Суровый урок (джен)

Питер Блад осторожно приоткрыл входную дверь и постарался просочиться внутрь как можно тише. Время было позднее, и отец наверняка уже лег спать. По крайней мере, Блад очень на это надеялся. Ибо вряд ли стоило показываться ему на глаза в таком виде.

Юноша еще раз попытался отряхнуть помятый и подранный в нескольких местах камзол. Рука, ушибленная в недавней авантюре, противно заболела.

Его ожидания не оправдались: в доме все еще горел свет, и со второго этажа, из кабинета отца, доносились голоса.

Блад замер у входа, прислушиваясь, гадая, кому вздумалось прийти в столь поздний час?

Потом он сделал пару шагов к лестнице, все еще не теряя надежды проскользнуть в свою комнату незамеченным. Но и эта надежда рухнула. Наверху послышались шаги, голоса стали громче.

Питер шарахнулся назад, отступив за лестницу. Вежливость требовала дать знать о себе. Но голос отца звучал непривычно строго и резко, и юноша заколебался.

— Нет, нет и еще раз нет, мисс! — говорил доктор Блад, остановившись вверху. — Вы хоть понимаете, о чем просите? Ваше счастье, милая моя, что вы обратились ко мне, а не к доктору Уорнеру! Он бы не был столь снисходительным к таким просьбам. Я, слава богу, не такой человек, поэтому просто забуду о том, что вы это говорили.

Питер удивленно прислушивался, осознав, что отец ведет разговор с какой-то молодой дамой. Она что-то сказала, но голос ее был таким тихим и дрожащим, что юноша ничего не разобрал.

— О, мисс, только не надо плакать! — нервно воскликнул отец. — Я обещаю, что сохраню наш разговор в тайне. И поверьте мне, то, что с вами случилось, вовсе не конец света. Наоборот, уверен, уже некоторое время спустя вы будете благодарить Господа за этот дар…

— Дар?! О, господи, о чем вы говорите, доктор?! — гостья чуть повысила голос, и теперь Питер слышал ее сдавленные рыдания.

— Да, божий дар, мисс, — отец снова говорил твердо и уверенно. — А то, что вы задумали, есть тяжкий грех, и я никогда не возьму его на душу! И вам не советую!..

Положение становилось все более неловким, и Питер, не выдержав, громко сказал:

— Отец, я дома!

Голоса на лестнице резко смолкли. Блад услышал быстрый топот по ступенькам и, вывернув из своего укрытия, едва не столкнулся с молодой дамой в широкополой шляпе. Лицо ее было прикрыто вуалью.

Она охнула, все еще всхлипывая, и стремительно выбежала за дверь.

— Мисс! Мисс, погодите! — воскликнул доктор Блад, тщетно пытаясь ее догнать. — Только не делайте глупостей… уверяю вас, есть много других способов…

Питер наблюдал, как отец выскочил за дверь, на улицу, а потом, тяжело вздохнув, махнул рукой и вернулся назад, в дом. Стащил с головы тяжелый парик и вытер вспотевший лоб, посмотрев на сына, а потом закрыл дверь на засов.

— Простите, если испортил вам свидание, отец… — ляпнул Питер с кривой улыбкой. Как всегда, в таких неловких ситуациях его распирало подшутить.

Однозначно ему не следовало пить так много в пабе, куда затащили его друзья, иначе бы он никогда не осмелился на столь дерзкие слова.

Реакция отца была непривычно резкой.

— Придержи язык, молодой человек! — рявкнул доктор Блад, и его глаза гневно сверкнули. — Кажется, я уже говорил тебе, что хороший врач никогда не обсуждает своих пациентов! И уж тем более не насмешничает над ними!

Питер закусил губу, стараясь не глядеть отцу в глаза.

Воистину, язык его враг…

— Почему так поздно вернулся? — отец по-прежнему был сердит, и Питер понимал, что теперь так просто он его не отпустит.

Дьявол, дьявол…

— Встречался… с друзьями, — ответил юноша, чувствуя легкое раздражение от такого допроса. В конце концов, он уже не ребенок! Ему, черт побери, уже семнадцать лет исполнилось! И уж точно он не обязан докладывать отцу о каждом своем шаге!

— Пьянствовал, ты хотел сказать? — отец был убийственно прямолинеен, и это настораживало, потому что Питер мог по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда доктор Блад разговаривал таким тоном.

Именно эта необычность в его поведении заставила Питера сдержаться и ответить очень вежливо:

— Мы просто немного посидели в пабе. Вы же понимаете, отец, я не видел ребят почти полгода…

— Ничего не хочу понимать! — отец взмахнул рукой, заставляя его замолчать. — Поднимись-ка в мой кабинет, сын. Надо серьезно поговорить.

— Быть может, лучше завтра? — осмелился возразить юноша. — Сейчас уже слишком поздно…

— Марш в кабинет! — рявкнул отец, и лицо его пошло багровыми пятнами. — Я и так слишком долго тянул с этим разговором!

Да что на него сегодня нашло?!

Питер осознал, что отец просто в бешенстве.

Возражать не имело смысла, так что он послушно поднялся по лестнице в кабинет.

Доктор Блад, тяжело дыша, последовал за ним и, войдя в полутемную комнату, закрыл дверь за собой.

— Что случилось? —осторожно поинтересовался Питер, остановившись возле стола. Теперь он старался говорить как можно примирительнее, надеясь, что отец остынет так же быстро, как и вскипел.

Доктор Блад посмотрел на него исподлобья. Потом куснул губу.

— Ко мне сегодня заходил мистер О’Коннел, — сказал он медленно, не сводя с сына тяжелого взгляда.

— Это… тот булочник с соседней улицы? — припомнил Питер, чуть нахмурившись. — Не знал, что он заболел…

Молодой человек отвел глаза в сторону, надеясь, что отец не заметил румянца, появившегося на его щеках.

— Да, булочник, — прорычал отец. — И он здоров как бык. Если говорить о теле. Голова-то у него никогда не была в порядке… Но речь не об этом. Он зашел предупредить, что если ты еще раз сунешься к его дочери, Лише, то он отдубасит тебя палкой при всем честном народе.

— Ого! — вырвалось у Питера. — Как грубо!

— Мой бог, молодой человек! — отец принялся нервно ходить по кабинету. — Только не говори мне, что ты действительно настолько спятил, чтобы пытаться ухаживать за девицей, у которой пять бешеных братьев и не менее сумасшедший отец! Они же все ненормальные, эти О’Коннелы! Я уже сбился со счета, сколько людей, угодивших под горячую руку этим дикарям, мне пришлось лечить!

— Ухаживать?! —Питер приподнял брови. Потом улыбнулся, качнув головой. И попытался успокоить его. — Да у меня и в мыслях такого не было, отец!

Доктор Блад недоверчиво прищурился, посмотрев ему в глаза.

— Так ты хочешь сказать, что булочник все наврал? И что сегодня ты не залезал в его дом?

«Дьявол, и трех часов не прошло, а уже все разболтали», — подумал Питер удивленно и раздосадовано. Он вздохнул и ответил очень осторожно, тщательно подбирая слова.

— Нет, я действительно был там сегодня.

Отец тихо застонал, прикрыв лицо рукой.

Питер продолжил, надеясь, что его объяснение успокоит родителя.

— Это была всего лишь шутка, папа. Что-то вроде небольшого розыгрыша. Я… поспорил с друзьями, что прочитаю Лише О’Коннел стихи собственного сочинения…

— Стихи, значит?! — отец саркастически усмехнулся. — И ты хочешь сказать, что лез к ней в окно только для этого?!

Питер кивнул, всем своим видом изображая скромного тихоню. Он научился этому еще в раннем детстве, отработав неотразимый «взгляд ангелочка» на матери и ее соседках. Уж на что миссис Розмари Блад была женщиной вспыльчивой и скорой на расправу, но и она смягчалась, встретившись взглядом с этими абсолютно невинными синими глазами.

Отец обычно успокаивался и без этого. Но не сейчас.

Питер увидел, что он продолжает сурово смотреть на него, ожидая ответа.

— Это было одним из условий спора, — пояснил он, пожав плечами.

— Что за идиотизм! — сердито воскликнул доктор Блад, остановившись напротив сына. — Чем вы только думали, когда решились на это?! Уж точно не головой!

Возможно, он был прав. Питер чувствовал, что щеки его пылают. Когда они поспорили в пабе, все уже успели изрядно принять на грудь.

— Мистер О’Коннел — уважаемый гражданин, и дочь его — честная девушка, — говорил отец, вытирая пот со лба. — И поступать по отношению к ней таким образом — это… возмутительно! Я понимаю, что тебе очень хотелось поразить ее своей удалью, тем более, она и впрямь очень миленькая, но, бога ради, сын, можно сделать девушке предложение менее рискованным способом!

Питер тряхнул густыми черными волосами, чувствуя легкое раздражение.

— Я вовсе не собирался делать ей предложение, отец! — ответил он возмущенно. — Вы же сами говорили, что женитьба — слишком серьезный шаг, который нельзя предпринимать опрометчиво. К тому же, у меня пока нет ни профессии, ни денег, чтобы содержать семью…

Теперь отец смотрел на него, разинув рот.

Питер осекся, заметив этот взгляд. И задумался, что еще сделал или сказал не так?

— О, мой бог! — выговорил мистер Блад, наконец. — Ты хочешь сказать, что залез на глазах у всей улицы в окно к честной девице и даже не собираешься связывать с ней отношения дальше?! Да ты в своем уме, молодой человек?! Разве этому я тебя учил?! О, мой бог, за что мне такое наказание?! Я бы мог понять, если бы ты сделал это в пылу влюбленности. Но вот так… забавы ради позорить хорошую девушку? Это поступок, недостойный джентльмена, Питер!

Юноша с трудом сдерживал слова возражения, осознав, что вряд ли они сейчас ему помогут.

— Придется принести извинения мистеру О’Коннелу, — пробормотал отец с тяжелым вздохом. — И попытаться убедить его в том, что ты искренне сожалеешь о том, что произошло.

«Да черта с два! — подумал Питер с яростью. — Этот злобный боров не из тех, кого устраивают словесные извинения».

— Отец, вы же знаете, что это бессмысленно! — не выдержал он.

— Тем не менее, ты пойдешь к нему и извинишься! — строго ответил доктор Блад. — Раз уж ты настолько взрослый, что позволяешь себе подобные выходки, то изволь сам отвечать за них!

Питер не стал спорить, надеясь, что, выяснив этот неприятный инцидент, отец позволит ему уйти к себе.

— Стихи-то хоть прочитал? — неожиданно спросил доктор Блад, насмешливо глядя на него.

Питер тяжело вздохнул, проведя рукой по оцарапанной щеке.

— Не до конца, — признался он, осторожно улыбнувшись. — Лиша огрела меня подушкой, и я свалился с окна…

Отец поцокал языком, разглядывая его с головы до ног. Вид у Питера действительно был не самый представительный: рукав порван, штаны вымазаны в пыли, на щеке заметная ссадина. А в длинных вьющихся волосах запуталось несколько листьев.

— Может, оно и к лучшему, — Питер вытащил травинку из волос. — Стихи все равно были посредственные.

— Балбес! — покачал головой отец. Голос его чуть смягчился, но глаза продолжали смотреть строго. — Лучше бы свою дурь направил в более полезное русло. Например, на учебу.

— Так у меня же сейчас пасхальные каникулы, — попытался сменить тему Питер, чуть изменившись в лице.

— …которые ты проводишь в безделье и пьянстве! — отец снова повысил голос, нахмурившись. — И не делай такие невинные глаза, парень, я все вижу!

Питер тяжело вздохнул еще раз и опустил взгляд. Теперь надо пережить длинную нотацию о примерном поведении.

Когда же отец поймет и привыкнет к тому, что он уже не ребенок?!

А в голове почему-то все вертелись картинки из того, что произошло пару часов назад.

* * *

…Вот он взбирается на подоконник, из последних сил, потому что камни постоянно скользили под ногами, а многолетний плющ, увивший стену, то и дело предательски обрывался в руках. Внизу гогочут и свистят два придурка, Роджер и Дик, подбившие его на эту безумную авантюру.

Он старался не смотреть вниз, но слышал восклицания случайных прохожих, которые тоже остановились поглазеть на то, что происходит.

Вот окно распахнулось, и он услышал тихий крик Лиши, которая узрела его совсем рядом. Он помнил ее лицо, залитое краской, видел, как она прижала руки к щекам на мгновение. А потом исчезла в глубине комнаты. Он торопливо принялся читать свои дурацкие стихи, друзья внизу ржали, как кони. Пьяные идиоты…

Лиша снова появилась в окне, удивительно милая, несмотря на то, что теперь ее брови были гневно нахмурены, в руках мелькнула подушка, украшенная кружевами.

Потом был сильный удар — Лиша всегда была девицей боевой, — и он с воплем полетел в кусты, росшие под окном.

— Дурак, я все расскажу отцу! — это было последнее, что он услышал от нее…

* * *

Возможно ему действительно надо было выбрать другую девицу для этой глупой выходки. Но он давно не видел Лишу, наверное именно поэтому и согласился на это.

Ее лицо все еще стояло перед его мысленным взором.

Отец был прав, она стала очень милой. Но все равно, у него и в мыслях не было делать ей предложение. И тогда он даже не подумал, что его действия можно понять именно так. Да, они дружили с детства. И только.

Питер хорошо помнил их первую встречу, которая случилась лет шесть назад, когда он в очередной раз был вынужден сменить школу…

* * *

В первую приходскую школу, которая находилась совсем рядом с домом, он ходил от силы неделю. А потом, когда мистер Паркер от души высек его розгами, недовольный тем, что мальчик не мог сидеть тихо на уроке, мать устроила громкий скандал и под конец заявила, что никому не позволит делать из ее ребенка козла отпущения. Отец тогда пытался сказать, что такова жизнь, и всех детей так учат, но мать осталась при своем мнении.

«В конце концов, ты тоже чуть что хватаешься за розги!» — сказал он в качестве последнего довода.

«Я хотя бы за дело его луплю!» — яростно воскликнула мать, утащив своего ребенка прямо из класса, оставив мистера Паркера в состоянии, близком к сердечному приступу.

Во второй школе он продержался почти год. Но под конец, устав от постоянных драк между учениками, учителя любезно попросили мистера Блада забрать свое чудовище из приличного заведения.

Так получилось, что третья школа находилась от дома на весьма значительном расстоянии, и путь в нее лежал через кварталы, где жили протестанты.

Мать его к тому времени уже умерла, а отец полностью ушел в себя, пытаясь справиться с горем от потери. Так что Питер оказался предоставлен самому себе и довольно скоро уяснил, что не стоит (или бессмысленно) беспокоить отца своими незначительными проблемами.

Дорога к школе была одной из таких проблем.

Если все складывалось удачно, ему удавалось добраться без драки с тамошними задиристыми мальчишками. Но это получалось крайне редко. Обычно или приходилось терпеть весьма плотный «обстрел» гнилыми яблоками, камнями или даже дохлыми кошками — это если он выбирал длинный окружной путь. Или драться, что было самым неприятным вариантом, потому что это неизбежно заканчивалось разорванной одеждой, синяками и ссадинами.

Питер наловчился драться ожесточенно и яростно еще в предыдущей школе, так что ссадины и дырки в одежде оставались не только у него, но проклятые протестанты редко нападали в одиночку.

Конечно, был еще один способ, самый унизительный — бежать. Но Питер пользовался им крайне редко.

В тот памятный день протестантские дети особенно преуспели. Был какой-то праздник, и Питера по этому случаю нарядили во все новое и чистое, несмотря на его возражения. Тем обиднее было угваздать новые штаны и кафтан в зловонной луже, куда его толкнули проклятые преследователи, которые, как назло, были все на голову выше и года на два старше его.

Те, кто помладше, с издевательским хохотом потрошили его сумку, вытряхивая в грязь её содержимое и топча ногами графитовую доску.

Когда он пытался вылезти из лужи, чтобы их остановить, мальчишки с глумливым смехом снова толкали его обратно.

Это было очень унизительно, и Питер, взбесившись, уже хотел схватиться за палку или камень, когда все вдруг разбежались кто куда.

Сначала Питер подумал, что они испугались его. А потом услышал над собой звонкий девичий голос:

— Давай, вставай!

Подняв глаза, он увидел незнакомую ему рыжую девочку в нарядном и чистом платье, которая протягивала ему руку.

— Вставай, они больше не вернутся, — повторила она.

Питер чуть поколебался, прежде чем ухватиться за ее руку. Потому что его собственные ладони были мокрые и грязные. Так же как волосы, лицо и одежда.

— Как ты сумела их прогнать?! — воскликнул он, чувствуя досаду и удивление.

Девочка улыбнулась, и ее карие глаза лукаво сверкнули.

— О, они знают, что, если посмеют хоть пальцем меня тронуть, мои братья устроят им преисподнюю!

— Твои братья? — переспросил он, чувствуя себя дураком.

— Ага, — девочка кивнула и потянула его подальше от лужи. Потом подобрала его сумку и принялась собирать раскиданные по всей улице остатки учебников и доски.

— Ох, и влетит же мне! — не удержался от вздоха Питер, присоединяясь к ней. — Папа говорил, что эти книги стоят кучу денег…

Девочка достала платок и протянула ему.

— Лицо вытри, — сказала она. — И у тебя весь нос в крови.

— Спасибо! — вежливо ответил Питер, немного раздосадованный оттого, что девчонка видит его в таком жалком состоянии. — Наверное придется пропустить школу. Опять. Но я не могу появиться там в таком виде!

Он тронул пальцем оторванный воротник.

— Ладно, пойду… может, отмоюсь в речке, — пробормотал он.

— Уже осень на дворе, не холодно ли для купания в речке? — поинтересовалась девочка, продолжая щуриться. — Лучше пойдем ко мне домой, мама что-нибудь придумает.

Питер помотал головой.

— Не уверен, что это будет хорошей идеей. И твоя мама наверняка будет ругаться. Моя вот ругалась…

Он вздохнул, вспомнив о матери. Перед глазами на мгновение появилось ее огорченное лицо, а потом услышал слова, которые она однажды сказала ему, когда он пришел после очередной драки: «Не огорчайся, Питер, это же не может продолжаться вечно! Когда-нибудь ты их одолеешь. Но, увы, я вряд ли помогу тебе в этом. Ведь я же не могу драться с этими мальчиками вместо тебя!»

Его тогда это позабавило.

— Нет, моя мама не будет ругаться. Пойдем же! — девочка взяла его за руку и потащила за собой. — Кстати, меня зовут Лиша. Мой папа — булочник. А ты сын доктора, что живет на соседней улице, да? Я тебя уже несколько раз видела. Почему ты ходишь здесь один? Это глупо. Моя мама всегда просит братьев везде меня провожать. Тогда эти протестантские свиньи не пристают.

Она тараторила так быстро, что Питер не успевал вставить слово, чтобы ответить.

— Они видят, что ты один, вот и наглеют, — сказала она, останавливаясь возле дома.

Питер почувствовал, что щеки его заливает румянец, и слова как будто застревают в горле. В предыдущие школы он действительно ходил с друзьями — детьми соседей. Но нынешняя находилась так далеко, что с их улицы там никто, кроме него, не учился.

— Я… у меня нет братьев, Лиша. Я… всегда один.

Девочка посмотрела на него в изумлении, похлопав длинными пушистыми ресницами, явно не представляя, как такое возможно.

— Ничего себе… Вот бедолага! — протянула она, толкая дверь. И тут же добавила более бодрым тоном, явно приняв какое-то решение: — Ну, уверена, мы что-нибудь с этим придумаем!

И громко закричала, продолжая тащить его за собой:

— Мама, мама, я тут привела одного мальчика, представляешь, у него совсем-совсем нет братьев!