Демоны (гет)

Дверь с грохотом открывается, отскакивая от стены. Молодой человек с яростным видом влетает в кабинет заместителя главы аврората — и начинает выговариваться. Говорит, кричит, что-то разбивает — и снова кричит, кричит, кричит…

Высказывает все претензии, которые накопились у него к заму за семь с лишним лет их отношений. От повышенных децибелов начинает болеть голова. А когда я начинаю вслушиваться в смысл его слов, то чувствую ещё и подступающую тошноту.

Мужчина говорит, что давно уже изменяет. С такой-то девицей, со второй, с третьей… Сколько там их ещё будет? Он пытается сделать мне больно, изо всех сил старается, чтобы я хоть что-то почувствовала. Но мне плевать. Мне даже жаль, что мне плевать.

Я знаю, что виновата. Я должна была давно прекратить эти отношения. По правде, их и начинать-то не нужно было. Другим образом это никак и не могло закончиться. Но то, что весь отдел подчинённых при этом будет сидеть за стенкой и выслушивать подробности личной жизни шефа в отвратительных красках… На такое я не рассчитывала. Я злюсь на Ричарда за то, что он устроил истерику именно здесь. Но не останавливаю. Он имеет право причинить хоть какое-то неудобство. Если бы он ударил меня — я бы не дала отпор. Я это заслужила.

Наконец-то он заканчивает. Стоит, упираясь руками в заваленный бумагами стол, с красным лицом, мокрыми щеками, — и надеется, ищет хоть один признак раскаяния или боли на моём лице. Увы. Я лишь прошу его забрать свои вещи из моей квартиры и отдать ключи. Говорю, что больше нам видеться ни к чему. Минуту мы просто смотрим друг другу в глаза. Когда надежда в его глазах окончательно гаснет, он разворачивается и уходит. Больше я никогда его не увижу.

Я отворачиваюсь в своём «боссовском» кресле к стене. Спиной чувствую, как мои подопечные напряжены и не понимают, как теперь себя вести. Каких только ЧП в моём отделе не было, но такое случилось впервые. Необычно.

Я смотрю в стену и пытаюсь разобраться, что чувствую. Это катастрофически тяжело. Так бывает, когда долгое время подавляешь в себе любые эмоции — ведь работе они только мешают. А кроме работы в этой жизни не осталось ничего, что было бы для меня важно.

Я ничего не чувствую. Ни-че-го.

Вот только по щекам предательски что-то течёт.

— Босс, я прошу прощения… но там Финниган помощь запросил. Говорит, крайне срочно, отряд бы отправить…

Чёрт.

— Позови Шатца, — не в моих правилах принимать решения на зарёванную голову.

Когда аврор со стажем чуть ли не в три раза больше моего появляется в кабинете, сообщаю радостную новость, что временно оставляю на него свои обязанности. Он в восторге.

Подхватываю мантию, прошу секретаря передать Кингсли, что покинула рабочее место из-за плохого самочувствия — и самоудаляюсь. Мне нужно подумать, в какой момент моя жизнь окончательно пошла по… ну вы поняли, по чему она пошла.

* * *

Я ненавижу это место. И одновременно чувствую себя здесь как дома. Слишком много раз я была здесь за последние годы.

Я сижу напротив них с бутылкой чего-то очень крепкого. Сколько спиртного уже оказалось во мне к этому моменту — страшно подумать. Рассматриваю их фотографии каждый раз как в первый. Рыжеволосый улыбающийся парень. Кудрявая, серьёзная не по годам девчушка. Идеальная пара. Лежат рядом уже восемь лет. Вечно молодые и вечно влюблённые. Совсем не успевшие пожить. Я им даже завидую. Я вот пожить успела. И у меня нет уверенности, что оно того стоило.

Я не смогла их отпустить. Все говорили, что раны затягиваются, время делает своё дело. Врали, похоже. Я скучаю. Каждый чёртов день скучаю. Каждый чёртов день меня разъедает чувство вины, которое я снова и снова заталкиваю глубоко внутрь, чтобы оно не так оглушительно орало.

Делаю глоток. Морщусь. Гадость редкостная. Вот у Него был хороший виски. Но я потом нигде не смогла такой найти. Иногда думаю, что всё, что связано с Ним, — я придумала. Вот Рон и Герми точно были — их лица на могилах я вижу чётко, могу потрогать землю, под которой они лежат, могу поговорить с ними. А Он — как будто мираж, выдуманный измученным мозгом. Был, существовал, виски своим отпаивал, когда уж совсем хреново было. А теперь вот нет ничего. Ничего не осталось. Я не видела Его с того дня, когда война закончилась. Официально, конечно, закончилась. Для меня она продолжается и по сей день.

Голова кружится. Дурацкие слёзы всё текут и текут. Как плотину прорвало. Чёрт бы побрал этого Ричарда. Сам виноват. Я предупреждала, что не смогу ему дать того, что он хочет. Не смогу в полной мере ответить на его чувства взаимностью. Предупреждала? Предупреждала. Сам виноват.

Я не понимаю, как оказалась здесь. В смысле не здесь, на кладбище жертв войны, а здесь — в этом тупике жизни. Без друзей, семьи и какой-либо радости от существования в этом мире.

— Ты точно сказала бы, где и что пошло не так, Герми. Ты бы знала, как правильно поступить. Ты вообще всегда всё знала. А Рон бы предложил забить и не париться — действовать, как само идёт. Вы должны быть на моём месте. Я бы всё отдала, чтобы так и было. Но таких заклинаний нет. Я точно знаю. Я столько книг прочитала в их поисках… Ты бы гордилась, Герми, какая я теперь начитанная. Правда, вряд ли бы ты одобрила мой выбор литературы.

Глаза начинают слипаться. Пальцы едва удерживают бутылку с гадостью. Надо бы домой выдвигаться — засыпать на кладбище не было в моих планах. Но домой ужасно не хочется. Слишком большой риск наткнуться на нежелательные лица в виде бывших любовников.

В тот момент, когда я начинаю думать, что земля в июне не такая уж и холодная, чтобы на ней вздремнуть, я слышу шаги.

«Только психи таскаются на кладбище ночью», — думаю недовольно, не беря в расчёт себя, конечно. Крайне надеюсь, что шаги удалятся от меня подальше — и мне не придётся взаимодействовать с их хозяином.

Надежды не оправдываются. Шаги затихают в паре метров от меня — и я понимаю, что их владелец ждёт моей реакции на его появление. Чёрт. Тут бы испугаться на самом деле — палочку там достать, например. Но мне колоссально плевать.

Но голову я всё-таки поднимаю. Поворачиваюсь — и утыкаюсь взглядом в Него.

Вот блять.

Надо было всё-таки пить что-то покачественнее. До глюков я ещё не напивалась.

— Пошёл вон, — цежу сквозь зубы, почти про себя. Отворачиваюсь от наваждения, закрываю глаза и молюсь, чтобы меня отпустило. Надо будет потом найти тот магловский бар и высказать им всё, что думаю про их качество выпивки.

Наваждение подходит ко мне, берёт из рук бутылку и подозрительно принюхивается к ней. Глаза приходится открыть.

— Не думал, что всё настолько плохо. Ну и давно ты тут сидишь?

Бутылку отбираю. Вопрос игнорирую. Не знаю почему, но мне кажется, что с наваждениями разговаривать как-то уж совсем неправильно.

— Поттер, уже поздно. Упиваться жалостью к себе можно и в более уютном месте.

Моё наваждение отвратительно похоже на Него настоящего. Мне становится плевать, что это глюки. Я поднимаюсь, смотрю в его лицо. Наваждение выглядит немного иначе, чем я его запомнила. В волосах седина, а сами волосы убраны. Морщин добавилось. Но, как ни странно, выглядит он лучше. Нет чёрных кругов под глазами, выглядит каким-то слишком отдохнувшим и здоровым. «Не натурально, мозг», — фыркаю мысленно.

Подхожу вплотную. Дотрагиваюсь до щеки. Тепло. Надо же.

— Нет места, где я чувствовала бы себя уютнее, — ухмыляюсь. Раз уж внутренние демоны вдруг обрели обличье, то можно с ними и пообщаться. — Тут, среди мёртвых, я чувствую себя как среди своих.

Демоны молчат. Смотрят на меня своими чёрными глазами, хмурятся.

Не могу перестать трогать: щека, висок, волосы. Рассматриваю как самый интересный пейзаж в своей жизни. Опять слёзы полились — да что ж такое.

— Пойдём отсюда.

Демоны протягивают руку ко мне — я тут же отскакиваю назад. Ну уж нет, тут я устанавливаю границы дозволенного в общении с наваждениями.

— Никуда я с тобой не пойду. Тебя нет. Ты где-то там, далеко. Здесь тебя точно быть не может, — голос дрожит, это раздражает.

Демоны вздыхают утомлённо.

— Не может. Но я здесь. Давай уйдём отсюда. Я объясню всё, если захочешь. Но не здесь.

Я вспоминаю о бутылке гадости, делаю глоток и сажусь обратно на своё насиженное место напротив мёртвых друзей.

— Проваливай.

Плевать. Даже если ты настоящий, я никуда с тобой не пойду. Я смирилась с тем, что тебя больше нет для меня. И не собираюсь заново проходить путь принятия, когда ты снова захочешь меня кинуть. Наверное, Ричард уже всё-таки собрал вещи — и домой возвращаться не так уж и опасно…

Не наваждение, как оно утверждает, подходит, вырывает бутылку из рук — и кидает куда-то в кусты. Мутным взглядом провожаю бутылку — надо сказать, без особого сожаления. Но ради приличия ворчу:

— Это, между прочим, очень некультурно.

— Очень некультурно — это пьянствовать в общественном месте, Поттер.

Это кладбище-то общественное место? Ну так-то общественное, твоя правда. Но общество тут не сильно требовательное к порядку, честно говоря. И не очень болтливое. Замечательное общество.

Не наваждение берёт меня под руки — и одним рывком поднимает с такой манящей горизонтальной поверхности. Чувствую, как кружится голова, но всё равно пытаюсь оттолкнуть чужие руки от себя. Получается плохо.

А в следующий момент появляется знакомое чувство давления со всех сторон. Демоны берут ситуацию — а точнее, меня — в свои демонические руки и аппарируют только в им известном направлении.

Как только ноги чувствуют под собой твердую поверхность, организм самолично принимает решение избавиться от всего, чем его травили последние несколько часов. Меня скручивает, колени упираются в мокрую траву, а демоны тем временем убирают волосы от моего лица и тихо ругаются. Успеваю злорадно подумать, что демоны, похоже, признали свою ошибку в выборе способа перемещения. Но злорадствовать долго не получается, новый приступ выворачивает пуще прежнего.

Когда организм удовлетворяется количеством исторгнутого, наконец сажусь и поднимаю голову, чтобы понять, куда меня занесло.

Наверное, то, что я увидела, следовало ожидать, но я все равно впадаю в ступор. Руки мелко дрожат, сердце бешено колотится. Я не думала, что окажусь здесь когда-либо еще раз. Правда, что демоны придут по мою душу, я так же не ожидала.

Передо мной тот самый дом из преследующих меня кошмаров. Дом, где я узнала, насколько сильной могу быть. Где из меня вырастили воина, а в сердце подкинули любовь. Чтобы воину было за что сражаться.

Здесь я оставила часть себя, ту часть, которой мне так не хватало последние годы.