Финишняя черта (гет)

В первую встречу Нэчжа сперва думает, что это просто плохой сон.

Рин ходит по его комнате так, словно имеет полное право здесь находиться, роется в шкафах и переставляет вещи. Воздух вокруг нее искрится. Куда бы Рин не ступила, она оставляет за собой черные выжженные следы.

— Ты должна быть мертва! — хотел прорычать Нэчжа, но из горла вырывается полусдавленный крик.

Рин берет со стула в углу шелковую мантию.

— Так вот как вы жили? — спрашивает она, примеряя на себя мантию. — Неудивительно, что ты был таким капризным в Синегарде.

— Ты должна быть мертва.

Если Рин думает, что сможет просто объявиться через три месяца после того, как взяла его за руку и вонзила кинжал в свое сердце, то она ошибается.

Рин наконец подходит к нему. Она выглядит так же, как и всегда: маленькая, гордая и злая. От нее волнами исходит тепло.

«Неужели я выгляжу мертвой? Жаль, что я не умею держаться подальше».

— О, Нэчжа, — почти жалостливо вздыхает она. — Мы еще не закончили.

Прежде чем он успевает спросить, что она имеет в виду, Рин одним плавным движением опрокидывает лампу на тумбочке. Ему остается только наблюдать, как пламя распространяется по полу, и весь мир окрашивается в красный.

Нэчжа просыпается от запаха дыма и привкуса пепла на языке.

* * *

Во вторую встречу Нэчжа встречает ее на пристани Хурдалейна. Тусклый утренний свет подсвечивает серый туман над водой.

— Ты не сумасшедший, — сообщает Рин сквозь шум волн, разбивающихся о берег. — Но это был бы неплохой вариант, — злобно продолжает она, кривя рот в усмешке, — Гораздо лучше, чем все время слышать в голове голос бога.

— Ты когда-то была богом, — бросает в ответ Нэчжа. — Для тебя все закончилось не очень хорошо.

— Я все еще мертва, если тебя это беспокоит, — как ни в чем не бывало продолжает Рин и смотрит на него остро и пронзительно. Он успел забыть, как она могла разрезать его одним лишь взглядом.

— Боишься, что я вернусь и снова все сожгу?

«Ты и половины не знаешь. Ты представить себе не можешь, как сильно я боялся, ненавидел и любил тебя».

* * *

В третью встречу Рин рассказывает о себе.

— Все, что я сделала, я сделала по своей воле, — признается она. — Но ты это знаешь.

Нэчжа дает ей высказаться. Он ценит ее честность, но теперь ничего из этого не имеет значения, когда они всего лишь две потерянные души, бесцельно бредущие по миру грез.

— Я ни о чем не сожалею, — продолжает Рин. — Я убивала, пока мне не осталось ничего другого.

«Спирцы — злобные создания, — как-то сказал ему брат. — Они оставляют после себя только разрушения».

Нэчжа помнит, как люди называли Рин чудовищем за ее спиной, даже когда она была единственным спасением для истекающей кровью страны. Но больше всего ему стыдно, что когда-то он думал о ней точно также.

— Откуда ты знаешь всему цену, когда у тебя ничего нет?

— Это не имеет значения, — отвечает Рин, зная, что он не примет ничего, кроме правды. — Потому что это бы ничего не изменило.

Она останавливается так резко, что он чуть не налетает на нее, и поворачивает голову. Ее глаза сияют, как пожар, и Нэчжа не может отвести взгляд.

— Знаешь, я до сих пор слышу их. Призраков Спира и всех остальных. Иногда, если сосредоточусь, то слышу Феникса, — она замолкает, глядя вдаль. — А может это мой собственный голос. Знаешь, у меня не было возможности узнать, что такое мир. Война — это все, что я знала.

— Ты пришла поделиться со мной секретами? — наконец спрашивает Нэчжа.

Рин смеется — резкий, полный горечи горький звук, звенит в ушах.

— Мне не нужно ничего тебе говорить, — она подходит ближе, пока не затмевает собой все остальное. — Тебе просто нужно научиться слушать.

* * *

На четвертую встречу Нэчжа пытается ее убить.

Он не уверен, что это возможно — ведь как убить того, кто уже мертв — но ему хочется, чтобы она исчезла. Он устал от призрака девушки, которая была столь же бесячей и разрушительной в смерти, как и при жизни.

— Чего ты хочешь? — выплевывает Нэчжа, сжимая руки в кулаки.

Рин злобно ухмыляется, уклоняясь от ударов.

— Дело не в том, чего хочу я.

Они сражаются на берегах озера Боян, как будто завтра не наступит. Нэчжа настойчиво пытается загнать ее в воду, прежде чем вспоминает, что больше не может использовать свою силу так, как раньше.

Секундной заминки хватает, чтобы Рин схватила пылающими пальцами его за горло и окунула в воду.

— Я открою тебе секрет, — произносит она, отпуская его, и Нэчжа, тяжело дыша, выкарабкивается на берег. Рин наклоняется над ним, прижимая рот прямо к уху. — Если ты действительно хочешь, чтобы я ушла, тебе просто нужно отпустить меня.

Когда он просыпается, то все еще чувствует жжение на запястьях, руках, шее и горле. Кожа не заживает неделю, сколько бы он не обрабатывал следы ожогов мазями. Отметины словно говорят: «Я никуда не уйду».

«Я тоже», — думает он, погружая руки в ледяную воду посреди зимы.

Когда раны наконец заживают, Нэчжа обнаруживает, что новая кожа более темная и тонкая как бумага.

Рассматривая себя в зеркале, он понимает, что цвет такой же как…

Нэчжа в оцепенении возвращается к своей кровати.

«Так вот каково это — быть обожженным солнцем».

* * *

На пятую встречу он не теряет надежды одолеть Рин.

Он бросается в нее все, что есть под рукой. Рин всегда ловит снаряды, и Нэчжа гадает, пройдут ли они сквозь нее или сгорят, едва соприкоснувшись с кожей. Все, к чему прикасалась Рин, обращалось в пепел. Нэчжа бросает в нее нож, но она просто ловит его за лезвие, не обращая внимания на стекающую по ладоням кровь, и смотрит на него долгим взглядом: «В следующий раз постарайся получше».

Нэчжа не успевает моргнуть, как она яростным огненным вихрем бросается на него.

Слышится резкий треск, и он падает во тьму.

* * *

На шестую встречу Нэчжа разражается бранью.

Он проклинает ее до тех пор, пока не устанет, и тут же сожалеет обо все что наговорил.

Рин молчит. Просто наблюдает, как он беснуется, вызывая бурю в мире снов. Иронично, что человек, который никогда не был образцом самоконтроля, теперь стал воплощением терпения.

— Ты повсюду! — кричит Нэчжа сквозь раскаты грома. — Ты приходишь, будто делаешь одолжение, хотя я был в порядке. Потом ты появляешься и осуждаешь меня, потому что тебе больше нечем заняться…

Он не понимает, почему она все еще спокойно стоит прямо в эпицентре бури. Нэчже хочется ощутить ее ярость, потому что безразличие злит его еще больше.

— Ты не имеешь права, — выдыхает он. — Все не должно было так закончиться. Ты хотела, чтобы я жил, но не смогла последовать своему собственному совету.

«Это несправедливо», — думает он, и, возможно, произносит это вслух, потому что краем глаза видит, как Рин качает головой.

— Ничего из этого. Так что не забывай, почему ты убил меня. Это был единственный выход.

— Ты понятия не имеешь, каково это, — рычит Нэчжа, но голос чертовски срывается на середине. — И если ты на секунду задумаешься…

— Продолжай, — в голосе Рин нет и намека на насмешку. Буря продолжает бушевать. — Скажи, что хотел. Не сдерживайся. Ты это заслужил.

Следующие слова пронизывают все его существо.

«Продолжать жить всегда труднее».

* * *

На седьмую встречу Нэчжа отмечает, что у Рин снова две руки.

«Теперь она может убить меня двумя руками».

— Когда ты мертв, можешь делать что угодно, — поясняет Рин. — Ты должен как-нибудь попробовать.

— Ох, я ебал.

Рин задумчиво трет подбородок.

— Это можно устроить. Теперь у меня есть все время мира.

— Я даже думать об этом не хочу.

Они сидят на пирсе в Арлонге, в его любимом месте. Нэчжа любуется, как полуденное солнце золотит гребни волн.

— Ты думала о том, кем мы стали бы без войны? — спрашивает он после недолгого о молчания.

— Нет. У меня больше ничего не было.

— Но разве ты никогда не размышляла, что всего этого можно было избежать, а мы бы остались врагами?

Рин пожимает плечами и разбрызгивая воду ногой. По речной глади расходятся круги.

— Быть врагами уже звучит как война, тебе не кажется?

Нэчжу охватывает эмоция, которую он не может определить. Что-то очень похожее на сожаление.

* * *

На восьмую встречу он слушает ее.

«Ты спрашивал меня, задумывалась ли я когда-нибудь о том, кем стала бы без войны, и я сказала, что не знаю, но это полуправда. Правда в том, что я и так знаю ответ, и поклялась себе, что лучше умру, чем снова той девушкой.

В четырнадцать лет меня хотели выдать за человека в три раза старше и который был уже дважды женат. Таков единственный выход для людей на дне: для сирот войны и темнокожих девочек, как я. Раздвинь ноги, рожай сыновей и прислуживай человеку, который будет иметь надо тобой абсолютную власть. Я поставила все на Кэцзюй, а остальное уже история.

Раньше я думала, что знаю, когда именно все пошло не так, но теперь я уже не так уверена. Какое из этих событий стало переломным моментом: когда я посетила Пантеон и впервые почувствовала Феникса? Когда стерла с карты целую страну? Когда разменяла одну смерть на другую? Или когда сожгла остатки своей человечности и стала безумной?

Я сказала тебе, что ни о чем не сожалею и это правда. Я сделала с Федерацией то же самое, что они сделали со Спиром. Я сделала это ради каждого мужчины, женщины и ребенка Спира. Я впервые уравняла шансы, потому что когда нельзя добиться справедливости, приходится соглашаться на месть, а месть — это совсем иной вид голода. Так же, как и ненавистью — они горят жарче вместе.

И если у тебя не было надежды, только ненависть, то в чем разница?

Катай сказал бы, что я отклоняюсь от сути. Но дело в том, что война дала мне власть, а опьянение от власти — это еще один вид зависимости.

Я поклялась, что больше не буду той беспомощной девочкой, и была готова ради этого сжечь мир.

Самый важный урок я усвоила не в Синегарде. Никто никогда не объяснял разницу между доверием и лояльностью. Война делает лжецов из лучших из нас, и мне не нужно напоминать о том, как меня предало так много людей — кстати, я не сожалею о твоем отце — и какой слепой я была, что даже не задумалась о том, как должна выиграть войну, которая назревала десятилетиями и разыгрывалась в гораздо более грандиозном масштабе, которого я не осознавала до самого последнего момента.

Ты уже знаешь, что история идет по кругу. В войне нет настоящих победителей; только те, кто сумел выжить.

Возможно, у тебя получиться все исправить. Ты обязан попытаться. Но я думаю, что ты можешь сделать куда больше. Я надеюсь, что ты сможешь не просто выживать, а жить.

Стань тем, кто пересечет финишную черту».

* * *

Следующая их встреча кажется последней.

Рин стоит на почерневшем песке Спира, повернувшись к нему спиной, и смотрит на горизонт. Чернильные сумерки пронизывает едва заметный луч солнца.

— Поздравляю, — говорит она, не оборачиваясь. — Ты сделал то, что я не смогла. Теперь у тебя есть Республика и все, что захочешь.

«Все, но только не ты».

— Ты будешь править? Или ты будешь разрушать?

— Я проливал кровь за Никан не меньше тебя

Это правда — Рин прожгла для него путь, но он сдержал обещание все исправить.

— Ты никогда не спрашивал меня, почему, — Рин стояла совсем рядом, но казалось, что на другом берегу. — Ты спрашивал меня при встрече, чего я хочу, но никогда не спрашивал почему.

У Нэчжи пересыхает в горле, и он сглатывает.

— Так почему?

— Есть еще кое-что, что тебе следует услышать. Назови это катарсисом, если хочешь. Может быть, какая-то часть меня хотела провести тебя до конца.

Это не искупление и не прощение, но самое близкое к нему. Нэчжа примет все, что она предложит. На ум, словно эхо из другой жизни, приходят произнесенные когда-то слова: «Если ты действительно хочешь, чтобы я ушла, тебе просто нужно меня отпустить».

— Рин.

Наконец она оборачивается, и Нэчжа смотрит на это душераздирающее, ужасное лицо...

Он тянется к ней, как тянулся в прошлом, но именно сейчас все по-честному. Звезды мерцают над ними, и Нэчжа закрывает глаза, позволяя рассвету освещать все изнутри.

Он присаживается рядом с Рин на развалины, и они вместе наблюдают за восходом солнца.