Глава Авроров в своем 15-летнем теле. (гет)

Боль. Она была первым и самым неоспоримым фактом реальности. Всепроникающая, тупая, пульсирующая в такт ускоренному, сбившемуся ритму сердца. Боль в голове — как будто череп сжимали тисками. Боль в ребрах — острые кинжалы при каждом неловком движении или слишком глубоком вдохе. Боль в руках и ногах — ссадины, царапины, налипшие колючки и осколки кирпича горели огнем. Горло пересохло до хрипоты, живот сводило от пустоты, а легкие с трудом втягивали спертый воздух, пахнущий пылью, старым линолеумом и… кошачьей мочой.

Хорошенькое начало, — пронеслось в сознании с ледяной, привычной циничностью. Попасть обратно в самое поганое место юности. Словно плохой сиквел к отвратительному фильму.

Он заставил веки дрогнуть. Тусклый желтый свет уличного фонаря пробивался сквозь грязное окно кухни дома №4 по Тисовой улице. Он лежал на холодном полу. Под боком что-то теплое, мягкое и громко сопящее. Он повернул голову — движение вызвало новый виток головной боли и волну тошноты.

Дадли Дурсль.

Имя кузена всплыло автоматически, вместе с потоком воспоминаний — не чужих, а своих, но таких далеких, таких… юношески нелепых. Унижения. Голодный шкаф под лестницей. Кулаки этого самого раздутого поросенка рядом. Злобная скала Петуньи. Багровеющий от ярости шар Вернона. И магия. Неуправляемые вспышки. Змея в зоопарке. Синий волос тети Мардж… Хогвартс. Рон. Гермиона. Сириус. Острая щемящая боль — крестный, запертый в проклятом доме его предков, медленно сходящий с ума.

Проклятье, — мысль была резкой и четкой, отточенной годами патрулей и погонь. Дементоры. Переулок. Патронус. Спасение этого тупого мячика… И вот результат.

Он — Гарри Поттер, но не тот растерянный пятнадцатилетний паренек, а он сам, спустя годы после войны, после карьеры Аврора, после всей той грязи и крови, что пришлось увидеть и пережить… Он был здесь. В своем же собственном, израненном, истощенном юном теле. Не рядом, не в видении, а внутри. Память о будущем — его будущем — была цельной, ясной, как вчерашний день. А память о настоящем — этом кошмаре лета 1995 года — была его же собственной юношеской болью и страхом, но теперь пропущенной через призму взрослого опыта. Это было… странно. Как читать свой старый дневник, полный наивного ужаса, и одновременно знать, чем все обернется.

Состояние — ниже плинтуса, — констатировал его профессиональный взгляд, оценивая тело. Хроническое недоедание. Истощение. Шок от дементоров. Множественные ушибы и ссадины. Обезвоживание. Требуется пища, вода, отдых и, желательно, болеутоляющее. Вместо этого — кухня Дурслей. Идеально.

Топот за дверью. Кухню заполнила массивная, багровая от ярости фигура Вернона Дурсля. В руке он сжимал конверт. Не праздничный, а казенный. Министерский. Знакомый до тошноты почерк Амбридж сквозил даже в очертаниях адреса.

"Ты!" — рев Вернона сотряс воздух. — "Монстр! Ублюдок! Посмотри, что твои уроды прислали! После того, что ты сделал с моим Даддли!"

Конверт шлепнулся ему в лицо. Гарри, превозмогая боль в руке, поднял его. Разорвал. Два письма. Первое — от Министерства. От Амбридж. Официальное уведомление о нарушении Устава о Чародействе Несовершеннолетних. Патронус. В присутствии маггла. Отчисление. Конфискация палочки. *Слушания в Визенгамоте. 12 августа. 9 утра.*

Холодная, знакомая ярость — ярость человека, который слишком хорошо знал цену бюрократическому произволу и подлым ловушкам — начала вытеснять физическую боль. Амбридж. Фадж. Идиоты. Они прислали дементоров — или воспользовались нападением — а теперь судят меня за то, что я выжил и защитил этого балбеса? Цинизм ситуации был кристально ясен его взрослому, видавшему виды разуму. Это была не ошибка. Это была зачистка.

Второе письмо. Хогвартс. Подпись Дамблдора, но почерк… тот же. *Отстранение. Запрет на магию. Изоляция. Конфискация палочки при попытке использования.*

Ловушка, — мгновенно оценил он. Бежать — поймают. Остаться — сломают на суде. Идеально для запуганного подростка. Жаль для них, что я уже не подросток.

"Ну?!" — Вернон тыкал в него толстым пальцем. "Выгоняют? Сажают? Говори, Поттер!"

Гарри медленно поднял голову. Его зеленые глаза, за стеклами очков, встретились со свиными глазками Вернона. Но в них не было ни страха, ни вызова юного Гарри. В них был холодный, безжалостный расчет закаленного Аврора. Взгляд, от которого у Вернона на миг отхлынула ярость, сменившись недоумением и… легкой опаской.

"Дядя Вернон," — голос звучал хрипло, но абсолютно ровно, без тени прежней робости. Каждое слово было гвоздем. — "Мне нужна еда. Горячая. Много. И вода. Сейчас. Иначе я отключусь здесь. И мистер Смитерс с его биноклем увидит, как вы выносите мое тело. Думаю, он уже звонит в Daily Mail."

Он блефовал насчет Смитерса, но знал магию страха Дурслей перед соседским осуждением. И он не ошибся. Вернон побледнел, потом побагровел, фыркнул и рявкнул на Петунью: "Еду! Быстро! Чтобы никто не видел!"

Петунья, бледная как смерть, завозилась у плиты. Гарри смотрел на нее, на ревущего Дадли (который начал приходить в себя), на пыхтящего Вернона. Гротескность ситуации ударила по нему черным, беззвучным смехом. Вот он, "Избранный", победитель Волдеморта в будущем, сидит на полу у магловских родственников, объявленный вне закона, ждет объедков как плату за спасение их отпрыска, а его главная надежда — на права в семье сумасшедших темных магов. Ситком? Скорее трагифарс в стиле абсурда.

Он механически принял тарелку серой жижи от дрожащей Петуньи. Есть. Выжить. Первый комок был противен. Унизителен. Но необходим. Силы нужны были позарез. Выжить. Действовать. Атаковать.

Внезапно — громкий шлепок. На полу рядом с холодильником лежал большой, мертвый крыс с перекушенным горлом. Петунья завизжала. Дадли заорал. Вернон взревел: "Что за чертовщина?!"

Гарри поднял глаза. На карнизе, в тени, сидела крупная сова. Знакомая сова. Сова Сириуса. Желтые глаза смотрели прямо на него. Знающий взгляд.

Связь, — мелькнуло с облегчением. Он знает. Он пытается помочь.

Сова ухнула, словно в подтверждение, и вылетела в окно, оставив Дурслей в истерике, а Гарри — с мертвой крысой на полу и крошечной искрой плана.

Он доел бурду, игнорируя вкус и визги. Боль притупилась. Голод унялся. Тело дрожало, но разум работал с убийственной ясностью. Он посмотрел на трофей совы, на письмо Амбридж, на лица Дурслей. Черный юмор достиг апогея. Мертвая крыса. Символично. Министерство. Дурсли. Моя жизнь. Все крысы. Но я — та, что кусается.

1. Сириус. Связаться. Узнать про Лордство Блэков. Эта сова — путь.

2. Гринготтс. Найти деньги (комната? Тайник?). Без галлеонов гоблины не шевельнутся.

3. Законы. Выяснить тонкости наследования титула крестником. Я был лордом- ощутимо ли это в прошлом? Нужна информация.

4. Суд. Готовиться не к защите. К разгрому. Использовать их же законы. Турнир! Его уже судили как взрослого за участие. Прецедент.

5. Выжить. В этом аду еще 10 дней. Лечить тело. Игнорировать Дурслей. Думать.

Он поднялся. Ноги дрожали, но выдержали. Он посмотрел на Дурслей — жалких, испуганных, ненавидящих. Фон. Шум. Помеха.

"Иду в комнату," — заявил он тоном, не терпящим возражений. — "Не беспокоить. Крысу уберите. Или оставьте Дадли на ужин." Не дожидаясь реакции, он пошел, опираясь на стену. Каждый шаг — боль. Но он шел.

Визг Петуньи и ругань Вернона остались за спиной.

Он добрался до каморки, запер дверь (магически усилить нельзя — палочка под запретом), рухнул на кровать. Боль накатила снова. Закрыл глаза.

В голове — лица Визенгамота, слащавая Амбридж, дементоры, Сириус за решеткой, мрачные своды Гринготтса… И Беллатрикс. Ее безумный взгляд с газетных фото. Опасный. Разрушительный. Сильный. Она могла бы стать оружием. Страшным и эффективным. Почему эта мысль вызвала не отторжение, а холодное любопытство? Почему щемящее притяжение? Опасность, — предупредил разум Аврора. Убийца. Фанатик. Но глубже шевелилось другое: Она — Блэк. Сильная. Ее безумие — оружие Вольдеморта. Ее можно… перезарядить. Направить.

Он отогнал образ. Не сейчас. Сейчас — Сириус. Гоблины. Лордство.

Открыл глаза. Смотрел на паутину под потолком. Черный юмор снова накрыл. Вот он, Аврор, запертый в теле своего же юного "я", в дыре под лестницей, окруженный врагами и идиотами, а его план спасения — возглавить самый темный род Британии. Чтобы выиграть войну, которую ведут трусливые старики в мантиях.

Лорд Блэк, — подумал он, и это звучало не как безумие, а как единственный логичный выход. Как приговор. — Я им стану. И мы посмотрим, кто кого посадит в клетку.

Снаружи — визг Петуньи и грохот Вернона. Гарри закрыл глаза, сосредоточившись на дыхании, на восстановлении. Слушал хаос дома Дурслей и тихий шелест крыльев надежды за окном. Игра началась. Ставка — все. И он знал правила лучше всех.