Мятный с лимоном (гет)

Гермиона Грейнджер аккуратно подписала последний лист и отложила его в стопку с завершёнными делами. "Случай №4732: осложнения после неудачного превращения в канарейку. Лечение: эликсир обратной трансформации, наблюдение в течение 48 часов."

Её взгляд скользнул по бронзовой табличке на столе:

«Целитель Гермиона Грейнджер.

Главный специалист по сложным магическим патологиям.

Заведующая отделением экспериментальной терапии.»

Она провела пальцем по пергаменту, проверяя, не осталось ли следов чернил. Совершенство в деталях — её кредо. Пять лет работы в отделении магических болезней и травм Святого Мунго сделали её не просто целителем, а лучшим специалистом по сложным случаям. Когда другие разводили руками, пациентов отправляли к ней.

И она обожала это чувство — когда после долгих часов исследований, проб и ошибок, она наконец находила решение. Когда измученные больные благодарили её со слезами на глазах.

Солнечный свет лился через высокие окна, освещая её царство — уютный кабинет с идеальным порядком. Книжные полки, выстроенные как солдаты на параде, содержали тома всех оттенков коричневого и синего. Не по алфавиту — эта система казалась ей примитивной, — а по частоте использования, согласно внутренней логике, понятной только ей.

На стене висел диплом с отличием от Академии лечебной магии в тяжёлой дубовой раме — единственный предмет в кабинете, который она позволила себе повесить не из практических соображений, а из гордости.

А на подоконнике, в скромном глиняном горшке с выцарапанной буквой "W", подаренном Роном на её первый день работы в больнице, жил самый необычный пациент — огненный лютик Уизли.

Магический гибрид, созданный Чарли во время его экспериментов с драконьей флорой. Капризное создание: в хорошем настроении распускало лепестки цвета заката, а когда сердилось — выпускало крошечные клубы дыма. Сегодня оно явно было довольно, покачиваясь в лучах солнца и периодически чихая искорками.

Гермиона коснулась стебля, и цветок ответил тёплым покалыванием, будто рукопожатие старого друга.

— Опять засиделась за бумагами, да, Искорка? — прошептала она, наблюдая, как растение выпускает спиральку дыма в знак согласия.

Прозвище возникло само — не только из-за искр, но и потому, что упрямый цветок напоминал рыжего друга. Такой же непредсказуемый, живой и способный поднять настроение одним присутствием.

— Герми, ты готова?

Дверь распахнулась с характерным отсутствием такта, и в кабинет ворвался он — Рон Уизли, теперь старший специалист по реабилитационной магии. Его новая стрижка — модный андеркат, вероятно скопированный у магловского актёра, — открывала скулы и лоб. Выбритые виски подчёркивали черты лица, а длинные пряди на макушке были небрежно зачёсаны назад. Выглядело... чертовски привлекательно.

«Сосредоточься, Грейнджер», — мысленно одёрнула себя Гермиона, чувствуя, как теплеют щёки.

На нём была стандартная желтая мантия лекаря, но, конечно же, с фирменной "изюминкой" Уизли — под воротником торчал ярко-оранжевый шарф с вышитой буквой "У", подарок миссис Уизли на прошлое Рождество.

— Чай, — он поставил перед ней кружку с мутной жидкостью цвета болотной тины.

Гермиона подняла глаза, и её сердце предательски ёкнуло.

— Мятный... с молоком и двумя кусками сахара.

Рон замер с виноватым выражением лица, отчего стал похож на того самого первокурсника, который когда-то случайно превратил её кошку в абажур.

— Чёрт... Я же специально повторял про себя. Мятный, лимон, без сахара...

Она отодвинула кружку, сдерживая улыбку. Её несуразный, трогательный, невозможный Рон. Его улыбка по-прежнему перехватывала дыхание. Ради неё она десять лет мирилась с забывчивостью, опозданиями, неумением отличать эльфийский улун от пакетированного чая...

«Он просто ещё не созрел», — убеждала себя Гермиона, наблюдая, как солнечные блики играют в его рыжих прядях.

«Дайте ему ещё год-два...»

Она старательно игнорировала тот факт, что в последнее время он всё чаще "забывал" об их воскресных традициях. Что Гарри как-то обмолвился о «той новой медсестре из травматологии». "Бэмби" как её прозвали в больнице — за огромную грудь и привычку носить обтягивающие мантии с глубоким вырезом.

— Кстати, — Рон нервно провёл рукой по своим коротко выбритым вискам, — сегодня в десять совещание. Говорят, переводят какого-то крутого специалиста.

Гермиона поправила несуществующую складку на его мантии.

— Наверное, очередной зазнайка из Академии, — пожала плечами она, ловя его знакомый аромат — корицы, древесины и чего-то неуловимо ронского.

— Или опять сокращение бюджета, — вздохнул он, и его веснушки смешно сдвинулись к переносице.

Как он может не видеть? Они созданы друг для друга — педантка и воплощённый хаос. Это же очевидно...

— Пойдём, а то опоздаем, — прошептала Гермиона, с трудом сдерживая порыв вцепиться в его одежду и не отпускать.

* * *

Эдгар Толстон поднялся с кресла, и его тёмно-синяя мантия, расшитая серебряными нитями в виде узоров целебных трав, тяжело колыхнулась, словно покрывало, сброшенное с древнего сундука. Его фигура, внушительная и мягкая одновременно, напоминала доброго великана из детских сказок — того, что живёт в пещере, полной книг и склянок с тёплым сидром.

Лицо у него было круглое, румяное, с ямочками на щеках, которые появлялись каждый раз, когда он улыбался — а улыбался он часто. Густые седые брови, похожие на две пушистые гусеницы, оживлённо подпрыгивали, когда он говорил. А говорил он медленно, с расстановкой, растягивая слова, будто смакуя их, как любимый пряник.

Гермиона стояла рядом с Роном, наблюдая, как он проверяет причёску. Вдруг его поза изменилась — выпрямился, подбородок приподнялся...

Она проследила за его взглядом.

Бэмби.

Та самая медсестра демонстрировала "достоинства" в откровенном наряде: юбке-трапеции и шёлковой блузе с тремя расстёгнутыми пуговицами.

«Ну нет, — мысленно фыркнула Гермиона, — такая Рону точно не понравится. Слишком вульгарно.»

Она украдкой взглянула на себя: бежевые классические брюки-клёш, идеально сидящие на её фигуре, такого же оттенка водолазка, подчёркивающая стройность талии, и пастельно-лимонная мантия, довершающая образ профессионала.

«Вот, — с внутренним торжеством подумала она, — это стиль. Это элегантность.»

Её мысли прервало движение Рона — он слегка наклонился вперёд, будто пытаясь рассмотреть что-то в дальнем конце зала. А уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке.

«— ...и потом я говорю этому болвану: Это не магическая палочка, дорогуша, не переживай так!» — громко шептала Бэмби подруге.

Рон фыркнул, быстро прикрыв рот ладонью. Затем повернулся к Гермионе и подмигнул.

— Ну и штучка эта... Лаванда, — произнёс он с той самой ухмылкой, от которой у неё всегда ёкало сердце.

«Ах, вот как тебя зовут, — подумала она, с облегчением отмечая, что Рон, кажется, тоже находит эту выскочку смешной. — Я же знала! Ну кто всерьёз мог обратить внимание на такую...»

— ...и с сегодняшнего дня...

Голос Толстона наконец пробился сквозь её мысли. Гермиона резко выпрямилась — когда она успела так отвлечься?

— ...к нам присоединяется новый целитель. Доктор Драко Малфой.

Воздух словно вытянули из комнаты. Нет. Только не он!

«Нет. Нет, нет, нет! Не может быть!»

Её ладони моментально покрылись холодным потом, а сердце бешено заколотилось, будто пытаясь вырваться из грудной клетки. В ушах зазвенело, перекрывая голос начальника.

«Это какая-то ошибка. Сон. Кошмар. Он должен исчезнуть. Надо проснуться. Сейчас же!»

Но дверь уже открывалась, и в зал вошёл он.

Высокий. Слишком высокий — когда этот вонючий хорёк успел так вырасти? Его платиновые волосы были идеально уложены, конечно же, а весь его вид кричал «смотрите на меня».

Гермиона сжала кулаки, ощущая, как по спине пробегают мурашки от ненависти. Он был одет в черную водолазку под горло, плотно облегающую торс, заправленную в черные брюки свободного кроя — нарочитая небрежность, которая стоила больше, чем её месячная зарплата. Поверх — безупречно бледно-жёлтый практически белый халат, сидящий так, будто его кроили специально под его драгоценную фигуру.

«Мистер Идеальность, — мысленно прошипела Гермиона. — Неужели ты действительно думаешь, что кто-то поверит в твоё перевоплощение? Воняешь высокомерием за версту, как и десять лет назад. Как кусок навоза, прилипший к ботинку. Никак не отскрести.»

Его походка — эта мерзкая, кошачья грация — заставляла её зубы скрипеть. Каждый шаг будто говорил: «Я здесь хозяин», хотя он только что переступил порог.

«Чёртов павлин, — думала она, наблюдая, как солнечный свет играет на его волосах. — Пришёл красоваться перед всеми. Надеюсь, тебя сегодня вырвет тем самым эликсиром, который ты так хвастался, что изобрёл.»

Когда он проходил мимо, Гермиона уловила лёгкий шлейф дорогого парфюма — мятно-древесного, с оттенком чего-то холодного.

«Ну конечно, — язвительно отметила про себя. — Даже пахнет, как витрина дорогого магазина. Небось специально для первого дня подобрал.»

Его глаза скользнули по ней, и в уголках губ заплясали знакомые искорки насмешки. Гермиона чувствовала, как кровь приливает к щекам — не от смущения, а от ярости.

«Смотри, смотри, Малфой, — мысленно бросила ему вызов. — Но помни — здесь я старшая. Здесь ты на моей территории.»

Она резко выпрямилась во весь свой метр шестьдесят пять, яростно игнорируя тот факт, что макушка едва достает ему до носа. «Чёртов гигант», — мысленно выругалась она, чувствуя, как от этого несправедливого контраста закипает кровь.

Гермиона впилась в него ледяным взглядом, который годами оттачивала на особо наглых пациентах — тем самым взглядом, от которого даже самые дерзкие посетители Святого Мунго мгновенно становились шелковыми.

«Ну давай же, Малфой, — бушевало у неё в голове, — попробуй посмотреть свысока. Я тебя всё равно достану».

Рон неожиданно присвистнул.

— Ну что ж... Добро пожаловать в ад, Малфой.

И засмеялся.

Гермиона резко повернулась к нему, глаза сузились до опасных щелочек.

— Ты... рад его видеть?

Рон пожал плечами, небрежно взъерошивая свои уложенные с таким трудом волосы.

— Ну, мы с Гарри вот уже два года каждую пятницу ходим на совместные тренировки по квиддичу. Он пару месяцев назад присоединился, — Рон кивнул в сторону Малфоя. — Даже пару раз после тренировок заходили в "Кабанью голову", выпили по огневиски. Не такой уж он и ублюдок теперь, если честно.

Она почувствовала, как в груди что-то резко сжалось.

Каждую. Проклятую. Пятницу.

Её пальцы непроизвольно вцепились в складки мантии. Они тайком встречались на этих дурацких тренировках! И даже — её ногти впились в ладони — ходили в паб. Пили огневиски. Смеялись.

Гермиона почувствовала, как её лицо заливает краска. Он… они…

— Целитель Грейнджер, — Толстон повернулся к ней, — поскольку вы наш лучший специалист, вы будете курировать доктора Малфоя.

— Что?! — её голос прозвучал настолько резко, что несколько коллег вздрогнули. На столе упала стопка пергаментов. — То есть... — она поправила тон, — никаких проблем.

Драко медленно подошёл, изящно обходя рассыпавшиеся бумаги.

— О, Грейнджер, — он наклонился, и его дыхание коснулось её уха, — кажется, судьба решила, что нам нужно проводить время вместе. Как в старые добрые времена.

— Если ты называешь старыми добрыми временами момент, когда я дала тебе в нос, то да, — прошипела она.

— Ах, я и забыл, как ты мила по утрам, — ухмыльнулся он, поправляя манжет. — Надеюсь, в больнице хороший запас регенерирующих зелий. На случай... непредвиденных обстоятельств.

— Есть лучшее в мире средство от непредвиденных обстоятельств в твоём лице — дверь выход.

— Но тогда кто будет учить меня... — он сделал паузу, намеренно оглядев её с ног до головы, — местным порядкам?

— Порядкам? — она фальшиво засмеялась. — Тебе, который в Хогвартсе не мог запомнить где слизеринский туалет?

— Я просто ценил искусство блуждания, — парировал он.

Гермиона неожиданно фыркнула, но тут же взяла себя в руки.

— Это не судьба, Малфой. Это административная ошибка, которую я скоро исправлю.

Она резко развернулась и вышла, даже не взглянув на Рона.

Драко рассмеялся ей вслед:

— До завтра, Грейнджер! Не забудьте подготовить для меня... как это у вас... "план адаптации"!

Её идеальный мир трещал по швам.

И теперь в нём было двое мужчин, которые сводили её с ума.

Один — потому что не понимал, что они должны быть вместе.

Другой — потому что наслаждался каждым её взглядом, полным ненависти.