Рассвет после шторма (гет)

Глава 1

Гермиона сидела почти на самом краю скалы, облокотившись спиной о дерево. До края обрыва оставалось не больше пары футов, и, наклонившись влево, Гермиона могла спокойно увидеть скалы, теряющиеся в бушующем море. Ветер нещадно трепал собранные в хвост волосы девушки, как будто наказывая их за что-то. Соленые капли долетали до лица, оставляя неприятное ощущение на коже, пострадавшей от адского пламени.

Несмотря на то, что стоял теплый летний день, рядом с бушующим морем было довольно холодно, и теплая толстовка, которую девушка предусмотрительно надела еще утром, уже давно перестала спасать ее от пронизывающего ветра. Правда, доставать палочку и накладывать согревающие чары молодая ведьма не спешила, видимо, получая какое-то извращенное удовольствие от замерзших конечностей. Возможно, только эти странные ощущения позволяли девушке почувствовать себя живой.

Гермиона оторвала взгляд от неистовствующих волн и посмотрела вверх. Пусть молодая ведьма и не сильно разбиралась в погодных явлениях, указывающих на то, как будут меняться условия, и не могла предсказать погоду, но что-то ей подсказывало, что у нее есть еще несколько часов до того, как начнется шторм, действительно опасный для жизни.

Ведьма снова перевела взгляд на волны, бьющиеся об скалы. Они затягивали ее в свой водоворот, как бы гипнотизируя одинокую фигуру. Казалось таким заманчивым передвинуться немного и сброситься вниз, отдавшись в объятия стихии, отпуская жизненные нити. Однако эти мысли были не более чем самообманом, и молодая ведьма это понимала. Гермиона однозначно не собиралась кончать жизнь самоубийством. Слишком сильная, упрямая и целеустремленная, чтобы так легко сдаться — она просто нуждалась в минутной слабости, возможности поверить в то, что она может так поступить.

Если бы у Гермионы спросили, что она думает о фортуне, она бы просто рассмеялась в лицо. Выдающаяся ведьма своего времени не верила в удачу или неудачу. Естественно, если при обсуждении этого концепта нигде не упоминается зелье «жидкой удачи», известное также как Феликс Филицис. Правда и здесь на первый план выходит не столько удача, сколько магия. Гермиона считала, что удача — это огромное количество усилий, приложенных для достижения чего-то, неважно о чем идет речь. Случайностей не бывает. Только закономерности. Тем не менее, как можно объяснить все, что уже произошло и продолжает происходить с ней? Каких богов нужно было прогневать, чтобы угодить в самую настоящую жизненную задницу? Девушка криво усмехнулась. В голове ярко звучала мысль: «даже сидя здесь и никого не трогая, с огромной долей вероятности, я ступаю на новую тропу проблем, проблем и еще раз проблем!». Где-то там счастливое будущее, за которое они боролись? Нет, для кого-то оно, конечно, наступило. Тот же Гарри, видимо, исчерпав лимит всевозможных неудач, нашел какой-то покой. Теперь, похоже, очередь Гермионы выгребать выпавшие на ее долю неприятности. Только где-то самое дно, до которого ей предстоит копать?

Сил, очевидно, у ведьмы не осталось. Только огромное количество цинизма. Как еще по-другому смотреть на ее путешествие и знакомство с человеком, с которым она никак не могла свести свою жизнь? Нет, Гермиона не будет думать в этом направлении. Слез ей только не хватало. Тем более девушка, почувствовав первые капли, подняла лицо к небу, чтобы убедиться в своих ощущениях. Да, так и есть. Пусть небо плачет за нее. А у нее не так много времени, чтобы насладиться возможностью погрузиться в пучину смертоносной стихии и взять себя в руки, чтобы начать разгребать все то «дерьмо», которое сейчас представляло ее жизнь.

Замершие уши, терзаемые воем ветра, не слышали уже ничего. Поэтому Гермиона никак не могла обратить внимание на то, что находится в этом уединенном месте уже не одна. У незваного гостя не было желания садиться на холодную землю, поэтому взмахом палочки он наколдовал небольшую лавочку, на которую уселся, после того как убрал палочку обратно. Закутавшись плотнее в плащ и пытаясь спрятаться от свирепствующего ветра, мужчина — именно мужчину можно было безошибочно распознать в плотной широкой фигуре — ни на секунду не отрывал взгляда от согнутой тоненькой фигурки. Казалось, что еще немного и ветер победит, сбросив нарушителя покоя в объятия другой смертоносной стихии.

Правда, пока этого не происходило. За кажущейся беззащитностью и эфемерностью молодой женщины скрывалась воля и сила. Не ветру тягаться с ней. Мужчина это знал, поэтому, вопреки своим опасениям и инстинктам, не вмешивался в одиночество девушки.

Так они просидели почти час, пока вдалеке не раздались первые раскаты грома, и дождь не начал усиливаться. Мужчину холодные струи воды не беспокоили. Скорее всего, он заранее позаботился о магической защите. А вот девушка мокла под дождем. Гроза вернула молодую ведьму в чувства, и та бросила последний сожалеющий взгляд на почерневшие волны, став пониматься на ноги. Тело, после нескольких часов на ветру в неудобной позе рядом с водой, которая не жалела своих даров, одеревенело. Подъем и растирание затекших конечностей потребовали времени. Когда Гермиона окончательно разогнулась, не заметить незнакомца она уже не могла. Ведьма выхватила палочку, однако на мужчину это движение не произвело никакого впечатления. Он только хмыкнул и хриплым голосом довольно громко, чтобы до ведьмы слова донеслись сквозь ветер, произнес:

— Я сижу тут уже около часа, Грейджер. Если бы я хотел тебя убить, я бы уже давно это сделал, и ты бы ничего не заметила.

Для людей, не знакомых с этим мужчиной, его слова представляли собой лишь насмешку, но для Гермионы был прекрасно понятен скрытый смысл, заложенный в этих издевках — предупреждение и недовольство столь пренебрежительным отношением к собственной безопасности. Гермиона опустила палочку и убрала её, медленно направляясь к невольному собеседнику.

— Профессор!

Что сказать дальше, Гермиона не знала. Такое с обычно неумолкающей ведьмой происходило редко и, почему-то, всегда в присутствии этого человека. Не важно, сколько ему или ей лет, в любой ситуации и в любом возрасте она так реагировала на него.

— Я никогда не был твоим профессором.

Эту фразу Гермиона слышала уже третий раз, но привычка — ужасное дело. Стоит потерять контроль, и снова делаешь или говоришь то, что является неверным, но ничего не можешь с этим поделать.

Гермиона подошла ближе к мужчине и облокотилась плечом о ближайшее к нему дерево, начав пристально изучать собеседника. Внимательный взгляд собеседника не уступал интенсивности женского. Недолго в уединенном месте возвратилась тишина, нарушаемая лишь стихийными проявлениями. В конечном итоге Гермиона задумчиво сказала:

— После всех этих событий на четвертом курсе я всё не могла понять, как лучше к вам обращаться.

— Ты прекрасно знаешь моё имя.

Прямолинейно. В принципе, как всегда. Аластор не любил различные игры, хождение вокруг да около. Он всегда говорил то, что думал, чувствовал, и делал, что хотел — если, конечно, это было не против закона и важных планов Ордена и Дамблдора. Этот прямолинейный, грубый мужчина совершенно не мог по-другому. При первом знакомстве с молодой версией этого великого Аврора Гермиона была поражена. До окончания войны Гермиона почти не взаимодействовала с магом, поэтому могла судить о нём только поверхностно. Правда, попав в прошлое, ей пришлось ближе познакомиться с мужчиной.

Привыкнув к условностям и нормам поведения, принятым в магическом мире, Гермиона была крайне поражена откровенной хамской натурой и бесцеремонностью, которую тот демонстрировал. Правда, еще через несколько недель девушка привыкла к ярким перепалкам и мужской наглости и даже смогла находить удовольствие в словесных атаках и пикировках. Сейчас Гермиона могла честно сказать, что предпочла бы прямолинейность Аластора обходительности умершего Альбуса Дамблдора, с которым каждый разговор оставлял ощущение движения по минному полю двусмысленности и изворотливости. Точно сейчас Гермионе пришла забавная мысль в голову: Альбус и Аластор прекрасно дополняли друг друга, сглаживая крайности. Гермиона мысленно хмыкнула, но ничего не сказала на этот счет вслух. Тем не менее, она нашла в себе силы произнести его имя, которое запретила себе вспоминать после возвращения из прошлого. Запрет работал плохо, но наложить непреложный обет на собственный мозг Гермиона не могла.

— Аластор, как вы выжили?

Маг неприятно хмыкнул, из-за чего его украшенное шрамами лицо исказилось.

— Просто повезло.

Больше маг ничего не добавил к своим словам, по-видимому, решив оставить свой секрет в тайне. Гермиона многозначительно выдохнула. Да, хотя обычно с Аластором было просто, но, когда всё же становилось тяжело, это было невыносимо. Это было. Четверть века назад. Сейчас, очевидно, все дурные наклонности этого мужчины прогрессировали. Паранойя, грубость и некая жестокость... Но что ждать от человека, почти всю жизнь сражавшегося с кем-то и не единожды попадавшего на грань жизни и смерти? Вместе с опасной деятельностью, которую маг выбрал, осознанное затворничество и некая отстранённость не сделали мужчину мягче.

В голове ведьмы промелькнула мысль: «А был ли он в течение этих двадцати шести лет вообще с женщиной?», но Гермиона постаралась сразу выбросить эту мысль из головы. Это абсолютно точно не её дело. Но когда Гермиона когда-либо не засовывала нос в чужие дела, которые её совершенно не касались?

Тишину прервал сигнал телефона, который привел бывшего Аврора в крайнее напряжение. Гермиона устало достала телефон из кармана. Осознав, что источник шума собеседнице знаком и сейчас ничего такого не происходит, маг продолжил пристально изучать девушку. Та поморщилась, немного терзая взглядом телефон, как будто ожидая, что он сам замолчит или исчезнет, а после, видимо, не дождавшись, нажала на кнопку и поднесла аппарат к уху.

Около минуты ведьма молча слушала своего невидимого собеседника, затем издала длинный вздох и заговорила:

— Боюсь, Ричард, я ничем не могу помочь тебе. Меня отстранили, и если ты не хочешь подвергнуться той же участи, лучше тебе вообще ничего мне не рассказывать.

Аластор, не скрывая своего внимания, внимательно слушал девушку. К сожалению, слышать какого-то там Ричарда он не мог, но и по словам Гермионы в целом можно было прекрасно составить картину разговора. Девушка отвернула голову от Аластора, открывая ему прекрасный обзор на ожог.

— Ну, это было ожидаемо. Бирнс только и ждал момента, чтобы устроить профессиональное расследование на счет моих действий. Даже если бы этот момент не предоставила я, он бы создал его сам, — Гермиона хрипло и невесело рассмеялась.

— Дальше? Я подписала заявление. Когда закончится расследование, к счастью, наше взаимодействие завершится.

— Так есть вероятность, что он не станет глубоко копать и делать всё возможное, чтобы испортить мою жизнь. Он победил. Да и ты знаешь, что мои отношения с гоблинами не самые теплые.

Вот здесь ведьма позволила себе рассмеяться искренне.

— Не переживай, не пропаду. Да, некоторые мысли есть, но буду смотреть по факту. А со своим вопросом тебе лучше обратиться к Элен. Насколько я помню, она работала с чем-то похожим раньше.

Недолго Гермиона замолчала, внимательно слушая своего собеседника. Затем улыбнулась и ответила:

— Если ты справляешься, я только за. Боюсь, я сейчас почти безработная, так что куда мне организовать всеобщую пьянку?

— Конечно, продам Орден Мерлина. Ладно, я напишу, как появится время, там и решим. Пока.

Гермиона покачала головой и снова посмотрела на Аластора, который, абсолютно не скрывая своего интереса, изучал её. Да, надеяться на вежливость этого мужчины точно не приходилось. Как и сомневаться в том, что он всё расслышал и правильно понял, что подтвердил вопрос, заданный грубым голосом:

— Значит, тебя отстранили. И что же ты такого сделала?

— Сожгла ваш дом.

Ответ, по-видимому, развеселил Грюма. Он издал хриплый смешок.

— И чем мой дом тебе не угодил?

— Не совсем мне. Оказывается, даже после вашей смерти, ваши враги всё никак не могут успокоиться и изнемогают от желания поплясать на ваших костях. Или пепле.

— Неудивительно. Я долго стоял костью в их горле.

— Тогда не стоит удивляться тому, что как только спали защитные чары с вашего дома, туда поналетели всякий мусор.

— И из-за того, что мои враги сожгли мой дом, у тебя проблемы на работе? — тон и выражение лица явно демонстрировали полное недоверие.

Гермиона вздохнула и передернула плечами. Внимательность мага всё еще оставалась на высшем уровне, и отвлечь его шутками у ведьмы не получилось. Говорить правду почему-то не сильно хотелось.

— У меня проблемы на работе, как вы сказали, из-за того, что я пренебрегла инструкцией и тем самым подвергла имущество министерства и возможные жизни других людей опасности.

Обычно, а особенно после войны, стало незыблемым правилом то, что разрушитель проклятий не действовал в одиночку. Разрушители работали в парах или тройках — в зависимости от ситуации и опыта членов команды, чтобы иметь возможность остановить запущенные проклятия или исправить последствия. Работать по одиночке запрещалось. Обязательно рядом должен быть коллега. После войны почти все места, где требовались разрушители проклятий, так или иначе были связаны с Пожирателями, поэтому разрушители обязательно работали ещё и в связке с аврорами, чтобы свести к минимуму все риски, и при обнаружении скрывающегося Пожирателя быстро его поймать и передать законному суду.

Не только дома Пожирателей подвергались зачистке. Дома умерших членов Ордена, которые не оставили завещания или родственников, которые по закону могли наследовать собственность, автоматически со всем имуществом по истечению особого срока после смерти переходили Министерству. Такие дома надлежало очистить от магии и рассортировать всё имущество, хранящееся в них, чем также занимались разрушители из-за вероятных проблем с магическими предметами.

За работу Гермиона, как и за всё в своей жизни, взялась с рвением и полной отдачей. И кроме огромного количества переработок, ведьме ничего нельзя было поставить в вину. Она прекрасно понимала, что работа сложная и опасная, поэтому следовала всем принятым инструкциям, иногда даже доставая этим своих коллег, которые от дотошности недавней победительницы Магической войны закатывали глаза.

И только дважды, и без того хлещущий из ведьмы энтузиазм выходил из-под контроля: оба раза она участвовала в очистке домов бывших союзников — дома Снейпа и Грюма. Когда у Гермионы интересовались о причинах её бешеного интереса к этим домам, та смеялась и, шутя, отвечала, что её слишком интересуют знания, которые могут скрываться в этих домах. Коллеги понимающе кивали головами и снисходительно улыбались. Этот мотив был им понятен. Все они имели уникальный доступ к разным вещам, книгам и артефактам. Хотя по закону всё, даже застывшие чернила, принадлежало Министерству, разрушители, работая с имуществом, могли подчеркнуть знания и даже поживиться чем-то. Это было негласным правилом. Главное — не брать ничего реально ценного. Так Гермиона, разбирая вещи из дома бывшего преподавателя зельеварения, натолкнулась на огромное количество исследований, как начатых, так и законченных, или даже только задумавшихся. По идее, всё это имущество опускалось в безразмерное хранилище и больше никогда не находило выход. Однако Гермиона записала, как можно больше информации, надеясь, что в будущем она её доработает и в качестве благодарности бывшему профессору за всё, что он сделал, опубликует открытия от его имени. План был неидеальным, но всё же.

Однако за стремлением к знаниям и простым любопытством стояло что-то ещё, о чем девушка не хотела признаваться даже себе. Гермиона до сих пор не справилась с последствиями войны и продолжала ощущать огромный груз вины и ответственности. Работа становилась её одержимостью, способом сбежать от себя и своих чувств, а когда на её пути появились дома тех, кого, как считала ведьма, нечестно погибло, все психологические травмы обострились. Пока у неё была цель, всё было в порядке. Поэтому она, как одержимая, взламывала дома, откровенно пренебрегая инструкциями. Ну что могло случиться в доме великого аврора, который не желал ей ничего плохого? Действительно! Ну, кроме артефакта, отправившего девушку в прошлое на 28 лет, и Пожирателей, которые её чуть не убили?

Пояснений слов Гермионы Аластору не требовалось. Он, как бывший аврор, прекрасно знал о регламенте, и, сложив два плюс два, Грюма была ясна вся картина. Он сжал губы в тонкую линию, немного помолчал, но всё же сказал:

— Вы заслужили, чтобы вас отстранили. Правила не просто так существуют.

— Я не спорю. Но моя профессиональная ошибка будет благополучно использована начальником, который теперь меня не может.

— Сами виновны, незачем было давать ему этот повод.

Гермиона хмыкнула и обняла себя руками. Пускай, находясь рядом с Аластором, ведьма попала и под его защитные заклинания, поэтому дождь её не беспокоил сейчас, но она провела достаточно много времени на открытом ветру и успела немного промокнуть. Поддержки и сочувствия от старшего мага Гермиона, естественно, не ожидала, и решила ответить магу тем же.

— А вы никогда как будто не нарушали инструкций?

— Нарушал. Но в основном во благо Ордена и всегда был готов ответить за свои действия.

— Попахивает двойными стандартами, Аластор.

Грюм ухмыльнулся по-волчьи и поднял брови.

На несколько секунд снова воцарилась тишина, во время которой маги продолжали пристально смотреть друг на друга. Внезапно Грюм немного сдвинулся на лавочке, невербально приглашая девушку присоединиться к нему. Гермиона приняла приглашение и села, стараясь сохранить дистанцию между ними, но маг то ли не заметил этого, то ли проигнорировал, но придвинулся ближе и накинул на девушку свой плащ, в котором та тут же утонула, поскольку одежда Аластора была на несколько размеров больше самой девушки. Вместе с теплом девушку тут же окутал мужской запах, совершенно не изменившийся за эти годы. Запах мужчины сейчас отчетливо ассоциировался у Гермионы с бушующим морем и приближающимся штормом — солёный, немного холодный с древесными нотками. Запах прекрасно подходил мужчине и затягивал Гермиону так же, как всего несколько минут назад бушующее море.

Между ними повисла тишина. Гермиона знала, что Аластор никогда не был любителем много говорить. Все свои слова он предпочитал превращать в действия. И даже тот факт, что мужчина сидел сейчас здесь — на краю страны, в Мерлином забытом месте, рядом с ней, говорил о многом. Для Гермионы точно. Когда она была в прошлом, ей было бы этого достаточно. Они были близки по возрасту, отношению к жизни и взглядам, так что их общение не требовало объяснений. И хотя для Гермионы это было всего пару месяцев назад, на самом деле их разделяли сейчас двадцать шесть лет, куча сомнений и вопросов, и простых, пускай и говорящих за себя, действий было недостаточно. Аластор тоже это понимал.

Тишина стала неуютной. Шторм уже буквально бушевал над ними, готовясь выплеснуть хаос на двух смертных. Гермиона уже задумывалась о том, чтобы попрощаться с магом и аппарировать к себе домой. Чем дольше она сидела, тем больше вероятность того, что простым бодрящим зельем она не отделалась после этой прогулки, даже несмотря на защитные чары и теплый плащ.

Её почти принятое решение было оттеснено наконец-то произнесенными словами. Они прозвучали глухо и хрипло, едва слышно сквозь вой ветра:

— Для меня ничего не изменилось.

Гермиона замерла, пригвоздённая к месту. То, что собирался сказать Аластор, было понятно и так, но вот то, какую форму он придал словам, стало для ведьмы сюрпризом. Ничего не изменилось — ни его чувства и отношение к ней, ни его намерения и желания. Если учесть, что с последнего их разговора прошло больше двадцати лет, это звучало слишком сильно и, в то же время, болезненно. Для Гермионы прошло всего два месяца, и она прекрасно понимала, что изменилось абсолютно всё. Для неё.

Хотя, вероятно, различие между этим Аластором и его молодой версией не такое огромное, как показалось девушке при первой встрече с ним в прошлом, но оно было достаточно большим, чтобы иметь сложности с восприятием их как одной личности. Характер мужчины явно стал тяжелее. Хотя Гермиону всегда беспокоил вопрос: куда тяжеле-то? Его паранойя, закрытость прогрессировали. Существовала ли возможность мирного существования с человеком, который прошёл через то же, что и Грюм? Гермиона не носила розовых очков и обычно не занималась самообманом. Она ответила на настойчивые чувства молодого мужчины, потому что Альбус намекнул на возможность спасти жизнь человека. Она не могла спасти всех, но если найти правильный путь, то хотя бы одну жизнь можно вытащить из лап смерти, не нарушая баланса. Вот только Аластор никогда бы не позволил вмешивать в его жизнь. Он спокойно бы принял смерть, и только она могла убедить его выжить. Нет, не словами. Дать ему что-то, ради чего он готов был бы бороться. Сказать по правде, Гермиона не верила, что её действия могут как-то помочь мужчине и что-то изменить, но она попробовала, и вот они сидят здесь вдвоем, совершенно не готовые к такому развитию событий.

Кроме характера были и другие очевидные проблемы, которые девушка никак не могла игнорировать. Хотя возраст не играл для Гермионы особой роли — их разделяло больше двадцати лет, и, хотя для магов эта разница не была огромной и непреодолимой, но их разделял также опыт, который Аластору можно было бы спокойно приписать как год за три. Хотя жизненный путь Гермионы сложно назвать легким, но так тонко балансировать на грани жизни и смерти почти всю свою жизнь ей не приходилось. Такой путь накладывает слишком явный отпечаток. Уже в тридцать этот мужчина казался старше своих лет. Поэтому Гермионе было и тогда комфортно с ним. Она давно поняла, что выстраивать какие-то отношения с ровесниками — гиблая затея. Но Аластор был близок к её психологическому возрасту. Сейчас же их разделяло слишком многое.

Пускай Гермиона получила свой урок, касающийся влюблённости в красивых мужчин, которые из себя не представляют абсолютно ничего, и предпочитала другой тип мужчин, оценивая больше качества, чем какие-то внешние признаки, но даже здесь Гермиона не могла притворяться, что ситуация её не беспокоит. Люди любят говорить, что шрамы украшают мужчин, но, как и везде, здесь есть тонкая грань, где из украшения шрамы превращаются в нечто очень непривлекательное, и Аластор давно переступил эту невидимую грань. Пускай его внешность претерпела положительные изменения после «смерти» — потеря магического глаза и установка обычного протеза существенно улучшила ситуацию, но шрамы было некуда деть. Да и Гермиона понимала, что шрамы — это проблема не только физического проявления, но и психологического. Ведьма абсолютно не имела никакого представления о том, как мужчина относится к своим увечьям сейчас, но знала, что многие из них стесняются, и это добавляет огромные проблемы в отношения. У неё нет ни сил, ни возможностей работать с психологическим состоянием взрослого воина. Да и не получится у неё ничего. Но в голове горела искорка обнадёживающего сомнения — если этот мужчина был похож на себя более молодого в достаточной мере, то ему должно быть всё равно на свои шрамы. По крайней мере, на столько, чтобы не испытывать большего неудобства, чем необходимо.

Да, Гермиона до сих пор любила мужчину, скажем так. Того молодого. И её тянуло к этому. Но будет ли она его любить так же? Смогут ли они вообще существовать? Мозг, апеллируя логикой, однозначно заявлял «НЕТ!». А сердце? Оно считало, что ничего девушка не потеряет, если попытается.

Приняв решение, пускай до сих пор сомневаясь в его правильности, молодая ведьма протянула руку к мужчине и взяла его ладонь в свою, слегка сжимая. Рука Аластора была горячей, как обычно, и такой же грубой и мозолистой, как раньше. Нет, ещё грубее. Он пожал её руку в ответ и сделал это аккуратно, почти нежно. Они просидели так немного, однако погода сильно ухудшилась, и продолжать уютные посиделки становилось глупо и опасно для жизни. Гермиона выпустила руку Аластора и встала. Сняла тяжёлый плащ с плеч и протянула его владельцу.

— Боюсь, мне нужно спешить домой. Завтра придётся рано вставать, чтобы начать разгребать всё дерьмо, которое я успела наделать.

На столь явно грубые слова мужчина только приподнял правую бровь, но больше никак не отреагировал. Аластор забрал свой плащ, засунул руку в карман и достал оттуда кусок пергамента, который протянул Гермионе:

— Это координаты моего нового дома. Ты можешь спокойно аппарировать, моя защита пропустит тебя.

Гермиона сжала клочок бумаги, поблагодарила мага и аппарировала домой. Как исчез мужчина, уже никто не видел.

Глава 2.Гермиона аппарировала по указанному адресу через несколько дней. Она постаралась переместиться подальше от дома, чтобы не попасть под защитные чары и не объявить о своем присутствии сразу, но ошиблась с расчетами. Хотя, вероятнее всего, Грюм был настолько мнительным, что защитил пространство, выходящее далеко за пределы его территории. Да и откуда ведьма могла точно знать, до куда доходят границы собственности бывшего аврора? Место было укромным — вдали, между деревьев, виднелся только один дом, и Гермиона готова была поспорить на что угодно, что других домов рядом она не найдет на несколько сотен миль вокруг, поэтому случайный путник вряд ли случайно подошел бы близко к дому.

Локация была подобрана действительно идеально. Как-то давно Гермиона в разговоре с молодым Аластором проговорилась, что мечтает вот о таком домике, который будет находиться в уединенном месте, подальше от жизненной суеты. И это правда была мечта молодой женщины — небольшой, но уютный дом, наполненный жизнью и смехом. Совпадение это или нет? И зачем вообще Грюму понадобился новый дом? Его был в прекрасном состоянии, под хорошей защитой, и о его местоположении знало не так много людей. Зная Аластора, причины у того были. Возможно, не совсем логически понятные для простых смертных, но Гермионе точно не стоило принимать все на свой счет. Сомнительно, что мужчина все это время жил только воспоминаниями о ней.

Гермиона тряхнула длинными волосами, пытаясь оперативно взять себя в руки. Поскольку Аластор уже был предупрежден о том, что кто-то пересек его защитные чары, оставаться здесь в нерешительности было глупо и даже опасно. Если он еще не выскочил выяснять, кто нарушил его покой, то чем дольше медлит девушка, тем вероятнее становится возможность оказаться под прицелом палочки бывшего аврора, что не входило даже в самые смелые мечты молодой ведьмы.

Она быстрым шагом пересекла разделяющее пространство до дома. Чем ближе она подходила к небольшому коттеджу, тем больше влюблялась в него. Если бы у Гермионы был бы выбор, она купила бы себе именно такой дом. Здесь не хватало небольшого сада, но этот недостаток легко было исправить. Свет горел только в одной комнате — гостиной, как решила молодая ведьма. В вечерних сумерках домик казался частичкой сказок, которые в детстве ей сначала читала мама, а после Гермиона самостоятельно. Но вот что она тут найдет?

Поднявшись по небольшой лестнице, Гермиона несильно постучала в дверь. Дверь резко распахнулась, совсем не гостеприимно приглашая внутрь. Или это такое ощущение вызвали сказочные ассоциации, только что пришедшие на ум? Гермиона нервно хмыкнула, опустила руку, сжав в ней рукав куртки, и осторожно вошла внутрь.

Комната, в которую попала молодая ведьма, ничего страшного из себя не представляла. Даже наоборот, тут же гостиная — а это была именно она, показалась очень уютной и комфортной. Она была довольно большой. Хотя, вероятно, такое ощущение создавалось за счет небольшого количества мебели: только диван, пару кресел и книжный столик. Справа, как поняла Гермиона был встроенный шкаф для одежды и обуви. Все остальное пространство занимали книжные стеллажи, заполненные книгами. Никаких статуэток, украшений. Все просто, но уютно. Как нравилось Гермионе.

Аластор разваливший сидел на диване, не стесняясь занимал собой почти половину пространства. Книга, которую тот, видимо, читал ранее, лежала на книжном столике. Одет мужчина был в обычную для молодой версии одежду, но выглядящую так непривычно на старшей версии — свободные льняные брюки и такую же рубашку, отличающуюся от штанов только цветом. Столь негрюмовский образ делал мужчину мягче и моложе, слегка сглаживая, пересекающие лицо шрамы. Сейчас он был почти похож на себя молодого, что вызывало у Гермионы смешанные ощущения.

Грюм не отводил пристального взгляда от девушки, пока она пересекала гостиную и садилась в кресло. Гермиона еще раз огляделась вокруг, пока не остановила свой взгляд на лице мужчины. Повисла неуютная тишина, которую так и хотелось прервать, но молодая ведьма совершено не знала, что сказать. Аластор не был тем мужчиной, который из вежливости поддерживал бессмысленный разговор или обменивался бесполезными словам. Не в первый раз Гермиона пожалела, что все-таки пришла сюда. Ей было неловко, и она не имела никакого представления, как себя вести. С молодым Аластором было проще в этом вопросе. Пока они были едва знакомы, им не нужны были банальные фразы, чтобы нарушить молчание. Поток издевок и сарказма, казалось, никогда не прекращался. Молодой Грюм не доверял свалившейся на голову ведьме и совершено не собирался этого срывать, постоянно провоцируя девушку своими не всегда уместными комментариями. Если в первое время такое пристальное и не совсем приятное внимание раздражало Гермиону, то чуть позже она к нему привыкла и начала получать удовольствие. Возможно, Грюм не обладал витиеватым слогом и превосходными манерами, но имел достаточно богатый опыт и живое мышление, так что его слова, если не принимать их на свой счет, можно было даже посчитать забавными. И пусть даже когда они стали ближе, такой способ общения не прекратился полностью, но стал носить несколько иной подтекст. Сейчас же использовать такую форму общения казалось неестественно.

Тишина начала давить на рассудок и Гермиона решила прибегнуть к единственному выходу:

— Даже чая не предложите?

Вопрос прозвучал немного нагло, но совершено не смутил бывшего аврора. Он только развел рукой:

— Мой дом в твоем распоряжении.

Гермиона удивленно подняла брови, пробормотав себе под нос что-то вроде «очень подозрительно». Однако на вопросительный взгляд Грюма девушка только покачала головой. Поднявшись из кресла, она еще раз огляделась, выискивая проход на кухню. Из гостиной вело два выхода, и, естественно, Гермиона не знала, какой из них ей нужно выбрать. Заметив замешательство молодой ведьмы, Аластор сказал:

— Кухня справа.

Не смотря на мага, молодая ведьма направилась в указанном направлении. Пройдя через небольшой коридорчик, Гермиона попала в светлую и чистую кухню. Убранство помещения почти полностью копировало прошлый дом Грюма за некоторыми изменениями, которые маг внес, как подсказал ей недоверчиво внутренний голос «по твоему совету». Это казалось слишком странным, что Аластор запомнил ее слова и при устройстве нового дома воплотил ее мысли. Возможно, он просто сам пришел к такому же мнению, но в это предположение ведьма не очень верила. Молодой Грюм вообще не задумывался о планировке. для него главное было, чтобы в доме сияла чистота. Минимальные удобства. Внутри расцветал незнакомый цветок, состоящий из пока непонятных чувств.

Судя по тому, насколько кухня была чиста и казалась не пользованной, Гермиона поняла, что и в отношении еды, Аластор не изменился. Он явно не собирался тратить время на готовку. Готовила ему домовая эльфийка Лора, а сам маг появлялся на кухне только для того, чтобы быстро перекусить.

«Интересно, он все так же ужасно готовит»? — проскочила веселая мысль в голове Гермионы. Ужасно — это было мягко сказано. Если бы у мага не было домового эльфа, ведьма была уверена, что он давно бы умер от голода, ведь то, что он создавал (готовил — язык не поворачивался назвать это так), было невозможно есть. В прошлом молодая ведьма не единожды шутила на сей счет. Аластор к свои недостатком относился спокойно, равнодушно пожимая плечами на шутки ведьмы. Мол, не умею и что с того? 

Кухня визуально была разделена на две части: непосредственно сама кухня, где можно было готовить, и зона, где стоял обеденный стол. Обе части были формально разделены кухонной стойкой. Почему-то Гермиона не сомневалась, что до обеденного стала никто не добирался.

Подойдя к ящикам, Гермиона наугад открыла шкафчик, где в прошлом доме, предположительно, хранился чай и кофе и, к своему большому удивлению, нашла то, что искала именно там. Да, Аластор был не из тех людей, которые любили что-то менять в своей жизни. Чай, к слову сказать, оказался именно таким, какой любила больше всего Гермиона — черный с лавандой. Девушка сжала баночку в руках, уносясь в воспоминания. Изумление всколыхнуло ее чувства: она точно знала, что для мужчины не было большой разницы, какой чай пить. Он его вообще редко пил. Однако Гермиона его заваривала немного по-особенному, и маг никогда не отказывался от чашечки, если она ему предлагала. Сердце сжалось. Становилось все труднее игнорировать маленькие свидетельства того, что она продолжала жить в его жизни, несмотря ни на что.

Гермиона поставила чайник, краем уха отмечая по глухому звуку, что Аластор присоединился к ней. Ведьма не стала оглядываться и спрашивать будет ли он чай или нет. Доставая две чашки, она начала заваривать чай, продолжая обдумывать ситуацию.

Когда напиток был готов, Гермиона взяла обе кружки и направилась к стойке, где расположился бывший аврор, пристально наблюдающий за действиями ведьмы. Ей хотелось пошутить о постоянной бдительности, но слова, почему-то, так и не соскочили с языка. Ведьма поставила чашки на стол и протянула одну Грюму. Тот забрал кужку из рук девушки и сразу же сделал глоток. Гермиона поражено замерла, так и не донеся своей чашки до рта. Аластор тут же отметил внимание ведьмы и напряженно спросил:

— Что?

— Вы пьете чай.

— Да. И что тут такого? — Аластор искренне не понимал причин такой реакции, — мне казалось ты именно для этого и приготовила чай.

— Да. Но, если честно, я ни разу не видела, что бы вы пили или ели что-то, что не было приготовлено вами.

И это правда. На пятом курсе Уизли устраивали совместные ужины, на которые Грюм приходил, но никогда, даже в качестве вежливости, маг не ел и ничего не пил там. С собой у него была неизменная фляжка. На сей счет в свое время молодые люди много шутили и одни шутки близнецов чего стоили. Поэтому, хотя Гермиона и приготовила чай для мужчины, она была абсолютно уверена, что тот не станет пить. И вместо этого он даже привычно не проверил его. Просто сделал глоток. Даже молодая версия вечно подозрительного аврора не сразу стала доверять ведьме в отсутствии скрытых желаний отравить мага и постоянно хотя бы визуальным осмотром проверял еду или напитки на наличие чего-то подозрительного.

Устало вздохнув, Аластор поставил чашку на стол и, облокотившись на спинку высокого стула, произнес:

— Мне казалось, что вопрос доверия или не доверия к тебе мы закрыли еще в семидесятых. Если я продолжу подвергать сомнению каждый твой шаг и каждое твое действие, мы вообще никуда не уйдем.

— И вы доверяете мне? — Гермиона еще не могла в это поверить. Да, конечно, этот этап они прошли давно — для него, но сейчас многое изменилось.

— Да. — просто ответил Грюм и вернулся к своему чаю.

Гермиона заторможенно наблюдала за ним, пытаясь понять, что это значит. Через минуту понимание окатило ее горячей волной: доверие для Аластора не пустой звук, даже признание в любви не имело такой ценности, как доверие никому не доверяющего человека. Грюм даже Дамблдору не доверял. Но ей верил. Из ее рук спокойно взял чашку чая. Спокойно пустил в свой дом. И если до этого, даже не взирая на его слова о том, что чувства и мысли не изменились, Гермиона не могла до конца поверить, то сейчас сомневаться не было причин.

Они продолжили пить чай в тишине, каждый думая о своем.

Ладно, один вопрос все же не переставал мучать ведьму с момента их прошлой встречи. Хотя Аластор отказался отвечать на него, но Гермиона решила попробовать счастья еще раз.

— Так как же Вам удалось выжить, Аластор?

— Как я тебе уже сказал, это была чистая случайность, — маг едва заметно пожал плечами, продолжая рассказывать хрипловатым голосом, — вероятно, метла замедлила падение, и, оказавшись на земле, я не разбился на смерть. Правда травм хватило, чтобы впасть в кому.

Тишина снова окутала обоих. Гермиона ждала, что Аластор продолжит свой рассказ, но тот, по всей видимости, считал, что этой информации достаточно. Правда, Гермиона не была с этим согласна.

— Что случилось дальше? Билл и профессор Люпин сразу же отправились искать ваше тело, но нашли только глаз.

— Меня сразу же нашли маглы и доставили в местную больницу. В себя я пришел спустя чуть больше года, но так и не знал, чем закончилась вся история. Связаться ни с кем я не мог, не зная обстановки. Встать полностью на ноги я смог только через полгода. Когда я узнал все актуальные новости, Битва давно закончилась.

Гермиона задумчиво кивнула. Это имело смысл.

— Кто-то знает, что вы живы?

— Кингсли. Он помог мне с бумагами.

— И вы не собираетесь возвращаться в магический мир?

— Нет. Что мне там делать? Если даже мой дом не дает покоя Пожирателям, то что будет, когда все узнают, что я жив. Не испытываю огромного желания снова повесить себе мишень на спину. А геройствовать. Что ж, я уже не того возраста.

— Что вы собираетесь дальше делать?

— А что делаю обычно люди? Жить. — маг скривил губы.

Спустя несколько минут, в течение которых волшебники допивали свой чай и думали о своем, Аластор впервые сам задал вопрос:

— Когда я был у Кингсли, он мне подробно описал то, что происходило, пока меня не было. И он упоминал о каком-то секретном задании, которое Вы якобы выполняли по приказу Дамблдора. Однако подробностей он не знает. Так что за задние оставил вашей троице покойный директор? — из слов бывшего аврора было ясно, что в наличие задания он не верит.

— А, — Гермиона на мгновение замялась, не зная, как поступить. После окончания войны она, Гарри и Рон решили никого не посвящать в эту деталь, касающейся Темного Лорда. Такая магия должна оставаться в секрете, чтобы потом не появилось новых Лордов. Даже в разговоре с Кингсли они обтекаемо говорили общие фразы. Их ответы не убедили нового Министра Магии, но, не добившись конкретных ответов, он решил оставить их тайны им. Аластор не был тем человеком, который может использовать информацию в своих интересах. Также не верилось и в то, что он может эту информацию распространить.

Аластор внимательно изучал реакцию Гермионы, ожидая, когда та ответит. После продолжительных сомнений, девушка все же решила ответить на оказанное ей доверие и рассказать правду мужчине.

— Вы слышали что-то о крестражах?

— Хм, — мужчина нахмурился, задумчиво постукивая пальцами по столу, так и не отводя взгляда. Он не казался удивленным или недоуменным, что говорило о том, что хоть в общих чертах, но Аластор был знаком с этой магией. Неудивительно. Гермиона дала ему немного времени на то, чтобы сложить два и два.

— Это многое объясняет. Крестраж, действительно, мог не дать ему умереть.

— Крестражи. — поправила мага ведьма.

А вот эта ремарка изумила бывшего аврора.

— Сколько он их сделал? — хрипло спросил Аластор.

— Если считать вместе с Гарри, которого он не планировал делать своим крестражем, то восемь.

— Поттер? — впервые Гермиона слышал от мага неприкрытое изумление. Он нахмурился и снова погрузился в размышления, вероятно, проводя параллели с той информацией, что у него уже была. Гермиона не сомневалась, что до бывшего аврора доходили слухи о нестабильном состоянии Гарри на пятом курсе. — И как он тогда вообще выжил?

— Благодаря очень сложным многоходовым планам Альбуса Дамблдора, где буквально все весело на волоске — сыронизировала Гермиона, выражая тем самым все свое отношение к планам великого мага.

Аластор хмыкнул, но вдаваться в подробности не стал. Зная Дамблдора, он мог еще несколько дней разбираться в том, что тот задумал.

— Значит, Альбус повесил на трех подростков, даже еще не окончивших школу, задачу, от которой зависит судьба магического мира? Как на него похоже, — Аластор неодобрительно покачал головой.

— Технически эту задачу он «повесил» только на Гарри, нам он благородно разрешил помогать ему.

Аластор продолжал слегка покачивать головой. Однако вслух рассуждать о поступках Дамблдора не стал.  Через минуту он задал еще один вопрос:

— Что за проблемы у тебя с гоблинами? — встретившись с непонимающим взглядом карамельных глаз ведьмы, Грюм добавил: — Ты говорила своему коллеге том, что у вас не простые отношение.

— А, — Гермиона весело усмехнулась, приведя Аластора в небольшое замешательство. — Один из крестражей хранился в сейфе Лестрейндж, и, естественно, нам нужно было туда попасть.

— Только не говори, что вы ограбили банк.

— Хорошо, я буду молчать, — с лукавой улыбкой согласилась молодая ведьма.

Алсталор снова осуждающе покачал головой, однако весь его вид говорил о том, что он очень даже не против услышать историю. Поэтому, несмотря на ранее данное обещание ничего не говорить, Гермиона продолжила:

— Мы уговорили одного гоблина помочь нам. Проникнуть получилось без особых проблем, но достаточно быстро мы были обнаружены.

— И как вам удалось ускользнуть?

— На драконе, — спокойно ответила девушка, как будто бегство из магического банка на опаснейшем создании- это абсолютно обычное дело.

Аластор хрипло рассмеялся. Его смех был похож на скрип деревьев, сгибающихся под воем ветра и оставлял после себя не совсем приятные ощущения.

— Попутно мы разнесли половину банка, когда пытались выбраться. — добавила ведьма.

— Неудивлено, что у тебя проблемы с гоблинами. Они терпеть не могут вмешательство людей и обиды свои они хранят очень долго.

— Я знаю, — согласилась с магом Гермиона. — Кингсли пришлось использовать все свои дипломатические возможности, чтобы разрешить конфликт, который назревал из-за наших действий. А мы с Гарри и Роном каждый отдали половину денег, идущих вместе с Ордином Мерлина Первой Степени. Однако это не сильно улучшило их отношение к нам. До сих пор, как только кто-то из нас появляется банке — а к слову сказать, делать мы это стараемся как можно реже, — мне кажется, за нами следуют почти все работники банка.

Аластор продолжал смеяться.

— И ты решала выбрать работу, которая тесном образом связана с гоблинами.

— Ну даже мне иногда приходят в голову не самые умные идеи, — согласилась Гермиона с улыбкой.

— Идея ограбить банк твоя?

— Нет, я только помогла доработать план.

— Поттер, — понимающе кивнул Аластор.

Гермиона только слегка улыбнулась.

Спустя мгновение она забрала пустые чашки, встала со стала и направилась к раковине. Пока она их мыла и ставила на место, ведьма думала о том, что делать дальше. Она не хотела, чтобы неловкость между ними возникла снова, поэтому казалось разумным попрощаться с Грюмом и отправить домой. Погруженная в свои мысли, Гермиона не услышала, как Аластор приблизился к ней, и когда она закончила с кружками и повернулась лицом к стойке, она невольно натолкнулась на бывшего аврора и испугалась, отскочив назад.

Аластор стоял почти вплотную к ней и, чтобы не дать ведьме упасть, схватил ее за руку, но никак не стал комментировать ее реакцию. Когда испуг от неожиданной близости мужчины прошел, Гермиона смогла внимательно взглянуть в его глаза. Так близко в этом времени она еще не видела его. Оба глаза были почти одного цвета и размера, и только неестественный блеск на одном их них выдавал истинную природу. Без магического глаза мужчина выглядит намного лучше. «Интересно, — подумала девушка, — скучает ли он по свой потере? Точнее, по тем возможностям, которые открывались перед ним?». Отодвинув эту мыль подальше, Гермиона продолжила изучать лицо мага. Оно почти полностью состояло из шрамов, и она больше не могла отделить те, что были ей уже знакомы от тех, что бывший аврор приобрел за последние двадцать шесть лет. Часть шрамов срывала короткая борода, которую отпустил мужчина, к удивлению, Гермионы. Однако испещренное шрамами лицо не вызывало у девушки отвращения, только сострадание. За каждым шрамом скрывалась тяжелая история, каждый след был подтверждением силы и самоотверженности мужчины.  То, как спокойно сам Аластор относился к своим шрамам в прошлом, поражало Гермиону. Он никогда не пытался их скрыть и, похоже, не испытывал никакого морального дискомфорта. Они просто были, и все. Еще в прошлом Гермиона спрашивала его, не напрягают ли они его. Этот вопрос искренне удивил мужчину, поскольку тот даже не думал об этом. После секундного колебания он спокойно ответил, что не собирается покорять мир красотой, как и охотиться за женщинами, а в обычной жизни они абсолютно ничего не значат. Хотя тогда она ничего ему не сказала, но Гермиона почти сразу заметила, что как раз его шрамы и привлекают женщин. Сейчас Аластор маловероятно страдал от женского внимания, но когда был моложе, многие женщины обращали на него внимание.

Волосы мага рано поседели, что было не удивительно с тем образом жизни, который он вел. Из-за цвета и структуры волос создавалось ощущение, что они успели и поредеть, но это было не так. Стоя так близко, Гермиона могла ясно видеть, что грива оставалась такой же густой, как она помнила.

Аластор в свое время также изучал девушку, цепляясь взглядом за каждую черточку лица. Его рука продолжала аккуратно удерживать правую руку Гермионы, а большой палец машинально поглаживал скрытую под легкой тканью руку девушки. Дыхание Гермионы немного участилось, а сама ведьма чувствовала, как жар, заполняя грудь, медленно и неотвратимо поднимается к щекам. Казалось, даже время ненадолго замерло.

Не выдержав напряжения, которое только усиливалось между ними, Гермиона на выдохе — немного резком, — подняла левую руку и поднесла медленно ее к лицу Аластора. Она давала ему возможность избежать физического контакта, но маг, по все вероятности, делать этого не собирался. Когда ее рука достигла цели и нежно коснулась правой стороны лица, Аластор только сильнее наклонил голову на встречу руке. Этот, казалось бы, простой жест, вызвал у девушки проблемы с дыханием. Мужчина не когда не был нежным. Хотя он активно тянулся к прикосновениям и сам без проблем дотрагивался до Гермионы, но столь явного физического голода она никогда не ощущала от него. Одна такая реакция говорила девушке о многом.

Гермиона продолжала поглаживать щеку мужчины, частично покрытую бородой, когда тот сдался и закрыл глаза, полностью отдаваясь ощущениям от прикосновения. Но уже спустя пару минут Аластор крепче ухватил ее руку, которую и так держал, и притянул несопротивляющуюся девушку в свои объятия.

Прижавшись к мужчине, Гермиона уткнулась лицом в его шею. Он только ближе притянул девушку к себе, уткнувшись в ее волосы. Так они и стояли несколько минут, абсолютно неподвижные. Фигура бывшего аврора не сильно изменилась за двадцать шесть лет: он обладал все тем же плотным телосложением и, несмотря на возраст, крепкой мускулатурой. Льняная рубашка была мягкой и приятной. Запах, который девушка любила и несколько дней назад ощущала от плаща, сейчас ярко окутывал Гермиону. В сильных мужских руках она чувствовала себя, наконец-то, спокойно, под защитой. Если бы у молодой ведьмы спросили, где она готова провести остаток своей жизни, она бы без раздумий назвала был объятия Аластора. Она даже не могла представить, насколько сильно была напряжена последние месяцы. И только сейчас Гермиона могла отпустить ситуацию и расслабиться. Слезы почти добрались до глаз, но девушка силой воли сдержала их.

— Я скучал по тебе.

Касалось бы, такие простые слова, но услышать их от Аластора было чем-то совершенно необычным. Комок застрял в горле у Гермионы, и не сразу она смогла его проглотить чтобы едва слышно выдать:

— Как ты справился?

Вопрос не был праздным. Всего два месяца без этого мужчины почти сломали девушку, и представить сейчас всю жизнь без него, стоя в жизненно необходимых объятиях, было немыслимо.

-  Я знал, что в конечном итоге мы встретимся.

Гермиона крепко сжала зубы. Слезы подступили, и не было никаких сил справиться с ними. Ведьма оторвала лицо от мужской шеи и запрокинула его. Зубы почти трещали, но справить с подступающей слабостью у Гермионы все же получилось. Видимо, почувствовав, что возможный эмоциональный всплеск прошел и девушка успокоилась, маг притянул Гермиону еще ближе к себе. Его руки ощущались стальными корсетом; вырваться из них было невозможно, но Гермиону эта опасность не пугала. Казалось, ее даже этого стального захвата было мало.

Какое-то время, но ни один из них не мог сказать сколько точно прошло — время тянулось едва-едва и одновременно с этим неотвратимо летело вперед, -они стояли тесно прижавшись друг к другу, но в конечном итоге, Аластор ослабил свою хватку и немного отодвинулся, ища глаза девушки. Не найдя в глазах протеста, маг медленно стал наклоняться к ней, теперь уже сам предоставляя Гермионе возможность избежать нежелательного контакта. Гермиона только смущено облизала губы, стараясь хотя бы немного успокоить бешеное сердцебиение. В голове царил хаос, и ни одна сколько-нибудь адекватная мысль не могла появиться в обычно собранной голове молодой ведьмы. Одно она понимала интуитивно: она не против дальнейшего развития события.

Не встретив какого-либо сопротивления, мужские губы нежно коснулись женских губ. Оба испытали схожие ощущения — как будто один из них, плотно касаясь другого, держит оголенный провод, пропуская через себя и другого электрические разряды. Сердца стучали как бешеные, готовые вырваться из грудной клетки. Простое прикосновение губ, даже еще не поцелуй разрушили двух людей до основания. Отчаянье встретилось со смирением, боль с надеждой. Слегка усилив нажим, Аластор добился того, что губы Гермионы приоткрылись, чем мужчина тут же воспользовался и углубил поцелуй.

Почти сразу осторожность сменилась напором. Аластор целовал Гермиону так, как и делал абсолютно все — грубо и прямолинейно. Его действия полностью подавляли остатки воли, погружая в сладостную пучину. Именно это качество сломило все сопротивление двадцать семь лет назад. Грюм знал, что хотел. Никогда не колебался и всегда прямо говорил о своих мыслях и желаниях. Он никогда не пытался никого убедить в чем-то, а просто брал и делал. Гермиона, чей опыт был довольно ограничен, даже не представляла, что такие мужчины еще существуют. Она не плохо справлялась с идеализацией людей; так она создала идеальный мужской образ, насильно примерила его на Рона, а когда образ не подошел, сел на него, как одежда на несколько размеров меньше, Гермионе пришлось открыть глаза и встретится с реальностью. Больше, после того как болезненно закончились отношения с Роном, ведьма поклялась себе никогда не примерять свои мечты на реальных людей. Этот урок, один из многих молодая женщина превосходно усвоила и больше не позволяла себе очаровываться людьми — даже их реальными достоинствами. Тем не менее, Аластору было абсолютно наплевать на то, что там ведьма решила. Как там говорили римляне? «Veni, vidi, vici» — пришел, увидел, победил. Таким был Аластор. Таким же он и остался. Возможно, отчужденность и нелюдимость только усугубили характер мужчины, делая острые углы не просто острыми, а заостренными так, что это становилось опасным для жизни. Правда, даже если бы эти углы прямо сейчас оставляли реальные раны, Гермионе было бы всецело безразлично, лишь мужчина не прекращал ее целовать так, как мог это делать только он.

Поцелуй затягивался, но никого из участников этого действия данный факт не беспокоил. Аластор без стеснения одной рукой прижал Гермиону крепко к себе и удерживал руку у нее на пояснице, не давая возможности пошевелиться. Вторая руку уверено запуталась в густых волосах ведьмы, аккуратно поглаживая кожу головы. Руки Гермионы неподвижно обхватывали шею мужчины.

Несмотря на то, что поцелуй становился все жарче и жарче, полностью вытягивая влагу из человеческих организмов, ни один, ни друг не спешили расширить зону взаимодействия. Когда стало казаться, что еще мгновение, и оба потеряют сознание, Гермиона нашла в себе силы оторваться от мужчины. Тяжело дыша, она снова уткнулась, в видневшуюся в приоткрытом вороте, шею. Аластор также, пытаясь восстановить дыхание, прижался щекой к волосам девушки.

Гермиона почувствовала легкий поцелуй на своих волосах и еще ближе прижалась к мужчине. Аластор не сопротивлялся желанию девушки. Реакцию, которую вызвало столько бурное проявление чувств, легкая одежда мужчины совершено не скрывала, и Гермиона очень определено ощущала мужской интерес, однако за поцелуем больше нечего не последовало.

Им потребовалось достаточно много времени для того, чтобы окончательно прийти в себя, восстановить дыхание и работу головного мозга, но даже после этого ни один, ни другой не спешил разойтись в сторону. Тем не менее, с вернувшейся способностью, пускай и не совсем ясно, но все же мыслить, к Гермионе пришло и понимание, что для того, чтобы не испортить этот момент, стоит пожелать мужчине спокойно ночи и уже отправить к себе домой. Однако покидать теплые и уютные объятия ей совершенно не хотелось.

Пока Гермиона пыталась взять себя в руки и покинуть безопасные объятия, Аластор нашел в себе силы отстраниться от молодой ведьмы. Стараясь избежать неловкости, которая могла между ними возникнуть, Гермиона едва слышно, не поднимая взгляда, сказала:

— Спасибо большое за чай, но мне, думаю, пора домой.

— Ты можешь остаться.

Гермиона медленно подняла голову и посмотрела на Аластора. Тот был абсолютно спокоен и невозмутим. Ведьма закусила губу и, продолжая смотреть на мужчину, задумчиво кивнула.

— Если я не помешаю.

— Не помешаешь. Можешь выбрать любую гостевую спальню на втором этаже.

— А если я не хочу гостевую?

Аластор, который уже успел развернуться, собираясь, по-видимому, показать Гермионе, где она может расположиться, остановился, так и не сделав ни шагу. Мужчина повернул голову и пристально посмотрел на Гермиону. Та, ошеломленная от своей же наглости, упрямо встретила взгляд мужчины, вызывающе задрав подбородок. 

Грюм улыбнулся, тряхнул своей гривой и, направляясь к выходу их кухни, ответил:

— Пожалуй, моя кровать достаточно большая, чтобы спокойно вместить двоих.

Гермиона последовала за мужчиной, не нарушая возникшей уютной тишины. Хотя мозг ведьмы, полностью восстановивший свою деятельность после недавних событий, ни на секунду не прекращал свою работу, Гермиона успевала обращать внимание на убранство дома. То, что успевала увидеть девушка, только подтверждало выводы, которые та сделала в самом начале — дом, не считая расположения комнат, почти полностью копировал убранство прошлого дома, за исключением некоторых мелочей, которые, как поняла Гермиона, Аластор изменил по ее словам, сказанным вскользь когда-то совсем давно. Это понимание, находящее подтверждение в незначительных деталях, грело сердце молодой ведьмы и пугало одновременно. Почему-то на ум пришла трагическая любовь Снейпа, о которой ей с Роном рассказал Гарри после окончания битвы. Возможно, многие девушки мечтали оказаться на месте Лили Поттер и быть так же сильно любимой мужчиной, но у Гермионы ничего кроме грусти и сострадания это не вызвало.  Слишком это было нездорово и отчаянно. Слишком неправильно. Гермиона никогда бы не хотела, что ее так любили или, она, тем более, она кого-то. Такая любовь только уничтожает все, начиная с разоружения самого человека, которые испытывает такое яркое чувство. Тем не менее, внутренний голос нашептывал, возможно, в праздной надежде, что чувства Аластора отличаются. И не совсем правильно переживать за мужчину только потому, что он слышал ее слова и запомнил что-то из этого. Хотя, если быть честной, Гермионе ли судить о здоровых чувствах и отношениях. Девушка резко покачала головой, стараясь полностью избавиться от мыслей.

На втором этаже было только три комнаты.

— Там гостевые комнаты, — Аластор махнул правой рукой в правую сторону, — если вдруг ты передумаешь.

Гермиона не стала ничего отвечать. Они достигли единственной двери по левую сторону, и Аластор открыл дверь, ведущую в комнату. Комната была не просто большой, а огромной. Вероятно, по эту сторону так же должно было быть две комнаты, как и по правую, но их решили объединить в одну. Как и других комнатах, где успела побывать ведьма, здесь царил минимализм. Никаких украшений и ничего лишнего, что не несло бы в себе важную функцию. Мебели было мало, вероятно, чтобы минимизировать возможность спрятаться тем, кого сюда не приглашали. Однако комната прекрасно характеризовала своего хозяина, хотя для тех, кто не так хорошо знал Аластора, она бы никогда не смогла бы ассоциироваться с ним — светлая, уютная, свободная. Размеры кровати действительно поражали воображение. Казалось, что здесь спокойно могут лечь четверо, и места останется еще вдоволь. С двух сторон от кровати стояли небольшие тумбочки. Большой шкаф расположился вдоль одной из стен, и все, больше ничего в комнате не было. Однако пустота не казалась не комфортной, наоборот.ю здесь, как будто, дышалось свободнее.

Пока Гермиона осматривалась, Аластор добрался до шкафа, взял оттуда какие-то вещи и похромал в сторону ванной, дверь в которую была расположена справа.

— Если тебе нужные какие-то вещи, можешь спокойно взять нужное из шкафа.

И, больше ничего не добавив, мужчина скрылся за дверью.

Ведьма решила немного внимательнее осмотреться. Правда, что было ожидаемо, ничего нового не нашла. Спальня была предназначена только для одного — удовлетворения физиологической потребности организма. Гермиона хмыкнула про себя, покачала головой и многозначительно улыбнулась. Так похоже на Аластора. После она повернулась к шкафу, прекрасно понимая, что мужчина быстро, по-армейски, справится со своими делами, и, все еще опасаясь неловкого молчания, Гермиона решила, как можно меньше создавать условий для его возникновения.

Открыв дверцу наугад, девушка тут же нашла искомое. То, как она сразу находила нужные вещи, пугало Гермиону. Стараясь сильно не разглядывать содержимое шкафа, она протянула руку и взяла с полки одну из льняных рубашек мужчины. Белая. Такую он носил не слишком часто, насколько помнила Гермиона. Однако, именно это рубашка имела характерные потертости. Прижав рубашку к себе, Гермиона наклонилась и выдвинула одни из ящиков, надеясь, что именно там мужчина хранил полотенца. И Гермиона снова оказалась права.

Для мужчины, не доверяющему никому и находящегося постоянно в состоянии постоянной настороженность, такая предсказуемость казалась забавной. Однако почти сразу легкое веселье, которая Гермиона почувствовала от этой мысли, сменилось непонятными ощущениями. Ведьма осознала один момент: Аластор в принципе не подпускал никого на сколько близко, чтобы люди смогли познакомиться с его привычками. Сколько людей из ныне живущих были в этом доме? Или вообще знали, где он находится? Не было смысла даже говорить о более личных вещах. До того, как Гермиона побывала в прошлом и принудительно познакомилась с магом ближе, ни она, ни кто-то из ее друзей вообще ничего не знали об этом мужчине. Даже вопрос о его семье вызвал только обмен взглядами и пожатие плечами. Забавные предположения близнецов долго веселили молодую часть Ордена, пока эти самые предположения не услышала миссис Уизли и не отругала братьев так, что у всех, кто слышал, окончательно отпало желание даже думать в этом направлении.

Не успела молодая ведьма задвинуть ящик и закрыть шкаф, как послышался звук открываемой двери, и мужчина вышел из ванной. Несмотря на него, Гермиона проскользнула в уборную. Пересытившись эмоциями и мыслями, которые постоянно крутились в голове, девушка уже не обращала внимание на отделку ванной комнаты. После того как Гермиона закончила, по возможности, свои обычные процедуры и вышла из ванной, она могла только сказать, что, как и все в дому, помещение было оформлено только самым необходимым и с удобством.

Переступив порог спальни, Гермиона оценила обстановку. Аластор уже приготовился ко сну и, заняв правую часть кровати, с закинутыми за голову руками, ожидал ее. Босыми ногами, ступая по мягкому ковру и нервно одергивая мужскую рубашку, которая доходила ей до середины бедра и была немного больше самой девушки, Гермиона достигла левого края огромной кровати и скользнула под одеяло.

Аластор успел задернуть шторы, пока девушка была в ванной, поэтому, после того как мужчина выключил свет, исходящий от настольной лампы, комната погрузилась во тьму. В темноте было ощущение, что пространство безгранично. В обычное время Гермиона почувствовала бы себя неуютно в этой безразмерной тьме, но присутствие мужчины, которому Гермиона доверяла, снизил чувство страха до нуля.

Молодой ведьме потребовалось некоторое время, чтобы улечься и занять удобное положение, но почти сразу все ее усилия пошли прахом. Все еще лежа на спине, Аластор притянул девушку к себе, расположив ее под своим левым боком. Лицом Гермиона уткнулась в мужскую ключицу и, поудобнее устроившись, сделала вдох полной грудью. Любимый аромат окутал девушку, даруя обещание защиты и покоя, и Гермиона прочти тут же соскользнула в сон.

Глава 3.

Утро, по скромному мнению Гермионы, наступило слишком быстро, как будто кто-то использовал маховик времени, но не тот, который отправляет в прошлое, а тот, который переносит в будущее. Проснулась она, ощущая легкие солнечные лучи на своем лице в одиночестве. Аластор уже успел проснуться и покинуть спальню.

Полежав немного, молодая ведьма пыталась осознать свои ощущения и не смогла окончательно в них разобраться. Одно она могла сказать точно — она впервые с момента возвращения из прошлого спала крепко, а кошмары не окрашивали ее сны и реальность в цвета крови. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов полной грудью, Гермиона встала с кровати и начала подготовку к новому дню.

Через десять минут, полностью готовая ко всему, что приготовила для нее жизнь, она сидела с мужчиной на кухне и завтракала. Аластор был занят изучением газеты и отвлекся только в тот момент, когда Гермиона вошла на кухню, чтобы приветственно кивнуть ей. Когда маг закончил изучать новости и, не найдя на страницах газеты ничего важного, отложил ее, Гермиона уже заканчивала доедать кашу. Они встретились взглядами:

— Боюсь, мне нужно будет уйти, — сказала девушка.

Аластор не стал спрашивать, куда она собирается и когда вернется, а просто кивнул. Гермиона доела завтрак, сделала последний глоток из кружки с чаем и встала из-за стола. Мужчина продолжал внимательно наблюдать за ее действиями, ничего не говоря.

— Если ты не против, сегодня или завтра вечером, я бы пришла к тебе.

— Не против, — коротко ответил он.

Закончив обмен скупыми словами, Гермиона пожелала мужчине хорошего дня и, не дождавшись ответной вежливости, покинула дом бывшего аврора.

С этого дня между двумя людьми установились хрупкие отношения. Подобно фарфоровой вазе, стоящей на самом краю каминной полки и готовой при любом неосторожном движении ринуться вниз и разбиться в дребезги, так и их отношения пугали своей непрочностью. Проводя почти каждый день вне дома Аластора по уши в делах и решая ворох проблем, который сваливался на Гермиону, она только периодически возвращалась вечерами к мужчине. Грюм ни о чем Гермиону не спрашивал. Безмолвно выделил ей несколько полок в шкафу и ванной, и на этом какие-то изменения закончились. Казалось, над ними дамоклов мечом висела необходимость разговора. Того разговора, который расставит все точки над «и». Ни один, ни другой не знали о мыслях другого. И если Аластора, как думала Гермиона, такой порядок вещей устраивал, то ее это неопределенность только омрачала. Те ночи, которые ведьма проводила не у Грюма, заканчивались жуткими кошмарами, после которых Гермионе требовалось много времени, чтобы прийти в себя. Давно она не видела ужасы в своих снах так ярко и пугающе. Жизнь девушки, как будто, делилась на две части, и обе они не радовали ее. Первая часть, такая знакомая и стабильная, дарила Гермионе только тоску и разочарование — там не было счастья, только треклятое одиночество. Вторая ее часть, связанная напрямую с Аластором, была счастливее, однако недоговоренности сами по себе и страхи, возникающие на их фоне, отнимали то ощущение покоя, которое Гермиона могла поймать, только если бывший аврор был рядом с ней. Не зная, как сам Аластор относится к их отношениям и не осмеливаясь задать вопрос напрямую, ведьма боялась, что ее присутствие может быть утомительным для мужчины, привыкшего к одиночеству, поэтому постоянно мучилась сомнениями.

Спокойствие одной из таких ночей, которые девушка проводила у Грюма, было нарушено резким звонком. Аластор тут же проснулся и почти сразу узнал сигнал, хотя до этого слышал его всего раз. Гермионе потребовалось чуть больше времени, но, когда она уже поднесла телефон к уху, ей удалось проснуться достаточно, чтобы соображать.

— Что делаю? В оргии участвую! Сплю, конечно, ты время вообще видел?

Тишина нарушалась сбивчивыми словами, неясной трелью, раздающейся с другой стороны. Понять, о чем говорит собеседник, стороннему слушателю было невозможно. Однако у Аластора была возможность оценить реакцию Гермионы. После того, как Гермиона выдала свою колкость, расслабленное состояние девушки, которая еще не до конца проснулась, по ходу монолога собеседника постепенно улетучивалось. Она села с абсолютно прямой спиной и напряжением в каждом непривычно резком движении. Меньше минуты Гермиона слушала собеседника, и после быстрых слов: «Пришли смс», быстро встала и направилась к шкафу.

— Куда ты собралась? — голос Аластора, и так обычно хриплый и грубый, звучал совсем жестко со сна.

Гермиона на секунду замешкалась, после чего вернулась к прерванному занятию и совершенно не стесняясь мага, стала переодеваться перед ним.

— Гарри нужна помощь.

— На кой черт Поттеру нужна помощь ночью? У него жены нет?

Гермиона оставила вопрос Аластора без ответа и, закончив одеваться, так и не сказав ни слова, вылетела из спальни, а позже и из дома.

Ни в этот день, ни на следующий Гермиона так и не вернулась. Прошло четыре дня, хотя обычно девушка не отсутствовала более двух дней, когда Аластор почувствовал, что кто-то аппарировал на территории его дома. Гермиона вошла в дом медленно, прикрывая длинными волосами свое лицо. Занятие, к слову сказать, бесполезное. Никакие волосы не могли полностью скрыть синяки и царапины на ее лице. Магия в два счета справлялась с такими пустяковыми травмами, и только одна причина была у того, что Гермиона еще щеголяла разукрашенная — вероятно, на теле были куда более серьезные травмы, излечение которых не позволяло обратить внимание на мелкие ссадины и синяки. То, как двигалась девушка, подтверждало это предположение.

Правда, не имея больше такого преимущества, как магический глаз, Аластор, который в этот момент смотрел прямо перед собой в окно, не мог оценить состояние девушки. Гермиона медленно пересекла свободную часть гостиной и села в ближайшее кресло, морщась. Движения девушки не вызвали никакой реакции у мужчины: он продолжал сидеть на диване, смотря, как будто в никуда, и постукивая пальцами правой руки по своему протезу.

Если Гермиона боялась неловкой тишины, то сейчас был тот самый момент, когда она могла прочувствовать всю ее глубину и вязкость. Казалось, даже воздух стал плотнее, и дышать было тяжело, а сама ведьма по грудь стоит в высасывающем силы болоте. Чувствовалось, что это тишина никогда не закончится и будет пытать своей невысказанностью и многозначительностью. Когда слушать тишину стало совсем невыносимо и Гермиона уже собиралась ее прервать, Аластор медленно повернул голову в ее сторону, продолжая постукивать пальцами по тому месту, где раньше у него было колено. Выглядело это так жутко, что Гермиона почти подавилась.

Тот факт, что обычно резкие и размашистые движения стали отрывистыми и медленными, ясно показывал на еле сдерживаемую мужчиной ярость. Никогда, даже в прошлом молодая ведьма не видела Грюма в таком состоянии. Если до этого ей было неудобно, то теперь откровенно страшно.

— Где ты была? — в голосе не было яркости. Сказать честно, там не было никаких эмоций. Тем не менее, то, как задан был вопрос с выговором каждой буквы, с длинными паузами между словами, очевидно указывало на состояние бывшего аврора.

Аластор перестал отбивать одному ему знакомую мелодию и теперь пристально изучал Гермиону.

— Помогала Гарри.

— Очень интересно, какая помощь могла понадобиться аврору от человека без особой подготовки.

— Ну не всё же связано с его работой.

— Даже так, — холодно и неприятно.

Аластор продолжал изучать Гермиону. Теперь она прекрасно понимала, почему этого человека боялись больше, чем полстраны. Даже если, не прибегая к магии и физическому воздействию, он одним только взглядом и невинным вопросом вызвал такую реакцию, то что он мог еще сделать, оставалось только предполагать. Правда, страха перед физической силой Гермиона не испытывала. Мужчина никогда, несмотря на свой грубый нрав, не был с ней случайно или намерено жесток. Она боялась другого. Боялась, что их хрупкий мир рухнет и что-то, пускай слабое и едва живое, погибнет, так и не получив возможности стать чем-то большим.

Казалось, они приближались к точке невозврата. Что после нее ждало их, ни один, ни другой не знали, но то, что будет так, как не было раньше, было ясно без слов. Маги смотрели друг на друга. Глаза молодой ведьмы умоляли оставить все, как есть, не копать глубже, не рушить то хрупкое равновесие, которое было между ними. Взгляд же Аластора был непреклонен, и чувствовалось, что уже ничего не изменит решения мужчины. Гермиона вздохнула и опустила взгляд на пол, признавая негласно свое поражение.

— Раз вы с Поттером занимались его делами, скажи, пожалуйста, что это такое?

Пока Гермиона разглядывала узор на ковре, бешено пытаясь найти выход из западни, в которую она угодила, Аластор бросил ближе к ней на книжный стол газету. Гермиона вздрогнула, поскольку отвлекалась и не заметила маневра мага, но быстро взяла себя в руки. Поднимать же газету не было необходимости — она приземлилась так, что молодой ведьме было хорошо видно первую полосу: фотографию Сивого и заголовок «Неизвестные герои продолжают очищать мир от беглых пожирателей или очередной протест Министерству?». Читать статью дальше Гермиона тоже не стала. Она видела достаточно похожих, чтобы иметь довольно верное представление о том, что там написано. Девушка сглотнула, но упрямо подняла голову и снова встретила взгляд бывшего аврора, который в упор изучал ее.

— Что ж, думаю, никто не скорбит о его смерти.

— Дело не в этом, и ты прекрасно об этом знаешь, Грейнджер! Чем вы с Поттером на самом деле занимаетесь?

Гермиона неопределённо пожала плечами. Еще в прошлом Аластор и Гермиона достигли негласного соглашения в своих отношениях — никакой лжи. Понятное дело, что Гермиона не могла быть полностью искренней с мужчиной ввиду того, что многое ему знать в то время не полагалось. И если они в разговоре касались темы, на которую девушка не могла говорить, она просто хранила молчание. Если первое время она и пыталась солгать, то достаточно быстро стало ясно, что делать это у нее не получается. И, в то время как они становились ближе, ложь, в принципе, стала неприемлемой. Аластор придерживался того же пути. Пускай его правда не могла прямо повлиять ни на чье будущее, но будучи аврором, он знал слишком много, о чем даже сейчас не мог свободно распространяться. Поэтому тишина в ответ на вопрос была достаточным ответом. И Грюм этот ответ понял, поджал губы и снова заговорил:

— Вы вообще отдаете себе отчет в том, что наделали? Или вам так мало было той славы, которая и так витает вокруг вас, что вы решили расширить ее пределы?

Еще один ход, который мужчина раскусил в прошлом: из Гермионы, если она не хотела говорить, почти нереально было вынудить, но существовал один путь — вывести ее на сильные эмоции. Если, например, зажечь в ней праведный гнев, то тогда остановить ее было уже невозможно. Как истинная гриффиндорка, она очень трепетно относилась к некоторым моментам и готова была отстаивать их не на жизнь, а на смерть. В этот раз этот ход также сработал.

Виноватое выражение лица сменилось возмущением. Глаза полыхали негодованием, а опущенные плечи расправились. Хотя причин наслаждаться моментом ни у одного, ни у другого не было, Аластор не мог не отметить, что это был первый раз, когда в это время он видел девушку именно такой, какой он ее помнил — гордой и независимой, в какую влюбился более двадцати лет назад. Для Гермионы прошло всего два месяца с того момента, как она вернулась, однако складывалось ощущение, что вернулась не сама девушка, а только ее тень. То, что осталось от острого языка, яркой и запоминающейся девушки, казалось, даже меньше тени. Почему она изменилась так сильно за столь короткий срок? Однако огонь, который сейчас все-таки горел, отражался яркими вспышками в глазах, подтверждая, что пламя еще пылает в темных глубинах молодой ведьмы. Возможно, еле тлеющее, но все еще живое, и при должной подпитке, оно снова разгорится еще ярче прежнего.

— Слава? Ты действительно считаешь, что мы просто зазнавшиеся дети, упивающиеся свободой и безнаказанностью?

— А разве это не так? — Аластор приподнял бровь в наигранном изумлении.

В первую секунду после этих слов атмосфера так накалилась, что казалось, что сейчас молодая ведьма достанет палочку и проклянет бывшего аврора. Хотя, если быть честным, то скорее просто безуспешно попытается это сделать. Однако злость и возмущение, которые почти осязаемо исходили от девушки, потухли так же стремительно, как и разгорелись. Огонь быстро погас, и на Аластора смотрели глаза, полные разочарования. К чему бы мысленно Гермиона ни пришла, на Грюма она смотрела холодно и отстраненно с ноткой разочарования. Как будто мужчина только что упал в ее глазах. Ведьма устало пожала плечами.

— Считай, как хочешь.

Аластор просчитался. Теперь девушка казалась еще более закрытой и неготовой к контакту, чем раньше. Мужчина попробовал зайти с другой стороны:

— Я хочу понять. Объясни мне, чем вы руководствуетесь с Поттером.

— Мне кажется, ты уже все решил для себя, — Гермиона какое-то время изучала изувеченные черты лица Аластора, потом равнодушно повела плечами и отвернулась. Однако, почему-то, все же решила ответить на вопрос. — Прошло четыре года с того момента, как война закончилась. Для всех. Но не для нас. Вчерашние дети продолжают прокручивать все ужасы в голове. Знаешь ли ты, например, — Гермиона говорила голосом, полным горечи, с Аластором, но больше так и не взглянула на него, — что буквально пару недель назад Джинни взорвала стихийной магией бладжер, который летел в нее на тренировке, по ошибке, посчитав его проклятием? Или, например, что никто из нас не расстается с палочкой и ни единожды, на автомате, выхватываем ее в неподходящее время? Мы до сих пор видим кошмары, которые серьезно подрывают наше доверие к реальности?

Выражение лица Грюма не изменилось, но тот внимательно слушал и смотрел на ведьму. После ее слов ему потребовалось немного времени, чтобы сказать:

— Мне казалось, что твои кошмары прекратились еще в прошлом.

— Просто я нашла способ, как накладывать заглушающие заклинания, даже в обход твоей защиты. А когда я спала с тобой, тогда да, кошмары не на долго уступали.

Это действительно было так. Смерти, пытки, плен. Снова смерти и пытки. В своих кошмарах Гермиона видела, что было, что могло случиться и чего никогда не происходило. Все эти образы путались в мыслях, искажая реальные воспоминания. Просыпаться от собственного крика — было обычным делом и происходило с девушкой чаще, чем подъем от звука будильника. Всеми зельями, которыми можно было пользоваться в связи с этой проблемой, она превысила лимиты еще в первый год, и сейчас их употребление грозило только серьезными проблемами со здоровьем, и никак помочь с трудностями они не могли.

— Но вы ведь в безопасности, — эти слова от человека, который в принципе не верил в возможности безопасности даже в собственном доме, казались насмешкой.

— Безопасности? — невесело хмыкнула Гермиона, продолжая невидящим взглядом смотреть на стену перед собой. — Ты называешь безопасностью угрозы от Пожирателей, которые продолжают поступать нам? Или те беспорядки, которые творят еще не пойманные Пожиратели? Почти каждый год обнаруживают новых последователей идеологии Темного Лорда, и никто ничего не делает с этим.

— Кингсли делает все возможное, чтобы покончить с этим. Вы разговаривали с ним? — уверенно сказал Аластор, который ни единожды обсуждал эти проблемы с бывшим коллегой и, в целом, был согласен с политикой, которой Кингсли придерживался в этом вопросе.

— Да. И что толку? Кингсли стал прекрасным политиком и миротворцем. Я не единожды лично приходила ему и рассказывала о том, что мы до сих пор не чувствуем себя спокойно. Но каждый раз слышала: «подождите немного, и все наладится». Даже мои предложения об оказании психологической помощи не получили отклика. И что? Сивый, — Гермиона, несмотря на это, качнула головой в сторону газеты, все еще лежавшей на книжном столике, — обратил за это время девять детей. Дети, у которых забрали спокойную жизнь и будущее. А что Министерство и Авро? У них было столько возможностей: если не поймать его, так устранить, но нет, политика «каждый получит достойный суд» важнее.

— И вы с Поттером решили, что справитесь с благородной ролью, как маглы называют их, супергероев?

Осведомленность Аластора в магловской культуре должна была удивить молодую маглорожденную ведьму, но та только снова повела плечами, игнорируя его слова.

— Когда был убит Амикус Кэрроу, с Джинни впервые случилась истерика, после которой та, наконец, смогла вздохнуть полной грудью.

— И вы подумали, что лучший способ справиться с ужасами, поражёнными насилием и страхом, лежит в насилии?

— Не хуже других. Мы хотя бы что-то делаем, — без особого энтузиазма огрызнулась Гермиона.

Аластор встал с дивана. Вся эта ситуация казалась сюрреалистичной. Молодая, светлая гриффиндорка в роли карателя — почти то же самое, что и добрый, всепрощающий Темный Лорд. Куда катится мир? Мужчина, хромая, подошел к окну, уставился вдаль, заложив руки за спину. Куда вообще смотрит Кингсли? Да и вообще все старшие представители Ордена? Как вообще можно было оставить всех этих детей без присмотра? Поттер с Грейнджер, конечно, хороши. Но, если по-честному, на ком лежит большая ответственность за все, что они наделали?

Ситуация казалась безвыходной. По закону Аластор должен был сообщить в Министерство, и этих двух чудо-героев ожидало бы расследование и суд, а потом и, организованные по блату соседние камеры в Азкабане. Пожизненно. По тем выводам, которые Аластор успел сделать до того, как девушка пришла, своими действиями они себе наработали не одно пожизненное. И никакие прошлые заслуги не смягчили бы приговора. То, что позволено в военное время, считается абсолютно неприемлемым в мирное. Но даже в военное время сложно адекватно оправдать охоту и казни, устраиваемые по воле двух неуравновешенных людей.

Тем не менее, если быть абсолютно честным, то не закон и предполагаемое наказание пугало Аластора, а то, что ждало девушку после того, как она осознает всё, что успела натворить. Грюм знал Гермиону достаточно, чтобы понять, что насилие — не её любимый способ решения проблем. Гермиона всегда боролась с несправедливостью, выступая за угнетенных, и теперь на её тонкой душе, своими же руками расчертила шрамы. Справится ли она с тем, что сделала? На счет Поттера Аластор так не переживал.

Аластор поднес правую руку к лицу и устало потер глаза. Нужно что-то срочно делать, пока всё окончательно не вышло из-под контроля. Много времени мужчине на размышления не потребовалось — он еще до разговора с Гермионой знал, как должен поступить. Поэтому, резко повернувшись, даже не глядя на хрупкую фигурку, согнувшуюся под весом ужасов, которые она пережила и сама же создала, мужчина быстрым, хромающим шагом направился наверх.

Быстро переодевшись в более привычную одежду, захватив трость, Грюм, не сказав ни слова ведьме, направился на выход. Гермиона настороженно следила за движениями мужчины и, когда поняла, что он сам ничего не скажет ей, не выдержав, задала вопрос сама:

— Ты куда?

— К Кингсли. Пора прекращать ваш милый кружок по интересам.

— Ты не посмеешь! — если бы не легкие истерические нотки, прозвучавшие в этом восклицании, можно было подумать, что Гермиона угрожает.

Аластор хищно ухмыльнулся:

— Кто мне помешает? Ты?

— Ты мне не отец, и тебя это не касается.

— И слава Мерлину! — голос мужчины звучал холодно с неприкрытым оттенком отвращения к этой мысли. — Если бы я был твоим отцом, или, упаси Мерлина, отцом Поттера, вы бы всю оставшуюся жизнь не смогли бы на своих задницах сидеть.

И Аластор исчез, не дожидаясь ответной реплики.

Гермиона пораженно застыла, не зная, что делать дальше. Определенно, связываться с бывшим аврором, при том, одним из лучших, имея такую тайну за своей спиной, было сверхглупостью. И о чем она думала? «Дура! — думала Гермиона, — на что ты надеялась? Что в будни будете наслаждаться жизнью, а по выходным спасать мир?» Сейчас все её решения, которые она приняла в последнее время, казались глупыми и неправильными. Она подставила их с Гарри. Гарри! Гермиона только сейчас поняла, что еще и он попал под удар. Больше ни секунды не колеблясь, Гермиона выбежала из дома и аппарировала на Гримму 12, где жили молодые Поттеры.

Гарри с Джинни сразу же нашлись на кухне. Несмотря на довольно позднее время, молодые возлюбленные только сели завтракать. Оба Поттера удивились приходу Гермионы, так как она обычно договаривалась с ними заранее о визитах, и, хотя она имела разрешение приходить в гости, когда ей было удобно и без предупреждения, ведьма не злоупотребляла этим. Однако не только неожиданный визит привел в удивление Поттеров: внешний вид Гермионы и легкое безумие на ее лице почти напугали их.

Не глядя на Джинни, Гермиона сказала:

— Гарри, я могу с тобой поговорить?

— И тебе доброе утро, Гермиона, — настороженно проговорила бывшая Уизли.

Гермиона только сейчас перевела взгляд на подругу. Постаралась успокоиться и, улыбнувшись одними уголками губ, произнесла:

— Прости, Джинни. Это срочно.

— Ничего страшного. Жизнь с аврором всегда предполагает «срочные и тайные дела», — улыбнулась Джинни и, по-видимому, успокоившись, вернулась к своему завтраку.

А вот Гарри поведение подруги заставило напрячься. Он без слов кивнул, поцеловал жену в щеку и направился за Гермионой в гостиную.

Когда за молодым аврором закрылась дверь, Гермиона тут же, без предисловий, перешла к сути проблемы.

— Аластор Грюм все знает и сейчас он направляется к Кингсли, чтобы рассказать.

О чем говорила Гермиона, Поттер понял сразу, но вот всё остальное не хотело так просто укладываться в голове молодого человека.

— Грюм? Гермиона, это шутка какая-то? — Гарри пристально вглядываясь в лицо подруги, сел на подлокотник кресла и сложил руки на груди.

Гермиона вздохнула. Времени было мало, а объяснить нужно было многое. Сделав над собой усилие, Гермиона заставила панику улечься поглубже и уже спокойнее попыталась объяснить другу:

— У меня сейчас нет времени, чтобы объяснить тебе всё, но я не сошла с ума. Аластор Грюм действительно жив, и сейчас он уже, вероятно, у Кингсли, где рассказывает министру очень интересные новости про нас с тобой.

— Откуда он узнал?

— Это тоже долгая история, — вздохнула Гермиона и уставилась на свои руки.

На комнату опустилась тишина. Гарри на автомате изучал Гермиону, но мыслями был далеко отсюда. Что делать в данной ситуации, ему пока не приходило в голову.

Пока оба героя войны думали, как поступить, гостиная наполнилась белым полупрозрачным светом, и перед молодыми людьми появился патронус министра, проговоривший суровым голосом:

— Оба. Ко мне в кабинет. Немедленно.

Справившись со своей задачей, патронус исчез. Гарри и Гермиона уставились на секунду друг на друга. Потом Гарри оттолкнулся от кресла и подошел ближе к подруге. Коснувшись её руки, аврор успокаивающе сказал:

— Мы разберемся, Гермиона. У Грюма есть какие-то доказательства?

— Нет, я думаю, у него их нет. Только предположения и, боюсь, моя реакция на его слова.

— Это почти ничего не стоит. Без реальных доказательств это только предположения. Ладно, поступим так: ты сейчас успокаиваешься, и мы спокойно отправляемся в Министерство. Там ты будешь просто молча слушать, а я постараюсь решить это недоразумение.

Назвать недоразумением обвинение, и достаточно верное обвинение, к слову, в убийствах, мог только Гарри.

Гермиона обняла друга.

Что друг сказал Джинни, Гермиона не слышала. Не попрощавшись с подругой, ведьма ждала Гарри на крыльце, пытаясь окончательно успокоиться. Гарри вышел на улицу почти сразу же за Гермионой, и они вместе аппарировали.

До кабинета Кингсли они добрались быстро и никого рядом с ним не обнаружили. Даже, обычно охраняющую покой министра, секретаршу. Касалось, в этой части здания почти никого не осталось, а это могло значить только одно — придавать это дело огласке Кингсли точно не планировал. Гермиона и Гарри пришли к одной и той же мысли, обменялись взглядами и без стука вошли в кабинет.

Атмосфера в кабинете была ожидаемо напряжённой. Кингсли сидел за своим столом, положив локти на его поверхность, а кисти соединив в замок, и молча терроризировал дверь взглядом. Слева от него, опираясь на привычную трость, стоял Аластор с мрачным и строгим лицом. Гермиона сейчас чувствовала себя, вероятно, как преступники, сидящие прямо перед Винзегамотом.

Однако такой теплый прием нисколько не впечатлил Мальчика, который выжил. Он вошел в кабинет с широкой улыбкой и тут же заговорил с Аластором:

— Приятно видеть Вас, профессор Грюм, среди живых.

Казалось, от этой притворной непринужденности опешили все. Гарри несколько секунд улыбался, как дурачок, пока остальные, включая Гермиону, пытались справиться с удивлением. Первым в себя пришел Грюм:

— Взаимно, Поттер.

Гарри кинул, как будто только этого и желал, и перевел свое внимание на министра магии. Тот, в свою очередь, продолжал безэмоционально смотреть на молодых людей. Видимо, приходя мысленно к какому-то решению, Кингсли указал рукой на стулья напротив него, рядом с которыми сейчас стояли Гермиона и Гарри.

— Сядьте.

Молодые люди без лишних вопросов и споров выполнили, что им велели. А дальше началась игра в гляделки. Гермиона, в полной напряженной авроровской комнате, чувствовала себя совершенно некомфортно. Атмосфера между всеми ими сгустилась так сильно, что можно было спокойно выпустить любое заклинание, и оно бы и близко не дошло до адресата, растворившись по пути. Несмотря на дискомфорт, Гермиона не без удивления отметила, что Гарри своей уверенностью, полученной благодаря работе аврором, стал равен двум опытным магам. Он сидел небрежно, расправив плечи и открыто смотрел в глаза то Кингсли, то Грюму, и казалось, что их не слишком дружелюбное поведение нисколько не напрягало молодого человека. Судя по всему, интуитивно трое мужчин исключили Гермиону из этого взаимодействия и совершенно не обращали внимания на неё, но она не позволила себе расслабиться. Спустя несколько минут стало ясно, что победителей в этой напряженной игре не будет, и негласную тишину нарушил спокойный голос министра:

— Думаю, мы все знаем, почему я вас пригласил.

— Нет, — таким же спокойным тоном ответил Гарри, — ни малейшего понятия.

— Не паясничай, Поттер, — прогрохотал Грюм.

— И не собирался. Я искренне не понимаю, что мы здесь делаем с Гермионой.

Кингсли устало вздохнул. Вероятно, ходить вокруг да около ему абсолютно надоело:

— Сколько Пожирателей вы убили?

Гарри открыл рот, видимо, чтобы снова попытаться ускользнуть от ответа, но Гермиона, поняв, что пора прекращать этот балаган, предостерегающе положила свою руку на руку Гарри. Кингсли знал. Аластор тоже. Тактика, которую выбрал Гарри, ни к чему не приведет, а только еще больше разозлит старших магов.

— Троих.

— Хватит врать, Грейнджер.

Гермиона нахмурилась, но смотреть на Аластора, который бросил это обвинение, не стала. Кингсли, перехватив её взгляд, но ничего не добавляя к словам бывшего аврора, продолжил:

— Ну, технически, можно сказать, что четверых.

— Нет, Гермиона, — Гарри, по-видимому, не имея другого выхода, решил присоединиться к Гермионе. — Джагсон сам выпал из окна. Мы его не трогали.

— Как и еще семерых? — спросил Аластор с издевкой.

Гермиона с Гарри переглянулись в полнейшем недоумении, и молодая ведьма, впервые с того момента, как пересекла порог кабинета, посмотрела на Аластора, но почти тут же нахмурившись, уставилась на Кингсли.

— Сколько? — в один голос спросили Гарри и Гермиона.

— Прекратите ломать комедию! — Аластор начал не на шутку злиться.

Но ему, как ни странно, ответил Кингсли.

— Я думаю, Аластор, они не врут.

В кабинете снова повисла тишина, а каждый участник этого разговора пытался сложить имеющиеся у него пазлы, но картинка ни в какую не хотела собираться. В этот раз тишину нарушил Поттер:

— Что вы имеете в виду, говоря про еще семерых?

Кингсли вздохнул, выдвинул ящик стола и, не глядя, достал папку, находящуюся в самом верху. Не отрывая серьезного взгляда от молодых людей, он бросил папку через стол. Её взяла Гермиона, и они вместе с Гарри склонились над ней, внимательно изучая. Когда молодые люди дошли до последней страницы, Гермиона уставилась на стол, переваривая только что полученную информацию, а Поттер, кинув папку на стол, развалился на стуле с легкой ухмылкой и уставился на Кингсли и Грюма.

— Вас даже не смутило, что всё — от способов убийства до мотива — отличает эти две группы убийств?

— Про мотив я бы поспорил, — сказал Грюм.

Гарри поднял брови:

— На кой черт нам охотиться на молодых людей, считающих себя якобы Пожирателями, личности которых мы даже не знаем?

— Ты работаешь в Авротаре, перестань строить из себя дурачка, мальчик!

— Я и не строю. — Гарри сосредоточил свое внимание на Кингсли. — Ещё по особому указанию министра меня отстранили от любой работы, касающейся Пожирателей, два года назад. Вся информация засекречена, и ни мне говорить вам, Аластор, что до такой информации почти невозможно добраться.

Это была правда. Когда начались убийства представителей Пожирателей, Кингсли сразу заподозрил, что в этом виноваты те, кто участвовал в войне, и постарался изолировать их от дела и любой информации, которая была прямо или косвенно с ним связана. Гарри иногда привлекался, как и Гермиона, для вида к делам Пожирателей, но никакой подробной информации из Министерства они получить не могли, доступа к материалам расследования они не имели. Люди, задействованные в этом деле, были тщательно отобраны и отчитывались прямо министру. Они бы никогда не стали разглашать сведения даже герою магического мира.

— Чтобы собрать всю информацию, продумать каждое убийство, мы должны были с Гарри только этим и заниматься. А ты, Кингсли, и так прекрасно знаешь, что ни я, ни Гарри просто не живём на работе. Когда нам было бы этим заниматься?

Кингсли перевёл взгляд на девушку. Секунду подумал и кивнул. Это было логично. Тем не менее, если министра еще можно было убедить в чем-то, используя логические рассуждения, то с Аластором всё было не так просто.

— Но убийство троих вы все же смогли спланировать.

Гермиона устало вздохнула.

— Это была чистая случайность. Вот и всё. Мы смогли выйти на каждого из них, поскольку, вероятно, они сами этого хотели.

— Что ты имеешь в виду, Гермиона? — Кингсли прервал намечающуюся перепалку между Аластором и Гермионой и наклонившись чуть вперед, внимательно посмотрел на девушку.

— Я ни раз говорила тебе, что нам угрожают. А когда тебя постоянно преследуют, становится чуть легче найти человека, особенно если он сам делает всё возможное, чтобы именно ты нашла его.

— Как они угрожали вам?

Гермиона посмотрела на Гарри, тот ответил на её взгляд и кивнул. Потом Поттер рукой полез во внутренний карман мантии, которую успел накинуть перед выходом из дома, достал стопку помятых бумаг и передал их министру. Тот аккуратно, как будто те могли тут же взорваться, взял их в руки и стал перебирать, внимательно читая. Аластор подошёл ближе и тоже внимательно через плечо Кингсли изучал содержание записок. Пока мужчины были заняты, Гарри продолжил комментировать:

— Не за долго до битвы, как ты знаешь, Кингсли, мы попали в плен в Малфой Мэноре. Там Гермиону пытали, а после того, как с ней должна была закончить Беллатриса Лестрейндж, её обещали отдать в заботливые руки Сивого. Три года Сивый писал Гермионе о том, что он бы сделал с ней, если бы она оказалась в его руках.

Слова Гарри, а также, видимо, содержимое записок, у двух бывалых воинов вызвали несмываемое отвращение, которое те даже не пытались скрывать.

Гарри продолжал:

— Амикус писал схожие записки Джинни, где не скупился на описание различных видов пыток и способов насилия над моей женой. Долохов же решил, что терроризировать женщин слишком скучно и выбрал меня, регулярно отправляя мне специфические подарки.

Дочитав последнюю записку, Кингсли шокировано посмотрел на молодых людей:

— Но почему вы не пришли ко мне?

— Мы приходили. И много раз тебе говорили, но ты даже не просил показать записки. Просто махнул рукой, мол, сейчас все получают угрозы.

— Я тоже пытался с тобой поговорить, но ты мне прямо сказал не лезть в это дело. Ты самостоятельно с ним разберешься.

Министр магии устало стал тереть лицо. Сказать, казалось, тут больше нечего. Однако Гермиона добавила:

— Мы просто устали жить в вечном страхе. Мы хотим, чтобы эта война уже наконец отпустила нас.

Гермиона даже стало чуточку жаль этого мужчину. Она никогда не относилась плохо к бывшему соратнику. Наоборот, она очень уважала его и считала, что он, действительно, лучший кандидат на пост Министра Магии и что только у него есть возможность с минимумом жертв вернуть Магический мир в состояние покоя. Пускай Гермиона не была согласна с излишней мягкостью политики Кингсли, как ей казалось, но она не могла не понимать, что этот путь правильный. Сейчас мужчина выглядел смертельно усталым, и весь праведный гнев на него, который Гермиона испытывала раньше, полностью угас.

Кингсли отнял руки от лица и спокойно посмотрел на Гарри и Гермиону:

— Мне жаль, что я не отнёсся серьёзно к вашим словам раньше. Я правда думал, что вы немного драматизируете ситуацию.

— Да уж, — невесело хмыкнула Гермиона, — драмы хватает в нашей жизни и без этого.

Каждый погрузился в свои невесёлые мысли. Гермиона смотрела перед собой, прикладывая усилия, чтобы не посмотреть на Аластора. Его поступок, его обвинения и отсутствие какой-либо попытки понять её, хотя и были ожидаемыми, но задели девушку куда сильнее, чем та могла предположить. Когда Гермиона увидела мужчину на скале, она, почему-то решила, что все её проблемы закончены и она будет в безопасности, но единственный человек, который мог подарить ей ощущение покоя, предал её. Боль и разочарование жгли глаза, но показывать слабость девушка не собиралась. Она только до крови закусила губу.

Все присутствующие понимали одно — пускай у молодых людей были веские причины для защиты себя, но убийство от этого не переставало быть убийством, а дело, которое держал в руках Кингсли, не переставало существовать, как по мановению волшебной палочки. Наоборот, в связи с тем, что невозможно было всё приписать действиям Гарри и Гермионы, расследование выходило на новый уровень.

— Кто же тогда стоит за остальными убийствами, — задумчиво пробормотал Кингсли.

Гарри с Гермионой в очередной раз обменялись взглядами, вспоминая всю информацию, которой так или иначе обладали, за что стоило поблагодарить старых врагов, желавших побеседовать после смерти.

— Я думаю, мы можем помочь тебе в этом вопросе, — тихо и немного неуверенно начала Гермиона.

Реакцию Аластора Гермиона увидеть не могла в силу того, что старательно избегала даже краем глаза смотреть в ту сторону, где мужчина стоял, но вот Кингсли полностью превратился в слух, наклонись чуть ближе к молодым людям. Гермиона снова посмотрела на Гарри, но тот никак не отреагировал, поэтому девушка просто вздохнула и начала рассказывать:

— Когда Гарри смог выследить нору, куда забился Амикус, он позвал меня подстраховать его. Амикус, хотя и не блистал особо умом, но прекрасно понимал, где разбросать хлебные крошки для того, чтобы их обнаружили нужные люди. Естественно, он поджидал нас, горя безумным желанием отплатить за смерть сестры. Так вот, когда мы добрались до него, он решил перед нашим убийством поговорить. Вероятно, перенял привычки своего хозяина, — Гермиона перевела взгляд на свои сцепленные в замок руки и продолжила. — Он не зря выбрал Джинни своей целью — во-первых, она была дорога Гарри и преследование её становилось автоматически и его целью, а во-вторых, Джинни и так не до конца восстановилась после года, проведённого в школе с этой больной семейкой. Так вот, когда мы добрались до него, он решил перед нашим убийством поговорить. Вероятно, перенял привычки своего хозяина, — Гермиона попыталась пошутить, но слова прозвучали грустно и как-то устало, поэтому на них никто не отреагировал. — Если кратко, то не без помощи наводящих вопросов Гарри, он описал ситуацию, которая царила тогда — два года назад в среде Пожирателей. Из его слов можно понять, что Пожиратели разделились на новых и старых. Старые — те, кто был верен Волдеморту и после его смерти пытаются выжить, мелко и не очень гадя простым людям. Они верят в идеологию своего хозяина и ненавидят тех, кто сражался против него и, как ни странно, новых Пожирателей. Понять, что из себя представляет новая ассоциация, очень сложно, но, как я смогла понять, они не имеют никакого отношения к Темному Лорду. Скорее всего это просто революционно настроенная молодежь, вступающая в оппозицию Министерства. У них нет общих целей, одного лидера и вообще какой-то концепции. Поэтому сложно понять, что они делают и зачем. Подозреваю, что все смерти связаны или с конфликтами с настоящими Пожирателями, или с внутренней междоусобицей.

— Амикус и сам хвастался, что убил парочку таких лжецов, пытающихся украсть славу настоящих Пожирателей, — иронично добавил Гарри.

— Больше ничего он не говорил? Про то, кто может состоять в новой организации? Возможно, еще какие-то зацепки?

— Боюсь, что нет. Амикуса заботили больше рассуждения о себе любимом.

Кингсли вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Мы давно поняли, что это не единая группировка, но найти следы очень сложно. Точнее, нет, не так. Они настолько неопытные, что следов оставляют столько, что сложно обнаружить стоящего.

— Как курица, которой отрубили голову, ещё какое-то время носится беспорядочно, — усмехнулся Поттер.

— Да, точно, — сказал Кингсли, но по его задумчивому виду можно было предположить, что Гарри он не слушал.

Прикидывая что-то в голове, Кингсли молчал некоторое время, после чего вернул свое внимание Гермионе и Гарри:

— Что же теперь с вами делать?

Кингсли пристально изучал сначала Поттера, а потом и Гермиону.

— Дать делу ход я не могу. Ваши действия с очень большой натяжкой тянут на самооборону, ввиду того что вы сами искали Пожирателей. Так или иначе вы всё равно окажетесь за решёткой, а вся та работа, которую я проделал ради восстановления мира, рухнет.

— Ты можешь приписать эти смерти внутренним пожирательским разборкам, — впервые за долгое время подал голос Грюм.

Кингсли оглянулся и посмотрел на Аластора:

— Да, я тоже не вижу другого выхода. Учитывая тот хаос, что царит в их рядах, они даже сами могут не знать, причастен ли кто-то из них.

Министр снова посмотрел на молодых людей, замерших на своих местах, и продолжил:

— Но сделаю я это в одном случае — вы поклянетесь, что больше никакой самодеятельности. Чтобы не произошло, вы сразу придёте ко мне и, вообще будете тише воды и травы.

Гермиона и Гарри, не сговариваясь, кивнули головами.

— Дальше. Сейчас у нас планируется операция, которая, вероятно, покончит со всей этой пожирательской дребеденью. И вам я говорю это только потому, что, ещё раз предупреждаю: не дай Мерлин, я увижу вас где-то поблизости, вы тут же окажетесь в Азкабане. — Министр дождался ещё одного синхронного кивка и продолжил. — Гарри, с сегодняшнего дня ты отстранён от работы на неопределенное время. — Мальчик, который выжил, попытался начать спор, но Кингсли не дал ему вставить и слова. — Это не тема для диалога. Я не спрашиваю твоего мнения. Ты отправляешься в неопределённый отпуск, пока вся эта история не закончится. Делай что хочешь, но скажу в последний раз: ни близко не вздумай играть роль спасителя.

Некоторое время Кингсли пристально смотрел на Поттера, ожидая спора. Однако Гарри ничего не сказал. Он прекрасно понимал, что спорить бесполезно, поэтому просто сжал губы и нехотя кивнул. Кингсли кивнул в ответ и перевёл всё своё внимание на Гермиону:

— С тобой, Гермиона, намного сложнее. Хотя я уверен, что идейным вдохновителем вашей маленькой карательной операции был Гарри, но без тебя, вероятно, он ничего бы не сделал. И если Гарри я в рамках своих полномочий могу приказать, то над тобой моё слово такой власти не имеет.

Не успел Кингсли продолжить, как заговорил Аластор:

— Я могу взять её под свою ответственность.

— Что? Нет! — Гермиона возмущенно посмотрела на Грюма, совершенно забыв о своем намерении игнорировать его. — За собой лучше присмотри.

Однако Аластор никак не отреагировал на грубость Гермионы и даже не посмотрел в её сторону. Казалось, сейчас намечался диалог только между двумя бывшими коллегами, и слушать молодое поколение никто не собирался.

— Ты сможешь не спускать с неё взгляда?

— Да. И ты прекрасно это знаешь.

Кингсли кивнул и снова посмотрел на возмущенную Гермиону:

— Нечего пылать праведным гневом, Гермиона. Если ты совершаешь глупость, будь готова столкнуться с последствиями и взять на себя ответственность за них. У меня нет никакого желания бегать за вами двумя. Поэтому до конца операции, о которой я упомянул ранее, ты останешься с Аластором и будешь слушать его. Пускай он сам определяет степень твоей свободы.

Гермиона сжала зубы. Вся её поза говорила о том, что она не согласна. Тем не менее, ведьма, понимая, что другого она не добьется, демонстративно отвернулась. Гарри коснулся её рук, сложенных на груди, в знаке поддержки.

Кингсли улыбнулся, впервые за вечер, и хлопнул в ладоши.

— Отлично. Вот и решили. Хотя я уверен, что все и так это понимают, но не могу не сказать это вслух — ни с кем за стенами этого кабинета ничего из этого не обсуждать. Гарри и Гермиона, вы можете подождать за дверью, пока я переговорю с Аластором. Нам нужно обсудить пару вопросов.

Молодые люди, не прощаясь, быстро покинули кабинет.

Глава 4.

Как только дверь за спинами Гермионы и Гарри захлопнулась, молодой аврор тут же достал палочку, резкими движениями проверил помещение на конфиденциальность и, удовлетворившись результатом, наложил заглушающие чары. Теперь даже те, кто находился в кабинете министра, не могли подслушать их разговор.

Обсудить нужно было многое, но оба молодых человека прекрасно понимали, что времени у них для этого недостаточно, а начинать разговор, который они, очевидно, не смогут закончить, было глупо. Гарри вздохнул и все же сказал:

— Считаю, что мы еще легко отделались.

Гермиона невесело хмыкнула и обняла себя руками:

— Ты — да. Насчет себя я бы не стала так говорить.

Молодой человек грустно улыбнулся и притянул подругу в объятия. Гермиона уткнулась в плечо Гарри. Хотя объятия друга были привычными и уютными, они не дарили ей таких эмоций и ощущения защищенности, как это делали стальные объятия Аластора. Гермиона мысленно застонала.

— Я постараюсь убедить Грюма, чтобы он позволил мне навестить тебя. Ты должна мне историю, и никакие отговорки не спасут тебя. Даже если вы с Грюмом к моменту нашей встречи поубиваете друг друга, я не отстану от тебя, пока ты все не расскажешь.

— Спасибо. Ты умеешь поддержать.

Гарри приглушенно рассмеялся.

— Если это тебя успокоит, то во всех ваших предстоящих схватках я ставлю на тебя. Знаю, что ты любого можешь вывести из себя. Грюм еще пожалеет, что решил принять участие в твоем исправлении.

— Ты плохо знаешь Аластора, — едва слышно хмыкнула Гермиона.

— Зато я достаточно хорошо знаю тебя, Гермиона.

Гарри не стал комментировать тот факт, что Гермиона назвала бывшего аврора по имени, что указывало на определенную степень близости, подозрение о которой у Поттера возникло еще в кабинете, пока он наблюдал за Грюмом и его пристальным взглядом, направленным на девушку. Сам Гарри обратился к бывшему аврору по имени больше из упрямства и желания вывести человека из себя, а также из-за желания подчеркнуть тот факт, что они теперь равны. Но в том, что его имя упомянула Гермиона, крылось что-то большее. Тем не менее, сейчас и правда не время разбираться в этом.

Если ведьма и собиралась что-то сказать, то это то, что именно Гарри не суждено было услышать. Дверь, из которой они сами недавно вышли, открылась, и к ним присоединился бывший аврор. Гарри незаметно махнул палочкой, отменяя все заклинания, наложенные им минуту назад.

— Обниматься будете потом. Я не собираюсь тебя ждать, Грейнджер.

Гермиона выпуталась из рук Гарри и умоляюще посмотрела на него. Тот только слегка улыбнулся ей и посмотрел на Грюма.

— Я правда очень рад, что вы живы, — сказал Гарри и, сделав шаг в сторону, протянул мужчине руку для пожатия.

Гермиона напряженно наблюдала за реакцией Аластора, который в первую секунду просто смотрел на протянутую руку, как будто не имел никакого представления, что делать с этой рукой. Когда стало казаться, что мужчина так и не пожмет руку, тот все же, перехватив трость в левую руку, заключил руку Гарри в крепкое рукопожатие. Однако ничего говорить не стал. Кивнул молодому автору и, даже не проверив, идет ли девушка за ним, хромая направился к лифту.

Не желая, чтобы ее тащили через все Министерство за шкирку, как провинившегося котенка — а Гермиона не сомневалась, что Аластор, потеряв терпение, может спокойно так поступить — ведьма бросила последний взгляд на друга и, дождавшись ответного кивка, поспешила за бывшим аврором. Для человека, потерявшего ногу, тот передвигался на удивление резво, и молодой ведьме почти пришлось бежать, чтобы догнать его.

Аластор дожидался ее у лифта. К тому моменту, как Гермиона присоединилась к Грюму, слегка поднявшееся настроение после разговора с лучшим другом снова стремительно устремилось к нулю. Шутки закончились. Перспектива провести неизвестное количество времени в ограниченном пространстве с человеком, который вызвал у девушки бурю далеко не самых приятных эмоций, и не иметь даже возможности уйти, казалась ей пыткой. Только начавшиеся налаживать отношения лежали в руинах. А ведь они даже фундамента не построили. Сейчас девушка ощущала злость и обиду на мужчину. Пускай подсознательно она понимала, почему Аластор так поступил и что он, действительно, все сделал правильно, однако именно сейчас логическая часть мышления ведьмы взяла неоплачиваемый отпуск и куда-то укатила. Впрочем, когда-то и эмоции должны улечься. И что тогда будет?

До дома Аластора они добрались в полной тишине. Мужчина не позволил Гермионе самостоятельно аппарировать, вероятно, не доверяя ей. Как только они вышли из здания Министерства, мужчина крепко схватил девушку за руку и перенес их двоих. Пускай Гермиона не хотела, чисто из вредности, признаваться даже себе, но такое недоверие сильно задевало ее и без того ущемленное эго.

Не дожидаясь слов или каких-либо действий со стороны Аластора, Гермиона пересекла участок и, не оглядываясь, вошла в дом. Сразу же девушка отправилась в комнату к Грюму, откуда, собрав все свои небольшие пожитки, выбрала одну из гостиных и, даже не рассмотрев убранство, закинула все свои вещи в шкаф и легла на кровать.

До следующего утра Гермиона так и пролежала, глядя в потолок, прерывая свои размышления только редкими походами в уборную. Есть почти не хотелось. Уснуть у Гермионы получилось всего на пару часов, и сон, как обычно, закончился очередным выворачивающим душу и внутренности кошмаром. Время, казалось, перестало существовать. Для человека, привыкшего всегда что-то делать и особенно того, что, в попытках сбежать от себя, занимает каждую свободную секунду, бездействие было мукой. Тем не менее, молодая ведьма с каким-то противоестественным удовольствием наслаждалась собственным дискомфортом. И только мысли, мерзкие спутники, преследовали ее. От себя не убежать и, хотя Гермиона именно этим и занималась долгое время, прошлое и настоящее все же всегда были рядом, ожидая, когда она оступится, чтобы напасть на нее.

Сколько еще вот так пролежать могла Гермиона, можно было только предполагать. Зная ее упрямый характер, только на зло Аластору, она бы, наверное, пала бы голодной смертью, желая мужчине до конца своей жизни мучиться чувством вины. Однако Грюм решил по-другому.

Утром, точное время Гермиона назвать не могла, но по ее ощущениям — чертовски рано, дверь в ее спальню открылась. В комнату никто заходить не стал, а через минуту напряженную тишину разрезал хриплый мужской голос:

— У тебя есть десять минут, чтобы привести себя в порядок, одеться в удобную одежду и спуститься на завтрак. После него я жду тебя на улице. И настоятельно рекомендую, Грейнджер, не испытывать моего терпения и не заставлять меня подниматься обратно, чтобы вытащить тебя.

Не сказав больше ни слова и не дождавшись ответа, мужчина захлопнул дверь. Его тяжелые шаги стихли через пару минут.

Имей Гермиона дело с молодым Аластором, она бы, не задумываясь, осталась лежать на кровати. Из принципа. Но вот этого мужчину она не знала, как и не знала того, чего можно ожидать от него. В чем Гермиона была точно уверена, так это в целеустремленности мужчины, и, если раньше у него и были проблемы с границами дозволенности, то не стоило сомневаться в том, что этих границ у мужчины уже могло и вовсе не быть.

Раздраженный выдох никто, кроме стен, не слышал, но девушку это не останавливало. К многозначительному дыханию добавились грязные выражения, правда, произносимые скорее себе под нос. Гермиона заставила себя подняться с кровати, быстро умылась и занялась трансфигурацией одежды. Чем там ее решил занять бывший аврор, Гермиона не имела никакого понятия, и выяснять, если честно, она не хотела. Как и огромного выбора одежды, Гермиона не имела. Поэтому, остановившись на свободных легких штанах и футболке, молодая ведьма собрала свои густые волосы в высокий хвост. Ожог, который Гермиона получила не так давно, и следы от встречи с Сивым, еще красовавшиеся на ней, сделали ее худое лицо еще суровее.

Гермиона быстро дошла до кухни, не скрывая в резких движениях своего раздражения, но смотреть на мужчину, который был занят своим завтраком и утренней газетой, она не стала. Заняв свое место, ведьма пододвинула к себе тарелку каши и, тщательно прожевывая кусочек, приступила к своему завтраку. Под тяжелым взглядом девушки миска почти сразу должна была загореться, но, почему-то, делать это отказывалась. Гермиону это не останавливало от новых попыток. Возможно, будь на месте миски сам Аластор, тот бы уже пылал в адском пламени.

Не впечатленный немного детской демонстрацией, которую устроила ведьма, Аластор закончил свой завтрак и газету и, отнеся грязные тарелки в раковину, направился к выходу из кухни. Гермиона продолжала упрямо смотреть перед собой. Почти выйдя из кухни, Аластор остановился, обернулся к склоченной девичьей фигурке и, усмехнувшись, сказал:

— Жду тебя через семь минут на улице.

Вероятно, новая команда переполнила чашу терпения или на девушку так повлияла миска, не желающая проигрывать ей, но Гермиона резко вскинула голову, открыла рот, чтобы высказать все, что она думает, но, так ничего и не сказав, закрыла его обратно. Аластор не стал ждать ответа, поэтому, после того как выдал новый приказ, он уже почти покинул кухню, но Гермиона успела поднять голову, чтобы обратить внимание на то, во что мужчина был одет.

Удивляться было чему. Еще один момент, в котором мужчина был предсказуем — выбор одежды. Менялись отдельные элементы, но, в целом, из года в год мужчина не изменял своему стилю. И увидеть его сейчас в спортивных магловских штанах и футболке с длинными рукавами было более чем неожиданно и оправдывало потерю дара речи девушки. У Гермионы не было времени долго сидеть с отвалившейся челюстью, поэтому ей пришлось спешно подбирать ее с пола. Однако желания заканчивать завтрак у нее уже не было. Отодвинув от себя тарелку, Гермиона сделала несколько глотков негорячего чая, пытаясь усмирить свои мысли. Но и здесь она потерпела поражение. Приняв решение, что, пока не сможет нормально рассмотреть мужчину, покоя у нее не будет, Гермиона направилась к выходу.

Аластор времени зря не терял и чем-то занимался на улице. Гермиона вышла на крыльцо и стала пристально изучать мужчину. Магловские вещи ему неожиданно шли. Одетый так просто, он казался намного моложе и мягче. Человечнее, что ли. Шрамы на лице перестали быть такими резкими, привлекающими внимание. Или, возможно, такой эффект давал тот факт, что мужчина сосредоточен на своем занятии и был расслаблен, если такое слово вообще применимо к Аластору. Девушка посмотрела на Грюма другими глазами.

Пока она беззастенчиво изучала мужчину, тот, вероятно, закончил свое занятие. Что он делал, Гермиона, занятой совершенно другим, не смогла сказать. Грюм повернулся к Гермионе:

— И долго ты там собираешься стоять? Или тебе нужно особое приглашение?

Только утихший гнев вновь вспыхнул в груди Гермионы. Проглотив колкий ответ, молодая ведьма, поджав губы, подошла к бывшему аврору ближе.

— Так. Начнем разминку. Можешь сделать ее самостоятельно, а я оценю фронт предстоящей работы. Чувствую, предстоит работать много и долго.

— И с чего ты решила, что я буду это делать?

Гермиона демонстративно сложила руки на груди и хмуро посмотрела Аластору в глаза. Ну все, дурное настроение Гермионы отказывалось молча выслушивать приказы и выполнять их.

Аластор оскалился, напоминая собой очень довольного хищника, который уже загнал добычу в угол и наслаждался смаком предстоящего пира. Вероятно, зная Гермиону достаточно хорошо, он только и ожидал, когда она покажет свои зубки. И она его не разочаровала.

— Нет, ну я не изверг какой-то. Конечно, у тебя есть выбор: или добровольно начать выполнять разминку, или я могу тебе в этом помочь. Непростительные заклинания я знаю неплохо и могу наложить Империус не хуже Крауча младшего. Если моя информация верна, — тон, которым были сказаны эти слова, отвергал любую вероятность того, что информация неверна, — то единственным, кто мог достойно сопротивляться этому заклинанию, был Поттер. И я очень сомневаюсь, что с этого момента что-то изменилось.

Если то, что Грюм так свободно упоминал своего пленителя и всю ситуацию, связанную с той неприятной историей, удивило Гермиону, она никакого вида не подала. В ее груди рос пожар, сравнимый разве что с Адским пламенем — такой же непредсказуемый и неуправляемый, готовый сжигать все без разбора. Вероятно, его отблески даже отразились в глазах ведьмы, поскольку Аластор перестал скалиться и внимательно прищурил свой видящий глаз, изучая Гермиону. Тем не менее, Гермиона держала себя в руках достаточно крепко, чтобы через сжатые зубы выдавить:

— Это противозаконно.

— Да, немного неудобно получается. Если тебя не устраивает, ты можешь прямо сейчас отправиться Авротар и пожаловаться, что я удерживаю тебя силой и накладываю запрещенные заклинания. Только, Грейнджер, не забудь рассказать им про убийство четырех человек. Думаю, им будет очень интересно.

— Одного, — едва слышно пробормотала Гермиона. Запал ее потух.

— Это вы потом с Поттером сами поделите. Хоть одного, хоть половину, хоть он, как мужчина, уступит тебе больше.

Аластор и Гермиона какое-то время пристально смотрели глаза в глаза. Тем не менее преимущество явно было на стороне бывшего аврора, и оба это понимали. Спорить было бесполезно. Пытаться переубедить его тем более. И, поскольку показывать еще больше слабости, чем Аластор уже видел, Гермиона не собиралась, ей ничего больше не осталось, кроме как снова подчиниться.

Гермиона отошла дальше и начала скованно выполнять упражнения. Спортом девушка никогда не интересовалась, поэтому представления о том, что делать, она не имела никакого, но сил признать этого у нее точно не было. Поэтому она упрямо пыталась что-то и как-то сделать. Аластор недолго наблюдал за ее потугами, еще до их начала понимая, что маловероятно, что девушка что-то умеет. В прошлом Аластор не раз предлагал девушке присоединиться к его ежедневным утренним пробежкам и разминкам, но та однозначно высказала свое мнение, и мужчина, в конечном итоге, отстал от нее. Гермиона предпочитала работать головой и сохраняла стройную фигуру за счет подвижного образа жизни и того факта, что в своей одержимости в получении знаний часто пропускала приемы пищи и мало ела. Продолжать издеваться над девушкой бывший аврор не собирался. Он ясно понимал, что здесь они, пусть и косвенно, но ступали в ту область, где он знал, что и как делать.

Резкий тон и ирония исчезли. Как наставник Аластор был совершенно другим: собранным и спокойным. Он объяснял доходчиво, поправлял аккуратно. Через двадцать минут Гермиона смогла полностью утихомирить разрывающие эмоции и немного расслабиться. Она слушала мужчину внимательно, старательно выполняя его указания. Когда разминка закончилась, Грюм отправил Гермиону бегать вокруг дома, однако сам, по очевидным причинам, к ней не присоединился. Выполняя свою личную тренировку, маг внимательно продолжал следить за Гермионой.

Через полтора часа после начала тренировки Гермиона, едва живая, добралась до входа в дом и язвительно уточнила:

— Я могу быть свободна?

Аластор задумчиво посмотрел на нее. Мокрая и растрепанная, ведьма больше походила на побитую жизнью кошку, чем на героиню войны. А вот сам Аластор выглядел немного лучше. «Подлецу все к лицу» — завистливо подумала девушка.

— Раз у тебя остаются еще силы препираться, завтра я придумаю что-то посложнее.

Гермиона демонстративно закатила глаза, но, приняв этот комментарий за разрешение, больше ничего не сказав магу, скрылась в доме. До следующего утра она провела время в «своей» комнате, никуда не выходя.

Так продолжалось еще четыре дня: ранний подъем, завтрак в тишине, тренировка. Несмотря на то, что Гермионе было невероятно тяжело, она ни разу не пожаловалась, упрямо падая на землю, разбивая подбородок и клацая зубами, Гермиона поднималась на трясущихся руках и продолжала дальше. Не сказать, что Аластор был с ней жесток и давал ей невероятно сложные задания, скорее тут больше играл тот факт, что мышцы девушки, не знавшие физических нагрузок, были слабыми. Однако Гермиона не сказала ни слова на сей счет. Кому она хотела в первую очередь что-то доказать — себе или Аластору — сказать было сложно. Вполне вероятно, что для обоих сразу. К вечеру второго дня мышцы стали нещадно болеть, и даже подъем с кровати сопровождался стонами и руганью под нос. В целом, за исключением некоторых моментов, у них сложился определенный порядок.

Однако Гермиона отказывалась принимать пищу кроме как на завтрак. Упрямство это ли, усталость или что-то еще — не играло никакой роли. Тем не менее, Аластор не спешил вмешиваться, наблюдая со стороны.

На шестой день за завтраком Гермиона впервые за эти дни нарушила привычную тишину:

— Мне нужно домой.

Аластор оторвал взгляд от кофе, который сейчас допивал, поставил кружку на стол и подозрительно на нее посмотрел. Зная, что означает этот взгляд от вечно всех и всего подозревающего бывшего аврора, Гермиона закатила глаза:

— Не смотри на меня так. Мне нужна моя одежда, книги, разные вещи.

— Книги ты можешь взять из моей библиотеки.

— Трусы ты мне тоже свои предоставишь? — постоянный контроль начинал раздражать Гермиону.

Однако, если девушка своими словами хотела смутить мужчину, то у нее ничего не получилось.

— Думаю, парочкой могу поделиться. Какой цвет больше предпочитаешь?

Обсуждение трусов с Аластором Грюмом в любой реальности казалось сюрреалистичным. Правда, раз Гермиона начала, она решила не бросать это на полпути и достать другой козырь, который точно должен был заткнуть мужчину.

— Средства женской гигиены ты тоже мне свои предоставишь.

Про какие средства говорила Гермиона, уточнять не пришлось, слава Мерлину. Аластор понял ее с первых слов. Однако отреагировал на это намного спокойнее.

— Хорошо, после тренировки я провожу тебя до твоего дома.

— Мерлин, Аластор, прекрати. Я и так сижу на поводке, куда я денусь! — в сердцах воскликнула девушка.

Аластор долго и пристально изучал ее, пытаясь, вероятно, найти на ее лице какие-то знаки, которые бы говорили о том, что ведьма лжет. Правда, не найдя ничего такого, Аластор был вынужден согласиться:

— Десять минут. Если через десять минут ты не вернешься… нет, тебе лучше даже не знать, что тогда случится.

Гермиона решила впервые промолчать. Грюм пошел ей навстречу и, пускай она все еще сидела на коротком поводке, но его хотя бы чуть ослабили. Составляя мысленно список того, что ей нужно забрать из своей квартиры, молодая девушка не сразу поняла, что Аластор к ней обратился. Пришлось переспросить:

— Я сказал, что у меня есть условие в ответ на твою просьбу.

— Какое? — Гермиона недоверчиво нахмурилась.

— Ты будешь присутствовать и на других приемах пищи.

Гермиона собиралась тут же поспорить, но, почти сразу, равнодушно пожала плечами:

— Хорошо.

Глава 5.

К концу второй недели ежедневных тренировок Гермиона, к своему удивлению, заметила изменения, происходящие с ней. После того как она привыкла к физическим упражнениям и постоянной мышечной боли — незримому спутнику любой физической нагрузки — занятия стали доставлять ей намного больше удовольствия. Настроение перестало постоянно меняться, как на американских горках, и Гермиона стала спокойнее и уравновешеннее. Перемены происходили медленно, но их было сложно не заметить.

Разобраться с хаосом в голове было в разы сложнее, но и тут постоянная физическая активность сыграла свою важную роль. Физически и ментально девушка начала чувствовать себя лучше, но признаться в этом Аластору она не спешила, продолжая упрямо избегать его компании. Правда, если в первые дни причина крылась в обиде на мужчину и недовольстве его действиями по отношению к ней, то к концу недели Гермиона не могла понять, что чувствует и как относится к Грюму, и именно эта неопределенность гнала ее подальше от мужской компании. Злость померкла, обида еще осталась, но и она, как догорающая свеча, потихоньку угасала, и больше не могла заглушить другие эмоции, которые девушка испытывала. Ведьма вынуждена была признаться себе, что вообще не уверена в составляющих коктейля своих чувств к нему: симпатия, влечение, отчуждение, неуверенность, настороженность, страх — это был тот минимум, который Гермиона смогла более или менее точно определить. Однако понять до конца, что преобладает и какие факторы влияют на ее эмоции и чувства, было сложнее.

Закончив ежедневную тренировку, Гермиона обычно скрывалась в своей комнате, из которой выбиралась только на обед и ужин. Не утруждая себя банальной вежливостью, Аластор и Гермиона почти не разговаривали. Со временем эта тишина перестала казаться напряженной и больше не приносила дискомфорта: казалось правильным молчать, если тебе нечего сказать, а не тратить время и силы, как свои, так и собеседника. Вечно неугомонная и разговорчивая девушка, перестав бежать от себя и своих мыслей, начала находить приют в тишине и покое. Впрочем, тот факт, что ведьма была обычно погружена в свои мысли, не мешал ей чувствовать внимательный и изучающий взгляд, стоило ей появиться в поле зрения мужчины. Тем не менее, и к этому взгляду, как и к любой назойливой мухе, от которой нет возможности избавиться, Гермиона адаптировалась.

Забрав из дома часть своей магически уменьшенной библиотеки и различные наработки, которые она подчерпнула из документов Снейпа, Гермиона все свободное время читала и пыталась завершить хотя бы часть исследований. Почти сразу она поняла, что ей не хватает определённой теоретической базы — не только по зельеварению, поскольку исследования умершего профессора выходили далеко за рамки одной области, а в целом знаний. Пока девушка пробиралась через незнакомые дебри, она смогла найти ответ на вопрос, с которым боялась встретиться лицом к лицу — что ей делать дальше после того, как её заточение закончится. Возвращаться к прошлой работе и прежней жизни было невозможно: для ведьмы было жизненно необходимо двигаться дальше, и, по-видимому, девушка нашла именно ту дорогу, которая ей была нужна. Чтобы специализироваться в научной сфере, Гермионе необходимо было продолжить обучение: найти мастера в определённой области или поступить в университет. Хотя в магическом мире более распространён был первый вариант, Гермиона интуитивно предпочитала второй. Университет давал больше возможностей и творческой свободы и, поскольку Гермиона не была уверена, чем конкретно она хочет заниматься, у нее там была возможность попробовать себя и в междисциплинарном поле. Единственная сложность заключалась в том, что университетов в магическом мире было еще меньше, чем школ, и о высшем образовании Гермиона знала только то, что его очень сложно получить. Вот только, если Гермиона ставила перед собой цель, какой бы безумной она ни была, этот паровоз уже ничто не могло остановить. И тот факт, что Гермиона начала планировать своё будущее, громче всего говорил о том, что она выбирается с того дна, где так долго барахталась. Это только начало; впереди девушку ждала длинная и тяжелая дорога, но Гермиона была уверена, что теперь она справится.

Собирать себя заново по кусочкам всегда очень сложная и утомительная работа. В процессе ты понимаешь, что пазл не складывается, рисунок не формируется — там не хватает деталей, а вот здесь, откуда-то, появились лишние. Ты сидишь перед картиной, которую больше не узнаешь, крутишь в руке неподходящие частички головоломки и тяжело вздыхаешь. Невозможно надеть взрослому человеку свою детскую одежду. Невозможно после тяжёлого пути остаться таким, каким был до его начала. Можно и дальше цепляться за себя прошлого, запихивая неподходящие кусочки в пустые места, а можно начать новую картину своей жизни. Еще прекраснее прежней. Гермиона больше пяти лет всовывала кусочки, создавая видимость, что всё хорошо, что всё, как прежде. Но как прежде больше никогда не будет. И только сейчас, сидя в заточении в доме человека, который стал ей безусловно дорогим, молодая женщина поняла это. Окончательно и бесповоротно. Пора двигаться дальше и создавать новый узор. Пора жить.

Другим признаком возрождающегося желания жить была потребность девушки поговорить с кем-то. Точнее, не с кем угодно, а именно со своим лучшим другом и по совместительству братом — Гарри Поттером. Гермиона, устав от сомнений и надежд, нуждалась в том, чтобы разобраться в себе, но справиться одной ей было не под силу, и она, наконец, поняла это. Хотя нет, это не совсем так: у девушки было достаточно сил, но только сейчас ей пришло в голову, что она не обязана справляться со всем одна, когда рядом есть те, кто искренне готовы помочь. Просить помощь — не слабость, а взрослый и разумный поступок.

Их с Гарри связывали особые отношения, которые стали только крепче после войны. Они знали друг друга не хуже, а иногда и лучше, чем самих себя. Знали все достоинства и недостатки друг друга, все сильные и слабые стороны, страхи и желания. Если кому-то срочно был нужен друг — другой без вопросов всегда готов прийти. Как показала жизнь, даже для того, чтобы закопать труп. Люди, незнакомые с Гарри и Гермионой достаточно близко, удивлялись таким отношениям. А некоторые особенно умные даже пытались узнать у Джинни, не ревнует ли та своего мужа к подруге, и когда слышали решительный смех и ответ «нет», пытались заставить её сомневаться, пересказывая похожие истории, которые когда-то слышали. Джинни только улыбалась, а потом рассказывала Гарри и Гермионе, и они все вместе вдоволь смеялись. Младшая Уизли слишком хорошо знала свою подругу и своего мужа, чтобы не понимать, что их связывает, и была достаточно умна, чтобы не ревновать и не мешать им.

Последний год Гермиона избегала своего, ставшего вдруг очень проницательным, друга. Тот хорошо понимал подругу и дал ей возможность отдалиться, впрочем, всегда готовый оказаться рядом, как только это потребуется. И они оба понимали, что её побег от друга — это побег, в первую очередь, от самой себя. И вот Гермиона была готова встретиться с самой собой и своей душой. Осталось только убедить в необходимости этого своего тюремщика.

Гермиона понимала, что просто так добиться от Аластора того, что она хотела, у неё не получится. Девушке понадобилась неделя, чтобы морально подготовиться к предстоящей схватке. После тренировки, приведя себя в порядок, Гермиона спустилась на первый этаж. Как обычно, Аластор сидел на диване с книгой в руке. Услышав её шаги, он без лишней резкости повернулся в её сторону. Пристальный взгляд следил за каждым движением девушки, от чего ей было неуютно. Правда, поскольку это было не в первый раз, молодая ведьма уже успела привыкнуть к этому ощущению. Без лишней нервозности она подошла к дивану, на котором сидел мужчина, и, облокотившись на спинку, вернула ему пристальный взгляд.

До победы в игре в гляделки над бывшим аврором и пожизненным параноиком Гермионе было как до Луны, но её устраивал и тот факт, что она хотя бы не спасовала и не отвела взгляд. Выдав небольшую паузу для закрепления эффекта, Гермиона заговорила:

— Мне нужно увидеть Гарри.

Ни один мускул не дрогнул на лице Аластора. Однако не нужно быть гением, чтобы представить, что творилось у мужчины в голове. Очень маловероятно, что ему понравилась эта идея, что и подтвердили его слова:

— Стало совсем скучно, и ты решила, что сейчас самое время придумать что-то новое с Поттером?

— Я просто хочу с ним поговорить.

— Или попросить перепрятать еще парочку трупов. — Бывший аврор внимательно сканировал Гермиону взглядом, как будто не просто допускал такую мысль, а был в ней полностью уверен.

Гермиона только хмыкнула, оценив шутку, чем удивила мужчину. Вероятно, тот ожидал эмоциональной вспышки и нового витка препирательств, в ходе которых он сможет доказать, что встреча с другом и подельником все еще не самая лучшая идея. Даже в прошлом девушка постоянно реагировала на похожие подколки, отвечая яростно и горячо, и впервые на памяти мужчины Гермиона поступила нетипично. До этого внимательный мужской взгляд стал еще более интенсивным, почти рентгеновским излучением, исследуя ведьму до костей.

Гермиона пыталась в моменте оценить свои ощущения и, к своему собственному удивлению, поняла, что такое пристальное внимание её больше не напрягает. Возможно, свою роль сыграло то, что ведьме, впервые в общении с Аластором, больше нечего было скрывать, но она только мягко улыбнулась мужчине.

Гермиона поставила локти на спинку дивана, переплела пальцы и положила на них подбородок, чуть наклонив голову, чтобы лучше видеть Аластора.

— Нет, боюсь, трупы у нас закончились. Простой разговор, Аластор. Один рассказывает о чем-то, а другой слушает его. Затем собеседники могут меняться ролями. Даже планировать новые убийства не будем.

— Зачем?

— Зачем что? Разговаривать? — Гермиона смущенно оглядела мужчину. — Лучший способ разобраться в себе, получить поддержку.

— Поттер не может принимать решения за тебя.

— А кто говорил, что Гарри будет принимать решения за меня? У него нет комплекса бога, а я достаточно зрелая, чтобы брать на себя ответственность за свою жизнь.

Аластор в достаточно явном скептицизме поднял левую бровь. Мужчина явно не был согласен с последним утверждением Гермионы. Весь его вид говорил о том, что он абсолютно не понимает этих, по его мнению, бесполезных разговоров. Хотя чего ожидать от человека, который, в принципе, имел проблемы с доверием к другим людям. Гермиона грустно вздохнула, вытащила левую руку из-под подбородка и положила её на мужское плечо. Аластор, к его чести, даже не дернулся. Несколько секунд они смотрели друг на друга, после чего девушка мягко заговорила:

— У тебя здесь прекрасно. Если еще сделать небольшой сад, то твой дом превратится в райское место. Однако мне нужно возвращаться к жизни. Двигаться дальше. Я осталась без работы, и моих средств надолго не хватит. Пора мне вставать на ноги, Аластор.

— Я тебя не выгоняю. Мой дом — твой дом. — Напряженно отметил мужчина. — Если хочешь, ты можешь спокойно заняться садом. Да и изменить здесь всё по своему желанию. Возможно, я не настолько богат, как те же Малфои, но обеспечить комфортную жизнь нашего общего состояния хватит.

Гермиона с нежностью посмотрела на Аластора. Сердце дернулось, наполняя нервные окончания энергией. Она мягко сжала его плечо, выражая тем самым то, что не могла сказать вслух — благодарность за его предложение, за то, что он тратил на неё время и помогал собраться с силами, за то, что просто был рядом и ждал, давая ей время и возможность разобраться в себе.

— Я никогда не смогу сидеть на чьей-то шее, Аластор. И дело тут даже не столько в финансовой стороне вопроса. Мне нужно постоянно двигаться и что-то делать: если я сяду здесь, очень скоро твой дом станет золотой клеткой для меня. И тогда проблем с Пожирателями не ограничится всё. И поверь, тебе не нужна женщина, которая не имеет ни жизненных целей, ни стремлений. Я не думаю, что ты хочешь, чтобы рядом с тобой был ребёнок.

Гермиона не стала больше давить на мужчину. Подвинулась чуть ближе, поцеловала в колючую щеку, развернулась и, больше не останавливаясь, направилась к себе в комнату.

Грюм больше не мог отрицать, что три недели, проведённые Гермионой в изоляции, наедине с собственными мыслями, сделали своё дело. Как тренировки начали укреплять внешний каркас молодой женщины, так и тишина и спокойствие повлияли на её внутреннее состояние. Гермионе предстояла долгая дорога, связанная с созданием новых жизненных ориентиров, полная противостояний с собственными страхами и травмами, но она начала делать первые уверенные шаги, и мужчина понимал, что должен, как бы ни хотелось ему сделать то, что проще и удобнее для него — запереть Гермиону здесь и не спускать её с глаз, — отпустить её. Он не был тюремщиком Гермионы и, мужчина признавал правоту ведьмы: вероятность нормальных отношений с женщиной, которая не может самостоятельно принимать решения и отвечать за свои поступки, была равна нулю.

Пока Гермиона была погружена в себя, у Аластора было достаточно времени для того, чтобы проанализировать всю ситуацию в целом. Еще двадцать восемь лет назад, когда он только познакомился со свалившейся на него девушкой, он понял, что многие вещи, которые она носит грузом на своей шее, не дают ей полностью разогнуться. В первую очередь он списывал всё на то, что Гермиона знала слишком многое о том, что должно произойти, чтобы чувствовать себя свободной. Постоянные переживания о возможном вмешательстве во временные процессы делали её осторожной как никогда, и не было ни одной возможности разделить этот груз. Знать, что люди, знакомые тебе, или близкие твоих родных переживут ужасные вещи, а кто-то даже умрёт, и не иметь возможности что-то сделать — это не просто тяжело, это катастрофически невыносимо. До альбусовского смирения и готовности пожертвовать всем ради победы Гермионе было как до Луны. Слишком молодая, прошедшая через опасности, не единожды столкнувшаяся с потерями и поражениями, она страдала от неотвратимости будущего. Пусть и не своего. Она была согласна с решением Альбуса ничего не делать — слишком уж было непредсказуемо её вмешательство. Одно было ясно точно: все в этом мире стремится к равновесию. Одна спасённая жизнь повлечёт за собой смерть другой, и предсказать, кто поплатится за это, было невозможно. Поэтому Гермиона позволила запереть себя с аврором, который в приступах недоверия доводил её почти до срывов, усугубляя её и без того депрессивное состояние.

К тому моменту, как Альбус нашёл способ вернуть девушку в своё время, Аластор так привык к её странностям, тем более что сам он обладал не меньшими, что был уверен, что девушка находится в нормальном психологическом состоянии. Грюм закрывал глаза на то, что она периодически теряла связь с реальностью. Ничего, она просто много думала. Или, например, на то, что девушка часто пугалась и выхватывала палочку. Это тоже было нормально для того времени. Но не для человека, абсолютно изолированного от военных действий. Кошмары, от которых Аластор проснулся в первую ночь, казалось, больше не беспокоили ведьму. Её закрытость и замкнутость были также обусловлены внешними обстоятельствами.

Теперь же, имея полную картину перед собой — зная Гермиону подростком и имея представление о том, через что ей пришлось пройти, зная о её настоящей жизни, Аластор понимал, что ничего не могло быть в порядке с ней. Совсем. Мужчина не был самоуверенным в себе настолько, чтобы винить себя в том, чего он не мог знать и понимать. Тем не менее, легкое чувство сожаления о том, что не смог помочь ведьме тогда, периодически накатывало на него. Аластор видел слишком много смертей и страданий, сам испытал столько боли и потерь, что хватит на несколько жизней, но его жизненный опыт не ожесточил его. Он знал, когда нужно взять себя в руки и, несмотря на какие-либо слабости, прорываться с боем. Но это не мешало ему сочувствовать и сопереживать потерям других людей. Смотреть на этих вчерашних детей, у которых, по факту, даже выбора не было, было грустно. Да, они победили, но цена, как обычно бывает, оказалась баснословно высокой. Все платили, но не все были готовы к такой цене. Аластор отдал абсолютно всё и понимал это, как никто другой.

Поэтому, спустившись на следующее утро к завтраку, Аластор принял решение и знал, как должен поступить. Как обычно, Грюм уже заканчивал свой приём пищи, когда Гермиона присоединилась к нему. Ведьма пожелала доброго утра и, не дожидаясь ответных слов, быстро погрузилась в свою книгу. Мужчину раздражала эта привычка, но поскольку он и сам часто читал газету за завтраком, понимал, что любые упрёки будут несправедливыми, поэтому он просто молчал и хмурился. Однако в этот раз Аластор нарушил тишину, привлекая внимание Гермионы:

— Ты ещё хочешь встретиться с Поттером?

Если молодая женщина и удивилась, то ни жестом, ни словом этого не показала. Она аккуратно пометила место, где остановилась, закрыла книгу и положила её на край стола. Только после этого она вернула внимательный взгляд мужчине:

— Да.

— Я сегодня собираюсь в Министерство и могу передать ему письмо. Единственное только условие — разговаривать, — последнее слово в устах мужчины прозвучало чуть насмешливо, — вы будете здесь.

Данная предусмотрительность не была лишней, поскольку ещё в первый день её вынужденного заточения Аластор забрал у девушки телефон и, как становилось ясно, возвращать его владелице не торопился, достаточно точно определив его предназначение. Больше возможностей спокойно связаться с другом у Гермионы не было — патронус выходил у неё через раз и то еле живой, совы, увы, у неё не было, — да и мысль связаться с Гарри почти не приходила ей в голову. Здесь её друг был ей не помощник, и ведьма, честно, до этого не была готова к разговору и неизбежным объяснениям.

— И ты не против, что Гарри придёт в твой дом? — Гермиона удивлённо разглядывала мужчину. Даже тот факт, что он спокойно дал ей возможность приходить домой, поражал, но этот факт хотя бы имел под собой веские причины. Пускать же Гарри у мужчины не было никаких причин и, как была уверена ведьма, желания. Но Аластор это делал. Для неё.

— Против. Но лучше ты будешь под моим присмотром, чем решишь болтаться где-то, придумывая новые проблемы на свои задницы.

Гермиона едва хмыкнула.

— Мы могли бы посидеть у Гарри. Я обещаю, с Гриммо мы ни ногой.

— Я знаю этот дом. Чтобы найти приключения, вам даже не придётся никуда выходить, — проворчал мужчина.

Гермиона улыбнулась и покачала головой, но ничего говорить больше не стала. На секунду повисла тишина, пока до Гермионы не достигла ещё одна мысль:

— Гарри больше не отстранён от работы?

За эти три недели мужчина ни слова не обмолвился о том, как продвигается их дело. Сама же Гермиона не имела желания спрашивать и, вместе с этим, достаточно хорошо знала мужчину, чтобы понимать, что даже если она и захочет спросить, тот всё равно не ответит.

— Отстранён. Он помогает Кингсли лично.

— И ты тоже?

Мужчина проницательно посмотрел на девушку, как будто подозревая ту в чём-то.

— Нет. У меня нет времени и возможности следить за тобой и вести расследование.

Гермиона пожала плечами. С мужчины станется. Потянувшись за книгой, ведьма намеревалась вернуться к прерванному занятию, но была почти сразу остановлена.

— Я отправляюсь сразу после тренировки, которая начнётся через десять минут, и ждать не собираюсь.

Гермиона правильно поняла намёк. Закинула пару ложек каши в рот и запила всё несколькими глотками чая, она подхватила книгу и поспешила в свою комнату.

Глава 6.

На следующий день после тренировки Гермиона снова спустилась на улицу, где принялась ждать своего друга, безуспешно пытаясь прочитать хотя бы несколько страниц. Все чаще мысли ведьмы уносились слишком далеко, и она не могла целиком осознавать реальность, окружающую ее. Обед Гермиона пропустила впервые после договоренностей, которые она достигла с Грюмом, но тот даже не напомнил ей. То же самое произошло и с ужином. Молодую женщину слишком волновал предстоящий разговор, чтобы мыслить ясно и воспринимать время. Но вот на дом опустились легкие сумерки, когда Гермиона увидела знакомый силуэт вдалеке. Нервно коснувшись своего ожога и потерев его, она постаралась успокоить себя и свои непослушные руки.

Гарри пересек выделяющее их расстояние широкими шагами. Он не выглядел хмурым и не смотрел на подругу осуждающе, наоборот, его рот искривила искренняя улыбка, и Гермиона, не колеблясь ни секунды, бросилась в объятия друга. Несколько секунд они простояли в тишине, пока Гарри не отодвинулся от девушки и пристально не осмотрел ее.

— Заточение пошло тебе на пользу. Выглядишь ты намного лучше. Теперь хотя бы кости не так видны.

— Спасибо за доброе слово.

— Я скучал, — тихо усмехнулся Гарри. Затем поднял голову и посмотрел на дом, виднеющийся за спиной девушки.

— Никогда бы не подумал, что Грозный Глаз живет в таком уютном доме.

— Не называй его так, — твердо сказала Гермиона.

Поттер снова перевел взгляд на девушку и внимательно посмотрел на нее, затем добавил:

— Мне нужно поздороваться с Грюмом.

— Не думаю, что он это оценит.

— Вероятно, нет, но вежливость никто не отменял.

Молодой человек чмокнул подругу в лоб, обошел ее и направился в дом. В целом он отсутствовал недолго: достаточно, чтобы обменяться несколькими насмешливыми словами, но не больше.

Вернувшись к подруге, Гарри спросил:

— Я так понимаю, мы останемся здесь?

— Там есть небольшая беседка, — Гермиона показала в неопределенном направлении рукой. — Там нам не помешают.

Пока они шли к беседке, которую Аластор построил еще в самом начале их пленения, и куда Гермиона периодически выбиралась, усталая от стен, давящих на нее, молодые люди хранили молчание, думая каждый о своем. Беседка стояла за домом и была видна из окон гостиной, поэтому Гермиона не сомневалась, что Аластор будет следить за ними, пока их окончательно не скроет тьма.

Беседка была простой, но достаточно удобной. Гарри сразу занял место лицом к дому, и Гермионе было удобнее всего сесть напротив друга. Когда молодые люди устроились, Гарри лукаво улыбнулся, расстегнул толстовку и из внутреннего кармана достал полную бутылку Огневиски.

— Мне кажется, нам это очень пригодится.

Гермиона удивленно посмотрела на друга, затем оглянулась и бросила взгляд на дом, как будто ожидая, что Аластор уже обо всем знает и сейчас устроит им взбучку. Никто, естественно, не спешил наказать их, и ведьма снова повернулась к Гарри.

— Не думаю, что Аластор одобрит.

— Определенно, нет. Но когда он узнает, будет уже поздно.

Молодая женщина с сомнением посмотрела на бутылку, потом на улыбающееся лукавое лицо своего друга и сказала:

— Давай сюда.

— Узнаю Гермиону, — засмеялся Гарри.

Гермиона цыкнула, требуя невербально друга снизить уровень шума, забрала бутылку с алкоголем, которую молодой аврор уже успел откупорить, и сделала несколько больших глотков. Огневиски неприятно обжег горло, но Гермиона даже не поморщилась. Гарри последовал примеру, сделал несколько глотков и оставил бутылку чуть подальше. Молодые люди уставились друг на друга на какое-то время. Первой заговорила девушка:

— Как Джинни? Сильно она была зла?

Несмотря на запрет Кингсли распространять любую информацию, связанную с этим делом, Гермиона была уверена, что друг все рассказал своей жене. Возможно, мужчина с возрастом стал искуснее во лжи и хитрее, но в своей семье он продолжал придерживаться честности. В большинстве случаев.

— Сначала она была готова убить меня. И тебя. Назвала нас самыми «упертыми дебилами». Правда, ее гнев не долго пылал. Ты же знаешь Уизли — они быстро загораются, но и отходят быстро. — Гарри посмотрел на руки и уже тише добавил. — Джинни винит себя.

— Себя? Но она-то здесь при чем? — недоуменно протянула Гермиона.

Гарри хмыкнул невесело и поднял взгляд.

— Возможно, мы думали, что неплохо скрываемся, но, как оказалось, наша таинственность никого не обманула. Джинни с самого начала понимала, что мы делаем что-то неправильное, но предпочла закрыть глаза и сделать вид, что ничего не происходит. Сейчас она считает, что поступила неправильно и должна была нас остановить, как только почувствовала что-то.

— Я не думаю, что у нее получилось бы. Не тогда.

— Я сказал ей то же самое. Но ты же знаешь ее, — Гарри неопределенно пожал плечами, но Гермиона прекрасно поняла его.

Тишина окутала молодых друзей. Им, на самом деле, не требовалось много слов, чтобы говорить. Большая часть мыслей так и осталась не произнесенной, но правильно понятой друг другом. Гарри сделал еще пару глотков и протянул бутылку подруге, которую она с готовностью взяла. После того, как Гермиона выпила и оставила Огневиски, заговорил Гарри:

— Рассказывай. Когда Грюм успел потерять голову из-за тебя?

— Что? С чего ты вообще взял? — Гермиона немного неискренне фыркнула.

— Я видел, как он смотрел на тебя.

Гермиона вопросительно уставилась на Гарри, не совсем понимая, о чем тот говорит. Друг верно истолковал взгляд и добавил:

— В кабинете Кингсли. Если еще до встречи с Грюмом, когда ты сказала мне о том, что нас раскрыли, у меня были только мысли и предположения, то после того, как мы вошли в кабинет, все встало на свои места. Ну или почти все.

— И как он смотрел на меня? Как на преступницу, которая может выкинуть что угодно?

— И так тоже, — Поттер усмехнулся. — Но он так на всех смотрит. Нет, Гермиона, я имею в виду другое. Он смотрел на тебя примерно так же, как я смотрю на Джинни, когда мы оказываемся в толпе. Мне нужно постоянно держать ее в поле зрения и быть уверенным, что с ней все в порядке. Издержки профессии, как они есть.

— Я все равно не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — упрямо сказала девушка.

Гарри вздохнул:

— Так смотрят на самое ценное в жизни.

Гермиона выдохнула, но комментировать слова друга не стала. Немного помолчав, она все же сказала:

— Все сложно.

— Я бы поразился, если бы Гермиона Грейджер сказала, что все просто, — рассмеялся Поттер.

Гермиона слегка возмущенно толкнула друга. Тот поднял руки в жесте «сдаюсь». Покачав головой, ведьма сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и начала свой рассказ. Начав издалека — с момента одержимости домами бывших соратников, о которой друг не знал — Гермиона подробно пересказывала Поттеру то, что произошло с ней за все это время. Гарри редко перебивал, вставляя уточняющие вопросы, и внимательно слушал. Девушка не видела на лице близкого человека отчуждения или отвращения. На то, какие сложные мыслительные процессы происходили в голове обладателя молнеобразного шрама, говорила только небольшая складка между бровями, но и она скоро перестала быть видна, как только сумерки прочно одержали победу над светом.

Когда Гермиона закончила свой длинный и обстоятельный рассказ, темнота давно поглотила черты и силуэты двух людей. Бутылка Огневиски почти опустела, однако ни один, ни второй пока не ощущали признаков опьянения.

Какое-то время, как только смолк голос ведьмы, был слышен только шелест листьев на легком ветру и стрекот кузнечиков. Однако долго молчать было не в правилах молодого мужчины, и почти сразу он заговорил.

— Иногда мне кажется, что все проблемы, в которые я вляпывался в школе, происходили по твоей вине.

— Эй, — Гермиона снова толкнула друга рукой, на что тот только едва слышно рассмеялся, — я не один раз вытаскивала нас из самых неприятных передряг. Ты и сам неплохо справлялся с тем, чтобы влипать в истории.

— Значит, мы действительно друг друга стоим.

Гермиона хмыкнула. Но веселье, которое ненадолго овладело молодыми людьми, почти тотчас исчезло.

— Раз Грюм возится с тобой и твоими проблемами, по всей видимости, его чувства не изменились, — дождавшись невнятного мычания, Гарри продолжил, — но вот что насчет тебя, Гермиона? Что чувствуешь ты?

— Я не знаю, — жалобно потянула ведьма.

— Как так? Ты либо любишь его, либо нет.

Говорить о своих чувствах, которые девушка и сама не до конца осознавала, с другом было не очень комфортно. Но Гермиона нуждалась в этом разговоре, поэтому через силу преодолела неловкость.

— Я не знаю его, Гарри. Иногда я смотрю и вижу знакомого мне человека, тогда я однозначно понимаю, что чувствую к нему, но обычно я совершенно не понимаю его. Он чужой мне. Я не знаю, что он думает, чувствует. Я просто не понимаю ни его, ни себя.

— А поговорить ты не пробовала?

Гермиона промолчала, но молчание стало ответом, и Гарри продолжил.

— Не удивлюсь, если все это время ты обиженно сидела в комнате и даже не попыталась поговорить, — слова прозвучали чуть насмешливо, но попали в яблочко. Гермиона только пробурчала что-то невнятное.

— Я не знаю, как начать разговор и сомневаюсь, что Аластор вообще захочет его поддержать.

— Если не спросишь, никогда не узнаешь. Если знаешь, нужно лишь спросить, — философски заметил молодой аврор.

Гермиона подозрительно пыталась рассмотреть в темноте лицо друга, но ее попытки ни к чему не привели. Гарри, как будто почувствовал скептицизм, исходящий от подруги, хмыкнул и пояснил:

— Мне во время Битвы эти слова сказала Елена Когтевран.

Гермиона издала натянутый смешок.

— Как я и говорила: все сложно.

— Нет, — не согласился друг, — все довольно просто, Гермиона. Ты просто все усложняешь.

— Что я усложняю?

— Кроме того, что вместо мучений самой себя невысказанными вопросами и возможными на них ответами, ты могла бы просто поговорить? — мужчина, не дождавшись ответа, продолжил: — Ты занимаешься бесполезными вещами. Ищешь того, что нет и быть не может. Ты говоришь, что не всегда можешь узнать в этом мужчине того, которого ты любила? Мерлин, Гермиона, прошло почти тридцать лет! Так чего ты хотела? Даже ты не можешь быть такой же, какой была до путешествия. Так чего ты хочешь от него? Может, пора отпустить прошлое и попытаться узнать того человека, который рядом с тобой? Или отпустить самого человека? Все, на самом деле, проще некуда.

— Ты говоришь так, как будто это действительно легко. Как мне узнать его? Мне кажется, о Дамблдоре больше информации, чем о Грюме.

— Ты меня не перестаешь удивлять. А как ты узнала Грюма в прошлом? — Гарри, действительно, не совсем понимал, о чем они вообще говорят.

Гермиона нахмурилась. Рука снова неуверенно потянулась к ожогу, но она даже не осознавала этого, касаясь неровной кожи. Поттер вздохнул. Возможно, было не совсем правильно то, чем он собирался поделиться, но если это станет первой дощечкой, положенной в основу моста между Гермионой и Аластором, то тогда Гарри поступит правильно.

— Как ты думаешь, что говорят о Грюме у нас в Араторе?

— Что он сумасшедший параноик? — нерешительно предположила девушка, после секундной заминки.

— Нет, так его видят обычные люди, которые ни разу не работали с ним. — Выдержав небольшую паузу, но так и не дождавшись новых предположений, Гарри продолжил. — Точнее, да, его считают сумасшедшим, но никто не говорит о нем никогда пренебрежительно. Сколько лет я работаю в Араторе, я много слышал о Грюме. Он легенда и не только потому, что засадил половину всех Пожирателей в Азкабан. Его не все любят — это факт, в основном, за его принципиальность и нежелание участвовать в каких-то подковерных играх, но уважают и отдают честь его профессионализму и человеческим качествам все без исключения. И знаешь почему?

— Нет, — тихо прошептала девушка.

— Он пример для всех. Живая легенда. Думаешь, он единственный, кто получил такие серьезные травмы? Возможно, у него шрамов больше, чем у всех сотрудников Авротара вместе взятых, не буду спорить. Но знаешь ли ты, что где-то четверть авроров раньше становилась инвалидами, даже несмотря на магические возможности медицины? Сейчас намного легче — ситуация в стране не такая страшная, протоколы куда серьезнее, как и подготовка новобранцев, но это не значит, что люди не травмируются. Многие теряют семью, получают серьезные травмы, усложняющие их жизнь, и теряют вообще смысл жить. Аластор — пример того, что нет ничего невозможного. Травмы — не приговор. Не страшно падать, главное вставать и двигаться дальше. Что и делал постоянно Грюм. Я слышал, что в свое время он даже вел тренировки для всех авроров, кто получил серьезные травмы. Мало кто, как Грюм, возвращается на работу в поле, но почти все продолжают жить полной жизнью.

Гермиона слушала, открыв рот. Беспокойные руки, наконец-то, успокоились. Забытая недопитая бутылка Огневиски одиноко ждала своего времени. Казалось, даже ветер стал еще тише и подслушивал молодых людей. Ни о чем таком, Гермиона, не будучи аврором, слышать не могла.

— Это не все. Помнишь, какой неуклюжей была Тонкс? — продолжил Поттер. Гермиона кивнула, но в темноте, даже обладая превосходным зрением, мужчина не мог этого увидеть. — Никто не хотел работать с ней и брать ответственность за нее на себя. Она прошла через руки почти всех наставников, которые отказались от нее, пока Тонкс не попала к Грюму. Его не беспокоила ее неуклюжесть, он просто взял и сделал из нее мракоборца. И я могу честно сказать, что достаточно хорошего. Тонкс не была единственной, как ты понимаешь. Ему было наплевать на то, кто к нему попадал, он просто делал свою работу, не отдавая никому предпочтения. Все, как считалось в отделе, безнадежные случаи доставались Грюму. Больше половины авроров — его ученики. И они редко могут найти какое-то плохое слово в его адрес. Все говорят, что он был невероятно строг и требователен, но в нашей работе по-другому никак нельзя. Да, он был параноиком, но его паранойя не раз спасала жизни, ты себе представить не можешь. Только дурак будет смеяться над ним.

Гермиона внимательно ловила каждое слово, задумчиво покусывая губу и смотря во тьму. Все, что говорил Гарри, имело смысл и прекрасно сочеталось с тем, что она и так знала об Аласторе, одновременно демонстрируя, как мало ведьма на самом деле знала о нем. В голосе Поттера было слышно неприкрытое восхищение, только сильнее подтверждавшее слова молодого человека.

— Есть еще кое-что. Правда, я не уверен, что могу это тебе рассказать. — Гарри немного поколебался. Четкого запрета на упоминание данной информации не было, но все авроры старались не распространяться об этом. Несколько секунд сомнений, в течение которых внимательный взгляд девушки не отпускал друга, закончились тем, что Поттер все же решил поделиться. — Я уверен, что могу тебе доверять, но все же попрошу тебя ни с кем это не обсуждать. Тот факт, что Грюма называют сумасшедшим, еще нужно доказать. Я бы сказал, что он самый «нормальный» из авроров.

Гарри немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил:

— Как ты понимаешь, работа у мракоборцев нервная, сложная и опасная. Здесь не мудрено слететь с катушек, но никто не хочет, чтобы защитники правопорядка вдруг начали убивать или калечить мирных жителей. Незадолго до того, как Грюм присоединился к Араторе, не без инициативы Дамблдора, в отделе был введен особый протокол, касающийся проверки вменяемости всех авроров. Этот протокол неофициальный и не то чтобы секретный, но жителям проще жить в неведении о возможных проблемах с психикой и ментальным состоянием тех, кому они доверяют свою жизнь. Но мы простые люди. Многие, кто приходят в Аратор, даже не представляют, с чем столкнуться, и отсеиваются не из-за изматывающей подготовки, а потому что понимают, что не справятся. Не так просто убить кого-то, даже если защищаешь свою жизнь, Гермиона.

Гермиона согласно кивнула, прекрасно понимая, о чем друг говорит. Ведьма ничего не слышала о таком протоколе, но понимала и его целесообразность.

— Закрывая дело или после стычек, которые приводят к сражению, мы отчитываемся о каждом проделанном шаге, объясняя, почему поступили именно так. Обычно это формальные беседы, однако они помогают сразу выявить тех, кто находится, так сказать, не совсем в стабильном состоянии. Также периодически мы проходим индивидуальную проверку на вменяемость. Если действия и решения аврора вызывают вопросы и сомнения у непредвзятой стороны, то его отправляют в отпуск. Этот отпуск бессрочный.

— И в такой отпуск тебя отправил Кингсли, — поняла Гермиона.

— Да, — Гарри улыбнулся краешком губ. — Это ни у кого в отделе не вызовет вопросов, поскольку все уже привыкли к этому. Но как ты думаешь, как часто авроры отправляются в такие отпуска?

Девушка нахмурилась. Первым порывом было сказать «много», но почти сразу у нее закралось сомнение. Пускай своими словами и той аурой, которая окружала Аластора, тот постоянно вызывал сомнения в своей адекватности, но, если быть честной, Гермиона не помнила, чтобы предложения Грюма или его действия выходили за грань допустимого. Правда, если быть откровенной, ведьма не так часто видела Грюма в действии во время Второй войны.

— Полагаю, меньше среднего.

— Нет, Гермиона, не просто меньше. Я по пальцам одной руки могу посчитать, сколько раз его отстраняли от работы. И все эти разы были связаны с потерей напарника. А учитывая то, сколько он их потерял и то, через что он прошел в свое время, это не просто чудо. Поэтому его в Араторе называют сумасшедшим: он единственный, у кого голова вообще не едет от всего этого. Все авроры хоть иногда сомневаются в том, что выбрали верную дорогу, но, я уверен, что Грюм ни разу не испытывал сомнений. Он был не просто хорош в своей работе — он был для нее создан. Для него это, как дышать. Таких людей очень мало.

Гермиона никогда не могла думать о мужчине в таком ключе. Но Гарри был прав. Это была не просто работа для мужчины, даже тогда, двадцать восемь лет назад. Пускай глаза мужчины больше не загорались от этого упоминания всего, что было связано с работой или отделом, но он больше не был мальчишкой.

— Ты так много знаешь об Аласторе, Гарри, — задумчиво сказала девушка. Алкоголь потихоньку начинал действовать.

— Он легенда, — просто повторил молодой человек.

— И тебя совсем не смущает то, что происходит между нами? — немного напряженно спросила девушка.

— Ну, во-первых, вы еще сами не разобрались, что между вами происходит, — хмыкнул Гарри, добавив: — а во-вторых, меня это не касается, Гермиона. Не мне жить с этим человеком. И я не настолько глуп, чтобы убеждать тебя в том, как это неправильно. Ты достаточно взрослая, чтобы сознательно принимать решения, и ты достаточно упрямая, чтобы слушать чьи-то советы, особенно если они идут в разрез с теми решениями, которые ты принимаешь. А я слишком дорожу нашей дружбой, чтобы даже пытаться что-то сказать тебе. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. А кто сделает тебя счастливой, не столь важно.

Гермиона облегченно выдохнула. Больше всего она боялась потерять единственного близкого человека. Его слова словно сбросили камень с груди девушки, она, не поворачивая головы, нашла руку друга и ждала ее в безмолвной признательности. Он сжал ее в ответ.

Тишина теперь была уютной. Каждый думал о своем, наслаждаясь ночной прохладой. Ведьма вспомнила об алкоголе, сделала несколько небольших глотков, голова уже начала кружиться от возрастающего опьянения, и передала бутылку другу, которого тот опустошил. Набравшись смелости, Поттер едва слышно спросил:

— Ты видела их?

— Да, пару раз. Прости, Гарри.

Гарри сжал ее руку, которую продолжал держать в своей.

— Тебе не за что извиняться.

— Если бы я могла что-то сделать, я бы хотела их спасти. Мне очень жаль.

— Я все понимаю, — устало выдохнул мужчина и добавил в притворном веселье — Не думаю, что Дамблдор дал бы тебе и шагу ступить без своего разрешения.

— Нет, не дал.

Друзья еще немного посидели. Все важное было сказано, а что не важно могло подождать. Гарри встал и потянул за руку девушку на себя. Гермиона чуть покачнулась, но смогла удержать равновесие.

— Думаю, Грюм нас убьет.

— Определенно.

И они вместе рассмеялись. Впервые смех звучал легко и свободно, как когда-то давно, до того, как все это началось.

— Я скучал по тебе, Гермиона.

— И я по тебе.

Они обнялись ненадолго, после чего Гермиона, не без поддержки друга, направилась в сторону дома. В гостиной горел свет, и это однозначно подтверждало тот факт, что Аластор еще не спит.

— Может, тебе стоит уйти? — хмыкнула Гермиона, когда поняла, что друг намерен передать ее в руки бывшего аврора. — Иначе через пару минут мы действительно будем мертвы.

— Если я тебя брошу выпившей и не предам ему в руки, он точно убьет меня, — не согласился Гарри. — Так у меня есть шанс быстро сбежать, пока он будет тащить тебя в комнату.

— Эй, я не мешок. Сама дойду.

— Что-то я сомневаюсь, — хихикнул Поттер.

Двигаясь в темноте, переставляя ноги с определенным усилием и непрестанно хихикая, оба друга добрались до дома, помяв почти все кусты по дороге. Шум, который они издавали, не мог не дойти до Аластора, тем более, он, дожидаясь, когда молодые люди закончат свои посиделки, приоткрыл окно.

Они не слышали, как Грюм вышел на крыльцо и, обреченно вздыхая, наблюдал за их приближением. Первым мужчину заметила Гермиона, подойдя почти вплотную к крыльцу и тихо — как она думала — сказала Гарри:

— Мне кажется, тебе пора уносить ноги.

Гарри поднял голову, увидел устрашающий силуэт бывшего аврора и инстинктивно распрямился.

— Мне кажется, уже поздно.

И они оба заржали. Аластор неодобрительно покачал головой, однако понимал, что начинать воспитательный процесс с этих идиотов сейчас бесполезно. Вытянув из хватки молодого человека выпившую ведьму, даже не прощаясь с Поттером, он втащил её в дом, захлопнув за собой дверь.

Глава 7.

На следующее утро Гермиона проснулась намного позже, чем обычно. Вероятно, время приближалось к полудню, но сказать точно, не имея часов, Гермиона не могла. Тот факт, что Аластор не вытащил её на обычную тренировку, говорил о том, что у мужчины осталось сердце и сочувствие к её жалкому положению. Хотя по поводу последнего ведьма очень сильно сомневалась. Вероятно, у этого милосердия были другие причины.

Учитывая тот факт, что перед попойкой Гермиона, кроме завтрака, почти ничего не ела, состояние ведьмы можно было считать почти сносным. Ей потребовалось всего десять минут, чтобы стащить себя с кровати, и ещё пять, чтобы привести свой внешний вид в какое-то подобие порядка.

Головная боль разрывала голову на несколько частей, пространство плыло перед глазами, но ежедневные тренировки сыграли свою роль, и ведьма добралась до гостиной с прямой спиной, почти не выдавая своих затруднений. Почти.

Аластор сидел в кресле так, чтобы в поле его зрения оставалась лестница, спуститься с которой должна была Гермиона. Как только он услышал первые звуки, предвещавшие появление молодой женщины, Грюм отложил книгу и с большим интересом принялся наблюдать за пока ещё пустым проходом. То, как медленно и аккуратно передвигалась Гермиона, вызвало ухмылку на пересечённом шрамами лице.

Гермиона подошла к дивану, привычно облокотилась на него и посмотрела прямо в ухмыляющееся лицо бывшего аврора и ворчливо проговорила:

— Очень весело.

— Ага.

— Я удивлена, что ты не вытащил меня на тренировку, — полувопросительно заметила девушка.

— Если бы я знал, что ты полна энтузиазма, я бы так и поступил, — скептицизм, слегка исказивший лицо Гермионы, вынудил мужчину добавить к ранее сказанному: — Но ты не переживай, завтра тебя ждут две тренировки. Я не жадный.

Ведьма решила ничего не говорить больше, а то с мужчины станется провести две тренировки подряд, а ещё третью добавить. Она только уткнулась лицом в обивку дивана, стараясь восстановить состояние окружающего пространства и остановить кружение мира. Она явственно ощущала насмешливый взгляд Аластора, но кусаться желания не было. Опасаясь того, что Гермиона может заснуть, Грюм произнёс:

— Иди завтракай.

— Я не хочу.

— Я не спрашивал, хочешь или нет.

Гермиона издала полный страданий вздох, чем только больше развеселила мужчину, насилу оторвала себя от мягкого дивана и поплелась на кухню. Уже заходя на кухню, ведьма поняла, что Аластор следует за ней.

На столе стояла накрытая тарелка с омлетом и хлебом, а на плите — чайник. Греть чай сил у ведьмы не было, поэтому она просто плюхнулась за стол. Аластор прошёл мимо неё и занялся чайником. Есть никакого желания не было, поэтому Гермиона положила руку на стол и опустила на неё голову. Пока мужчина занимался чаем, Гермиона снова пыталась остановить головокружение и едва слышно проговорила:

— А антипохмельное зелье или хотя бы простое зелье от головной боли не полагается?

— Нет. В следующий раз будешь думать головой.

Аластор поставил кружку с чаем перед девушкой и магией подогрел омлет, опустился на стул напротив с другой кружкой и сказал голосом, не терпящим возражения:

— Ешь.

Ведьма что-то простонала, однако понять, что именно, было сложно, и принялась через силу за завтрак. Ела она в тишине, смотря в сторону и о чём-то размышляя. Аластор не отводил от молодой женщины изучающего взгляда, но та, казалось, совсем не чувствовала его.

Покончив с омлетом, Гермиона, к своему удивлению, поняла, что чувствует себя лучше. Конечно, не как после нужного зелья, но теперь хотя бы мысли и пространство не разбегались, играя в догонялки. Вынырнув из мыслей, она встретила взгляд Аластора и немного смущённо сказала:

— Прости меня.

Если эти слова и удивили мужчину, то виду он не подал, только хмыкнул и ответил:

— Я не вчера родился и прекрасно понимал, как вы будете с Поттером «разговаривать».

— Но ведь даже я не знала. Мы очень редко выпиваем с Гарри.

— Зато метко.

Слегка поколебавшись, Гермиона вспомнила о письме, которое перед началом разговора ей передал друг. Тогда она даже не стала смотреть, от кого оно, сразу убрав его, но сейчас задумчиво уставилась на конверт. Сосредоточенно покрутив письмо в руках, она вскрыла его, достала листок и погрузилась в чтение. Периодически складка между бровями становилась глубже. Текста было немного, поэтому, закончив читать, Гермиона отложила письмо и снова безучастно посмотрела куда-то в сторону.

Аластор наблюдал за реакцией девушки, но ничего не говорил. Через пару минут Гермиона осмысленно посмотрела на волшебника. Она вспомнила слова Гарри и чётко осознала, что, если она сама не начнёт разговор, Грюм точно не станет проявлять инициативу. Если у Гермионы и были какие-то сомнения насчёт чувств и желаний мужчины, то он совершенно ничего не знал о том, что происходит в голове молодой женщины. Мог только догадываться. И за всё это время Гермиона ни разу не попробовала проявить инициативу. С лёгкой осторожностью, как будто опасаясь того, что мужчина может прервать её и оттолкнуть, она заговорила:

— Гарри вчера отдал мне письмо, — секунду помолчав, она добавила: — Оно от Кингсли.

— Поттер в свободное время подрабатывает совой? — мужчина расслабленно откинулся на спинку стула.

— Либо он, либо Кингсли попросил бы тебя. — пожала плечами Гермиона.

— Я упустил момент, когда в Министерстве закончились совы.

Гермиона соображала туго. Настроившись на разговор в одном направлении, её шестеренки перестраивались очень медленно. Однако и на эту тему тоже следовало поговорить.

— Так уже случилось, что совы не могут найти ни меня, ни Гарри.

— Почему?

— Ты читаешь какие-то газеты, кроме «Ежедневного пророка»? — вопросом на вопрос ответила ведьма.

— Нет.

— Тогда не удивительно, что ты можешь быть не в курсе, — невесело отметила Гермиона. — С момента окончания Последней Битвы, да и до неё, если быть честной, магическая пресса не может оставить нас с Гарри в покое. И если о Гарри газеты говорят ещё более или менее положительно, то боюсь, все шишки, какие только можно, достаются мне. Спасибо за это Скитер.

— При чём тут эта жуткая писака и куда делся Уизли из вашего кружка героев магического мира?

Молодая ведьма скривилась, как от резкой зубной боли, совершенно забыв о головной боли. Новые вопросы Аластора касались старых, но ещё болезненных мозолей. Однако больше молчание не казалось удобным выходом для Гермионы, поэтому нерешительно прикоснувшись к ожогу, она ответила:

— После того как мы расстались с ним в не очень хороших отношениях, он спрятался в магазине брата, поэтому его почти не было видно, а со временем журналисты и фанаты, — последнее слово девушка сказала с отвращением, явно выражая своё отношение ко всей этой чуши, — забыли его. А учитывая, что мы с Гарри были на виду, и в самом начале Кингсли использовал это как щит от пристального внимания к себе и тому, что происходит в Министерстве, мы недолгое время не сходили с первых полос. А поскольку я нажила врага в лице, как ты назвал её, «жуткой писаки», всё давно вышло из-под контроля.

— Что ты такого ей сделала? — казалось, Аластор даже не был удивлён.

— Ещё на четвёртом курсе, когда был Турнир Трёх Волшебников, я попросила её не лезть к Гарри, но она восприняла это близко к сердцу и выпустила про меня статью, что я, мол, охотница за знаменитостями и любительница разбивать мужские сердца.

Аластор рассмеялся. Гермиона — соблазнительница? Это и правда звучало довольно смешно. Смех, как и голос, звучал хрипло, но искренне. Гермиона удивлённо посмотрела на мужчину, улыбнулась и в притворном осуждении продолжила:

— Мне было не смешно, когда после её статьи со мной перестала разговаривать миссис Уизли, поверившая в то, что я обидела Гарри. Гермиона до сих пор затрагивала тот факт, что женщина поверила в статью Риты Скитер. — А потом мне стали приходить письма от разъярённых читателей с угрозами, а в одном из писем мне заботливо вложили гной бубонтюбера, который превратил мои руки в месиво.

Смех мужчины замолк. Всё веселье исчезло, как будто его и не было. Мужчина нахмурился слегка и произнес:

— Вас никто не учил проверять письма незнакомцев?

— Аластор, мне было пятнадцать! О чём ты говоришь? — возмущённо воскликнула девушка. — У меня-то серьёзных отношений не было, не то, что писем, которые могли нанести потенциальный вред.

Грюм открыл рот, вероятно, собираясь сказать что-то о постоянной бдительности, но увидев нехороший огонёк, предупреждающе замерцавший в глазах ведьмы, передумал. Гермиона продолжила:

— После этой истории я, конечно, стала серьёзнее относиться к проверке своей почты. Хотя какое-то время в этом не было надобности — я выяснила, что Скитер незарегистрированный анимаг, и именно так узнает новости, которые знать не должна.

— В пятнадцать лет? Это впечатляет. И что ты сделала с этим знанием?

Гермиона покраснела и немного смутилась. Почему девушка так отреагировала, стало ясно после её ответа:

— Я посадила её в анимагической форме в банку и шантажировала тем, что расскажу её маленький секрет, если она не перестанет нас беспокоить.

Удивление, явственно проступившее на лице Аластора, быстро сменилось насмешкой. Казалось, эта новость позабавила его:

— Так вот откуда берёт начало твоя преступная карьера. А мне казалось, что ты примерная девочка.

Гермиона осуждающе глянула на него и невесело сказала:

— Хорошие девочки не выживают на войне.

— Это верно.

Недолго тишина опустилась на кухню. Невесёлые мысли кружили рядом. Гермиона первой очнулась от лёгкого транса и вернулась к тому, на чём закончила свой рассказ:

— Теперь Скитер зарегистрированный анимаг, использующий любую возможность подгадить мне. А другие журналисты подхватили её волну и присоединились к ней, увидев в нашем с Гарри лице прекрасную возможность заработать. Ни от них, ни от поклонников и преследователей мы не знаем покоя. Наша почта завалена, совы круглосуточно беспокоят нас.

— Поэтому на вас наложили защитное заклинание, — понимающе протянул Аластор.

— Да. Не просто же так мы стали пользоваться магловской техникой. Хотя она намного удобнее сов, но в магическом мире всё магловское игнорируется, и даже имея больший энтузиазм, я бы вряд ли убедила даже Гарри, не то, что своих бывших коллег.

— Я даже не представлял, как с тобой сложно, — задумчиво, но без осуждения или упрека протянул Аластор.

Гермиона неопределённо пожала плечами. Слова мужчины её не задели — она сама прекрасно понимала, что даже ей самой было сложно с собственными проблемами. И она сомневалась, что все неприятности, связанные с ней, могут отпугнуть мужчину. Что вообще существует что-то такое, что может его заставить передумать. В упрямстве они могли посостязаться.

Переведя взгляд на письмо, всё также лежащее на столе перед ней, ведьма вспомнила, с чего она вообще начала разговор, и вернулась к исходной точке. Мужчина, видимо, мысленно дошёл до того же момента, поскольку не успела девушка открыть рот, как Грюм заговорил первым:

— Что там с письмом Кингсли?

Этот вопрос, а также тот факт, что до этого мужчина её внимательно слушал, постоянно задавая вопросы, указывали на то, что, несмотря на опасения Гермионы, Аластор был заинтересован в её жизни. Гарри был прав — иногда нужно просто начать разговор.

— Он пишет, что приостановил разбирательство, которое начал мой начальник о превышении полномочий, и теперь я могу спокойно вернуться на работу, если захочу.

— А ты хочешь? — мужчина не отводил проницательного взгляда.

— Нет, — честно признала молодая женщина себе и Аластору. — Я не хочу. Хотя работа и очень интересная, но она не совсем мне подходит. Да и, если быть честной, Кингсли ничего не исправил. По крайней мере, в отношении Бирнса ко мне. Наоборот, вмешательство Министра только обострит конфликт между нами. Вопрос времени, когда конфликт перейдёт в открытое противостояние, и так или иначе я потеряю работу.

Грюм понимающе кивнул. Решение Гермионы было здравым, поэтому комментировать мужчина его не стал. Однако Гермиона не закончила. После секундной заминки, она нерешительно, наблюдая за реакцией собеседника, продолжила:

— Уверена, что Кингсли знал о том, что я подписала заявление об увольнении, поэтому он также предложил мне работу.

К удивлению ведьмы, Грюм весело хмыкнул. Складывалось ощущение, что такое предложение не удивило мужчину, что и подтвердили его слова:

— На месте Кингсли я бы поступил также. — встретив недоуменный взгляд, Аластор пояснил. — Учитывая, сколько вы с Поттером способны нанести вреда, очень удобно не спускать с вас глаз и контролировать ваш энтузиазм, пока вы не придумали что-то новое.

Гермиона кисло посмотрела на развлекающегося мужчину и мстительно сладким голосом добавила:

— Ты не спросишь, в каком отделе он предложил мне работу? Нет? В Авротаре.

А вот это решение бывшего ученика и коллеги, вероятно, горячей поддержки в лице бывшего аврора не нашло. Тем не менее, как-то комментировать его Грюм не стал, а только покачал головой.

— В стратегическом планировании. Не аврором, конечно. Ты против?

Аластор на секунду опешил, но потом ответил:

— Как ты верно сказала, я не твой тюремщик. Я могу высказать своё мнение, если оно тебя интересует, — дождавшись кивка головы, мужчина продолжил: — Я не считаю, что эта работа подойдет тебе больше, чем разрушительнице проклятий. Тем не менее, это твоя жизнь, и тебе принимать решения и отвечать за них.

Гермиона согласно кивнула:

— Я придерживаюсь такого же мнения. — И добавила с лукавым видом: — Авротар, да и вообще Министерство не переживут нас с Гарри вдвоём.

Губы Аластора тронула легкая улыбка, но он ничего не сказал.

— Это ещё не всё. Кингсли пишет, что он разговаривал со знакомым, работающим в Магическом университете, и упоминал меня в разговоре. В общем, если я захочу, у меня есть все шансы поступить туда в этом году.

Задумчиво проведя рукой по бороде, Аластор кивнул:

— Хороший вариант.

— Если честно, я думала о том, чтобы заняться научной деятельностью ещё до того, как получила письмо от министра. Мне кажется, теория ближе мне, чем практика. Единственное, я знаю, что попасть в университет очень сложно и не рискнула бы делать это в этом году, потому что времени до конца приёмной кампании осталось слишком мало, но теперь, думаю, можно попробовать.

Мужчина только кивнул, но и в этот раз ничего говорить не стал. Гермиона подождала, что Аластор что-то скажет, но, недождавшись, тихо спросила:

— Ты не возражаешь?

— Я так и не понимаю, почему ты хочешь сделать из меня изверга какого-то, — Аластор нахмурился.

— Просто учёба однозначно будет забирать всё моё время.

— И что? Не на цепь же тебя посадить, чтобы ты развлекала меня?

Гермиона неуверенно разглядывала свои руки, ощущая напряжённый взгляд бывшего аврора. «Просто спроси» — прозвучал голос друга в голове. Да, сейчас как раз самое время, чтобы, наконец, всё прояснить, поэтому Гермиона упрямо вздернула подбородок, как она делала всегда, когда не ощущала уверенности, и тихо спросила:

— Что между нами?

Минуту они смотрели друг другу в глаза. Чего они хотели добиться от игры в гляделки, не было ясно. Понять ли мысли друг друга, собрать ли в кучу свои, но к тому моменту, когда тишина начала напрягать, Аластор сказал абсолютно серьёзно:

— Я готов хоть завтра взять тебя в жены.

Гермиона поперхнулась от неожиданности. Почему-то она ожидала чего-то другого, но Аластор, как обычно, поразил её своей прямолинейностью и решимостью. Хотя уже пора перестать удивляться. Мужчина поступал именно так, как и всегда. Пока молодая женщина сомневалась, раскладывала свои мысли по полочкам, крутила их то так, то так, мужчина уже всё для себя решил, и даже тот факт, что Гермиона сейчас сидела перед ним в не самой лучшей форме, — ещё не пришедшая в себя после выпитой на двоих бутылки огневики, с ворохом различных по степени сложности проблем, — ни на секунду не поколебал уверенности Грюма. Хотя что вообще могло заставить его сомневаться?

— Не думаю, что из меня получится хорошая жена, — немного нервно попробовала пошутить Гермиона, отводя взгляд от пытливых глаз мужчины.

Аластор, однако, остался серьёзным.

— Это не имеет значения.

Гермиона так и не решилась снова посмотреть в глаза бывшему аврору. Она не знала, что сказать. Для ведьмы брак всегда был каким-то очень важным шагом, который наступает после длительных отношений и при полной готовности двоих. Когда-то да, у них были отношения, и мужчина даже делал предложение, но сейчас их разделяло столько всего, что брак казался чем-то совершенно невозможным в их реальности. Гермиона даже не была уверена, что они смогут ужиться в одном пространстве. За то время, что она провела здесь, нормальных разговоров у них было так мало, что казалось, в школьное время она больше взаимодействовала с этим невыносимым человеком.

Видя, как эмоции с огромной скоростью сменяются на лице ведьмы, Аластор хмыкнул, но всё же решил сжалиться над ней, пока удар не достиг впечатлительную девушку.

— Не пугайся так, а то мне уже самому стало страшно. Насильно я тебя никуда тащить не собираюсь. Ответишь, когда будешь готова.

На этом Аластор решил закончить разговор. Пока Гермиона собирала свои мысли в кучу, мужчина покачал головой и встал из-за стола. Задвинул стул, переместил грязную посуду магией и, хромая, вышел из кухни.

До самого вечера Гермиона провела в своей комнате, составляя письма Кингсли и в приёмную комиссию университета. Не зная ничего о вступительных испытаниях и вопросах, ответы на которые ей нужно знать, Гермиона всё равно решила не сидеть сложа руки и выстроить своё расписание подготовки. Для начала она хотела просто освежить знания, которые получила в ходе самостоятельной подготовки к уровню ЖАБА. Скоро она, вероятно, получит ответ от приёмной комиссии и будет иметь конкретное представление о предстоящей подготовке. Нетерпение струилось по венам, подтверждая, что от того отчаянного и потерянного состояния осталось не так много. Если Гермиона Грейнджер не может утерпеть перед предстоящей зубрёжкой, значит, с ведьмой всё в порядке. Вечно работающая аксиома была применима к ведьме и сейчас.

Аластор её не беспокоил, ошибочно предполагая, что Гермионе нужно время, чтобы прийти в себя после его слов — уж больно эмоционально она отреагировала на них. Однако Гермиона очень быстро пришла в себя, и, полная энергии и решимости, приступила к созданию своего будущего.

Когда Гермиона очнулась после долгих часов сосредоточенного изучения учебных материалов, чтобы оценить обстановку вокруг, она поняла, что время ужина давно миновало, а день приближался к концу. За окном ещё не было совсем уж темно, но сумерки медленно вступали в свои права. Живот протестующе заурчал, и Гермиона вынуждена была признать, что и над ней голод имеет силу. Аккуратно сложив книги и тетради на столе, Гермиона направилась на кухню. Гостиная, к удивлению девушки, была темной и пустой. Ведьма подошла к окну и вдалеке заметила едва заметный мужской силуэт. Больше не задерживаясь, она скользнула на кухню, нашла в холодильнике всё для сэндвича и быстро приготовила себе перекус. Пока она была занята, мысли также кружились в её голове, не давая ни секунды передышки. Запив всё соком, ведьма убрала лёгкий беспорядок и направилась к выходу из дома.

Несмотря на лёгкую прохладу, на улице было достаточно комфортно. Гермиона впервые за много времени сделала огромный вздох, наполнив свои лёгкие свежим воздухом и с наслаждением подставила лицо под легкий ветерок. Жизнь налаживалась, дышать было легче, а воздух казался слаще, проблемы решаемыми, и сердце было полнено чувствами. Подышав немного, Гермиона направилась искать Аластора.

Мужчина нашёлся в беседке. Он спокойно наблюдал за тем, как девушка приближалась к нему.

— Я не помешаю? — едва слышно спросила ведьма.

— Нет.

Гермиона забралась в беседку и заняла то же место, что и вчера. Аластор, занятый изучением окружающего пространства, на неё не смотрел, что было само по себе непривычно. Как правило, стоило Гермионе появиться в поле зрения бывшего аврора, его пристальный взгляд не отпускал её ни на секунду, как будто, если он на секунду моргнёт, девушка исчезнет или её похитят. Так же с состоянием вечной боеготовности не соотносилась почти расслабленная поза мужчины. Почти. Но для Аластора такая беззаботность уже казалась наивысшей.

Теперь настала очередь девушки безнаказанно изучать мужские черты, едва заметные в сгущающейся темноте. Если пристальный взгляд и доставлял Аластору дискомфорт, то со стороны это не было заметно. Он всё также спокойно смотрел куда-то в сторону.

Расслабленность и темнота сгладили шрамы, но Гермиона поймала себя на мысли, что ей было абсолютно всё равно, есть они или их нет, резко выделяются или почти незаметно сливаются. Она перестала их видеть — только мужчину целиком и полностью.

Тишина была уютной, темнота дарила ощущения покоя, а мужское присутствие — уверенность в завтрашнем дне. Гермиона впервые за много-много лет чувствовала себя умиротворенной. Хотелось замереть в этом мгновении и вечность провести вот так. Бежать больше не хотелось. Ни от себя, ни от своей жизни и проблем.

Кто бы знал, что для того, чтобы жизнь снова засияла яркими красками, достаточно только одного — сильного плеча рядом и человека, который принимает тебя такой, какая ты есть. «Поддержка и опора», — намного насмешливо подумала Гермиона. — оказывается, это всё, что было мне нужно. А мне всегда казалось, что я сильная и могу сама справиться абсолютно со всем». Однако осознание того, что девушка не всесильна, не расстроило её. Это просто ещё один кирпичик в её личности. Она может многое, но она не может всё. Как просто и правильно было это осознавать. С этим пониманием чувства, которые заполняли Гермиону по отношению к Аластору, стали стократ сильнее и ярче. Её переполняла нежность и любовь. Нет, не к молодому, язвительному, грубоватому и подающему надежды аврору. Нет. Она любила этого сложного, уверенного в себе мужчину, который почему-то, несмотря ни на что, любил её и заботился о ней.

«А Гарри снова оказался прав. Всё ведь намного проще, чем я думала. Ты любишь или не любишь, и по-другому не бывает. Всё остальное — только бегство от правды и нежелание её принимать. И когда это из моего друга вырос умудрённый жизнью философ?» — Гермиона мысленно улыбнулась и поблагодарила друга. В очередной раз он сказал именно то, что было нужно услышать Гермионе.

Когда лицо мужчины окончательно исчезло в темноте, Гермиона решила прервать тишину.

— Мне нужно отправить письма.

— Совы у меня нет. Ты можешь завтра добраться до совятни и отправить письма со служебной совой, или я могу это сделать. Завтра утром мне всё равно нужно в Министерство.

— И ты меня отпустишь?

Аластор не смог подавить тяжёлый вдох, который сам по себе достаточно понятно отвечал на вопрос, но после мужчина решил облечь его в слова:

— Мне казалось, ты уже взяла себя в руки и надобность подтирать твои слёзы отпала, или мне стоит пересмотреть своё решение? — в голосе чувствовалась насмешка.

— Нет, спасибо. Хотя, если это означает, что ты прекратишь меня мучить на тренировках, я расстроюсь.

— Ты же их теперь не могла, — скептически заметил маг.

— Но и ошибки я свои раньше признавать не спешила. Всё меняется. — Гермиона говорила серьёзно, но потом ехидным голосом добавила: — Кто может отказаться от того, чтобы его тренировал легенда авротара?

— Поттер.

Фамилия друга прозвучала как ругательство, и Гермиона не смогла удержаться от того, чтобы не засмеяться. Смех её звучал легко и почти беззаботно. Этот чистый звук привлёк всё мужское внимание, однако заметить это в полной темноте ведьма не могла.

— Только от тебя его фамилия звучит как что-то нецензурное, — сквозь смех выдавила девушка.

Аластор только хмыкнул.

— Если ты не шутишь и тебе правда хочется продолжить тренировки, я не могу тебе отказать.

— Правда. Возможно, чуть реже — сомневаюсь, что я буду успевать чаще, но, как оказалось, они неплохо очищают голову.

Чуть позже ведьма осмелилась задать другой волнующий её вопрос.

— Что ты планируешь дальше делать?

— В каком смысле?

— Кингсли предложил тебе вернуться в Авротар: собираешься ты или нет принять предложение?

— Стоит сделать выговор Поттеру и его начальству за разглашение информации, — проворчал Грюм.

— Но ты так и не ответил на вопрос, — проницательно заметила ведьма.

— Какой из меня аврор?

— Насколько я слышала — самый лучший.

Маг поморщился, но собеседница этого увидеть не могла, однако всё поняла за последующим молчанием. Поняв, что Аластор ничего говорить не станет, ведьма чуть надавила:

— Ты так же, как и я, не сможешь сидеть без дела. И так уж случилось, что лучше всего у тебя получается быть аврором. Так почему тебе не принять предложение?

— Потому что я уже стар для этого.

— Чушь! — возмутилась ведьма. — Тем более Кингсли не предлагал бегать по вызовам или отсиживать кресла в отделе. Стать консультантом, мне кажется, очень удобно — ты будешь делать то, что привык, а у других авроров будет большое преимущество в виде твоего опыта и твоих знаний.

Тяжело вздохнув, мужчина сказал:

— Я подумаю.

Гермиона понимала, что большего в этот момент она не добьётся, но сердце ей подсказывало, что мужчина в итоге примет предложение, просто ему нужно немного времени.

Почти не ощущая колебания, девушка встала со своего места и села рядом с Аластором. На ощупь Гермиона в полной темноте нашла руку мага, переплела свои пальцы с мужскими и сжала их. Маг через пару секунд вытащил свою руку из женской, однако Гермиона не успела ничего надумать, как крепкой хваткой мужчина обхватил этой рукой девичьи плечи и прижал ведьму к себе. От Аластора исходило приятное тепло, и только оказавшись так близко к нему, девушка поняла, что немного продрогла. Гермиона немного поерзала, занимая удобное положение, и уткнулась лицом в мужское плечо, прижавшись к Аластору как можно ближе. Её тут же окутал запах шторма и моря, а голову наполнили воспоминания о первой встрече с Грюмом в это время.

Прошло немногим более месяца, но жизнь девушки в который раз круто изменилась. И всё же впервые эти изменения не несли за собой горечи и боли. Сейчас мысли о самоубийстве вызывали смущение и, хотя Гермиона понимала, что не сделала бы этого никогда, она прекрасно осознавала гипнотическую силу этих мыслей. Сейчас, слава Мерлину, больше мысли о том, чтобы сброситься в пучину, не казались такими привлекательными, как, например, объятия сильных рук.

Они просидели так какое-то время в тишине и бездействии, пока ветер не начал усиливаться, и холод не стал пробиваться даже через броню мужского тепла. Аластор первый поднялся со скамейки и протянул руку Гермионе, помогая встать. Выполнив задачу, мужчина отпустил женскую руку и развернулся, чтобы направиться в дом, но не успел сделать и нескольких шагов, как Гермиона поймала его руку и потянула на себя, заставляя развернуться к ней.

Вопрос ещё не успел полностью сформироваться и слететь с мужских губ, как к ним прижались женские губы. Едва ощутимо, как прикосновение лепестка, но с явным намерением. Заржав дыхание, Гермиона ожидала, что мужчина отодвинется или возьмёт инициативу в свои руки, но он этого не сделал, предоставляя ведьме самой решать, как поступить дальше. И она решила.

Обхватив Аластора за шею, Гермиона вплотную прижалась к нему, углубляя поцелуй. Реакция мага не заставила себя ждать: он позволил девушке углубить поцелуй, рьяно отвечая на него. Руки мужчины обхватили тонкую талию и прижали Гермиону ещё ближе. Хотя со стороны движения казались несколько грубыми и резкими, на самом деле они были исключительно бережными и аккуратными. Мысли и сомнения затаились в темном уголке сознания, а внутренний голос, наконец-то, притих, восторженно урча в другом незримом закоулке. Больше не было ничего правильного или неправильного — любые оценочные категории просто перестали существовать. Было двое, притяжение между ними, потрескивающее на кончиках пальцев, и полная капитуляция в борьбе с обществом, собой и своими установками, страхами и сомнениями.

Ветер усиливался, и его пронизывающие порывы прямолинейно сообщали о приближающемся дожде. Намечалась буря, вероятно не такая сильная, как та, свидетелями которой стали Аластор и Гермиона на побережье, но несомненно достаточно сильная, чтобы помешать уединению. Правда, мужчину и женщину это совершенно не интересовало. Они были полностью погружены в то, что делали и ощущали, что даже разверзнись земля под их ногами в эту секунду, они бы ничего не заметили. Хотя, нет, Аластор, конечно же, обратил внимание.

По всем логичным подсчётам, Аластор и Гермиона уже давно должны были задохнуться от нехватки воздуха, но этого не происходило. Казалось, что они дышали друг другом. И даже бушующий ветер постарался какое-то время не беспокоить их, буйствуя где-то рядышком. Но вот один из порывов пробрался в тёплые объятия, и Гермиона вздрогнула. Поцелуй прекратился, впрочем, объятия стали только крепче. Оба переводили дух и пытались прийти в себя.

— Думаю, нам стоит вернуться в дом, — хрипло и едва слышно проговорил мужчина.

Запечатлев на мужских губах лёгкий поцелуй, Гермиона взяла левую мужскую руку в свою и потянула Аластора в сторону дома.

— Думаю, самое время.

Они достаточно быстро пересекли двор, преодолели гостиную и поднялись на второй этаж. Всё так же, не отпуская руку, Гермиона без сомнений достигла комнаты Аластора и втащила мужчину внутрь, захлопнув за ними дверь.

Спустя полгода.

Гермиона аппарировала на окраину защитных чар, что делала каждый раз с того момента, как впервые переступила порог дома Грюма. Ей нравилось тратить несколько минут на прогулку, которая позволяла успокоить свои мысли и переключить внимание. Также Гермиона искренне любила любоваться издалека небольшим, но невероятно уютным коттеджем, который успел стать и ей домом.

Правда, в этот раз Гермиона немного ошиблась с точными координатами и, переместившись, задела ветви дерева, окутанного белым покрывалом. Весь снег, который нещадно падал последнюю неделю, теперь оказался за шиворотом у ведьмы, вынуждая ту ругаться сквозь зубы и совершать нелепые движения в попытке избавиться от дискомфорта. Вот только Гермиона не учла, что сперва нужно отступить от злополучного дерева. Поэтому нечему удивляться, что еще одна куча снега последовала за первой. Едва слышные бранные слова стали отчетливее, но ведьма свой урок усвоила и отступила подальше от проклятого дерева. Уже на давно заносимой снегом тропинке она продолжала отряхивать одежду.

Когда явный источник раздражения остался только легким дискомфортом, Гермиона выпрямилась и устремила спокойный взгляд своих карих глаз на белевший вдалеке домик, гармонично сливающийся со снежным пейзажем. Раздражительность окончательно исчезла, а на губах расцвела нежная улыбка. Периодически дергая плечами, чтобы избавиться от оставшихся неприятных ощущений, молодая женщина направилась по непротоптанной дорожке к коттеджу. Предвкушая чашечку любимого горячего чая и теплые руки, которые должны прогнать холод, ведьма ускорила шаг.

Последний месяц был особенно занятым, и выкроить время, которое она могла бы провести с мужчиной, совсем не получалось. Учеба была невероятно сложной и вместе с тем очень интересной, однако забирала все время ведьмы. Она была счастлива, и хотя Аластор не возражал и даже слова плохого не сказал о ее занятости, каждый раз Гермиона ощущала легкий стыд и тоску. Ей хотелось проводить как можно больше времени с мужчиной, а каждая минута вдали давалась тяжело. Но пока расставаться получалось только с книгами и конспектами.

После разговора в беседке на следующий день Аластор передал письма, которые писала Гермиона, а ответ из университета ведьма получила уже через несколько дней. Комиссия, заинтригованная её послужным списком и тем, что о ней сказал Кингсли, пригласила её не совсем на традиционные экзамены. Гермиона встретилась с комиссией, и во время этой встречи они успели поговорить на все темы: как личные, касающиеся её жизненных планов и интересов, так и профессиональные вопросы. Знания и умственные способности героини Магической войны заинтересовали почти всех членов комиссии, и Гермиона была принята. Ей предложили учёбу на междисциплинарной программе, и девушка, не раздумывая, согласилась. Нагрузка была больше, чем при обучении на стандартной программе, но возможностей она давала достаточно.

С середины сентября Гермиона приступила к учёбе. Проводя почти весь день в университете, дома она появлялась только вечером, но и там у неё было не так много свободного времени на что-то, кроме сна. Примерно в это же время, как у Гермионы началась учёба, Аластор вернулся в Авротар нештатным консультантом. Хотя, как поняла Гермиона, больше времени он проводил не с аврорами, а с Министром магии, подробностей она не знала, да и сказать по правде, они её не интересовали. После своей инициативы, которая вполне могла окончиться катастрофой, ведьма решила держаться как можно дальше от подобных вопросов и не пожалела о своём решении. Аластор был полностью согласен с этим негласным выбором.

Подходя к дому, улыбка на лице Гермионы стала шире. Впереди её ждали две свободные недели, в течение которых она намеревалась наверстать всё то, что упускала, особенно во время последнего месяца. Нет, конечно, ей нужно будет навестить друзей, и Уизли, и встретиться с бывшими коллегами. И совсем бросать учёбу она была не готова, но в остальном была полностью свободна.

Может, у неё получится убедить Аластора украсить дом. Хотя представить сурового мужчину, подбирающего шарики на ёлку, было сложно, и картинка, нарисовавшаяся в голове девушки, привела её в невероятно веселое настроение.

Сдерживая смех, Гермиона перешагнула порог дома и тут же встретилась взглядом с мужчиной. Как же она соскучилась по нему! Неожиданный приступ веселья сменила теплая и нежная улыбка. Пока девушка снимала верхнюю одежду, Аластор успел подняться с дивана и подойти к гостье. Повесив теплую мантию в шкаф и, не теряя времени зря, она устремилась в мужские объятия. Аластор, уже привыкший к яркому проявлению чувств девушки, не сопротивлялся, а, казалось, даже напротив, получал удовольствие. Обняв молодую ведьму в ответ, он на секунду замер. Гермиона расслабилась в любимых руках, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, наполняя лёгкие и мозг безмерно любимым ароматом шторма, а после немного отстранилась, не разрывая окончательно объятия.

Грюм ухмыльнулся краешком губ, предвидя женскую реакцию, которая не заставила себя ждать. Внимательный взгляд заскользил по лицу и торсу. По ходу движения глаз зрачок расширялся. В конце концов, Гермиона резко вскинула голову и посмотрела Аластору в глаза.

— Ты его надел!

— На улице зима, Гермиона. Конечно, я надел свитер. Даже мне бывает холодно, — хмыкнул мужчина.

Гермиона осуждающе цокнула, покинула уютные мужские объятия и, отступив на пару шагов, с легким удивлением, но с еще большей радостью оглядела Аластора с головы до ног. В оправдание бурной реакции Гермионы можно смело сказать, что она имела причину. Свитер, который они обсуждали, Гермиона, без особой надежды, подарила ещё на День Благодарения. И хотя гардероб мужчины был чуть разнообразнее, чем она могла себе представить (взять хотя бы магловские спортивные штаны), он всё равно оставался довольно консервативным в данном вопросе. Он не носил свитеров, предпочитая привычные рубашки и жилетки, и впервые на своей памяти Гермиона видела мужчину в свитере. Он очень ему шел, сглаживая острые углы, из которых Аластор был высечен. Бывший аврор казался не таким опасным, но Гермиона этого говорить ему, конечно, не собиралась.

Пока ведьма была занята оценкой внешнего вида, Аластор в свою очередь не отрывал привычного пристального взгляда. Сейчас на щеках Гермионы ещё горел здоровый румянец, глаза лучились удовольствием и счастьем, а движения были свободными и спокойными. Как зачарованный, Аластор изучал каждую женскую черточку, поражаясь тому, какой живой была женщина. Если бы он только знал тридцать лет назад, вероятно, он бы с первого взгляда навсегда влюбился в неё. Тем не менее, сейчас он не жаловался.

Гермиона перестала обращать внимание на пристальные взгляды — они были неизменной мужской особенностью, как, например, шрамы. Закончив свой осмотр, ведьма удовлетворённо кивнула, поцеловала мужчину в щеку и, схватив его за руку, потянула на кухню:

— Я так соскучилась. Надеюсь, я могу рассчитывать на кружку чая?

— Так ты по чаю соскучилась?

— Конечно. А также по рукам, которые так вкусно его делают, — рассмеялась девушка.

Аластор только покачал головой и, оставив девушку занимать удобное положение за барной стойкой, приступил к приготовлению чая. Пока мужчина кипятил воду и заваривал смесь, они обменивались новостями. Говорила преимущественно Гермиона, но и мужчина активно участвовал в разговоре: задавал вопросы и отвечал на них в свою очередь. Казалось, неловкость и тишина, при появлении женщины в этом доме, исчезали, унося с собой беды и печаль. Дом стал наполняться внутренним светом, и мужчина не мог не заметить этого. Гермиона ничего почти не делала для этого, просто приносила внутреннее тепло и свет, а также любовь. И Аластор, вместе с домом, ожидал, когда она переступит порог.

На следующее утро Аластор оставил Гермиону осыпаться, прекрасно понимая, что та, занятая учебой, однозначно пренебрегала сном, а тело всё же потребует своего. Ждать пробуждения ведьмы пришлось долго: только ближе к полудню заспанная ведьма, одетая только в мужскую рубашку с растрепанными со сна волосами, спустилась вниз, постоянно зевая и теря глаза.

То, как гармонично ведьма вписывалась в домашнюю обстановку и жизнь Аластора, должно было поразить мужчину, но, вместо этого, он ощущал только удовлетворение от своего выбора и предчувствие, которое его не обмануло. Он был готов ждать эту ведьму сколько угодно и сделать всё, что угодно для неё, если это, конечно, не противоречило его принципам и всё было не зря. Искренность и открытость Гермионы, а также её естественность дарили ощущения счастья и покоя, сглаживая слишком острые мужские углы. Нет, Грюм не стал резко мягким и не начал доверять всем, тем не менее незримые изменения были видны всем, кто неплохо знал мужчину. Если это обстоятельство и удивляло окружающих Аластора людей, то спросить прямо они всё равно не рисковали, довольствуясь предположениями. Избранные же понимали всё, но даже зная, не переставали удивляться.

Гермиона быстро позавтракала, не переставая при этом делиться идеями на этот день. Аластор просто спокойно слушал её, не высказывая предпочтений. Его устроил бы и день, проведённый дома, но возражать девушке, видя её энтузиазм, мужчина не собирался.

После долгих рассуждений они сошлись на том, чтобы не планировать чего-то особенного, а просто прогуляться по заснеженной округе и поужинать в уютном месте, а после вернуться домой и провести вечер в уютной обстановке. Аластор даже позволил девушке украсить немного гостиную, но сам участвовать в этом отказался наотрез, тем самым не дав возможности сопоставить картинку, нарисовавшуюся в голове ранее, с реальностью.

Прогулка, несмотря на большое количество выпавшего снега и достаточно низкую температуру, была долгой. Три часа они исследовали безлюдную местность, где расположился дом. И только по истечении третьего часа они забрели в небольшую, но очень уютную деревушку. Она была полностью магловской, и Аластор знал об этом ещё до покупки дома, естественно, изучив всю информацию.

Уже темнело, а на улицах бегали преимущественно дети. Взрослых было мало: кто-то продолжал работать, но большая часть готовила дома к приближающимся праздникам. Хотя было ясно, что в эту деревушку не так часто заглядывали незнакомцы, появление здесь Аластора и Гермионы ненадолго отвлекло жителей, мимо которых они проходили, от дел. Гермиона с восхищением оглядывалась кругом, удивлённая тем, что где-то сохранилось столь явное ощущение сказки.

Поужинать они решили здесь, и, достигнув небольшой таверны, не сомневаясь, зашли в неё. Пока Гермиона осматривала наполовину заполненный зал, мужчина успел оценить обстановку профессиональным взглядом и сделать необходимые выводы. Посетители быстро оглядели новоприбывших и почти тотчас вернулись к прерванным занятиям.

Пара заказала простой ужин: мясо с картошкой и овощами. Гермиона решилась ещё на кружку глинтвейна, но мужчина решительно отказался от какого-либо алкоголя. Ведьма вообще ни разу не видела, чтобы Аластор употреблял алкогольные напитки, даже если это был только бокал вина. И это обстоятельство не сильно удивило молодую женщину, поскольку прекрасно сочеталось с желанием мужчины сохранять бдительность и всё контролировать.

Горячая и вкусная еда, горячее вино со специями, уютная атмосфера средневеково обставленного паба согрели замерзших магов. Настроение было безмятежным, а воздух дышал гармонией и счастьем. Мужчина и женщина были безгранично влюблены, и жизнь обещала быть счастливой. Да, со своими препятствиями и трудностями, но не существовало ничего такого, чего это двое были бы не в силах преодолеть. Вместе. Рука об руку.

Закончив ужинать и не имея больше причин задерживаться, Аластор с Гермионой вышли на морозный воздух. Они собирались домой, но, бросив взгляд на яркие витрины, ведьма попыталась убедить бывшего аврора в необходимости посетить эти уютные магазинчики. У Аластора не было причин отказываться, и, немного поколебавшись и подавив тяжёлый вздох, он согласился.

Заходить в магазины мужчина не стал, предпочтя остаться на улице, наблюдая за обстановкой со стороны. Гермиона, к удивлению мужчины, который был уверен, что потерял ведьму на долгое время, быстро справилась с только ей известной задачей. С пакетами, лукаво улыбаясь, Гермиона присоединилась к Грюму, и они неспешно направились на окраину деревни, где можно было, не привлекая внимания, спокойно аппарировать домой.

Дома, едва сбросив верхнюю одежду, ведьма отправилась в подвал, где пару месяцев назад нашла рождественские украшения. Слой пыли явно указывал на то, что украшения находятся здесь давно, вероятно, с того момента, как Аластор переехал сюда. Гермиона, естественно, попыталась расспросить мужчину, но тот отказался отвечать. Его молчание, а также внутреннее предчувствие подсказали ведьме, что мужчина купил всё специально в надежде на то, что Гермиона когда-нибудь использует их по назначению. Сделав правильные выводы, молодая ведьма решила не допрашивать мага, тем более она прекрасно понимала, что если бывший аврор не хочет говорить, она и слова от него не добьётся. Поцеловав Аластора, она закрыла эту тему и больше к ней не возвращалась.

Пока Гермиона доставала всё из подвала и очищала от пыли, Аластор успел заварить горячий чай и принести кружки в гостиную. Молча поставив одну перед ведьмой, мужчина занял удобную позицию и с улыбкой, притаившейся в уголках тонких губ, принялся наблюдать за действиями героини.

Через полтора часа, двух случайно опрокинутых кружек чая, нескольких десятков грубых слов и кучи сил, потраченных на украшение, гостиная сияла в свете рождественских гирлянд. В какой-то момент Аластор взял книгу, но почитать у него не получилось — Гермиона и её действия полностью поглотили его внимание. Несколько раз в гостиной раздавался грубый смех, не прекращавшийся даже под разряженным женским взглядом.

Но вот гостиная празднично сияла, а молодая женщина бесцеремонно разместилась на мужских коленях, заставив Аластора поморщиться несколько раз, пока она занимала удобное положение.

— В следующий раз ты будешь украшать со мной, — безапелляционно заявила Гермиона.

— Нет, — просто хмыкнул Аластор.

Молодая ведьма уже собиралась начать привычный спор, но до того, как первое слово покинуло её губы, она передумала. В следующем году она придумает, как заставить мужчину помогать ей. Лукавая улыбка нарисовалась на женском лице, но мужчина, заметив её, только скептически покачал головой.

Улыбка сменилась задумчивостью, а сама Гермиона стала пристально изучать мужские черты лица, о чём-то напряжённо думая. Зная, что пока мысли не завершатся, ведьма ничего не скажет, мужчина, также погрузившись в свои мысли, молчал. Тишина, окружающая мерцающую комнату и двух спокойных людей, была комфортной.

Спустя несколько минут, придя мысленно к каким-то выводам, Гермиона сказала:

— Да.

Мужская бровь вопросительно подскочила.

— Боюсь спросить, о чем ты.

— Я хочу стать твоей женой.

Мужские руки, удерживающие Гермиону за бедра, на мгновение напряглись. Правда, почти сразу хватка расслабилась, и, возможно, менее внимательный человек, чем Гермиона, мог этого не заметить, но ведьма заметила.

— Хорошо.

И Аластор наклонился и поцеловал женщину.

Никакого торжества не было. Они просто расписались и обменялись клятвами. Ожидая бурного общественного обсуждения и осуждения их союза, Гермиона была приятно удивлена тем, что, казалось, эта новость мало кого заинтересовала. Все близкие к тому моменту уже знали о них. И хотя новость разными лицами была воспринята по-разному, в целом, почти все смирились с этим. Ещё за несколько месяцев до росписи магическая пресса перестала перемывать косточки героини войны. И Гермиона была уверена, что тут не обошлось без Аластора. Поэтому к тому моменту, как новость просочилась в массы, только Скитер оставалась верна своей цели — сделать всё возможное, чтобы подпортить жизнь «золотой девочке». Но кроме преданных её читательниц, никого лично Гермионы больше не интересовала. Сама ведьма считала, что слишком долго её скучная жизнь была выставлена на всеобщее обозрение, чтобы и дальше интересовать кого бы то ни было. И Гермиона Грюм не могла не радоваться этому.

Иногда, чтобы спастись, достаточно верного плеча рядом. Иногда и простой веры хватает. Гермионе повезло — и то, и другое оказалось рядом, вопреки всему: времени, смерти и даже жизни. И ни за какое золото молодая женщина не отказалась бы от этого покрытого шрамами, но не сломанного, сильного мужчины.