Рассвет после шторма (гет)

Глава 1

Гермиона сидела почти на самом краю скалы, облокотившись спиной о дерево. До края обрыва оставалось не больше пары футов, и, наклонившись влево, Гермиона могла спокойно увидеть скалы, теряющиеся в бушующем море. Ветер нещадно трепал собранные в хвост волосы девушки, как будто наказывая их за что-то. Соленые капли долетали до лица, оставляя неприятное ощущение на коже, пострадавшей от адского пламени.

Несмотря на то, что стоял теплый летний день, рядом с бушующим морем было довольно холодно, и теплая толстовка, которую девушка предусмотрительно надела еще утром, уже давно перестала спасать ее от пронизывающего ветра. Правда, доставать палочку и накладывать согревающие чары молодая ведьма не спешила, видимо, получая какое-то извращенное удовольствие от замерзших конечностей. Возможно, только эти странные ощущения позволяли девушке почувствовать себя живой.

Гермиона оторвала взгляд от неистовствующих волн и посмотрела вверх. Пусть молодая ведьма и не сильно разбиралась в погодных явлениях, указывающих на то, как будут меняться условия, и не могла предсказать погоду, но что-то ей подсказывало, что у нее есть еще несколько часов до того, как начнется шторм, действительно опасный для жизни.

Ведьма снова перевела взгляд на волны, бьющиеся об скалы. Они затягивали ее в свой водоворот, как бы гипнотизируя одинокую фигуру. Казалось таким заманчивым передвинуться немного и сброситься вниз, отдавшись в объятия стихии, отпуская жизненные нити. Однако эти мысли были не более чем самообманом, и молодая ведьма это понимала. Гермиона однозначно не собиралась кончать жизнь самоубийством. Слишком сильная, упрямая и целеустремленная, чтобы так легко сдаться — она просто нуждалась в минутной слабости, возможности поверить в то, что она может так поступить.

Если бы у Гермионы спросили, что она думает о фортуне, она бы просто рассмеялась в лицо. Выдающаяся ведьма своего времени не верила в удачу или неудачу. Естественно, если при обсуждении этого концепта нигде не упоминается зелье «жидкой удачи», известное также как Феликс Филицис. Правда и здесь на первый план выходит не столько удача, сколько магия. Гермиона считала, что удача — это огромное количество усилий, приложенных для достижения чего-то, неважно о чем идет речь. Случайностей не бывает. Только закономерности. Тем не менее, как можно объяснить все, что уже произошло и продолжает происходить с ней? Каких богов нужно было прогневать, чтобы угодить в самую настоящую жизненную задницу? Девушка криво усмехнулась. В голове ярко звучала мысль: «даже сидя здесь и никого не трогая, с огромной долей вероятности, я ступаю на новую тропу проблем, проблем и еще раз проблем!». Где-то там счастливое будущее, за которое они боролись? Нет, для кого-то оно, конечно, наступило. Тот же Гарри, видимо, исчерпав лимит всевозможных неудач, нашел какой-то покой. Теперь, похоже, очередь Гермионы выгребать выпавшие на ее долю неприятности. Только где-то самое дно, до которого ей предстоит копать?

Сил, очевидно, у ведьмы не осталось. Только огромное количество цинизма. Как еще по-другому смотреть на ее путешествие и знакомство с человеком, с которым она никак не могла свести свою жизнь? Нет, Гермиона не будет думать в этом направлении. Слез ей только не хватало. Тем более девушка, почувствовав первые капли, подняла лицо к небу, чтобы убедиться в своих ощущениях. Да, так и есть. Пусть небо плачет за нее. А у нее не так много времени, чтобы насладиться возможностью погрузиться в пучину смертоносной стихии и взять себя в руки, чтобы начать разгребать все то «дерьмо», которое сейчас представляло ее жизнь.

Замершие уши, терзаемые воем ветра, не слышали уже ничего. Поэтому Гермиона никак не могла обратить внимание на то, что находится в этом уединенном месте уже не одна. У незваного гостя не было желания садиться на холодную землю, поэтому взмахом палочки он наколдовал небольшую лавочку, на которую уселся, после того как убрал палочку обратно. Закутавшись плотнее в плащ и пытаясь спрятаться от свирепствующего ветра, мужчина — именно мужчину можно было безошибочно распознать в плотной широкой фигуре — ни на секунду не отрывал взгляда от согнутой тоненькой фигурки. Казалось, что еще немного и ветер победит, сбросив нарушителя покоя в объятия другой смертоносной стихии.

Правда, пока этого не происходило. За кажущейся беззащитностью и эфемерностью молодой женщины скрывалась воля и сила. Не ветру тягаться с ней. Мужчина это знал, поэтому, вопреки своим опасениям и инстинктам, не вмешивался в одиночество девушки.

Так они просидели почти час, пока вдалеке не раздались первые раскаты грома, и дождь не начал усиливаться. Мужчину холодные струи воды не беспокоили. Скорее всего, он заранее позаботился о магической защите. А вот девушка мокла под дождем. Гроза вернула молодую ведьму в чувства, и та бросила последний сожалеющий взгляд на почерневшие волны, став пониматься на ноги. Тело, после нескольких часов на ветру в неудобной позе рядом с водой, которая не жалела своих даров, одеревенело. Подъем и растирание затекших конечностей потребовали времени. Когда Гермиона окончательно разогнулась, не заметить незнакомца она уже не могла. Ведьма выхватила палочку, однако на мужчину это движение не произвело никакого впечатления. Он только хмыкнул и хриплым голосом довольно громко, чтобы до ведьмы слова донеслись сквозь ветер, произнес:

— Я сижу тут уже около часа, Грейджер. Если бы я хотел тебя убить, я бы уже давно это сделал, и ты бы ничего не заметила.

Для людей, не знакомых с этим мужчиной, его слова представляли собой лишь насмешку, но для Гермионы был прекрасно понятен скрытый смысл, заложенный в этих издевках — предупреждение и недовольство столь пренебрежительным отношением к собственной безопасности. Гермиона опустила палочку и убрала её, медленно направляясь к невольному собеседнику.

— Профессор!

Что сказать дальше, Гермиона не знала. Такое с обычно неумолкающей ведьмой происходило редко и, почему-то, всегда в присутствии этого человека. Не важно, сколько ему или ей лет, в любой ситуации и в любом возрасте она так реагировала на него.

— Я никогда не был твоим профессором.

Эту фразу Гермиона слышала уже третий раз, но привычка — ужасное дело. Стоит потерять контроль, и снова делаешь или говоришь то, что является неверным, но ничего не можешь с этим поделать.

Гермиона подошла ближе к мужчине и облокотилась плечом о ближайшее к нему дерево, начав пристально изучать собеседника. Внимательный взгляд собеседника не уступал интенсивности женского. Недолго в уединенном месте возвратилась тишина, нарушаемая лишь стихийными проявлениями. В конечном итоге Гермиона задумчиво сказала:

— После всех этих событий на четвертом курсе я всё не могла понять, как лучше к вам обращаться.

— Ты прекрасно знаешь моё имя.

Прямолинейно. В принципе, как всегда. Аластор не любил различные игры, хождение вокруг да около. Он всегда говорил то, что думал, чувствовал, и делал, что хотел — если, конечно, это было не против закона и важных планов Ордена и Дамблдора. Этот прямолинейный, грубый мужчина совершенно не мог по-другому. При первом знакомстве с молодой версией этого великого Аврора Гермиона была поражена. До окончания войны Гермиона почти не взаимодействовала с магом, поэтому могла судить о нём только поверхностно. Правда, попав в прошлое, ей пришлось ближе познакомиться с мужчиной.

Привыкнув к условностям и нормам поведения, принятым в магическом мире, Гермиона была крайне поражена откровенной хамской натурой и бесцеремонностью, которую тот демонстрировал. Правда, еще через несколько недель девушка привыкла к ярким перепалкам и мужской наглости и даже смогла находить удовольствие в словесных атаках и пикировках. Сейчас Гермиона могла честно сказать, что предпочла бы прямолинейность Аластора обходительности умершего Альбуса Дамблдора, с которым каждый разговор оставлял ощущение движения по минному полю двусмысленности и изворотливости. Точно сейчас Гермионе пришла забавная мысль в голову: Альбус и Аластор прекрасно дополняли друг друга, сглаживая крайности. Гермиона мысленно хмыкнула, но ничего не сказала на этот счет вслух. Тем не менее, она нашла в себе силы произнести его имя, которое запретила себе вспоминать после возвращения из прошлого. Запрет работал плохо, но наложить непреложный обет на собственный мозг Гермиона не могла.

— Аластор, как вы выжили?

Маг неприятно хмыкнул, из-за чего его украшенное шрамами лицо исказилось.

— Просто повезло.

Больше маг ничего не добавил к своим словам, по-видимому, решив оставить свой секрет в тайне. Гермиона многозначительно выдохнула. Да, хотя обычно с Аластором было просто, но, когда всё же становилось тяжело, это было невыносимо. Это было. Четверть века назад. Сейчас, очевидно, все дурные наклонности этого мужчины прогрессировали. Паранойя, грубость и некая жестокость... Но что ждать от человека, почти всю жизнь сражавшегося с кем-то и не единожды попадавшего на грань жизни и смерти? Вместе с опасной деятельностью, которую маг выбрал, осознанное затворничество и некая отстранённость не сделали мужчину мягче.

В голове ведьмы промелькнула мысль: «А был ли он в течение этих двадцати шести лет вообще с женщиной?», но Гермиона постаралась сразу выбросить эту мысль из головы. Это абсолютно точно не её дело. Но когда Гермиона когда-либо не засовывала нос в чужие дела, которые её совершенно не касались?

Тишину прервал сигнал телефона, который привел бывшего Аврора в крайнее напряжение. Гермиона устало достала телефон из кармана. Осознав, что источник шума собеседнице знаком и сейчас ничего такого не происходит, маг продолжил пристально изучать девушку. Та поморщилась, немного терзая взглядом телефон, как будто ожидая, что он сам замолчит или исчезнет, а после, видимо, не дождавшись, нажала на кнопку и поднесла аппарат к уху.

Около минуты ведьма молча слушала своего невидимого собеседника, затем издала длинный вздох и заговорила:

— Боюсь, Ричард, я ничем не могу помочь тебе. Меня отстранили, и если ты не хочешь подвергнуться той же участи, лучше тебе вообще ничего мне не рассказывать.

Аластор, не скрывая своего внимания, внимательно слушал девушку. К сожалению, слышать какого-то там Ричарда он не мог, но и по словам Гермионы в целом можно было прекрасно составить картину разговора. Девушка отвернула голову от Аластора, открывая ему прекрасный обзор на ожог.

— Ну, это было ожидаемо. Бирнс только и ждал момента, чтобы устроить профессиональное расследование на счет моих действий. Даже если бы этот момент не предоставила я, он бы создал его сам, — Гермиона хрипло и невесело рассмеялась.

— Дальше? Я подписала заявление. Когда закончится расследование, к счастью, наше взаимодействие завершится.

— Так есть вероятность, что он не станет глубоко копать и делать всё возможное, чтобы испортить мою жизнь. Он победил. Да и ты знаешь, что мои отношения с гоблинами не самые теплые.

Вот здесь ведьма позволила себе рассмеяться искренне.

— Не переживай, не пропаду. Да, некоторые мысли есть, но буду смотреть по факту. А со своим вопросом тебе лучше обратиться к Элен. Насколько я помню, она работала с чем-то похожим раньше.

Недолго Гермиона замолчала, внимательно слушая своего собеседника. Затем улыбнулась и ответила:

— Если ты справляешься, я только за. Боюсь, я сейчас почти безработная, так что куда мне организовать всеобщую пьянку?

— Конечно, продам Орден Мерлина. Ладно, я напишу, как появится время, там и решим. Пока.

Гермиона покачала головой и снова посмотрела на Аластора, который, абсолютно не скрывая своего интереса, изучал её. Да, надеяться на вежливость этого мужчины точно не приходилось. Как и сомневаться в том, что он всё расслышал и правильно понял, что подтвердил вопрос, заданный грубым голосом:

— Значит, тебя отстранили. И что же ты такого сделала?

— Сожгла ваш дом.

Ответ, по-видимому, развеселил Грюма. Он издал хриплый смешок.

— И чем мой дом тебе не угодил?

— Не совсем мне. Оказывается, даже после вашей смерти, ваши враги всё никак не могут успокоиться и изнемогают от желания поплясать на ваших костях. Или пепле.

— Неудивительно. Я долго стоял костью в их горле.

— Тогда не стоит удивляться тому, что как только спали защитные чары с вашего дома, туда поналетели всякий мусор.

— И из-за того, что мои враги сожгли мой дом, у тебя проблемы на работе? — тон и выражение лица явно демонстрировали полное недоверие.

Гермиона вздохнула и передернула плечами. Внимательность мага всё еще оставалась на высшем уровне, и отвлечь его шутками у ведьмы не получилось. Говорить правду почему-то не сильно хотелось.

— У меня проблемы на работе, как вы сказали, из-за того, что я пренебрегла инструкцией и тем самым подвергла имущество министерства и возможные жизни других людей опасности.

Обычно, а особенно после войны, стало незыблемым правилом то, что разрушитель проклятий не действовал в одиночку. Разрушители работали в парах или тройках — в зависимости от ситуации и опыта членов команды, чтобы иметь возможность остановить запущенные проклятия или исправить последствия. Работать по одиночке запрещалось. Обязательно рядом должен быть коллега. После войны почти все места, где требовались разрушители проклятий, так или иначе были связаны с Пожирателями, поэтому разрушители обязательно работали ещё и в связке с аврорами, чтобы свести к минимуму все риски, и при обнаружении скрывающегося Пожирателя быстро его поймать и передать законному суду.

Не только дома Пожирателей подвергались зачистке. Дома умерших членов Ордена, которые не оставили завещания или родственников, которые по закону могли наследовать собственность, автоматически со всем имуществом по истечению особого срока после смерти переходили Министерству. Такие дома надлежало очистить от магии и рассортировать всё имущество, хранящееся в них, чем также занимались разрушители из-за вероятных проблем с магическими предметами.

За работу Гермиона, как и за всё в своей жизни, взялась с рвением и полной отдачей. И кроме огромного количества переработок, ведьме ничего нельзя было поставить в вину. Она прекрасно понимала, что работа сложная и опасная, поэтому следовала всем принятым инструкциям, иногда даже доставая этим своих коллег, которые от дотошности недавней победительницы Магической войны закатывали глаза.

И только дважды, и без того хлещущий из ведьмы энтузиазм выходил из-под контроля: оба раза она участвовала в очистке домов бывших союзников — дома Снейпа и Грюма. Когда у Гермионы интересовались о причинах её бешеного интереса к этим домам, та смеялась и, шутя, отвечала, что её слишком интересуют знания, которые могут скрываться в этих домах. Коллеги понимающе кивали головами и снисходительно улыбались. Этот мотив был им понятен. Все они имели уникальный доступ к разным вещам, книгам и артефактам. Хотя по закону всё, даже застывшие чернила, принадлежало Министерству, разрушители, работая с имуществом, могли подчеркнуть знания и даже поживиться чем-то. Это было негласным правилом. Главное — не брать ничего реально ценного. Так Гермиона, разбирая вещи из дома бывшего преподавателя зельеварения, натолкнулась на огромное количество исследований, как начатых, так и законченных, или даже только задумавшихся. По идее, всё это имущество опускалось в безразмерное хранилище и больше никогда не находило выход. Однако Гермиона записала, как можно больше информации, надеясь, что в будущем она её доработает и в качестве благодарности бывшему профессору за всё, что он сделал, опубликует открытия от его имени. План был неидеальным, но всё же.

Однако за стремлением к знаниям и простым любопытством стояло что-то ещё, о чем девушка не хотела признаваться даже себе. Гермиона до сих пор не справилась с последствиями войны и продолжала ощущать огромный груз вины и ответственности. Работа становилась её одержимостью, способом сбежать от себя и своих чувств, а когда на её пути появились дома тех, кого, как считала ведьма, нечестно погибло, все психологические травмы обострились. Пока у неё была цель, всё было в порядке. Поэтому она, как одержимая, взламывала дома, откровенно пренебрегая инструкциями. Ну что могло случиться в доме великого аврора, который не желал ей ничего плохого? Действительно! Ну, кроме артефакта, отправившего девушку в прошлое на 28 лет, и Пожирателей, которые её чуть не убили?

Пояснений слов Гермионы Аластору не требовалось. Он, как бывший аврор, прекрасно знал о регламенте, и, сложив два плюс два, Грюма была ясна вся картина. Он сжал губы в тонкую линию, немного помолчал, но всё же сказал:

— Вы заслужили, чтобы вас отстранили. Правила не просто так существуют.

— Я не спорю. Но моя профессиональная ошибка будет благополучно использована начальником, который теперь меня не может.

— Сами виновны, незачем было давать ему этот повод.

Гермиона хмыкнула и обняла себя руками. Пускай, находясь рядом с Аластором, ведьма попала и под его защитные заклинания, поэтому дождь её не беспокоил сейчас, но она провела достаточно много времени на открытом ветру и успела немного промокнуть. Поддержки и сочувствия от старшего мага Гермиона, естественно, не ожидала, и решила ответить магу тем же.

— А вы никогда как будто не нарушали инструкций?

— Нарушал. Но в основном во благо Ордена и всегда был готов ответить за свои действия.

— Попахивает двойными стандартами, Аластор.

Грюм ухмыльнулся по-волчьи и поднял брови.

На несколько секунд снова воцарилась тишина, во время которой маги продолжали пристально смотреть друг на друга. Внезапно Грюм немного сдвинулся на лавочке, невербально приглашая девушку присоединиться к нему. Гермиона приняла приглашение и села, стараясь сохранить дистанцию между ними, но маг то ли не заметил этого, то ли проигнорировал, но придвинулся ближе и накинул на девушку свой плащ, в котором та тут же утонула, поскольку одежда Аластора была на несколько размеров больше самой девушки. Вместе с теплом девушку тут же окутал мужской запах, совершенно не изменившийся за эти годы. Запах мужчины сейчас отчетливо ассоциировался у Гермионы с бушующим морем и приближающимся штормом — солёный, немного холодный с древесными нотками. Запах прекрасно подходил мужчине и затягивал Гермиону так же, как всего несколько минут назад бушующее море.

Между ними повисла тишина. Гермиона знала, что Аластор никогда не был любителем много говорить. Все свои слова он предпочитал превращать в действия. И даже тот факт, что мужчина сидел сейчас здесь — на краю страны, в Мерлином забытом месте, рядом с ней, говорил о многом. Для Гермионы точно. Когда она была в прошлом, ей было бы этого достаточно. Они были близки по возрасту, отношению к жизни и взглядам, так что их общение не требовало объяснений. И хотя для Гермионы это было всего пару месяцев назад, на самом деле их разделяли сейчас двадцать шесть лет, куча сомнений и вопросов, и простых, пускай и говорящих за себя, действий было недостаточно. Аластор тоже это понимал.

Тишина стала неуютной. Шторм уже буквально бушевал над ними, готовясь выплеснуть хаос на двух смертных. Гермиона уже задумывалась о том, чтобы попрощаться с магом и аппарировать к себе домой. Чем дольше она сидела, тем больше вероятность того, что простым бодрящим зельем она не отделалась после этой прогулки, даже несмотря на защитные чары и теплый плащ.

Её почти принятое решение было оттеснено наконец-то произнесенными словами. Они прозвучали глухо и хрипло, едва слышно сквозь вой ветра:

— Для меня ничего не изменилось.

Гермиона замерла, пригвоздённая к месту. То, что собирался сказать Аластор, было понятно и так, но вот то, какую форму он придал словам, стало для ведьмы сюрпризом. Ничего не изменилось — ни его чувства и отношение к ней, ни его намерения и желания. Если учесть, что с последнего их разговора прошло больше двадцати лет, это звучало слишком сильно и, в то же время, болезненно. Для Гермионы прошло всего два месяца, и она прекрасно понимала, что изменилось абсолютно всё. Для неё.

Хотя, вероятно, различие между этим Аластором и его молодой версией не такое огромное, как показалось девушке при первой встрече с ним в прошлом, но оно было достаточно большим, чтобы иметь сложности с восприятием их как одной личности. Характер мужчины явно стал тяжелее. Хотя Гермиону всегда беспокоил вопрос: куда тяжеле-то? Его паранойя, закрытость прогрессировали. Существовала ли возможность мирного существования с человеком, который прошёл через то же, что и Грюм? Гермиона не носила розовых очков и обычно не занималась самообманом. Она ответила на настойчивые чувства молодого мужчины, потому что Альбус намекнул на возможность спасти жизнь человека. Она не могла спасти всех, но если найти правильный путь, то хотя бы одну жизнь можно вытащить из лап смерти, не нарушая баланса. Вот только Аластор никогда бы не позволил вмешивать в его жизнь. Он спокойно бы принял смерть, и только она могла убедить его выжить. Нет, не словами. Дать ему что-то, ради чего он готов был бы бороться. Сказать по правде, Гермиона не верила, что её действия могут как-то помочь мужчине и что-то изменить, но она попробовала, и вот они сидят здесь вдвоем, совершенно не готовые к такому развитию событий.

Кроме характера были и другие очевидные проблемы, которые девушка никак не могла игнорировать. Хотя возраст не играл для Гермионы особой роли — их разделяло больше двадцати лет, и, хотя для магов эта разница не была огромной и непреодолимой, но их разделял также опыт, который Аластору можно было бы спокойно приписать как год за три. Хотя жизненный путь Гермионы сложно назвать легким, но так тонко балансировать на грани жизни и смерти почти всю свою жизнь ей не приходилось. Такой путь накладывает слишком явный отпечаток. Уже в тридцать этот мужчина казался старше своих лет. Поэтому Гермионе было и тогда комфортно с ним. Она давно поняла, что выстраивать какие-то отношения с ровесниками — гиблая затея. Но Аластор был близок к её психологическому возрасту. Сейчас же их разделяло слишком многое.

Пускай Гермиона получила свой урок, касающийся влюблённости в красивых мужчин, которые из себя не представляют абсолютно ничего, и предпочитала другой тип мужчин, оценивая больше качества, чем какие-то внешние признаки, но даже здесь Гермиона не могла притворяться, что ситуация её не беспокоит. Люди любят говорить, что шрамы украшают мужчин, но, как и везде, здесь есть тонкая грань, где из украшения шрамы превращаются в нечто очень непривлекательное, и Аластор давно переступил эту невидимую грань. Пускай его внешность претерпела положительные изменения после «смерти» — потеря магического глаза и установка обычного протеза существенно улучшила ситуацию, но шрамы было некуда деть. Да и Гермиона понимала, что шрамы — это проблема не только физического проявления, но и психологического. Ведьма абсолютно не имела никакого представления о том, как мужчина относится к своим увечьям сейчас, но знала, что многие из них стесняются, и это добавляет огромные проблемы в отношения. У неё нет ни сил, ни возможностей работать с психологическим состоянием взрослого воина. Да и не получится у неё ничего. Но в голове горела искорка обнадёживающего сомнения — если этот мужчина был похож на себя более молодого в достаточной мере, то ему должно быть всё равно на свои шрамы. По крайней мере, на столько, чтобы не испытывать большего неудобства, чем необходимо.

Да, Гермиона до сих пор любила мужчину, скажем так. Того молодого. И её тянуло к этому. Но будет ли она его любить так же? Смогут ли они вообще существовать? Мозг, апеллируя логикой, однозначно заявлял «НЕТ!». А сердце? Оно считало, что ничего девушка не потеряет, если попытается.

Приняв решение, пускай до сих пор сомневаясь в его правильности, молодая ведьма протянула руку к мужчине и взяла его ладонь в свою, слегка сжимая. Рука Аластора была горячей, как обычно, и такой же грубой и мозолистой, как раньше. Нет, ещё грубее. Он пожал её руку в ответ и сделал это аккуратно, почти нежно. Они просидели так немного, однако погода сильно ухудшилась, и продолжать уютные посиделки становилось глупо и опасно для жизни. Гермиона выпустила руку Аластора и встала. Сняла тяжёлый плащ с плеч и протянула его владельцу.

— Боюсь, мне нужно спешить домой. Завтра придётся рано вставать, чтобы начать разгребать всё дерьмо, которое я успела наделать.

На столь явно грубые слова мужчина только приподнял правую бровь, но больше никак не отреагировал. Аластор забрал свой плащ, засунул руку в карман и достал оттуда кусок пергамента, который протянул Гермионе:

— Это координаты моего нового дома. Ты можешь спокойно аппарировать, моя защита пропустит тебя.

Гермиона сжала клочок бумаги, поблагодарила мага и аппарировала домой. Как исчез мужчина, уже никто не видел.