Дария (гет)

Великий зал Хогвартса пылал, словно расплавленное золото в горниле древнего алхимика. Тысячи свечей, замерших в воздухе, отбрасывали трепещущие тени на стены, помнящие ещё времена четырёх основателей. Но сквозь это теплое сияние Дария Ширази ощущала лишь ледяное дыхание чужих взглядов, скользящих по её фигуре с любопытством, граничащим с опаской.

— "Ширази, Дария!" — голос профессора МакГонагалл прозвучал чётко, разрезая гул толпы.

Тихий шепот, подобный шороху сухих листьев перед грозой, пробежал по залу.

— "Это кто? Откуда она? Что за забавное имя?!" — прошипела за спиной чья-то насмешливая реплика.

— "Выглядит странно…" — добавил другой голос, приглушённый, но оттого не менее колкий.

Дария поднялась со скамьи, ощущая, как тяжёлая ткань её мантии мягко скользит по ногам. Её волосы, тёмные, как безлунная ночь над бескрайними песками, рассыпались по плечам волнами, а глаза — золотисто-янтарные, словно вобравшие в себя весь жар персидского солнца, — спокойно скользили по рядам учеников.

Она села на табурет, и древняя Распределяющая Шляпа опустилась ей на голову.

"О-о-о…" — в её сознании зазвучал скрипучий голос. "Интересно… Очень интересно… Ум остр, как клинок, но не отточен зубрёжкой. Сердце храброе, но не бросается в бой бездумно. И этот огонь… Да, я чувствую его. Ты принесла с собой жар пустыни, дитя песков."

— "ГРИФФИНДОР!"

Аплодисменты раздались, но звучали они сдержанно, словно аплодисменты на скучном официальном приёме. Дария не ожидала оваций — она и не нуждалась в них. С достоинством, которому позавидовала бы любая чистокровная волшебница, она направилась к столу Гриффиндора, где её встретили вежливыми улыбками и украдкой изучающими взглядами.

Первые недели стали для неё испытанием, но не таким, каким она ожидала.

Заклинания давались ей легко — её пальцы, привыкшие к тонкой работе с персидскими оберегами, ловко выписывали движения, а голос, низкий и мелодичный, произносил слова чётко, несмотря на лёгкий акцент. Но её манера письма — с изящными завитками, напоминающими арабскую вязь, — вызывала насмешки.

— "Ты что, собралась здесь летать на ковре-самолёте?" — Захария Смит, пухлый и самоуверенный, язвительно ухмыльнулся на уроке полётов.

Дария повернулась к нему медленно, как пустынный ветер, неспешный, но несущий в себе силу песчаной бури.

— "Нет. Но если хочешь, могу показать, как падают с метлы без помощи магии."

Её голос прозвучал тихо, но так, что услышали все вокруг. Захария покраснел и умолк.

Перелом наступил неожиданно.

Однажды после уроков Гермиона Грейнджер, чей пытливый ум никогда не упускал ничего необычного, заметила амулет на шее Дарии — лазурный камень, оправленный в серебро, с выгравированными рунами, которые переливались при свете, словно живые.

— "Это персидский защитный артефакт, верно?" — спросила Гермиона, и в её глазах горел неподдельный интерес. — "Я видела подобный в Каталоге древних магических артефактов Востока в школьной библиотеке."

Дария слегка удивилась. Она не ожидала, что кто-то здесь знает о таких вещах.

— "Да," — ответила она, слегка касаясь камня. — "Это подарок моей бабушки. Говорят, он хранит от злых духов."

Гермиона улыбнулась, и в этот момент между ними словно протянулась незримая нить понимания.

К концу года всё изменилось.

На празднике в честь победы Гриффиндора в Кубке Домов Дария научила желающих танцевать под ритмы персидских мелодий — музыки, которая звучала, как шепот древних джиннов и шорох песков под луной. Даже профессор Флитвик, наблюдая за этим, весело притопывал в такт.

Невилл Долгопупс, случайно увидев её за изучением старинного свитка, с восторгом воскликнул:

— "Эти символы… они похожи на древнебританские руны!"

Дария улыбнулась.

— "Магия везде одна. Просто говорят на ней по-разному."

Когда "Хогвартс-экспресс" уносил их на летние каникулы, Рон, уже переставший видеть в ней "ту странную персиянку", с искренним недоумением спросил:

— "Ты вернёшься в следующем году, да?"

Дария рассмеялась, и её смех звучал, как звон колокольчиков на ветру.

— "Конечно. А вы уже соскучились?"

За окном мелькали зелёные холмы Шотландии, но в её сердце уже жил новый дом — с резными стенами замка, с шумными пиршествами в Большом зале, с друзьями, которые больше не видели в ней чужестранку.