Путь к гармонии (гет)

Мир, с высоты каминной полки, был превосходен. Теплый камень грел прижатый к нему бок, мерное потрескивание дров в очаге создавало идеальный фон для глубокой медитации, а бархатные подушечки лап впитывали покой и уют, царившие в вечерней гостиной Гриффиндора. Я, Живоглот, существо высшего порядка, лишь притворялся дремлющим. На самом деле я наблюдал. Анализировал. Воспринимал.

Люди — существа примитивные. Они полагаются на слова, эти грубые, неточные инструменты, и почти не замечают истинной сути вещей: вибраций, запахов, сияния душ. Мой мир состоял именно из этого — из сложной симфонии аур, что сплетались, сталкивались и расходились в пространстве комнаты.

Центром моей вселенной, ее неподвижным солнцем, была Моя Хозяйка. Гермиона.

Сейчас ее аура представляла собой чистое, теплое золото. Она пахла старыми пергаментами, свежими чернилами и той несгибаемой решимостью, которую я ценил превыше всего. Сияние было ровным, спокойным, как гладь озера в безветренный день. В нем ощущалась легкая кислинка беспокойства — вечный спутник ее учебы, — но она лишь добавляла букету сложности, как капля лимонного сока в идеально заваренном чае. Она сидела на диване, поджав под себя ноги, и ее сосредоточенность была почти осязаемой. Равновесие. Гармония. Так и должно быть.

Идиллию нарушил шум.

В гостиную ввалился Источник Шума, также известный как Рон Уизли. Он всегда двигался так, будто его тело было ему велико и не до конца подчинялось. Плюхнулся на диван рядом с Гермионой, заставив ее вздрогнуть и оторваться от книги. Его аура ворвалась в спокойное золотое поле подобно неуклюжему огненному шару. Она была неровной, пульсирующей, оранжево-красной, как пламя в ветреную погоду. От него пахло имбирными пряниками, потом после тренировки по квиддичу и — что самое неприятное — отчетливым, кислым запахом неуверенности, приправленным колючими искрами ревности.

Я недовольно приоткрыл один янтарный глаз. Золотая аура Моей Хозяйки дрогнула, пошла рябью от этого грубого вторжения.

— Представляешь, Снейп опять снял с меня десять очков! — громко возмутился Рыжий. — Просто за то, что я спросил у Гарри, который час! Говорит, это подрывает дисциплину!

Моя Хозяйка устало вздохнула, откладывая книгу.

— Рон, мы же на Зельеварении. Ты должен был следить за временем по песочным часам на столе.

— Да какая разница! Он просто меня ненавидит!

Его голос, громкий и обиженный, был подобен скрежету металла по стеклу. Я видел, как его оранжевое сияние настойчиво толкается, пытаясь поглотить, перекрасить ее золото. Гермиона начала его успокаивать, что-то объяснять, но я чувствовал, как ее собственная гармония нарушается. Ее аура начала неприятно мерцать, теряя свою цельность. Она тратила свою драгоценную энергию на то, чтобы залатать дыры в его вечно недовольном эго.

Это было неправильно. Возмутительно. Это было все равно что использовать сложнейший астрономический прибор, чтобы забивать гвозди. Он расстраивал ее баланс. Он был помехой.

В этот момент в гостиную вошел еще один человек. Тихо, почти неслышно.

Мальчик-с-Грозой-в-Душе. Гарри Поттер.

Он не стал шуметь или привлекать к себе внимание. Просто прошел к своему любимому креслу у камина и опустился в него, глядя на огонь. Его аура была совершенно иной. Глубокая, насыщенная, изумрудно-зеленая, как летняя листва после дождя. В ее глубине таились тени — я чувствовал их, как холодные подводные течения. Там был осколок чего-то чужого, злого и неправильного, то, от чего шерсть на загривке вставала дыбом. Но основа ауры Гарри была невероятно стойкой. Это была аура скалы, которая выдержит любой шторм. Спокойствие, сила и тихая, глубинная печаль.

Он помолчал несколько минут, просто глядя в огонь, словно черпая в нем силы. Затем, не поворачивая головы, тихо спросил:

— Гермиона, ты не помнишь, в рецепте Умострильного зелья нужно добавлять толченый скарабей до или после помешивания?

Голос Гарри был негромким, но он прорезал гул жалоб Рона, как тонкий серебряный луч. Моя Хозяйка повернулась к нему, и в этот момент я увидел чудо.

Ее золотая аура, все еще подрагивающая от общения с Роном, коснулась его изумрудного поля. И рябь мгновенно прекратилась. Два цвета не смешались в грязное пятно. Они дополнили друг друга. Ее свет залил его зелень, сделав ее ярче, теплее. Его глубина придала ее золоту вес и основательность. Они создали вместе нечто новое — сияние, похожее на солнечный свет, пробивающийся сквозь кроны векового леса. Это была гармония высшего порядка. Тихая. Прочная. Настоящая.

Гермиона улыбнулась — впервые за вечер по-настоящему расслабленно.

— После, Гарри. Обязательно после, иначе зелье свернется.

— Спасибо, — так же тихо ответил юноша, и на его лице тоже появилась слабая улыбка.

Рон что-то недовольно пробурчал, видя, что внимание переключилось с его персоны, но его оранжевый всполох уже не мог пробиться сквозь эту новую, совместную ауру. Он был чужим элементом. Лишним.

Все встало на свои места. Картина прояснилась с безжалостной четкостью.

Я закрыл глаза, но теперь мой покой был нарушен не шумом, а знанием. Диагноз был поставлен. Есть болезнь — оранжевый хаос, который истощает мою Хозяйку. И есть лекарство — изумрудное спокойствие, которое дарует ей силу.

Люди слепы. Они не видят очевидного. Что ж, для этого у них есть я.

Моя миссия ясна. Задача определена.

Необходимо устранить помехи. Усилить правильный сигнал. Защитить равновесие.

Я, Живоглот, объявляю о начале операции «Правильная пара». И пусть никто не сомневается в моей решимости. А пока... можно и вздремнуть. Настоящие дела не терпят суеты. Нужно набраться сил. Они мне еще пригодятся.

* * *

Прошло несколько дней. Дни эти были наполнены блаженной рутиной: сон, еда, снисходительное позволение почесать себя за ухом (только Моей Хозяйке, разумеется), и, конечно же, неусыпное наблюдение. Я занял свой любимый наблюдательный пост — старое кресло с вытертыми подлокотниками, стоявшее в углу гостиной. Отсюда открывался прекрасный вид на диван у камина, эпицентр социальной жизни этого крыла замка.

Мир пребывал в состоянии хрупкого равновесия. Гермиона сидела на диване, полностью поглощенная толстым фолиантом по Древним Рунам. Ее золотая аура была спокойной и глубокой, как мед в солнечном луче. Она пахла ванилью от свежего свитка и решимостью. Идеально. Я позволил себе погрузиться в полудрему, наслаждаясь моментом. Мое мурлыканье было тихим, довольным рокотом, фоновой музыкой для ее концентрации.

Но гармония, как известно, вещь недолговечная.

Сначала я уловил вибрации. Тяжелые, неритмичные шаги по каменному полу. Затем — запах. Все тот же приторный аромат сладостей, смешанный с нотками раздражения. Источник Шума приближался. Я нехотя приоткрыл глаза. Рон Уизли пересекал комнату, и его оранжевая аура была не просто хаотичной, как в прошлый раз. Сегодня в ней была цель. Она была заостренной, как наконечник стрелы, нацеленной прямо на золотое сияние Моей Хозяйки. В оранжевом пламени вспыхивали искры неуклюжей решимости и самодовольства. Он что-то задумал.

Мои уши дернулись. Мурлыканье прекратилось. Все мое существо перешло в режим повышенной готовности.

Рыжий подошел к дивану и с напускной небрежностью опустился рядом с Гермионой. Слишком близко. Недопустимо близко. Пространство между ними, которое должно было быть заполнено воздухом и уважением к личному пространству, теперь было оккупировано его резкой, дисгармоничной энергией.

Золотая аура Гермионы дрогнула, как поверхность воды, в которую бросили камень. Она оторвалась от книги, на ее лице появилось выражение вежливого вопроса.

— Знаешь, — начал Рон, и его голос был громче, чем нужно, — ты так забавно хмуришься, когда читаешь. Прямо как сова, которая увидела что-то непонятное.

Это был комплимент. По его стандартам. Я почувствовал, как Моя Хозяйка напряглась. Ее аура замерцала, в золоте появились серые прожилки неловкости. Она пыталась улыбнуться, но вышло натянуто.

— Спасибо... наверное. Я просто пытаюсь разобраться в значении руны Эйваз.

Но Рыжего не интересовали руны. Он видел лишь свою цель. Его рука медленно, мучительно медленно, начала движение. Она поднималась, намереваясь опуститься на плечо Гермионы.

Это была красная черта. Объявление войны. Вторжение.

«Тревога! Уровень гармонии падает до критической отметки! Объект "Рыжий" перешел к активным действиям. Зафиксирована попытка несанкционированного тактильного контакта. Активировать протокол "Невинная случайность", фаза первая».

В одно мгновение я превратился из ленивого комка шерсти в сосредоточенную торпеду из меха и мышц. Я оттолкнулся от спинки кресла. Мой прыжок не был простым перемещением в пространстве. Это было заявление. Идеальная баллистическая траектория, рассчитанная с точностью до миллиметра. Воздух свистнул у меня в ушах.

Приземление было безупречным. Мягкое, бесшумное, но решительное. Я шлепнулся точно в узкое пространство между Роном и Гермионой. В ту самую секунду, когда его пальцы почти коснулись ее мантии.

Я немедленно приступил ко второй фазе. Вытянулся во всю свою внушительную длину, превращаясь в живой, пушистый барьер. Моя голова и передние лапы удобно устроились на коленях у Гермионы. Задние лапы и хвост уперлись в бок Рона. Я демонстративно повернулся к нему спиной, что на кошачьем языке является высшей формой презрения, и включил свое главное оружие.

Мурлыканье.

Но это было не то тихое, умиротворенное урчание, которое я дарил Гермионе во время ее учебы. Нет. Это был глубокий, вибрационный гул боевого дирижабля. Громкий, настойчивый, всепоглощающий рокот, способный заглушить любые неловкие попытки продолжить разговор. Я с силой потерся головой о руку Моей Хозяйки, требуя внимания.

Эффект был мгновенным.

— Ох, Живоглот! — воскликнула Гермиона, и ее голос наполнился искренней нежностью. Вся ее аура тут же переключилась, золотое сияние окутало меня, прогоняя серые тени неловкости. — Какой ты ласковый сегодня! Ты что, соскучился?

Она начала гладить меня за ушами, и мой мотор заработал с удвоенной силой. Ее пальцы находили именно те точки, которые приносили высшее блаженство. Я зажмурился от удовольствия, но краем уха продолжал следить за реакцией противника.

— Вечно этот комок шерсти лезет... — раздраженно пробормотал Рон. Он попытался слегка отпихнуть меня бедром.

Огромная ошибка.

Мое мурлыканье оборвалось. Я напряг мышцы, упираясь в него еще сильнее, и из моей груди вырвалось низкое, предостерегающее рычание. Я не повернул головы, но он прекрасно почувствовал угрозу. Его рука, застывшая в воздухе, поспешно отдернулась.

— Да что с ним такое? — возмутился Рыжий, обращаясь к Гермионе.

— Не знаю, — рассеянно ответила она, полностью поглощенная процессом моего почесывания. — Наверное, просто хочет внимания. Правда, мой хороший?

Я издал короткий, утвердительный мяв и снова включил мурлыканье на полную мощность.

Повисла пауза. Рон сидел, отодвинутый на самый край дивана пушистым барьером, который он не смел тронуть. Его романтический порыв был сбит на взлете. Его оранжевая аура сжалась, потускнела, в ней теперь плескалось только унижение и досада. Он еще несколько секунд посидел в тишине, нарушаемой лишь моим победным рокотом, а затем резко встал.

— Ладно, пойду, поищу Дина. Мы вроде собирались в плюй-камни сыграть.

И он ушел, громко топая и не прощаясь.

Я проводил его взглядом, не поворачивая головы. Когда звук его шагов затих, я позволил себе расслабиться.

«Первый этап завершен успешно. Помеха временно устранена. Тактический барьер сработал безупречно. Уровень гармонии Моей Хозяйки восстановлен до оптимальных значений».

Гермиона все еще гладила меня, тихонько что-то напевая и полностью забыв о недавнем визите. Ее золотое сияние снова стало ровным и спокойным.

Миссия выполнена. Можно было бы и вздремнуть по-настоящему. Но я не стал. Я лежал, наслаждаясь теплом и лаской, но один мой глаз оставался чуть приоткрыт. Ухо было повернуто в сторону двери.

Я должен быть начеку. Ведь война за гармонию только началась.

* * *

Библиотека была моим вторым любимым местом в замке после теплой каминной полки. Это было святилище. Храм тишины, знаний и порядка. Воздух здесь был густым и прохладным, он пах древней магией, пылью веков и хрупкой кожей старых переплетов. Это был естественный ареал обитания Моей Хозяйки, место, где ее золотая аура сияла ярче всего, подпитываясь мудростью, заключенной в тысячах свитков и книг.

Я лежал, свернувшись клубком на стопке увесистых томов по Истории Магии, которые Гермиона приготовила для своего эссе. Мое положение было стратегически безупречным. Отсюда я мог контролировать весь периметр их стола, затерянного в дальнем углу зала, и при этом выглядеть как обычный, мирно спящий кот. Но я не спал. Мои уши-локаторы, чуть подрагивая, улавливали каждый шорох, каждое изменение в тонких энергетических полях вокруг.

Сегодняшняя миссия была особенно деликатной. Гермиона и Рон Уизли сидели за одним столом, якобы для совместной подготовки эссе по Трансфигурации. «Якобы» — ключевое слово. Моя Хозяйка действительно работала. Ее перо скрипело по пергаменту с размеренной целеустремленностью. Ее золотое сияние было сосредоточенным, но тонким, хрупким, как замерзшее стекло.

Причиной этой хрупкости был, разумеется, Источник Шума.

Рон не работал. Он делал вид. Его собственный пергамент был почти чист, если не считать пары клякс и карикатуры на профессора МакГонагалл в виде кошки с очень строгим выражением морды. В основном же юноша занимался тем, что нарушал священную тишину. Он то вздыхал с громкостью прохудившегося меха, то ронял перо, то пытался шепотом рассказать Гермионе несмешную шутку про гоблинов.

Каждое его действие было крошечным, но ощутимым уколом в сосредоточенную ауру Моей Хозяйки. Я видел, как ее золотое поле подрагивает, как на его гладкой поверхности появляются микротрещины. Ее концентрация, такая ценная, такая важная для нее, утекала, как вода сквозь пальцы.

Это было кощунство. Осквернение священного ритуала учебы.

— Гермиона, а ты не можешь просто продиктовать мне пару абзацев? — прошептал Рон, наклоняясь к ней. — У тебя это так хорошо получается. А у меня в голове каша.

— Рон, я не могу написать эссе за тебя! — раздраженно, но все еще шепотом, ответила девушка. — Ты должен понять принципы невербальной трансформации сам!

— Ну хоть введение...

Его оранжевая аура, ленивая и требующая, нагло лезла в ее пространство, пытаясь вытянуть из нее силы. Этого больше нельзя было терпеть. Ситуация требовала немедленного и решительного вмешательства. Нужен был саботаж. Элегантный, эффективный и, разумеется, выглядящий как чистая случайность.

«Внимание! Зафиксировано критическое нарушение протокола концентрации. Священное пространство осквернено вибрациями лени и невежества. Необходимо немедленное прекращение совместной деятельности. Активировать протокол "Творческий беспорядок"».

Мой взгляд скользнул по столу. Мои кошачьи глаза, способные видеть в темноте, прекрасно различали все детали даже в тусклом свете библиотечных ламп. И я увидел ее. Цель.

Открытая чернильница Рона. Дешевое, грубое стекло, наполненное до краев густыми черными чернилами. И стояла она опасно близко к краю стола. Неосторожность, граничащая с идиотизмом. Идеально.

Я дождался подходящего момента. Рон, потерпев неудачу с выпрашиванием помощи, решил применить другую тактику. Он наклонился к Гермионе еще ближе, его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее щеки, и прошептал:

— Слушай, а после библиотеки, может, сходим...

Это был сигнал.

Я действовал с грацией пантеры, срывающейся с ветки на ничего не подозревающую добычу. Мое тело, до этого казавшееся мягким и расслабленным, напряглось в единый мускул. Я спрыгнул со своей стопки книг. Но не на пол. Нет, это было бы слишком просто. Мой прыжок был выверен до дюйма — я приземлился на самый край стола, как раз между пергаментами Рона и Гермионы.

И в этот самый момент мой пушистый, полосатый хвост, живший, казалось, своей собственной, независимой жизнью, совершил элегантное, широкое, «случайное» движение.

Чернильница качнулась. На мгновение замерла на краю, словно раздумывая. А затем с тихим стуком опрокинулась.

Черное цунами обрушилось на стол.

Густые, как смола, чернила хлынули на пергамент Рона, мгновенно поглощая его жалкие каракули и остроумную карикатуру. Поток разделился: одна струйка побежала дальше и оставила жирную кляксу на углу эссе Гермионы — это было необходимо для отвода подозрений, идеальное преступление всегда имеет невинных жертв. Другая часть стекла по краю стола и начала капать на мантию самого Рона.

— Мерлин бородатый! — взревел Рон, вскакивая со стула. Его крик, подобно грому, разорвал благословенную тишину библиотеки.

Все головы в зале повернулись в их сторону. Из-за ближайшего стеллажа, подобно мстительному призраку, выплыла мадам Пинс. Ее лицо было бледным от ярости, а глаза метали молнии.

— ТШШШШШ! — ее шипение было страшнее любого крика. Она испепеляла Рона взглядом, который обещал ему вечное изгнание из этого храма знаний.

Гермиона, вскрикнув от ужаса, вскочила и выхватила палочку.

— Tergeo! Evanesco!

Но было уже поздно. Заклинания лишь размазали чернила, превратив пергаменты в грязное месиво. Ее собственное эссе было испорчено, но работа Рона была уничтожена полностью и безвозвратно. Вечер был безнадежно погублен.

— ЭТО ВСЕ ТВОЙ КОТ! — заорал Рон, тыча в меня пальцем. — Он сделал это нарочно! Я видел!

— Не говори глупостей, Рон! — вступилась за меня Моя Хозяйка, хотя в ее голосе звучало отчаяние. — Он просто спрыгнул со стопки книг! Он же животное, он не понимает!

Я счел этот момент идеальным, чтобы завершить свою роль. Я брезгливо отряхнул лапку, на которую попала капля чернил, и с оскорбленным видом посмотрел сначала на Рона, а потом на Гермиону, издав жалобный, вопросительный мяв. «Как ты мог подумать такое обо мне, неразумный человек? Я всего лишь невинное создание, попавшее под горячую руку».

Мадам Пинс уже была у их стола.

— Мистер Уизли, мисс Грейнджер, немедленно соберите свои вещи и покиньте библиотеку! — прошипела она ледяным тоном. — И чтобы я вас сегодня больше не видела!

Ссорясь и обвиняя друг друга (Рон — меня, Гермиона — его неаккуратность), они поспешно сгребли испорченные пергаменты и покинули зал под презрительным взглядом библиотекарши.

Я остался на столе, наблюдая за их отступлением. Затем аккуратно, чтобы не испачкаться еще больше, спрыгнул на пол и принялся методично вылизывать свою запачканную лапку.

«Цель достигнута. Совместная деятельность вражеских элементов прекращена. Диссонанс устранен. Священное пространство очищено. Возможно, за такой блестяще выполненный саботаж мне полагается двойная порция сардин. Определенно полагается».

Операция «Библиотечный саботаж» была завершена с оглушительным успехом.

* * *

Зима пришла в Хогвартс внезапно, укрыв за одну ночь замок и его окрестности толстым, девственно-чистым одеялом. Воздух стал тонким, хрустальным и колким, а мир утратил свои полутона, став графично-черным и ослепительно-белым. Для меня, существа, ценящего тепло и уют, это было время испытаний. Однако холод открывал и новые тактические возможности.

В тот день я совершил акт предусмотрительной кражи. Моя Хозяйка, собираясь на прогулку, оставила на своей прикроватной тумбочке пару перчаток. Шерстяные, полосатые, связанные, несомненно, заботливыми руками миссис Уизли. Они пахли Гермионой — книжной пылью, капелькой ее любимых духов с нотками лаванды и ее уникальной золотой аурой. Это был концентрат ее сущности. Идеальный инструмент. Пока девушка отвлеклась, ища свой шарф, я, двигаясь с бесшумной стремительностью тени, подцепил одну перчатку зубами и выскользнул из спальни. Это не было воровством. Это было стратегическое заимствование во имя высшей цели.

Мой путь лежал наружу, на мороз. Я не любил снег — он был холодным, мокрым и неприятно хрустел под лапами. Но долг есть долг. Я проскользнул через приоткрытую дверь замка и оказался в слепящей белизне. Цель моей миссии уже была там.

Мальчик-с-Грозой-в-Душе стоял у кромки замерзшего Черного озера. В одиночестве. Он просто смотрел на ледяную гладь, на темные силуэты деревьев Запретного Леса на горизонте. Его аура сегодня была тусклой. Привычная глубокая зелень была словно припорошена инеем, пронизана холодными, тоскливыми синими нитями. Одиночество. Печаль. Воспоминания. Я чувствовал это так же ясно, как холод, пробиравшийся сквозь мою густую шерсть. Зеленый цвет угасал. Он отчаянно нуждался в тепле. В золотом свете.

Тем временем Моя Хозяйка, я знал это интуитивно, уже обнаружила пропажу. Сейчас она, скорее всего, обыскивала спальню, недоумевая, куда могла подеваться одна перчатка. Скоро она выйдет на поиски. Элементы головоломки были на своих местах. Оставалось лишь сыграть роль катализатора.

«Состояние объекта "Гарри" — субкритическое. Уровень энергии падает. Требуется срочная инъекция золотого света. Объект "Гермиона" приведен в состояние поиска. Идеальное совпадение по времени и месту. Активировать протокол "Неслучайная находка"».

Прижимаясь к земле, чтобы быть менее заметным на белом фоне, я обошел юношу по широкой дуге. Перчатка в зубах была теплой и пахла домом. Я подошел к Гарри спереди, так, чтобы он не мог меня не заметить. Он был так погружен в свои мысли, что не обратил на меня внимания, пока я не оказался прямо у его ног.

Я демонстративно бросил перчатку на снег, прямо перед его ботинками. Яркое, полосатое пятно на белом. Затем я издал громкий, требовательный, почти возмущенный «Мр-р-ряу!», который должен был вырвать его из оцепенения. Гарри вздрогнул и опустил взгляд.

Он увидел перчатку. Несколько секунд он просто смотрел на нее, и на его лице отразилось замешательство. Затем я ткнулся носом сначала в перчатку, а потом настойчиво боднул его ногу, глядя в сторону замка. Мой посыл был ясен: «Вот. Это принадлежит ей. Иди и верни. Не стой здесь, замерзая в одиночестве».

Гарри медленно наклонился и поднял перчатку. Он стряхнул с нее снег. В его глазах что-то изменилось. Тусклая синева в его ауре отступила, а зелень стала чуть ярче. Тень узнавания и тепла пробежала по его лицу. Он знал, чья это вещь. И в этот самый, идеально рассчитанный момент, из дверей замка показалась знакомая фигура.

Гермиона шла, кутаясь в шарф и внимательно осматривая снег у входа. Ее аура была окрашена легким раздражением от поисков. Она увидела одинокую фигуру Гарри у озера и направилась к нему.

— Гарри? Что ты тут делаешь один? Замерзнешь ведь.

Она подошла ближе, и ее взгляд упал на предмет в его руке. Ее глаза расширились от удивления.

— Гарри! Это же моя перчатка! Я обыскалась! Как она у тебя оказалась?

Юноша посмотрел на меня. Я сидел в нескольких шагах, умываясь с самым невинным видом, какой только мог изобразить. Затем он снова посмотрел на Гермиону, и на его губах появилась слабая, но искренняя улыбка.

— Кажется, у меня был очень целеустремленный почтальон.

Он протянул ей перчатку. Девушка взяла ее, и на одно короткое, но значимое мгновение их пальцы соприкоснулись.

И я увидел это. Не простое касание. Это была вспышка. Крошечный, беззвучный фейерверк золотых и изумрудных искр, который взметнулся в морозном воздухе и тут же погас. Но он был. Их ауры переплелись, согревая друг друга. Холодная синева в сиянии Гарри окончательно растворилась под натиском ее теплого золота. Раздражение в ауре Гермионы сменилось удивлением и чем-то еще... чем-то мягким и нежным.

Они остались стоять там, под медленно падающими снежинками. Забыв про холод, про замок, про все на свете. Они начали разговаривать. Тихо, неторопливо. О пустяках. О снеге, об учебе, о предстоящих каникулах. Но я видел, что дело было не в словах. Дело было в той атмосфере уюта и правильности, которая возникла между ними.

Я наблюдал за ними из-за ближайшего сугроба, чувствуя, как холод пробирает до самых костей. Но внутри меня было тепло.

«Синхронизация аур прошла успешно. Гармония восстанавливается. Целостность объекта "Гарри" стабилизирована. Этот образ… да, этот образ я всецело одобряю».

Моя работа здесь была сделана. Дрожа от холода, я развернулся и трусцой побежал обратно к замку, к спасительному теплу камина. Пусть они побудут вдвоем. Я создал для них этот момент. Теперь дело было за ними. А меня ждала заслуженная дрема. Миссия на сегодня была почти выполнена. И она была выполнена блестяще.

* * *

Неделя до рождественских каникул была временем суеты и возбуждения. Гостиная Гриффиндора гудела, как растревоженный улей. Студенты, предвкушая отдых и домашние пироги, смеялись громче обычного, играли в волшебные шахматы с удвоенным азартом, а воздух был пропитан запахом хвои от наряженной елки в углу и легким дымком из камина.

Я нашел временное убежище на коленях у Джинни Уизли. Девочка была приемлемым вариантом. Ее аура была яркой, огненно-рыжей, как и ее волосы, но в отличие от беспокойного оранжевого пламени ее брата, ее сияние было ровным, уверенным и теплым. Она машинально почесывала меня за ухом, полностью поглощенная беседой, а я, прикрыв глаза, вел свое наблюдение.

В центре внимания, как всегда, была моя троица. Гарри, Гермиона и Рон сидели на диване, к ним присоединились Джинни и Невилл Лонгботтом, чья мягкая, цвета мха, аура создавала приятный, успокаивающий фон. Сегодняшняя драма разворачивалась вокруг предстоящей рождественской вечеринки профессора Слизнорта.

Рон Уизли был в ударе. Он решил, что настало время для решительного наступления.

— Ну же, Гермиона, пойдем со мной! — его голос был слишком громким, он пытался перекричать общий гул. — Представь, как мы там появимся! Будет весело! Уж точно веселее, чем с этим Кормаком Маклаггеном, он же от тебя не отлипнет!

Его оранжевая аура вспыхивала настойчивостью и собственническими нотками. Он не просто приглашал. Он пытался публично «застолбить» Мою Хозяйку, сделать ее своим трофеем на этом вечере. Я почувствовал, как золотая аура Гермионы сжалась, стала напряженной. Она была загнана в угол.

— Рон, я еще не решила, пойду ли вообще... — уклончиво отвечала девушка, и ее дискомфорт был почти осязаем.

Гарри сидел рядом, молча глядя в огонь. Его изумрудное поле было спокойным, но я уловил в нем тонкие вибрации... беспокойства. Беспокойства за нее. Он не вмешивался, но его молчаливое присутствие было красноречивее любых слов.

Это был критический момент. Рубикон. Если я позволю этому случиться, хрупкая гармония, которую я так старательно выстраивал, будет разрушена. Требовался финальный аккорд. Не просто очередная «случайность». Нужна была показательная демонстрация. Яркая, наглядная и неоспоримая.

«Внимание! Зафиксирована попытка форсированного альянса. Угроза гармонии достигла максимального уровня. Протоколы "Невинная случайность" и "Творческий беспорядок" неэффективны. Требуется переход к протоколу "Публичное заявление"».

Я спрыгнул с коленей Джинни. Все мое тело было собрано и сосредоточено. Я двигался не как кот, идущий по своим делам, а как актер, выходящий на сцену для своей главной роли.

Первым делом я направился к Рону. Он все еще наседал на Гермиону, не замечая ничего вокруг. Я без предупреждения запрыгнул ему на колени. Он вздрогнул от неожиданности. Я посмотрел ему прямо в глаза своим самым надменным взглядом, демонстративно фыркнул, словно учуяв что-то неприятное, и «случайно» выпустил когти, оставив на его брюках пару крошечных, но ощутимых проколов.

— Ай! — вскрикнул Рон, больше от удивления, чем от боли.

Не задерживаясь ни на секунду, я спрыгнул с него, как с чего-то нечистого. Затем, с совершенно иным выражением на морде, я подошел к Гарри.

Я потерся о его ногу, издавая тихое, одобрительное мурлыканье. Затем грациозно запрыгнул на диван, на свободное место рядом с ним. Устроился, свернулся в идеальный пушистый клубок и включил свой самый громкий и довольный рокот, всем своим видом демонстрируя высшую степень кошачьего благоволения.

Мое выступление было коротким, но эффект превзошел все ожидания.

На несколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском дров и моим мурлыканьем. Все смотрели на меня. Рон потер уколотое место, на его лице было написано недоумение. Гермиона смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

И тут раздался смех. Это была Джинни. Наблюдательная, острая на язык Джинни, которая видела больше, чем остальные.

— Знаете, это уже даже не смешно, — сказала она, и в ее голосе звенели веселые нотки. — Гермиона, твой кот официально ведет предвыборную кампанию за Гарри.

Слова повисли в воздухе.

— Что за бред? — пробормотал Рон, краснея.

Но Джинни уже вошла во вкус. Она была прирожденным комментатором.

— Да вы сами посмотрите! — она обратилась ко всей компании, загибая пальцы. — Как только Рон садится рядом с тобой, Гермиона, Живоглот тут же втискивается между вами, как пушистая стена. Помните, на прошлой неделе? А когда вы сели делать уроки в библиотеке, кто опрокинул чернильницу? И не на пергамент Гермионы, заметьте, а прямо на эссе Рона!

Невилл, до этого молчавший, кивнул:

— Она права... Я видел, как он это сделал. Хвостом. Это было очень... целенаправленно.

— А сегодня! — Джинни театрально всплеснула руками. — Он демонстративно царапает Рона и тут же идет ластиться к Гарри! И это еще не все! Гарри, он же принес тебе перчатку Гермионы прямо к озеру! Невилл, ты же сам мне рассказывал!

Взгляды всех присутствующих обратились к Гарри. Тот слегка покраснел и отвел глаза.

— Это не просто кот, — заключила Джинни с видом прокурора, оглашающего приговор. — Это не просто совпадения. Это самый хитрый и целеустремленный сват во всей Британии!

Наступила оглушительная тишина. Шум гостиной, казалось, отступил, создав вокруг них вакуум.

Гермиона и Гарри медленно повернули головы и посмотрели друг на друга. В их глазах я увидел, как проносится калейдоскоп воспоминаний: диван, опрокинутые чернила, полосатая перчатка на фоне белого снега, мое сегодняшнее выступление... Все эти разрозненные «случайности» вдруг сложились в единую, осмысленную, невероятную картину. Воздух между ними стал густым, наэлектризованным.

Я приоткрыл один глаз и посмотрел на Джинни.

«О, эта рыжая девочка... Она куда умнее и наблюдательнее своего брата. Она видит узоры. Она озвучила то, что эти двое слепцов боялись даже помыслить. Хорошая, правильная девочка. Возможно, позже я даже позволю ей почесать мой живот. А теперь... пусть переваривают».

Я демонстративно зевнул, показывая, что моя работа окончена, и уткнулся носом в свой хвост. Бомба была сброшена. Теперь оставалось только дождаться последствий.

* * *

Гостиная Гриффиндора постепенно пустела. Разоблачение, устроенное Джинни, словно пробило дыру в веселой предпраздничной атмосфере. Разговоры стали тише, смех — реже. Первым, не выдержав напряжения, ушел Рон. Он что-то сердито пробормотал про «сумасшедшего кота и сестру-предательницу», его оранжевая аура сжалась в колючий, обиженный комок, и он, гремя ногами по лестнице, скрылся в спальне мальчиков. За ним потянулись и остальные, оставляя за собой неловкое, звенящее молчание.

Вскоре у камина остались только трое. Гарри, Гермиона и я.

Я по-прежнему лежал на диване, изображая глубокий сон, но под прикрытыми веками мои глаза были начеку. Я был дирижером, который замер с палочкой в руке после финального, оглушительного аккорда, ожидая, как отзовется на него зал.

Моя Хозяйка сидела на своем месте, обняв колени. Ее золотая аура была похожа на взбаламученную воду, в которой медленно оседали частички песка. Смущение, удивление, недоверие и что-то еще, новое и пугающее, кружились в ней. Она смотрела в огонь, но я знал, что она его не видит. Она прокручивала в голове последние недели, примеряя на них невероятную теорию Джинни.

Гарри сидел в своем кресле напротив. Он тоже молчал. Юноша делал вид, что с огромным интересом изучает узоры на ковре, но его изумрудная аура выдавала его с головой. Она вибрировала. Не так, как от тоски или опасности, а по-другому. В ней было волнение, надежда и такой же испуг, как и у Гермионы. Они оба осознали. И оба боялись сделать следующий шаг.

Люди. Какие же они сложные, нерешительные существа. Им были даны все подсказки, им буквально нарисовали карту, но они все равно стояли на распутье, боясь поверить в то, что сокровище действительно существует. Им был нужен последний, самый простой и очевидный толчок.

«Осознание произошло. Но страх блокирует дальнейшие действия. Уровень нерешительности зашкаливает. Требуется финальный катализатор. Протокол "Молчаливое указание"».

Я медленно, с показной ленцой, поднялся. Потянулся, выгнув спину дугой и выпустив когти в обивку дивана. Затем так же неторопливо спрыгнул на пол.

Сначала я подошел к Гарри. Он поднял на меня взгляд, в его зеленых глазах читался немой вопрос. Я потерся о его ногу, издавая короткий, ободряющий звук. Затем я мягко, но настойчиво боднул его руку своим лбом. «Вставай. Время пришло».

Потом я развернулся и медленно, с достоинством, прошествовал к дивану, где сидела Гермиона. Я не запрыгнул к ней на колени, как обычно. Вместо этого я сел на подушку рядом с ней. Не вплотную, нет. Я оставил между собой и ее бедром ровно столько места, чтобы там мог с комфортом разместиться один человек. Не больше и не меньше.

Я уселся, обернув хвост вокруг лап, и посмотрел прямо на Гарри. Мой взгляд был требовательным, вопросительным, не допускающим возражений. Я издал еще один тихий, гортанный звук. Вся моя поза говорила: «Вот. Это место — твое. Оно ждет тебя. Чего же ты медлишь?»

И Гарри понял.

На его лице промелькнула тень сомнения, но затем она сменилась решимостью. Он медленно поднялся со своего кресла, сделал несколько шагов, пересекая разделявшее их пространство, и сел на диван. Точно в то место, которое я ему указал.

Они сидели в тишине, разделенные лишь моей пушистой персоной. Огонь в камине потрескивал, отбрасывая на их лица трепетные отблески. Молчание больше не было неловким. Оно было наполненным, весомым, полным невысказанных слов.

Первой его нарушила Гермиона. Ее голос был едва слышен.

— Он и правда... все это подстроил, как думаешь?

Она смотрела не на меня, а на Гарри.

Гарри повернулся к ней, и на его лице появилась та самая тихая, теплая улыбка, которая заставляла его изумрудную ауру сиять ярче.

— Не знаю, — ответил он. — Но если и так... то у него отменный вкус.

И он сделал то, чего я ждал все это время. Медленно, почти нерешительно, но в то же время с какой-то новой, обретенной уверенностью, он протянул руку и накрыл ею ладонь Гермионы, лежавшую на диване.

Ее пальцы дрогнули, но не отстранились. Они переплелись с его пальцами. Естественно. Правильно.

В этот самый момент я увидел то, ради чего все это затевалось. Их ауры, золотая и изумрудная, до этого лишь соприкасавшиеся, теперь слились. Они не просто смешались — они сплелись в единое, ровное, теплое сияние, которое окутало их обоих мягким коконом. Это был свет гармонии, взаимопонимания и начала чего-то нового и прекрасного. Этот свет согревал гостиную лучше, чем любой камин.

Я смотрел на их сцепленные руки. На их обращенные друг к другу лица. На то, как покой и счастье медленно заполняют их сияние.

«Порядок восстановлен. Гармония достигнута. Миссия выполнена».

Я издал глубокий, совершенно довольный вздох, который был похож на спускающий пар котел. Моя работа была сделана. Я защитил свою Хозяйку от хаоса и подарил ей гармонию. Я указал путь заблудившемуся мальчику. Теперь они справятся сами.

Я позволил себе, наконец, расслабиться по-настоящему. Я свернулся в тугой, теплый клубок, уткнулся носом в свой хвост и провалился в глубокий, заслуженный сон под тихий, сбивчивый разговор двух людей, чье будущее я только что помог определить.

Я буду охранять их покой. В конце концов, это и есть работа для самого мудрого кота во всем волшебном мире.