Непризнанный миром (джен)

* * *

Представьте, читатели дорогие, как нам открывается в сём величии пейзаж живописный, коему не видано ни конца, ни края. Ручейки разливаются меж равнин и холмов зеленистых. Деревья стройные в рощи собираются, а то и леса многочисленные. По небу светло-голубому то расплываются, то кучкуются облака тёмные, носящие от солнца отлив розоватый.

История берёт своё прекрасное начало и рано или поздно сводится к прекрасному концу. Видимо, давно вы могли заметить закономерность данную. Каждое живое создание желает добраться до концовки счастливой, но не каждому постижима она.

Ох, поглядите! Вдали, средь гор и полей, замелькали первые лучики солнца, опускаясь на верхушки деревьев и поверхности земель цветущих. А вместе с восходом начинается и день продуктивный. Из разных норок и дупел, гнёзд и пещер вылезают проснувшиеся обитатели леса. Пищевая цепочка не стоит на месте, каждый житель местности действует строго по сценарию своей роли.

Но как бы солнце могучее ни старалось, ему не удавалось осветить полностью сию территорию и каждому подарить хотя бы каплю теплоты. Пропуски образовывались в виде теней потаённых, теснясь под деревьями широкими и прячась от лучей, ярких и палящих.

Теперь же мы опустимся ниже. Да, ещё ниже, глубже погрузимся в мрачный и непроглядный уголок. В участок меж деревьев, самый дальний и тёмный. Данная часть отличалась от общей, навивающей спокойствие, картины. Она гнётом злобным обдавала, оттого зябкость невыносимая по телу бегала, а голову безнадёжность туманом накрывала.

Удивительно, но здесь также расположился и свой обитатель дивный. Под древом старческим, средь корней высохших, возлежала фигура скелетообразная. Жизнь явно сие создание потрепала, судя по состоянию безобразному.

Тьма укрывала от взора чужого сие кости, старые и грязные. Челюсть нижняя давным-давно отпала, как и половина левой руки. Что уж говорить о черепе, когда-то проклёванном пташкой неугомонной. Справа на темени красовалась дыра пробитая, похоже, голова могла бы послужить кому-то кровом укромным.

Долгие годы лозы и корешки скелета оплетали, а растительность вслед за ветром косточки щекотала. Словно элемент декора, скелет слился с окружением чащи лесной. Эти пустые глазницы давно не ощущали радости, горя, злобы. Его разум опустел, будто растения высосали всю силу жизненную. Один лишь вопрос крылся во взгляде:

«Ради чего я живу?»

Действительно, кому бы стало интересно знать, как он докатился до жизни такой? Но лишь одно существо не прошло мимо, глядите! Вдали, из-под кустов, выглядывали уши любопытные. После и глаза золотистые мелькнули, с интересом рассматривая сего жителя обездвиженного.

Сколько бы времени ни проходило, пытливый малый так и не мог понять. Почему же в столь огромном мире этот скелет не мог найти более подходящего места для обитания? Видно по глазам искристым, создание ушастое жаждало вскрыть тайну, мраком покрытую.

Рано или поздно малыш вылез из-за ветвей и листьев, явив нам свой облик удивительный. Тёмная вьющаяся шерсть всё тельце покрывала. На голове красовались по три уха заострённых. А сзади, словно змеи, извивались два хвоста мохнатых. Не то пёс пытливый, не то лис хитрый, не то волк кровожадный.

Нам дана сия возможность имя придумать мальцу активному. И, похоже, Черныш идеально подходит созданию, тающему в себе секреты. Интерес проявлялся не только в глазах, но и в действиях существа. Черныш покрутился вокруг скелета бездушного и первым решил заговорить:

— Что случилось? Что приключилось? — лапы упёрлись в колено тощее, а нос прошёлся лесенкой по рёбрам. — Неразговорчивый же ты, однако.

Но молчание однотонное вовсе не смущало малыша энергичного. Напротив, он проделывал всяческие попытки разговорить тихоню. Начиная с щекотания носа костяного кончиком хвоста и заканчивая лёгкими толканиями лапкой в бок.

Но, к сожалению, словно статуя, заросший здоровяк сидел неподвижно, сколько бы стараний ни проделывал Черныш. С лёгким вздохом уселся малыш на траву прохладную и призадумался.

— Крепкий орешек же ты, однако. Но, знаешь, ты мне напомнил своей мордашкой одну легенду древнюю, шествующую по укромкам леса. Так и быть, поведую я тебе, — развалившись на земле, начал он рассказывать. — Однажды…

* * *

Когда-то жил один ребёнок, тихий и неторопливый. В отличие от сверстников, не увлекался он деятельностями активными, оттого и в проблемы не влезал. Добрый малый, постоянно сидел в песочнице, пока другие на горках резвились. Оттого и друзей он не возымел, но неприятелей повстречал.

Стоило сказать, дитя был одиноким, но на самом деле внимания ему уделяли непомерно много. Мальчика окружали самые разные голоса, бывали доброжелательные, а бывали негативные, перемешиваясь в единое беспорядочное месиво. И все как один требовали многого от мальца.

Будь прилежным.

Будь умным.

Будь спортивным.

Будь идеальным.

Будь лучше.

Мальчишка метался из стороны в сторону, откликался на каждый зов. Он выворачивался как мог, лишь бы все были им довольны. Но негодования только возрастали, а сил у дитя оставалось всё меньше. Казалось, он находился один в центре всей оравы нескончаемой.

Но однажды у ребёнка бедного появилось своё единственное и заветное желание. Ему хотелось тишины, того самого одиночества, что отняли давно.

— Шумно… — который раз повторял ребёнок, забившись в угол и притянув к себе колени. Везде, где бы ни находился, он слышал шум непрерывный. И видел внимательные, презрительные до гнева глаза.

Наконец, словно постепенно надуваемый шарик, лопнуло его терпение. Мальчик устремился бежать, потеряться, выйти из поля зрения тех, кто глаз не смыкал. Он мчался под речи людей надоедливых, не глядя, лишь концентрировался на беге, исчерпывая последние капли сил. Эмоции бушевали, дитя впервые ощутил негодование от сей явной несправедливости.

Со временем болтовня утихала позади, и всё отчётливее слышались вздохи мальчика тяжкие. Вскоре сбавил он скорость и взялся за грудь хладную. Ладонью ощущалось бешено бьющееся сердце, готовое выскочить в любой момент.

Данное место, куда привели его ноги, было незнакомым. В лицо стремительно повеял воздух, свежий и прохладный. Издали птицы защебетали на фоне шелеста листьев. В округе возвышались деревья разнообразные, качающиеся по направлению дуновения. Тихая обстановка навевала воспоминания былые, когда малец последний раз ощущал чувство умиротворения.

Проходясь по тропе еле заметной вдоль берёз стройных, мальчик вышел на поляну мрачную. Туда не проникал солнечный свет, потому и выделялась она загадочностью дивной. Так бы и прошёл мимо малый, если бы не почувствовал ауру тяжеленную, сводящую изнутри все косточки.

Повернувшись вновь к местности открытой, в самой тьме заметил дитя парящий в воздухе шар иноземный. Сливался он с теменью, но в то же время выделялся, будто тени засасывал в себя, становясь более могущественным. Мальчик подобного никогда не встречал, оттого интерес взял верх, и ноги двинулись к сфере.

— Дитя… — из шара неожиданно для ребёнка вырвался голос до глубины низкий. — Чего ты больше всего желаешь?

Удивительно, впервые за всё время мальцу задали вопрос тот самый, на который ему ответить хотелось. Хлопая глазами, мальчишка долго не думал над ответом. Теперь он осознал, чего желает на самом деле, и отступать не был намерен.

— Тишины… Я хочу, чтобы они исчезли, хочу остаться в тишине, — уверенно взглянул дитя в шар, чарующий до глубины души.

С одной стороны, мальчик понятия не имел, чего ожидать от сего объекта неизведанного. Но с другой стороны, в сердце закралась ещё не потухшая частичка надежды. Наконец, кто-то сможет исполнить его желание заветное.

— Прелестная мечта, ты многого достиг, дабы получить упокоение душевное. А теперь протяни мне руку…

Глаза дитя заблестели от радости, кто-то действительно откликнулся на его страдания и готов был помочь. Хоть и не было ясно наверняка, в чём заключалась та самая помощь.

Рука медленно потянулась в сторону сферы, которая не казалась уже такой тёмной и мрачной. Лишь только палец указательный прикоснулся ко тьме, как сила неведомая заволокла малыша.

Туман сей густой и угольный будто окружил ребёнка, заглотил в пустоту беспросветную. Теперь мальца больше не тревожили звуки нагнетающие, люди надоедливые, он остался наедине с самим собой. Давящее напряжение, как груз, спало с головы дитя печального. Отныне он сможет ощутить, что значит…

* * *

— Счастье. Дитя стал по-настоящему радостным, когда сего желаемого достиг. А у тебя есть своё желание? — обратившись к скелету, зверёк с надеждой всматривался в его глазницы опустевшие.

Долго глядел на скелета Черныш. Но вера постепенно потухала, как и стремление разговорить скелета молчаливого. Голова ушастого с печалью опустилась, как и его ушки.

— Эх… А я бы мог помочь тебе… Отыскать ту сферу...

Вскоре создание пушистое развернулось, махнув хвостами, и двинулось по направлению света. Но звуки резкие позади останавливают его, и в удивлении повернулся он вновь к существу костяному.

На глазах Черныша скелет рукой своей срывает лозы вместе с кореньями морщинистыми и поднимается на ноги захудалые. Поначалу трудно было устоять на ногах скелету. Похоже, долго в спячке он пребывал, начиная от тройки лет и заканчивая столетием целым.

— В таком случае, путь нам предстоит долгий, — обрадовался зверёк, активно размахивая хвостами.

Единственная костяная рука скелета взялась за любезно протянутый хвост Черныша. Надежда сверкнула внутри зверя, ведь и ему нашлось, что желать. Таким образом, незнакомые друг другу создания решили вместе пройти довольно длинный и опасный путь.