Чтобы жить (гет)

Из распахнутого французского окна повеяло едва уловимым медовым ароматом азалий и фруктово-травяным — рододендронов. Тихое шуршание листвы персидской сирени, ласкаемой майским ветерком, не оставившим без внимания тонкие шёлковые портьеры, не нарушало спокойной атмосферы кабинета. Утренние лучи солнца не тревожили мягким светом мага, сидевшего в кресле за столом и читавшего письмо.

Занятый деловой перепиской Малфой-старший уже пару дней пребывал в благодушном настроении.

Сегодня с утра он неспешно и основательно разбирался с накопившимися делами по ведению хозяйства поместья. Рачительный хозяин кропотливо упорядочивал ворох бумаг на рабочем столе богато обставленного в стиле барокко кабинета: в бело-зелёных тонах с бирюзовыми акцентами.

Люциус, переходя к новым посланиям, периодически мурлыкал под нос обрывки жизнелюбивых песенок, по правде говоря, не всегда пристойного содержания.

Словно куколка, сбросив шкурку, Малфой-старший вновь блистал безупречно утончённой внешностью экзотической бабочки среди мотыльков магического туманного Альбиона. Даже скромный домашний наряд: светлые брюки и рубашка без каких либо украшений или кружев, туфли, похожие на магловские теннисные — не смоги подпортить общего впечатления об оригинальной внешности волшебника. Потому что струившиеся локоны пепельного блондина Люциуса, чёрные изящные брови и чуть более светлее их — длинные загнутые ресницы, серебристые глаза, в глубине которых мерцали голубые блики, если мага обуревали какие-либо эмоции, были одинаково ошеломляющими по воздействию на зрителей. Тем более, нос Малфоя нельзя было назвать выдающимся, челюсть — тяжеловесной, а рот — тонкогубым. В целом картинка складывалась завораживающей и дико убийственной для сердец впечатлительных ведьм.

Качественные оздоровляющие зелья и омолаживающие тело процедуры после возвращения с провального судилища в Визенгамоте — закономерное окончание недавних арестантских приключений Люциуса.

После бесславной гибели Тёмного лорда, вернее, его воплощённой в голема сумасшедшей ментальной проекции, дела рода Малфой быстро пришли в норму.

Что мог Люциусу предъявить аврорат в качестве обвинения? Да ничего, по сути.

Во-первых, укрывательство в поместье возродившегося главы магических террористов и его шайки сообщников, сбежавших из Азкабана, оправдывалось применённым к Люциусу Круцио и Империо. Подобные факты имели место быть в воспоминаниях главы рода Малфой.

Во-вторых, ближний круг Тёмного лорда, куда был причислен Люциус как финансист и казначей, ни разу не замарал себя чьим-либо убийством. Для этого существовало пушечное мясо, набранное из грязнокровок, которыми, как и егерями, руководил сам Волдеморт. Даже полукровок он высоко ценил и не допускал к устрашающим и террористическим акциям, взять того же зельевара Снейпа.

В-третьих, от Азкабана Люциуса спасло воспоминание, как бесцеремонно Волдеморт лишил его волшебной палочки на заседании ближнего круга, что почти приравнивалось к подозрению в предательстве, и соответственно наложил домашний арест, отобрав свободу передвижения и саму возможность защищаться.

В-четвёртых, грубым шантажом — убить Нарциссу — Тёмный лорд вынудил главу рода дать согласие заклеймить Тёмной меткой наследника Драко. Сын Малфоя тоже никого не убил, пока был вынужден служить Волдеморту, и не опознал перед террористам обезображенного Гарри Поттера, что и показал его допрос с Сывороткой правды на суде.

На вид жалкий, но взывающий к справедливости Люциус сам настоял на полной процедуре дополнительного дознания, то есть расследования прямо в зале суда с применением думосброса Визенгамота и зелья, потому что упомянутый артефакт поддельные воспоминания не воспроизводил.

Тем более, полностью противостоять сыворотке, развязывавшей язык и изготовленной в Отделе тайн, было почти невозможно для магглорожденных. Хотя кое-что скрыть не стоило труда для чистокровных, обучаемых с детства на дому ментальным наукам.

Допрос Люциуса с Сывороткой правды в целом подтвердил увиденное судьями в думосбросе.

Никто, кроме Абраксаса, отца Малфоя, не знал, насколько хорош его отпрыск в окклюменции, а сильнейший легилимент после Волдеморта и непроглядно циничный политикан Дамблдор уже умер.

Так что лить воду нравоучительного словоблудия на застопорившиеся жернова магического правосудия было категорически некому.

Вследствие чего, потрёпанный Люциус и удручающе бледный Драко уже через пару дней после битвы у Хогвартса были оправданы на малом заседании Визенгамота и отделались наложением штрафа: существенного, но абсолютно не истощившего хорошо припрятанные финансы рода.

В меру убитая горем, но не сгибаемая под тяжестью гнусных обстоятельств Нарцисса не имела Тёмной метки Волдеморта. Арест и сопровождавшие его прелести преблагополучно минули леди Малфой.

Вскоре Люциус, облегчено выдохнув, перешагнул порог родного дома в обнимку с сыном.

Как главе рода, Малфою-старшему в ближайшее время следовало начать серию ритуалов.

Пятое мая — первый день Светлого времени. Только совершенный дурень пропустит Белтейн, когда можно вложить силы в будущее плодородие рода и поддержать возможность иметь магически сильных детей.

Костёр из девяти пород древесины следовало разжечь ночью. Оставшееся до ритуального действа время Малфой поначалу занял текущими делами, продолжив разбираться с бумагами в кабинете, а после ужина, накинув домашнюю мантию, решил отдохнуть в кресле на открытой части широкой веранды, опоясывавшей дом.

Закат Люциус любил больше, чем рассвет. Сидя в плетёном кресле, устланном подушками, маг любовался лучами солнца, что прямолинейными потоками падали из белёсых высей между пышных серых облаков на холмы зелёных крон каштанов и рябин.

Скрытые листвой птахи, по-весеннему, деловито щебетали, развлекая вечерней песней своих партнёрш.

А Малфой, застыв молчаливой живой статуей, искал успокоения в размышлениях о делах рода.

Самым важным грядущим событием Люциус считал женитьбу сына на Астории Гринграсс. Миловидная юная ведьма без примеси английских кровей, вполне устраивала своим приданным и связями её родителей на континенте.

В очередной раз вероломно побитый жизнью Люциус реалистично смотрел в будущее.

Ни одна нейтральная и далёкая от политической грызни магическая семья Великобритании не отдаст свою дочь Малфоям, глава которых трижды за последние семнадцать лет судим в Визенгамоте.

Родниться с бывшими вассалами Волдеморта не имело смысла в текущей обстановке, чтобы не усиливать подозрения министерства магии и аврората.

О маглорожденных и речи не шло из-за их повального магического малосилия. Единственной подходящей кандидатке — мисс Грейнджер хитромудрый Дамблдор настолько промыл мозг, что переубедить грязнокровку в необходимости полного магического брака, а тем более обучить основам родовой ритуалистики не представлялось возможным.

Прагматичный Люциус тайно проверил юную ведьму легилименцией, когда та оказалась пленённой в подвале менора. Увиденное совершенно не понравилось, тем более удручало поведение девицы.

Искусственно взрощенная, судя по остаточным следам, яростная ненависть к любым ритуалам и соблюдению магического этикета перекорёжила ментальное поле мисс Грейнджер и настолько исказила восприятие магического мира, что попытка исправления привела бы к сумасшествию ведьмы.

Поэтому дочь французского рода Гринграсс, давно проживающего на две страны — Англию и Францию, казалась Люциусу наилучшей кандидаткой для будущей матери рода Малфой.

Принарядившаяся, посвежевшая Нарцисса и галантный до приторности, одетый по последней французской моде Драко вчера благополучно отбыли к будущей родне для продолжения ритуала ухаживания.

Сам же Люциус остался наслаждаться желанным одиночеством. Он в политические игры Великобритании лезь не собирался, пока его ещё не рождённый, но уже горячо желанный внук, а лучше двое детишек не встанут твёрдо на свои ножки. Роду Малфой пойдёт на пользу переход в нейтральную коалицию сторонников возрождения магической королевской власти.

Меж тем облака окрасились густым малиновым колером, а небо стало сочно синим.

Птицы затихли, укладываясь спать.

Белые колонны веранды, бледно сиявшие в сумерках, потускнели, а покрывавшая их редкая листва плюща стала казаться чёрной.

— Пора, — подбодрил себя Люциус и отправился в подземелье поместья к ритуальному залу.

Девять поленьев от разных магических деревьев заранее оставлены на алтаре. Деревянные бруски с вырезанными на них рунами, политые особым зельем, наверняка достаточно напитались магией от главного артефакта рода, чтобы сгореть на ритуальной площадке в парке поместья.

В сложившемся положении следует завести более чем одного законнорожденного потомка, о чём Люциус и будет смиренно просить Мать-магию.

Гринграссам тоже требуется освежить семейную линию, и второй ребёнок, помимо первенца Драко и Астории, может возглавить французское семейство, если окажется магически сильнее его нынешнего главы.

Слух о проклятии одного наследника, что настигло благородный род Малфой, был очаровательным мифом для грязнокровок и полукровок. Соблазнять и привязывать тайными семейными узами нужных талантливых людей мерзавцы Малфои умели великолепно.

Чистокровным же было прекрасно известно, что у белокурых негодяев со стальным взором, как грязи, полно бастардов. Причём они были признаны, но полноценно в род не введены. Однако все обласканы, пристроены к должностям в министерстве магии Великобритании или в других важных структурах по всей Европе.

Нужные полезные связи из воздуха не берутся. Никаких денег на взятки не хватит. И не только Малфои настолько умны, чтобы иметь обширный генеалогический сад со скрытыми от публики развесистыми ветвями. Конкуренция в политике, экономике и дипломатии магической Европы была жёсткой.

Путь Люциуса к ритуальному залу проходил через ярко освещённый факелами, но не вызывающий приятных ощущений средневековый подземный коридор с грубой каменной кладкой свода.

Почти по всей длине одной из стен перехода скромно размещался родословный гобелен Малфоев. По протяжённости он превышал минимум вдвое аналогичный у магловских английских королей.

Мемуары Люциуса Малфоя Первого, жившего в шестнадцатом веке и неудачно посватавшегося к Елизавете, правящей королеве Англии и Ирландии, давали веское основание так считать.

Взгляд главы рода зацепился за новую странную деталь возле своего портрета. Приблизившись и рассмотрев её, Люциус застыл бледным и ошарашенным болваном.

* * *

Умиротворённый Гарри почти проснулся. Юный засоня лениво потянулся, откинув руки за голову и оставив их там, после апатично поинтересовался про себя: «А что вчера вообще было? — и равнодушно мысленно ответил, — Волдеморт умудрился самоубиться о собственную Авада кедавру».

Открывать глаза и продолжать героические будни победителя Того, кого нельзя было раньше называть, откровенно не хотелось.

Гарри вполне хватило вчерашнего позднего ужина в Хогвартсе, где его невпопад чествовали все, кому не лень, а Поттеру желалось единственного — банально завалиться в кровать и нормально выспаться.

Пожалуй, ему вновь удалось достигнуть желаемого. Только вот кровать немного странная для общежития факультета Гриффиндор: слишком мягкая.

Юный маг точно помнил, как шёл и добрался именно туда, в свою комнату на шестом этаже башни, чтобы лечь спать.

Контракт на обучение в Хогвартсе не был закрыт. Комната и кровати студентов-беглецов оставались не занятыми, о чём, жалеючи усталого героя, после ужина уведомила директор Макгонагалл.

Гарри без усердия пошарил рукой возле себя: «Странно, кровать широкая и ткань простыни намного нежнее, чем мне запомнилось».

Тут мысли окончательно не выпутавшегося из тенёт дрёмы Поттера опять невпопад скакнули.

Ясно было одно, что бремя долга по уничтожению Тёмного лорда уже не давило, и желание окунаться с головой в политическую круговерть напрочь отсутствовало.

«А они будут, министерские интриги и интрижки, — вяло рассудил Поттер . — Наверняка. Не хочу во что-то с разбегу вляпываться. Надоело!»

Гарри наконец захотелось малость эгоистично подумать о себе, своём будущем в мире без Волдеморта.

Во-первых, где Поттер собирается летом жить до начала учёбы в Хогвартсе? Единственное жильё, что ему доступно — это мрачный и запущенный дом Блэков на Гриммо, вернее, уже по завещанию Сириуса Гаррин особняк.

«Мрак и ужас! — констатировал неоспоримый факт приунывший Поттер. — Там убираться даже с помощью магии замучаешься. И сколько нужно галеонов на ремонт комнат? — Гарри совершенно не представлял сколько именно. — А моё питание? А покупки к школе?»

Подивившись своей неосведомлённости в важных для жизни совершеннолетнего мага делах, Поттер почесал нос левой рукой и опустил её, согнутую, на грудь поверх одеяла, попутно отметив: «Очков на мне нет. Значит, их кто-то снял. Точно помню, что мигом уснул, едва голова коснулась подушки». — И невпопад добавилось рассуждение: «А одеяло снаружи шёлковое. Под таким, помнится, Дурсли любили спать. Но тут слишком тихо для коттеджа моих родственников».

Расслабленный Поттер вернулся к мысленным упражнениям на вечную тему: «И как далее жить?»

Во-вторых, в Гринготтсе точно не рады тому, что лихая троица гриффиндорцев под предводительством Крюкохвата удачно ограбила сейф Лестрейнджей и попутно угнала дракона.

«А до оставшихся денег Поттеров и унаследованного в сейфе Блэков как теперь добраться?» — Гарри понял, что последствия его недавних приключений слишком уж монументальны. Поттеровского умишка точно не хватит решить проблемы с гоблинским Гринготтсом.

«У кого совета спросить?» — до Гарри внезапно дошло, что ему особо довериться некому, потому что в свое время в Хогвартсе всем было плевать на его более мелкие проблемы, начиная от Дамблдора и Макгонагалл и заканчивая близкими друзьями: Гермионой и Роном.

«Дядя Вернон, когда у него возникли проблемы с кредитом, потому что подвёл партнёр по бизнесу, нанимал адвоката, — Поттер слегка нахмурился. — А в магическом мире есть адвокаты?»

Мысль Гарри в очередной раз одиноко прогулялась в его сонной голове и осталась без ответа, улетучившись в неизведанном направлении.

Полусонный Гарри медленно повернулся на левый бок, попутно положив ладонь левой же руки под щёку, а правую примостив на талии.

«Почему кожа на моём лице словно бархат? — Гарри потёр кончиками пальцев совершенно гладкий подбородок, — Где тот самый пушок, над которым хихикала Джинни?»

Однако мысли осоловелого Поттера внезапно вернулись в полезное русло.

В-третьих, не лучше ли Гарри Поттеру обзавестись собственной семьёй? Две головы, как говориться, лучше думают, чем одна, забитая в основном знаниями о магловском мире.

«Джинни? — Гарри тут же сморщился, как от кислой лимонной дольки Дамблдора. — Только не Джинни!»

Её мама, рыжий ураган по имени Молли, любит командовать детишками и мужем, а дочка не менее бойко способна гонять своих старших братьев и Поттера в придачу, чему тот был свидетелем при подготовке к свадебному банкету Билла Уизли и Флер Делакур.

«И кто тогда?» — и тут Гарри застопорился основательно, понимая, что в принципе не жаждет ни с одной юной ведьмой, взявшись под ручку, пройтись по Хогсмиту в выходные. А воспоминания о поцелуях с Джоу Чанг, Джинни Уизли и Гермионой Грейнджер вызывают лишь неприязнь своей неуклюжестью и вялостью, совершенно не побуждая Поттера их повторить.

Приунывший Гарри вспомнил, как часто рассматривал юных магов и сравнивал их внешность со своей.

Похвастать ему было нечем: ни высокого роста, ни красивой мужской фигуры, ни чарующего девушек голоса не имелось. Очки, уродующий лоб шрам и торчащие космы на голове вместо нормальной причёски — вот его приметные черты.

Таким недотёпой вряд ли кто из девушек на выданье заинтересуется, если у Поттера внезапно исчезнет доступ к галеонам в Гринготтсе.

Гарри, бродя по Хогвартсу под мантией-невидимкой, не раз и не два слышал в разных вариациях подобное утверждение от студенток-сплетниц, даже в гриффиндорской гостиной.

Так что общаться с прекрасным, но двуличным полом Поттера особо не тянуло.

Усилием воли Гарри отмахнулся от противных воспоминаний.

Так и не открыв глаза, повернулся на спину и сунул руки под одеяло.

«Меня что ли переодели?» — Поттер помял мягкую ткань его одёжки на животе. Она точно не ощущалась как фланель любимой потёртой клетчатой рубахи.

«На больничную пижаму тоже не походит, — подумал Гарри, — Опять Уизли и Гермиона учудили и подшутили надо мной?»

Удачливому Поттеру уже пару раз на каникулах доводилось просыпаться в неожиданных нарядах.

Тот магловский, старинный водолазный костюм из сарая главы семейства Уизли тогда порядком испугал очнувшегося от сна Гарри, которому показалось, что его запихнули головой в бронзовую бочку, чтобы утопить в реке.

Потому что наколдованный аквариум с рыбками, поставленный на круглое смотровое окно головной части костюма — точно был лишним.

Хотя заскорузлые доспехи из драконьей кожи, позаимствованные близнецами на время из сундука братца Чарльза, работавшего в магическом заповеднике, поутру тоже особо не восхищают своим запахом и шершавостью — Поттер лично убедился.

— Да уж! У потомственных магов странное чувство юмора. Я точно вряд ли когда к подобному привыкну, — сонно пробурчал Гарри.

Мысли Поттера вернулись в прежнюю колею, вызвав желание постучаться головой о стену, но было лень вставать.

В-четвёртых, у Гарри Поттера наметилась важная по последствиям её решения проблема: «А какую профессию ему освоить?»

В аврорат Гарри теперь точно не рвался. Навоевался он своим Экспелиармусом. Фактически мало что зная из магии, Поттер ощутил себя ведомым олухом, поведением которого умело управляли друзья.

Гарри хотелось иного от их дружбы: не вечных поучений или полезной и невкусной еды от Гермионы в палатке, не ночного храпа и эгоистичных капризов жаждущего славы Рона. С такими друзьями не хотелось откровенничать или обсуждать свои мечты о взрослой жизни.

К сожалению, сейчас Гарри просто не представлял, чем хочет заниматься в будущем, зарабатывая себе на жизнь.

Поттер решительно мотнул головой и отбросил мрачные размышления. Он уже справился с ужасным пророчеством — выжил. Значит, и жить сможет научиться. Он будет верить в хорошее и добьётся лучшего для себя.

Наконец Гарри открыл глаза и улыбнулся забытому ощущению: «Приятно проснуться не спеша, когда никуда не торопишься».

Неспешный осмотр окружающего привёл к успокоительному выводу: Поттер разлёгся на кровати в особняке на Гриммо, о чем свидетельствовал герб рода на корпусе напольных часов — прямо над циферблатом.

Однако иное неприятно поразило юного засоню — скорее всего Гарри помимо его воли опоен Оборотным зельем.

В меру смуглая от рождения кожа на руках не могла сама настолько за ночь побелеть, тем более длинные золотистые локоны, что сейчас украшали его голову, париком не являлись. Поттер, проверяя, подергал себя за волосы и зашипел от боли.

Ещё одно неприятное открытие заставило немного насторожиться — отсутствовала подаренная профессором Макгонагалл волшебная палочка, которую Гарри вчера спрятал под подушку, прежде чем ухнуть в сон без сновидений.

Весьма напрягающая потеря!

Юный маг ещё раз неспеша пошарил под пухлой подушкой, а после основательно полюбовался на пустоту верхней крышки прикроватной тумбочки.

Почему же Поттер сейчас один-одинёшенек, непонятно как тут оказался, без волшебного инструмента, в чужом облике да ещё обряжен в синюю ночную сорочку с длинными рукавами, украшенными на концах рюшечками из тонкого кружева?

Однако Гарри не бросился, как обычно, метаться по комнате в поисках непонятно чего, лишь бы пар спустить. Хотелось понежиться в тёплой постели после пережитых скитаний и проживания в палатке с минимумом удобств в течение почти года.

После смерти Волдеморта спешить некуда. А информацию можно попробовать проверить и дополнить наиболее быстрым для сонного лентяя способом:

— Кричер!

Пуф, и эльф стоит рядом с кроватью.

— Вы уже проснулись, мисс? Чего изволите? — огорошил скрипучим приветствием верный слуга рода Блэк.

Севший в кровати Гарри, приоткрыв рот в немом удивлении, уставился на сюрреалистичную картину — улыбавшегося от уха до уха Кричера в похожем на пижаму костюмчике из белёного полотна.