Чернила и Серебро (гет)

Гермиона

Ненависть — хрупкий мост через пропасть.

Воздух в портале сжался вокруг меня, как влажная простыня, а потом резко рванул вперед, выплюнув на холодный кафель Министерства Магии. Я едва удержала равновесие, цепляясь за поручень несуществующей кабинки. Лондон. Запах пыли, старого камня, волшебства, подернутого озоном, и… чего-то еще. Ожидания? Недоверия? Последние три месяца в джунглях Бразилии, выслеживая контрабандистов запрещенных зелий, казались теперь сном. Ярким, жарким, наполненным криками экзотических птиц и липким потом от постоянной боевой готовности. Здесь же, в подземельях Уайтхолла, царила вечная, стерильная прохлада бюрократии. И она обволакивала, как паутина.

Я потянула плечи, пытаясь сбросить невидимый груз усталости. Костюм-тройка из практичной самоочищающейся ткани выглядел безупречно, но под ним кожа ныла от недосыпа и остаточного напряжения. В кармане ждал отчет — толстый, подробный, с безупречными выводами. Еще одна галочка в списке дел. Еще один шаг к… К чему? К вершине Отдела Тайн? К признанию? К чувству, что этот кирпичный лабиринт — мой дом? Горьковатый привкус скользнул по горлу. Дом… Этот термин все чаще казался абстракцией.

— Грейнджер! Добро пожаловать обратно! — Голос Кингсли Шеклболта, звучащий, как всегда, спокойно и весомо, разрезал толчею Атриума. Он стоял у Золотых Фонтанов, небрежно опираясь о мраморное основание одной из статуй. Его фигура в темно-фиолетовых мантиях Министра Магии казалась незыблемой скалой среди суеты клерков и курьеров. Но в его глазах, теплых и умных, я уловила тень… озабоченности? Или просто усталости от груза власти?

— Министр, — я кивнула, подходя. Рукопожатие было крепким, деловым. — Миссия завершена. Контрабандисты арестованы, сеть ликвидирована. Отчет. — Я протянула увесистую папку.

— Я никогда не сомневался в твоей эффективности, Гермиона, — он принял папку, не глядя, словно это был ожидаемый, незначительный жест. Его внимание было приковано ко мне. — Но ты выглядишь… измотанной. Джунгли дали о себе знать?

Я натянуто улыбнулась:

— Не больше, чем обычно. Задачи выполнены. Это главное.

— Главное, но не единственное, — Кингсли вздохнул, проводя рукой по гладко выбритой голове. Его взгляд скользнул по Атриуму, по спешащим людям, по золотым статуям, которые казались сейчас не символами магического братства, а немыми свидетелями вечных интриг. — Здесь тоже неспокойно. Очень. Пойдем в мой кабинет. Есть дело… деликатное. Требует твоего, кхм, уникального подхода.

«Деликатное». Это слово в устах Кингсли всегда означало «взрывоопасное», «грязное» или «связанное с бывшими Пожирателями Смерти». Тревожный комочек сжался под ребрами. Я лишь кивнула и последовала за его широкой спиной по знакомым коридорам. Лифты с золочеными решетками звякали, поднимая и опуская чиновников. Шепотки затихали при нашем появлении, взгляды — любопытные, оценивающие, иногда завистливые — скользили по мне. «Гермиона Грейнджер, героиня войны, правая рука министра, самая молодая и перспективная в Отделе Тайн». Я знала, что обо мне говорят. Знаменитость. Символ. Икона. Иногда мне хотелось закричать, что я просто человек, который хочет делать свою работу и, возможно, выспаться хотя бы раз в неделю.

Кабинет министра поражал своим контрастом с подземной серостью Министерства. Высокие окна, залитые даже в этот пасмурный лондонский день мягким светом, открывали вид на… иллюзию неба. Магия. Дубовый стол размером с небольшой плот, стеллажи с древними фолиантами и современными досье, кресла, утопающие в темно-бордовом бархате. Кингсли опустился в свое кресло, указывая мне на одно напротив.

— Гермиона, — он начал, откинувшись, его пальцы сложились в пирамиду. — Ты знаешь, что послевоенная реконструкция — это не только восстановление зданий. Это восстановление доверия. Борьба с пережитками идеологии Волдеморта. И… мониторинг тех, кто мог ускользнуть от правосудия или лишь притворяется исправившимся.

Мой желудок сжался холодным узлом. Я знала, к чему он клонит. «Мониторинг». Это означало Малфоев. Гойлов. Ноттов. Всех этих «раскаявшихся» под угрозой Азкабана, купивших свободу галлонами и связями.

— Мы столкнулись с проблемой, — продолжил Кингсли, его голос стал жестче. — Из засекреченных хранилищ Отдела Тайн… пропадают артефакты. Не золото, не зелья. Специфические предметы. Древние. Мощные. И, что самое тревожное, связанные с ритуальной магией крови. Темной. Очень темной.

Я наклонилась вперед, все внимание сфокусировалось:

— Кражи? Кто? Как? Защиты Отдела Тайн…

— …не были рассчитаны на такую изощренность и знание системы, — закончил он за меня. — Взломы чисты, профессиональны. Оставлены следы… — он помедлил, — следы магии, напоминающей почерк Волдеморта, но… искаженной. Как будто кто-то пытается воссоздать ее, не обладая истинной силой, но имея доступ к знаниям.

Ледяная волна прокатилась по спине. Волдеморт. Даже его призрак, даже подражание, было кошмаром. Мои пальцы непроизвольно сжали подлокотники кресла. Нет. Не снова. Не после всего.

— Кто может обладать такими знаниями? — спросила я, голос звучал резче, чем хотелось. — Кто, кроме самых преданных Пожирателей, допущенных к самым темным тайнам?

Кингсли тяжело вздохнул:

— У нас есть подозрения. Группировка, называющая себя «Проклятое Наследие». Смесь оставшихся на свободе фанатиков и… их отпрысков. Тех, кто вырос на идеях чистоты крови, но не познал ужаса полной власти Волдеморта. Они опасны своей фанатичностью и отсутствием страха перед его тенью.

Я кивнула, мозг уже лихорадочно работал, прокручивая возможные сценарии, артефакты, которые могли быть целью. Ритуалы крови… Это требовало глубоких, почти утерянных знаний.

— Тебе поручается это расследование, Гермиона, — сказал Кингсли, его взгляд стал прямым, неумолимым. — Твой ум, твоя настойчивость и… твое абсолютное неприятие темных искусств делают тебя идеальным кандидатом.

Гордость теплой волной коснулась сердца. Да. Это было важно. Остановить это. Не дать тени прошлого снова накрыть мир.

— Спасибо за доверие, министр, — я сказала твердо. — Я не подведу. Начну с анализа последнего места кражи, проверю журналы доступа, следы магии…

— Хм, насчет этого… — Кингсли перебил меня, и в его тоне появилась та самая неловкость, которую я почувствовала в Атриуме. Он откашлялся, избегая моего взгляда. — Расследование требует специфических знаний. Знаний о старых чистокровных семьях, их тайных хранилищах, их… методах. Знаний о темных артефактах из первых рук.

Предчувствие, ледяное и тошнотворное, ударило под дых. Я замерла, не дыша.

— Поэтому, — Кингсли вынужденно встретился с моими глазами, — твоим напарником по этому делу назначен… эксперт-консультант. Человек, который может предоставить нам доступ в те круги, куда Министерству вход заказан. Человек с необходимыми… связями и информацией.

Он сделал паузу. Тишина в кабинете стала густой, давящей. Я слышала, как стучит собственное сердце. Громко. Слишком громко.

— Драко Малфой, — произнес Кингсли, и имя прозвучало как приговор. Как плевок в лицо.

Время остановилось. Воздух вырвался из легких резким, шипящим звуком. Я вскочила, даже не осознавая этого. Дубовая спинка кресла гулко стукнула о пол.

— Малфой?! — Мой голос сорвался на крик, резкий, полный чистой, неразбавленной ненависти. — Вы… Вы шутите? Этот… этот трупоед?! Этот лживый, трусливый подонок, который счастливо бы смотрел, как меня пытают в его гостиной?! Который носил Знак и гордился этим?! И вы хотите, чтобы я работала с ним?! Доверяла ему?!

Картины промелькнули перед глазами: насмешливая ухмылка Малфоя в Хогвартсе, его отец, холодный и надменный в зале суда, Беллатриса, истерично хохотавшая над моими пытками… Боль. Унижение. Страх. Все вернулось, обжигая изнутри.

— Гермиона, успокойся, — голос Кингсли был тверд, но в нем слышалась усталость. — Я понимаю твои чувства. Поверь. Но это не выбор, а необходимость. Малфой… — он произнес имя с явным усилием, — прошел проверку. Он сотрудничает с нами по ряду мелких дел. Его отец все еще под домашним арестом, и его свобода — это козырная карта, которую Драко вынужден отрабатывать. У него есть доступ, знания, которых нет у нас. Знания, которые могут спасти жизни.

— Знания?! — Я засмеялась, горько и резко. — Знания о том, как лучше резать ворон? Как эффективнее пытать магглорожденных?! Вы отдаете меня в лапы волка, Кингсли! Он предаст при первой же возможности! Он ненавидит меня! Ненавидит все, что я представляю!

— Возможно, — Кингсли не стал спорить. Его взгляд был тяжелым, как свинец. — Но он ненавидит и «Проклятое Наследие». Они считают его и его семью предателями. Ради спасения собственной шкуры он будет полезен. А ты… — он посмотрел на меня прямо, — ты сильнее его, Гермиона. Умнее. Бдительнее. Ты сможешь контролировать ситуацию. Использовать его. И не дать ему переступить черту. Это приказ, Грейнджер. Приказ Министерства Магии.

Приказ. Последнее слово повисло в воздухе, как гильотина. Я стояла, дрожа от ярости и унижения. Использовать Малфоя? Как инструмент? Как ядовитую змею, которую держат за голову? Мысль была омерзительна. Предательской по отношению ко всему, за что я боролась, к боли, которую я перенесла.

Я закрыла глаза, пытаясь вдохнуть глубже. Пахло дубом, старыми книгами, властью и… предательством. Ради большего блага. Этот оправдательный приговор предателей и трусов. Но… если «Проклятое Наследие» действительно воскрешает ритуалы крови… Сколько невинных могут пострадать? Сколько еще детей вырастут в страхе?

Я открыла глаза. Ярость не утихла. Она горела холодным, твердым углем в груди. Но поверх нее легла ледяная маска необходимости.

— Когда? — спросила я, и мой голос звучал чужим, ровным, металлическим. — Когда начинаем?

Кингсли едва заметно расслабился:

— Завтра. Восемь утра. Кабинет 713, Отдел Тайн. Он будет ждать. — Он протянул тонкую папку. — Досье на Малфоя. И предварительные данные по кражам. Ознакомься.

Я взяла папку. Бумага была холодной под пальцами. Как прикосновение мертвеца.

— Я поняла, министр, — я кивнула, поворачиваясь к выходу. Каждый шаг отзывался эхом в опустевшей голове. Малфой. Напарник. Слова бились, как пойманные мухи, о стекло сознания.

Выйдя из кабинета, я прислонилась к прохладной каменной стене коридора. Шум Министерства — голоса, шаги, звонки — доносился приглушенно, как из-под воды. Я сжала папку так сильно, что костяшки пальцев побелели. В горле стоял ком. Не слез. Нет. Слезы были для слабых. Это была ярость. Горечь. И леденящий душу страх. Не перед Малфоем. Перед тем, во что эта вынужденная близость превратит меня. Перед тем, какие темные уголки моей собственной души мне придется посетить, чтобы выдержать это.

Драко Малфой. Его имя, словно проклятие, отозвалось эхом в тишине моего разума. Завтра. Начало конца… или начало чего-то нового, еще более страшного? Я оттолкнулась от стены и пошла прочь, высоко подняв голову. Гермиона Грейнджер не сломается. Даже если ей придется идти по лезвию ножа рядом с тем, кого она презирает больше всего на свете. Ради большего блага. Всегда ради большего блага.

Но почему же это "благо" пахло сейчас прахом и предательством?