монахиня звучат одинаково — nun.

Вернуться к тексту

3) Прим. авт.: Долли Партон исполнила эту песню намного позже, в 2002 году, в альбоме Halos & Horns, в настоящем тексте присутствует небольшой анахронизм.

Вернуться к тексту

4) Прим. авт.: Фея с бирюзовыми волосами (итал. la Fata dai Capelli Turchini), часто называемая просто Голубой феей (La Fata Turchina) — вымышленный персонаж итальянской книги 1883 года «Приключения Пиноккио» Карло Коллоди. Прототип Мальвины.

Вернуться к тексту

21 октября 1976 г., Шотландия

Иногда случаются такие дни, когда всё идёт наперекосяк. Люди ещё говорят, что встали не с той ноги. То любимую чашку разобьют, то мизинцем об тумбочку ударятся. Но Сторми казалось, что сегодня не с той ноги встал весь Гриффиндор. Вы спросите почему? Ну…

Мимо Сторми пролетела тарелка с овсяной кашей, от которой она едва уклонилась. Мэри присвистнула, когда овсянка угодила прямо в какого-то младшекурсника. Тот вскочил, схватил со своей тарелки яичницу и запустил в ту сторону, с которой в него прилетела каша.

Лили и Рем тщетно пытались угомонить взбесившихся детей. Если бы они спросили Сторми, та посоветовала бы им использовать на детях Ступефай. Конечно, лучше бы Империо, но это заклинание, к сожалению, запрещено.

Марлин же сидела в сторонке, не обращая ни на кого внимание, жевала бекон и читала очередной роман. В этот раз там было что-то про драконов, Сторми не приглядывалась к названию, потому что мельтешащие женские груди, нарисованные на обложке, мешали сосредоточиться на тексте. Мимо Маккиннон пролетала еда, которую она отбивала магией, даже не отрываясь от чтения, и Сторми оставалось только позавидовать её невозмутимости.

Что же делали в это время учителя? А их по стечению обстоятельств не было в Большом зале. Присутствовал только директор, мастерски делающий вид, что всё идёт по плану.

Сторми тяжело выдохнула. Этот мир безнадёжен.

А началось всё около часу назад. Наступило девять утра, и к этому моменту уже весь Гриффиндор знал, что Кэтрин Честер ушла из сборной по квиддичу, а вместо неё взяли скандальную новенькую, Сторми Пирс. Саму Сторми эти пересуды волновали мало. В конце концов, не её половую жизнь же обсуждают.

Однако, когда она спустилась на завтрак и, сев рядом с Мэри, построила у себя на тарелке пирамиду из пирога, грибов и жареных сосисок, к ней подошла низенькая девушка с раскрасневшимися ушами. Вернее, не подошла, а подлетела фурией.

— Эй! Ты же Пирс, да? — тут же спросила она, пылая гневом.

Сторми кивнула и приготовилась давать отпор. Это уже вторая гневная женщина за сегодняшнее утро. Первой была Рехема. Но эта девушка передёрнула плечами, обрушилась на противоположную лавочку и сказала:

— Меня зовут Шейн Дуглас, я подруга Кэтрин Честер. — Она скрестила руки и пристально всмотрелась в лицо Сторми. — И знаешь что, Пирс? Я здесь для того, чтобы сказать тебе правду. Ты новенькая, можешь не знать, но эта Джордан совсем конченая.

Сторми, жующая пирог, закачала головой.

— Не, это я знаю. Слышала рассказы, да и утром сама увидела. Вот. — Сторми поднялась с места и задрала пуловер, показывая свежий синяк. — Видала? Это она меня так.

Но Шейн Дуглас лишь сморщила нос. Она опёрлась локтями о стол и прошипела:

— Это ещё цветочки, детка. Ты видишь здесь Кэтрин?

Сторми вытянула шею, вглядываясь в лица учеников. Кэтрин была приметной: широкоплечая, с крепкими руками, мощными ногами и ястребиным взглядом. Она сама как будто являла собой образ силы. Но сейчас Сторми не смогла найти её среди других учащихся.

— Можешь не искать, — разрешила Шейн. — Её здесь нет. Она плачет в спальне. А знаешь почему? Всё из-за этой черномазой! Это она её довела! Кэти терпела её полтора года, но эта мразь просто на хрен её выгрызла! Она абсолютно конченая, её конченность просто не знает границ! Самое мягкое из того, что эта дрянь творила, это сбрасывание с метлы во время матчей. Ей абсолютно плевать, продует её команда или нет, ей куда интереснее выжрать собственную сокомандницу! Она подсыпала перец в одежду Кэти, она поила её зельем выпадения волос, снотворным зельем перед матчами, зельем окаменения ног, она, чёрт возьми, даже в унитаз её окунала! Знаешь, Пирс, — Шейн скрипнула зубами и отклонилась от стола, — я не была расисткой, пока не встретила эту бешеную чернозадую сучку!

Во время её речи Сторми даже забыла, что вообще-то жуёт пирог. Как реагировать на слова Дуглас, она не знала. Плакать? Злиться? Уходить из сборной? Вызывать Рехему на дуэль? Но все мысли отошли на второй план, потому что за спиной Шейн материализовалась Джордан. Она стояла над ней, словно гора, и грозно кривила губы.

— Проблемы, свинка? — прорычала она, и Шейн тут же вскочила.

Даже стоя во весь рост она едва доставала Рехеме до груди, но это не помешало ей оскалиться в ответ.

— Гори в аду, негриха! — крикнула она и, схватив со стола омлет, залепила его в лицо Джордан.

Что произошло дальше, Сторми не поняла, потому что подавилась пирогом. Пока она отхаркивала его обратно в тарелку, на фоне матом кричала Рехема, что-то гремело, звенело и трескалось.

— Вода. — В лицо Сторми уткнулись пухлые пальцы Марлин, сжимающие стакан.

Сторми тут же в него вцепилась и одним глотком осушила его. Но когда она наконец пришла в себя, стол Гриффиндора превратился в место сражений. Снаряды в виде еды летали над головой, периодически кто-то вскрикивал, а Лили и Рем с явным ужасом в глазах пытались усмирить бесноватых школьников. Кто бы этих старост ещё слушал…

«А во времена Великой депрессии за такое эти дети получили бы в морду», — подумала Сторми, когда мимо неё снова пролетел кусок хлеба. Шейн, отбежав на безопасное расстояние от Рехемы, с боевым воплем обстреливала ту едой.

— И часто у вас так? — светски осведомилась Сторми.

— Обычно Маккошка такое пресекает на корню, но… — Мэри пригнулась, пряча голову от летящего снаряда. — Но, как видишь, её здесь нет.

— Успокойтесь, умоляю! — надрывалась Лили безрезультатно.

Наколдовав вокруг себя и Мэри щит, Сторми покачала головой и сощурила глаза, глядя на директора. Тот всё ещё делал вид, что ничего не происходит, жевал себе свои лимонные дольки и рассматривал зачарованный потолок, который заволокли тучи. Сторми как можно более громко подумала, что директор — трусливый страус, который прячет голову в песок. Но жопа-то остаётся сверху!

Это не сработало: директор как делал вид, что всё в порядке, так и продолжил. Но вдруг по Большому залу прокатился голос Минервы Макгонагалл:

— Что, во имя Мерлина, Морганы и Господа Бога, здесь происходит?!

Баталия вмиг стихла, и Сторми разглядела деканису, стоящую у другого конца стола. По её чёрным волосам медленно сползала глазунья.

— У-у, заказывай гроб, Монашка, мы все умрём, — сказала Мэри.

Сторми задумчиво почесала подбородок.

— Я хочу себе гроб из пластинок Долли Партон и Джони Митчелл. Как думаешь, ко дню нашей смерти его успеют изготовить?

— Вряд ли. Потому что умрём мы прямо сейчас, — ответила Мэри.

И сразу же после её слов деканиса разразилась такой яростной речью, что у Сторми непроизвольно напряглись ягодичные мышцы. Даже с учётом того, что она даже не участвовала во всей этой вакханалии.

Впрочем, сегодня она уяснила одно: Рехема Джордан создаст проблем.

* * *

22 октября 1976 г., Шотландия

За бойню едой весь факультет был наказан на все выходные принудительными лекциями Макгонагалл. Каждый раз перед едой деканиса собирала студентов в гостиной и агрессивно-проповедническим тоном вещала о том, почему нужно беречь пищу и питье, которые дарует Господь Бог. Сторми и так всё это знала. Да она, чёрт возьми, вообще мимо проходила!

Под раздачу также попали даже старосты. Сторми как раз сидела на диванчике между ними и спала, перекатываясь то на плечо Лили, то на плечо Рема. Обоим почему-то не нравилось, что Сторми на них спит.

— Пирс, ради Мерлина, побольше уважения к профессору, — прошипела Лили.

— Прости, Бэмби, но меня клонит в сон от пропове… — Она прервала фразу широким зевком. Мэри, сидевшая по другую от Лили руку, понимающе закивала. — Короче, вы слушайте, а я — спать.

И она в самом деле уснула, да так, что не сразу заметила, что все разошлись, а она так и осталась посапывать на диванчике. Кто-то даже заботливо укрыл её пледом.

— Мисс Джордан, это последняя ваша выходка, на которую я закрываю глаза. Если ещё раз такое повторится, я буду вынуждена исключить вас из сборной, — раздался голос Макгонагалл, от которого, вздрогнув, проснулась Сторми. Она потёрла глаза в попытке понять, что происходит.

— Это нечестно, профессор! — ответила деканисе Рехема. — Вы не можете исключить меня из сборной! Это моя единственная отдушина! У меня стипендия…

Макгонагалл выдохнула.

— Я очень не хочу вас исключать. Я прекрасно знаю вашу ситуацию, прекрасно знаю про стипендию и вашу семью. Вы замечательная спортсменка, мисс Джордан, замечательный игрок. Но я больше не могу терпеть то, что вы творите со своими товарищами по команде.

— Они мне не товарищи! Мэм, они идут в команду не для игры, а только чтобы жопой перед парнями повертеть!

— Мисс Джордан, — тон Макгонагалл стал резче, строже и холоднее, — прекратите оскорблять этих девушек и попытайтесь понять, что вы не единственная среди них, кто любит играть в квиддич. Помогите мне не исключать вас. Надеюсь, вы меня услышали, мисс Джордан. Ступайте завтракать.

Рехема шумно выдохнула и шаркающей походкой направилась в сторону портрета Полной Дамы. Шагов Макгонагалл Сторми не слышала. Она так и лежала, глядя в потолок гостиной.

— Ну и дела, — прошептала она и всё-таки поднялась с дивана.

Когда она спустилась в Большой зал, он уже на три четверти опустел. Из знакомых остались только Лили и Рем. Они вообще уходили самыми последними, поскольку как старостам им вменялась слежка за тем, чтобы дети не пытались выколоть друг другу глаза вилкой. Как показала вчерашняя ситуация, их присутствие не сильно помогало.

— А вот и ты, Пирс, — завидев её, сказала Лили. — Ну как спалось?

— Просто замечательно. Не знала, что злой голос Макгонагалл так хорошо усыпляет, — ответила Сторми, потянулась и уселась за стол.

— Профессора Макгонагалл, Сторми, — с нажимом поправила Лили, но тут же прервалась на какого-то первоклашку, сующего себе фасоль в нос. — Нет, Джастин, нельзя играть с едой! Ты не слышал, что говорила профессор Макгонагалл?

Джастин на секунду остановился, задумчиво нахмурил брови, чтобы в следующую секунду затолкнуть фасоль во вторую ноздрю. Сторми брезгливо поморщилась.

— Джастин, быстро достань фасоль из носа! — крикнул на него Рем с другой стороны стола, и тот сразу же высморкался в тарелку. Лицо Сторми скривилось ещё сильнее.

— Это какой-то кошмар, Пирс! — Лили устало села рядом со Сторми. — Этот Джастин нам с Ремом все нервы вытрепал.

— Я вижу, — пролепетала Сторми, наблюдая, как этот самый Джастин с упоением уплетает фасоль, которую высморкал пару секунд назад. Кажется, аппетит у Сторми окончательно пропал. Она перевела взгляд на Лили и решилась спросить: — Слушай, Бэмби… А ты не знаешь, что за ситуация с семьёй Джордан?

Лили на миг нахмурилась, поджала губы, а затем кивнула.

— Они многодетные, — ответила она. — У Рехемы около десяти братьев, не помню точно. Она там единственная дочь и единственная волшебница в семье. Она получает стипендию, но по большей части это из-за того, что она играет в квиддич. Когда она не была в команде, ей платили меньше. Но я не знаю точно, я тогда ещё не была старостой. Я в целом не так много про неё знаю, поэтому не могу предостеречь тебя. Тебе лучше спросить Джеймса, он же капитан сборной.

Сторми кивнула. Она ожидала, что Лили скажет не совать нос куда не надо, но, видимо, Рехема Джордан изводила сокомандниц настолько, что даже Лили посчитала нужным рассказать о ней и её положении.

Впрочем, чем ближе часовая стрелка была к трём дня, тем меньше Сторми думала о Рехеме и тем больше — о письме мадам Розмерты. Допустим, прийти на поклон к госпоже Ганхильде из Горсмура означает пойти к её статуе. Но Сторми понятия не имела, при чём тут Ганхильда и её статуя, если речь идёт о Клубе прикладного рукоделия и готовки, который вообще находится в Хогсмиде.

Сторми знала, что девочки ходят туда раз в неделю по выходным в сопровождении Маккиннон. Там они проводят три часа, а после возвращаются. Иногда приносят с собой что-то вкусное, например, печенье или пироги, и угощают соседок по комнате. Мэри тоже приносила с собой выпечку пару раз.

Некоторые дураки шутили — хотя Сторми при всём желании не понимала, как это можно назвать шуткой, — что Маккиннон стала такой толстой, потому что состоит в Клубе аж со второго курса и постоянно ест готовящуюся там еду. Но Марлин, казалось, эти слова не задевали вовсе. Она лишь слегка морщилась и продолжала читать очередной роман.

Честно говоря, идти в этот клуб Сторми не очень хотела. Её не интересовали ни готовка, ни рукоделие. Да и выглядел этот клуб как место для подготовки идеальных жён. Сторми до жены было далеко, не говоря уже об идеальности. Да нечего ей делать в этом клубе, не-че-го.

Ответить категорическое «нет» на письмо ей не давали только слова самой мадам Розмерты, её просьба не судить книгу по обложке. Значит, что-то нечисто с этим Клубом. Вопрос только — что?

Именно желание узнать ответ на этот вопрос и притянуло Сторми к статуе Одноглазой Ведьмы на четвёртом этаже. Стрелки стремительно приближались к оговоренным трём часам, а солнце двигалось к закату, но ничего не происходило. Коридор был пустынен, и только одинокое шуршание ветра доносилось из сквозящего окна.

Сторми выдохнула и прислонилась спиной к постаменту статуи, а тот обдал спину холодом. Сторми собралась было уходить, как в коридоре, отскакивая от стен, зазвучало эхо шагов и голосов.

— Я же говорила тебе, что надо было раньше выходить! Теперь мы опаздываем! — долетали до ушей слова Мо Чанг. — А вдруг она уже ушла? Что мы скажем мадам Рози?

— Ну, скажем, что она не появлялась, — ответил ей голос Маккиннон.

Сторми выпрямилась и махнула рукой, приветствуя девушек.

— Видишь, и ничего мы не опоздали, — сказала Маккиннон и пожала руку Сторми. — Привет, Пирс. Молодец, что пришла. Хотя я думала, что ты не решишься.

— Я здесь исключительно из любопытства. Мне не нравится готовка, — ответила Сторми, и Маккиннон ухмыльнулась.

Она сказала:

— В любом случае, позволь проводить тебя к мадам Рози. Мы уже отпросились у Маккошки и тебя отпросили.

Вместе они дошли до Хогсмида, а там пришли и в «Три метлы». Удивительно, но в воскресенье народу здесь почти не было. Парочка ведьм попивали сливочное пиво и тихо беседовали, в другом углу три колдуна играли в карты. За стойкой девушка готовила какой-то напиток, но, заметив вошедших, замахала рукой.

— О, так вы всё-таки пришли! — улыбнулась она. — Мадам Рози ждёт вас в китти-комнате.

Сторми прикусила заусенец и напомнила себе, что не стоит судить книгу по обложке, так сказала мадам Розмерта, а значит, что китти-комната может оказаться каким-нибудь вольером для огромных, всепожирающих книззлов. Но реальность оказалась именно такой, какой и казалось с самого начала: китти-комната была розовой комнаткой с милыми котятами, клубочками ниток, кружевными скатёрками и газовой плитой, на которой что-то готовилось.

Не сдержав разочарованного вздоха, Сторми прикусила заусенец. Ну ничего, всегда можно сказать, что она не хочет быть домохозяйкой, и свалить. Можно даже в окно выпрыгнуть для эффектности.

— Ах, вот и вы, милые!

Мадам Розмерта, как оказалось, тоже была тут: сидела в кресле-качалке и вязала. Она встала с места, отложила вязание и всплеснула руками.

— Как приятно видеть вас, мисс Пирс! — радостно сказала она.

— Здравствуйте, мадам. — Сторми вымученно улыбнулась. — Я сразу скажу, что не интересуюсь ни готовкой, ни рукоделием. Я умею готовить, но идея стояния у плиты вызывает у меня жутчайшую злость.

Мадам Розмерта секунду смотрела прямо ей в глаза, а потом расхохоталась.

— Ну конечно, дорогая! Я позвала тебя не для того, чтобы пригласить в Клуб готовки и рукоделия.

— Не за этим? — удивилась Сторми. — Тогда зачем? Мне казалось, в вашем письме вы предельно ясно написали, что хотите заполучить меня в свой Клуб. Разве нет?

— Ну разумеется, хочу, — ответила мадам Розмерта, ласково улыбнувшись, но тут же стала серьёзной. — Ты умеешь хранить секреты, милая?

— Секреты? — Сторми прикусила заусенец. — Пожалуй.

— Тогда следуй за мной.

Мадам Розмерта подошла к изящному шкафу, дверцы которого вырезаны были в форме кошачьих лапок. Она потянула за них, открыла шкаф, и тут же Сторми поняла, что это никакой не шкаф, а тайный ход, открывающий дорогу в другую комнату. Мадам Розмерта пошла вперёд, и девушки пошли следом. И чем дальше они шли, тем громче становились странные звуки: то женские вскрики, то глухой стук, то удары, то шлепки.

— Не волнуйся ты так, — сказала Мо, кладя руку на плечо Сторми.

— Именно, Пирс, не парься, — подхватила Маккиннон.

Но женские вскрики никак успокоению не способствовали. Сторми всё это не нравилось. Вернее, всё это её до мозга костей пугало.

Однако, когда они дошли до конца коридора, перед глазами Сторми распростёрся обыкновенный спортзал с матами на полу. В центре зала две девушки в самых обыкновенных спортивных костюмах боролись друг с другом, а чуть поодаль на скамейках сидели ещё несколько девушек, наблюдающих за борьбой. Рядом с ними стояла женщина — тоже в спортивном костюме и с блокнотом в руках. Увидев мадам Розмерту и пришедших с ней девушек, она кивнула в знак приветствия.

— Что это? — просипела Сторми.

— Добро пожаловать в мой Клуб рукоприкладства и подготовки к бою! — мило сказала мадам Розмерта. — Здесь я и моя бывшая ученица, Алиса Логботтом, учим девочек давать отпор своим обидчикам. Также, я учу вязать зачарованные вещи, вкладывая в них защитную магию. Иногда мы готовим, но это больше для прикрытия. Мужчины не будут рады, что мы тут вместо супов готовим практически боевиков.

Сторми стояла с открытым ртом. Сказать, что она испытала облегчение и удивление, значит не сказать ничего.

— Я решила создать такой клуб ещё будучи юной девушкой, — тем временем продолжила мадам Розмерта. — Мой заклятый враг Аберфорт Дамблдор претендовал на мой замечательный паб. — В голосе мадам Розмерты засквозило презрение. — Он думал выжить меня отсюда не мытьём, так катаньем. Каждую ночь он приходил и насыпал огромную кучу мусора мне под дверь! Старый пердун, чтоб ему! Я долго терпела, пыталась поговорить, но каждое утро под моим милейшим заведением я находила чёртов мусор! Просто Аппалачские горы! В итоге я не выдержала и набила ему морду, только тогда он отстал. С тех пор меня не покидала мысль: «А ведь множество девушек подвергаются нападкам, а защитить их некому». Тогда я отобрала несколько студенток Хогвартса, которые интересовались боями, и начала тренировать их. Вот результаты моих трудов!

Она указала на Алису.

— Алиса состоит в аврорате, одна из лучших авроров, — пояснила Мо.

— И я хотела бы, чтобы вы, мисс Пирс, присоединились к моему клубу, — закончила мадам Розмерта.

Сторми заискрилась улыбкой и почти выкрикнула: «ДА!», но слово примёрзло к языку. Сторми задумалась. Хоть она и сказала, что умеет хранить секреты, но на самом деле это всегда давалось ей с трудом. К тому же постоянно притворяться…

Она много притворялась. Когда папаша что-то творил с матерью и Сторми понятия не имела, что с этим делать, она притворялась, что всё в порядке. Она притворялась, когда папаша забрал её с собой после развода. Она притворялась, потому что иначе было бы хуже. Но притворяться сейчас…

К тому же делать вид, что она хозяюшка, что ей нравится готовка и рукоделие, Сторми не хотела. Да, это никакой не клуб для будущих хороших жён, но, чёрт возьми, все будут думать, будто она, Сторми Тхарма Пирс, феминистка, дочь феминистки, прогнулась под патриархат! Да она лучше руку себе отгрызёт! Обе!

Но с другой стороны, это самое настоящее бойцовское сестринство. Ничего более феминистского в магическом мире Сторми пока ещё не встречала.

Она понятия не имела, что делать.

— Простите, мадам, — сказала она. — Не могли бы вы дать мне время для размышлений? Мне нужно подумать.

— Ох, ну конечно, милая! — всплеснула руками мадам Розмерта. — Как надумаешь что-то, можешь просто прийти в мой паб и начиркать на салфетке пару строчек. Или сказать девочкам, они мне передадут.

Сторми кивнула, пожала протянутую руку мадам Розмерты, подписала явно зачарованный договор о неразглашении и вместе с Мо и Маккиннон отправилась обратно в Хогвартс.

* * *

Октябрь 1976 г., Шотландия

Клитора не существует.

Именно это и решили Сохатый, Бродяга и Хвост. Ну и он, Лунатик, тоже. Клитора не существует. Сириус, как самый опытный среди них, авторитетно заявил, что ничего такого у девчонок не видел. Ну, не то чтобы он присматривался, всё-таки он делом был занят, а не созерцанием того, что для созерцания, в общем-то, не предназначено.

— Ну, может, есть у них там какая-то кнопка, — пожал Сириус плечами, — но я не верю, что она существует исключительно для оргазма. Это неестественно!

Сохатый и Хвост с Бродягой согласились. Ну и он, Лунатик, тоже.

На следующий день после того разговора Рем пошёл навестить Сторми в Больничном крыле и заодно авторитетно заявить их общее решение: клитора не существует. Сторми его придумала.

И в этот раз, говоря о таких вещах, Рем не будет краснеть и сбегать! В конце концов он почти совершеннолетний. Абсолютно нормально и совсем не грешно говорить о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они друг с другом… Чёрт! Не краснеть!

Выдохнув, Рем приоткрыл дверь в лазарет. Всё, он — кремень, камень, кирпич, асфальт. Мужик он или кто, в конце-то концов?

Однако рядом с Пирс уже сидели Лили Эванс и Мэри Макдональд. С последней Рем старался не пересекаться. По официальной версии — потому, что та теперь враждовала с Сириусом. Но, если не кривить душой… Рем чувствовал себя ужасно, глядя ей в глаза. Она ещё губы так кривила и брови хмурила! Будто все Мародёры разом нанесли ей кровную обиду. Впрочем, сейчас Мэри звонко хохотала, пока Лили сокрушённо качала головой.

— Пирс, ну нельзя же рассказывать парням о таком! — говорила Лили.

— Как раз-таки делать это надо, — ответила Сторми. Её голос ещё не до конца восстановился и отдавал хрипотцой, которая, однако, звучала даже красиво. — Этот мир зациклен на мужских гениталиях. Все знают, как доставить удовольствие мужчине, но про клитор даже некоторые женщины не в курсе. Женское тело — табу, о котором не говорят. Это всё патриархальная мораль, ведущая к тому, что…

— Ой, всё, Монашка, успокойся и вспомни, что ты монашка, — перебила Мэри. — Кстати, я всё спросить хочу. А ты типа… по девочкам?

Сторми издала странный звук, напоминающий что-то среднее между стоном и вздохом. Рем почему-то напрягся, ожидая её ответ, и крепче сжал дверную ручку.

— То, что я феминистка, не делает меня лесбиянкой, — сказала Сторми, и Рем выдохнул. — К сожалению, я накрепко гетеро. Иногда мне ужасно плохо от этого, но меня привлекают парни. То есть однажды мы с моими подругами из Техаса чуть не поссорились из-за парня. Ужасно. Единственное, о чём я сожалею, это вот этот момент.

— Неужели настолько хороший парень был, что ты поступилась своими феминистскими принципами? — спросила Лили, и в её тоне сочилась ирония.

— Да нет, просто очень красивый. В нашем вкусе. Ну, то есть у него были длинные блондинистые волосы, струящиеся по плечам, и пронзительные глаза. Но он оказался тем ещё чёртом. Трусливый, мразотный тип. Мои подруги для меня в сто раз дороже него. В моём представлении, идеальный мужчина должен быть смелым, добрым, скромным и сопереживающим. Но в то же время он должен уметь постоять за себя и других. Но главное, чтобы он не был как мой долбанный папаша.

Когда Рем понял, что пытается сопоставить себя с идеальным типом Сторми, по коже прошли неприятные мурашки. Нужно быть дураком, чтобы не понять, что Пирс начинает ему нравиться. И это очень, очень, очень плохо! Как минимум потому, что переживать влюблённость снова Рем не хотел ни в какую.

— Пирс, ты в курсе, что с такими требованиями ты останешься девственницей? — хмыкнула Мэри.

— Конечно, в курсе. Скорее всего, я так и останусь холостой. Я же Монашка!

Девочки засмеялись, а Рем намотал нить крестика на палец и сосчитал до десяти, чтоб успокоиться. Внутри заскреблось отвратительное чувство, описать которое Рем не мог. Что-то среднее между разочарованием, ревностью и облегчением.

Нет.

Никакой влюблённости в Сторми Пирс не будет. Ремус Люпин не позволит этому случится. И, круто развернувшись на пятках, он быстро зашагал обратно в спальню.

С тех пор Рем приходил в Больничное крыло исключительно для того, чтобы принести Сторми задание по Рунам и тут же сбежать. В то время, которое он проводил рядом с ней, он старательно очищал свою голову от ненужных мыслей и молился, чтобы ни единый мускул на его лице не дрогнул. Сторми самую малость хмурилась и сверлила его взглядом, но ничего не говорила.

И да. Надо прекратить звать Сторми по имени. Теперь она просто Пирс.

Но всё же, мысль делала круг и возвращалась обратно к Сторми… То есть к Пирс, да ещё и к этому чёртовому клитору! Рем совсем уже запутался, есть он, нет его, а принцип «Не увижу — не поверю» неприятно напоминал апостола Фому, который не верил в воскресение Иисуса Христа, покуда не вложил палец в раны Его. Рем же не хотел никуда вкладывать пальцы. Он просто… «Стоп. Я что, только что косвенно сравнил этот богохульный клитор с Христом?» — пронеслось в голове, и Рем побелел.

Нет, определённо, ему точно нужно исповедаться.

Однако не думать о Пирс и не пересекаться с ней получилось недолго. Во время одной из отработок, когда Рем и Лили драили один из кабинетов в Астрономической башне, она вдруг спросила:

— Почему ты избегаешь Сторми?

— Не избегаю я её, — соврал Рем и сжал крестик под рубахой.

Лили поставила ведро в сторону, кинула в него тряпку и присела на подоконник, скрестив руки. Её глаза буравили в Реме дыру, и тот отвернулся, уставился во второе окно в противоположной стене.

— Ты же в курсе, что не умеешь врать? — хмыкнула Лили. — Ты её избегаешь. И началось это с её сумасшедшего урока полового воспитания.

Рем крепче сжал крестик, выдохнул и посмотрел Лили в глаза.

— Нет, ты не права. Всё началось днём позже. — Он шагнул к ней и сел рядом на подоконник. — Для начала прости. Я случайно подслушал ваш разговор. Она рассказывала про то, что она гетеро.

На долгое мгновение Лили нахмурилась, а после притянула колено ко груди и прижалась к стеклу головой.

— А я думала, ты порядочный, — разочарованно протянула она.

— Я порядочный! — тут же воскликнул Рем. — Это получилось случайно, ясно? Мне нужно было кое-что ей сказать, но вы были там, поэтому я решил немного подождать, пока вы не закончите.

— Ну да, Мэри же ты тоже избегаешь, — хмыкнула Лили. — Но я не понимаю, как одно с другим связано. Не помню, чтобы мы говорили о чём-то таком, из-за чего можно было настолько испугаться, чтобы обходить Пирс по дуге. Про клитор она уже вам рассказала, так что…

— Так он в самом деле существует исключительно для оргазма? — выпалил Рем прежде, чем подумал, и тут же прикусил язык.

Лили непонимающе уставилась на него.

— Разве Пирс вам не рассказала?.. Она говорила, что даже картинку вам нарисовала. И что мадам Помфри её изъяла.

— Да, но… Но мы не особо поверили.

Он отвернулся, а Лили шумно выдохнула. Обычно она так не выдыхала. Такое происходило только в тех случаях, когда она злилась или раздражалась. Тогда она позволяла себе фыркать, хмыкать, закатывать глаза и, да, выдыхать вот так. Но вдруг она спохватилась и толкнула Ремуса в бок.

— Ты переводишь тему, Рем! — воскликнула она. — Я не понимаю тебя. Иногда мне кажется, что ты и меня бы избегал, не будь я старостой.

Рем улыбнулся.

— Нет, тебя не избегал бы. Ты девушка Сохатого и моя подруга, так что… — Он смолк на середине предложения.

— Что? Да ну скажи ты уже!

— Мэри я избегаю из-за Бродяги, а Сторми… Тоже частично из-за Бродяги, а частично — из-за моей "болезни".

Последнее слово он закавычил пальцами, и Лили непонимающе нахмурилась. Затем прикусила губы, а её руки скомкали край водолазки. Лили напряжённо спросила:

— Она в курсе?

Рем мотнул головой и, достав из-под ворота рубахи крестик, затеребил его в руках.

— Нет, она не знает, но… Когда она перечисляла пункты, ну, говоря об идеальном мужчине, я понял, что пытаюсь сопоставить их с собой. И не знаю, рассказывала она вам или нет, но однажды я её за руку взял, когда в Больничное крыло приходил. Мы так посидели какое-то время. А потом я сбежал. Как дурак себя веду иногда…

— То есть Пирс тебе нравится, поэтому ты решил её избегать, — подвела итог Лили.

— Нет! Вернее, не совсем. Она мне просто симпатична. Ну, она сразу показалась мне необычной, я ещё в сентябре тебе это сказал. — Он сцепил пальцы в замок и выдохнул. — А после того, как она вызвала Бродягу на дуэль… В общем, она смелая. Она сделала то, что никогда бы не сделал я. Это вызывает уважение. И я не хочу, чтобы эти чувства переросли в… Не знаю, как назвать… Во влюблённость.

Лили похлопала его по плечу.

— Может, ты позволишь себе всё-таки влюбиться? — спросила она тихо. — Это же здорово.

Рем выдохнул сквозь зубы.

— Лили, я чёртов оборотень. Я животное. Если я влюблюсь, то это будет сущий… сущий пиздец. Для меня, для неё, да, чёрт возьми, для всех! Я не хочу, чтобы кто-то ещё рисковал своей жизнью из-за меня.

На долгие несколько минут воцарилось молчание. Рем закрыл глаза, стараясь вытолкнуть из головы все колючие мысли и заглушить в себе всё густое, как смола, сожаление.

— И всё же, Рем. Не избегай её хотя бы, — попросила Лили.

Она сползла с подоконника, потянулась и снова взялась за тряпку. А Рем так и остался сидеть на месте. Руки нервно теребили крестик.

Из коридора донеслись шаги, и в следующую секунду дверь распахнулась. На пороге стояла Сторми. Рем восславил Бога, что она пришла после их разговора, а не во время него.

— Привет, ребятки! — Она махнула рукой. — Помощь не нужна?

Не дожидаясь ответа, Сторми взяла тряпку и принялась помогать им с уборкой. Периодически её взгляд цеплялся за Рема, но тот отводил глаза.

— Тебе своих отработок мало, Монашка? — спросила Лили.

— На моих отработках присутствует одна огромная задница, которую я предпочла бы не видеть примерно всю мою жизнь, — ответила Сторми. — А сейчас мне скучно. Мэри куда-то делась, в гостиной пусто, даже мистер Задница куда-то слинял, поругаться не с кем. А вы тут…

Она повернулась к окну и замерла. В голубых глазах отразился расстилающийся за окном розовый закат. Губы замерли чуть приоткрытыми, так и не дав словам сорваться с языка. Рем снова сжал крестик.

— Потрясающе, — глядя в окно, сказала она. — Ночью здесь наверняка прекрасный вид…

Отложив тряпку, Сторми подошла к окну и опёрлась руками о подоконник. Сейчас она выглядела невероятно спокойной. Рем видел её такой только один раз: в сентябре, в тот день, когда он показывал ей школу.

Может, всё-таки попробовать — хотя бы один раз в жизни — не убегать, а позволить всему идти своим чередом? Почему бы не дать себе, пускай и ненадолго, немного, самую капельку, самую малость свободы? Лишь однажды сделать то, что хочется, не боясь последствий?

Так он решил. И на следующий день Рем начал действовать.

Первым уроком стояли Руны. Рем вошёл в кабинет и сразу выцепил из общей массы студентов сиреневую макушку Пирс. Подпирая рукой подбородок, она со скучающим видом сидела у окна, рисовала что-то в своём блокноте и что-то напевала себе под нос.

Обычно на Рунах Пирс сидела одна. Лили и Мэри на этот предмет не ходили, а с шестикурсницами из других факультетов она особо не общалась, а потому и сидела в гордом одиночестве на предпоследнем ряду.

Уверенным шагом Рем направился к её ряду и сел возле неё. Пирс тут же вытаращилась на него с немым вопросом в глазах.

— Ты чего, Блюбоннет? Забыл, где сидишь? — спросила она.

— Нет, просто решил, что тут удобнее, — соврал он.

— Ну да, ты прав. Списывать тут удобнее. Хотя мне казалось, что ты… Ну, знаешь… — Сторми щёлкнула пальцами, подбирая слова. — Настолько правильный, что не списываешь никогда.

Рем сжал губы.

— Я не списываю. Никогда, — сказал он.

— Тогда я не понимаю, почему ты тут, а не на первом ряду. — Она пожала плечами. — И вообще, как-то тебя биполярит в последнее время. То бегаешь от меня, то, — она смерила его взглядом с головы до ног, — рядом садишься.

От ответа его спасла вошедшая в кабинет профессор Бабблинг. Она была молодой преподавательницей, всего на несколько лет старше их курса, но тем не менее свой предмет она знала просто потрясающе. Профессор Бабблинг, вопреки своей фамилии⁽¹⁾, всегда говорила чётко и по делу, однако и требовала от учеников полной отдачи.

— Надеюсь, все помнят, что сегодня мы пишем тест? — спросила профессор. — Уберите всё со столов, кроме перьев или карандашей. Я раздам вам листы с тестом, можете писать прямо там.

Лицо Сторми стремительно побелело. Она повернулась к Рему и одними губами прошептала:

— Мы пишем тест?

Рем кивнул.

— Я же говорил, — таким же шёпотом ответил он. — Когда ты ещё в лазарете была. Я говорил.

Профессор раздала тесты, и Рем тут же приступил к работе. Под боком усердно пыхтела Сторми, периодически прося высшие силы о помощи, но профессор Бабблинг так пристально на неё смотрела, что Рему самому стало не по себе, хотя он даже не думал списывать.

Сторми то роняла ручку — она не пользовалась ни перьями, ни пергаментами, постоянно таскала с собой магловские тетради на скобах и шариковые ручки, — то чесала ногу, то перешнуровывала кеды, то просто смотрела в окно. И Рем понятия не имел, как у неё в тесте вообще успевают появляться какие-то пометки.

— Мистер Люпин, смотрите в свою работу, будьте так добры. В тесте мисс Пирс вы всё равно ничего не увидите, — резко сказала профессор Бабблинг, и Рем отвернулся, прошептав: «Прошу прощения».

Сторми на это фыркнула, глуша смех рукой.

Когда они сдали тест и вышли из аудитории, Пирс неожиданно взорвалась потоком ругани. По её словам, тест был невменяемым, а вопросы явно составляли сатанисты.

— Ну откуда, откуда мне знать ответы на эти тупые вопросы?! — ругалась она. — Она бы ещё спросила, какие трусы надевал бард Бидль, когда писал свои сказки этим своим руническим письмом!

— Красные, — тихо сказал Рем, и Сторми уставилась на него как на восьмое чудо света.

— Серьёзно?! Ты знаешь, какого цвета были его трусы?! Ты сумасшедший?! Сатанист?! Ты продал душу дьяволу?! Я думала, ты церковный мальчик, а ты втихаря состоишь в секте, да?!

— Нет, успокойся! Я абсолютно точно, как ты говоришь, церковный мальчик. Я знаю потому, что я читал дополнительную литературу.

— Но ты точно ненормальный…

— Я нормальный, — улыбнулся Рем. — А тест был несильно сложный. Просто надо было готовиться к нему, вот и всё.

Вышедшая следом пуффендуйка, Астра Хиллс, посмотрела на Рема огромными глазами.

— Ты только что сказал, что тест был несложный?! — вскрикнула она. — Да я чуть пупок не порвала! А я готовилась к нему с самого начала месяца! Я прочла всё, что Бабблинг давала! И ни черта в тесте не было из того, что давалось на подготовку!

Астра так разошлась, что пнула ногой дверь кабинета. Затем шумно выдохнула и, взмахнув мантией, как летучая мышь, унеслась прочь.

— Говорю же, конченый тест, — победно сказала Сторми, а затем похлопала Рема по плечу. — Спасибо, что сел рядом. Если б не ты, я бы точно сдохла. Тебя будто сама Богиня послала.

— В смысле? — не понял Рем.

— Ну, ты всё вызубрил, а я умею списывать незаметно, — пожала плечами Пирс. — Пока, сладкий! С меня шоколадка!

Она махнула рукой и ушла, а Рем так и остался стоять в коридоре, снова ощущая себя полнейшим дураком. Он сжал плечо в том месте, где его касалась Сторми, и выдохнул.

Это будет тяжело. Но он справится.

* * *

26 октября 1976 г., Шотландия, Хогсмид

Под конец октября стало совсем холодно. Температура упала аж до тридцати девяти градусов⁽²⁾, и Сторми боялась, что такими темпами она скоро совсем окоченеет. Она натянула на себя несколько слоёв одежды, но холод всё равно пробирался сквозь ткань.

В День рождения Сторми девочки наконец смогли выбраться в Хогсмид все вместе (оказалось, что в Британии Сторми считается совершеннолетней). Девочки решили отпраздновать такое знаменательное событие знатной гулянкой, по выражению Мэри. Теперь же они бродили по улочкам деревеньки и без умолку болтали. Лили и Мэри постоянно что-то рассказывали. Например, сейчас Лили рассказывала, что хочет стать мастерицей зельеварения.

— Это же интересно! — говорила она. — И у меня всегда это получалось.

— Ну да, всегда. — Мэри скептически хмыкнула. — А кто взорвал зелье на третьем курсе? Бедненький Северус едва устранил последствия.

Лили недовольно поджала губы.

— Вообще-то мы экспериментировали. Тебе никогда не было интересно, что будет, если вместо сушёной смоквы в Уменьшающее зелье добавить обыкновенную?

— Нет, Бэмби, я таким не интересуюсь. — Мэри покачала головой. — В рецепте сказано «сушёная», значит, её и надо.

— Ну да, тебя же интересует только право.

— Абсолютно верно. Тебе же пригодится адвокат, когда ты в очередной раз кого-нибудь взорвёшь, да, детка? — Мэри подвигала бровями, и Лили засмеялась.

Сторми шла рядом и понятия не имела, что сказать. Она не разбиралась ни в зельях, ни в законах, да и общих с Лили и Мэри историй у неё не было. По крайней мере, пока что. Поэтому ей ничего не оставалось, кроме как идти рядом и слушать.

«Это временно, они пока не привыкли ко мне, — убеждала себя Сторми. — Я же новенькая, а они уже шестой год вместе учатся. Им нужно время». Она думала так, но ощущение, будто она здесь лишняя, её не покидало.

С Айси и Дарси было не так.

Эта мысль посещала Сторми регулярно, но каждый раз она задвигала её на задворки сознания. Нельзя сравнивать Айси и Дарси с Лили и Мэри.

— Замёрзла? — спросила вдруг Лили, и Сторми кивнула.

— Как насчёт того, чтобы зайти в «Три метлы» погреться? — предложила Мэри и со значением посмотрела на Сторми.

«Клуб», — поняла Сторми. Мэри входит в Клуб, глава которого является владелицей паба «Три метлы». Вот оно. Что-то общее. Входя в двери паба, Сторми уже знала ответ на вопрос мадам Розмерты, хочет ли она вступить в её бойцовский клуб. Девочки смеялись, болтали обо всём на свете, а Сторми незаметно написала на милой салфеточке с котиком: «Я согласна. — С.Т.П.»

В конце концов, даже если Лили и Мэри не примут её сразу, Сторми сделает для этого всё возможное.

---

1) Прим. авт.: Babbling (англ.) — болтливый, говорящий ерунду, невнятно лепечущий.

Вернуться к тексту

2) Прим. авт.: 39 °F — это примерно 4 °C.

Вернуться к тексту

Август 1972 г., США, Техас, округ Виктория, ранчо Винд-энд-Вэзе

Если ехать два часа от города Виктории к Мексиканскому заливу, то вы обязательно будете проезжать мимо ранчо Винд-энд-Вэзе, оно же ранчо Пирс.

Вообще-то изначально оно называлось ранчо Малкольм, но Джудит Яэль Пирс не захотела оставлять фамилию мужа после того, как стала вдовой: лет двадцать назад её мужа прикончил дикий мустанг, когда тот треснул коня ладонью по крупу. Один точный удар копытом промеж глаз — и миссис Малкольм снова стала мисс Пирс, а ранчо сменило хозяина на хозяйку.

Именно на этом ранчо, как бы оно ни называлось, Сторми (тогда ещё Грэйвс) каждое лето надрывала спину, выгребая лошадиный навоз из стойл. Джудит Пирс — владелица ранчо — по совместительству приходилась бабушкой Сторми. Каждое лето мама ссылала Сторми на ранчо, а сама ехала в какую-нибудь командировку. Папа ехал вместе с ней, а Сторми отправлялась к дорогой бабулечке Джуди. Не то чтобы Сторми её не любила — нет, очень даже наоборот, она обожала свою бабушку, — просто иногда она была… Хм… Как бы помягче сказать?

— Живее, живее! Я помру скорее, чем ты вычистишь это стойло! Давай, девчонка, работай ручками! Гоп-гоп! Не ленись, а то станешь такой же, как твой лодырь-папаша!

Да, точно. Иногда бабушка была просто невыносимой.

Сторми вытерла пот рукой и снова взялась за лопату. Бабушка чистила соседнее стойло, но это ничуть не мешало ей в оба глаза следить за тем, насколько исправно работает внучка.

Бабуля Джуди не походила на обычных бабушек из детских книжек. Книжные бабушки были низенькие, кругленькие, с кучерявыми белоснежными волосами и обязательно с милым котиком в кресле-качалке. Бабуля Джуди же была рослой загорелой тёткой пятидесяти лет. Чёрные волосы, убранные под платок, седина тронула только на висках, и даже несмотря на морщины вокруг рта, возле глаз и на лбу, она выглядела моложаво. Бабушки так не выглядят. И не ведут себя так, как бабушка Джуди.

— Ну кто так чистит! Ты навоз выгребаешь или по полу размазываешь?

— Да нормально я чищу, ба!

— Не спорь с бабушкой! Я жизнь прожила уже, я знаю, что значит «нормально чистить». Ты именно что размазываешь, Тучка, работай как надо!

Сторми зарычала и принялась орудовать лопатой ещё усерднее, чем до этого.

За то время, что Сторми провела у бабули Джуди на ранчо, она научилась многому, не только чистке стойл. Она доила коров, периодически помогала бабушке что-нибудь чинить, кормила поросят, резала и потрошила кур.

С курицами у Сторми была целая трагедия.

Когда ей было десять, на ранчо вылупились цыплята. Сторми сразу их полюбила и дала каждому цыплёнку имя. Её любимицами были три курочки-близняшки Олли, Молли и Полли. Сторми бегала к ним в курятник по несколько раз в день, меняла им воду в поилках и кормила зерном. Цыплята росли, превращались во взрослых птиц. Олли, Молли и Полли стали красивыми пёстрыми курочками.

Но однажды под конец лета бабушка Джуди взяла мясницкий нож, отрубила головы Олли, Молли и Полли, ощипала их и приготовила из их мяса фахиту⁽¹⁾. Сторми рыдала, сжимая в руках пёстрые куриные перья, и отказывалась есть.

— Они были мне почти как сёстры, а ты их убила! — плакала она.

Бабушка хмыкнула, залепила внучке затрещину, «чтоб не зря плакала», и сказала, что, раз уж ей не нравится фахита, которую бабуля так старательно готовила, то пусть ходит голодная. Сторми продержалась до вечера. Потом всё же съела порцию, чувствуя себя самым настоящим монстром из преисподней. Она безжалостно сожрала своих подруг!

После того случая Сторми никогда больше не называла кур человеческими именами, а если и называла, то исключительно именами мальчиков из её класса, которые её бесили.

Но бабушка Джуди не была ни злой, ни жестокой. Она всегда поддерживала Сторми. Даже когда узнала, что её внучка — волшебница.

— Я всегда знала, что в нашем роду были ведьмы, наконец‐то достойное продолжение семейных традиций, — заявила она, когда Сторми показала ей приглашение из Ильверморни.

На аргумент мамы, что отец Сторми — маг и, вероятно, Сторми уродилась в него, бабушка не менее аргументировано ответила, что он может быть хоть цирковой собачкой, но внучка Джудит Яэль Пирс унаследовала кровь Пирсов, а не каких-то там Грэйвсов! И вообще, Джудит понятия не имела, зачем Тхарма вышла замуж за этого слюнтяя и тунеядца.

— Я тебя таким плохим вещам не учила! — говорила бабушка, качая головой.

Мама обижалась на неё. Честно говоря, Сторми тоже не нравилось, что бабушка так относится к её папе. Всё-таки он хороший! Он очень любит маму и её, Сторми, тоже. Но папа говорил, что все тёщи сварливые, поэтому не удивительно, что бабушка такая.

Сторми наконец закончила выгребать лошадиный навоз и размяла спину. Бабушка Джуди строго осмотрела её работу, но всё же решила, что стойло вычищено вполне сносно.

— Ну, теперь надо загнать лошадей обратно, — сказала бабушка. — Но перед этим, думаю, можем немного прокатиться, а, что скажешь?

— Да! Ура!

Тут же Сторми, радостно отшвырнув лопату в сторону и получив за это нагоняй от бабушки, схватила седло и выбежала на улицу. Горячий воздух сразу же обдал лицо, и Сторми чуть сбавила шаг, оборачиваясь к бабушке Джуди. Та шла размеренными, широкими шагами и никуда не торопилась.

На ранчо у бабушки Джуди жило семь лошадей. Четыре кобылы и три коня. Самая старая среди них — бабушкина кобыла Эола, пегая лошадь с умными глазами. Она была с бабушкой с самой её молодости, вместе они участвовали в родео, даже ездили в Хьюстон на соревнования. А самая молодая лошадь — Буря, непокорная чёрная кобыла, которая подпускала к себе только бабушку и никого больше. Заветной мечтой Сторми было оседлать Бурю, но пока ей приходилось довольствоваться спокойным белогривым Зефиром.

В этот раз Сторми снова решила попытать удачу. Она прихватила с собой пару морковок и несколько кусочков сахара для приманки Бури. Бабушка всегда так делала, когда седлала её.

Подбегая к загону, где паслись лошади, Сторми сбавила шаг. Лошади не любят беспокойных. Особенно Буря. Сторми примостила седло на перекладине забора и, найдя Бурю глазами, протянула ей руку с морковкой. Буря ударила копытом землю и подняла столп пыли в воздух.

— Ну же, милая, не упрямься, — ласково позвала Сторми.

Но вдруг раздался свист успевшей подойти к ограждению бабушки. Буря тут же подбежала к ней и ласково потёрлась носом о её ладонь.

— Иди сюда со своими морковками, Тучка, — позвала бабушка.

Сторми обиженно приплелась к ней и протянула ей морковь. Пока Буря жевала их, бабушка Джуди надела на кобылу седло, со всей осторожностью вложила ей в рот уздечку и перекинула поводья через её голову.

— Можно я на ней проедусь? — взмолилась Сторми.

— Ещё чего! — отрезала бабушка. — Убьёшься ещё, упаси Бог, что я Тхарме потом скажу?

— Ну пожалуйста, ба, я умею падать, я справлюсь! К тому же я же ведьма, забыла? Я смогу наколдовать себе подушку безопасности, честно!

Бабушка в эту наглую ложь, конечно же, не поверила, но всё же протянула Сторми поводья. Она ухватилась за них и, пока бабушка гладила морду Бури, влезла кобыле на спину.

И тут Буря почувствовала на себе непризнанную ею наездницу. Она ржала, вставала на дыбы, пыталась изо всех сил сбросить Сторми, но та держалась крепко. Сердце изо всех сил колотилось в груди, готовое в любую секунду остановиться. Пальцы с усилием сжимали поводья, и Сторми старалась направить кобылу туда, куда ей, наезднице, нужно, но Буря неистовствовала бесконтрольно. Наконец она взбрыкнула так, что ноги Сторми выскользнули из стремян, и она, едва успев сгруппироваться, рухнула на землю.

— Тучка! — тут же вскрикнула бабушка Джуди.

Сторми чувствовала, как от удара болит бок, на который она упала, но ещё больше болит раздавленная этой дурной кобылой, задушенная обидой гордость.

— Я же говорила, убьёшься! — причитала бабушка, осматривая Сторми.

Та уже сидела на бочке за ограждением и роняла стекающие по подбородку слёзы. Она ничего себе не сломала, всего лишь слегка ушибла бок, но обида не проходила. Бабушка Джуди выдохнула и потрепала внучку по голове.

— Ничего, Тучка, ничего, — говорила она, гладя Сторми. — Когда-нибудь и у тебя получится оседлать Бурю.

Сторми кивнула. Когда-нибудь она точно оседлает её.

* * *

Последние недели октября 1976 г., Шотландия

Во вторник должна была состояться первая тренировка по квиддичу, и Сторми неожиданно поняла, что обычно расхлябанный Поттер превращается в сущего маньяка, когда дело доходит до его команды. Он даже притащил из библиотеки потрёпанную книжку «Квиддич с древности до наших дней» и заставил Сторми штудировать её все выходные. Даже грёбанный экзамен на знание правил провёл!

Сейчас же Сторми тащилась на тренировку и самую малость переживала. Рехема каждый раз, стоило их взглядам пересечься, выглядела так, словно готова уничтожить Сторми в любой момент своей жизни. А по мнению Сторми, не было на свете ничего хуже, чем война с женщиной. Именно поэтому она изо всех сил надеялась, что предупреждение профессорки Макгонагалл, которое она сделала Рехеме, подействует на неё. Но с каждой секундой эта надежда тлела всё быстрее и быстрее, превращаясь в угольки.

Сторми открыла свой шкафчик в раздевалке и сразу же почувствовала, что что-то не так. Её форма для квиддича чем-то пахла, и истинной техаске Сторми Пирс не составило труда узнать в этом запахе сальсу. Рядом с формой лежала маленькая записка: «С (не) любовью для американской свиньи. Приятного аппетита, хрюшка!»

Тяжело выдохнув, Сторми макнула палец в сальсу и сунула его в рот.

Каждый уважающий себя техасец умеет три вещи: первое — пользоваться огнестрельным оружием; второе — готовить барбекю; и третье — определять качество сальсы, попробовав всего капельку. Так вот, сальса на форме Сторми была просто божественной. Идеальное сочетание помидоров и чили!

Дверь резко отворилась, и в раздевалку вошла Лили.

— Ну где ты там, Монашка? Джеймс уже достал меня просьбами поторопить тебя, — крикнула она и замерла, увидев Сторми. — Почему ты всё ещё не переоделась?

— А, на моей форме сальса, — буднично сказала Сторми и, снова обмакнув палец в соус, сунула его в рот.

— И ты что, её ешь?! — воскликнула Лили и направила палочку на её форму. — Эванеско! Во имя Мерлина, Сторми, а вдруг Рехема подмешала туда слабительное? Она уже делала так с водой Кэтрин однажды!

Лили бросила на всё ещё измазанный в сальсе палец Сторми диагностические чары, но те не показали ничего, что могло бы хоть как-то навредить ей: они выявили только магию эльфов, готовивших соус.

— Что ж, — сказала Сторми, — раз уж теперь моя форма чиста, я, пожалуй, переоденусь.

И с этими словами она натянула форму через голову и, схватив метлу, выбежала на поле. Едва завидевший её Джеймс обрушил на неё целую гневную тираду, краткое содержание которой можно было уместить в четыре слова: «Пожалуйста, больше не опаздывай». И даже в три, если убрать «пожалуйста».

Сторми же нашла глазами Рехему и широко ей улыбнулась.

— Сальса была великолепной, но ты допустила кучу орфографических ошибок, когда писала слова «американская королева», — мило сообщила ей Сторми.

В ответ Рехема сплюнула и, вскочив на метлу, взмыла в небо. Во время тренировки она то и дело пыталась отнять у Сторми квоффл и пару раз «совершенно случайно» залепила ей ногой в бок. Парни из команды как будто и не замечали того, что происходит. Они просто продолжали игру так, словно то, что вытворяет Рехема, абсолютно нормальное явление, никак не мешающее ходу игры.

На перерыве Сторми нависла над Джеймсом, усевшимся рядом на трибуны, и грозно спросила:

— Потти, какого чёрта?

— Ты о чём? — не понял он.

— Какого чёрта ты позволяешь Рехеме творить несусветную дичь прямо на тренировке? — сделав глубокий вдох, объяснила Сторми. — Она изгваздала мою форму в сальсе! Нет, она, конечно, была замечательной на вкус, но…

— Ты что, правда её в рот потащила? — фыркнул Джеймс, и Сторми взорвалась.

— Тебя реально беспокоит то, пробовала ли я эту замечательную сальсу, а не то, что Рехема банально мешает мне играть?! Потти, очнись! Протри очки и взгляни вокруг! Рехема мешает играть!

Поттер скривил губы и взлохматил волосы.

— Слушай, Пирс, это замечательно, что ты так заботишься о нашей команде, но я, как истинный джентльмен, не лезу в разборки дам, — ответил он. — Парни тоже так считают. Это женские выяснения отношений. Нам, мужчинам, там делать нечего, понятно?

Единственное, что Сторми было понятно, так это то, что от нервов начал дёргаться глаз.

— Это какая-то самая натуральная параша, — после тренировки сказала Сторми, идя рядом с Лили и Мэри. — Я в шоке, что Поттеру настолько пофиг на происходящее. Он мне вообще потом сказал, что Рехема поможет мне стать лучше в том, чтоб уворачиваться от противников!

— Дорогая моя, это Хогвартс, — усмехнулась Мэри. — Тут даже директору пофиг. Не пофиг одной только Маккошке, да и всё.

— Профессору Макгонагалл, а не Маккошке, Мэри, — строго поправила Лили. — Но я попробую поговорить с Джеймсом. Он ценит свою команду, поэтому он что-нибудь сделает.

— Спасибо, Бэмби, я тебя люблю! — засветилась радостью Сторми.

Лили на миг улыбнулась, но потом спустя мгновение поджала губы. На её лице отпечаталось что-то такое, что можно было назвать волнением. Сторми решила, что это из-за ситуации с Рехемой. В конце концов, у неё же стипендия зависит от того, играет ли она в квиддич или нет. Сторми это тоже беспокоило. Не хотелось бы, чтобы Рехему исключили из сборной. Сторми в принципе надеялась, что та одумается и они станут хорошими сокомандницами, ну или хотя бы просто не будут мешать друг другу.

Но Сторми ошибалась. Лили переживала вовсе не об этом.

Свою ошибку Сторми поняла несколькими днями позже, тридцать первого октября. Шестому курсу сегодня предстояло писать контрольную работу по Трансфигурации, и Сторми чувствовала грозящий ей «Тролль» за работу. Она сделала кучу шпаргалок, но страх никуда не уходил, и Сторми решила пойти на крайние меры.

Уже идя по коридору в направлении кабинета Трансфигурации, она, чуть ли не плача, умоляла Лили:

— Ну пожалуйста, Бэмби, прошу всеми силами небесными, сядь со мной на контрольной, пожалуйста, прошу, молю, я стану твоей домашней эльфийкой на целый день, только спаси!

Лили засмеялась.

— Ну ладно, Монашка, готовься исполнять все мои хотелки! — ответила она.

Но резко её смех оборвался, и она замерла, напряжённо сжимая учебник. Сторми нахмурилась и проследила за её взглядом. Однако ничего необычного она не увидела: просто две ученицы из Рейвенкло прошли мимо.

— Лили? — осторожно позвала Сторми, касаясь рукой её плеча.

Лили сбросила её руку и поджала губы, блеснув глазами.

— Знаешь что, Пирс? Я сижу с Джеймсом! — выпалила она и быстро зашагала вперёд, не оборачиваясь. Но потом всё же бросила через плечо: — И да, я тебе не Бэмби!

Она ушла, а Сторми так и осталась стоять как пришибленная.

— Что я не так сделала-то? — крикнула она вслед Лили, хотя та явно уже её не слышала.

— Что, эта грязнокровка и тебя бросила, Пирс? — послышался тягучий мужской голос из-за спины, и Сторми обернулась.

Неподалёку от неё стояли два парня в слизеринской форме. Один с сальными чёрными волосами — Северус Снейп — был бывшим другом Лили. Хотя какой из него друг? О его влюблённости в Эванс знали все, включая её саму. Второй парень — Грэхем Мальсибер — был тем, кто окликнул Сторми. Его наглая морда так и светилась ехидной ухмылкой, а на шее висела серебряная цепочка с подвеской в виде скарабея.

Мэри рассказывала, что вступила в Клуб именно из-за него. В прошлом году он и его дружок Эйвери наложили на её одежду заклинание исчезновения, а саму её протащили по всему школьному двору. Макгонагалл сняла со Слизерина пятьдесят баллов, но профессор Слагхорн вернул их, аргументируя несоразмерностью проступка и наказания.

— Мальчики всего лишь шутили, — сказал он тогда. — Все мужчины в их возрасте склонны к шуткам интимного характера. Вы женщина, коллега, поэтому вам трудно понять.

Сейчас же Сторми смерила слизеринцев уничтожающим взглядом, но Мальсибер лишь шире растянул губы.

— Привыкай, крошка, что твоя новая подруженька будет сбегать к своему очкастому намного чаще, чем тебе бы того хотелось. — Его голос был настолько сладким, что Сторми казалось, что у неё сейчас же начнётся сахарный диабет. — Я бы посоветовал тебе бросить это гиблое дело. Я имею в виду дружбу с ней. Конечно, если только ты не хочешь повисеть вверх ногами, да, что думаешь, Снейп?

Снейп в ответ скривился, но ничего не сказал, зло глядя на Сторми. Та, в свою очередь, терпеть не стала.

— Кажется, кто-то хочет, чтобы ему помыли рот с мылом, — сказала она. — Неужели всех чистокровных забывают учить манерам? Жаль, я думала, всех аристократов этому учат. Видимо, измельчал цвет благородного общества Британии, ох измельчал…

— Иммобилус! — выкрикнул он, и Сторми отскочила в сторону.

— Что, Мальси, кончились аргументы, так ты решил использовать силу? Как низко с твоей стороны, — прокомментировала она его действия. — Маглы, в отличие от тебя, более цивилизованы и не лезут в драку без крайней нужды.

— Вермикулюс!

Сторми снова уклонилась, фыркнув про себя. Ну в самом деле, использовать заклинание, превращающее в червя? Детский сад. Сторми хотела уже достать палочку, но из-за угла появилась Макгонагалл. Она тут же приманила палочку Мальсибера и окатила его тем самым фирменным убийственным взглядом, предвещающим скорую гибель. Сторми про себя придумала этому взгляду название — «Крик банши».

— Мистер Мальсибер, мистер Снейп, мисс Пирс, соблаговолите объяснить мне, что вы тут устроили? — тихо отчеканила она.

— На меня напали, профессорка! — заявила Сторми.

— Она меня спровоцировала! Она оскорбила всю британскую аристократию! — надрывался Мальсибер.

— Я вообще просто рядом стоял, — заворчал Снейп.

Макгонагалл сжала переносицу пальцами, шумно выдохнула и под возмущённые вопли слизеринцев сняла с их факультета десять баллов за колдовство в коридоре. Затем она едва ли не за шкирку оттащила студентов в класс и начала контрольную.

Сторми всё время поглядывала в сторону Лили. Та сидела с Джеймсом, и лицо её как будто превратилось в камень. Сторми кусала заусенцы и никак не могла сосредоточиться на списывании. Сидящая с одного бока Нарцисса жалила колючими, как скорпион, взглядами, стоило только скосить глаза в её пергамент, а сидящая с другого бока Мэри постоянно исправляла написанное, так что списывать у неё было невыносимо. Сторми тяжело выдохнула.

Непонятно только, почему Лили разозлилась. Сторми уж было поверила Мальсиберу, что это из-за Джеймса, но вовремя себя остановила. Нет, он явно не был причиной. Иначе Лили изначально бы не согласилась. Она придумала бы предлог, чтобы отказать, или сразу сказала бы, что она будет сидеть с Джеймсом — и точка!

Сторми снова взглянула на Лили. Та непрестанно кусала губы и крутила в пальцах перо.

— Мисс Пирс, я надеюсь, вы не сдадите мне пустой лист, — строго сказала Макгонагалл, и Сторми пришлось уткнуться в свою работу.

Что-то она худо-бедно списала со шпаргалок, прикреплённых к подошвам кед. Что-то списала у Мэри и Нарциссы. Кое-что удалось подглядеть в учебнике. Но в качестве списывания Сторми была максимально не уверена. Нутром чуяла, что скатала плохо. Надо было сесть рядом с Блюбоннетом, но он, как назло, заболел именно сегодня.

Прозвенел колокол, оповещая о конце урока. Лили, подхватив Поттера под руку, вылетела из кабинета на всех парах. Сторми проводила её печальным взглядом, так и не начав собирать вещи.

— Может, хватит смотреть ей вслед как мокрая собака? — спросила Нарцисса.

Сторми выдохнула.

— Ты права, Нарцисса, надо не смотреть, а действовать. — Она кивнула. — Надо с ней поговорить. Спасибо. Хорошего дня!

И под фразу Нарциссы: «Ну конечно, я всегда права!» — Сторми подхватила свои вещи и помчалась за Лили следом. У неё же есть причины так себя вести, да? И эта причина не в Поттере. Точно. Надо просто поговорить с ней, обсудить, что произошло.

Резко завернув за угол и едва не сбив двух первокурсниц, Сторми понеслась в гостиную Гриффиндора. Лили, скорее всего, потащила Потти именно туда. Сторми влетела в гриффиндорскую башню, скороговоркой зачитала пароль Полной Даме, чуть не сорвала её с петель и ввалилась в гостиную. Абсолютно пустую гостиную.

Ну ладно, значит, она в библиотеке. Она же постоянно там сидит.

Бросив учебники в комнате, Сторми побежала в библиотеку, получила выговор от мадам Пинс и снова никого не нашла. Тогда она решила, что, вероятно, Лили на стадионе — там всё время Поттер тренировался. Но её не было и там. Сторми заметила её макушку средь толпы учеников в коридоре. Рядом с ней мельтешила вихрастая макушка Потти.

— Лили! Подожди! — крикнула Сторми, но та уже растворилась в толпе.

А вдруг Мальсибер прав? Сторми закусила кожу на пальце. Вдруг это действительно из-за Поттера? Вдруг происходит всё то же самое, что происходило между ней, Айси и Дарси, когда они поспорили из-за того проклятого парня? Как бишь его? Валтор, кажется. Тогда Сторми смогла помирить подруг и помириться с ними сама, но ведь для Лили она чужая. Она не училась с ней шесть лет, как Потти, она даже не британка, она просто какая-то девчонка из Техаса, которая появилась в её жизни всего два месяца назад.

Но Сторми было плевать на Поттера! Ей не нравились шумные парни, она сама прекрасно справлялась с шумом, поэтому ей и в голову не пришло бы претендовать на Поттера. Да если бы он ей и нравился, она всё равно не стала бы! Он же парень Лили!

С чего она вообще взяла, что он ей хоть сколько-нибудь понравился? Может, дело в том, что Сторми и он теперь в одной команде? Но тогда почему Лили только сегодня решила так резко оборвать отношения?

Да что, чёрт возьми, вообще происходит?!

Запыхавшаяся Сторми приползла обратно в спальню и застала там одну только Мэри. Она красила ресницы, готовясь к ужину.

— Почему ты носишься по Хогвартсу как угорелая? — спросила она. — Даже не переоделась.

— Я ищу Лили. — Сторми стащила форму через голову и швырнула её на постель рядом с сумкой. — Кстати, ты её не видела?

Мэри моргнула, разглядывая ресницы, и принялась красить второй глаз.

— Лили? Хм-м… Да, кажется, она со своим ненаглядным уже в Большом зале, — ответила она, и Сторми, на ходу натягивая на себя первую попавшуюся водолазку, вылетела из комнаты. Мэри покачала головой и прокомментировала: — Сумасшедшие обе.

Но Сторми её уже не слышала. Она неслась по лестницам, перепрыгивая несколько ступенек сразу. Она не просто должна, она обязана поговорить с Лили! Во что бы то ни стало!

В Большом зале уже собралась целая толпа студентов. Всюду царил шум и всё пестрело оранжевыми цветами. Сторми вытянула голову, высматривая Лили.

Она в самом деле сидела рядом с Джеймсом. По другую руку от неё сидел Блэк и вешал лапшу на уши какой-то несчастной девушке. Хотя девушка, впрочем, несчастной не выглядела, но это лишь от неведения.

— Лили, надо поговорить, — выпалила Сторми, кладя руку на её плечо.

Та лишь окатила её ледяным взглядом и снова сбросила её кисть со своего плеча. Она сказала:

— С чего бы это? У меня, например, всё прекрасно. Да, Джейми?

Джеймс удивлённо посмотрел сначала на Лили, затем на Сторми, а потом очень неуверенно кивнул.

— Я не понимаю, что происходит! — воскликнула Сторми. — Объясни хотя бы, что я сделала? Я исправлюсь!

Лили тяжело выдохнула.

— Ты ничего не сделала, Пирс. Иди на своё место. Ну, там, рядом с Маккиннон и Макдональд. Ты же с ними дружишь.

Сторми нахмурилась.

— Если это из-за Джеймса…

— Иди на своё место! — вскрикнула Лили так громко, что Блэк и Поттер вздрогнули, а сидящие вокруг школьники тут же притихли. Сторми сжала руки в кулаки.

— Ладно, — тихо сказала она. — Хорошего вечера.

Она дошла до своего места. Там уже сидела Маккиннон и читала очередной любовный роман, попутно жуя тыквенный пирог. Сторми уложила локти на стол и опустила на руки лицо. Есть не хотелось. Хотелось плакать.

— Поссорились? — спросила Марлин.

— Угу, — отозвалась Сторми. — Кажется. Я не знаю. Она вдруг стала вот такой.

Не поднимая головы, Сторми махнула рукой в сторону Лили. Марлин протяжно хмыкнула.

— Я понятия не имею, что я сделала не так.

Марлин долго молчала, явно обдумывая, что сказать. Сторми услышала, как она закрыла роман и положила его на стол.

— Знаешь, Пирс, — начала Марлин, — Эванс иногда ведёт себя как тварь, но она очень…

Она резко замолчала, и Сторми пришлось поднять голову, чтобы увидеть то, что заставило Маккиннон прерваться. Над Большим залом, взмахивая огромными крыльями, кружил филин с чёрным конвертом в руках. Он вился между парящих свеч, студенты смолкли, и в Большом зале воцарилась тишина.

— Что это? — спросила Сторми, но Марлин напряжённо вглядывалась в полёт филина. Наконец, когда он спикировал в сторону стола Рейвенкло, она повернула к Сторми бледное лицо и ответила:

— Похоронка. Министерство посылает такие, если Пожиратели смерти… — Она передёрнула плечами, судорожно выдыхая. — Чистокровным бояться нечего, а вот полукровки и маглорождённые при виде филина с чёрным конвертом молятся, чтобы он пролетел мимо, потому что…

Её перебил истошный вопль, доносящийся со стола Рейвенкло. От этого крика у Сторми сдавило в грудной клетке, а по спине, рукам и ногам прошли мурашки.

— Потому что, если он прилетел к тебе, — прошептала Марлин, — это означает, что твою семью убили.

* * *

1 — 4 ноября 1976 г., Шотландия, Хогвартс

После того, как в Большой зал прилетел филин с похоронкой, весь Хогвартс ходил как пришибленный. На какое-то время Сторми даже забыла о том, что Лили решила с ней поругаться. Сейчас Сторми куда больше беспокоили эти Пожиратели смерти.

Девочки из Клуба сказали, что Пожиратели — это политическая организация, выступающая за превосходство магической крови над не-магической. Возглавляет её некий Лорд Волдеморт, но маги настолько боятся, что не произносят его имени и зовут его Тем-Кого-Нельзя-Называть. Или Сами-Знаете-Кто. Сторми была более конкретна, поэтому стала звать его Гитлером Вторым. Маглорождённые быстро подхватили это прозвище, но страх никуда не пропадал.

На следующий день после того, как филин принёс похоронку в Большой зал, в «Ежедневном пророке» напечатали, что Лорд Волдеморт и его приспешники напали на не-магическую деревню Каттерик, Норт-Йоркшир. На колдографии в статье был изображён разрушенный дом, а над ним — череп в небе и змея, выползающая из него.

Сторми побелела, когда прочла эту статью. Она плохо разбиралась в географии Британии, но узнать название графства, в котором жили мама и мисс Уайт, труда не составило.

По ночам Сторми слышала, как плачет Лили, но, когда она спрашивала, та говорила, что всё в порядке. И в целом она явно старалась отгородиться от Сторми и от Мэри. Та тоже понятия не имела, что с Лили происходит, но сказала, что однажды такое уже случалось. Лили замыкалась в себе, как птенец в скорлупе, и отношения становились до ужаса стерильными и прохладными. Почему Лили так себя ведёт, Мэри понятия не имела.

Всё это не выходило у неё из головы несколько дней. Она пыталась ещё несколько раз поговорить с Лили, но та лишь улыбалась (напрочь фальшиво) и говорила:

— Всё в порядке. Не волнуйся. Кажется, Мэри тебя искала. Иди.

Или находила другой повод, чтобы отослать её, и это всегда был повод, связанный с Мэри или Марлин. Сторми понятия не имела, что делать. Она даже у Айси и Дарси в письме спросила!

Ко всему прочему — будто остального было мало! — Сторми чувствовала, что начинает снова заболевать. Это раздражало ещё больше, потому что на носу был первый матч по квиддичу, и Поттер гонял всю команду в хвост и в гриву. Количество тренировок увеличилось с двух до семи. Сторми даже пришлось отпроситься с отработок у Макгонагалл, чтобы Джеймс, бедненький, не получил инфаркт от того, что она отсутствует в среду и пятницу. К вящему удивлению Сторми, деканиса сказала, что сделает вид, будто не заметила отсутствие Сторми на этих двух отработках.

— Профессор, а почему я тогда должен приходить? — возмущался Блэк.

— Потому что, мистер Блэк, вы не состоите в сборной Гриффиндора и не можете назвать мне ни одной вразумительной причины, почему я должна буду игнорировать ваше отсутствие во время дисциплинарного наказания, — ответила деканиса.

И её слова смогли самую малость поднять боевой дух Сторми. Впрочем, ненадолго, поскольку на следующей тренировке Сторми начало неудержимо рвать прямо в воздухе.

— Какого хрена, Пирс?! — вскрикнул Поттер.

— Рехема, чёрт тебя!.. — начала ругаться она, но резко остановилась, позеленела и в следующую секунду, несмотря на попытки сдержать позыв, извергла из себя остатки обеда.

— Что такое, свинка? Вкусненькая была водичка, да? — елейно поинтересовалась Рехема.

— Быстро в Больничное крыло! — скомандовал Поттер.

Пришлось тащиться в лазарет, попутно стараясь не обблевать всю школу. До Больничного крыла Поттер её чуть ли не на себе тащил, пока Сторми сжимала в руках ведро, принесённое ловцом, Джошем Брауном, и извергала из себя уже даже не еду, а желчь.

— Мадам Помфри! — заорал Поттер так громко, как только мог. — Мада-а-ам По-о-омфри! У Пирс проблемы!

И, всучив Сторми в заботливые руки школьной целительницы, он умчался на тренировку. Мадам Помфри, впрочем, была более внимательна, чем Поттер. Она сразу влила в Сторми какое-то зелье и уложила на больничную койку. К тому времени её рвало уже кровью.

Мадам Помфри провозилась с ней несколько долгих минут, во время которых Сторми думала, что сейчас выхаркнет из себя собственный желудок. Когда всё закончилось, она обессиленно рухнула на койку и закрыла глаза. Мадам Помфри оставила её в Больничном крыле до вечера. И Сторми была ей за это благодарна, потому что видеть Рехему Джордан и одновременно сдерживать себя от убийства у неё вряд ли бы получилось.

Сторми валялась на постели, когда услышала голос Блюбоннета:

— Эй, Пирс. Что случилось? Я видел, как тебя притащил Сохатый, но он так быстро унёсся, что я не успел спросить, что у вас произошло.

Она обессиленно повернула к нему голову и вздрогнула. Он сидел через две койки от неё, и половина лица у него заплыла и посинела. Складывалось ощущение, что его долго били по лицу арматурой.

— О Богиня, Рем, ты реально сектант? — воскликнула она, вытерев проступившие от рвоты слёзы. — Почему ты снова такой побитый?!

Рем выдохнул.

— Я первый задал вопрос.

— Рехема Джордан подсыпала мне какую-то дрянь в воду, и я чуть не выблевала свой желудок, — протараторила Сторми и снова выпалила: — Так с тобой-то что? Почему ты уже второй раз выглядишь как спелая слива? Тебя дома бьют? Хотя погоди, это же интернат. Тебя бьёт Дамблдор? Или ты реально сектант и тебя лупят в секте? Я слышала, в некоторых такое практикуется.

— Что? Нет, никто меня не бьёт! — Рем отвернулся. — Это… Ну, часть моей болезни. Она не лечится.

Сторми выругалась. Она снова улеглась обратно на койку и закрыла глаза. Ей снова хотелось плакать от обиды и горечи, но позволить себе снова разреветься перед Блюбоннетом она не могла. Хватило уже одного раза, когда он застал её нервный срыв в сентябре.

Но Рем будто решил её добить, поскольку спросил:

— Ты не знаешь, что происходит с Лили? Она выглядит очень грустной, но сразу же уходит, если я спрашиваю.

Сторми накрыла лицо рукой.

— Слушай, Люпин, если в тебе есть хоть капелька благоразумия, умоляю, заткнись и не продолжай. Я не знаю, что с ней! Не знаю! Я тоже спрашивала, она не отвечает! Она вообще со мной почти не разговаривает!

Она перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, изо всех сил умоляя себя не плакать.

— Хорошо, я пока не буду говорить об этом. Но, если что, ты знаешь, где меня найти. — Рем замолчал, а потом, после долгого молчания, спросил: — Может, напишешь на Джордан жалобу? В прошлый раз это вроде сработало, ну, в случае с Сириусом.

Сторми снова перевернулась и уставилась в потолок.

— Нет. Я не буду писать на неё жалобу, — решительно сказала Сторми и, видя немой вопрос в глазах Рема, пояснила: — Я слышала её разговор с Макгонагалл. Её из команды исключат. А Лили говорила, что она единственная дочь в многодетной семье и получает повышенную стипендию из-за того, что состоит в сборной. Я не хочу лишать её этого. Да и вообще, не люблю я с женщинами ругаться, я сначала попытаюсь просто поговорить по-людски.

— Весьма благородно с твоей стороны. — Рем хмыкнул. — Даже, я бы сказал, по-христиански жертвенно.

Сторми вперила в него сердитый взгляд, но вдруг в лазарет влетела Мэри.

— О Мерлин, Монашка, что за срань с тобой опять произошла?! — вскрикнула она, а потом увидела синюшное лицо Люпина. — Мордред! И ты тут! Опять тебя кошки драли?

— И тебе привет, Макдональд, — отозвался Блюбоннет.

Мэри обрушилась на койку Сторми, и та, не спрашивая разрешения, сгребла её в объятия. Мэри захлопала глазами, таращась то на Сторми, то на Рема.

— Всё в порядке? — спросила она тише.

— Не-а.

Сторми крепче обняла её и почувствовала, как Мэри неловко касается рукой её спины.

— Блин, я не очень умею людей успокаивать, — сказала она. — Эй, Люпин, что делать, если на тебе виснет явно расстроенная девушка? Хотя, Боже, на тебе же только первоклашки и виснут…

— Просто обними её в ответ, — устало отозвался Рем.

После его слов Сторми почувствовала, как Мэри очень неловко обнимает её. И от этих неловких, в какой-то степени даже глупых объятий Сторми стало намного легче.

* * *

5 ноября 1976 г., Шотландия, квиддичный стадион Хогвартса

Пятый день нового месяца.

Пятый день после того ужина, во время которого филин принёс похоронку.

Пятый день, как Лили Эванс перестала нормально разговаривать со Сторми Пирс.

День, в котором состоится матч Гриффиндор — Пуффендуй.

Сторми сидела на лавочке в раздевалке, вертела в руках спортивный шлем и чувствовала, как желудок скручивается от волнения. Она не боялась, в отличие от Поттера, что их команда проиграет. Она не боялась, но сегодня утром она наблюдала, как Лили в гостиной целует Поттера и желает ему удачи. Блюбоннет говорил, что она грустила, но Сторми видела, как она улыбается рядом с Джеймсом.

Сторми ни черта не понимала.

Сорвавшись, она даже написала маме, хотя и знала, что та страшно занята. Конечно, она пока не ответила, и Сторми кусала пальцы (квиддичные перчатки в какой-то степени спасали погрызенную кожу).

Мэри говорила, что у Лили и раньше случались такие периоды. Тогда она закрывалась и прекращала общение со всеми подругами. Но с Джеймсом же она общается! И тот светился, словно в него засунули палочку с зажжённым Люмосом. Сторми ему завидовала.

Выдохнув, она натянула шлем на голову, взяла метлу и вышла на стадион. Холодный ветер тут же дунул ей в лицо, залез под форму, свинцовые тучи заволакивали небо, и срывались редкие капли дождя. Сторми не обращала на это внимание. Её взгляд скользил по трибунам, пока не наткнулся на рыжие волосы Лили. Её взгляд был настолько холодным и отстранённым, что казался куда холоднее, чем ветер, бьющий Сторми по лицу.

— Пирс, ради Мерлина, хватит пялиться на трибуны, сосредоточься! — зашипел на неё Поттер.

— На мётлы! — скомандовала тренерша, мадам Хуч.

Сторми перекинула ногу через метлу — ей выдали старенький «Вихрь», пожертвованный школе ещё в пятидесятых — и по свистку взмыла в небо. Метла завибрировала под ней, Сторми покрепче сжала древко, и вибрация прекратилась. Ветер свистел в ушах, и зубы начинали стучать, но, стоило Сторми взмыть в небо, подняться к самым облакам, таким холодным, но в то же время свободным, как все тревоги на время отошли на задний план.

Рехема сразу же перехватила мяч и понеслась к кольцу противника, огибая пуффендуйских охотников так изящно, что Сторми невольно залюбовалась. Она выглядела как богиня на метле, будто скорость — это её второе имя, а мастерство — первое. Её явно не просто так взяли в команду. Но в конце концов пуффендуйцы прижали её с двух сторон, и в какой-то момент показалось, что у неё почти отобрали квоффл, но она резко бросила его вниз, и тот оказался в руках Поттера.

— Пирс! — крикнул он, пасуя.

Сторми приняла пас и, круто развернувшись, забила гол. Тут же трибуны разразились диким воплем. Гриффиндор открыл счёт.

Игра продолжалась, и Сторми, помимо всего прочего, приходилось уворачиваться от нападок Рехемы. А та будто нарочно старалась выбить квоффл из её рук и никогда не передавала пас Сторми — только Поттеру. Из-за этого в крови бурлило раздражение, но Сторми играла, сцепив зубы и скрепя сердце. Не до разборок с Рехемой сейчас.

Крепчал и крепчал северный ветер, и на полпути к кольцу противника Сторми почувствовала, как лёгкая вибрация в метле, начавшаяся с первых секунд матча, нарастает, а сама метла дрожит под телом, дёргается, то рывками бросается вперёд, то неожиданно тормозит.

— Что ты творишь?! — закричал Джеймс, когда Сторми, выронив квоффл, ухватилась за дёргающуюся метлу обеими руками, чтоб не свалиться с неё.

— Метла не слушается! — крикнула она в ответ, и метла резко рванула вверх.

Старенький, явно видавший виды «Вихрь» будто совсем одичал: он брыкался, подкидывая Сторми в воздух, и та, глухо ругаясь, пыталась не свалиться на землю. Она уже не слышала, что Пуффендуй забил им три гола, сейчас в её голове было только одно: не свалиться!

Когда Сторми Пирс было двенадцать (почти тринадцать) лет, кобыла по кличке Буря сбросила её с себя. Она брыкалась под Сторми точно так же, как теперь брыкался «Вихрь». Буря сбросила её.

«Вихрь» прокрутился под ней, и Сторми повисла головой вниз. Она едва увернулась от летящего в неё бладжера и надавила на рукоять метлы, пытаясь опуститься поближе к земле, но «Вихрь» взмыл вверх, едва не сбив летящего к кольцам Гриффиндора пуффендуйского охотника. Краем уха Сторми слышала, как комментатор (кажется, это был кто-то со Слизерина) нелестно отзывается об умении женщин летать на мётлах. Она сцепила зубы.

Но на злость не было времени: «Вихрь» подбросил её так, что Сторми почти свалилась с метлы, едва успев схватиться за рукоять. Голова закружилась, стоило лишь раз взглянуть вниз, на такую далёкую землю. Сердце застучало так быстро, что, казалось, оно сейчас выпрыгнет. Безумные крики «Снитч! Там снитч!» доносились как будто из-под земли, но все как один следили за двумя ловцами, несущимися за золотым мячиком, и как будто не существовало никакой охотницы Сторми Пирс, цепляющейся за бесноватую метлу.

— Чёрт, да помогите мне кто-нибудь! — крикнула Сторми.

Однако рядом оказалась только Рехема Джордан. Она подлетела к ней близко-близко и сказала:

— Наслаждаешься полётом, свинка? — На её губах расползлась злорадная улыбка, которая тут же превратилась в оскал. Рехема прошипела: — Тебе не место в команде.

— Что ты сделала с метлой?! — ужаснулась Сторми. — Я же могу умереть, если…

Вдруг «Вихрь» дёрнулся, и она вместе с метлой полетела вниз. Ветер свистел так громко, что закладывало уши, он хлестал по лицу, но даже так он не мог перебить отчаянный вопль Сторми.

Когда Сторми Пирс было пятнадцать, она оседлала Бурю. Кобыла брыкалась так, словно в неё вселились все бесы ада, но Сторми крепко держалась ногами за бока лошади и со всей силы удерживала поводья. Буря неслась вперёд, будто ничего перед собой не видела, и Сторми казалось, что она сейчас умрёт, но изо всех сил она натянула поводья, тормозя кобылу. Когда Сторми Пирс было пятнадцать, она оседлала Бурю.

Сторми летела вниз, и с каждой секундой земля становилась всё ближе и ближе. Она не переставала сжимать «Вихрь» в руках, но он никак не хотел подчиняться. Почти у самой земли Сторми обхватила его ногами и, собрав последние силы, пропустила разряд магии сквозь дерево, будто бы натягивая поводья.

Метла затормозила так резко, что желудок по инерции едва не выскочил из Сторми. Сердце безумно лупило по рёбрам, и Сторми понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы осознать, что она жива. Метла всё ещё вибрировала, но уже не пыталась убить свою наездницу.

Сторми снова взмыла в небо и окинула поле взглядом. Ловцы упустили снитч, и игра возобновилась с ещё большей жестокостью. Гриффиндор и Пуффендуй шли ноздря в ноздрю, и Рехема, захватив квоффл, мчалась к кольцу, дорогу ей преградил крупный пуффендуец, и та отдала пас Поттеру, как вдруг в неё со всего размаха влетел бладжер. Кости оглушительно хрустнули, и Рехема сама полетела вниз, как пару минут назад это делала Сторми. Трибуны взвыли, и Сторми понеслась следом. Метла брыкалась, дергалась, но сейчас для Сторми существовала только падающая с огромной высоты девушка.

— Рехема! — заорала она и что было силы надавила на рукоять «Вихря», ускоряя его.

У самой земли Сторми ухватила Рехему за руку и, притормозив, мягко опустила её на траву. Тут же к ней подлетели мадам Хуч и мадам Помфри, а Сторми, получив отмашку от тренерши, снова взмыла в небо.

Поттер был в ужасе. Сторми по одному его лицу могла прочесть, что он думал: у его команды осталось всего два охотника, причём у одной из них явно неисправная метла. Пуффендуй вырвался вперёд, лидируя на двадцать очков, и Поттер, пребывая в отчаянии, граничащим с припадком, взял тайм-аут.

— Ты мог взять тайм-аут тогда, когда у меня взбесилась метла?! — едва приземлившись, набросилась на него Сторми.

— Не мог! — заорал в ответ Поттер. — Джош тогда почти поймал снитч! О каком тайм-ауте вообще речь?!

— А то, что я чуть не померла, тебя не волнует?!

— Но не померла же! — развёл руками Поттер. — А теперь у нас вообще один охотник, и это я!

И тут Сторми осенило: Рехема выбыла.

— Где метла Джордан? — резко обрывая Поттера, спросила она, а затем схватила её старенький «Тайфун». Раз уж Рехема что-то наворотила с её метлой, Сторми возьмёт метлу самой Рехемы.

В квиддиче, в отличие от не-магических командных игр, заменять игроков во время игры было нельзя. Почему — Сторми понятия не имела, но по окончанию тайм-аута в воздух взмыло всего два гриффиндорских охотника. Но без Джордан и на исправной метле играть стало намного, намного легче. Поттер и Сторми поочерёдно передавали друг другу пасы, не давая пуффендуйцам даже малейшего шанса отобрать мяч.

Очень скоро им удалось сравнять счёт, а потом и вовсе вырваться вперёд на сорок очков. Уже темнело, когда Джош камнем метнулся вниз. Сторми было подумала, что он падает, но потом заметила золотой блеск внизу и поняла: снитч. Рывок — и мяч оказывается в руках Джоша.

Сразу после этого вдарил проливной дождь, и по небу растянулись кривые молнии. Сторми выдохнула и запрокинула голову, подставляя разгорячённое лицо дождевым каплям.

Когда Сторми Пирс было семнадцать, она снова оседлала бурю.

---

1) Прим. авт.: Фахита (исп. fajita) — блюдо техасско-мексиканской кухни, представляющее собой завёрнутое в тортилью (мягкую пшеничную лепёшку) жаренное на гриле и нарезанное полосками мясо с овощами.

Вернуться к тексту

5 ноября 1976 г., Шотландия, вечер

В общей гостиной Гриффиндора стоял такой шум, что у Сторми звенело в ушах. Студенты праздновали победу своего факультета в первом матче. Блэк притащил откуда-то абсолютно точно палёный огневиски, и теперь его распивали чуть ли не всеми старшими курсами Гриффиндора. Поттер же от радости плясал посреди гостиной.

Казалось, одна только Сторми не принимала участия в праздновании. На это было несколько причин.

Причина первая: Сторми снова заболела. Спустя минут пятнадцать после матча её начало морозить, помимо этого она рисковала захлебнуться в собственных соплях. Сторми ненавидела проклятый холод! Ещё и дождь её полил. В Техасе Сторми любила дождь. В Британии она его ненавидела.

Причина вторая: Сторми пыталась привести свою метлу в прежнее состояние. После матча она её хорошенько осмотрела и поняла, в чём было дело. Оказалось, что на прутья нанесли слишком много мази для мётел, что и привело к тому, что метла вышла из строя. Вероятно, из-за того, что Сторми пропустила поток магии через метлу, мазь частично отслоилась от неё. Сейчас же Сторми пыталась счистить с прутьев налипшие остатки мази.

Причина третья: Поттер, пляшущий посреди гостиной. Ну, вообще-то дело было не совсем в нём…

Сторми скосила взгляд в центр комнаты. Там, рядом с проклятым Поттером смеялась Лили Эванс. Ледяное равнодушие, отражавшееся на её лице во время матча, сейчас совсем растворилось. Лили была просто невероятно счастлива. Она походила на солнце, озаряющее своим светом простых смертных. Ну, вернее, только Джеймса. Когда взгляд Лили падал на Сторми, та становилась холоднее самого пронзительного северного ветра.

Впрочем, сейчас она на Сторми не смотрела: всё внимание Лили было приковано к Поттеру. Тот подхватил её на руки и на всю гостиную кричал, что на свете нет человека более счастливого, чем он. Сторми едва сдержала рвотный позыв, когда Джеймс поцеловал Лили.

Мама ответила в письме, что Сторми должна понять её. Лили ведет себя так, как общество предписывает ей: выбирать мужчину, а не подруг. И Сторми понимала. Она понимала даже Рехему Джордан, что говорить про Лили! Но менее обидно от этого ей не становилось.

Сначала Сторми казалось, что ситуация очень похожа на ту, которая была с Айси, Дарси и Валтором (ну, тем парнем, из-за которого они чуть ли не разругались). Однако, как ни посмотри, Лили просто решила выбрать отношения. Да, вот такая вот история. В жизни прекрасной принцессы появляется прекрасный принц на белой метле, и подружки резко прекращают быть хоть сколько-нибудь нужными. А зачем они нужны, когда всё внимание теперь должно отдаваться парню? Сторми хотела обсудить это с Мэри, но та сейчас спорила с Блэком и пыталась отобрать огневиски у первокурсника, так что ей явно было не до душевных терзаний по поводу Лили.

Сторми резко встала, чувствуя, как неприятные простудные мурашки прокатываются по ломящей спине, отнесла метлу в комнату и вышла из гостиной. Уже стемнело, наступил комендантский час, во время которого нельзя было выходить из гостиной, но Сторми сейчас куда больше волновала поднимающаяся температура, чем возможность получить отработку. И куда больше её волновало то, что дружбу с ней променяли на парня. Тем более на Поттера. Хуже был бы только Блэк.

Дойдя до Больничного крыла на втором этаже, Сторми тихонько приоткрыла дверь в лазарет и проскользнула внутрь. Свет уже не горел, и Сторми осторожно, практически наощупь дошла до кабинета мадам Помфри и постучала в дверь. Затем ещё раз. После третьего раза целительница наконец отворила дверь и уставилась на Сторми.

— Мисс Пирс? Почему вы не спите? — удивилась она. — У вас что-то болит?

— Здравствуйте, мадам Помфри. — Сторми неловко улыбнулась. — Кажется, я опять заболела. Ощущение, будто температура поднимается.

— О Мерлин, я же совсем недавно давала вам противопростудное зелье!

Мадам Помфри бросила на Сторми диагностические чары, покачала головой и всучила ей несколько пузырьков с зельями, дождалась, покуда она примет их все, и отправила обратно в башню Гриффиндора.

Но возвращаться Сторми не хотела. Вместо этого она села на подоконник возле входа в Больничное крыло и прижала колени ко груди.

В такие моменты, когда будничный ток жизни замедлялся и Сторми оставалась одна, запрятанная внутрь, заглушённая, заваленная куда более важными делами тоска вырывалась наружу. И Сторми тихонько плакала. Она скучала по матери. Последние три с половиной года Сторми училась в обычной школе, не в интернате, и с матерью разлучалась редко: только на время её командировок. Сторми скучала по родному Техасу, где палила жара и от холода не хотелось закутаться в три тысячи шерстяных пледов. Сторми скучала по подругам, которые не меняли её на парней.

Здесь же Сторми была одна.

Она растёрла глаза руками, но слёзы это не остановило. Они так и продолжали течь по щекам и подбородку, затекая под широкий ворот свитера. Уткнув лицо в руки, Сторми всё же позволила себе выплакаться.

Вдруг она услышала тихие шаги, раздавшиеся совсем рядом. Она подскочила и встретилась глазами с Ремом. Он стоял у двери в Больничное крыло и внимательно смотрел на Сторми в ответ.

— Я помешал? — спросил он и сделал осторожный шаг в её сторону.

Сторми ничего не ответила. Если бы она открыла рот, то вместо слов издавала бы только хрипы, всхлипы и хлюпанье носом. Позориться ещё сильнее она не хотела и надеялась, что в темноте Люпин не видит её зарёванное лицо. Сторми тошнило от мысли, что он постоянно застаёт её плачущей. Бесит! Какого чёрта он вообще выперся сюда?

Тем временем он присел на подоконник и похлопал ладонью по месту рядом с собой — там, где минуту назад сидела Сторми. Она помялась какое-то время, отчаянно размышляя, сесть ли рядом или сбежать. В итоге решила, что сбегать — удел Люпина, а сильные женщины встречают трудности лицом к лицу, поэтому она села рядом.

— Я уже говорил, что готов тебя выслушать, — сказал Рем. — После каждой победы в матче Гриффиндор сходит с ума в гостиной. Мне казалось, ты будешь отмечать с подругами.

После этих слов сдерживаться стало просто невыносимо, и Сторми всхлипнула, тут же зажимая рот ладонью. Люпин выдохнул и осторожно провёл рукой по её спине.

— Лили всё ещё с тобой не разговаривает? — спросил он, и Сторми прорвало.

— Не разговаривает! Зачем ей? У неё же Джеймс! Чёртов Поттер! Я не понимаю, чем он лучше меня? Чем?! Он же… Он же самый настоящий напыщенный идиот, два сапога пара с Блэком! Почему вся дружба должна кончаться, когда девушка встречает мужика?! Если мужик, то, конечно, дружбу на баб не меняем, а как девушка — так сразу же подружки до свадебки, а после — только суженый! Нет, блин, расширенный, чтоб его! Грёбаный патриархат со своими дебильными устоями! Гори всё в аду!

По щекам вновь ползли слёзы, а из носа, как ни шмыгай, текли сопли.

— Так ты уверена, что это из-за Джеймса? — спросил Рем.

— А ты можешь назвать другую причину? Или у дражайшей старосты Эванс просто помутнение в мозгу произошло?!

Рем открутил от рукава рубашки пуговку и, трансфигурировав её в платок, протянул Сторми. Та поколебалась несколько долгих мгновений, но всё же взяла платок и прижалась к нему лицом. Ещё чего не хватало — сморкаться при мужике! Сторми Пирс не опустится до такого унижения.

— Я думаю, что дело не в нём, — ответил Люпин. — Иначе состояние Лили не касалось бы меня. В конце концов, я же не «подруга». Но Лили и со мной прекратила общаться.

Сторми нахмурилась.

— Слушай, Рем. Не уверена, знаешь ли ты, но у Лили были парни до Потти?

Рем тоже нахмурился, вспоминая.

— Нет. Джеймс первый. По крайней мере, я не помню, чтобы она встречалась с кем-то. Почему ты спрашиваешь?

— Мэри говорила, однажды с Лили уже происходило что-то такое. — Сторми, уже почти успокоившаяся, снова подтянула колени ко груди и, уложив на них подбородок, закрыла глаза. — Я подумала, может, это взаимосвязано, хотя даже если у неё не было парней до Потти, может, в тот раз причина была другой. И всё на самом деле из-за Поттера.

Снова захотелось плакать, и Сторми вновь приложила платок к лицу.

— Мы с тобой можем сколько угодно гадать, что же происходит с Лили, но ответ знает только она одна, — после минутного молчания сказал Рем. — Я, как уже и говорил, почти полностью уверен, что дело не в Джеймсе. Не то чтобы я прям уж хорошо знаю Лили, мы нормально общаться начали только год назад, но… Я знаю, что просто так она ничего не делает. Хочешь, вместе с ней поговорим?

Сторми покачала головой.

— Спасибо, но я сама поговорю. Ещё раз. Если она и в этот раз будет упираться, я умываю руки. Меньше всего на свете я хочу быть навязчивой и портить жизнь другим женщинам. Она сделала такой выбор, и кто я такая, чтобы заставлять её дружить со мной или объясняться?

Рем молчал долго. Снова пошёл дождь и забарабанил по стеклу.

— Меня удивляет, какой терпеливой и понимающей ты становишься, когда дело касается женщин, — сказал он. — Что с Лили, что с Рехемой. Ты готова терпеть и отступаешь, лишь бы не задеть чувства других женщин. Даже если с тобой поступают несправедливо.

Сторми хмыкнула.

— Считаешь, это плохо?

— Нет, просто пытаюсь понять тебя. — Рем пожал плечами. — Я задаюсь вопросом, как в тебе совмещаются… Не знаю… Вот эта готовность скорее помереть, чем сделать то, что тебе противно, и…

Он нахмурился, подбирая слова, и Сторми заёрзала.

— И? Договаривай. Что совмещается?

— И, наверное, жертвенность… Или нет. Я понятия не имею, что это. — Он прислонился затылком к стеклу. — Я уже говорил, ты напоминаешь мне образец христианки в такие моменты. И не пыхти, это правда так и выглядит. Ты подставляешь вторую щёку, если это Рехема или Лили. Будь на их месте Бродяга, ты бы уже вызвала его на дуэль. А тут… Твоя подруга резко стала вести себя так, будто вы незнакомки, а ты злишься на её парня и печёшься о том, чтобы не навязываться. Рехема вовсе тебя со свету выжить хочет. И… Я слышал, что произошло на стадионе: Джеймс и Сириус сразу всё мне вывалили.

Сторми выдохнула.

— Слушай, Блюбоннет. Я терпеть не могу спорить с женщинами. Я терпеть не могу, когда женщинам больно. Когда-нибудь я поговорю с Рехемой. Возможно, даже поругаюсь. Но я не хочу, чтобы её и без того явно паршивая жизнь стала ещё хуже!

Она сползла с подоконника, наложила на платок очищающие чары и протянула Рему.

— Спасибо, что выслушал. Хотя меня и бесит, что ты постоянно застаёшь меня тогда, когда я больше всего не хочу, чтобы кто-нибудь меня видел. У тебя чуйка, что ли?

Рем усмехнулся и трансфигурировал платок обратно в пуговицу.

— Возможно. Но, честно говоря, я просто услышал, что кто-то всхлипывает в коридоре. У меня слух хороший. — Он смолк на мгновение, а после добавил: — Дети часто плачут в Хогвартсе. Первые годы в школе-интернате ты чрезвычайно сильно скучаешь по родителям. Это нормально. Потом, конечно, привыкаешь, но после каникул снова очень тоскуешь по дому. Периодически даже у старшекурсников, ну… — Тут он неопределённо махнул рукой. — Срывы случаются у всех.

На это Сторми лишь поджала губы. Что отвечать, она не знала. Ей всё ещё было неловко, что Рем застал её в таком жалком положении, но после его слов стало и вправду как будто бы чуточку легче.

— Что ж, наверное, мне пора. — Сторми перемялась с ноги на ногу. — Увидимся завтра, Блюбоннет.

— Сторми, подожди!

Она оглянулась. Рем всё ещё сидел на подоконнике, и редкие молнии периодически освещали его лицо, исполосованное шрамами. Он снова теребил свой многострадальный крестик, накручивая нить на палец.

— Я хотел сказать… Поздравляю с победой в первом матче.

Сторми не смогла сдержать улыбку.

— Спасибо! — И, махнув рукой, она зашагала в сторону башни Гриффиндора. Завтра она точно поговорит с Лили ещё раз.

* * *

6 ноября 1976 г., Шотландия, библиотека Хогвартса

Этот понедельник казался Лили просто невыносимым. Впрочем, как и вся неделя. Лили плохо спала, и даже Нарцисса, с которой она постоянно пересекалась в библиотеке, сказала, что может продать неплохое снотворное зелье по сходной цене. Конечно же, Лили отказалась.

Сейчас она снова сидела среди стеллажей с книгами и пыталась сосредоточиться на статье об использовании магловских препаратов в волшебных зельях в «Практике Зельеварения». Но буквы сливались в одно мутное пятно, и Лили приходилось снова и снова перечитывать одну и ту же строчку, смысла которой она всё равно не улавливала. В итоге она бросила тщетные попытки прочесть статью и уложила голову на стол, закрыв глаза.

Она почти задремала, когда рядом зазвучали тихие голоса. Лили открыла один глаз и приподняла голову, глядя на тех, кто нарушил её хрупкий покой. Это были три девушки, студентки Рейвенкло, и у Лили скрутило желудок, когда она узнала среди них ту, кого раньше считала подругой: Сивиллу Вэйн.

Сивилла, между прочим, тоже её заметила. В её золотых глазах голубыми отливами мелькнула печаль — такая до омерзения неуместная, что Лили не стерпела: вскочила с места и, подхватив книги, ринулась вглубь библиотеки, туда, куда даже такие заядлые рейвенкловские зубрилы — вроде Сивиллы и её настоящих подружек — не забирались.

Лили обрушилась на скрипучий стул в самом пыльном уголке библиотеки, грохнула рядом книги и закрыла глаза ладонью, надавливая пальцами на веки. Она слышала, как пульсирует в венах бьющаяся кровь. В такт этому кровавому биению колотились в голове мысли: «Я одна». Эти слова плавили черепушку и текли по нервам, пронизывая всё тело обжигающими уколами. Одна. Она одна среди этих пыльных, забытых даже библиотекаршей книг.

Лили так надоело быть запасным вариантом, ходячим справочником, палочкой-выручалочкой, что она предпочла бы замуроваться прямо тут. А ведь в тот день ей показалось, что Сивилла действительно хочет дружить с ней!

В тот день Лили тоже сидела в библиотеке…

* * *

Сентябрь 1974 г. — март 1975 г., Шотландия

Лили снова сидела в библиотеке. Её практически всегда можно было найти именно тут. С самого первого курса она просиживала здесь большую часть свободного времени. И практически всегда Лили сидела одна.

Иногда к ней присоединялся её друг, Северус Снейп, но Лили в последнее время чувствовала себя всё более неловко рядом с ним. Он явно в неё влюбился и почему-то думал, что она этого не понимает. Как будто это так неочевидно, когда на тебя с рассеянной улыбкой таращатся томным взглядом. Причём Сев ещё и старался сесть поближе, чтобы их ноги или локти соприкасались. Лили ничего не говорила, потому что… потому что он был её единственным другом, а она не хотела оставаться совсем-совсем одна. Она не хотела разрушать эту дружбу.

Но сегодня в жизни Лили случилось что-то необычное.

Сивилла Вэйн — девочка из Рейвенкло, умная, красивая аристократка с кучей подруг — села напротив неё и, широко улыбнувшись, сказала:

— Ты так круто справляешься на зельях, я в восторге! Это правда потрясающе! Удивительно, что Слагхорн ещё не взял тебя в подмастерья, старик теряет хватку.

После этих слов сердце Лили замерло.

Она всегда была умной, порядочной и доброй девушкой. Всегда. В начальной школе Лили постоянно отвечала на уроках, тянула руку и получала только «А» и ничего, кроме «А». Учительница всегда ставила Лили в пример её одноклассникам. Когда Лили поступила в Хогвартс, она не стала сбавлять обороты и снова пополнила ряды отличников. Мама и папа гордились ею, но однокурсники видели в ней только заучку, у которой можно скатать домашнюю работу или контрольную.

Впервые кто-то действительно оценил её способности, а не увидел в ней спасение от «Тролля» за эссе.

Они разговорились и проболтали аж до самого закрытия библиотеки. Лили рассказала ей о своих наработках в зельях, об экспериментах с Севом и о том, что хочет войти в историю зельеварения. Впрочем, о том, что одной из её мечтаний является мечта о получении огромных денег с патентов, Лили умолчала. Это не то, о чём грезят хорошие девочки.

Сивилла же была сильна в Трансфигурации. Да и вообще она знала очень много всего. Слушать её было одно удовольствие.

В следующий раз Сивилла снова села рядом в библиотеке. И в следующий за следующим раз. И в другие разы тоже. В какой-то момент Лили поняла, что ждёт её появления в библиотеке. И после этого она робко, очень неуверенно начала называть её своей библиотечной подругой.

За месяц общения — за месяц дружбы — Лили узнала много нового о Сивилле. Например, она не любила, когда её звали Сиби — говорила, что это по-плебейски, и лучше называть её Белль. Некоторые, впрочем, звали её Билли, и тогда Сивилла приходила в холодную ярость. Она не любила леденцы и обожала вафли с карамелью, любила книги и чертовски боялась получить оценку ниже «Превосходно».

А ещё она искренне боготворила Зельеварение, но таланта к нему не имела, и это расстраивало её до слёз. Лили сама прекрасно знала, что профессор Слагхорн предпочитает игнорировать отстающих — слишком уж он занят Клубом Слизней и отчётностью.

В тот момент Лили решила поступить так, как, по её мнению, поступают подруги: помочь. В один из октябрьских дней Лили сказала Сивилле, что больше не может смотреть на её страдания каждый раз, когда она получает «Выше ожидаемого» или, упаси Бог, «Удовлетворительно» по Зельям, и поэтому она подготовила кое-что, что могло бы очень помочь.

— Смотри.

Лили достала из сумки блокнот и открыла на странице, где написала «План спасения» и нарисовала вокруг звёздочки и маленькие колбочки с зельями. Сивилла придвинула блокнот поближе, разглядывая рисунки и читая текст.

— Я подготовила небольшую программу, — пояснила Лили, — чтобы наверстать упущенное и научиться системно подходить к изучению Зелий.

— Ты моя спасительница, Лили! — воскликнула Сивилла.

— Подожди пока благодарить, — скрывая радость от похвалы, сказала Лили. — Первый месяц будем только теорию навёрстывать, а второй посвятим практике. Тогда нам, правда, понадобится аудитория, но, думаю, я смогу уговорить профессора Слагхорна, чтобы он выделил нам один кабинет в подземельях.

С тех пор Лили стала подтягивать Сивиллу по Зельям. И очень скоро она поняла, почему ей с таким трудом давался этот предмет.

— Твоя проблема в том, что ты не видишь взаимосвязи между разными этапами приготовления зелья, — сказала она. — И, кажется, между разными зельями тоже. Тем не менее всё это связано. Зельеварение похоже… Похоже на готовку. Ты не можешь просто смешать все ингредиенты в одну массу и получить хороший результат.

Вдруг над ухом раздалось фырканье, и Лили, повернувшись, встретилась взглядом с Севом.

— Лили, ты правда сравнила такое искусство, так зельеварение, с приготовлением стряпни? — спросил он, и в глазах промелькнуло разочарование. — А я думал, ты относишься к зельям серьёзно…

— Я так и отношусь! — Лили вспыхнула.

— Что тебе надо, Снейп? — холодно спросила Сивилла. — Пришёл нам настроение портить?

Сев скривился.

— Я пришёл поговорить с моей подругой, — сквозь зубы процедил он. — Лили?

Она бросила извиняющийся взгляд на Сивиллу и, встав, кивнула Северусу. Он вытащил её из библиотеки и пронзительно глянул в зрачки.

— Лили, что это такое? — зашипел он.

— Ты о чём? — не поняла она.

— Об этой Вэйн! Почему ты с ней общаешься? Что, я больше не нужен? Замену мне нашла?

— Какая ещё замена? — Лили захлопала глазами. — Разве я не могу дружить с кем-то ещё, не только с тобой? Ты же общаешься с Мальсибером и Эйвери. Почему мне нельзя?

— Это другое, Лили. — Северус качнул головой, и сальные волосы упали ему на лицо. — Я с ними не из интереса общаюсь, просто так надо.

— Да-да, точно, тёмные искусства требуют тёмных связей.

Лили поджала губы. Честно говоря, её всё это жутко раздражало, но говорить об этом Северусу она не хотела. Он всё ещё был её другом.

— Лили, пожалуйста, если я тебе дорог, прекрати общаться с Вэйн.

В его чёрных глазах смешались просьба и отчаянье. Лили выдохнула, растирая пальцами глаза. Она сказала:

— Хорошо, только ты перестань общаться с Мальсибером и Эйвери. Ну, если я тебе дорога.

На это Северус только скривил губы, эффектно взмахнул мантией и унёсся прочь. Лили тяжело вздохнула. Ей потребовалось несколько долгих минут, чтобы унять раздражение и вернуться к Сивилле. Та ждала её, ковыряя карандашом дырку в стирательной резинке. Когда она сидела вот так, одна, её лицо казалось таким печальным, но стоило Лили подойти ближе, как Сивилла тут же заметила её и широко улыбнулась, будто и не сидела мгновение назад с полным опустошения взглядом.

— Это какой-то кошмар, дорогая, — сказала она. — Что за вздор он нёс? Будто только с ним у тебя и есть право дружить.

— Ты слышала? — с ужасом спросила Лили.

Сивилла кивнула.

— Да, к сожалению. — Фыркнув, она вскочила с места, взмахнула мантией и приняла на себя мрачный вид. — Лили, если я тебе дорог, прекрати общаться с Вэйн, иначе я улечу от тебя на крыльях летучих мышей!

И с этими словами она круто развернулась, взмахнув мантией точь-в-точь как Сев. Лили не сдержалась и рассмеялась. Но тут Сивилла остановилась.

— Ты и правда перестала бы со мной общаться, если бы Снейп отказался от дружбы с Мальсибером и Эйвери? — спросила она, и Лили покачала головой.

— Он не отказался бы. Я прекрасно это знала.

— Почему ты вообще с ним дружишь? — спросила Сивилла, и Лили дрогнула.

Именно этот вопрос ей не раз и не два задавала старшая сестра, Туни. «Зачем тебе этот оборванец?» — спрашивала она, кривя нос, когда Северус приходил к ним в гости или гулял с Лили. И Лили злилась на сестру. Но сейчас… Сейчас она сама иногда задавалась этим вопросом.

— С ним интересно. — Лили пожала плечами. — Он много знает о зельеварении, мы вместе экспериментируем…

Правда, когда дело касалось эмоций, Северус превращался в бревно. Например, этим летом, прямо перед самым отъездом в Хогвартс, Лили и Туни так сильно разругались, что последняя хлопнула дверью и на несколько дней ушла из дома к бабушке. Конечно, мама сказала не сильно обижаться на старшую сестру, всё-таки она всегда обладала склочным характером, но Лили всё равно расстраивалась. Она же не виновата, что родилась ведьмой, а Туни — нет. С этими переживаниями она пришла к Северусу. Вернее даже сказать не пришла, а приползла в соплях. И всё, что Сев сказал, было: «Ну, тебя ж папаша не пи́здит, так что не парься».

Конечно, она знала его историю. Что-то видела и слышала сама, а что-то вывалил Сев, когда после очередных побоев от своего папаши-Тоби сбегал к ней. Лили старалась хоть как-то ему помочь, она слушала его, всовывала в руки еду и тёплые вещи. Конечно, наверное, с её стороны было свинством жаловаться на ссоры с сестрой человеку, которого периодически колотит родной отец. Но он был её единственным другом, кому ещё она могла рассказать, как не ему?

Лили вздохнула и покачала головой. Она готова была жертвовать многим ради дружбы, но почему-то этим всегда занималась именно она.

— Не грусти, Лили, — похлопав её по руке, сказала Сивилла. Затем она потянулась и вытащила из своей сумки пачку с её любимыми вафлями. — Держи, это тебе.

— Мне? — удивилась Лили. — Но это же твои любимые!

— Ну да. Я поэтому тебе и даю. Они очень вкусные! Бери. И больше не грусти из-за того долгоносика.

Лили, на миг прикусив губу, широко улыбнулась.

С тех пор Сивилла часто приносила ей то вафли, то печенье. Однажды она с торжественным видом вручила ей целый том «Книги Зелий» Зигмунда Баджа. Лили сначала отказывалась, говорила, что не может принять эту книгу, что Сивилле она самой пригодится, на что та лишь отмахнулась:

— У меня дома такая же есть.

После этих слов Лили ничего не оставалось, кроме как принять подарок.

Однако не всё в Сивилле было так светло и солнечно, как зачастую казалось при первом взгляде.

Зимой, когда от теории Зельеварения девочки перешли к практике, Лили смогла (не сразу, но вода камень точит) выпросить у профессора Слагхорна аудиторию для дополнительных занятий с Сивиллой. Однажды та недостаточно тщательно измельчила хвосты саламандр, и зелье дало реакцию. Оно зашипело и взорвалось, так что Сивилла едва успела отпрыгнуть, но споткнулась и повалилась на пол.

— Ничего страшного, — сказала Лили, протягивая руку, — такое бывает.

Юбка Сивиллы задралась, и та быстро одёрнула её, но Лили уже заметила продольные багрово-коричневые полосы царапин.

— Не говори никому! — тут же зашептала Сивилла.

Глаза у неё стали такие жалостливые, испуганные, и зрачки сузились и всё время дрожали, пока она ждала ответа от Лили. Та в свою очередь присела рядом с ней на корточки и, положив руку на её плечо, спросила:

— Ты в порядке? Я могу чем-то помочь?

Сивилла поджала губы, и по её щекам потекли слёзы.

Она рассказала, что она старшая сестра в семье чистокровных волшебников. Она всегда была недостаточно идеальной, недостаточно умной, недостаточно умелой. Её младшие сёстры ещё не достигли одиннадцати лет, а уже умели колдовать лучше, чем она на втором курсе Хогвартса. Она не имела права получить хоть одну оценку ниже «П». Каждый раз, когда это случалось, Сивилла чувствовала такую злость на себя, такую неистовую ненависть, что руки сами тянулись к маленьким маникюрным ножницам. Сначала, конечно, Сивилла резала себя заклинанием, но однажды перерезала себе вены настолько, что попала в лазарет. После того случая она использовала только чёртовы магловские ножницы. И никогда не применяла к себе исцеляющие заклинания или какие-либо зелья, мази и прочие препараты. Она несла наказание за то, что не была идеальной, безупречной и совершенной. У неё не было никакого права заживлять эти раны. Её подруги не знали, что она с собой делает.

— Иначе они рассказали бы моим родителям, — пояснила Сивилла.

Лили слушала её исповедь, и ей казалось, что кожа на спине превращается в пупырчатую плёнку — настолько крупными были мурашки. Лицо Сивиллы стало таким, каким Лили никогда не видела его. Оно побелело, карие глаза теперь казались почти чёрными на фоне красных белков, и во всём её лице читалось страдание.

После того дня их отношения пополнились ещё рассказами Сивиллы о её весьма не радужном состоянии. Лили слушала её и пыталась помочь. Она даже поискала в библиотеке книги на эту тему, но ничего не нашла, поэтому приходилось довериться интуиции. Но Лили не знала, что она должна делать, что говорить, как поддержать и как не навредить.

И что-то у неё даже получалось.

После разговоров с Лили Сивилле становилось легче. Но не легче было самой Лили. Она чувствовала, что снова вкладывает больше, чем получает назад. Как будто это она дружит, а с ней приятельствуют.

Как-то раз на перемене Лили подошла к задорно общающейся со своими подругами Сивилле, отвела её чуть в сторонку и спросила:

— Хочешь сходить со мной в Хогсмид? Мы могли бы вместе провести время вне учёбы.

Сивилла неловко скривила губы.

— Прости, Лили, но я уже обещала подругам. Не подумай, я бы с радостью, но мы общаемся с самого детства. Наши родители общались тоже. Я не знаю, примут ли девочки тебя, ты же всё-таки…

«Не чистокровная», — закончила про себя Лили.

— Я… Я понимаю. — Она кивнула и натянула улыбку на лицо. — Значит, в следующий раз?

Сивилла кивнула.

— Да, в следующий раз обязательно. И я попытаюсь настроить девочек, чтобы они тебя приняли.

Но в следующий раз она снова отказала. И в остальные разы.

«Ничего, — думала Лили. — Она же аристократка. Родители сами выбирают им друзей. Мы просто разные по статусу, вот и всё. Это не мешает нам дружить». Но каждый раз Сивилла выбирала не её, а других. Лили замечала, что она приходит к ней только тогда, когда ей было плохо. Или когда нужна была помощь в зельях.

Примерно в это время Туни совсем перестала отвечать на письма Лили. Та переживала, но она не посмела рассказать об этом Сивилле. Не хотелось бы тревожить своими не особо значительными проблемками человека, который режет себя. Поэтому Лили переживала молча.

Но с каждым днём она всё больше чувствовала, что что-то не так. Что-то в этой дружбе неправильно. Что-то определённо точно неправильно, иначе бы Лили не чувствовала бы себя так паршиво.

— Ты важна для меня, — говорила Сивилла, и Лили из раза в раз повторяла это в голове.

Она важна.

Она важна.

Важна.

Сивилла сидела в Большом зале, и по обе стороны её окружали подруги. Да только на лицо Сивиллы снова упала та самая тень, которую Лили замечала во время её рассказов о семье или о её проблеме с царапинами. Лили поджала губы и шагнула мимо. В голову лезла противно-неуместная мысль: «А те девочки даже и не догадываются о её состоянии, об этом знаю только я». Лили думала это и чувствовала себя ужасно. Как самая настоящая дрянь.

Северус, впрочем, решил на неё разобидеться. Он демонстративно взмахивал мантией и уносился прочь, когда она шла вместе с Сивиллой по коридорам, и кривился, если она садилась с ним на уроках.

Лили и раньше чувствовала, что с их дружбой уже давно не всё в порядке, но сейчас всё как будто сильнее и сильнее усугублялось. И Лили не хотела быть той единственной, кому эта дружба вообще нужна. Если Северус хочет обижаться, хочет ломать трагедию просто потому, что теперь он не единственный в её жизни, то, что ж, пусть. Исправлять это Лили не хотела. Она слишком сильно устала вкладываться в эти отношения.

Да и теперь, кажется, у неё есть ещё и подруга. Хотя она и не гуляет с ней, всё их время вместе ограничивается лишь совместными библиотечными посиделками, но ведь с Севом Лили общалась примерно так же. Всё общение с ним ограничивалось совместными экспериментами, уроками и его рассказами про то, как ему тяжело с папашей-Тоби и матерью, которая, по его словам, была настолько беспомощной, что ни разу не защитила его от папаши ни словом, ни делом. Лили иногда казалось, что с Сивиллой она намного ближе, чем с Севом, хотя с ним она дружит очень долго. А дружит ли вообще?

Но Лили и с Сивиллой чувствовала, что что-то не так. Она прекрасно понимала, что Сивилла — аристократка из древнего магического рода, а она, Лили, маглорождённая из семьи рабочих. Конечно, Сивилле тяжело будет с ней гулять, родители ведь требуют, чтобы она проводила время с теми девочками, на которые укажут они.

Зато с Лили Сивилла была откровенна. Она рассказала ей то, чего не рассказала своим подружкам.

Так Лили себя убеждала несколько месяцев, пока под конец зимы, в начале марта Мэри Макдональд, соседка по комнате, не позвала её в Хогсмид. Лили сначала хотела отказаться, у неё ведь была назначена встреча с Сивиллой, но потом всё же решила, что один раз можно пропустить. И, отправив Сивилле записку о переносе встречи, она пошла в Хогсмид с Мэри.

Оказалось, Мэри была неплохой девочкой, хотя, честно говоря, Лили с первого дня в Хогвартсе её обходила стороной: вечно угрюмая Мэри ей не нравилась.

Они вместе поиграли в снежки, Мэри прокатила Лили на ледянке, трансфигурированной из первой попавшейся ветки, а потом они вместе пили сливочное пиво в «Трёх мётлах». Тут-то Лили и услышала смех Сивиллы. Вообще-то она не сразу его узнала: она слышала его так редко, что даже не помнила, как он звучит. Лили вытянула шею, выглядывая среди толпы Сивиллу.

Она сидела через три столика от них. Вокруг неё снова были её подруги. Они так звонко хохотали вместе с Сивиллой, обсуждая что-то, что Лили стало неловко. Она видела, что это совсем не те разговоры, какие Сивилла вела с ней. Лили даже не припомнила, а говорили ли они о чем-то, кроме зелий, уроков и самочувствии Сивиллы. Она лихорадочно перебирала одно воспоминание следом за другим и, ничего не припоминая, кусала губы.

— Эй, Эванс, — позвала Мэри, и Лили перевела на неё взгляд. — Ты не подумай, я не пытаюсь встать между тобой и Вэйн, но… — Она начала складывать из салфетки оригами. — Но Сивилла тебя явно подругой не считает. Ты такая не одна, есть ещё Джил Джойс с Пуффендуя, она помогает ей с Травологией. И с Рейвенкло паренёк один, не знаю, с чем он ей помогает, но они часто в библиотеке вместе сидят. Ну, когда тебя нет.

После этих слов внутри Лили будто что-то переломилось. Она почувствовала себя такой же глупой, наивной идиоткой, как в начальной школе, когда дети списывали у неё, а она думала, что они хотят с ней дружить. Глаза защипало, но Лили приказала себе не плакать и, взмахнув волосами, сказала Мэри:

— Может, пойдём уже обратно в школу? Что-то я неважно себя чувствую…

Мэри кивнула, и они вернулись. Всю ночь Лили проплакала в подушку, топя себя в самоненависти. Она в самом деле была идиоткой, раз поверила, что с ней действительно хотят дружить! А ведь всё с самого начала было понятно.

На следующий день Лили нашла Сивиллу, отвела подальше от чужих ушей и сказала:

— Прости, но, кажется, я больше не могу продолжать это общение.

Сивилла захлопала глазами.

— Но почему?.. Мы же так здорово проводили время, и я…

— И ты прекрасно пользовалась тем, что я хорошо знаю Зельеварение. Тебе ведь так не хочется получать оценки ниже «П»! А тут я, такая наивная и глупенькая, верящая в то, что тебе интересно со мной дружить!

— Но мне правда интересно!

Лили вздохнула.

— Возможно. Но весь интерес держится только на моём знании зелий. — Она на миг замолчала, а потом продолжила: — Ты ведь просто меня использовала, да? Ну, как… как репетитора.

Сивилла молчала, и с каждой секундой Лили чувствовала, как тлеют её выдержка и решимость. Она отрывисто сказала:

— Прости, но я больше так не могу, — и быстро зашагала прочь.

У неё никогда не было подруги Сивиллы Вэйн.

* * *

6 ноября 1976 г., Шотландия, библиотека Хогвартса

Лили Эванс была одна. Рядом с ней никогда больше не садилась Сивилла Вэйн, никогда больше не здоровалась и не обсуждала зельеварение. Вечно обижающаяся Туни, сестра Лили, никогда больше не отвечала на письма. И даже Северус Снейп разрушил уже и без того истончившуюся дружбу одним резким словом: «Грязнокровка!»

Сторми Пирс же Лили оттолкнула сама, потому что знала — всё закончится точно так же, как с остальными. Сначала все втираются в доверие, играя в дружбу, пользуются тем, что Лили может им дать, а потом приходят настоящие подруги и вся дружба с Лили кончается. Вся домашка списана, контрольная решена, и Лили Эванс больше не интересна. В ней больше нет необходимости. И Лили не хотела снова чувствовать себя наивной идиоткой, верящей в то, что с ней на самом деле хотят общаться просто так, а на деле она является просто заменой для настоящих подруг. Поэтому куда легче даже не начинать верить в эту сказочку с розовыми пони и сахарной ватой.

Сначала Лили думала, что, раз уж она первая предложила Сторми Пирс дружить, то всё будет иначе, по-другому и совсем не так, как раньше. Но она ошиблась.

Сторми Пирс была точно такой же, как и все остальные.

У неё были настоящие подружки, ради которых она сворачивала горы — Мэри Макдональд и Марлин Маккиннон. С ними она постоянно сидела в Большом зале, гуляла, вступила в этот их дурацкий Клуб хозяюшек (Лили однажды спросила у Мэри, может ли и она вместе с ними туда ходить, на что Мэри ответила, что ей там не понравится и вообще Лили же занята обязанностями старосты и Клубом Слагги), ради Мэри Пирс даже собой чуть ли не пожертвовала. С Лили такого никогда не происходило. Она была нужна исключительно для того, чтобы весело скоротать время или не получить «Т» за контрольную.

Лили стащила с себя ботинки, забралась на стул с ногами и подтянула колени ко груди, устраивая на них подбородок. Стоящие на стеллажах книги давно никому не были нужны. Именно поэтому тут так много пыли. И Лили казалось, что скоро и она тоже покроется слоем пыли.

Вдруг она услышала шаги: кто-то шёл сюда. И упаси Мерлин, если это Вэйн. Лили не ручалась, что сдержится и не наорёт на неё. Но реальность оказалась, не сильно лучше.

— Лили? — Пирс выглянула из-за стеллажей и встретилась с глазами Лили. — Вот ты где. Я тебя повсюду ищу.

— Не стоило утруждаться. Всё равно нам не о чём разговаривать.

Лили натянула на ступни туфли, подхватила сумку, книги и собралась было пройти мимо Пирс, но та ухватила её за руку и решительно глянула прямо в глаза, в самые зрачки.

— Нет, Эванс, мы поговорим. И после этого можешь бегать от меня сколько хочешь, — медленно произнесла она. — А теперь объясни мне, глупой, какого чёрта произошло, что ты решила отгородиться ото всех, кроме Джеймса? Что, появился парень и подруги не нужны стали?

Скривившись, Лили выдернула свою руку из ладони Пирс.

— Подруги? — Она фыркнула. — У меня нет подруг, Пирс. Нет и никогда не было. Джеймс — единственный, кто мной не пользуется. Остальные же, включая тебя, Макдональд и Люпина, общаются со мной исключительно ради выгоды. Будь то домашка, помощь с контрольными, коротание свободного времени или помощь со скучными бумажками старост! Если бы я всё это не делала, вы бы даже и не подумали, чтобы со мной дружить!

— О чём ты? — Пирс выглядела такой шокированной, что ей легко можно было поверить. Но Лили не верила. Она достаточно уже обжигалась. Хватит с неё!

— Будто ты не понимаешь! Вы все меня используете!

Пирс глуповато хлопала глазами, будто не до конца понимая человеческую речь.

— Я не использовала тебя, — наконец сказала она. — Я просто хотела с тобой дружить, потому что ты мне нравишься. Вот и всё.

— Не использовала? Знаю я, все вы так говорите! — вскрикнула в ответ Лили. — Знаю! Просто не хотите терять такую удобную меня! Лили, дай списать то, Лили, помоги сделать сё! Лили, поговори с Поттером! Лили-Лили-Лили! Но как только на фоне появляются настоящие подружки, я уже не нужна, да?!

— О чём ты вообще? — удивилась Пирс. — Какие ещё настоящие подружки?

Лили сжала руки так крепко, что ногти больно впились в ладонь. Разум Лили будто разрывало пополам: одна часть видела истинность удивления Сторми и уговаривала поверить ей, другая же из раза в раз натыкалась на подтверждение — всё повторяется! В прошлый раз точно так же было! Мысли метались, сменяя одна другую в бешеном ритме, и Лили чувствовала, что сейчас взорвётся.

— Ты спрашиваешь про настоящих подружек? — Лили почти шипела, а не говорила. — Макдональд и Маккиннон разве не такие? За них ты пупок порвёшь, разве нет? А я тут явно лишняя. Я нужна только когда надо списать!

— Лили, послушай, — лицо Сторми приобрело такое жалостливое выражение, что Лили захотелось либо ударить её, либо выброситься в окно, — ты нужна не ради списывания. Ты просто мне нравишься. Как человек. Ты ответственная и умная, но в то же время и храбрая. Ты предпочла лишиться значка старосты, но не сдала меня, когда я подралась с Блэком. Я просто хочу с тобой дружить. Просто так. Не для чего-то.

И снова Лили разрывало пополам. Одна её часть верила, а вторая неустанно напоминала: Сивилла Вэйн говорила всё то же самое.

— Неправда! — вскрикнула Лили. — Докажи, Пирс! Докажи, что твои слова — не просто сотрясание воздуха! Поклянись! — И прежде, чем Лили успела сообразить, о чём вообще просит, она выкрикнула: — Дай Непреложный обет!

Следом за этими словами разразилась оглушающая, практически звенящая тишина. Лили слышала, как гудит в ушах взбесившаяся кровь и как отдаёт громовыми раскатами частое сердцебиение. Пирс же смотрела в ответ широко раскрытыми глазами и молчала.

Лили прекрасно понимала, что это просто безумие. Никто не будет давать Непреложный обет, который, вообще-то, запросто убьёт тебя в случае, если ты отступишь от клятвы. Но эта испуганная, вечно жмущаяся и прячущаяся от света часть, которая не верила ни одному слову Сторми, требовала доказательств — таких, которые она не смогла бы опровергнуть.

Бледная Сторми выдохнула, и Лили поняла, что это отказ. Да только Сторми закатала рукава свитера и бомбера и протянула ладонь.

— Ладно, — сказала она. — Только я не сильно разбираюсь, как там этот обет давать.

Лили смотрела на протянутую ей руку с погрызенными пальцами, ранки на которых запеклись кровавой корочкой. Эта рука была знаком: Сторми Пирс готова дать Непреложный обет, готова поставить на кон свою жизнь, лишь бы доказать Лили, что она хочет с ней дружить.

Лили понятия не имела, усталость ли это, недосып или неделя непрекращающихся переживаний дали о себе знать, но она расплакалась. Расплакалась и, схватив Сторми за протянутую руку, притянула в объятия. Сторми довольно хмыкнула и прогладила Лили по спине. Потом, конечно, Лили будет чувствовать себя невероятно глупо, но сейчас она чувствовала облегчение.

Она кому-то нужна просто так.

* * *

6 ноября 1976 г., Шотландия, Больничное крыло, вечер

— И в итоге она сказала, что её задолбало, что её используют.

Заложив руки за голову, Сторми лежала на соседней от старосты Блюбоннета койке и рассказывала о своём примирении с Лили. Рем сидел, скрестив по-турецки ноги, и напряжённо тёр подбородок. На протяжении всего рассказа он выглядел весьма озадаченно, а потом выдал:

— Я и понятия не имел, что она всё так воспринимает… — Он сжал губы. — Ну, то есть… Мы же разделили обязанности. Лили отвечает за административную часть, я — за воспитательную.

— За вытирание соплей плачущим деткам, ты имеешь в виду? — хмыкнула Сторми.

Рем едва заметно улыбнулся, но тут же снова стал серьёзным.

— Как бы то ни было, я думал, что всё это удобно нам обоим. Лили же детей терпеть не может на самом деле. Ну, то есть… Её хватит на то, чтобы повозиться с ними часок, но постоянно она это делать не может. А я — наоборот, я терпеть не могу бумажки, которые нам надо заполнять. Я бы лучше объяснял первоклашкам, как шнурки завязывать. Я не думал, что Лили… — Он замолчал, нервно наматывая нить крестика сразу на несколько пальцев. — Да и ты, кстати.

— Что я?

— Ну, я имею в виду, по тебе было видно, что ты хочешь с ней дружить, — объяснил Рем.

Тяжело вздохнув, Сторми покачала головой.

— Нет, сладкий, ты ошибаешься. — Она закрыла глаза. — Это было видно тебе. Ты смотрел со стороны, а Лили… Когда встречаешь только плохое, учишься видеть маленькие сигналы того, что всё повторяется. Понимаешь? Она считала, что я хочу с ней общаться ради домашки. И я правда дурёха, которая лихорадочно ищет, у кого бы списать. Но даже скажи она нет, когда я попросила, я бы не перестала с ней общаться. Просто…

Сторми замолчала. Честно говоря, сегодняшний разговор с Лили её ошарашил. Она и думать не думала, что дело было даже не в Джеймсе, а в чёртовой контрольной.

Потом, практически сразу после того разговора, почтовая сова принесла Сторми ответ от Айси и Дарси. Обе единодушно решили, что британки хотят доказательства дружбы. Ну, с Мэри таким доказательством стала драка с Блэком. А для Лили Сторми должна была совершить ещё какой-нибудь подвиг. Или несколько подвигов. Как рыцарка для принцессы! Дурацкое сравнение, но Сторми примерно так себя и чувствовала. Рыцарка без страха и упрёка побеждает чудовищ во имя подруг.

Сторми пока ещё не придумала, чего бы такого свершить, чтобы доказать Лили свою верность. Готовности дать Непреложный обет было, на взгляд Сторми, как-то маловато, требовалось что-нибудь ещё.

Однако Сторми радовалась, что хотя бы узнала, в чём дело. Чертова контрольная…

Вдруг, вспомнив, Сторми пошарила в карманах бомбера (её любимый, с надписью «TEXAS» на спине) и достала оттуда сложенный в четыре раза лист бумаги. Она протянула его Рему.

— Держи. Это тебе, — довольно сказала она.

Он с недоверием покосился на листок, но всё-таки взял его и прочитал, что там написано.

— В этот раз я принесла тебе домашку по Рунам, — заявила Сторми.

— Спасибо большое, но ты явно ошиблась, когда переписывала рунную цепочку. — Он повернул лист к ней и ткнул пальцем в одну из рун, нацарапанных на бумаге. — Здесь должна была быть Соулу, а у тебя Эйваз. Иначе эта цепочка при активации в лучшем случае не сработает, а в худшем Эйваз усилит следующую за ней руну Феху, что приведёт к возгоранию.

Сторми смотрела на него со скептическим выражением лица.

— Ну хорошо, возможно, я не особо внимательно смотрела на доску, — признала она. — Но ты должен взять во внимание, что я изучаю эти ваши руны всего два несчастных месяца, так что мне всё простительно!

— Ой не надо, — покачал головой Рем, — ты их не изучаешь, а скатываешь у меня или у Хиллс.

С пуффендуйкой Астрой Хиллс Сторми начала общаться после того злополучного теста. Астра получила твёрдую «У», в то время как у Сторми в тесте красовалась замечательная «В», и это взбесило Астру настолько, что она едва сдержалась, чтобы не разгромить кабинет Древних Рун. Также, как оказалось, она дружила с Мо Чанг, хотя та и была на курс старше: обе состояли в Жабьем хоре — маленьком музыкальном кружке, который вёл профессор Флитвик.

И да, Сторми у неё действительно списывала. Сторми списывала у всех, кого считала способным отличить руну от табуретки.

— Я не понимаю, — вырывая её из размышлений, сказал Рем, — почему ты выбрала Изучение Древних Рун, если совсем в них не разбираешься? Не проще ли было записаться на Уход за магическими существами?

Сторми поджала губы, пряча руки в карманы, помедлила, но всё же сказала:

— Видишь ли, Блюбоннет, в Лавке старьёвщика не такой уж широкий выбор книг. Что было, то и взяла и на то записалась. — Она встала с койки и усмехнулась. — Благодарю Богиню, что там вместо учебника по Рунам не лежал учебник по Нумерологии. Я б сдохла.

Она засобиралась было уходить, но тут вдруг по лазарету разлился нежный звук, будто кто-то играл на флейте. Сторми замерла, вслушиваясь в переливчатый напев музыкального инструмента. Звук тёк, словно сладкая патока, и походил на медовые песни птиц ранним утром, походил на колыхание ветра перед свежей зарёй.

— Это Рехема, — видя удивление на лице Сторми, сказал Рем. — Она часто играет, хотя мадам Помфри просила её сохранять относительную тишину. Но мне, если честно, нравится её игра.

Тем временем мелодия всё струилась и струилась, и Сторми решила: сегодня настал день беседы с Рехемой.

— Прости, Люпин. Мне нужно кое-что сделать.

Она кивнула в знак прощания и шагнула навстречу звуку. Он доносился из-за ширмы практически в самом дальнем уголке лазарета. Подходя к нему, Сторми замедлила шаг.

Признаться честно, её бесила Рехема Джордан. Без неё жизнь Сторми была бы куда лучше. Без неё Сторми не попадала бы в лазарет после тренировок, без неё не следила бы за своими вещами, как Цербер за вратами ада. Без неё Сторми Пирс было бы лучше.

Рехема Джордан ненавидела женщин. Она изводила каждую из тех, что были в команде, до тех пор, пока они не уходили. Она шипела на однокурсниц и периодически задирала девочек с курсов помладше. Рехема общалась только с парнями из сборной и с несколькими однокурсниками. Но ни один из них ни разу не зашёл к ней в лазарет. Здесь была только Сторми Пирс.

Выдохнув, она встала у изножья её постели. Рехема Джордан не увидела её: она вся погрузилась в игру, прикрыв глаза. К губам она прижимала инструмент, напоминающий окарины индейцев, только сделанный из тыквы. К бокам окарины привязаны были практически истлевшие ремешки, позволяющие повесить инструмент на шею.

— Красиво играешь, — похвалила Сторми. — Где ты научилась?

Рехема вздрогнула и, увидев Сторми, оскалилась. Тут же она убрала свою окарину под подушку и прошипела:

— Пришла поглумиться, свинка? Проваливай. Меня тошнит от тебя.

— Почему? — спросила Сторми, и Рехема уставилась на неё как на инопланетянку.

— Чего?

— Почему тебя от меня тошнит? — терпеливо объяснила Сторми. — Почему ты стараешься меня прикончить? Почему измазала мою метлу мазью? Почему ты так хочешь выставить меня из сборной?

Рехема смотрела на неё исподлобья, и на её скулах ходили желваки.

— Ты тупая? — наконец сказала она. — Я же ещё в первый день сказала: тебе тут не место. Ты, белая дура, понятия не имеешь, какими силами я добывала себе это место, а ты пришла, водрузила свою бледную задницу на метлу — и всё, тебя приняли! Ах, спасительница! Выручила команду!

— Если бы ты не изводила Кэтрин Честер, я бы вообще в команду не попала, не от чего было бы спасать. — Сторми хмыкнула и облокотилась на железные прутья изножья. — Но это не отменяет того, что ни я, ни Кэтрин никак не обесценивали твой тяжёлый опыт вступления в команду. Ты не думала, что каждый из твоих товарищей-мужчин получил своё место в сто тысяч раз проще, чем ты, я, Кэтрин и все девушки вместе взятые? Но с ними ты пытаешься дружить, хотя я в курсе, что ни один из них про тебя и не вспомнил. Поттера так и вовсе больше беспокоило, что у него теперь один охотник в команде. Ну, когда ты упала с метлы.

«А я стою тут, как идиотка, и пытаюсь достучаться до женоненавистницы», — подумала Сторми.

— Ты ничего не понимаешь, — сквозь зубы процедила Рехема.

— Ну конечно, я же тупая белая американская свинья, куда уж мне до тебя, — фыркнула Сторми. — Я понимаю намного больше, чем тебе кажется. Даже тебя я могу понять, хотя иногда мне и приходится заставлять себя это делать, чтобы подавить желание треснуть тебя чем-нибудь.

Рехема молчала долго, прожигая её взглядом, а потом выдала:

— Ты мне руку вывихнула.

— Зато ты не сломала позвоночник, — пожала плечами Сторми. — Согласись, вправить руку легче, чем… А мадам Помфри вообще может восстановить повреждённый позвоночный отдел?

Её вопрос так и остался без ответа.

— Знаешь что, Джордан. Я не хочу с тобой ругаться. Вообще. Было бы здорово, если бы мы смогли стать хорошими товарками. И тебе, и мне от этого стало бы только легче. Тебе не надо было бы тратить кучу сил на то, чтобы выжить меня из команды, ты могла бы концентрироваться только на спорте.

Рехема хмурилась, исподлобья глядя на Сторми.

— Катись к чёрту, Пирс, — сказала она.

Сторми покачала головой и оттолкнулась от изножья. Никто не обещал, что будет просто. Никто не обещал, что способ «просто поговорить» сработает и Рехема отстанет. Сторми удивилась, если бы та резко изменилась от одного лишь разговора. Но Сторми Пирс была упрямой.

Уходя, она обернулась и в последний раз глянула на Рехему. Та поворотила голову к окну, стиснула одеяло, и Сторми ясно, как Божий свет, увидела: Рехема Джордан была одна.

26 октября 1976 г., Шотландия, гостиная Пуффендуя

Вильгельмина Хэтэуэй, которую, впрочем, чаще звали просто Вилл, сколько себя помнила, писала истории. Первой историей была какая-то дурацкая сказка про звёзды и смелого космо-рыцаря (принцесс Вилл не любила). Она придумывала миры и жила в них. Или переносилась силой мысли во вселенные, созданные другими людьми. Однажды с мамочкой и папочкой она посмотрела «Звёздные войны» и поняла: это любовь.

Когда Вилл исполнилось целых тринадцать лет, она познакомилась с девочкой с пятого курса, Шерли. Она была просто потрясающей! Шерли, как и Вилл, была маглорождённой и тоже обожала «Звёздные войны». С тех пор в жизни Вилл появился фанфикшн. Шерли рассказала, что такое фанфики, и дала почитать то, что написала она. Вилл была в восторге. Правда, было кое-что в фанфиках такое, что одновременно и пугало, и очень притягивало Вилл: крепкая мужская любовь.

Сначала, конечно, Вилл испугалась. Особенно когда Шерли сказала, что за такое могут арестовать, согласно некому магловскому Закону о непристойности. Маги до такого не додумались, но Вилл всё равно было страшно. Да и как-то неправильно всё это выглядело. Но спустя некоторое время она сама распробовала этот жанр.

Сейчас Шерли уже выпустилась из Хогвартса, и Вилл чувствовала себя одиноко в этом огромном замке. Поэтому она целиком и полностью погрузилась в увлекательный мир фанфикшна.

Поправив массивные очки в полосатой оправе, Вилл укуталась поглубже в плед и прикусила кончик перьевой ручки. Мерный гул гостиной Пуффендуя создавал непередаваемую атмосферу, и Вилл прикрыла глаза, растворяясь в своих фантазиях.

Она знала, о чём будет писать сейчас. Перьевая ручка коснулась бумаги, ласково шурша, и на чуть желтоватой поверхности появилась надпись: «Сириус Блэк и Джеймс Поттер. Звёздная любовь».

Да, определённо. Это будет шедевр.

* * *

7 ноября 1976 г., Шотландия

По залу разнёсся гулкий удар — и Сторми припечаталась к расстеленному на полу раздражающе-синему мату. Хрустнули суставы, когда Мо, ловко ухватив руки Сторми, заломила их за спину. Та попыталась сбросить её с себя, но Мо только крепче прижала её к полу и надавила коленкой на поясницу.

Тут же Алиса Лонгботтом дунула в свисток, Мо ослабила хватку и поднялась на ноги. Перевернувшись на спину, Сторми злобно уставилась в потолок.

Её снова придавили, как букашку. И это бесило её настолько, что она хотела кричать.

В первый день её бытия в клубе мадам Рози вместе с Алисой разобрали по кусочкам драку Сторми и Блэка (воспоминание Нарциссы давало им такую возможность). И уже тогда они обе будто катком проехались по Сторми и её стиле боя. Оказалось, что она могла успешно атаковать Блэка примерно пятнадцать раз, когда он был открыт, и ещё примерно десять раз во время того, как он отражал её уже созданные заклинания.

— Ну ничего, ничего, мы это исправим, — весело сказала мадам Розмерта.

А потом они отобрали у Сторми палочку и заставили носиться по спортзалу так, что с неё десять потов сошло. Но это оказалось только начало. Потом Алиса объявила, что на этом разминка завершена и теперь можно перейти к тренировке.

Мадам Розмерта считала, что её подопечные должны уметь не только махать палочкой, но и мочь в случае необходимости пустить в ход и кулаки. Именно поэтому она учила не только заклинаниям, но и обычному не-магическому рукопашному бою.

— Магия — это просто замечательно, — объяснила мадам Розмерта, — но ты сама прекрасно понимаешь, что отбери у мага палочку — и он станет бесполезен. Маглы в этом плане куда опаснее нас.

И Сторми согласилась с ней.

А потом Марлин за минуту уложила её на лопатки. Это произошло так быстро, что Сторми даже не успела сообразить, что случилось. В один момент она стоит на ногах, а в другой уже прижимается спиной к прохладной поверхности мата.

В спарринге с Мо Сторми продержалась чуть дольше, но ненамного. И вот она снова прижата к полу.

Запыхтев со злости, Сторми подтянулась, медленно поднялась на ноги и отряхнулась. Как же её до жути бесило, что её постоянно укладывали на лопатки! Как будто бы она была ничего не умеющей соплячкой без капли опыта! Хотя, признаться честно, так всё и было на самом деле, но от осознания этого Сторми злилась ещё больше.

— Неплохо-неплохо, — покивала Алиса, и Сторми едва удержала себя от того, чтобы спросить, издевается ли она. — Лучше, чем в прошлый раз, но ты снова не учла тот факт, что противница опытнее тебя.

Сторми кивала, стараясь запомнить слова Алисы. Та объяснила ей её основные ошибки и, напоследок сказав, что она молодец, отправила на перерыв. Сторми поплелась в сторону скамейки, где уже сидела Мо и что-то с увлечением рассказывала Марлин. За это время Сторми уже успела привыкнуть к её явному акценту.

— Не против, если я присяду рядом? — спросила Сторми, подойдя к девочкам.

— Конечно! — Мо энергично закивала и придвинулась ближе к Маккиннон, освобождая для Сторми место. — Прости, что я тебя поборола. Ну, я имею в виду… Э-э… Не расстраивайся, да. Я тоже такой была в начале. Хуже была. Ничего толком не умела. Сейчас умею много. Я как раз рассказывала Марлин про то, что перестала бояться на свидания ходить.

— Да уж, я помню, как на третьем курсе ты вмазала промеж глаз какому-то пацану, который тебя в Хогсмид позвал, — покивала Марлин.

Мо тут же вспыхнула и начала накручивать короткий хвостик на палец.

— Сейчас я так не делаю! — заверила она. — С Парти точно.

— Парти? — переспросила Сторми.

— Мо имеет в виду Барти Крауча, просто звук Б ей трудно произносить, — объяснила Марлин. — Он с седьмого курса Рейвенкло. Папаша у него в департаменте магического правопорядка работает. Этот Барти недавно позвал нашу Мо на свиданку, и ей-Богу, если он приведёт её в «Три метлы» и сделает что-то позорное, я первая вылью ему за шиворот кипящее пиво.

— Хотя Парти милый, — вступилась за него Мо. — И я надеюсь, мне не придётся его насиловать.

— Насиловать? — снова переспросила Сторми.

— Да. Ну, некоторые парни на свидании ведут себя так, что их надо насиловать, чтобы не было тебе плохо потом. Понимаешь? — Мо посмотрела в глаза Сторми и, не найдя там даже самой маленькой капельки понимания, продолжила: — Они руки кладут тебе на зад и грудь, это неприятно, за это их надо насиловать.

— Не насиловать, Мо, а бить. Насилие немного про другое, — поправила Марлин, и Мо покраснела.

— Я перепутала слово, — прошептала она, но Сторми и Марлин заверили её, что ничего страшного в этом нет.

Они бы и дальше могли беседовать, если бы Алиса не дунула в свисток и не объявила, что на сегодня занятие окончено и что в следующий раз к ним приедет проверка от попечительского совета, спонсирующего их Клуб (из этих денег мадам Розмерта платила зарплату Алисе и на них докупала оборудование в спортзал).

— Поэтому все надеваем милые платьица и наготавливаем столько еды, что она у попечителей из ушей полезет! — радостно завершила речь Алисы мадам Розмерта, и Сторми в ужасе застонала.

Она стонала почти всю дорогу до замка.

— Мерлин, Пирс, в чём твоя проблема? — не выдержала Маккиннон. — Ну приготовишь разок, что тут такого?

— Я ненавижу готовить! — воскликнула Сторми. — Готовка — худшее, что придумало человечество!

— Потерпи ради Клуба, пожалуйста. Это всего на один денёчек, — мягко сказала Мо.

Сторми вздохнула и согласилась немного потерпеть. Только ради Клуба.

Когда Сторми доползла до общей гостиной Гриффиндора, она тут же нашла Мэри. Та скрючилась в кресле возле камина, прижав к животу грелку, и всем видом она давала понять: ей сейчас настолько хреново, что она убьёт любого, кто посмеет её потревожить. Именно поэтому сегодня она предпочла остаться в замке, а не пойти на тренировку в Клуб. Менструация не щадила никого. Сторми осторожно коснулась плеча Мэри.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— А что, не видно? — Мэри со злостью посмотрела Сторми в зрачки. — Хочу сдохнуть… Ощущение такое, что моя матка сейчас сожмётся до размера атома, при этом извергнув из себя три литра крови!

— Даже зелья не помогают?

В ответ Мэри покачала головой, и Сторми поджала губы. Она нагнулась ближе к уху Мэри и прошептала:

— Я хотела передать, что попечители приезжают с проверкой в Клуб, а поэтому мадам Розмерта объявила всеобщее цирковое представление. Обряжаемся в платьица и готовим горы еды, чтоб попечители не переставали подкидывать деньжат на Клуб.

Мэри скривилась и хотела было что-то сказать, но её перебил громкий писк. Несколько девочек лет тринадцати сидели на подоконнике и с визгом передавали из рук в руки сшитые друг с другом листы.

— Мелкие идиотки! Вечно таскают пописульки этого долбанутого Вильгельма и пищат, как удушенные цыплята! — зашипела Мэри.

— Что за Вильгельм? — тут же спросила Сторми.

— Да дегенерат какой-то. — Мэри натянула на себя плед и положила голову на подлокотник кресла. — Они постоянно его тексты таскают. Я такое не понимаю. Его опусы даже Марлин читать не может. Говорит, безыскусный шлак. Сейчас у них там какое-то новое писево, кажется, про звёзды и любовь что-то…

Девочки снова запищали, и Мэри застонала в унисон с их писком.

— Может, отнести тебя обратно в спальню? Там будет потише, — предложила Сторми, и та кивнула.

Подхватив Мэри на руки, она зашагала в сторону женских спален и по пути столкнулась с Блэком. Тот оценивающим взглядом окинул Сторми с Мэри на руках и ухмыльнулся. Но прежде, чем его рот успел родить очередной позорный манифест, Сторми рявкнула:

— Сгинь с дороги, псина блохастая, — и, обогнув его, поскорее юркнула за дверь.

И она уже не видела, как Сириус, скривившись, зацепился взглядом за группу девочек, передающих друг другу сшитые вместе листы, и совершенно случайно разобрал надпись на титульнике: «Сириус Блэк и Джеймс Поттер. Звёздная любовь».

* * *

12 ноября 1976 г., Шотландия, женские спальни

В это воскресенье Мэри решила, что самое время научить Сторми вызывать Патронуса. Они договорились практиковаться в спальне, где к ним присоединилась Лили. Она так и вовсе прочитала целую лекцию об этих чарах.

— Почти все волшебники уверены, что чары Патронуса очень сложные, — сказала она. — Я экспериментировала с этим заклинанием и пришла к выводу, что оно базируется на серотонине, который синтезирует организм человека, и вся сложность заклинания сводится к тому, что в теле не синтезируется достаточное количество этого гормона, что и приводит к невозможности вызова Патронуса. Люди с депрессией или те, у кого стрессовая работа, испытывают сложности с этим заклинанием.

Сторми покивала, делая умный вид, а Мэри сказала:

— Бэмби, я тебя люблю, но, кажется, мы с Монашкой слишком тупые, чтобы поддержать этот разговор.

В ответ Лили недовольно поджала губы.

— Короче, Сторми, смотри: тебе нужно вспомнить самый счастливый момент твоей жизни и крикнуть «Экспекто патронум». И палочкой вот так сделать. — Мэри очертила круг и чётко произнесла: — Экспекто патронум!

С кончика её палочки, клубясь, сорвалось голубовато-серебристое заклинание, похожее на дым. Этот дым постепенно сжимался, и спустя мгновение на его месте появилась кошка. Она оббежала комнату по кругу и растворилась в воздухе. Сторми заворожённо смотрела, как кошка тает, расстилаясь белой дымкой.

— Отпад, — только и сказала она, и Мэри довольно ухмыльнулась.

— О да, я знаю, я великолепна. Но ты не хочешь сама попробовать? Давай. Счастливое воспоминание, взмах палочкой и заклинание.

Сторми нахмурилась, пытаясь выудить из головы счастливое воспоминание. Как назло, ничего стоящего на ум не приходило. Всё казалось каким-то недостаточно радостным. В итоге она просто попыталась вспомнить радость от того, что они с Лили помирились, взмахнула палочкой и… Ничего.

— Херня какая-то, — заворчала Сторми.

— Я же говорила, что это не так легко, — вздохнув, сказала Лили, — и нужно не просто вспоминать хорошие моменты, надо ещё их будто бы проживать заново. Можно, кстати, ещё наесться шоколадом, он повышает серотонин, а как я и говорила, он нужен для вызова Патронуса. Попытайся представить не только какой-то определённый момент, но и чувства, которые ты тогда испытывала.

Сторми кивнула, подбирая другое воспоминание и воспроизводя ощущение радости. Она успела подумать и про первый день в школе, и про знакомство с Айси и Дарси, и про победу над Блэком. Ничего не получалось.

— Не волнуйся, Сторми, — подбадривала её Лили. — Не у всех с первого раза получается.

— Бэмби права, — подхватила Мэри. — Потренируешься немного, и получится в другой раз.

Но Сторми не собиралась сдаваться. Она уже начала и отступить не могла. Она снова напрягла мозговые извилины, перебирая в голове воспоминания одно за другим. В какой-то момент с её палочки начали срываться серебряные искорки, превращающиеся в дым. Мэри заверила, что это бестелесный Патронус и что у Сторми получилось, но та не желала успокаиваться.

Наконец, она вспомнила тот миг, когда, казалось, готова была вознестись на небеса от счастья.

Душное помещение, шорох вечерних платьев и мантий. Раздражающе звенят бокалы, и вино в них похоже на кровь. Волосы затянуты в пучок, шпильки колют кожу, вызывая неприятный зуд, а неудобное платье сдавливает тело. Всё здесь до одури лживо: лжива улыбка Сторми, лжив заботливый взгляд отца, лжив приторный смех великосветских магов. И в этот океан лжи, пронизывая его глубинную темень, лучом ослепительно-яркого солнца врывается, распахивая двери залы, мама.

— Экспекто патронум! — произнесла Сторми, и серебряный лучик заклинания сорвался с кончика палочки, превращаясь из дымного облака в крупное животное. И вот, спустя секунду полупрозрачная волчица мерила широкими шагами пространство под потолком.

Губы Сторми расплылись в широкой улыбке.

— С тебя пять сиклей, Мэри, — злорадно протянула Лили. — Я же говорила, что у неё будет какой-нибудь крупный хищник.

— Вы что, спорили, какой у меня Патронус? — удивилась Сторми.

Мэри, недовольно роющаяся в сумке в поисках денег, фыркнула.

— Конечно! Если ты забыла, Монашка, в Хогвартсе ужасно скучно. Надо же разнообразить жизнь хотя бы азартом, да? — Она наконец нашла, что искала, и, отсчитав нужное количество монеток, шлёпнула их в ладонь Лили. — Некоторые, насколько знаю, вовсе делают ставки на школьный чемпионат по квиддичу.

— Я против этого всего, — тут же сказала Лили. — Всё-таки спор спором, но ставки — это уже совсем другое дело.

Сторми улыбнулась и подняла глаза вверх, где, перепрыгивая с кровати на кровать, скакала её полупрозрачная волчица. При взгляде на неё всё нутро Сторми наполнялось гордостью. Её патронессой оказалась волчица. Сильная, крепкая царица леса, могучая и свободная. Она скакнула вниз, к ногам Сторми, и, обтёршись о её голени, растворилась в воздухе.

Сторми довольно посмотрела на подруг, и Мэри подняла большой палец вверх в знак одобрения.

Вдруг раздался оглушительный крик, похожий на вой пса. Девочки вскочили и, схватив палочки, вылетели в общую гостиную, где, мечась в иступлённой ярости, скрежетал зубами Сириус.

— Что тут происходит? — сразу же переключившись в режим старосты, требовательно спросила Лили.

— Почему сверху Джеймс, а не я?! Почему это он меня ебёт в жопу, а не его?! — заорал Сириус.

Девочки опешили, а у Лили глаза стали огромными-огромными. Сторми могла поклясться, что Лили готова убивать. Она тут же нашла Джеймса взглядом. Он пыхтел точно так же, как Сириус, матерясь сразу на английском, на французском и, кажется, даже на парселтанге. Ремус и Питер же сидели рядом на диване с подозрительными выражениями на лицах. Сторми приметила, что у Рема немного порозовели щёки, а ещё он губу прикусывал, явно сдерживая смех. Хотя сейчас Сторми не особо понимала, с чего тут смеяться, если только не с тупости Сириуса. Кто вообще признаётся в гомосексуальной связи перед девушкой, парень которой, по твоим же словам, имеет сомнительное удовольствие трахать тебя в задницу?

От разглядывания Блюбоннета и сумбурных мыслей её оторвал голос Лили. Он был страшным, как будто кто-то царапал гвоздём по доске.

— Что, прости? — проскрежетала она, в упор глядя на Блэка.

Вместо ответа он затряс какой-то тетрадкой, и Сторми, видя, что Лили сейчас эту тетрадь скрутит и засунет Сириусу прямо в вышеупомянутую задницу, поспешила забрать её и зачитать: «Вильгельм Х. “Сириус Блэк и Джеймс Поттер. Звёздная любовь”». Нахмурившись, она перелистнула страницу и продолжила читать уже вслух.

* * *

12 ноября 1976 г., в далёкой-далёкой галактике…

Они оба повалились на песок и оставили на губах друг друга страстный поцелуй, такой же горячий, как и земля, на которой они лежали. Их губы безумно бродили по телам друг друга, оставляя засосы по всему телу. Джеймс тут же подмял под себя Сириуса, невинно сжавшего ножки, и прикусил его шею до крови, страстно помечая территорию.

— Ты мой и только мой, малыш, и только я могу предъявлять на тебя права, — властно прорычал он, грызя шею своего возлюбленного.

Сириус сладко застонал.

— Милый, я больше не могу терпеть! Доставай уже свой могучий джедайский меч! — вскричал он, хватаясь тонкими руками за широкие плечи Джеймса.

Тот незамедлительно вынул свой световой меч, но Сириус бешено закачал головой.

— Не тот меч, глупенький, — захихикал он.

Тогда-то Джеймс, поняв свою ошибку, обнажил уже тот меч, увидеть который так отчаянно желал нетерпеливый Сириус. Телесный меч действительно оказался внушительных размеров, почти сорок сантиметров! Увидев его, Сириус застонал от предвкушения.

— Скорее, любовь моя! — закричал он.

И Джеймс поспешил приставить свой огромный меч к девственной дырочке Сириуса.

— Не чита-а-ай!!!

* * *

12 ноября 1976 г., Шотландия, гостиная Гриффиндора

— Не чита-а-ай!!! — завопил Сириус, бросаясь к Сторми.

Она, впрочем, больше задыхалась от хохота, чем читала. Сириус хотел было отобрать тетрадку с текстом, но Мэри успела первой выхватить её и теперь с воплем носилась по всей гостиной, перепрыгивая препятствия и уворачиваясь от рук Сириуса. Вся гостиная превратилась в самый настоящий дурдом, в котором половина студентов смеялись, будто на них наслали веселящие чары, а другая половина во главе с Лили в шоке таращилась на происходящее. В сторонке дулись девочки, у которых эту тетрадку отобрал ещё Блэк, а Джеймс обиженно орал на Сириуса, который не догнал Мэри и теперь злобно сидел на диване между Люпинном и Петтигрю.

— И с чего это ты должен быть сверху? Или ты мне не друг? — кричал Джеймс.

— А с чего это я должен быть снизу?! — орал на него в ответ Сириус. — Я что, похож на педика?!

— А я, по-твоему, похож?! И вообще, у меня Лилс есть.

И в качестве аргумента он обнял Лили за талию. Сириус вскочил с места и начал по второму кругу доказывать, почему это он должен быть сверху, а до Сторми наконец начало доходить, почему же он так бесится, и с её лица медленно сползла улыбка.

«А ведь для него проблема не в том, что его свели с мужчиной, — соображала она, — проблема в том, что его поставили на предполагаемое место женщины!» и в самом деле, призадумавшись, Сторми поняла, что и сам этот фанфик предписывает Сириусу — более тощему, более женственному, чем Джеймс, — поведение стереотипной девицы. Шестерёнки в голове Сторми бешено крутились, мысль цеплялась одна за другую, и ей вдруг становилось понятно, почему для мужчин так болезненно, когда их называют педиками. Их ставят на место женщины. Тебя ебёт мужчина? Поздравляю, ты женщина! И это так оскорбительно для мужчин, что они скорее перегрызут глотку всем окружающим, чем дойдут до мысли, что секс с мужчиной не делает их женщиной, а если бы и делал, то и это не было бы оскорблением.

— Эй, Монашка, ты чего? — Мэри, заметившая тихую ярость Сторми, потрепала её по плечу.

— Грёбанные женоненавистники, как же меня всё это заколебало!

Резким движением Сторми выхватила их рук Мэри тетрадку и, распахнув окно, швырнула её со всей силы. В гостиной воцарилась тишина. Сторми медленно повернулась и окинула всех собравшихся мрачным взглядом. Встретившись глазами с Блэком, она нахмурилась, но тут же ухмыльнулась.

— Эй, Блэк, — позвала она. — Дал бы мне выебать тебя в жопу? Ну, так… Чисто гипотетически.

Тишина в гостиной стала гробовой, и только ветер из распахнутого окна скрипел и свистел, неся с собой колючий ноябрьский холод. Все присутствующие разом уставились на Сторми, а бледное лицо Блэка начало заливаться краской. Он то открывал рот в попытке что-то сказать, то снова закрывал его, не произнося ни слова.

— Я? С тобой? — выдавил он наконец.

— Да, я — тебя в жопу, согласился бы? — Сторми закрыла окно, поёжилась от пронизывающего всё тело холода и требовательно посмотрела на Сириуса.

На его лице читалась сильнейшая моральная дилемма.

— А… Кхм… Ты и эту штуку наденешь?.. Ну… — Он провёл руками возле своего паха. — Я имею в виду…

— Да-да, именно, — закивала Сторми. — Трансфигурирую из твоего галстука.

Розовое лицо Блэка стало пунцовым. Он замялся ещё сильнее, глядя то на Джеймса, широко распахнувшего глаза, то на Сторми, уверенно скрестившую руки. Сторми в принципе надеялась, что выглядит она ну просто нереально уверенно.

— Ну, эм, я… Не против попробовать, но… — Он наклонился к ней и понизил голос. — Но только с тобой… И если ты возьмёшь меня на руки так, как Мэри недавно, — нагло ухмыльнулся Сириус.

Он пытался говорить тихо, но Сторми была уверена, что его слышала вся гостиная. Подумав всего секунду, она вдруг подалась вперёд и подхватила Сириуса на руки. Тот ухнул, ухватился за её плечи и задержал дыхание. Сторми улыбнулась ещё шире и, окинув поверженную в шок гостиную взглядом, направилась к выходу. Он был тяжеловатым — даром что тощий, — но Сторми изо всех сил делала вид, что вообще не чувствует его вес. Спустя секунду вся гостиная разразилась жутким гомоном. Сириус, хоть и старался не двигаться и в целом не дышать, всё-таки спросил:

— Так ты… Мы… Мы собираемся… Кхм… Прямо сейчас?

Вместо ответа Сторми ногой толкнула портрет Полной Дамы, раскрывая проход, сладко улыбнулась и с непередаваемым наслаждением на лице выбросила Сириуса в коридор.

— В твоих мечтах, пупсик!

С этими словами она захлопнула портрет и вернулась обратно. Все молча смотрели на неё.

— Монашка… Какого хагридова драккла сейчас произошло? — выдала Лили.

— Он меня выбесил. — Сторми невозмутимо пожала плечами. — А что, вы в самом деле подумали, что я ебаться с ним пошла? Фу-у, ну нетушки! Пусть вон Потти его в жопу трахает.

— Эй, это мой парень вообще-то! — возмущённо воскликнула Лили.

— Не обижайся, Бэмби. Я любя. А я, кажется, стала причиной нового фетиша Блэка.

Сторми передёрнула плечами и, повернувшись, встретилась взглядом с Блюбоннетом. Он улыбался, и в зрачках, устремлённых на неё, читались облегчение и надежда. Сторми улыбнулась ему в ответ, но тут же спохватилась, чуть почувствовав в груди едва-едва зарождающееся тепло. Оно разлилось внутри обволакивающей волной с того момента, когда Люпин выслушал её той ночью, на подоконнике возле Больничного крыла. И Сторми прекрасно знала это чувство.

— Твою мать, Пирс, какого хрена? — оглушительно хлопнув портретом, крикнул Сириус.

Сторми, едва очертив взглядом Блэка, показала тому язык и кинулась в сторону женских спален. Для всех это будет выглядеть как дурашливое, ничего не значащее тактическое отступление, хотя на самом деле это был самый настоящий побег. Но сбегала она не от Сириуса Блэка.

Сторми влетела в комнату и закрыла за собой дверь. Рука метнулась ко груди и болезненно сжала ткань бомбера. Выдохнув, Сторми упала на свою постель и накрыла лицо подушкой.

Сторми Пирс никогда не будет влюбляться в мальчиков.

* * *

13 ноября 1976 г., Шотландия

После вчерашней выходки Сторми Сириус оскорбился не на шутку. Рем давно не видел его таким злым. Он уже предвкушал приближение чего-то, что выкинет Сириус. Тот вместе с Сохатым и мантией-невидимкой периодически куда-то пропадал, и ничем хорошим эти исчезновения закончиться не могли.

Вообще, за последнюю неделю Рем услышал словосочетание «Я не педик» из уст Сириуса по меньшей мере раз сто. Один раз он даже подрался с Питером, когда тот в шутку намекнул, что очень в этом утверждении Сириуса сомневается. Рем только и подумал, что правильно сделал на третьем курсе, когда не рассказал Бродяге, что тот ему нравится. Да, было дело. Ремус даже подумал, что он гей, но потом, на четвёртом курсе, втрескался в молодую преподавательницу Древних Рун. Да, было дело. И нет, Древние Руны он учил и учит не из-за этого. Ему просто нравятся Древние Руны.

А на этом курсе появилась Сторми.

Вчера, во время её разговора с Бродягой в факультетской гостиной, Рем почувствовал колючий укол ревности. Она разъедающей ржавчиной въедалась в нутро, и Рема захлестнуло злостью на себя. Какого чёрта его вообще волнует, переспит ли Сторми с Сириусом или нет? Она не его, Рема, девушка, а Сириус — его лучший друг. Какая глупость — чувствовать то, что он чувствовал! Ещё и это дурацкое облегчение, когда Сторми выбросила Сириуса в коридор…

Рема всё это, если честно, пугало. Да, она ему нравилась, но он скорее бы с головой прыгнул в Чёрное озеро, чем сказал ей о своей симпатии. Всё и так было неплохо, так зачем рисковать и подвергать опасности себя и её? А влюблённость… Она пройдёт, всегда проходила. Нужно всего лишь перетерпеть.

Его размышления прервали Бродяга и Сохатый, вернувшиеся со своей очередной вылазки с мантией-невидимкой.

— Нашли! — завопил Сириус.

— Кого?

— Да Вильгельма этого! — Сириус обрушился на свою постель, а Джеймс сложил мантию и сел рядом с ним. — И никакой это не Вильгельм. Это вообще девчонка. Она с Пуффендуя, четвёртый курс. Вильгельмина Хэтэуэй.

— Не думал, что эта малявка столько крови нам попьёт, — со злобой в голосе сказал Джеймс.

Сириус покивал и заявил голосом, не терпящим возражений:

— Мы должны с ней потолковать раз на раз, причём очень серьёзно! Эта глупая дурёха выставила нас на посмешище! Мы должны указать ей на её место. Решено! — Сириус вскочил на ноги и ухватил Рема и Джеймса за плечи. — Мы идём разбираться с этой проблемой! Сейчас!

— Мы? — переспросил Рем. — То есть я тоже?

— Ну конечно! Друг ты нам или нет? Ты и так проштрафился, когда бессовестно ржал на пару с Хвостом, когда эта барсучиха, а потом ещё и Пирс меня унизили! Так что отрабатывай!

Ему и в голову не пришло сказать то же самое Питеру, который, впрочем, в последнее время стал часто куда-то пропадать. Да и вообще Питер, и так не то чтобы очень активный и открытый, стал совсем уж тихим. Рем как-то спросил у него, может, с ним что случилось, но Пит лишь отмахнулся.

— Да всё в порядке, Лунатик! — только и сказал он.

Рем не стал допытываться, но не то чтобы сильно ему поверил.

Однако сейчас Рему было немного не до этого. Он стоял возле кабинета, который выделили для собраний маленького школьного кружка книголюбов, и надеялся, что Сириус не натворит бед. Снова оправдываться перед Макгонагалл Рем не хотел.

С ноги распахнув дверь, Сириус вошёл в кабинет, Рем и Джеймс — следом за ним. Вильгельмина Хэтэуэй оказалась невысокой девочкой в толстых полосатых очках и с двумя косами пшеничного цвета. Она была здесь одна и сидела возле окна и что-то писала в тетрадке.

Увидевший эту картину Сириус явно пришёл в бешенство: он резко шлёпнул ладонью по тетради и вырвал её у Вильгельмины.

— Ты что про нас пишешь, маленькая сучка? — прошипел он.

— Сириус, выбирай выражения, — тут же осёк его Рем, но Сириус его не послушал. Он напирал на Вильгельмину, как громадный ледокол на арктический лёд.

— Нравится тебе, что ты меня и Джеймса выставила посмешищами?! Чего ты добивалась, идиотка?!

Вильгельмина, не ожидавшая такого давления, вся съёжилась, сжалась, глядя из-за толстых стёкол очков прямо на Сириуса. Зрачки её испуганно дрожали, и на глаза выступали слёзы.

— Половина Гриффиндора над нами ржала! — подал голос Джеймс. — И всё из-за тебя, дуры тупой! Так ещё и моя девушка чуть не поверила, что я трахаю в сраку своего, блин, лучшего друга!

— И почему это вообще меня ебут в жопу?! Я не педик! — взвыл Сириус.

— Я тоже! — не отставал Джеймс. — И у меня вообще девушка есть!

Сириус скомкал тетрадку и грохнул её на стол перед Вильгельминой. Та не выдержала, и по щекам её покатились слёзы.

— Быстро сожгла всё, что ты про нас понаписала, дрянная ты хуеплётка, а то я сделаю с тобой всё то, что ты сделала со мной в своих идиотских, блядских пописульках! — не обращая на её слёзы ни малейшего внимания, прорычал Сириус.

Тут уж не выдержал Рем.

— Бродяга, я же сказал подбирать выражения! Отойди. — Он оттолкнул Сириуса и сел рядом с плачущей Вильгельминой. — Кхм, Хэтэуэй. Прости. Сириус был чересчур груб, и он не должен был мять твою тетрадь, но попробуй, пожалуйста, понять, что и ты была не совсем права, когда писала истории про живых людей, не думая, а будет ли им приятно читать всё это.

Вильгельмина всхлипнула.

— Но это ведь просто фанфик! — сказала она, утирая слёзы рукавом кофты. — Я п-просто писала, и… и всем было н-нормально… Девочки сказали, что п-получается неплохо…

— Да что ты с ней церемонишься, Лунатик! — начал было Сириус, но Рем окатил его суровым взглядом, и тот замолчал, скривив недовольно губы.

— Я очень рад, что у тебя есть хобби и что оно нравится другим людям, но, прошу тебя, возьми во внимание, что конкретно Сириусу и Джеймсу, о которых ты пишешь, крайне не нравится читать про себя то, что не соответствует действительности.

— Но я ведь так старалась!

— И это замечательно. — Рем дотянулся до комка бумаги, в который Сириус превратил тетрадь Хэтэуэй, и, расправив его, положил перед Вильгельминой. — Но, может, ты попробуешь писать не про настоящих людей, а про выдуманных? Что думаешь?

Что думает Вильгельмина, та ответить не смогла, потому что сопли потекли из носа, мешая говорить. Рем вздохнул, достал из кармана один из носовых платков и протянул Вильгельмине. После того, как он стал старостой, он начал носить с собой чуть ли не ворох платков. Как оказалось, дети в Хогвартсе постоянно плачут.

— Ну что, мы договорились? — мягко спросил он, когда Вильгельмина высморкалась. Она кивнула. — Ну вот и славно. Ещё раз прошу прощения за грубость Сириуса.

Вышеупомянутый Сириус тут же презрительно фыркнул, но Рем снова смерил его строгим взглядом. Вечно он доведёт какую-нибудь девчонку до слёз, неважно каким способом, а разгребает всё Рем. Конечно, можно было не доводить до слёз, но…

Всё-таки хвала Господу Богу, что эти два оболтуса потащили его с собой. Обошлись меньшей кровью.

Убедившись, что Вильгельмина успокоилась и больше не будет писать развратные истории про Джеймса и Сириуса, Мародёры отправились в свою спальню. Рем уходил с чувством выполненного долга. И, хоть Сириус остался недоволен тем, что он помешал запугиванию, Рем знал, что Хэтэуэй послушает его.

* * *

13 ноября 1976 г., Шотландия, кабинет кружка книголюбов

Вилл размазывала по щекам слёзы. Помятая тетрадка лежала у неё на коленях, и на бумаге расползалась большая мокрая клякса. Клякса заползала на чернила, и те расплывались, проникая глубже в ворсинки бумаги.

Вилл было обидно и страшно. Обидно — потому что ей нравилось то, что она писала. Нравилось и другим девочкам, которые читали её фанфик. А Блэк и Поттер так на неё орали, будто она им в душу плюнула. Страшно — потому что Сириус Блэк обещал сделать с ней то, что она написала в фанфике. Её это до ужаса пугало.

— Эй, Вилли? Ты чего тут сырость разводишь?

Она растёрла глаза, надела очки и увидела Гилдероя Локхарта, третьекурсника с Рейвенкло. Он тоже, как и она, посещал кружок книголюбов, где они зачитывали свои тексты. Сначала они с Вилл жутко не поладили. Гилдерою не нравилось, что её тексты получают больше признания. Они даже как-то устроили литературную дуэль, но потом сошлись на том, что просто пишут в разных жанрах. Хотя периодически у Гилдероя что-то заедало в мозгу, и он снова брался за старое, видимо патологическое желание быть первым покоя не давало и толкало его на постоянные споры и соревнования со всеми подряд. Но он никогда не плевался на то, что Вилл пишет про геев. Ему, казалось, было всё равно, гей или натурал, и это в нём Вилл нравилось.

— Рой, что ты… — начала Вилл, но голос был слишком хриплым и надтреснутым, поэтому она смолкла.

— Н-да… — протянул он, увидел помятую тетрадь и скривился. — Первый творческий кризис?

— Нет, всего лишь… Всего лишь Блэк и Поттер пригрозили…

Она разгладила листы, ещё больше размазав подмоченные чернила, и ей снова захотелось плакать. Впрочем, рыдать перед Роем было как-то стыдно, поэтому она лишь судорожно втянула носом воздух.

— Так в чём проблема? — не понял Рой. — Пиши про кого-нибудь другого. Мало, что ли, парней в Хогвартсе?

Вилл покачала головой.

— Я не хочу про других. Мне нравятся Поттер и Блэк. У них очень яркая внешность, которая хорошо сочетается друг с другом.

— Ну… Напиши про кого-нибудь похожего. — Рой сел рядом и осмотрел растерзанную тетрадь. — Или придумай кого-то похожего.

— Кого-то похожего, — повторила Вилл, и в голове вспыхнула идея. — Рой, ты гений! Спасибо!

Рой расплылся в ослепительной улыбке, а Вилл, подхватив тетрадку, села за написание новых и корректуру уже написанных глав «Звёздной любви». Работа кипела, перо скрипело под пальцами, но она была уверена, что она не напрасно тратила часы и дни на написание и придумывание сюжета. Её шедевр будет жить! Да пребудет с нею сила!

* * *

Ноябрь 1976 г., Шотландия

Не влюбляться в парней у Сторми получалось с переменным успехом. В Облачной Башне с этим было проще, поскольку школа была исключительно для девочек. Валтор, из-за которого Сторми, Айси и Дарси чуть не разругались, вообще не был не то что техасцем, а даже американцем — он приехал из Канады и поселился в том же районе, в котором жила Сторми. Но в основном в Облачной Башне не влюбляться было проще.

В Ильверморни Сторми не влюблялась вовсе — исключительно потому, что была ещё слишком юной для всего этого дерьма. А в тот год, когда она жила с отцом, она вообще не ходила в школу: миссис Грэйвс сказала, что все Грэйвсы обучали наследников и дочерей на дому. Вот Сторми и училась дома. Хотя назвать домом то место, где она провела год, она не могла совсем.

Были сложности у бабушки Джуди на ранчо. Там работал симпатичный мальчик, Чарли Ларсон, и Сторми иногда на него заглядывалась. Один раз они даже поцеловались, но бабушка Джуди застала эти неловкие прижимания губами и устроила взбучку обоим.

— Вся в мать! Я вас такому не учила! — сказала тогда бабушка.

Но с Чарли ничего не вышло не только из-за того, что бабушка Джуди была против. Чарли оказался бескультурным до жути, а ещё он отпускал фразочки в духе: «Почему бы тебе не побрить подмышки и ноги? Ты же девушка. Я бы тебя не трахал, если бы у меня был выбор». В итоге Сторми разбила ему губу и сломала переносицу, а он рассёк ей бровь. Если приглядеться хорошенечко, небольшой белый шрам можно было заметить даже сейчас.

В Хогвартсе первое время не влюбляться в мальчиков тоже было просто. У Сторми просто не было времени на это! Но теперь не влюбляться стало сложнее. Из-за проклятого Блюбоннета.

Не то чтобы он был очень красив, как Валтор или Чарли. Просто парень с тёмно-русыми волосами, почти каштановыми. Бровь, нос и щёки рассекали несколько шрамов, на лице россыпь родинок, и глаза зелёные, с золотистым отливом. Вот, в общем-то, и всё. Сторми была солидарна с Мэри в симпатии к длинноволосым, но Блэк, обладающий весьма и весьма красивой внешностью, стоило ему раскрыть рот, вызывал единственное желание — прикончить его любым из возможных способов. С Люпином такого желания не возникало.

Не то чтобы он был по-гриффиндорски смелым. Сторми прекрасно видела, что Блюбоннет робеет перед любой опасностью. Но он был понимающим. Он выслушивал её каждый раз, когда она вываливала на него свои проблемы, и пытался разобраться в них. И Сторми видела его искренность. Он точно так же разговаривал и с детьми. Он возился с первоклашками, они периодически висли на нём, как на собственной мамочке, он в самом деле учил их завязывать шнурки и искренне радовался, когда у них это получалось. Он слушал всех, кто к нему приходил.

И Сторми нравилось это. Ей нравилось, что она может поныть, а он трансфигурирует платок из пуговицы и скажет что-то вроде: «Не переживай, мы что-нибудь придумаем». И в самом деле начнёт думать.

Но с другой стороны… Сторми знала, что где-то есть подвох. И чем безмятежнее всё казалось, тем больше её это всё напрягало.

К тому же ситуацию не красило то, что Рем был подсосом Блэка. И это тоже навевало тревогу. Невозможно, чтобы один из друзей полностью состоял из дерьма, а второй никак этим дерьмом не пачкался. Проверять, насколько же много дерьма в самом Люпине, Сторми отчаянно не хотела.

— И поэтому ты его избегаешь? — спросила Лили.

Они шли по коридору после уроков и обсуждали всё подряд, пока Лили вдруг не спросила, что произошло между ней, Сторми Пирс, и Ремусом Люпином. И теперь Сторми рассуждала о дерьмовости парней, попутно посвящая Лили и Мэри в историю всех её отношений с парнями (даже с гордостью продемонстрировала едва заметный шрам на брови).

— Не-е-ет, я его не избегаю: всего лишь сокращаю общение. Огромная разница! — Сторми значительно подняла палец вверх и окинула взглядом подруг. — Я не горю ни малейшим желанием опять обжигаться. Он мне почти что симпатичен, и я хочу, чтобы так это и осталось.

— Да уж, ты точно монашка, — хмыкнула Мэри.

— Спасибо, я стараюсь.

Они дошли до портрета Полной Дамы, назвав пароль, прошли в гостиную и стали свидетельницами очередного психического припадка Сириуса. Тому, откровенно говоря, было совсем плохо. Он снова с пеной у рта источал поток ругани и цапался с теми девочками, которые таскали на факультет «Звёздную любовь» Вильгельма Х.

Кстати, Мо просветила Сторми в этом вопросе и сказала, что Вильгельм Х. — это студентка с Пуффендуя, Вильгельмина — она же Вилл — Хэтэуэй. Сторми только глаза позакатывала, мол, двадцатый век на дворе, а женщины до сих пор боятся называться женскими именами и используют мужские.

Впрочем, Сторми также слышала, что Сириус набросился на эту несчастную Вилл с требованиями уничтожить всё, что она про него понаписала. Сторми казалось, что эта эра великолепнейших и уморительнейших историй о гейских похождениях Сириуса Блэка окончена. Так почему он опять орёт на этих маленьких фанаток творчества Вилл Хэтэуэй?

— Что опять у вас творится? — спросила Лили у Сириуса.

Тот вместо ответа швырнул им тетрадку, которую тут же выхватила Сторми. На обложке снова красовалось название «Звёздная любовь», но кое-что изменилось. Теперь вместо имён Сириуса и Джеймса чернела надпись: «Сирил Блок и Джимбо Гроттер».

— Нет, ну я точно её прикончу! — зашипел Сириус, наконец оставляя девочек в покое. — Она меня с ума сведёт, эта чёртова Хэтэуэй! Я на неё жалобу накатаю!

Сторми наморщилась, но тут же сочувственно спросила:

— Что, не очень прикольно, когда тебя сводят с тем, с кем ты быть не хочешь? Понимаю, понимаю… — Она грустно покачала головой. — Так обидно, когда к тебе лезут в трусы, эх… Ты ведь определённо точно сказал, что тебе это неприятно, а эта ей всё равно! Вот тварь!

— Ого, Пирс, с каких это пор ты понимаешь, что я чувствую? — недоумённо спросил Сириус, а потом ухмыльнулся. — Мне кажется, ты теплеешь по отношению ко мне, да?

Сторми посмотрела на него с каменным выражением лица. Такое же выражение было на лицах Мэри и Лили.

— Ты тупой? Слово “ирония” для тебя незнакомо? — не сдержалась Мэри.

— Тощую воблу забыл спросить.

— Чё сказал?

— Так, хватит оба! — Лили тут же встала между ними. — Сириус, прекрати устраивать скандалы в гостиной факультета! Иначе я буду вынуждена снять с тебя баллы.

— Ему плевать на них, — фыркнула Мэри.

— Скандалы?! Прекратить?! Ты смеёшься, Эванс?! — взвился Блэк. — Я бы их не начинал, если бы одна мелкая пиздёнка не писала про меня хрен знает что!

— И это повод устраивать светопреставления в общей гостиной? — Лили скептически приподняла брови. — Блэк, будь добр, прекрати вести себя как детсадовец и не превращай место для общего отдыха в балаган. По-хорошему прошу, прекрати.

Блэк оскалился, но ничего не сказал, обогнул их и, выхватив тетрадь с фанфиком, направился в сторону мужских спален. Сторми проводила его скептическим взглядом. Клоун.

Но это был ещё не конец. Вечером, когда почти все собрались в Большом зале на ужин, Блэк направился к столу Пуффендуя. Сторми нахмурилась и переглянулась с Мэри, сидящей по правую руку. Блэк тем временем дошагал до стола и грохнул об него тетрадь с новой версией «Звёздной любви».

— Хэтэуэй, какого чёрта? — заскрежетал он зубами.

Выхватив палочку, Сторми вскочила с места, готовая выгораживать маленькую пуффендуйку Вилл. Старосты тоже напряглись. Но Вилл защищать не потребовалось: она встала, выпрямилась, поправила очки и строго воззрилась на Блэка. От Мо Сторми слышала, что во время разговора с Блэком Вилл плакала, но сейчас она выглядела невозмутимо и сурово.

— А что не так? — спросила она. — Ты сказал не писать про тебя. Я и не пишу.

— Да кому ты чешешь?! Если ты исковеркала моё и Джеймса имена, то это ещё ничего не значит! Все в курсе, что это про нас! — вспылил Сириус.

Вилл снова поправила очки и поджала губы. Она отобрала тетрадку у Сириуса и, раскрыв, ткнула пальцем в текст, разобрать который у Сторми не получилось — слишком уж далеко они стояли. Впрочем, Вилл зачитала его:

— Все совпадения случайны и не несут цели никого оскорбить. Ясно тебе?

Блэк начал было огрызаться, но тут к ним подлетела профессорка Макгонагалл и чуть ли не за уши растащила по разным столам.

С тех пор Блэк и Поттер ходили злые и срывались на всех подряд. Ещё больше их раздраконивало то, что, помимо «Звёздной любви» про Сирила Блока и Джимбо Гроттера, Вилл написала ещё парочку небольших эротических рассказов где некий Ромул Глюпин, чередуясь с неким Пэтти Петтихрюком, имели честь трахать Сирила Блока в зад.

— Она про это столько понаписала, что у меня в реальности трещины в жопе пошли! — выдал как-то Блэк. Сторми предпочла оставить это заявление без комментариев, поскольку все комментарии были нецензурными.

Спустя несколько дней Сторми стала свидетельницей того, как Блэк и Поттер в попытке сорвать на ком-нибудь злость схлестнулись в коридоре с бывшим другом Лили, Северусом Снейпом. Тот Сторми бесил точно так же, как Поттер, но меньше, чем Блэк, да и не виноват он был, что под руку попал, поэтому Сторми шагнула вперёд и направила палочку на Джеймса, поднявшего в воздух Снейпа.

— Отпустите его, идиоты! Что он тебе сделал, Поттер, что ты так на него взъелся?

— Не лезь не в своё дело, Пирс, — огрызнулся Джеймс.

— Что вы все в нём находите, в этом сальном Нюнчике? — фыркнул Сириус, крутя в пальцах отобранную палочку Снейпа. — То Лили, то теперь ты. И нравится же вам с ним возиться! Он же урод!

— Мне чистосердечно плевать на его уродливость, меня просто бесит, что два мудака издеваются над беззащитным.

Сторми не убирала палочку с лица Джеймса, готовая к атаке, но тут Снейп неожиданно выдал:

— Отвали, грязнокровка! Не нужна мне твоя помощь!

— Кто бы говорил, грязноголовка. — Сторми скривилась. — Хочешь висеть — пожалуйста.

Она отступила, убрала палочку в кобуру на поясе и, круто развернувшись, зашагала прочь. Внутри кололо от злости на саму себя. Она же прекрасно знала, что мужчины все одинаковые. Заступаться за них себе дороже. Ей было плевать, что её назвали грязнокровкой, но не плевать, что её назвали грязнокровкой в ответ на её порыв помочь. Мама ведь говорила поменьше помогать мужчинам, чтобы не оказываться в такой ситуации!

— Эй, Снейп, у тебя такая короткая палочка! Что, хуй тоже микроскопический? — услышала она голос Джеймса и скривилась.

Мерзость.

Сторми поскорее зашагала вперёд, но вдруг столкнулась с той самой Вилл Хэтэуэй, сбив ту с ног.

— Ой, прости. — Сторми тут же протянула ей руку, но Вилл не заметила её жест. Она во все глаза смотрела на Джеймса, со смехом что-то кричащего про члены и палочки.

А через несколько дней в свет вышел новый фанфик её авторства, где главными героями стали джедай Джимбо Гроттер и ситх Злодеус Снегг. Сторми прочитала это исключительно для того, чтобы как следует просмеяться над Потти и Снейпом. Вилл написала сцену, как Джимбо Гроттер мерялся джедайскими мечами со Злодеусом Снеггом, и Сторми вдруг поняла, что видела эту сцену в реальности, пускай и в немного более приличном варианте.

Этот фанфик неожиданно произвёл фурор в Хогвартсе. Его прочитало столько человек, сколько не читало «Звёздную любовь». Об этом фанфике говорили везде, а некоторые узнали в Злодеусе Снейпа и откровенно потешались над ним. Но Сторми больше не заступалась.

Даже сейчас, на сдвоенном уроке Чар, Сторми слышала, как две девочки с Рейвенкло обсуждают этот фанфик и хихикают.

Лили нервно прикусила губу, до побеления костяшек сжимая перо в руке. Она оборачивалась на хихикающих девочек, хмурилась и становилась ещё более нервной. От Сторми это не ускользнуло.

— Что-то случилось? — спросила она. — Раздражают? Я могу сказать им быть потише.

Лили покачала головой.

— Нет, не в этом дело. Просто… Ты видишь здесь Сивиллу Вэйн?

Нахмурившись, Сторми окинула взглядом аудиторию, но так и не увидела эту самую Сивиллу. Она предположила:

— Может, опаздывает?

— Сивилла никогда не опаздывает, — отрезала Лили и снова прикусила губу. — У меня плохое предчувствие.

Сторми похлопала Лили по предплечью в попытке успокоить.

— Не переживай. Всякое в жизни бывает. Впервые кто-то может и опоздать. На обеде точно появится.

Но на обеде Сивилла тоже не появилась. И на ужине. На завтраке следующего дня её тоже не было. И тогда стало ясно, что Сивилла Вэйн пропала.

17 ноября 1976 г., Шотландия

О том, что Сивилла Вэйн пропала, объявили во время ужина — и то после того, как опросили весь факультет Рейвенкло и всех старост. После этого опроса Лили вернулась настолько бледной, что Сторми начала переживать за неё.

— Я так и знала, — замогильным голосом сказала она. — Я так и знала, что что-то случилось.

Сторми и Мэри тут же попытались её успокоить.

— Не нервничай ты раньше времени, Бэмби, она только сутки назад пропала, ещё ничего непоправимого не произошло. Верно, Сторми?

— Конечно! Она обязательно найдётся! — подтвердила она, но Лили покачала головой.

— Вы ничего не знаете, — сказала она. — Сивилла… Она… Я боюсь, что она что-то с собой сделала… Она мне рассказывала, что однажды порезалась настолько, что чуть не истекла кровью. Тогда её нашли соседки по комнате, но… Может, в этот раз её никто не нашёл? И она сейчас умирает или вообще уже умерла! — Лили заходила из стороны в сторону. — А если её вовсе не найдут? Или найдут, но слишком поздно?!

Искать Сивиллу директор отправил половину педагогического состава Хогвартса. Вторую половину обязали следить за оставшимися школьниками. Не то чтобы это очень помогло, реши ещё кто-нибудь пропасть, но хоть формальности соблюли — уже хорошо. А то в Хогвартсе и этого можно не дождаться.

— Может, сами её поищем? — предложила Сторми. — Так вероятность, что мы её найдём, увеличится в разы.

Девочки её идею поддержали. После ужина они собрались в гостиной Гриффиндора и начали подготовку к небольшому походу. Они взяли с собой немного зелий для первой помощи — на случай, если Сивилла в ужасном состоянии, — немного еды, а Сторми ещё и верёвку притащила.

— Зачем тебе верёвка, Монашка? Мы же не на родео, ты в курсе? — скептически спросила Мэри.

— А вдруг ты упадёшь в яму, а палочка сломается? — крайне серьёзно ответила Сторми. — Тогда ты будешь благодарить меня за то, что я такая предусмотрительная и крутая.

— Где ты в Хогвартсе ямы найдёшь? — удивилась Лили.

— Где-то они точно есть, — философски отозвалась она.

Во время сборов к ним вдруг присоединился Рем — сказал, что хочет помочь. Сторми недоверчиво смерила его пристальным взглядом. Всё-таки у неё был план по сокращению их общения и ей не особо нравилось, что Рем эти планы саботирует, пусть даже он о них не знает.

— А остальные мальчишки из вашей шайки-лейки? — спросила она. — Они не хотят помочь? Тот же Потти. Он же вроде как парень Лили. Мне казалось, что для парней логично помогать своим девушкам, нет?

После этих слов Лили вытянулась, распрямив плечи, а Рем лишь покачал головой.

— Кхм, ну так что, пошли искать? — спросила Мэри, вытаскивая их в коридор. — Думаю, будет лучше, если мы разделимся. Так сэкономим время и сможем осмотреть больше мест. Я пойду с Бэмби.

Сторми поджала губы и скосила взгляд на Блюбоннета. Тот накручивал на палец нитку крестика и безуспешно делал вид, что вообще не слышит их разговор.

— Я вообще-то тоже хочу, — надулась она.

— Тогда «камень, ножницы, бумага»? — предложила Мэри и тут же сжала руку в кулак. Сторми последовала её примеру. — Камень, ножницы, бумага… Раз, два, три!

Сторми выбросила вперёд руку с «ножницами» и напряжённо посмотрела на кисть Мэри, всё так же сжатую в кулак. Та победно ухмыльнулась.

— Камень бьёт ножницы, Монашка, — довольно протянула она.

Сторми поджала губы.

— Ну нет, давай ещё раз!

— Ещё раз? Да с первого раза понятно, что твоя Богиня на моей стороне, смирись! — Мэри фыркнула, но всё же сдалась под напором Сторми. — Ну ладно, давай ещё разок. Камень, ножницы, бумага…

В этот раз Сторми сложила руки в жесте «бумага» и едва ли не застонала, когда Мэри выбрала «ножницы».

— Давай ещё раз? — начала было Сторми, но тут в разговор вступила Лили.

— Прекратите этот детский сад! — Она окинула строгим взглядом Мэри и Сторми. — Такими темпами мы даже с места не сдвинемся! Пошли!

И, подхватив Мэри под руку, она зашагала в противоположную сторону. Сторми только и оставалось, что смотреть им вслед глазами брошенного щенка. Рем хмыкнул и пошёл вперёд, сунув руки в карманы. По всему виду его было заметно, что он недоволен.

— Так не хочется быть со мной в паре, Пирс? — спросил он, делая голос будто бы нейтральным, хотя Сторми всё равно услышала обиду.

— Вообще-то ты тут не при чём. — Она поправила рюкзак со снаряжением и догнала Люпина, поравнявшись с ним. — Я просто хотела искать Вэйн вместе с подругами. Уж прости, так исторически сложилось, что дружбу я ценю больше, чем парня, который… Любого парня.

Она тут же прикусила язык, чуть не выдав себя с потрохами. Упаси Богиня, чтобы Рем ещё подумал, что он ей нравится. Тот в свою очередь кивнул.

— Понимаю. Тяжело дружить нечётным числом.

— Так говоришь, будто тебя это тоже касается, — отметила Сторми.

— А разве нет? — Рем нахмурился.

— Вас же четверо, а не трое. Ты никого не забыл?

На секунду он замер, а затем приложил ладонь к лицу в сожалеюще-виноватом жесте. Он прошептал:

— Я забыл Пита.

— О как. Какая крепкая у вас дружба, прям мужская, настоящая. — Сторми откровенно издевалась. — Давай честно, вы с ним не дружите. Он просто шатается вслед за вами. Как… как хвост. Вы же так его и зовёте.

— Но не по этой причине, — с мягкой улыбкой возразил Рем.

— А по какой?

Сторми внимательно на него посмотрела, но тот лишь отвёл взгляд и предложил продолжить поиски. Сторми хмыкнула. Тайна, значит. Ну ничего, у неё тоже есть свои тайны. И они куда круче, чем какое-то тупое прозвище.

Так, периодически переговариваясь, они обошли несколько этажей, осматривая кабинеты. Некоторые из них были закрыты. Тогда Сторми направила на дверь палочку.

— Алохомора, — произнесла она, но дверь не отворилась, как бы она не кряхтела, пытаясь открыть её.

— Это незаконно, — ворчал Рем, глядя на её потуги, — и по-хорошему я должен снять с тебя баллы за попытку вторжения в запертый кабинет, но делать этого я не буду, поскольку…

Он не договорил, потому что в одном из пыльных углов что-то щёлкнуло. Они оба нахмурились, переглянулись, и Сторми, облизнув пересохшие губы, выдохнула:

— Что, испугался, Блюбоннет? Спорим, что это крыса?

Она шагнула в сторону пыльного угла, но стоило ей подойти поближе, как снова раздался громкий щелчок, и на свет, грациозно ступая лакированными ботинками по каменному полу, вышел мужчина. Пальцы его вертели палочку, прокручивали между фалангами, а голубые глаза смотрели прямо в глаза Сторми — точно такой же формы, точно такого же цвета. Она забыла, как дышать, и никак не могла заставить себя схватиться за палочку.

Перед ней стоял отец.

Он небрежно откинул через плечо рыжую косу, и губы его мягко изогнулись в улыбке. Сторми отступила назад, но ноги её стали ватными. В голове было пусто, но в то же время черепную коробку разрывало обрывками фраз и слов. Что он тут делает? Почему он в Хогвартсе? Зачем он тут?

А отец всё так же мягко улыбался и смотрел на неё, смотрел, выжигая взглядом дыру в ней. Затем его губы разломились, и из этого разлома потекли слова:

— И такой ты стала, Сторми? Ты стала такой жалкой? Ты даже хуже, чем твоя мать. Ты не имеешь права называться моей дочерью. — Его голос был холодным, но ещё холоднее — глаза. Отец смерил взглядом Сторми, и его рука взмахнула палочкой. Заклинание пророкотало, как гром и молния: — Обливэйт!

Сторми не смогла сдвинуться с места, словно примороженная. Луч заклинания угодил бы прямо в неё, если бы не Люпин, загородивший её собой. раздался громкий щелчок, на месте отца появился серебряный светящийся шар, и Рем взмахнул палочкой.

— Ридикулус, — едва слышно произнёс он, и шар превратился в обыкновенную лампочку. — Это просто боггарт.

Его голос был спокоен, но Сторми почувствовала, как тошнота подкатывается ко глотке, ноги становятся ватными, подгибаются, не держат, и Сторми опустилась на пол.

Её трясло. Пальцы дрожали и потели так сильно, что палочка выпадала из них. Кислород кончался, Сторми вдыхала глубже, но воздух как будто не наполнял лёгкие. Грудь рвало от боли, и сердце словно превратилось в птицу, загнанную в клетку и бьющуюся там в неистовстве. Ей становилось тесно в своём собственном теле, кружилась голова, и Сторми казалось, что она сейчас либо упадёт в обморок, либо умрёт. Она вцепилась пальцами себе в грудь, то беспорядочно сжимая одежду, то обхватывая глотку.

— Сторми! — Рем тут же опустился перед ней на колени и сжал её руки в своих, глядя ей прямо в глаза. — Сторми, всё в порядке, это был просто боггарт. Он ничего бы тебе не сделал, ты в безопасности. Спокойно, всё уже прошло, всё хорошо. А теперь медленно вдохни. Давай. Вдох. Выдыхай.

Сторми выпустила воздух сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как кровь отливает от лица и с каждым выдохом волна облегчения, будто прибой, накатывает на неё и течёт от макушки до самых пальцев ног.

— Чёрт возьми, — прошептала она, — я так перепугалась из-за какого-то жалкого боггарта…

Рем крепче сжал её ладони и сказал:

— Ты же не ожидала. Они бьют по самому больному. Любой бы перепугался.

— Но ты же не…

— Я знал, что это всего лишь боггарт. И нет, я перепугался. Не каждый день же видишь, как незнакомый мужчина костерит твою однокурсницу, а потом насылает на неё заклинание забвения…

Сторми фыркнула.

— Это мой папаша. Конченый урод. — Она поморщилась. — Я не знала, что боюсь его. Мне казалось… Казалось, что я должна была уже привыкнуть… — Руки снова начали трястись, и Сторми прикусила щёку, пытаясь унять дрожь. — Он уже использовал обливэйт на мне. Не так часто, как на маме, но… Но я же уже не маленькая, чтобы этого бояться… И не такая тупая, чтобы бояться того, что он меня… отвергнет…

Голос позорно дрогнул. Сторми поспешила замолкнуть, чтобы Рем не понял, что ей хочется плакать. Такая глупость — плакать из-за того, что этот ублюдок считает её жалкой! Глупость, глупость! Из-за этого просто стыдно плакать!

— В любом случае, всё уже позади. И ты не тупая. Я всего не знаю… Вернее, я вообще практически ничего не знаю о тебе, но мне кажется, что любой ребёнок хочет, чтобы родители его принимали.

Качнув головой, Сторми притянула его за руки и обняла. На самом деле ей казалось, что всё это какой-то изощрённый фарс, но слёзы всё ещё прожигали её глаза, а холодный взгляд отца будто пропечатался на сетчатке и никак не хотел исчезать, никак не растворялся в воздухе, как мираж.

Чертовски хотелось обнять мать, но рядом был один только Блюбоннет.

Когда руки Сторми оплели грудь Рема, он замер. Казалось, он даже дышать перестал. Затем спустя долгое мгновение Сторми почувствовала, как его ладони касаются её спины и робко гладят её. Крестик Люпина давил ей на щёку, а внутренний голос пытался напомнить, что она собиралась сокращать общение с ним, но Сторми не двигалась с места, всё так же прижимаясь к нему щекой.

Постепенно дрожь прекратилась, дыхание выровнялось, и Сторми совсем успокоилась. Рем кашлянул.

— Пол ледяной, — приглушённо сказал он.

— Так уж и быть, — Сторми фыркнула и поднялась, — не буду к тебе приставать, можешь не намекать.

Рем замялся.

— Нет, я не про это. — Он тоже поднялся и отряхнулся от пыли. — Я имею в виду, что такими темпами ты застудишься. И так постоянно в Больничное крыло попадаешь. Пожалей мадам Помфри и её запасы противопростудного зелья.

Непроизвольно губы Сторми растянулись в хитрой улыбке, и она подтолкнула Рема в бок.

— Так значит, это проявление заботы, да? Нравится заботиться о всех сирых и убогих, а, Блюбоннет?

На секунду Рем застыл, но потом отмер и улыбнулся. Когда он начал говорить, его голос звучал как никогда уверенно:

— Да, именно. И знаешь, что ещё мне нравится?

Сторми поджала губы, боясь услышать продолжение. Люпин смотрел ей прямо в глаза с удивительной самоуверенностью. Откуда она у него только взялась? Он же невинный христианский девственник, хранящий обет целомудрия, Сторми не верила, что они могут своими устами признаться, что им кто бы то ни было нравится. Только Христос, только хардкор, разве нет?

— Что нравится? — прошептала она, не разрывая зрительный контакт.

Вместо ответа Рем сжал её руку — всё ещё трясущуюся от выплеска эмоций — и потянул дальше по коридору. Сторми выдохнула и ускорилась, подстраиваясь под размашистые шаги Люпина. Его ладонь вспотела, и Сторми поудобнее её перехватила, чтобы пальцы не скользили так сильно.

— Ты не ответил на вопрос, — напомнила она. Рем качнул головой, но так ничего и не произнёс. Сторми хмыкнула и потянула его за руку, притормаживая. — Не несись ты так, мы вообще-то Сивиллу Вэйн ищем, а не участвуем в забеге по коридорам.

Да, всё-таки она была права. Такие, как он, не умеют признаваться в чувствах как адекватные люди. Впрочем, кажется, Сторми не собиралась влюбляться в парней. Никогда. И вообще, она планировала сокращать общение с Ремусом Люпином, но, кажется, у неё вряд ли это получится.

Она крепче сжала его руку и слабо улыбнулась. Чёрт возьми, она слабачка…

В гостиную факультета они вернулись ровнёхонько перед отбоем и перед портретом встретились с Лили и Мэри. У первой к тому времени губы были полностью искусанны.

— Не нашли? — спросила очевидное Сторми, и Лили покачала головой.

Тогда Сторми крепко обняла её и сказала, что они обязательно её найдут. Завтра ещё раз обойдут Хогвартс, можно даже целый день на это потратить — выходные же!

Но на следующий день они снова ничего не нашли.

* * *

19 ноября 1976 г., Шотландия, Хогсмид

Сторми ненавидела готовить. Эта ненависть — нерушимая константа в её постоянно меняющейся жизни.

Всё началось тогда, когда Сторми исполнилось десять. В тот год бесславно погибли Олли, Молли и Поли, у Сторми пошли первые месячные, а бабуля Джуди вдруг осознала, что каждое лето получает в свои руки маленькую рабочую силу, которую можно использовать по своему усмотрению. Тогда она начала учить её готовить.

Сначала Сторми постоянно портачила, чем выводила из себя бабушку Джуди, но потом приноровилась, и у неё даже стало получаться весьма и весьма неплохо.

К четырнадцати годам Сторми готовила сама, и мама, успокоившись, стала оставлять её одну дома. Деньги сами себя не добудут, а маме, работающей журналисткой, часто подворачивались командировки на пару дней. И если раньше она от них отказывалась, поскольку постоянно возить дочь к бабушке не представлялось возможным, то сейчас, когда Сторми научилась готовить и могла позаботиться о себе сама, мама оставляла её одну на несколько дней, а иногда случалось, что и на неделю-другую.

Поэтому готовка в голове Сторми прочно ассоциировалась с пустым домом, тоской и одиночеством.

Сторми ссыпала в тару муку, налила воду и оливковое масло. Она — техасска, и она будет готовить блюда текс-мекс! Пускай эти замшелые британские маги из Совета попечителей распробуют всю прелесть техасско-мексиканской кухни, на которой выросла Сторми.

Она решила приготовить несколько блюд: буррито, пекановый пирог и, конечно же, чили кон карне. Куда же без чили кон карне? Но в первую очередь Сторми месила тесто для пшеничных лепёшек — тортилий.

По правую руку от неё Мо, напевая что-то себе под нос, тоже месила тесто, рядом с ней Марлин делала вид, что что-то делает. В перерывах между готовкой они заговорщически перешёптывались и хихикали.

По левую же руку от Сторми возилась с рыбой Мэри. У неё уже прошли месячные, но она всё равно выглядела бледной и уставшей. Сторми немного настораживал её внешний вид, но Мэри лишь отмахивалась: просто устала, вот и всё. Просто переживает из-за пропажи Вэйн. Просто тревожится. Просто… Сторми не особо верила в эти отмазки, но наседать боялась и в итоге просто молча наблюдала за ней.

За кем ещё Сторми наблюдала, так это за Лили. С каждым днём она тревожилась всё сильнее и сильнее, и Сторми понятия не имела, как ей помочь. Поэтому она и решила приготовить пекановый пирог, чтобы угостить им Лили. Бабушка Джуди всегда так делала: если грустно — готовила пекановый пирог. Вместе со Сторми они заваривали чай, ели пирог, и от сладкого повышалось настроение. Сторми надеялась, что у Лили оно тоже поднимется.

К тому же они всё ещё обследовали замок вдоль и поперёк. Директор отправил преподавателей в Запретный лес, но Лили сказала, что они, студентки, туда не пойдут: лес на то и запретный, что ходить в него нельзя. Поэтому они ограничились только школой.

И каждый раз к ним присоединялся Рем.

Сторми больше не могла убеждать себя в том, что он ей не нравится и что она должна его избегать. После того, как она встретила своего папашу… Нет, после того, как она встретила боггарта в виде своего папаши, она, конечно, снова окунулась с головой в переживания насчёт парней, но…

Тогда Рем загородил её спиной, когда папаша… Нет, когда боггарт в виде папаши наслал на неё Обливиэйт. Тогда Рем успокоил её, когда она трусливо расклеилась и вела себя как самая настоящая сопля. Наверное, может быть, вероятно, кажется, стоит дать Люпину крохотный, ну совсем маленький шансик. Всё-таки… Всё-таки не все же мужчины такие, как её отец, да? К тому же она Рему тоже нравилась — это было чертовски заметно, по правде говоря, — и, стало быть, ничего страшного, если она всего раз (ещё раз) позволит себе влюбиться в парня? И Сторми позволила.

— Девочки, закругляемся! — крикнула мадам Розмерта ровно в тот момент, когда Сторми заканчивала готовить буррито. — Представители Совета попечителей будут здесь через час, нам надо успеть накрыть им поляну! То есть накрыть на стол, конечно же!

— Если они и в этот раз зашлют нам Вальбургу Блэк и Абраксаса Малфоя, я заменю сок у себя в стакане на огневиски, и никто мне ничего не сделает, — убитым голосом сказала Марлин.

Сторми нахмурилась и переглянулась с Мэри — для той, вступившей в Клуб тоже не то чтобы давно, такое мероприятие с проверкой было в новинку.

— А что с ними не так? — поинтересовалась Мэри.

Марлин громко фыркнула, закатила глаза, и Мо ответила вместо неё:

— Они жуткие снопы!

— Снобы, — тут же поправила Марлин и согласно кивнула. — Да, они смотрят на нашу еду и морщатся, ну прям как куриные жопки.

Мо тут же изобразила это, скривив нос и склонившись над блюдом Марлин: та всё же приготовила нечто похожее на пюре. Мэри сказала, что это стовис — шотландское блюдо из картошки, лука и ещё кучи всего, Сторми лень было запоминать, что она туда клала.

— Мисс Маккиннон, что это такое? — прокряхтела Мо, тыкая в стовис Марлин пальцем. — Это ваше блюдо? Выглядит так, будто вы его уже ели! Неужели члены Клуба позволяют себе сблёвывать обратно в тарелку?

— Ах так! — Марлин тут же подскочила к тарелке с вонтонами, которые готовила Мо, и картинно поморщилась. — Мисс Чанг, что это плавает в вашем бульоне? Неужели это мозги домашних эльфов? Неудивительно, что они такие маленькие… Эльфы же тупые!

— Думаю, леди Блэк понравилось, если бы это в самом деле были эльфийские мозги, — вдруг вступила в разговор высокая блондинка, стоящая неподалёку от них.

Если Сторми правильно помнила, её звали Маргарет Джонсон.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Мэри.

— То, что и сказала. — Маргарет хмыкнула. — Сириус рассказывал, что его мамаша всю стену увешала головами эльфов, которые она собственноручно отпиливала.

Девочки поморщились, а Мэри подозрительно сощурилась и сказала:

— Не припомню, чтобы ты общалась с Блэком.

— Так я и не общалась, — пожала плечами Маргарет и выдала на одном дыхании: — В прошлом году меня бросил парень, а Блэк как раз ко мне клеился. Я решила, что это отличная возможность отомстить. Правда, переспать так и не получилось: когда дело дошло до постели, Блэк начал жаловаться на свою мамашу. Оказалось, он почти всегда так делает — ноет на свою жизнь, что его мамаша из рода вычеркнула, что он с Поттером живёт теперь, как голубки, блин, а потом всем лапшу на уши вешает, что переспал с какой-то девчонкой. На деле я его еле на дрочку уломала, и то фигня вышла. Он вообще не в курсе, как женщины устроены. Вместо нормальной дрочки он выпросил, чтобы я ему грудью подрочила. И кончил он через минуту!

Маргарет закончила свою речь и отдышалась, совершенно не замечая ошарашенных лиц других девочек.

— Что ж… — протянула Сторми. — Сочувствую тебе. Правда.

— Спасибо. — Маргарет кивнула. — И да, я рада, что ты его уделала. Этот гондон заслужил, чтобы ему как следует намылили шею!

Сторми ничего не успела ответить на это, поскольку Алиса объявила, что прибыли представители Попечительского совета, и велела всем приготовиться. Сторми тут же выдохнула, выпрямилась, прикрыла глаза, сложив руки на животе, и постаралась не сильно корёжиться от злости, да и в целом поменьше думать о том, как же всё это напоминает об отце.

Краем уха она услышала размеренные шаги трёх пар ног — мадам Розмерта вела за собой людей из Совета.

— А вот и наши подопечные! — щебетала она. — Красавицы, хозяюшки! Всё, что вы видите на столах, приготовили они.

— Что-то несильно они старались, — заскрипел мужской голос, и Марлин тихо выругалась. — В наше время девушки были более прилежными, вы так не считаете, дорогая леди Блэк? В их возрасте вы являли собой лучший образец женской добродетели.

— Лорд Малфой, оставьте лесть, причём такую гнусную. — Голос леди Блэк звучал настолько глубоко и красиво, что Сторми не удержалась, взглянула на его обладательницу и обомлела.

Леди Блэк оказалась высокой брюнеткой со стальным взглядом и острыми чертами лица. Спину она держала ровно и прямо, а в каждом движении читалась суровая решительность, смешанная с неестественной грацией, которую прививают знатным леди с самого детства. При первом взгляде она казалась невероятно красивой, но в выражении лица сквозило презрение.

Леди Блэк напоминала Сторми миссис Грэйвс, мать её отца.

Повернув голову, леди Блэк окинула взглядом участниц Клуба и то, что они приготовили, и скривила губы. Она подала руку лорду Малфою, и вместе они зашагали вдоль стола, скользя по стряпне девочек брезгливыми взглядами. Проходя мимо каждого блюда, они давали короткий, зачастую язвительный и совершенно не лестный комментарий.

Когда настала очередь Сторми, леди Блэк фыркнула, что такую еду не готовят даже в деревне, а потом окинула Сторми критическим взглядом и спросила:

— Ваше имя, мисс?

— Меня зовут Сторми Пирс, леди Блэк, — едва-едва поднимая глаза, сказала Сторми.

— Ах, мисс Пирс! До меня дошли слухи, что вы, юная леди, соизволили избить моего первенца. Это правда? — спросила леди Блэк, и Сторми стоило титанических усилий, чтобы сдержать лицо и не дрогнуть.

Сейчас её разрывало желанием закричать, что она избила бы его ещё раз, поскольку эта бесчестная тварь так от неё и не отцепилась, но она держалась лишь одной мыслью: если она устроит шоу перед представителями Совета, у Клуба — у мадам Розмерты, у Алисы, у всех вместе взятых участниц — будут проблемы. Им не выделят финансирование. Начнутся проверки. Да чёрт знает, что ещё эти два аристократишки могут выкинуть! Поэтому Сторми едва заметно выдохнула и улыбнулась одними уголками губ.

— Вам верно сообщили, леди Блэк. — Она слегка кивнула. — Я в самом деле имела удовольствие избить вашего сына. И стоит сказать, леди Блэк, что ваш сын весьма сильно приложил меня заклинанием вашего авторства.

Та скривилась ещё сильнее.

— Как недостойно для юной леди, — сказала она.

— Прошу простить, леди Блэк, но ваш многоуважаемый сын не оставлял попыток склонить меня к непристойностям, произносить кои приличной леди не пристало даже в собственных мыслях. Администрация школы на поведение мистера Блэка повлиять никак не смогла, а я, увы, не имею рыцаря, который постоял бы за мою честь. А теперь, леди Блэк, скажите, как вы объясните столь разнузданное поведение вашего первенца, порочащее столь древний чистокровный род?

Леди Блэк не изменилась в лице, но в глазах мелькнула тень, тёмная и всепоглощающая, как чёрная дыра. Она ответила, не теряя холода в голосе, ровно и чётко:

— Он мой первенец, но он не мой сын и не часть рода.

— Ах вот как. Весьма удобно, леди Блэк. Как просто вы открестились от всех грехов молодого мистера Блэка.

— Не кажется ли вам, юная леди, что не вам порицать меня за несовершенства моего первенца, в то время как ваш внешний вид кричит о том, что вы грязнокровное отродье? — проскрежетала леди Блэк.

Сторми едва успела прикусить язык, чтобы не выругаться. Внутри неё бурлил гнев, сердце вместо крови перегоняло чистейшую ярость, хотелось кричать и крушить всё, что попадает под руку, но вместо этого Сторми выжала из себя холодную, но тем не менее вежливую улыбку.

— Увольте, леди Блэк. Вам что-нибудь известно о роде Грэйвсов? — Слова пекли и обжигали язык, но Сторми не переставала улыбаться. — Американский род, берущий начало от Гондульфуса Грэйвса, одного из двенадцати авроров МАКУСА. Этот род до сих пор держит в своих руках политическую власть Америки. По отцовской линии я принадлежу к этому роду, леди Блэк. Вы только что назвали кровь Грэйвсов грязной.

Леди Блэк с ног до головы смерила Сторми тяжёлым взглядом.

— Что ж, прошу меня простить, но тогда уж постарайтесь выглядеть соответствующе, юная леди. При взгляде на вас можно подумать, что вас растили вульгарные маглы, — голосом, в котором слышались отзвуки металла, сказала леди Блэк и направилась дальше.

— Благодарю за совет, леди Блэк. — Сторми склонила голову в едва заметном поклоне.

Вальбурга Блэк так и не притронулась ни к одному блюду, приготовленному участницами Клуба. Впрочем, как и Абраксас Малфой. Они бросили что-то на прощание мадам Розмерте, а затем трансгрессировали. Как только они исчезли, Сторми страдальчески выдохнула и с чувством выругалась.

— Я чуть не сдохла! — сказала она Мэри.

Мэри же в ответ ухватила её за плечи и хорошенько встряхнула.

— Какого дьявола ты сейчас творила, Монашка?! — вскрикнула она. — Ты что, аристократка, что ли?! Я думала, что ты обычная девчонка из семьи рабочих! А ты вон какие финты выкидываешь!

— И как ты в лужу посадила эту чопорную старушенцию! — вступила в диалог Марлин. — Так ты в самом деле голубых кровей, Пирс?

— Да меня реально не-магички вырастили! — отмахнулась Сторми. — Меня воспитывали женщины без капли магии в крови, а папаша вообще конченый был, как и все Грэйвсы. Я бы лучше простокровной была, а не полукровкой, честное слово.

Сторми закатила глаза и вытерла проступивший на лбу пот. Она чувствовала себя выжатой, будто тысяча энергетических вампиров высосали из неё все жизненные соки.

— Слушай, Мэри, — позвала она, — не хочешь взять всё, что мы наготовили, и оттащить всё это в Хогвартс. Угостим Бэмби.

— О, крутая идея! — закивала Мэри и крикнула: — Девчонки, мы дико извиняемся, но мы вынуждены откланяться. Мадам Розмерта! Мадам, мы со Сторми вернёмся в замок! Можно мы заберём то, что приготовили?

— Ну разумеется!

Мадам Розмерта ослепительно улыбнулась и, поймав взгляд Сторми, подняла палец вверх. Та в ответ искренне улыбнулась — впервые за час.

Девочки нагрузились своей стряпнёй и потащили всё это в замок. По дороге Мэри не переставала удивляться тому, что Сторми умеет держать себя прямо как чопорная снобка, а Сторми только и думала о том, как она придёт в спальню, откормит Лили, сама отожрётся как свинья и будет валяться на кровати.

Но её планам не удалось сбыться, потому что в гостиной они напоролись на Блэка. Он сразу же учуял запах съестного и присвистнул.

— О Мерлин, Пирс, ты что, умеешь готовить?! — вскрикнул он.

— Катись в пекло, Блэк, — прорычала Сторми.

Она зашагала быстрее, но Блэк не отставал от неё.

— Да я по запаху чую, что ты отпадно готовишь! Идеальная девушка! Всё, я точно буду с тобой встречаться!

— Да отвали ты от меня! Я не намерена терпеть ещё одного члена вашей долбанутой семейки, хватит с меня твоей мамаши! Кровососы! У вас в роду что, вампиры затесались?

— Ты уже и с матерью моей познакомилась? Ты точно моя девушка! — воскликнул он.

— Отвянь от неё, кобелина, — рявкнула Мэри, загораживая от него Сторми. — Сказано тебе, чтоб отстал. Неужели ты настолько тупой, что понимаешь только язык насилия?

— Да чё сразу тупой? Я просто влюблён! — Он по-дурацки улыбнулся, а затем скосил взгляд на сумки Сторми. — Может, угостишь меня чем-нибудь? Я после этого сразу отстану, обещаю.

Сторми хотела было ответить, что Блэк ни разу не выполнил ни одно своё обещание, но вдруг услышала, как кто-то плачет, и повернула голову на звук. На диване, прижав ноги ко груди, сидела девочка и размазывала слёзы по щекам. Сторми обогнула Сириуса и села рядом с девочкой.

— Эй, малышка, ты чего плачешь? — спросила она.

Девочка подняла на неё взгляд, и Сторми нахмурилась. Глаза этой девочки смотрели в разные стороны.

— Я? Я к маме хочу… — сказала девочка.

Сторми сжала губы. Она чертовски сильно понимала чувства этой девчонки. К тому же в голове всплыли слова Рема о том, что дети в Хогвартсе часто плачут. Сторми выдохнула и открыла сумку.

— Не плачь. Вот, возьми лучше пирог и буррито. Я сама готовила, так что за вкус ручаюсь.

Она сложила на салфетку кусочек пирога и буррито и протянула девочке. Та с удивлением посмотрела на протянутое угощение, а затем — на Сторми, осторожно протянула руку и взяла предложенное.

— Спасибо, — сказала она. — Ты крутая! Крутая фиолетовая девочка!

Сторми широко улыбнулась, потрепала девчонку по голове и, подхватив сумку, зашагала в сторону женских спален.

— Эй, это нечестно! — крикнул Блэк. — Мне что, тоже расплакаться надо, чтобы моя девушка угостила меня чем-нибудь?!

— Если ты расплачешься и продолжишь звать меня твоей девушкой, я вмажу тебе по яйцам, а затем кастрирую, чтобы не зря плакал, понял? — зашипела Сторми, подхватила Мэри под руку и потянула её в спальни.

Только-только поднявшееся настроение снова упало на отметку уровня Марианской впадины.

В спальне было чрезвычайно тихо. Лили сидела неподвижно на своей постели и смотрела в окно, не обращая внимания на вошедших подруг. Сторми подошла к ней и села на свою постель.

— Уже вернулись из своего драгоценного клуба хороших девочек, в который мне ходить нельзя? — не глядя на Сторми, спросила Лили, поджав губы.

Сторми прикусила язык и беспомощно поглядела на Мэри. Та вздохнула и пожала плечами.

— Лили, пожалуйста… — начала Сторми, но та вскочила с места.

— Что, заткнуться? Сделать вид, что всё в порядке? — Она скрестила руки на груди. — Вы, девочки, вообще не выглядите как те, которым готовка и ведение быта хоть сколько-нибудь интересны! Особенно ты, Сторми! Я вообще не знаю, зачем ты туда пошла!

Сторми устало вздохнула.

— Извини. — Она упала на спину, распластавшись на постели. — Я так вымотана сегодняшним цирком, что у меня совсем нет сил спорить… Ненавижу делать вид, будто я хорошая девочка и приличная леди.

Лили шумно вздохнула.

— Тогда зачем вступила в этот кружок домохозяек? Ты была не в курсе, что там готовят?

— Бэмби, послушай, — начала было Мэри, но Сторми резко села и посмотрела в упор на Лили.

— Я вступила туда потому, что это не клуб для домохозяек, — сказала она, глядя прямо Лили в глаза. — Я вступила туда потому, что это чёртов клуб подпольных боёв.

— Сторми! — вскрикнула Мэри. — Ты же под чарами неразглашения!

— Да пофиг мне, пусть шарахнет меня чем-нибудь. — Сторми закрыла глаза и легла обратно. — Я сегодня так устала врать, что лгать ещё и обижающейся подруге сил нет.

Та самая обижающаяся подруга сейчас смотрела на Мэри и Сторми широко распахнутыми глазами.

— Подпольные бои?! Чары неразглашения?! — воскликнула она, и Мэри тут же шикнула на неё.

— Во имя Мерлина и Морганы, Бэмби, потише!

— В Хогвартсе есть кружок, в котором куча девочек делает вид, что они хозяюшки и лапочки, а на самом деле… — Лили никак не могла прийти в себя. — Что, потом окажется, что Жабий хор на самом деле не дурацкий детский хор, а какая-нибудь банда боевиков? А карликовые пушистики профессора Кеттлберна на самом деле монстры-убийцы!

— Я бы не отказалась на это взглянуть. — Сторми фыркнула. — Но что-то долго я откат не ловлю. Мэри, предположения есть?

— Да чёрт его знает. Тебя должно было уже шарахнуть чем-нибудь неприятным за нарушение клятвы неразглашения. Понятия не имею, что происходит и почему всё так долго тянется.

— Ну и пёс с ним. — Сторми снова села и потянулась за сумкой. — Лилс, мы тут притащили поесть. Сами готовили. У Мэри рыбный пирог и какой-то шотландский суп со смешным названием, а у меня вкуснейшая техасско-мексиканская кухня. В частности, буррито, пекановый пирог и чили кон карне. Правда, кусочек пирога и немного буррито я дала плачущей девочке в гостиной. Она скучала по матери, я не могла оставить даму в беде.

Рассказывая всё это, она не переставала вытаскивать провизию из своей сумки, а Лили не переставала смотреть на неё подозрительным взглядом.

— То есть всё это приготовила ты? — спросила она. — Сама?

— Конечно, сама. Кто ж ещё за меня готовить-то будет? — Сторми хмыкнула и закинула в рот буррито. — Не хочешь попробовать? Лично я всё это обожаю.

Лили всё так же недоверчиво села рядом, осторожно взяла буррито и надкусила совсем небольшой кусочек. А потом выражение её лица изменилось раз пять за секунду. Она смело откусила ещё кусок, а потом, прикрыв глаза и прожевав, выдала:

— Я ещё от прошлого потрясения не отошла, а ты мне новое подкинула. Ты умеешь готовить?!

Сторми усмехнулась и кивнула.

— Умею.

— Да это что, Бэмби! — воскликнула Мэри. — Сейчас я тебе расскажу, что она во время проверки выдала!

И она принялась рассказывать о подвигах Сторми на поприще откровенной лжи. Лили не верила, качала головой и смеялась, когда Мэри изображала скривившуюся Вальбургу Блэк. А Сторми улыбалась. Сегодня впервые за несколько дней Лили выглядела по-настоящему расслабленной.

* * *

19 ноября 1976 г., Шотландия

Всю последнюю неделю Рем находился в самом что ни есть приподнятом настроении. Он почти начал встречаться со Сторми! Почти — потому что ровно в тот момент, когда с языка слетели слова «Ты мне нравишься», он затормозил и подумал, что сначала следует рассказать о своих, как говаривал иногда Джеймс, “трудностях по мохнатой части”. Да, сначала — рассказ о ликантропии, а потом уже всё остальное.

Правда, тогда, во время поисков Сивиллы Вэйн, он спасовал и смолк, так ни о чём и не рассказав. Не хотелось вываливать на Сторми, только-только успокоившуюся после панической атаки (Рем был уверен, что это она), ещё и информацию о том, что она учится бок о бок с кровожадным монстром.

Но рассказать об этом всё равно придётся, а там будь что будет.

К тому же ребром стоял вопрос, что делать с Сириусом. Он был другом Рема, и тому не хотелось с ним ругаться. Да только постоянно скрывать от него то, что он, Ремус Люпин, откровенно говоря, влюблён в Сторми Пирс, он не мог. Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы.

Сегодня Рем точно решил, что расскажет Сириусу об этом. Он должен. Не обязательно же ругаться, правда? Можно просто мирно обсудить всё без криков, воплей и выяснения отношений.

И только он собрался с мыслями, как дверь распахнулась, ударившись с размаху о стену.

— Пирс официально моя девушка! — выдал Сириус, ввалившись в спальню.

Рема чуть удар не хватил. Сторми?! Девушка Сириуса?! Что вообще происходит и что Рем уже пропустил? Ещё вчера он под ручку с ней ходил, а сегодня вот это? Она вряд ли согласилась на отношения с Сириусом, не после трёх месяцев ненависти и борьбы. Оставался только один вывод: Бродяга её шантажировал!

— Сириус. — Рем сам не заметил, как его голос стал похож на волчье рычание. — Какого дьявола ты вытворил, что она согласилась с тобой встречаться?

Сириус притормозил и подозрительно глянул на Рема.

— Вот, значит, как ты рад за друга, Лунатик. Поня-ятно.

— Она не стала бы встречаться с тобой просто так. Ты что-то выкинул такое, чтобы заставить её вступить с тобой в отношения. Шантажировал, давил, угрожал — что-то такое. Верно?

Рем пристально вглядывался в серые, похожие на сталь, глаза Сириуса. Тот почти не моргал, плотно сжимал губы, глядя в ответ на Рема. Внутри всё разрывалось от дурацкой и совершенно неуместной ревности. Ну не может Сторми быть девушкой Сириуса! Не после того, что она делала с Ремом! Они ведь… Они ведь, чёрт побери, держались за руки и даже один раз обнимались! А ещё она называла Рема “сладким”! Да, это был сарказм, но Бродяга даже этого не удостоился! И что, что она предложила трахнуть его в жопу…

Стоп. Может, дело в этом? У них уже всё было, да? У них всё было, они переспали, ей настолько это понравилось, что она решила выбрать Сириуса! Рем-то, как она сказала, церковный мальчик, его максимум — обняться разок-другой и, возможно, поцеловаться! Конечно, она, такая крутая и уверенная, выберет более опытного и раскрепощённого Сириуса!

— Признайся честно, Бродяга… — Рем скрипел зубами так, что казалось, ещё чуть-чуть, и он их скрошит. — Она всё-таки трахнула тебя в жопу, да?

Сириус дёрнулся, а потом ухмыльнулся.

— А ты чё, тоже захотел, что ли?

Рем прикусил язык. Его затопило сожалением, а внутренность вдруг прогрызла зависть. Позорная, постыдная зависть. Просто невероятно ужасная. Как можно завидовать тому, что твоего друга девушка в жопу трахала? Но Рем завидовал. И ненавидел себя за это.

И всё же он решил, что лучшая защита — это нападение.

— Значит, всё-таки она тебя трахнула… — закачал он головой. — А я тебе ещё руку пожимал… А ты… Ты ей отдался…

— Нет! С чего ты взял, что я бы позволил ей трахнуть мою задницу? — запротестовал Сириус. — То, что я в прошлый раз сказал… Это не в счёт, я был в состоянии аффекта! Я ж прикололся просто. А вы и рады стараться, поверили!

Рем со всей силы сжал крестик. Он окончательно запутался в том, что чувствовал. С одной стороны, его радовало то, что они всё-таки не переспали. А с другой… Почему Сторми вообще согласилась с ним встречаться?! Она же его терпеть не может! Даже жалобу писала! И Сторми ведь была своего рода плохой девочкой, разве таким не нравятся хорошие мальчики? А Сириус, хоть отчасти и был собакой, хорошим мальчиком называться никак не мог! Рем больше подходил на эту роль!

Да Господи Боже, почему Сириус, а не Рем?!

— Ты не ответил, — сказал он. — Почему это Сторми вдруг согласилась с тобой встречаться?

— Да не встречается она с ним.

В спальню вошёл Джеймс. Он снова взъерошил и без того растрёпанные волосы и стащил с ног кеды.

— Не встречается?.. — тупо переспросил Рем.

— Вообще-то я решил, что мы встречаемся! — тут же вспылил Сириус. — Её согласие — всего лишь вопрос времени!

Джеймс на это совершенно никакого внимания не обратил, стянул с себя носки и завалился на кровать. А Рем чувствовал ни с чем не сравнимое облегчение.

Они не встречаются. Это всего лишь очередная придурь Сириуса!

— Так ты всего лишь снова её достаёшь, — протянул Рем. — Ха-а-а… А я уж было испугался, что ты…

Он прикусил язык.

— Испугался, что я что? — Сириус нахмурился и скрестил руки. — Какие-то претензии?

Рем вдруг ощутил, как на него, словно волна, накатывает злость.

— Уж было испугался, что ты опять выкинул что-то противозаконное, и мне придётся снова разгребать всё, а Маккошка в очередной раз намылит мне шею! Я же постоянно из-за тебя огребаю! И, заметь, в последнее время всё крутится вокруг Сторми, потому что ты не умеешь остановиться, когда тебе дали от ворот поворот!

Рем выпалил всё на одном дыхании и зашагал в сторону двери. Ему срочно нужно было остыть. Иначе он сорвался бы на друзьях, а это нехорошо, если не сказать, что совсем плохо. В конце концов, Рем же сказал, что не хочет ссориться из-за девушки. Тем более из-за девушки.

В гостиной почти никого уже не было, только пара второкурсников играли в шахматы. Тяжело вздохнув, Рем хотел было вернуться назад — и чего, спрашивается, взвился? Будто Сторми с ним уже согласилась встречаться! — как вдруг услышал знакомое шмыганье носом. Перегнувшись через спинку дивана, он заметил Ронни Клауд, первокурсницу-отщепенку с вертикальным косоглазием. Покрасневшие белки с головой выдавали, что она недавно плакала.

— Здравствуй, Ронни. — Рем осторожно присел рядом с ней. — Что-то случилось? Тебя снова обижают однокурсники?

Ронни вздрогнула, тут же растёрла глаза, покачала головой и улыбнулась.

— Нет, меня никто больше не трогает. Я просто скучала по маме и дедушке. Но сейчас больше не скучаю. Смотри, что мне дали. — Она достала из маленькой сумочки завёрнутый в салфетку рулетик. — Это буррито! Мне его фиолетовая девочка дала.

— Фиолетовая девочка? — переспросил Рем. — Её случайно не Сторми Пирс зовут?

— Наверное. — Ронни довольно погладила буррито пальцем, будто какого-то зверька, и закачала ногами. — У неё красивые волосы. Фиолетовый — мой любимый цвет, ты знал? Мне кажется, он очень подходит к моему имени, как думаешь?

В ответ Рем кивнул.

— Фиолетовая девочка… То есть Сторми Пирс дала мне ещё кусок пирога. Я его уже съела, он очень вкусный. Я аж объелась, вот. — Ронни похлопала себя по животу. — Слышишь? Звучит как арбуз. Не знаю, как я буду есть буррито, он в меня не влезет… О, хочешь, я тебе отдам?

— Спасибо, Ронни, но я не объедаю детей, — улыбнувшись, сказал Рем.

— Я сама уже объелась, а ты мне подарил платочек, когда я плакала. Так что всё честно. — Ронни подняла вверх большой палец и всунула буррито в руки Рему. — Кстати, Вигберг сказала, что видела, как ты ходишь за ручку с фиолетовой девочкой. Вы встречаетесь?

Вигберг — портрет девушки, жившей во времена Основателей. Её запечатлели на картине в возрасте чуть старше Ронни, но это не помешало им сдружиться.

А Рем и не подумал, что за ними подглядывали.

— Мы не встречаемся, — покачал головой он. — Мне нужно кое-что рассказать ей перед тем, как предложить ей встречаться.

— Хм, как долго и нудно! Такими темпами этот твой друг тебя обскачет. Он уже орал, что Сторми его девушка, просто скажи ей, что она тебе нравится! — безжалостно сказала она, и Рем опустил голову на руки.

— Режешь без ножа, Ронни. Но Сириус точно будет в ярости, если я сделаю это…

— Да ну, если он настоящий друг, то он поймёт тебя. — Ронни вскочила и упёрла руки в боки. — Ты староста, ты должен быть самым крутым и смелым! Не будь тряпкой, Ремус Люпин! Иначе мы с Вигберг перестанем с тобой дружить!

— Ну раз ты так говоришь, то ради тебя и Вигберг я скажу ей. — Рем встал и кивнул Ронни. — А ты больше не плачь. И если начнут обижать опять, говори мне, хорошо? И да, передай Вигберг, что подглядывать нехорошо.

Ронни закатила глаза (вертикальное косоглазие мешало ей делать это нормально).

— Она вообще-то случайно на вас наткнулась. У неё недавно пропал парень, в которого она была влюблена уже лет сто. Она его искала. А тут вы по коридорам шатаетесь…

— Парень? — переспросил Рем. — Ты имеешь в виду портрет?

— Да. Его зовут Дориан, картина с его портретом находится где-то в заброшенных коридорах, но почему-то Вигберг не может попасть в его картину. Она думает, что его похитили, и теперь ищет по всему Хогвартсу. Я ей помогаю. Ты, кстати, его не видел?

Рем покачал головой и нахмурился.

— Жаль… — вздохнула Ронни. — Ну ладно, давай, вперёд! Иди и сделай так, чтобы этот бешеный Сириус Блэк не приставал к крутой фиолетовой девочке! Давай! Иначе я сама с ней буду встречаться!

— Прости, Ронни, конкурировать с тобой я не смогу, — усмехнулся Рем, и Ронни толкнула его в спину.

— Иди! Не заставляй меня злиться!

— Слушаюсь и повинуюсь, моя леди.

— Я не твоя леди, твоя леди — фиолетовая девочка, — сердито сказала Ронни. — А сейчас этот проклятый Сириус Блэк пристаёт к ней! Сделай с этим что-нибудь! Ты же должен быть крутым, Рем! Дава-а-ай!

Он улыбнулся и потрепал Ронни по голове. Теперь он точно обязан был разобраться во всём этом и сказать Сторми, что она ему нравится. В конце концов, мужик он или кто?!

…Но сперва, конечно, надо поговорить с Сириусом.

Рем направился обратно в спальню, потом резко затормозил прямо перед самым входом. Нет, перед тем, как попасться Сириусу на глаза, он должен уничтожить буррито. Иначе… Иначе придётся делиться с Бродягой, а после его воплей о том, что Сторми его девушка, делиться с ним не хотелось совершенно.

Но, с другой стороны, они же друзья. С друзьями делят всё.

…Всё, но не еду, приготовленную девушкой, за которую ты соперничаешь с другом, пусть он об этом и не догадывается! Так что определённо надо избавиться заранее!

Рем зажмурился и в один укус съел буррито. Оно оказалось чертовски вкусным. Рем даже замер на секунду. А он понятия не имел, что Сторми так классно и вкусно готовит. Теперь становилось понятно, что она делает в клубе мадам Розмерты.

«Какая же я всё-таки крыса, — подумал Рем, дожевав. — А ведь мне казалось, что крыса — это Питер».

Он выдохнул, распахнул дверь и уверенным шагом подошёл к кроватям друзей. Сириус и Джеймс склонились над Картой и что-то обсуждали. Рем кашлянул.

— О, Лунатик, ты вернулся? — не глядя на него, хмыкнул Сириус. — И чего ты такой нервный? До полнолуния ещё… Э-э… Джимбо, сколько там?

— Недели две. И не смей звать меня этим дурацким имечком! — взвился Джеймс.

Рем покачал головой. Нет, он просто обязан сказать Сириусу, что он, Ремус Люпин, почти уже начал встречаться со Сторми. Осталось только признаться ей в том, что он не совсем человек. Ну и в чувствах тоже, разумеется. Ронни была права, если Сириус действительно друг ему, он поймёт, насколько для Рема всё это важно. Сириусу же, по большому счёту, плевать на Сторми и её чувства. Она для него просто крепкий орешек, который нужно сломить и сломать.

— Дело не в полнолунии, — сказал Рем. — Просто отстань от Сторми.

Сириус оторвался от Карты, удивлённо уставился на Рема, и улыбка сползла с его лица.

— А тебе какое дело до того, что я к ней пристаю? Тебе-то что? Всегда тебе плевать было на девчонок, с которыми я спал, а сейчас ты вдруг говоришь мне отвалить… Ты что, сам в неё втрескался?

«ДА!» — хотел закричать Рем.

— Да нет же, — вслух сказал он. — Другие девушки сразу соглашались, а Сторми…

— А что Сторми? Думаешь, я не знаю, что ты на неё запал? Постоянно ходишь с ней, домашку ей таскаешь, вечером по школе прогуливаешься!

— Да мы Вэйн ищем!

— Ах вот как? — Сириус приложил руку ко груди и невинно захлопал глазами. — А использовать Карту нашу ты не додумался?

Рем замер. Чёрт возьми. Чёрт возьми, какой же он дурак! Какой он тупой, непроходимый дурак! Он тут же вырвал Карту из рук Джеймса и судорожно вгляделся в строчки с именами обитателей замка. Вот они трое, вот Сторми, Лили и Мэри, Ронни, все остальные, вот деканы, директор, Питер в подземельях, Филч, миссис Норрис… А Сивиллы Вэйн нигде нет. Как сквозь землю пропала.

— Боже правый… — прошептал Рем. — Как я про это Лили скажу…

— Ты лучше мне скажи, Лунатик. С каких пор ты вообще начал увлекаться девчонками? — Сириус смерил его суровым взглядом. — То ведёшь себя как гей, то…

— Как гей?! — вскрикнул Рем.

— Да. Как гей. За шесть лет ты ни на одну девчонку не посмотрел, всё с нами таскался, — припечатал Сириус. — А когда мы тебя спрашивали, кто тебе нравится, ты говорил, что никто. И что девчонки тебя не интересуют. Так что изменилось с тех пор? Ты сменил ориентацию?

— Я ничего не менял, мне всегда нравились девушки!

Правда, парни тоже, но Рем скорее удавится, чем скажет это вслух. В конце концов, он не гей, он нормальный парень, которому нравятся девушки. А то, что было на третьем курсе… Он был маленьким, ничего не понимал ещё.

— Так какого хера ты тогда нам пиздел?! — закричал Сириус. — Чтобы потом позариться на чужую девушку?!

— Сторми не твоя девушка, а я никогда не пиздел! Меня не интересовали девушки не потому, что они мне не нравились! Я оборотень, если ты не забыл! Думаешь, кому-то захочется со мной связываться?

— Никому, поэтому отвали от Пирс!

— Мужики, я всё понимаю, но вы сейчас выглядите пипец смешно. — Джеймс заложил руки за голову и с ухмылкой наблюдал за Ремом и Сириусом. — Хватит цапаться как кошка с собакой из-за какой-то девчонки.

— Это не из-за…

— Из-за девчонки, Люпин, всё верно, — огрызнулся Сириус.

— А, так я теперь Люпин! Ну здорово, что сказать. — Рем сунул руки в карманы. — Круто ты со мной дружишь, раз готов всё сломать просто потому, что тебе нравится девушка, которая уже устала слать тебя в ад.

— На себя-то посмотри, сам ведь точно такой же!

— Ты ошибаешься. — Рем выпрямился и окинул его холодным взглядом. — Я в последнее время только и делаю, что выбираю дружбу. Вообще-то… Вообще-то я всегда так делал. Ставил дружбу выше, чем даже свои принципы. Я бы, прости Господи, Христа за дружбу с вами продал. И мне казалось, это взаимно.

Рем развернулся и снова вышел из комнаты. В гостиной на него вопрошающим взглядом посмотрела Ронни, но Рем лишь покачал головой.

Ну вот он и разругался с Сириусом.

* * *

22 ноября 1976 г., Шотландия

В последнее время всё как-то не ладилось. Совсем не ладилось. И Сторми не понимала, почему же всё идёт с таким скрипом.

В понедельник Рем вдруг позвал Лили «на поговорить». Говорили они минут пятнадцать, если не больше, после чего Лили вернулась бледная как скатерть и сказала, что искать Сивиллу они больше не будут.

— Что? Но почему? — удивилась тогда Сторми.

— Потому что в замке её нет. Рем сказал. Он точно знает. — Лили закачала головой. — Её здесь нет.

С тех пор Лили ходила как в воду опущенная. Сторми и Мэри с ума сходили в попытке хоть как-то уменьшить её переживания. Даже выпросили у мадам Помфри Успокаивающую настойку. Та помогла, но совсем чуть-чуть. Лили всё также была мрачнее тучи и грустнее дождя.

В конце концов Сторми не выдержала и зажала Рема в коридоре.

— Постой-ка, сладкий, разговорчик есть, — сказала она, хватая его за рукав и прижимая к стене. — Ты точно уверен, что Вэйн в школе нет?

Рем кивнул.

— Точно? — повторила с нажимом Сторми. — С чего такая уверенность?

— Прости, я не могу сказать. — Он отвёл взгляд. — Это не только моя тайна, так что…

— Но Лили ты что-то всё же рассказал.

— Это исключительный случай. И Лили — девушка Джеймса, так что они не были против.

— Нет, ну ты меня иногда поражаешь, Блюбоннет, — выдохнула Сторми. — При чём тут твои гаврики? Обязательно надо с кем-то из вас встречаться, чтобы спросить, как ты понял, что Сивиллы в Хогвартсе нет? И, раз уж такая пляска зашла, то, думаю, я вхожу в список тех, кому дозволено слышать эту тайну, открытую для состоящих в отношениях.

Рем замер, а потом спросил:

— Почему?

— Ну, во-первых, Блэк перешёл на новый уровень и теперь считает меня своей девушкой. Во-вторых… — Сторми смерила Рема значительным взглядом с ног до головы. — Ну, сам понял. Так что?

— Да не в отношениях дело, Господи! Я просто хотел сказать, что Лили мы доверяем все трое…

— Четверо, — поправила Сторми. — А мне не доверяете? Мне не доверяют капитан моей команды, дубоголовый придурок, который считает меня своей девушкой, и… Ну, ты.

Рем страдальчески вздохнул, воздел очи к небу, а потом выдал:

— Когда мы были на третьем курсе, мы придумали Карту, на которой показан весь замок Хогвартса, со всеми потайными ходами и коридорами. Мы над ней целый год корпели. В итоге у нас получилась Карта, которая отображает не только замок, но и всех находящихся в Хогвартсе людей. Все их передвижения, их местонахождение. Понимаешь? Карта никогда не врёт. Я за это ручаюсь.

Сторми раскрыла рот.

— Ах вы твари… — выдохнула она. — То есть у тебя была такая штука, а мы весь Хогвартс перерывали с ног до головы! И ты тоже с нами! Чё ж ты раньше-то молчал?

— Да я про неё вспомнил недавно. И то потому, что с Сириусом поругался. — Рем прикрыл глаза. — Я себя за это ненавижу.

Сторми сжала губы, а затем, подумав, спросила:

— Слушай, Блюбоннет… А эта ваша карта… Она мёртвых отображает?

— Ну… — Рем нахмурился. — Призраков отображает. Полтергейстов.

— А трупы?

— Ты думаешь, Сивилла Вэйн… мертва?

Сторми размяла переносицу пальцами.

— Лили сказала, Сивилла однажды уже доводила себя до предсмертного состояния. — Она поёжилась. — Лили переживает, что в этот раз она, ну… Знаешь… Умерла.

Она замолчала, а Рем вцепился рукой в крестик.

— Ты его либо оторвёшь, либо в порошок сотрёшь, — сказала Сторми, кивнув на его руку. — Спасибо за посвящение в тайну. Что ж… Я пойду… На отработку опаздываю…

— Тебя проводить? — спросил Рем, и Сторми улыбнулась ему.

— Ну проводи.

Она протянула ему руку, и Рем, поколебавшись ощутимое мгновение, всё же сжал её ладонь. Это напрягло. За последние несколько дней они уже не раз за руку держались, и Рем даже не дёргался, не крестился и не шарахался от неё, как от суккуба какого-нибудь. Что уже случилось?

Впрочем, думать об этом сейчас Сторми не хотела. Она вообще планировала сама предложить ему встречаться — и чтоб Блэк от неё отстал, и просто потому, что Ремус ей нравился. Сам он вряд ли соберётся, у него же обет целомудрия, а Сторми взросленькая уже, так сказать, на опыте. В конце концов она сильная и независимая, рыцарка без страха и упрёка. Она сама может сделать первый шаг.

Но не сейчас, когда весь Хогвартс на ушах из-за Сивиллы, а Лили балансирует на грани нервного срыва.

На полпути до Зала трофеев дорогу им преградила материализовавшаяся прямо перед ними полупрозрачная лань. Она цокнула копытами и заговорила голосом Лили:

— Рем, тут Джастин опять устроил саботаж! У нас вся гостиная в какой-то мерзкой жиже, декан нас убьёт, я не справляюсь… О Господи Боже, Джастин! Вылези из камина! Мэри, вытащи его!

Лань растворилась, а Рем застонал.

— Долг зовёт, — хмыкнула Сторми и отпустила его руку. — Беги спасай Лили и нашу гостиную.

Рем кивнул.

— Спасибо. Если что, я буду в библиотеке. Если выживу.

Он коротко улыбнулся ей и помчался в сторону башни Гриффиндора. Сторми проводила его взглядом и, вздохнув, пошла на свою пахоту. По дороге она думала о том, что работа, кажется, сильно отвлекает Лили от переживаний. С другой стороны, именно работа эти переживания и создаёт.

Сторми настолько задумалась, что едва не врезалась в какого-то парня с галстуком Пуффендуя, который зажимал у стены девочку из Рейвенкло. Та взглянула на Сторми таким умоляющим взглядом, что Сторми тут же оскалилась.

— Какого лешего ты творишь?! А ну отпусти её!

Парень оскалился в ответ и повернулся к Сторми. Та вдруг заметила, что оба были тюркской наружности, то ли арабы, то ли иранцы. Парень выдавил с явным акцентом:

— Не лезь, куда не звали, христианская свинья. Не твоё дело.

— Я вообще-то агностичка! И защищать женщин от таких уродов, как ты, — это как раз-таки моё дело!

— Агностичка? — взвился парень. — Ещё хуже, Аллах тебя в ад при жизни отправит!

— Не факт, — хмыкнула Сторми. — Твой конченый бог, которого, возможно, даже не существует, отправит меня в ад за то, что я вступилась за беззащитную? Что тебе эта кроха вообще сделала?

— Ты сумасшедшая?! — Он тут же выхватил из кобуры волшебную палочку. — Тебе язык надо вырезать за такое, уродка!

— Джамиль! — вскрикнула девочка, но тот оттолкнул её.

— Закрой рот, женщина! — зашипел он на неё. — Позоришь нашу веру! Приехала в другую страну и думаешь, что Аллах тебя здесь не видит? Он покарает тебя за твоё распутство!

Сторми тоже вытащила палочку.

— А тебя твой божок не покарает за то, что ты такая неисправимая мразь?

Он что-то вскрикнул на своём языке, из палочки вырвалось заклинание, и Сторми едва увернулась. «Замечательно, — подумала она. — Если Маккошка меня увидит, то отработка продлится аж до летних каникул». Джамиль снова наколдовал что-то, и Сторми заблокировала его заклинание щитом.

— Что здесь происходит?! — раздался строгий голос деканисы. Вспомни солнце — вот и лучик.

— Самооборона, мэм! — крикнула Сторми, снова колдуя щит.

Деканиса выдохнула, наколдовала обезоруживающее заклинание и вырвала их палочки из рук.

— Мистер Ямани, будьте добры, объясните, почему вы напали на студенток?

— Эта неверная сама полезла не в своё дело! — Он окатил её презрительным взглядом. — Я наставлял заблудшую сестру. Она не носит хиджаб. Это позор для женщины!

— Мистер Ямани, Хогвартс — светская школа, — устало сказала деканиса. — Ваши действия неправомерны. Я буду вынуждена поговорить с вашим отцом. И да, десять баллов с Пуффендуя. А теперь вы, мисс Пирс… Почему вы всегда встреваете в неприятности?

— Потому что я не могу смотреть, как всякие уроды притесняют женщин, мэм, — отрапортовала Сторми и подмигнула девочке.

Та смотрела на неё благодарно-восторженным взглядом.

— Вот как? — хмыкнула Макгонагалл.

— Да, мэм. Я считаю, что женщина вправе исповедовать любую религию и перестраивать её под себя так, как ей угодно. Это её воля.

— Сумасшедшая, — зашипел Джамиль.

— Это замечательно, мисс Пирс. Но вас ждут мистер Блэк и целый зал нечищеных трофеев. — Деканиса перевела взгляд на девочку. — Мисс Бенатья, ступайте в вашу гостиную. Сообщите, пожалуйста, вашему декану, что я хочу с ним поговорить.

Девочка кивнула и унеслась, а Сторми в последний раз окинула взглядом Джамиля и поплелась в Зал трофеев.

— Завались, — на входе сказала она, когда Блэк открыл рот.

— Как ты разговариваешь со своим парнем? — возмутился он, и Сторми закатила глаза.

— Слушай, Блэк, отвисни от меня. Я уже натерпелась сегодня, хватит с меня бредней патриархальных тупых мужиков. Всё. Бери тряпку и чисти чашки. Их вон сколько! А от меня отвали.

Она сама принялась намывать награды и около часу ей даже удавалось игнорировать Блэка, да только тот никак не унимался.

— И чего ты со мной встречаться не хочешь? — спросил Сириус. — Я же красивый, соблазнительный, весёлый и невероятно обаятельный. Такие, как я, нравятся девчонкам!

Сторми скривилась и принялась начищать следующую награду.

— Я предпочитаю скромных и умных.

— Скучных, ты имеешь в виду? — хмыкнул Сириус. — Да ладно, Пирс, что тебе во мне не нравится?

Сторми тяжело вздохнула. Она отодвинула в сторону награды и взглянула на Блэка со всем скепсисом, на который только была способна. Она надеялась, что этого взгляда хватит, чтобы Блэк сам всё понял, но, увы, она ошибалась. А потому Сторми выдала:

— Ты тупой? Даже бревно на твоём месте поняло бы, почему ты мне не нравишься. Ты меня домогался и хотел изнасиловать.

— Чего?! Не хотел я тебя насиловать, — скривился Блэк.

Сторми захлопала глазами.

— Да? А что это такое было во время дуэли? Что за условие ты мне поставил, дубина ты непрошибаемая? Ты поставил условием секс с тобой, которого я не хочу. Это изнасилование.

Сириус сморщил нос.

— Не драматизируй, ты же приняла условие, значит, согласилась на секс.

— Идиотище, а потом ты спрашиваешь, почему я не хочу с тобой встречаться. — Сторми закатила глаза и, отшвырнув тряпку, устало посмотрела на Блэка. — Из вашей компашки ты — последний, с кем я хочу встречаться, мудло.

— Хватит оскорблять меня! — взвился Сириус.

— Хватит нарушать моё требование! — в тон ему ответила Сторми. — Я победила в битве, а значит, ты не имеешь права ко мне приставать, но ты всё ещё делаешь это! Каждый чёртов день!

Сириус сверкнул глазами, но промолчал. На какое-то время между ними воцарилась тишина, и только скрип тряпок, отчищающих награды, нарушал это могильное молчание.

— Если я последний, — вдруг спросил Сириус, — кто тогда первый? Ну, в нашей компашке.

Сторми смерила его злым взглядом, а потом всё же ответила:

— Рем. Он самый адекватный среди вас. Скромный, умный и заботливый, в отличие от тебя. И ещё он всегда меня слушает.

Сириус на миг неестественно замер, помрачнел, а затем насмешливо фыркнул:

— Рем? Мечтай! Он ни за что не будет не то что с тобой встречаться, а даже смотреть в твою сторону! Он ценит наше братство, ясно тебе?

Прыснув, Сторми воздела очи горе, вспоминая смущённое лицо Блюбоннета, когда они обнимались, его явно заинтересованный в ней взгляд, держание за руки в Больничном крыле, когда он позорно сбежал от неё, будто от огня, в конце концов то его почти признание, когда они встретили боггарта. Конечно, он не будет даже смотреть в её сторону, ага. Уже смотрит.

— Да что ты говоришь? — невинно захлопала глазками Сторми.

— Что есть, то и говорю. — В голосе Сириуса зазвучала поразительная уверенность. — Ты знаешь его всего пару месяцев, а я — почти шесть лет. Я знаю, что он слов на ветер не бросает и всегда говорит правду. Он выбрал мою сторону, а не твою.

Сторми нахмурилась. Внутреннее чутьё подсказывало ей, что они заходят в ту глушь Ремовой жизни, которая может оказаться тем самым подвохом, который разрушит всё то едва зародившееся тепло между ним и Сторми.

Но она всё равно спросила:

— Что ты имеешь в виду, Блэк?

— То, что говорю, куколка. Я рассказал ему о дуэли, об условиях, о времени — обо всём. И спросил, кого он выберет: меня или тебя? Он сказал, что, разумеется, меня, потому что я его друг, а ты всего лишь девчонка.

Внутри Сторми будто сдвинулись тектонические плиты. Мысли ударялись одна об другую, и каждый удар был похож на грохот падающих камней.

— Он знал, что ты хотел меня изнасиловать? — сдавленно спросила она.

Сириус снова фыркнул.

— Не изнасиловать, а переспать. И да, он знал. Я же говорю, я рассказал ему всё! И когда я говорю «всё», я имею в виду вообще всё!

Сторми поражённо уставилась на Блэка.

Он знал.

Ремус Люпин знал, что Сириус Блэк собирается изнасиловать её, Сторми Пирс, и он промолчал. Нет, он не промолчал, он встал на сторону этого мудака Блэка! Конечно, она ведь “всего лишь девчонка”!

В мыслях пронеслись те моменты, когда Люпин слушал её, поддерживал, смеялся вместе с ней и просто был милым-добрым-хорошим парнем.

Блэк сказал, что Люпин всегда говорит только правду, но это было не так.

Он лгал ей.

Он лгал ей, когда нежно улыбался ей, когда держал её за руку, когда гладил её спину, он лгал, когда его губы рождали слова поддержки. Он лгал ей.

Он был точно такой же, как её папаша.

Ремус Люпин — лжец.

Лжец! Лжец! Несчастный трус и проклятый лжец! Тысячеликий обманщик, прячущийся за множеством масок, принимающий вид добродетели, а на деле…

Он выбрал сторону того, кто готов был её изнасиловать.

Она всего лишь девчонка.

Всего лишь девчонка.

Всего лишь…

Сторми не заметила, как вскочила с места и ринулась прочь из Зала наград. Она неслась по коридорам, и в голове пульсировало лишь одно слово: «Лжец».

Она обрушит на Ремуса Люпина такой ураган, что мало ему точно не покажется.

Она распахнула дверь библиотеки и, невзирая на шиканье мадам Пинс, грозой двинулась к одному из столиков в читальном зале. Рем сидел возле окна и листал учебник. Увидев её, он нахмурился и не успел даже рта раскрыть, как Сторми ухватила его за руку и вытащила из библиотеки.

— Что-то случилось? — спросил он непонимающе, и Сторми взорвалась:

— Что-то случилось? О, нет, ничего такого, всего лишь не хочу своими воплями мешать людям в библиотеке! — Она резко отпустила его и сверкнула горящими глазами. — Просто хотела сказать тебе, что ты конченый ублюдок, Люпин!

— Я?!

— Ты видишь здесь ещё одного Люпина? — Сторми отрывисто выдохнула. — Блэк сказал, что ты говоришь только правду и ничего, кроме правды. Так скажи, ты реально был бы не против, если бы Блэк меня изнасиловал?

Рем замер, глядя в упор на Сторми. Он молчал, и это молчание звенело в ушах Сторми гудящей кровью.

— Я был бы против, — медленно сказал он.

— Лжец! Ублюдочный лжец! Ты ни хрена не был против! — вскрикнула Сторми. — Не думала, что скажу это, но спасибо Сириусу за его язык-помело! А ведь я чуть было не втрескалась в тебя, как самая настоящая идиотка! Ещё думала, может, в этот раз будет иначе, в этот раз никакого подвоха нет, а вот хрен там! Чёртов подсос Блэка!

Рем вздрогнул и напряжённо сжал руки в кулаки.

— Стой, Пирс, ты о чём? О каком изнасиловании речь идёт? При чём здесь Сириус?

— Вы оба тупые или что?! Вы не знаете, что такое изнасилование? Изнасилование — это половой акт против воли, и если бы я проиграла в дуэли с Блэком, он бы меня просто-напросто изнасиловал! Я не верю, что мне приходится это разжёвывать! Я не верю и не хочу верить, что вы оба не понимаете, что это и есть изнасилование! Я не хочу жить в мире, где даже самый порядочный парень ничего не делает, когда женщину собираются изнасиловать!

— Но…

— Завали ебало, Люпин! — перебила его Сторми. — Только попробуй сказать, что ты просил Блэка остановиться, передумать или ещё что-то в этом роде! Ты не сделал ни хера! Потому что ты такой же уёбок, как и Сириус!

По лицу Люпина было видно, что постепенно он тоже выходит из себя. Гнев читался в искривлённых губах, сведённых к переносью бровях и пальцах, сжатых в кулак до побеления костяшек. Он прорычал:

— А что я, по-твоему, должен был сделать? Пожертвовать шестью годами дружбы ради девчонки, которую я знаю от силы месяц?! Мне казалось, ты сама ставишь дружбу выше отношений! Казалось, что мы с тобой в этом похожи!

— Но мои подруги не хотят никого изнасиловать! — вскрикнула Сторми. — Ни одна из них! А если бы и хотела, то я дала бы ей крепкого леща и помешала бы ей. И вообще, мне не нужны насильники среди моих друзей! Но тебе, видимо, нужны! Ты настолько ссыкло, что даже изнасилование изнасилованием назвать боишься! Ни одна моя подруга не сравнится в мразотстве с твоими друзьями, Люпин! Мои подруги никого не насилуют, не совращают, не издеваются ни над кем, не поднимают никого вверх ногами в воздух и даже не используют парней для одноразового секса, ясно тебе?! А ты просто трус!

— Я не трус!

— Трус! Несчастный трус, который ссытся от мысли возразить своим дружкам, и чёртов лжец, который прикидывается добреньким и хорошеньким, а на деле такой же долбанный ушлёпок, как и все остальные мужики! А я дура, которая постоянно ведётся на малейшее проявление заботы! Ты такой же выродок, как мой, гори он в аду, папаша! Делаете вид, что вы душки-лапочки, что вы, чёрт возьми, заботитесь о всех горюющих и плачущих девицах, а потом выкидываете какую-нибудь неистовую поебень, от которой охота блевать! Слава всему святому, что я узнала об этом до того, как сделала первый шаг в отношениях! Конченое ссыкло! Шляпа эта совсем с катушек съехала под старость лет, раз отправила тебя на Гриффиндор, чмошник!

Сторми резко развернулась и понеслась в сторону башни Гриффиндора. Она перепрыгивала сразу несколько ступенек, огибала мешающихся под ногами школьников и изо всех сил игнорировала взбухший в глотке ком.

Дура.

Невероятная дура.

А ведь она знала, что все они одинаковы! Она видела, каким был папаша! Она видела, что он творил с мамой, видела, как он лгал ей прямо в глаза, делая вид, что он заботливый и добрый муж!

Больше всего Сторми злило то, что, зная всё это, она всё равно безвольно таяла, стоило только папаше или этому проклятому Люпину всего лишь выслушать её и самую малость поддержать! Не феминистка, а жалкое посмешище! Ну давай, Сторми Пирс, расплачься ещё! Плачь из-за мальчика, как глупенькая подстилка патриархата!

Сторми ногой распахнула дверь в гостиную, отпихнула в сторону какого-то младшекурсника, попавшегося под ноги, и влетела в спальню. Переговаривающиеся друг с другом Мэри и Лили тут же смолкли и непонимающе воззрились на Сторми, но та лишь дошагала до своей постели, резким движением выволокла из-под кровати сумку и, распахнув её, вытащила оттуда виниловый проигрыватель.

Если что-то и способно заделать эту кровящую дыру в её душе, так это песни Долли Партон и Джони Митчелл.

— Монашка, что случилось? — осторожно спросила Лили.

Сторми мотнула головой, ухватилась за первую попавшуюся пластинку, дрожащими пальцами уложила её на опорный диск проигрывателя и прижала иглу к тонкой звуковой дорожке. Диск завертелся, и из-под иглы полился голос Долли Партон: «I can see you're disappointed by the way you look at me»⁽¹⁾, — запела она. Сторми прикрыла глаза, упала на кровать и выдохнула.

«I was just the victim of a man that let me down»⁽²⁾, — продолжала петь Долли Партон, и губы Сторми беззвучно повторяли эти слова.

Плотно зажмурив веки, она пыталась унять бешено стучащее между рёбер сердце. Стук был такой сильный, что отдавал ударами в самой глотке — как раз там, где мешался мерзкий комок из слёз и слабости. Но Сторми не заплачет. Она и так уже сделала за свой короткий век столько позорных, слабых и глупых поступков, что слёзы из-за какого-то мальчишки для неё были непозволительными.

Она уже рыдала однажды из-за мужчины, который делал вид, что ему не всё равно на её душевные терзания. И этим мужчиной был её собственный отец.

---

1) Прим. авт.: (рус. Я вижу, что ты разочарован, судя по тому, как ты на меня смотришь). Строчки из песни Долли Партон «Just because I’m a woman».

Вернуться к тексту

2) Прим. авт.: (рус. Я просто стала жертвой мужчины, который меня подвел). Из той же песни.

Вернуться к тексту

Май 1958 г. — начало сентября 1972 г., США, штат Техас, округ Виктория

От стен отражался звук церковного хорала. Пусть хор и состоял всего из нескольких человек, но пение звучало так возвышенно, так торжественно, что Тхарме казалось, будто она попала в рай. Тёплая рука Аарона нежно сжимала её ладонь, когда они шли к алтарю, а на его губах играла улыбка — такая светлая, что могла бы заменить Тхарме солнце.

Мама была против того, чтобы Тхарма выходила замуж за Аарона. Он казался ей лжецом, вещающим Тхарме лапшу на уши. «Он околдует тебя, глупая девчонка, вот увидишь!» — говорила мать. Но Тхарма была уверена, что Аарон не такой. Он ведь любит её.

В конце концов, ради неё он отрёкся от своего мира — от мира магии.

Эта старенькая церковь с потёртыми желтоватыми стенами, рыжими скамейками, покрытыми облупившимся лаком, и золотисто-охристое распятие у алтаря — все они были свидетелями тайны. И в этой тайне рождалась новая семья. Семья Тхармы и Аарона Грэйвсов.

Аарон заметно нервничал. Он то и дело проводил языком по обсохшим губам, и кадык его дёргался. Тхарму отчего-то это очень веселило. Обычно её Аарон не робел ни перед чем — всё-таки он был из этих магических военных, авроров, — но сейчас, идя с ней под руку к алтарю, он выглядел таким трогательно-уязвимым, что у Тхармы сжималось сердце от переполняющей её нежности.

Они встретились год назад, во время её командировки в Канзас. Это была первая командировка Тхармы, за которую она долго билась с чёртовым сексистским руководством. Женщины, видите ли, слишком ненадёжны, чтобы поручать им что-то сложнее колонки для домохозяек в третьесортном журнале! Тьфу! Но Тхарма была дочерью своей матери — упрямой как ослица и цепкой как бульдог, поэтому руководству ничего не оставалось, кроме как сдаться.

В тот день у Тхармы был выходной, который она собиралась посвятить целиком и полностью себе, пока по дороге в магазин не наткнулась на невероятной красоты парня, с руганью пытающегося починить свой мотоцикл. Длинные рыжие волосы выбились из закреплённого деревянной шпилькой пучка и прилипли к вспотевшей шее и крепким плечам.

— Прошу прощения, мистер, вам помочь? — спросила Тхарма прежде, чем включить голову и подумать.

Парень резко повернулся к ней, и Тхарма утонула в его синих, словно грозовое небо, глазах. Он прикусил губу, нахмурился, оглядывая Тхарму с головы до ног, и спросил:

— Вы разбираетесь в мотоциклах?

— Есть немного. — Тхарма откинула с лица кудри и отвела взгляд. — Дома я часто помогала матери чинить сельскохозяйственную технику.

Она думала, что этот парень фыркнет, скажет, чтоб она не лезла в мужское дело, но он лишь чуть подвинулся, давая ей возможность сесть рядом, и застенчиво сказал что-то вроде: «Буду очень благодарен, если вы мне поможете».

За то время, пока они в четыре руки чинили двигатель, Аарон — так его звали — успел рассказать, что сбежал из дома, а Тхарма — понять, что так просто этого парня она не отпустит. Знакомство они продолжили уже в комнатке, которую издательство Тхармы оплатило ей на время командировки. Вряд ли издательство рассчитывало на то, что в этой комнатке Тхарма будет не только писать статьи для их дурацкого журнала, но еще и лишит девственности какого-то парня, которого повстречала буквально утром. Впрочем, оставаться “каким-то парнем” Аарон тоже не намеревался, поэтому домой Тхарма возвращалась уже в отношениях с ним.

Потом, спустя несколько месяцев, Аарон признался, что эта самая деревянная шпилька, которую он вечно таскает с собой, — не шпилька вовсе, а волшебная палочка, и сам он волшебник. Тхарма не верила, думала, что это шутка, пока Аарон не взмахнул своей шпилькой и не создал буквально из воздуха целый выводок птиц.

Он мог много всего: телепортироваться из одного места в другое, замораживать и сжигать вещи, перемещать их в воздухе, призывать воду и изменять предметы. Тхарме казалось, он мог всё, и это было настолько потрясающе, что казалось сказкой.

Но была одна деталь, которая всё портила.

Закон Раппапорт. Именно из-за него они сейчас стояли в старенькой церкви и женились тайно. Этот закон запрещал таким, как он, связываться с такими, как она. Да только Аарон плевать хотел на этот дурацкий закон. Они были как герои шекспировских трагедий, как чёртовы Ромео и Джульетта, разрывающиеся между своими кланами и любовью. Оставалось надеяться, что Тхарма и Аарон закончат счастливее, чем эти два подростка, погибших в одной могиле.

После церемонии Аарон и Тхарма сидели на паперти и смотрели, как золотой диск солнца закатывается за неровную кайму горизонта. Солнце золотило волосы Аарона, и кожа тоже казалась будто позлащённой.

— Красиво, — щурясь, сказала Тхарма.

— Ты красивее, — ответил Аарон и заправил волосы ей за ухо, а она улыбнулась, прикрыла глаза, положила голову ему на плечо.

Ветер нёс с собой запах пыльцы, и казалось, что впереди ждёт только хорошее. Но вдруг всего лишь казалось? Вдруг этот момент, наполненный умиротворением, скоро оборвётся, оставив после себя только сожаление? Тхарма зажмурилась и, приобняв мужа за талию, прошептала:

— Аарон… давай никогда не расставаться?

Он улыбнулся в ответ и кивнул.

— Надеюсь, ты знаешь, что я люблю тебя, Тхарма? Я ни за что с тобой не расстанусь. Никогда.

«Никогда», — мечтательно повторила про себя она, прикрывая глаза и подставляя лицо ласковым солнечным лучам.

Никогда.

Они расстались через четырнадцать лет. Четырнадцать лет длилось «ни за что», четырнадцать лет ползло железное «никогда», пока наконец в сером зале суда громко ударил молоток. Ещё громче ударяло по рёбрам сердце Тхармы. Её дочь, её самое дорогое создание, отдавали ему. А он — она прекрасно видела — что-то сделал с судьёй. Он околдовал его, тот дёрнулся, и из рта вывалились бесцветные слова:

— Тхарма Джудит Пирс лишается родительских прав.

Глаза её дочери наполнились слезами. Она была здесь, рядом, хваталась за руку Тхармы, и Тхарма в ответ только крепче сжала её ладонь. Она не отдаст дочь! Это ошибка, такого не может быть! Она пыталась оспорить решение суда, пыталась возражать, пыталась вызволить свою дочь из лап этого чудовища, но на его стороне были чары. Он, чёрт возьми, мог всё, и это было настолько ужасно, что казалось кошмаром. Он мог всё, Тхарма же не могла ничего.

— Мама! — вскрикнула Сторми, когда Аарон потащил её вон из зала суда.

— Я обязательно заберу тебя назад, Сторми, ты только дождись, милая! — закричала в ответ Тхарма. Ноги едва держали её, и слова еле-еле проталкивались сквозь ком слёз, набухший в глотке.

А Аарон всё дальше и дальше уводил её дочь. Тхарма прикусила губу, лишь бы не расплакаться, но это не помогло. Она прижала ладони к пылающему от ярости лицу. Во что бы то ни стало, она вернёт свою дочь! Пусть ей придётся перевернуть вверх ногами всю судебную систему, плевать!

Серые стены здания суда давили, давило нависшее над головой серое небо. Тхарма закрыла глаза. Она сделает всё возможное, чтобы спасти своего ребёнка.

* * *

10 сентября 1972 г., США, Нью-Йорк, особняк Грэйвсов

Цепкие пальцы обхватили подбородок Сторми и, надавив, заставили раскрыть рот. Миссис Грэйвс посмотрела ей в зубы, как какой-то кобыле, и лишь скривила губы, будто вступила ногой в коровий навоз. Сторми оскалилась, извернулась и вырвала лицо из её рук. У неё не повернулся бы язык назвать эту женщину своей бабушкой.

— Ты пропал на пятнадцать лет, — голос миссис Грэйвс звенел, как сталь, — мы думали, ты умер в какой-нибудь сточной яме в Алабаме или, упаси Мерлин, в Миссисипи!

Отец стоял, небрежно опираясь плечом о дверной косяк. Казалось, он даже не слышал слов миссис Грэйвс.

— А теперь ты заявляешься к нам на порог с вот этим? — продолжила она, тыча пальцем в Сторми. — Притащил в дом бастарда! Во что она одета! Не-магические тряпки! Что за волосы! Не волосы, а гнездо! И что с кожей! Ты сношал какую-то негритянку, что твой выродок выглядит вот так?

— Я не выродок! — зарычала Сторми, но миссис Грэйвс взмахнула палочкой, и рот запечатало заклинанием немоты.

— Никаких манер, никакого уважения, ничего! — Миссис Грэйвс сжала переносицу пальцами. — Она хоть магией обладает? Если это отродье ещё и сквиб, то я немедленно выброшу её на улицу.

Сторми захотелось плакать. Она обернулась к отцу, но тот всё так же продолжал опираться о дверной косяк, безразлично разглядывая собственные ногти. Сторми прикусила язык. Все её попытки сказать что-то не венчались успехом. А она хотела не просто сказать, она хотела закричать, что она не сквибка, не бастардка, она законнорождённая дочь Тхармы Пирс. И даже если бы в её крови не было ни капли магии, она всё равно была бы хорошей и доброй девочкой, а не выродком.

— Моя дочь, мама, обладает выдающимся волшебным даром. — Отец наконец повернул голову к миссис Грэйвс и оторвался от дверного косяка. — Я позаботился о том, чтобы научить её азам. И я не потерплю, чтобы ты обращалась с ней как с грязной простячкой без капли магии в крови.

Миссис Грэйвс скривилась ещё сильнее. она повернулась к своему мужу, который сидел поодаль в кресле и раскуривал сигару. Сторми даже не сразу поняла, что он тоже здесь присутствует. Миссис Грэйвс спросила:

— Дорогой, не хочешь ничего сказать? Твой сын притащил домой бастарда и теперь ещё смеет мне перечить! Не хочешь хотя бы раз проявить себя как отец и вразумить сына?

Мистер Грэйвс злобно глянул на жену и вытащил изо рта сигару.

— Урсула, о каких правилах приличия может идти речь, когда ты сама ведёшь себя как последняя истеричка, забывшая о манерах? — пророкотал он. — Я вообще-то курю! Будь добра дождаться, пока я окончу.

Шумно выдохнув, миссис Грэйвс сжала переносицу пальцами и махнула рукой.

— Дотти! — позвала она, и перед ней появилась домашняя эльфийка.

— Дотти к вашим услугам, госпожа, — тоненько пропищала эльфийка. — Что велите делать?

— Приготовь спальню для этой девушки и передай другим, чтобы привели в порядок покои Аарона. Как закончите, доложи мне. Ступай. — Затем миссис Грэйвс повернулась к Сторми и её отцу и сказала: — Я дозволю вам жить в моём доме, дозволю быть частью рода, но вы должны исполнять то, что я скажу. И это не обсуждается. Увидимся на ланче.

С этими словами она развернулась, достала из футляра мундштук и закурила. Сторми неловко переминалась с ноги на ногу, не зная, куда себя деть. Весь этот дом выглядел неуютно: слишком броско, чересчур богато, излишне вычурно. Плинтуса с громоздкими вензелями окольцовывали комнаты сверху и снизу, чёрные извитые перила обхватывали ступени и сдавливали их, окна, обвешанные гардинами, выходили на кишащую людьми улицу. А самое главное — в этом доме не было мамы. Она осталась там, в зале суда, а Сторми теперь вынуждена выслушивать крики о том, что она — грязный выродок своего отца.

И самое паршивое, что этот самый отец — тот человек, который бил её мать, стирал память ей и Сторми — был единственным, на кого она могла положиться здесь.

Он посмотрел на неё ласково и протянул руку.

— Пошли, — сказал он, ожидая, когда она возьмётся за его ладонь.

Сторми хотелось крикнуть, чтобы он катился в пекло вместе со своей дурацкой семейкой. Но вместо этого она обвила пальцами его руку и зашагала рядом. Позорище. Этой рукой отец насылал Обливэйт на маму, этой рукой он ударял её, а сейчас она, непутёвая дочь, хватается за неё, как за спасительный трос.

— Сильно испугалась? — спросил папа. Сторми поджала губы и отвернулась от него, а тот лишь улыбнулся. — Мама умеет быть той ещё с… стервой.

Она ничего ему не ответила. Просто молчала, пока он вёл её по коридорам особняка и рассказывал истории из своего детства. Снова хотелось плакать. И почему только папа делал вид, что ничего не произошло? Почему он ведёт себя с ней как раньше?

Так они и ходили по особняку, пока перед ними не появилась та самая эльфийка Дотти и не пропищала:

— Госпожа велела показать, в какую комнату поселили юную леди.

— Веди, — кивнул папа и потащил Сторми вслед за эльфийкой.

Комната, выделенная ей, была просторнее, чем её прежняя комнатка в родной Виктории, но воздух казался таким тяжёлым, что вот-вот задохнёшься. Нечем становилось дышать, и стены давили оливковой желтизной.

Сторми не хотела здесь жить. Она хотела домой, к матери, в Техас. Увидев разочарованность в её взгляде, папа похлопал её по плечу.

— Придётся привыкнуть, дорогая.

И он снова улыбнулся. Сторми возненавидела эту улыбку, но в то же время становилось чуть легче, когда папа улыбался. Мерзкий комок в горле разрастался, и Сторми не придумала ничего умнее, чем уткнуться отцу в грудь, обнять его и расплакаться.

Предательница. Сторми — предательница.

Снова раздался хлопок, и появившийся эльф оповестил, что госпожа Урсула ждёт их в столовой. Папа кивнул и вытер большим пальцем текущие по щекам Сторми слёзы.

— Всё, успокойся. Ты же сильная девочка, верно?

Сторми ничего не ответила. Она опять обхватила отцову руку и крепко сжала её, шагая рядом. Папа прав, она сильная девочка, а потому и не будет плакать. Им её не сломить!

В столовой она не отлипала от папы, села рядом с ним, но не притронулась к еде. Миссис Грэйвс пила кофе, параллельно диктуя правила здешнего житья.

— Ах да, Аарон, — спохватилась посреди монолога миссис Грэйвс. — Как зовут твоего бастарда? Или у неё нет имени?

— Меня зовут Сторми, — сквозь зубы процедила та.

— Я спрашивала Аарона, а не тебя, наглая девчонка. Такая же вульгарная, как и твоё имя… — Миссис Грэйвс скривилась. Это было самое частое выражение её лица, какое она делала при виде Сторми. — Мне придётся переименовать тебя, чтобы соблюсти хоть какие-то приличия. С таким именем мы ничего не добьёмся.

— Переименовать? Мама, вы с ума сошли?

Папа резко поставил свою чашку на стол, и кофе расплескалось, запачкав скатерть. Оглядев тёмно-коричневые пятна, расползающиеся по скатерти, миссис Грэйвс приказала:

— Такванна, убери.

Сторми только сейчас заметила, что возле стены стояла темнокожая девушка лет двадцати на вид. Она взмахнула палочкой, убирая капли.

— Моё решение окончательное, — между тем продолжила миссис Грэйвс. — Никакой Сторми не будет в моём роду. Более неприемлемое имя сложно выдумать. Отныне твою дочь будут звать… Хм… — Она сделала глоток кофе. — Сесиль. Да. Сесиль Грэйвс.

— Но моё имя Сторми, и так это и останется! — вспылила Сторми, но миссис Грэйвс взмахнула палочкой, и рот Сторми запечатало магией.

— Вопиющая невоспитанность, — прошипела миссис Грэйвс.

Сторми умоляюще посмотрела на отца, но тот ничего не делал. Даже не пытался снять с неё заклинание! Он недовольно скривил губы и отвёл взгляд. Сторми снова захотелось плакать, но вместо этого она собрала в руках все силы, на которые была способна, и попыталась сбросить с себя заклинание. Магия заискрилась на пальцах, но немота так плотно сковала её язык, что её собственное колдовство было бессильно.

Она слишком слабая.

И вот опять комок набухал в глотке, выдавливая из глаз слёзы. Ну почему всё это с ней происходит? За что?

— Я всё сказала. Ты теперь Сесиль, и это неизменно, — повторила миссис Грэйвс. — Аарон, никаких возражений с твоей стороны я не потерплю. Ты утратил право голоса, когда трусливо сбежал к грязным простакам! А теперь все свободны.

Сторми вскочила с места и зашагала в сторону отведённой ей комнаты. На ходу она не сразу заметила, что темнокожая служанка — та самая Такванна — взмахнула палочкой, снимая с неё заклинание немоты. Дошагав до комнаты, Сторми распахнула дверь и обрушилась на постель. В голове растворились все мысли, и только одна сплошная ненависть разрасталась из маленькой точки в груди и превращалось в густое чёрное пятно. Ненависть циркулировала по венам, пульсировала в висках и напрягала нервы.

Мама обещала забрать её. Оставалось только надеяться, что всё у неё получится. Но Сторми своими ушами слышала, как маму лишили родительских прав. Почему? Сторми не знала. Думать об этом было тяжело, и единственное, на что её хватало сейчас, — это ненависть.

Ненависть к этому дому, громоздкому и до смехотворного вычурному.

Ненависть к этим людям, Грэйвсам, относящимся к ней как к какому-то животному.

И, наконец, ненависть к отцу, из-за которого всё разрушилось. Он растоптал их маленький семейный мир, разрушил домашний очаг и попрал всё, во что Сторми по глупости своей верила. А она даже и не успела толком оплакать гибель её мира. События сменяли друг друга настолько быстро, что поспеть за ними — задачка из разряда невозможного. Как в сказке, нужно было бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, да только вот у Сторми не было сил даже на то, чтобы просто ползти.

Она слишком слабая. Слишком.

Тихонько отворилась дверь, и Сторми краем глаза увидела отца. Он держал в руках тарелку с персиками и смотрел на дочь с горечью. Сторми тут же отвернулась от него и зажмурилась, чтобы не расплакаться, как какая-то малявка-слабачка. Она сильная женщина. Как мама.

— Ты совсем не поела, — сказал отец.

Сторми сцепила зубы. Какое ему дело, поела она или нет? Он ничего не сделал, когда миссис Грэйвс залепила ей рот магией! Просто сидел и смотрел! И вообще, он маму бил! А сейчас… Почему он делает вид, что заботится о Сторми? Это ведь ложь! Ложь ведь?

— Я тебя ненавижу, — прошептала она.

Отец вздохнул и присел на край постели.

— Прости, что так вышло, — негромко сказал он. — Я сам в растерянности, я не виделся с родителями пятнадцать лет, и мне трудно понять, как с ними обращаться и как реагировать, когда дело касается тебя…

Сторми злобно посмотрела ему прямо в зрачки и, прочитав в них что-то напоминающее сожаление, зашипела:

— Отстань от меня. Это всё из-за тебя.

Ей казалось, отец её ударит, как ударял мать, а потом подчистит память, но он лишь грустно покачал головой.

— Не злись на меня, Сторми. Я понимаю, тебя пугают изменения в нашей жизни, но… — Он поставил тарелку на прикроватный столик и провёл рукой по её плечу. — Я всё ещё твой папа, и я люблю тебя. И так будет всегда.

Сторми сбросила его руку и отвернулась к стене, сворачиваясь в клубок. Ей просто хотелось, чтобы он ушёл. Отец вздохнул, поцеловал её в висок и направился к двери. Он в самом деле ушёл. Сторми закрыла глаза и заскулила, как жалкая собака.

Какая же она всё-таки глупая…

Сев на постели, она схватила персик. Нежная ворсистая кожица мялась под пальцами, и Сторми со злостью вонзила в мякоть ногти. Её нутро разрывало надвое.

Когда Сторми была маленькой, она думала, что папа лучше мамы. Он не бросал её, в отличие от мамы, которая постоянно была в командировках! Тогда Сторми сидела на диване, постоянно грубила няне — благо, отец хорошо зарабатывал, и ей не приходилось сидеть одной — и ждала, когда папа вернётся с работы. Он всегда возвращался, всегда спрашивал, как прошёл её день, и рассказывал, как победил очередного злодея. На дурацкий вопрос, который детям задают глупые взрослые, «Кого ты больше любишь: маму или папу?», Сторми всегда с уверенностью отвечала: «Конечно, папочку!»

А сейчас она хотела вырвать себе язык за то, что вообще когда-то так говорила. Она провела пальцами вдоль ложбинки персика, и красновато-оранжевая кожица лопнула под её напором, обнажая влажную золотистую внутренность.

Когда началось «это», Сторми не могла сказать точно. Просто в один момент поняла, что в памяти появились выбеленные участки. А потом ей снилось, как папа кричит на маму. Она никогда не слышала, чтобы её папа — её добрый, такой хороший папа, который спасает людей от плохих парней — так кричал. Пару раз во снах он даже ударял маму. Когда Сторми рассказала ему об этих снах, он дрогнул, изменился в лице, а потом снова улыбнулся и, прижав палец к губам, сказал: «Не говори маме об этих снах. Это наш с тобой маленький секрет. Хорошо?» Сторми неуверенно кивнула. Но что-то внутри постоянно вопило о том, что это всё неправильно, жутко, ужасающе неправильно.

Сторми зажмурилась, сильнее давя на персик. Ногти упёрлись в ребристую косточку, остро протесавшую кожу. Боль кольнула пальцы, но она не шла ни в какое сравнение с болью, въевшейся в сердце.

«Пап, у тебя живот не заболит, если столько мороженого слопаешь? — спросила она, дожевав свой рожок. — Мама говорит, что, если много есть мороженого, заболит живот. А ещё попа слипнется!» Папа засмеялся, а потом со словами: «Ну, раз так мама говорит…» — отдал ей своё мороженое. Они тогда сидели на вокзале в Хьюстоне, ждали, когда приедет мамин поезд. Она снова уезжала в командировку, в этот раз за пределы штата. Тогда Сторми второй раз в жизни видела поезд. Он с шипением и гулом остановился, и мама, закинув на плечо увесистый чемодан, выскочила из вагона, с радостным приветственным криком кинулась к ним, и папа, точно так же что-то крича, обнял её, влетевшую в него на всём ходу.

Теперь это воспоминание пропиталось ядом. Оно было отравлено тем, что он сделал. Мякоть персика залезала Сторми под ногти, а пальцы напряжённо дрожали.

Сторми тогда было что-то около двенадцати. Лето. Залитые солнцем земля, деревья, качели у дома, солнце, солнце повсюду! И запах — вишня, горячий воздух, медовый, тягучий запах блюбоннетов, растущих в палисаднике. Сторми поймала бабочку-монарха. Огромные оранжевые крылья с чёрными, похожими на трещинки прожилками трепетали, марая руки пыльцой, пока Сторми пыталась засунуть бабочку в банку. Она хотела показать её родителям. Завинтив переливающуюся на солнце крышку, она кинулась в дом, распахнула дверь, взлетела вверх по лестнице.

— Мам! Пап! Смотрите, какую бабочку я…

Она замерла в проходе, глаза распахнулись, а весь мир сжался до этой самой комнаты. Её страшные сны стали реальностью — такой, которая острым перцем въедается в глаза, выжигая их, выбивая слёзы, и даже если ты попытаешься смыть — то боль не уйдёт.

Отец ударял маму. Вот так вот. Руками — сильными, теми, что обнимал её; ногами — крепкими, теми, что бежал к ней, когда она возвращалась домой. В этот самый миг яд и брызнул потоком в кровь и тело Сторми, отравляя каждую её частичку. Этот яд пропитал все воспоминания, сожрал всю её любовь и отравил слово «папа», въедаясь в него так глубоко, что оно обжигало не только язык, но и мысли.

Сторми выронила банку с бабочкой, а отец направил на мать палочку и небрежно, лениво, почти нараспев произнёс:

— Обливиэйт. — И следом будто бы преобразился, на лице расцвела улыбка, глаза пеленой накрыло сочувствие, он протянул маме руку и сказал очень ласково: — Ты опять споткнулась, Тхарма! Какая ты у меня неуклюжая.

Мама неловко улыбнулась ему в ответ, извинилась, а Сторми зажала рот рукой. В этот момент отец заметил её. Ничего не сказал, видимо, подумав, что она пришла только сейчас. Только спросил так ласково-ласково:

— Ты не поранилась, Сторми? Твоя банка разбилась.

Словно в каком-то тумане Сторми опустила взгляд под ноги. там, в переливающихся, как слеза, осколках, умирала, трепыхая оранжевыми крылышками, красивая бабочка. Вместе с ней умирало что-то внутри Сторми.

Капли текли по ладоням и липкими бледно-рыжими струйками ползли по предплечьям к локтям. Сторми разорвала персик пополам и теперь сидела, тупо уставившись на две искромсанные части.

Она ненавидела всем сердцем того, кто превратил жизнь её матери в фарс. И в то же время она любила своего папу.

Предательница.

* * *

Начало сентября — середина октября 1972 г., США, штат Нью-Йорк

Год назад Сторми впервые пошла в школу чародейства и волшебства Ильверморни. Ей не нравилось то, что придётся расстаться с родителями почти на целый год, но когда она вошла в вестибюль, где распределяли студентов, то из лёгких от восторга будто вышибло воздух.

Когда она встала в центр гордиева узла, нарисованного посреди зала, раздался рёв вампуса, а птица-гром захлопала крыльями. Это значило, что она подходит для целых двух факультетов и может выбрать любой из них. Сторми выбрала птицу-гром. Просто потому, что будет прикольно, если девочка со штормовым именем будет учиться на громовом факультете.

Она проучилась там целый год, познакомилась со всеми девочками на своём факультете и несколькими девочками с других. Но она проучилась там всего год и больше в Ильверморни не возвращалась.

Теперь её учёба проходила так: с утра до обеда она училась с гувернанткой, в качестве которой выступала Такванна, далее час уходил на занятия с миссис Грэйвс, которая лично втолковывала в голову Сторми правила этикета и светских игр, а также вдалбливала познания о генеалогическом древе Грэйвсов и компании. Потом, под вечер, когда отец возвращался с работы, он сам учил её всему, что считал нужным.

Отец и раньше, в самом детстве Сторми, учил её контролировать магию без палочки. Например, однажды он предложил ей трансфигурировать смородиновый куст у бабушки Джуди на ранчо в малинный. Сторми долго пыхтела и в итоге превратила куст во что-то совершенно новое. Любая трансфигурация рано или поздно ослабевает и разрушается, но то, что сделала с бедным кустом Сторми… Папа сказал, она провернула что-то вроде селекции, скрестив магию с живым растением. Получился куст, от которого дохли все жуки.

— Вот теперь сам и ешь эту погань, вредитель! — злобно сказала папе бабуля Джуди. Есть выведенную ягоду он почему-то отказался, а бабушка стала использовать эти ягоды в качестве инсектицида.

С тех пор папа почему-то решил, что Сторми — гениальная волшебница, и вознамерился вырастить из неё что-то вроде вундеркинда. Потому все уроки с ним проходили просто ужасно. Папа требовал, чтобы Сторми трансфигурировала предметы из воздуха, чтобы она управляла магией беспалочково так же хорошо, как и с палочкой, и так далее. Когда же у Сторми всё это естественным образом не получалось, папа расстраивался.

— Ты меня разочаровываешь, Сторми, — говорил он, вроде бы улыбаясь, но в глазах мелькало что-то отталкивающее.

Однажды Сторми так от этого устала, что расплакалась и попросила вернуть её в Ильверморни.

— Милая, это очень неблагодарно с твоей стороны, — мягко сказал папа, гладя плачущую Сторми по плечу. — Я, бабушка и Такванна тратим на тебя кучу времени. Я не отдыхаю после работы, а сижу с тобой, учу тебя, втолковываю тебе самые начальные азы магии, а ты вместо спасибо просишь, чтобы тебя отправили в захудалую школу для всех подряд?

Сторми прикусила язык. Она в самом деле была неблагодарной. Неблагодарная предательница. Но легче от этого не стало. Она продолжала изнывать от уроков и скучать по захудалой школе для всех подряд.

Вот так, сидя за столом во время ланча, она размышляла, что совсем не благодарна миссис Грэйвс, которая приняла её, свалившуюся на голову, как члена семьи и даже согласилась самостоятельно учить её.

Вот так, обессиленно валяясь на кровати после уроков с отцом, она думала, что никак не может выдавить из себя и капельки благодарности. Она пыталась. Но вместо благодарности её мелочная душонка порождала только вину.

Оставалось только ждать, когда её заберёт мама.

Но дни тянулись бесконечно долго, но в то же время летели так неуследимо быстро, что Сторми не успевала замечать, как дни сменялись днями, недели — неделями, а от мамы не было ни одной весточки. Даже сова вернулась от неё с пустыми лапами.

А миссис Грэйвс, видимо, упивалась довольством каждый раз, когда запечатывала магией рот Сторми. И это было так унизительно, что Сторми хотелось выть и разрушать всё, что под руку попадало. Она ждала, когда же мама заберёт её отсюда. Она же обещала!

В один из дней, когда мама снова не пришла за ней, а миссис Грэйвс — залепила ей рот, Сторми решила: так больше продолжаться не может! Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе.

Она вернётся в Техас сама.

Случайно о её планах узнала Такванна. Во время уроков со Сторми она заметила карты, в которых был отмечен путь из Нью-Йорка в Техас.

— Собираетесь устроить побег, юная леди? — Такванна взмахнула палочкой, и карта устремилась прямо в её руки. — Мне интересно, как вы собираетесь сбежать, учитывая, что вы совершенно не знаете Нью-Йорк?

У Сторми пересохло во рту. Она смотрела в упор на Такванну и молила Небеса, чтобы она тут же не отнесла все её карты миссис Грэйвс. Заметив её страх, Такванна улыбнулась и протянула карту Сторми.

— Не бойся, маленькая бунтарка, я тебя не сдам. — Она улыбнулась ещё шире, и в глазах мелькнуло злорадство. — Но такими темпами ты точно не сбежишь. Ты просто заблудишься, а потом тебя прирежут не-маги в какой-нибудь подворотне. Вот и весь побег.

Сторми сжала губы.

— И всё равно я сбегу! — прошипела она сквозь зубы. — Тебе меня не запугать.

Такванна хмыкнула и заткнула волшебную палочку за ухо. Она сказала:

— Безусловно. Я даже не думала об этом. Просто пытаюсь помочь. Смотри, — Такванна развернула карту и ткнула в неё пальцем, — вот здесь находится Пенн-стейшн⁽¹⁾. Чтобы добраться до неё, тебе надо проехать на метро четыре станции. Отсюда ты сможешь уехать на поезде в Новый Орлеан. — Палец провёл до точки с соответствующей подписью. — Там тебе нужно будет пересесть на поезд в Хьюстон. А оттуда сама разбирайся, как попасть домой. Усекла?

Сторми кивнула, а Такванна щёлкнула пальцами.

— Ах да! Чуть не забыла. Тебе нужно будет обменять деньги в банке. Тебе, конечно, скажут, что ты мелковата, но у магов в законодательстве нет ограничений по возрасту для обмена денег. Тебе всего-то надо показать палочку.

— Спасибо большое! — искренне сказала Сторми. — Но почему ты мне помогаешь? Тебе же самой может достаться.

Такванна злобно оскалилась.

— Всё просто: меня бесят Грэйвсы. Я не упущу шанса подпортить жизнь хозяйке. Сам Господь благословил меня, когда я увидела твои карты. Миг, когда перекосит лицо миссис Грэйвс, я буду пересматривать в Омуте памяти тысячи раз и передам своим потомкам.

Тогда Сторми понимающе покивала, а через неделю, когда отца вызвали со срочным заданием в аврорат, собралась сбегать.

Едва дождавшись, когда сумерки окутают всё вокруг, Сторми схватила рюкзак, сохранившийся ещё со времён жизни с мамой, натолкала туда одежды, еды и немного денег, завернулась в куртку (кто бы мог подумать, что в Нью-Йорке такая холодина), вытащила из шкафа полотенца и, перевязав их между собой, взмахнула палочкой. Грэйвсы испокон веков учили наследников на дому, а потому в их особняке колдовать можно без последствий. Но вряд ли они рассчитывали, что наследники захотят сбежать и трансфигурируют для этого верёвку из полотенец.

Привязав конец верёвки к перекладине кровати, Сторми перекинула её через оконную раму, потом свесила ноги и сглотнула. Высота и сумрак заползали в вены вместе с морозными порывами ветра и пускали в кровь страх. Сторми сожмурила глаза и выдохнула.

— Вперёд, Сторми, ты же авантюристка! — прошептала она и сползла с подоконника.

Верёвка натянулась, натирая кожу рук, Сторми упёрла ноги в стену и зашагала вниз. От трения руки жгло, и хотелось поскорее разжать пальцы, но Сторми только крепче сцепила пальцы. Расслабиться она смогла только тогда, когда её ступни коснулись земли.

Оглядевшись по сторонам, Сторми натянула на голову капюшон, прошмыгнула за калитку и бегом понеслась по улице. Ночной магический Нью-Йорк не то чтобы сильно бурлил жизнью. Волшебники, конечно, сновали туда-сюда, подсвечивались магией вывески пабов, но Виктория ночью и то была оживлённее. Впрочем, Сторми было наплевать, увидят ли её или нет. Она добежала до здания банка и подёргала ручку, проверяя, закрыта ли дверь, а когда та поддалась, вскочила внутрь.

Внутри здание банка было стерильно-бело-серым. Сторми неловко помялась у входа, покрутила головой, а затем подошла к окошку приёмного отделения.

— Извините, мне нужно обменять драготы на доллары, — сказала она, стараясь выглядеть посолиднее.

Сотрудник банка повернулся к ней, оглядел с ног до головы и фыркнул.

— Мисс, а не маловаты вы, чтобы деньги обменивать?

— Так вы не обменяете? — спросила Сторми и сглотнула. Если ей не обменяют магические деньги на не-магические, она ни за что не доберётся до Техаса.

Сотрудник тяжело выдохнул и принялся перебирать бумажки.

— Уже поздно, милочка, банк скоро закрывается, а что-то мне подсказывает, что вы, моя дорогая, просто сбежали из дома, прихватив родительских денег, я прав?

Сторми скрипнула зубами и повторила:

— Мне нужно обменять деньги. Обменяйте мне драготы на доллары. Иначе… — Она не придумала, что она сделает иначе, но надеялась, что голос у неё был ну очень угрожающий.

Ещё раз вздохнув, сотрудник махнул рукой в сторону.

— Третье окошко направо. И будьте готовы, что вашим родителям сообщат о вас.

Дальнейшие события происходили похожим образом: Сторми просила обменять деньги, банковские сотрудники спрашивали, не слишком ли она юна, Сторми просила обменять деньги очень грозным голосом, сотрудники снова спорили, но потом соглашались. В конце у неё попросили палочку для удостоверения её личности, а потом всё-таки обменяли деньги и сразу же закрылись. Сторми радовалась, что вообще смогла получить доллары на руки.

Когда она пересекла границу и попала в не-магический Нью-Йорк, прихваченные с собой маленькие часы показывали семь вечера. Ещё час до того, как Дотти позовёт всех ужинать. Сторми засунула деньги и палочку поглубже в рюкзак и прибавила шаг.

Холодный ветер бил в лицо и залезал под капюшон, и Сторми морщилась. Отвратительная погода, в Техасе всё было совсем не так. Радовало, что скоро она вернётся туда. Вернётся домой.

Не-магический Нью-Йорк отличался от магического как день от ночи: всюду горели огни, звучал рёв машин, проносившихся по широким дорогам, всюду ходили люди. Сторми старалась не вертеть головой по сторонам, чтобы в ней не признали простофилю и не обчистили. Но сдерживать себя у неё получалось с большим трудом. Улицы пестрели яркими рекламными билбордами и вывесками, откуда-то звучала джазовая музыка, под которую хотелось танцевать, а воздух пах мокрым асфальтом, бензином и чем-то жареным.

Такванна сказала, Пенн-стейшн находится в Манхеттене, между Седьмой и Восьмой авеню. Там неподалёку, насколько знала Сторми, находится штаб-квартира МАКУСА, поэтому держала путь туда. К тому же следовало быть осторожной: в штаб МАКУСА входил также и штаб аврората, а значит был шанс попасть папаше на глаза.

В метро Сторми спускалась впервые. В Техасе его попросту не было. Такванна немного объяснила, как им пользоваться, но Сторми боялась, что попросту забудет все её наставления. Однако чем глубже она спускалась, тем страшнее становилось. Изрисованные граффити стены плохо освещались, и сумрак, постепенно превращающийся во мрак, заглатывал ступени, из-за чего Сторми казалось, что она спускается в утробу гигантского зверя вроде аллигатора.

Стучали по рельсам колёса поездов — таких же изрисованных, как и стены метро, — мигали жёлтые лампочки фонарей, подозрительно озирались друг на друга прохожие. Сторми сама неожиданно для себя сжалась, ещё глубже натягивая капюшон куртки. Билет она купила, затолкав монетки в турникет, и едва дождалась поезда.

Внутри поезда всё было точно так же усеяно граффити, как и снаружи. И так же полуразрушено. Сторми осторожно ухватилась за перекладину. На окне перед ней крупными буквами было написано слово «liberty», и Сторми улыбнулась. Да, она ехала к своей свободе. Её свобода была в Техасе.

Мысленно отсчитав четыре остановки, которые они миновали, Сторми выскочила из вагона на платформу. И только её ноги коснулись грязного бетона, как её с силой прижали к стенке. Воздух вышибло ударом об холодную балку, и у Сторми потемнело в глазах.

— Это что ещё за мелюзга? — услышала она мальчишечий голос. мальчишка старался звучать грубее, но у него плохо получалось.

Их было четверо — по виду старше её года на три. Два латиноамериканца, один белый, один чернокожий. У двоих в руках цепи, один с кастетами, один с битой. Желудок у Сторми свернулся в маленький комок, а сердце подпрыгнуло в самую глотку.

А люди кругом делали вид, что ничего не происходит, только прибавляли шаг и старательно отводили глаза, словно ничего не заметили, спешили скорее скрыться, пока ситуация не коснулась уже их.

Сторми поняла: никто не поможет.

— Что вы хотите? — как можно более уверенно сказала она, глядя прижавшему её к стене мальчишке в объятые мраком глаза.

— Ишь какая смелая. — Рукоятка биты приподняла её подбородок, и Сторми оскалилась. — Доставай деньги. Выглядишь как богатенькая. Раз тебя занесло сюда, значит, свинтила от родаков. Я прав?

Сторми сцепила зубы. Она не отдаст им свои деньги! Окинув мальчишек быстрым взглядом, Сторми мелко-мелко закивала.

— Да, конечно, простите, конечно, сейчас, да, простите, конечно …

Она сделала вид, что тянется к карманам, но потом резко выкинула руки вперёд, магия сорвалась с кончиков пальцев, ударила прямо мальчишке в смуглое лицо. Он вскрикнул, его товарищи отпрянули, и Сторми, пользуясь заминкой, со всех ног рванула прочь. Она не оборачивалась, но чувствовала спиной, что эти мальчишки уже отошли от шока и теперь преследуют её.

Перед глазами выросла лестница наружу, Сторми перепрыгивала ступеньки через одну, толкала людей, но не тратила ни секунды, чтобы извиниться. Ночной воздух обдул её холодом, ледяным потоком ударился в разгорячённое лицо. Сторми понеслась по улицам, заметила неподалёку колоннчатое здание Пенн-стейшн и помчалась туда. В боку уже начинало колоть, но она слышала за спиной свист мальчишек и грохот их цепей, а потому не могла остановиться. В глазах уже темнело, плыли перед взором белые пятна, Сторми почти не разбирала, куда бежит.

С разбегу она врезалась в какого-то человека и рухнула на землю, больно стесав кожу на ладонях.

— Так-так-так, — голос принадлежал мужчине, — прошу прощения, мисс, вы можете объяснить, что вы делаете на улице в такой час?

Сторми не могла не то что объяснить, но и сделать вдох. Лёгкие будто горели, прилипая к позвоночнику. Кровяной гул в ушах заглушал половину слов этого мужчины.

— Где ваши родители, мисс? — не унимался он.

— По… Помогите, — выпалила Сторми. Подняв глаза, она увидела, что этот мужчина носил форму полицейского. Значит, он может ей помочь! — За мной… За мной бегут четыре мальчишки, и я…

— И вы мне не ответили, где ваши родители и что вы делаете здесь в такой час.

— Мои родители… Мама в Техасе, я должна ехать к ней, я на вокзал…

Сторми беспомощно махнула рукой в сторону Пенн-стейшн. Окинув безразличным взглядом здание вокзала, полицейский хмыкнул, а затем сказал ровным, пугающе-рабочим голосом:

— Мисс, я вынужден задержать вас по подозрению в статусном правонарушении. Пройдёмте за мной.

Эти слова будто оглушили Сторми. Очнулась она только сидя в полицейском участке. При попытке выяснить, где её нынешнее место жительства, полицейский пришёл к выводу, что дома у Сторми нет. А что ещё она могла сказать ему? Объяснить, что живёт в доме волшебников в магическом квартале? Что ж, если она так сделает, то в лучшем случае помимо исправительных работ ей будет грозить ещё и психбольница, а в худшем — к делу привлекут ещё и магические органы, которые спросят с неё за разглашение Статута.

— Говорю же, я ехала к маме в Техас! Я не бездомная бродяжка, у меня есть дом! — сотый раз за вечер повторила Сторми. Ничего больше не ожидая, она устало спросила: — Могу я хотя бы матери позвонить?

— Позвонить можно, — неожиданно согласился полицейский и кивнул на стоящий рядом на столе дисковый телефон.

Сторми тут же подтянула его к себе и прокрутила диск, набирая номер домашнего телефона матери. Потянулись долгие гудки, и Сторми нервно прикусила заусенец. А вдруг не ответит? А вдруг Сторми на самом деле совсем ей и не нужна?

— Алло? — зазвучал грубый бабушкин голос.

— Алло, бабушка! Бабушка, это я, Сторми! — вскочив, закричала в трубку она.

— Тучка?! Тхарма! Тхарма, быстро тащись сюда! — Послышалась возня, а следом зазвучал родной голос мамы:

— Сторми, это ты?! Где ты вообще?

— Мам! Мам, я еду к тебе! — ещё громче заорала Сторми. — Я почти дошла до Пенн-стейшн, это в Нью-Йорке, но меня загребли в участок, мам! Скажи им, что мне правда надо ехать в Техас!

— Как ты могла сдаться копам?! Ты точно моя внучка? — громыхнула бабуля Джуди.

— Мама, отдай трубку! Сторми, милая, почему тебя забрали в участок?

— Они сказали про какой-то закон статусный, — промямлила Сторми. — Но я ничего не делала, я просто бежала к станции! На меня в метро напали мальчишки, хотели деньги забрать, но я дала им в морду, потом врезалась в копа, а он меня сюда привёл, сказал, нарушаю! И теперь он мне не верит, что моя мама в Техасе! Скажи ему, мам!

— Я-то скажу, но разве Аарон тебя отпустил? — спросила мама.

— Ну… — Сторми бросила косой взгляд на полицейского. Он подозрительно глядел на неё, скрестив руки на груди. — Не то что бы… То есть…

— То есть ты сбежала? О Господи… Сторми, ты… — Её голос прервался, послышалось шипение, и трубка хлопнула, а из динамика повалил клубами серый едкий дым. На пол, съехав со стула, грохнулся полицейский, а следом послышались размеренные шаги.

Сторми с ужасом повернула голову на звук, и на спине выступил ледяной пот. К ней, закатывая рукава серой аврорской мантии, шёл отец. Его лицо застыло нечитаемой маской, и глаза будто вгоняли Сторми в ледяную реку.

Отец взмахнул палочкой, зелёный луч ударил в тело полицейского, и Сторми вскрикнула:

— Ты что, убил его?!

Отец снова взмахнул палочкой, заставляя тело Сторми подняться со стула.

— Кажется, вопросы должен задавать я. — Он был зол. Нет, он был просто в ярости, но тон сквозил морозом. Он обхватил Сторми за руку, пот — Но я отвечу. Я всего лишь стёр ему память. А теперь ты ответь мне, какие дьявольские силы заставили тебя проявить верх неблагодарности, украсть деньги у родного отца, сбежать из дома, где тебя приняли как наследницу, учили тебя, делали для тебя всё, ринуться в эту занюханную простяцкую дыру, а потом ещё и попасть в руки бездарным не-магическим полицейским?

Он тянул её за собой, крепко сжимая её руку, впрочем, недостаточно сильно, чтобы оставить синяк, и Сторми не знала, что ему ответить. Отец цокнул языком.

— Я разочарован, Сторми. Я очень, очень сильно в тебе разочарован. Не знаю, что злит меня больше: то, что ты сбежала от меня, или то, что ты думала, что вообще сможешь от меня сбежать. — Он затащил её в укромный угол и трансгрессировал в особняк. — Ты недостойна называться моей дочерью. Ты наказана, Сторми. Подумай о том, какая ты неблагодарная.

И с этими словами он закрыл её в комнате.

* * *

Декабрь — конец марта 1973 г., США, штат Нью-Йорк

Её наказание ограничилось домашним арестом и дополнительными заданиями по учёбе. Горой дополнительных заданий. У Сторми пухли мозги, от перенапряжения тряслись пальцы и периодически отказывала магия, а отец всё равно был недоволен. Сторми старалась изо всех сил, но она была совсем глупой и неумелой, чтобы постичь всё то, что от неё требовал отец.

Сторми даже не замечала этот чёртов арест, потому что у неё банально не хватало времени на то, чтобы отдохнуть. Жизнь превратилась в учёбу от утренней до вечерней зари. И был лишь один раз, когда она пожалела, что заперта.

В декабре на Нью-Йорк обрушилась огромная белая гора. Сторми проснулась утром, а за окном всё белое. Она даже не сразу сообразила, что это такое. Снег! Самый настоящий снежный снег, сделанный из снега! В южном Техасе он если и выпадал, то тут же таял, превращаясь из белого пуха в коричневую слякоть.

Едва продрав глаза, Сторми тут же распахнула окно и, несмотря на мороз, сунула руки в снег. Плевать на домашний арест, она будет гулять во время снегопада! Да, на полноценную прогулку не тянет, но для начала хватит и этого. Скатав с подоконника снег, Сторми слепила три комочка и водрузила их друг на друга. Впервые в жизни она слепила снеговика, а не грязевика! Ладони покраснели, а ногти — посинели, но это стоило того.

Это был первый раз, когда она была счастлива, находясь в этом доме.

А домашний арест с неё сняли только в марте, и то лишь из-за того, что начавшийся поздней осенью сезон балов подходил к концу. И именно сейчас миссис Грэйвс решила, что пора бы вывести непокорную, ветреную Сесиль Грэйвс в свет. Аргумент Сторми о том, что Сесиль может выходить в свет сколько угодно, но она-то, Сторми Тхарма Грэйвс-Пирс, тут не при чём, был проигнорирован, а рот — запечатан магией.

Весь март миссис Грэйвс таскала её и папашу заодно по балам. Папаша, на удивление, вошёл во вкус и клеил молоденьких леди, не ведающих о его грязном прошлом.

Сторми слышала, что говорили в светском обществе о её папаше: одни судачили, дескать, во время очередного задания в аврорате он потерял память и его спасла прелестная леди — вне сомнений, чистокровная. Они влюбились, у них родилась дочь, но потом память вернулась, и Аарону Грэйвсу пришлось бросить свою возлюбленную. Другие поговаривали, что папаша сбежал вместе с девушкой из рода новой крови, у них был страстный роман, но девушка трагически погибла от рук недоброжелателей, ненавидящих Грэйвсов. Правда, они не учитывали, что сбежал-то папаша за пять лет до отмены закона Раппапорт и роды новой крови ещё не успели образоваться.

Некоторые особо любопытные пытались выведать личность матери у самой Сторми. Миссис Грэйвс это предвидела, а потому приказала Сторми не сметь никому говорить о своей простячке-мамаше и выдавливать слёзы каждый раз, когда о ней заведут разговор. Выдавливать ничего не приходилось, слёзы сами текли, чем Сторми и пользовалась — вынимала из сумочки платок и, прижимая его к уголкам глаз, дрожащим голоском говорила:

— Ах, дамы, извините моё бескультурье! Мне до сих пор так тяжко вспоминать мою lamaman, что я не могу сдержать слёз! Простите мне, я не смогу ответить вам, не разрыдавшись …

Это работало ровно так, как и планировала миссис Грэйвс: дамы сконфуженно принимались пить чай и меняли тему, а Сторми выглядела тонко чувствующей трепетной лебёдушкой, невинной и чистой, горестно тоскующей о утерянной матери. К тому же миссис Грэйвс полагала, что такой ответ создаст ощущение того, что мать Сторми мертва. Это бесило, потому что Тхарма Грэйвс… то есть Тхарма Пирс живее всех живых, и она придёт забрать Сторми! Когда-нибудь она это сделает! Она обязательно её заберёт!

Если она не соврала…

Каждый раз мысль о том, что мама не придёт, звучала всё громче и увереннее, как бы Сторми ни пыталась её заглушить. Ну в самом деле, мама всего лишь не-магичка, да и к тому же женщина. А у папаши есть власть, сила и магия. Сразу понятно, на чьей стороне выигрыш.

Но Сторми всё равно верила, что этот день настанет.

Однако пока наступил только день последнего в этом сезоне бала. Он проходил в особняке мистера и миссис Джонси, и Сторми уже хотела вернуться, а ведь они ещё даже не выехали!

Миссис Грэйвс приказала Такванне и Дотти вырядить Сторми в платье, доставшееся в наследство от какой-то там бабушки-тётушки. Платье оказалось канареечного цвета клеткой, и, чтобы натянуть его на Сторми, Такванне пришлось прибегнуть к магии.

К тому же ткань попахивала старостью и разложением. Сторми надеялась, что это не запах той самой бабушки-тётушки, которая рассыпалась в песок, задохнувшись в этой решётке из кринолина.

Миссис Грэйвс махнула рукой, и Дотти дёрнула за шнурки, утягивая корсет так, что Сторми вскрикнула. Платье ужасно натирало под мышками и сдавливало рёбра, не давая нормально дышать и двигаться, к тому же от ткани тёк запах старости — сразу видно, что в этом платье дебютировала не то что миссис Грэйвс, но и её бабушка. Миссис Грэйвс придирчиво смерила Сторми взглядом и скривила губы.

— Что за выражение лица, Сесиль? — Она зажала мундштук в зубах и пыхнула иссиня-серым дымом. — Леди никогда не покажет, что ей что-то не нравится. Ты же из рода древней крови, прими благопристойный вид!

— Как я приму этот благопристойный вид, если это чёртово платье скоро порвёт меня на части?! — прорычала сквозь зубы Сторми, но миссис Грэйвс лишь снова пыхнула дымом и махнула палочкой, заставляя губы Сторми плотно сомкнуться. Отвратительно. Каждый раз, когда она так делает, хочется отгрызть ей руку с палочкой.

— Ужасно, Сесиль. Как можно так отзываться о фамильном наследии? Я больше полугода учу тебя манерам, а ты всё равно ведёшь себя как чёрная оборванка из Луизианы. Такванна, принеси украшения.

Такванна склонила голову в поклоне и принесла шкатулку. Миссис Грэйвс магией выудила оттуда изящную подвеску с синим камешком и надела на шею Сторми.

— Эту подвеску надевала моя мать, Изабелла Фонтейн, — поведала миссис Грэйвс. — Когда захочешь выкинуть какую-нибудь простяцкую дурь, вспомни, что ты — потомок родов древней крови. Грэйвс, Фонтейн… И много кто ещё. Все двенадцать священных семей были в нашем роду.

«Да у вас тут в принципе жёсткий инцест», — злобно подумала Сторми. Сказала бы вслух, если бы ей не заклеили рот.

— Мы, роды́ древней крови, не уподобляемся каким-то новокровкам из захудалого Чикаго! — продолжала вещать миссис Грэйвс. — Мы не кичимся нашим богатством, не выпячиваем его, живём скромно и праведно, как и приличествует порядочным магам.

«Ого, и вот это они называют скромно?» — подумала Сторми, разглядывая в зеркале, как Такванна застёгивает золотое колье с явно настоящим драгоценным камнем. И платье… Оно явно стоило целое состояние.

Такой скромности позавидует любая рядовая американка.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошёл отец.

— Добрый вечер, maman. — Он кивнул в знак приветствия. — Сторми, прекрасно выглядишь. Это ведь платье прабабушки Августины?

— Ах, ты помнишь! — всплеснула руками миссис Грэйвс.

— Конечно, как я могу забыть, если прабабушка постоянно рассказывала, что именно в этом платье была представлена прадедушке?

Миссис Грэйвс кивнула и снова затянулась.

— Надеюсь, благословение бабушки Августины распространится и на это дитя порока, — выдыхая дым, сказала она. — Сесиль скоро четырнадцать, верно? Надо найти жениха.

Отец скривился.

— Не слишком ли рано? Я ведь сам ещё холост. Что думаешь, Сторми? — Он вопросительно посмотрел на дочь, а та лишь злобно показала на свой рот и пожала плечами. — Maman, вы снова заколдовали мою дочь? Фините!

— Ну наконец, — выдохнула Сторми. — Не хочу я замуж, что за средневековье…

Миссис Грэйвс начала снова ворчать, но спасло то, что времени оставалось в обрез. Подав Сторми локоть, папаша взял за руку миссис Грэйвс и трансгрессировал в холл особняка Джонси. Их тут же встретила хозяйка.

— Миссис Грэйвс, мистер Грэйвс, мисс Грэйвс, как мы рады вас видеть! — прощебетала она и, обменявшись приветствиями, приглашающе провела рукой. — Прошу вас, проходите!

Они прошли в очень уж богатый зал, который миссис Грэйвс тут же назвала "по-правильному скромным", и всё это время Сторми не отпускала локоть отца. Отпустила лишь в тот миг, когда слуга поднёс им напитки.

На этом дурацком балу скука стояла смертная. Сторми прикусывала ободок бокала (ей налили лимонад, но она делала вид, что это шампанское) и думала, что маги застряли в прошлом веке, а то и в позапрошлом. Пока вся Америка дрыгается на дискотеках под песни ABBA, BeeGees и Донны Саммер, маги вяло вальсируют под унылые завывания скрипок и виолончелей. И ещё эти совершенно идиотские платья! Сторми плохо разбиралась в моде, но была уверена, что даже в семнадцатом веке не-маги не носили такие неудобные тряпки, обвешанные рюшами, блестинками и жемчужинками. И уж тем более такое тряпьё не надевали в двадцатом веке! Сторми привыкла к удобным джинсам, шортам и топикам. Они не сдавливали рёбра, не стесняли движения и, самое главное, открывали её обалденный, самый крутой, ни с чем не сравнимый пресс, который она накачала у бабули Джуди на ранчо! В такой одежде Сторми чувствовала себя просто замечательно, к тому же выглядела крутой и взрослой. А в этом платье… Ужас, так и помереть недолго.

Однако всех юных леди обрядили примерно в такие же кошмарные клетки из ткани и кринолина. Вон там, в углу, держась за руку сопровождающей, на Сторми пялилась девчонка примерно её возраста — она тоже была закована в дурацкое платьице, утягивающее её талию дюймов эдак на шесть. Сторми вздохнула и отсалютовала девчонке бокалом. Та тут же вспыхнула и отвернулась, а Сторми довольно отпила своё почти-взрослое-недошампанское.

Отец снова вешает лапшу на уши очередной леди, купившейся на его внешность. По виду этой леди (Сторми припомнила, что её зовут Александра Рош) около двадцати лет. «Бедняжка, — подумала Сторми. — Она ещё не знает, какой мой папаша долбанутый». Вероятно, мисс Рош с детства слушала россказни о том, что её единственное предназначение — выйти замуж поудачнее и родить наследников рода. А тут симпатичный-загадочный-богатый наследник древнего чистокровного рода маячит.

Заиграла музыка для вальса, и папаша галантно протянул Сторми руку, приглашая на танец. Сторми выжала из себя улыбку и вложила ладонь в его ладонь.

— Милая, сделай лицо попроще, — прошептал отец.

— А что не так с моим лицом? — Сторми растянула улыбку ещё шире. — Мне кажется, всё в порядке.

Отец покачал головой, и Сторми прокрутилась под его рукой.

— Дорогая моя, на следующий танец я приглашу мисс Рош, — объявил он, и Сторми скривилась. Не нравилось ей, куда всё это идёт. — Прошу тебя, без глупостей.

— Я тебя тоже об этом прошу, père.

— Сторми, хватит. Мисс Рош может стать твоей мамой.

Отец крепче сжал её руку, и в его глазах мелькнула злость, да только Сторми проигнорировала её, процедив сквозь зубы:

— У меня только одна мать, и она меня отсюда вытащит, вот увидишь.

Злость в глазах отца разгорелась пуще прежнего, и Сторми почувствовала, с какой силой он сжал её руку. Вокруг него забурлила магия, но вырваться ей он не давал — исключительно потому, что это неподобающе для мага древней крови. А Сторми надеялась, что он её ударит: тогда бы всё было намного проще.

Танец окончился, отец отвёл Сторми к миссис Грэйвс, но она не упустила возможности улизнуть. Сказала, что хочет выпить чего-нибудь. На самом деле — просто хотела проверить, не покраснела ли рука от отцова хвата. Отойдя в сторону, Сторми стянула перчатку и оглядела руку. Ничего. Совершенно здоровая и целая рука, даже самого маленького отпечатка не разглядишь. Это злило.

Сторми отыскала отца взглядом. Тот снова канифолил мозги этой бедной барышне, мисс Рош, и по её лицу было видно, что её всё более чем устраивает. Скривившись, Сторми тут же отвернулась.

Вдруг за спиной раздался низкий мужской голос — бархатистый, прямо как в любовных романах, с явным британским акцентом, звучащим ужасающе:

— Что заставило столь милую юную леди так морщиться?

Обернувшись, Сторми увидела мужчину лет тридцати-сорока. Густые чёрные волосы завитками спускались на высокий лоб, а синие глаза отливали алым. Мужчина улыбался, но от него веяло чем-то таким неизведанным и хтоническим, что внутри зарождался какой-то необъяснимый трепет. А, может, здесь просто было до ужаса мало красивых мужиков, один только папаша, вот Сторми и стоит, рот разинув.

— Где же ваша сопровождающая? — спросил он.

Сторми едва разобрала сказанное. Неужели у британцев платные звуки? Они будто язык жуют, а не говорят.

— Где-то там. — Сторми кивнула в сторону зала. — Я имела удовольствие от неё сбежать.

— Как жаль. А я хотел было пригласить вас на танец.

Сторми поджала губы и с подозрением посмотрела на этого мужчину.

— Вы, должно быть, смеётесь надо мной? — Она приподняла бровь. — Бескультурно говорить об этом леди, с которой вы даже незнакомы. По правде говоря, вы допустили грубую ошибку, заговорив со мной, не будучи мне представленным. Вы, скорее всего, британец, можете не знать, но в Америке вас сочтут человеком "новой крови" и засмеют. Будьте осторожны.

— Мне показалось, вы первой нарушили правила, мисс. — Он улыбнулся.

Сторми хотела было ему что-то ответить, но тут же рядом материализовался папаша — видимо, у мисс Рош всё же хватило смелости его отшить. По крайней мере, хотелось на это надеяться.

— Ах, мистер Гонт, добрый вечер! — воскликнул отец и как можно скорее пожал ему руку. — Сесиль, позволь представить тебе мистера Гонта, мы познакомились на приёме у миссис Поттер. Мистер Гонт, это моя дочь, мисс Грэйвс.

Дурацкое имя свистело пулей и долбило уши, как дрель. Сторми поджала губы. Отец ведь не признавал это идиотское имя, так почему сейчас зовёт её так?

— Приятно познакомиться с вами, мисс. — Мистер Гонт чуть склонил голову. — Не позволите ли пригласить вас на следующий танец?

Сторми прикусила язык. Хотелось выкинуть что-нибудь эдакое, но она уже очень много раз нарушила правила за сегодняшний вечер, да и к тому же этот мистер Гонт казался довольно красивым, хотя и старым. Он же ровесник папаши! Ещё годик-другой, и начнёт лезть седина.

— С удовольствием станцую с вами, мистер Гонт, — кивнула Сторми и протянула ему бальную книжку.

Он вписал туда свои инициалы и фамилию, и, приняв книжку назад, Сторми прочла выведенные каллиграфическим почерком слова: «В.М. Гонт». Интересно, как его зовут?

Следующий вальс, как и следовало, она танцевала с ним. Танцевал он, признаться честно, лучше неё, хоть изначально ей и показалось, что он совсем ничего не знает в этом глупом мире аристократов, совсем как человек "новой крови". В Британии, кажется, таких зовут грязнокровки, но это ещё хуже, чем американское «простяки».

— Позвольте спросить, мистер Гонт, для чего вы приехали из Британии в Америку? — спросила Сторми. — Неужели решили обосноваться здесь?

— Нет, мисс, увы. — Он снова улыбнулся. — Я здесь исключительно с деловым визитом. Однако, простите, мисс Грэйвс, с леди невозможно обсуждать политику. Это будет нонсенс. Если хотите, спросите как-нибудь вашего отца, с ним мы нашли общий язык. Однако не думаю, что вам будут интересны скучные мужские дела.

Сторми сжала губы. В этом мужчине, оказывается, было куда больше аристократического, чем ей казалось. Впрочем, женоненавистничество не делило мужчин на аристократов и челядь — оно заражало всех без исключения. И этого мужчину тоже.

— Однако, мисс, ваш отец говорил, вы хороши в трансфигурации? — заговорил мистер Гонт. — Я бы мог сделать исключение для вас, если вы одарённая. У меня есть одно тайное дельце, в которое я принимаю только мужчин и очень одарённых женщин. Например, у моего товарища есть жена, её зовут Беллатриса, очень сильная волшебница. Если вы талантливы, это многое меняет.

— Нет, мистер Гонт. — Сторми скривила губы, грубо выдавая свои чувства. — Отец наврал вам, я абсолютно бесталанна. Я обычная девушка, которая вырастет в совершенно обычную женщину, похожую на других совершенно обычных женщин.

До конца танца Сторми больше не произнесла ни слова. Как только кончилась музыка, она сухо поблагодарила за танец, дождалась, когда мистер Гонт вернёт её отцу, а тот передаст миссис Грэйвс, и выдохнула.

Как же ей всё осточертело до ужаса!

Вдруг дверь распахнулась, громко хлопнув о стены. Тут же как по мановению руки стихла музыка, и все присутствующие в зале обернулись на вошедших. Это были две женщины: одна полная дама с изящными очками и в серой аврорской форме и вторая, узнать которую для Сторми не требовалось труда.

— Мама! — вскрикнула она.

Миссис Грэйвс тут же наложила на неё Силенцио, но это ни на грамм не умалило ликование в её груди. Не думая ни о чём Сторми кинулась к матери и крепко обняла её.

— Я же обещала, что заберу тебя, — прошептала мама, и Сторми уткнулась носом ей в шею.

— Мистер Аарон Грэйвс, вы обвиняетесь в неправомерном использовании магии, применённой в отношении немагического населения, — тем временем объявила женщина в форме. — Нам придётся арестовать вас для допроса.

Следом за этими словами появились авроры, но отец, окинув их молниеносным взглядом, выхватил палочку, запустил в них массовым Ступефаем и… исчез. Трансгрессировал в неизвестном направлении.

Дальнейшие события Сторми помнила плохо. Единственное, что чётко въелось в её память — это частый стук маминого сердца.

---

1) Прим. авт.: Пенсильванский вокзал (англ. Pennsylvania Station), в обиходе Пенн-стейшн — железнодорожный вокзал в Нью-Йорке, один из самых загруженных в мире.

Вернуться к тексту