Le manoir (гет)

Emmène moi, emmène-moi dans un manoir

Enchaîne-moi, enchaîne-moi encore plus bas

Et puis, entraîne-moi, entraîne-moi où le ciel n'existe pas

Je crois que tu sais l'effet que ça nous fait

Délivre-moi, je vois que l'on sait se brûler

Tous nos cerveaux et redevenir des héros

Je sais que l'on est prêt à visiter nos vies

La chambre noire

Je crois que tu es comme une flamme autour des croix

Et comme un ange dans les nuages (1)

Indochine, «Le manoir»

Князю Ада не пристало стоять в очереди за кофе, тем паче первой заместительнице Люцифера. «Я в бессрочном отпуске, — подумала Вельз, подавляя желание дать живительно-ускорительного пинка покупателю, который никак не мог выбрать между тыквенным латте и ванильным капучино. — Так что не считается». К тому же Кроули всё равно опаздывал — они договорились встретиться в одиннадцать, а сейчас была половина двенадцатого. На прошлую встречу он тоже опоздал. «После полудня уже не утро, Змей». — «Я безработный и часов не наблюдаю». — «Стыд у тебя есть?» — «Нет, закончился ещё в первом веке, вместе с совестью». Засранец чешуйчатый.

Наконец подошла её очередь (покупатель в итоге остановился на американо со льдом — и где здесь логика, подскажите, пожалуйста?). Вельз взяла двойной эспрессо для Кроули (иных видов кофе он не признавал), карамельный макиато для себя и устроилась за столиком на открытой веранде. Соблазнительные ароматы свежей выпечки в этот угол почти не долетали. Пару недель назад Кроули неохотно признался, что его подташнивает от запаха еды, особенно круассанов, блинчиков и суши. Повезло, что он не был человеком, иначе давно загремел бы в больницу с нервно-физическим истощением. Если честно, пара недель в стационаре (и курс антидепрессантов) ему не помешали бы, однако Кроули мнения Вельз не спрашивал. Зря. Начальство, даже с приставкой «экс-», дурного не посоветует: психически здоровый демон не станет ходить на службы в лютеранские, католические и православные храмы. Заглядывал ли Кроули в мечети и синагоги, Вельз не уточняла, но не удивилась бы, если заглядывал.

— Ты же помнишь, чем нам грозит пребывание в освящённых местах? — устало вздыхала она.

— Помню, — меланхолично откликался Кроули.

— Ну, если тебе нравится кофе со вкусом собственной крови, флаг тебе в когти.

— Спасибо, ты очень добра.

— Да я вообще ангел. Правда, нимб отвалился, пока я спускалась с небес на грешную землю, но это пустяк, не стоящий внимания.

Кроули усмехался краешком рта, и больше они о его походах в церкви не говорили. До следующего раза.

Как-то Вельз, повинуясь внезапному порыву, зашла в кафедральный собор (пропадать — так с музыкой, не размениваясь на мелочи). Она сделала всего несколько шагов, и внутренности сразу же скрутило от боли. Она выскочила на улицу, как ошпаренная (в буквальном смысле: похоже, ошпариться изнутри было физически возможно, если ты демон), и почти сутки не могла избавиться от привкуса металла во рту.

— Кроули, зачем? — спросила она, когда они сидели на лавочке в Риджентс-парке с картонными стаканчиками. Вельз уговорила Кроули изменить столетним привычкам и попробовать американо с корицей и ванильным сиропом, и он досадливо морщился. — Ты же не мазохист. Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. Ты никогда не входил в число поклонников штатных оргий Ада по пятницам.

— Я пытаюсь понять, — сказал Кроули и замолчал. Видимо, собирался с мыслями. Вельз его не торопила. Глаза он, как всегда, прятал за тёмными очками, но она чувствовала: взгляд у него был отрешённым, направленным в точку далеко за горизонтом. Что пугало и раздражало одновременно. — Я не планировал революции в Раю. Не участвовал в заговорах. Неужели для Падения оказалось довольно всего пары вопросов?

— Вполне, — хмыкнула Вельз. — Если это были неудобные вопросы, ответы на которые не понравились бы никому из присутствующих.

— Ощущение, что мир вокруг наполняют свет и любовь… Я его забыл. — Кроули невесело усмехнулся. — Сердце — оно очень тяжёлое, знаешь? Многие люди выходят из церкви… просветлёнными, что ли. Как будто давящий на плечи груз стал намного меньше. Я просто хочу ощутить что-нибудь, кроме уныния. Понимаешь?

— Ещё бы. Уныние — смертный грех, а мы и так прокляты. Главное, причащаться не пробуй и к святой воде не подходи — ранами и лёгкими ожогами не отделаешься.

И тут Кроули произнёс то, что напугало Вельз по-настоящему, до озноба в позвоночнике:

— Святая вода такая прозрачная. Чистая.

А сейчас она сидела и ждала, пока он соизволит явиться. Вообще-то именно он назначил день и место встречи. Мог бы хотя бы в виде исключения прийти вовремя: безжалостная стрелка на часах подползла к двенадцати. За сохранность температуры и вкусовых качеств кофе Вельз не беспокоилась — о них позаботилось маленькое чудо. А вот за сохранность самого Кроули…

Она достала из сумки телефон, невольно задев тыльной стороной ладони баночку с мазью. С течением веков некоторые ингредиенты пришлось заменить: эволюция их не пощадила. Но заживляла раны мазь по-прежнему хорошо. Именно ею демоны смазывали ожоги, полученные при Падении с небес. Вельз надеялась: сегодня мазь не пригодится. И злилась, сознавая тщетность этих надежд.

— Ну же. Возьми трубку, придурок. — «Абонент не отвечает. Повторите попытку позже». — Чёрт.

Она проверила список входящих звонков и сообщений. Конечно, Кроули никаких извинений и предупреждений не присылал. От Гавриила тоже не было ни словечка. Вчера Вельз с ним поругалась. Или уже позавчера? Она бродила по Лондону, будто в тумане, не помня себя.

…И ведь ничто не предвещало. Вельз и Гавриил спали до полудня, потому что вырубились только в пять утра (а до этого менеджер отеля три раза стучал им в дверь и требовал, чтобы они вели себя тише), затем отправились в «Ритц» — пить чай. Собственно, к чаю и шампанскому претензий не имелось. Они были выше всяких похвал. Подкачали десерты. Гавриил смотрел на них с ужасом, не решаясь попробовать. Вельз медленно жевала бисквит с прискорбно малым количеством крема и думала, что кондитерская глазурь — настоящее оскорбление для чувствительного нечеловеческого языка.

— Не совсем то, чего мы ожидали, да? — заметил Гавриил.

— Сюда ходят ради антуража, — пожала плечами Вельз. — Здесь потрясающий интерьер. И чай заваривают по правилам. В чайнике что-нибудь осталось?

Гавриил подозвал официанта и заказал второй чайник. Слишком сладкая глазурь комом встала в горле. Вельз с тоской вспомнила торт «Захер» в одноименном кафе на Филармоникерштрассе. Творение венских кондитеров, хоть и не уступало несчастному бисквиту по сладости, было действительно вкусным.

— Полагаю, они не обидятся, если я не стану доедать эту гадость? — пробормотала она.

— Жуже отдай. Твоя любимая муха всеядная.

— Она предпочитает настоящий шоколад.

Номер Гавриил снял в том же «Ритце» — мебель в старинном стиле, хрустальные люстры, неприлично просторная ванная и возмутительное количество туалетных столиков и кресел. «Знали бы служащие, чем мы планируем тут заниматься», — Вельз разбирал смех, неуместный в респектабельном месте, где строго следили за дресс-кодом и говорили, не повышая голоса. Она бросила сумку на одно из кресел, сняла туфли. Ступни утонули в мягком ковре. Вряд ли он был персидским, но заявку на роскошь Вельз оценила. Гавриил вытянулся на двуспальной кровати с россыпью подушек и накрахмаленными простынями.

— Чего ты хочешь сегодня? — промурлыкала Вельз.

Гавриил предвкушающе улыбнулся.

— Как насчёт горячего воска?

— Наручники или шарф? — ухмыльнулась Вельз. — Возможно, и то и другое, чтобы ты не мог пошевелиться. И кляп, чтобы окружающие не оглохли. А у менеджера не случился инфаркт.

— Шарф мы порвали три дня назад.

— Как и мои чулки.

— Я купил тебе новые! — возмутился Гавриил.

Вельз провела по ноге от колена к бедру, наслаждаясь его жадным взглядом.

— И я благодарна. Они такие мягкие. Не хочется их снимать. Обожаю шёлк.

— Тогда не снимай. Я тоже люблю шёлк. Когда он на тебе и ты прикасаешься ко мне.

Свечи из пчелиного воска с шалфеем и тимьяном Вельз заказала в интернете. Ручная работа. Эксклюзив. Девушка, которая их продавала, предлагала свечи со зверобоем в довесок. Вельз отказалась: согласно некоторым поверьям, зверобой отгонял бесов, а от своей природы никуда не денешься.

Она задернула шторы, включила бра над туалетным столиком. В неярком свете наручники на запястьях Гавриила матово блестели. Он дрожал в ожидании острого, болезненного удовольствия. Обнажённая кожа покрылась мурашками. Вельз нравилось доводить его до грани, когда он терял способность говорить связными предложениями и повторял её имя, как мантру. Это была их зона комфорта, поэтому оставалось только гадать, что — что, мать вашу?! — вдруг пошло не так.

В номере люкс они останавливались не впервые. Вельз не представляла Гавриила в хостеле или в третьесортном отеле.

На огромную кровать с белоснежными простынями хотелось упасть в футболке и нижнем белье, валяться, держась за руки, изредка целоваться и не делать больше ничего. Ну, разве что болтать о разных пустяках и никуда не торопиться. За ними не гнались адские псы, никто не требовал воплощать все позы из «Камасутры» прямо сейчас, и никакая опасность, в том числе скука, им не грозила. Также, скорее всего, она ошиблась с выбором запахов. Тимьян и шалфей успокаивали, а не возбуждали.

Гавриил, сосредоточенный на собственных ощущениях, перемены в настроении Вельз не уловил. Она не держала на него зла, но внутри росла какая-то нелогичная, детская обида. Тем не менее руки у неё не дрожали — победила привычка доводить начатое до конца. Остановиться значило проиграть, а Вельз ненавидела проигрывать. К тому же брякнуть посреди сексуальных игр что-то вроде: «Извини, дорогой, я передумала, позаботься о себе сам, лады?» — было бы дурным тоном. Наверное. Она заворожённо следила, как тёплый воск капает вниз, и кусала нижнюю губу.

…Едва освободившись от наручников, Гавриил потянулся к ней:

— Теперь твоя очередь.

— Э-э, может, чуть позже?

— Вельз, но ты же не…

— Я очень даже да.

— Да что с тобой такое?..

— Телефон! Кто-то прислал сообщение. Наверняка что-то важное. — Вельз метнулась к сумке со вздохом облегчения.

Гавриил откинулся на подушки, недовольно поджал губы.

— Твой дружок-демон тебе написывает, да? Неудачник.

— Кроули — мой друг. Тебе ведь не нужно объяснять разницу между другом и дружком, м-м?

— Как будто у демонов бывают друзья, — фыркнул Гавриил. — В Аду…

Волна необъяснимой ярости поднялась от сердца. Вельз мысленно досчитала до десяти.

— Заткнись. Просто заткнись, — сжав пальцы в кулак, сквозь зубы процедила она. Удивительно, но Гавриил замолчал. — Я в ванную.

Дверью она хлопнула громко, от души. Почему-то не полегчало. В одном Гавриил не ошибся: ей написал Кроули, короткое сообщение с названием кафе и датой. «Живой, зараза. Слава Кому-нибудь». Вельз отправила ответ: «Увидимся. Не опаздывай». Бросила взгляд в зеркало, и с губ сорвался нервный смешок. После игр с воском её волосы растрепались, тушь потекла, помада размазалась. «И всё это дивно сочетается с кружевным нижним бельём и шёлковыми чулками. Героиня эротического фильма с претензией на артхаус, не иначе. А по факту мы имеем дешёвую мелодраму в стиле «мой парень и мой лучший друг терпеть друг друга не могут, а парень, похоже, ещё и ревнует, но в открытую ни за что не признается». Они с Гавриилом не обсуждали свои чувства и тщательно избегали метафорических слонов в комнате. К «слонам» относились идейные разногласия ангелов и демонов и вопрос, способны ли демоны любить. Периодически Вельз развлекалась тем, что мысленно перекрашивала упомянутых слонов в розовый цвет, чтобы не впасть в грех уныния. Одного отчаявшегося демона («Да, Кроули, это я про тебя») ей хватало за глаза.

— Самая страшная на свете ложь — что после Падения мы разучились любить. Что отсутствие любви — наше наказание. — В тот день Кроули и Вельз вместо чёрного кофе и макиато пили эль в маленьком пабе где-то на окраине, и Вельз не помнила, каким образом разговор о солнечных и лунных затмениях плавно перетёк в философскую дискуссию о демонской и ангельской сути. — Я уверен, дело обстоит наоборот. Это ангелы не умеют любить.

От неожиданности Вельз чуть не подавилась своим напитком.

— Ты недавно о какие-нибудь твёрдые поверхности головой не бился, нет? Я слышала, сотрясение мозга плохо влияет на умственную деятельность. Ангелы — они воплощение любви. Их для этого и создали.

Кроули снисходительно улыбнулся.

— Я имею в виду любовь человеческую. Когда готов на всё, чтобы единственный дорогой тебе человек, ангел, демон, неважно, был счастлив и в безопасности.

— Ага. И когда смотришь на него, тебе дышать больно. Спасибо, обойдусь.

— Последнее не обязательно. Основной принцип — без фанатизма.

— Да ладно, кто бы говорил!

— Возвращаясь к моему тезису…

— Так, Змей, тебе больше не наливать. Пьяный ты выражаешься как университетский профессор.

— Не сбивай меня с мысли. У ангелов любовь другая. Идеальная. Всеобщая. Они любят все творения Создателя одинаково, не выделяя кого-то одного. Поэтому с взаимностью у демонов и ангелов туговато. Они банально находятся на разных волнах. Параллельные прямые не пересекаются или что-то вроде того.

Слова Кроули запали в душу, несмотря на то что Вельз была с ними категорически не согласна. Гавриил и объективность обитали на противоположных полюсах. И в постели им владела страсть. Настолько сильная, что иногда Вельз мечтала, чтобы её было поменьше.

Ей хотелось нежности. Чтобы ночью они сидели на крыше, тесно прижавшись друг к другу, и любовались звёздами в полной тишине, а под утро заснули в обнимку, переплетясь конечностями. Чтобы они часами целовались без намёка на секс. Чтобы Гавриил спросил, что её волнует и как ей помочь. Чтобы она могла ему пожаловаться: «Я знаю, что вы с Кроули ненавидите друг друга, но он мой друг, и я за него переживаю. Он уже, вон, на святую воду заглядывается». Или чтобы Гавриил сгрёб её в охапку и долго-долго не отпускал.

Объятия без повода не входили в привычки Гавриила. Он должен был быть победителем или побеждённым, без вариантов. «Я одолел противника». Или — «Это не я, меня заставили». Отсюда наручники, шарфы, пчелиный воск и плети. Вельз понятия не имела, как разорвать замкнутый круг.

Она торопливо смыла остатки помады и потёкшей туши и вышла из ванной.

— Что на тебя нашло? Тебя Жужа покусала? — прошипел Гавриил, словно претендуя на лавры Главного Змея. Он явно накрутил себя и настроился на скандал. — Наши отношения успели тебе надоесть?

— Нет. — Вельз натянула джинсы и футболку. Спасибо сумке за внутреннюю безразмерность и Кроули за эксперименты с измерениями, в результате которых её сумка и обрела эту самую безразмерность. Накинула сверху тренч всего на пару оттенков светлее архангельской радужки. — Но я думаю, мне нужен перерыв.

— Ради тебя я оставил свой пост наверху, а теперь ты меня бросаешь?

— Я тебя не бросаю. — «Как я тебя брошу, я же тебя люблю». — Я что, это вслух произнесла? — Судя по вытянувшемуся лицу Гавриила — да, произнесла. В фиолетовых глазах вспыхнули изумление, страх и… гнев? Совсем не та реакция, на которую рассчитываешь после признания в любви. Вельз сделала глубокий вдох. — Позвони или напиши мне, когда вытащишь голову из задницы, договорились?

Дверь номера закрылась за ней почти бесшумно.

…Кроули наконец показался на горизонте. Полуденное солнце слепило, и Вельз не сразу разглядела, что его левая ладонь забинтована.

— Прости. Я немного задержался.

Неаккуратная, наспех наложенная повязка практически не скрывала покрасневшую кожу и вздувшиеся волдыри. Вельз начало трясти.

— Что. У тебя. С рукой.

— Ничего страшного, — беспечно выдохнул Кроули. — Я потрогал купель, только и всего. Полагаю, несколько капель святой воды попало на край.

— Ты. Потрогал купель. — Ей стоило немалых усилий не заорать. — А завтра ты в ней искупаешься?! Как говорится, для полноты ощущений?!

Кроули склонил голову набок.

— По-твоему, я похож на самоубийцу?

— Я не знаю!

— Эй, эй! Спокойно. Всё в порядке, клянусь. Мне не больно.

— Садись, чудовище. — Кроули покорно опустился на стул. Вельз взяла его за запястье и осторожно размотала бинт. Нащупала в сумке баночку с мазью. — Благодари… Кого-нибудь, что ожоги не третьей степени.

— Заживёт. На мне всё отлично заживает. Как на собаке.

Естественно, заживёт. Только на ладони останутся тонкие белые шрамы. Вельз закончила наносить мазь и извлекла из сумки упаковку со стерильными бинтами.

— Пальцами не двигай. Повязка опять криво ляжет.

— Охота тебе возиться. Замотай как-нибудь, и давай уже пить кофе.

Вельз отчётливо скрипнула зубами.

— У меня ОКР. Всё должно быть ровненько! Ясно, змея ты подколодная?

— Ясно. — Кроули схватил стаканчик с эспрессо непострадавшей рукой и осушил его залпом. Вельз грозно взглянула на него и продолжила бинтовать. — Что у тебя случилось? И не ври мне, что всё прекрасно. Я же вижу.

— Лучше не спрашивай.

— Неладно что-то в датском королевстве?

— Угу.

— А поговорить?

— Я не думаю, что мы с Гавриилом готовы к пределам откровенности, требующейся для такого разговора. Кроме того, разговоры — не панацея. Тебе-то они не сильно помогли, несмотря на дружбу длиной в шесть тысяч лет.

— Не сравнивай апельсины со стульями.

— Кроули!

— Я серьёзно. Азирафаэль и я… мы хотим друг с другом разговаривать. Проблема в том, что мы друг друга не понимаем. Как если бы я говорил с ним на французском, а он со мной — на китайском. Разные способы выражения мысли и образ мышления, разные смыслы. Развалины Вавилонской башни во всей красе. Плюс то, что мы с тобой обсуждали: чем ангелы отличаются от демонов и людей. В общем, никто не виноват, но что с этим делать — кто его знает. Я вот не знаю.

— Засада. — Добавить к сказанному было нечего, можно только молча посочувствовать.

Вельз бросила короткий взгляд на макиато. Вопреки чуду, кофе остывал. Но она не двинулась с места, словно боялась спугнуть давно забытое чувство. Она держала Кроули за руку, хотя уже закончила перевязку, — бережно, не сжимая пальцы, чтобы не причинить ему боли. Его ладонь расслабленно лежала на её ладони — знак высочайшего доверия.

Несколько лет назад они ни при каких обстоятельствах не повернулись бы друг к другу спиной. Сейчас Кроули сидел напротив, смотрел на неё, не испытывая страха подчинённого перед начальницей, наказывающей за мельчайшие проступки, никуда не спешил, внимательно слушал и слышал даже то, что Вельз не могла произнести вслух. Самоуверенный гордец, он позволял ей заботиться о нём, что трогало невероятно, потому что в Аду никого этому не учили, да и получалось у Вельз с переменным успехом — Кроули явно не собирался прекращать свои визиты в церкви, и она не представляла, как отговорить его от рискованного занятия.

Она дотронулась губами до бинта. Кроули не вздрогнул, не отдёрнул руку. Жажда прикосновений, нежных поцелуев, не ведущих к чему-то более интимному, охватившая её ещё в «Ритце», никуда не делась. Казалось, она только усилилась — до спазма в горле и жжения в глазах. Вельз знала, что Кроули сделает это для неё, если она попросит. Возможно, на Небесах и в Аду его не считали хорошим парнем, но он был безгранично добр к тем, кто был ему дорог. В том числе себе во вред.

Вельз встала. Обошла столик. Ухватила Кроули за запястье и потянула вверх.

— Вельз.

В его голосе звучало предупреждение: «Не делай того, о чём потом пожалеешь». И вопрос: «Ты уверена?»

Вместо ответа Вельз его поцеловала. С облегчением выдохнула, когда его руки сомкнулись у неё за спиной, и уткнулась носом ему в шею. Вдохнула запах костра и кофе. Несколько мгновений они стояли так, наслаждаясь объятием.

— Тут рядом есть отель, — на грани слышимости прошептала Вельз. — Я видела вывеску по дороге сюда.

Она не подняла головы, но почувствовала, как Кроули кивнул.

Отель ничем не походил на «Ритц»: тесная комната, куда едва помещались двуспальная кровать, обшарпанный шкаф, стол и два стула. Кроули снял очки, убрал их в карман куртки.

Вельз сглотнула.

— Ты всегда можешь передумать, — мягко сказал Кроули и добавил после паузы: — И можешь представить на моём месте его, если хочешь.

— Я не хочу никого представлять! — огрызнулась Вельз. Её захлестнула парадоксальная, нелогичная ярость. — Я знаю, где я и с кем, и меня всё устраивает.

— Ш-ш. Я всего лишь…

— Заткнись.

Второй поцелуй был таким же невинным, простым касанием губ, но от этого не менее приятным. Вельз пришлось помочь Кроули избавиться от куртки, футболки и джинсов. Нижнее бельё он снимать не стал. Странно, полностью обнажённая Вельз не чувствовала себя рядом с ним уязвимой или слишком голой.

Они улеглись на бок, лицом друг к другу, чтобы Кроули не опирался на обожжённую руку.

«У него красивые пальцы», — думала Вельз, пока Кроули выписывал на её коже загадочные формулы медленными, ласкающими движениями, оставляя поцелуй в конце каждого уравнения. Интересно, имели они отношение к сотворению звёзд и галактик или нет?

Она таяла под его прикосновениями, но ярость не проходила, а глаза по-прежнему жгло. Это было несправедливо. Нечестно. Они оба заслуживали большего. Кроули заслуживал того, чтобы дарить свою нежность, огромную, как Вселенная, тому, кого любит. Заслуживал получать такую же нежность в ответ.

Вельз не догадывалась, что, если провести кончиками пальцев у неё под коленями, её охватит дрожь. Или что ей нравится, когда целуют запястья в том месте, где людям обычно щупают пульс.

Она будто парила в воздухе. Или, как лодка, плыла по течению без тревог и забот, в удивительном состоянии между бодрствованием и сном. Кроули поцеловал её в кончик носа и улыбнулся. Ласково отвёл её руку в сторону, когда она дотронулась до его боксеров.

— Не надо.

— Но как же… Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо.

— Мне и так хорошо. Честное слово.

Вельз погладила его по щеке тыльной стороной ладони.

— Ты совсем ни о чём не мечтаешь?

Кроули сощурил жёлтые змеиные глаза.

— Не поверишь, я мечтаю выспаться. Бессонница замучила.

— Тогда спи. Я посторожу. — Вельз щёлкнула пальцами, и они оба вновь оказались полностью одеты. — Спокойной ночи…

— …Змея подколодная? — усмехнулся Кроули.

Вельз шутливо ткнула его локтем в бок.

Незаметно она задремала — и проснулась от ощущения, что температура в комнате упала на несколько градусов. Должно быть, ночью похолодало. Неудивительно. Всё же конец августа.

Кроули аммонитом свернулся на краю кровати и периодически вздрагивал. Однажды Вельз затащила Гавриила в палеонтологический музей — посмотреть на кости «настоящих динозавров», отпечатки перьев прародителей птиц и кистепёрых рыб. Раковин доисторических моллюсков там тоже было видимо-невидимо, даже голова закружилась. «Можно мы выйдем на воздух?» — взмолился Гавриил. Вельз над ним сжалилась, и они вывалились на улицу, оглушённые и немного дезориентированные. Всё-таки в музее было душновато. В картинную галерею на выставку какого-то новомодного художника, рисовавшего свои «шедевры» в состоянии изменённого сознания, Гавриил после этого идти отказался. «Хватит с меня культурных впечатлений на сегодня», — заявил он. «Жаль, — ответила Вельз. — Я хотела убедиться, что источником вдохновения не являлись наши бесы из отдела по работе с алкоголиками. Ну что ж, в следующий раз».

Кроули — сказывалась змеиная гибкость — идеально изобразил многочисленные ракушечьи спирали. Вельз подтащила его к себе, обхватила одной рукой поперёк груди, вторую положила ему на талию, заставив распрямиться. Кроули тихонько вздохнул. Пару минут спустя Вельз выругалась сквозь зубы. Им не помешало бы одеяло, но они лежали сверху, и чтобы его вытащить, ей пришлось бы выпустить Кроули из объятий, чего делать было никак нельзя: иначе он опять закрутится в ракушку и Вельз его не дозовётся и не достучится. «Чёрт с ним», — решила она и сосредоточилась. Крылья, чёрные с серебряными вкраплениями и красными акцентами на кончиках, которыми она особенно гордилась, укрыли их обоих тёплым перьевым покрывалом. Кроули немедленно развернулся в её объятии и выпустил свои крылья. Они выглядели как чёрная матовая волна, чью монолитность нагло нарушали светлые пятна.

— Ты в курсе, что рядом с маховыми у тебя появилась парочка серых перьев? Смотрится весьма выразительно, — хихикнула Вельз.

— Поседеешь тут с вами, — добродушно проворчал Кроули и затих.

…Шторы они не задёрнули, и солнечные лучи невольно сыграли роль будильника. Кроули чихнул. «Я всегда чихаю, когда солнце светит мне на переносицу, — рассказывал он. — Уж не знаю почему». «У демонов аллергия на солнечный свет?» — предположила Вельз, и Кроули фыркнул.

— Который час?

— Половина девятого. У нас ещё куча времени.

Они лежали на спине, под утро неосознанно вернув крылья в метафизический мир, и наверняка Вельз отлежала Кроули правую руку. Впрочем, он не жаловался, поэтому она не торопилась отодвигаться. Футболка Кроули задралась, обнажая полоску кожи над боксерами, и Вельз хотелось его пощекотать. Просто чтобы проверить, боится он щекотки или нет. Сама Вельз щекотки не то чтобы боялась, но ощущения были не очень приятные. Гавриила щекотать было бесполезно: он вообще не реагировал, засранец. Вельз испустила тяжёлый вздох. Остался ли Гавриил в «Ритце»? Или отправился на Небеса, чтобы забыть этот год, как дурной сон? Настроение ощутимо испортилось.

— Давай уедем, — выпалила она.

— Куда? — со смешком поинтересовался Кроули.

— Без разницы. Поедем куда глаза глядят. Я понимаю, что от себя не убежишь, но в процессе можно неплохо попутешествовать.

— Как в том старом анекдоте — «мне и тут хреново, и там хреново, зато какая дорога»?

— Именно, Змей.

Кроули повернулся к ней.

— Что-то страшное грядёт, — неожиданно серьёзно произнёс он. Взгляд у него сделался отрешённым, но не так, как в кафе, когда его одолевали невесёлые мысли. Сейчас он словно смотрел в будущее. — Это в воздухе, я чувствую. А ты нет?

— Я тоже, — призналась Вельз. — Мир сдвинулся с заданной орбиты или готовится сдвинуться. Но это произойдёт не сегодня и даже не завтра, верно?

— Нет, не сегодня точно, — подтвердил Кроули.

— Тогда ничто не мешает нам уехать. В случае чего мы всегда можем вернуться.

Вельз поднялась и потянулась.

— Чур, я первая в душ. Если он здесь работает.

Кроули щёлкнул пальцами.

— Уже работает.

— Выпендрёжник.

— Стараюсь.

В ванной Вельз провела десять минут. Ей не терпелось оказаться подальше от Лондона и проблем, которые будто поджидали её (и Кроули) за каждым углом. Имелась ещё одна причина для спешки: во время поездки Кроули будет находиться в непосредственной близости, и она сможет проследить, чтобы он нечаянно не убился о какую-нибудь купель. Ей надоело гадать, всё ли с ним в порядке и придёт ли он на очередную встречу.

Кроули в душе тоже не задержался. Наверное, как и она, хотел оставить Лондон позади, пусть и на время.

Вельз снова смазала его поджившие ожоги и перебинтовала руку.

— Спасибо. Я подгоню машину.

— А я куплю нам кофе.

В кофе для Кроули Вельз попросила добавить ваниль, корицу, сахар и карамель. Сладкое ему не повредит. И так одни рёбра торчат.

Кроули ждал её, прислонившись к капоту «Бентли». Отхлебнув из стакана, он ожидаемо скривился.

— Тебе нельзя доверять покупку жизненно важных напитков!

— Дарёному кофе в состав не смотрят, — сказала Вельз и показала ему язык.

— Очень по-взрослому, ma chère.

— Тебе нужны калории.

Кроули закатил глаза, но кофе, тем не менее, допил. Отобрал пустой стакан у Вельз, чтобы выбросить его в урну.

— Демон заботится об экологии. Охренеть. Ты у нас экоактивист?

— Не сравнивай меня с этими вандалами. Они портят произведения искусства, а я всего лишь не люблю мусорить.

— Ну-ну.

Вельз достала мобильный телефон. Всё ещё ни одного сообщения. И ноль пропущенных звонков.

— Не пишет? — сочувственно спросил Кроули. — Хочешь, при следующей встрече я ему перья повыдёргиваю?

В другой вселенной Вельз бы ответила: «Вот собственного ангела заведи и из него перья дёргай», — и они посмеялись бы вместе. Но, к сожалению, вселенная у них одна-единственная. К тому же лежачих не бьют — это неспортивно и неэтично, а друзей — тем более. Поэтому вслух она сказала:

— Хм, помимо суицидальных наклонностей, у тебя проявляется тяга к насилию?

Кроули пожал плечами.

— Моё дело предложить. Куда едем-то?

— Прямо. И желательно не по М25.

_______________________________________________________________

(1) В свой дом меня, в свой дом меня веди.

В подпол на цепь, в подпол на цепь меня ты посади.

И мир, где нет небес, потом мне покажи.

Я думаю, что ты всё это знаешь.

Освободи меня, мы прошлое сожжём,

Всё, без остатка, и героями вновь станем.

Я знаю, наша жизнь — как комната во мраке,

Готовы мы войти туда.

И кажется вдруг мне, что ты как пламя

Вокруг креста и ангел в облаках… (очень вольный перевод с фр.)