не вздумай меня выбирать (джен)

и будет тебе так плохо, до рвоты.

и будет холодной кровать.

и если есть выбор: я или кто-то,

не вздумай меня выбирать.

Рейнира думала, что была рождена для гнева. Неугасающего, разъедающего, как яд, — на слабовольного, слепого отца; на жалкое подобие мужа, подсунутого ей в столь же жалкой жажде власти; на Деймона, который, в конце концов, тоже бросил.

Может, за неё говорила злость, порождённая усталостью и бесконечной битвой, в которой ей даже положиться было не на кого. А может, дело было в обиде… В том самом детском и постылом⁽¹⁾ чувстве, что рождалось из болезненного, но требующего своего признания: никто не выбирал её. Возможно, они с Алисентой были не такими уж и разными, как казалось. Возможно, всё, что у них было — это утробы, кровь и воспоминания, сплетённые в трагичный узор.

Рейнира устала. Боги знали, как она устала сражаться в одиночку, таща за собой, словно балласт, мужа, который даже не пытался скрывать своих предпочтений. Как будто он единственный потерял часть себя на их злополучной свадьбе. Как будто ему одному приходилось смотреть, как убийца остался безнаказанным.

Рейнира каждый день приветствовала отца за завтраком, заглядывала ему в глаза и улыбалась, понимая, что если бы не его, пусть и жалкая, благосклонность, то её уже давно бы раздавили. Осознавала она и то, что он зарезал её мать ради мальчиков, которых, казалось, и не хотел теперь вовсе. Зачем он убил королеву Эймму? Ради чего сделал Рейниру наследницей, превратив в мишень для стервятников? Почему завёл новую жену?

Рейнира понимала Лейнора куда лучше, чем тот думал. Но в отличие от него, она несла своё бремя, пока он даже не пытался. Как будто ей было мало одного Деймона.

Рейнира была год в браке, её чрево оставалось пустым, а лоно чахло. Она устала от мужчин. Устала от идиотов, что разрушали каждое её усилие. Деймон мог наслаждаться жизнью в Эссосе, летать со своей женой, наслаждаясь красотами свободных городов, сжигать дотракийский орды и игнорировать любую ответственность за свои действия. Лейнор мог развлекаться со своими рыцарями прямо в городских тавернах, позоря её ещё сильнее, напиваться и чествовать своё горе по потерянной любви. Рейнис могла требовать от неё невозможного и несбыточного, прекрасно зная, кем был её сын, но всё равно осуждать за бесплодные попытки зачать хотя бы одного наследника. Корлис мог пестовать своё возвращение ко двору, прибывая в сладких иллюзиях о своей крови на троне. А Алисента — да закрой ты свой поганый рот, тупая блядь! — могла зубоскалить сколько ей вздумается, обвиняя Рейниру в безбожие и обмане, оставаясь при этом абсолютно святой, родившей трёх килограммового недоношенного ребёнка⁽²⁾. Алисента смела требовать от Рейниры понимания женской доли, но отказывала ей в том же самом. Пожалуйста, Боги, Рейнира не собиралась им мешать, — она была сыта ими по горло.

В один из дней Рейнира просто поднялась в небо Вестероса, а опустилась на берегах Летних Островов. Время исчезло с границ сознания, стираясь, превращаясь в бесконечный поток, часы обращались секундами, и стоило взмахнуть ресницами, как дракон преодолевал мили. Этот полет занял несколько дней, но пролетели они подобно мгновению, из которого Рейниру вывело лишь болезненное чувство голода. Сиракс унесла её туда, где не было лживых взглядов и театральной постановки имени королевской семьи.

* * *

Солнце окрашивало её кожу в непривычный золотистый цвет. Рейнира смеялась, что стала ещё больше похожа на Сиракс, и удивлялась, почему загар не оборачивался привычной болезненной краснотой. Волосы быстро пропахли солью, и Рейнира позабыла сладкий аромат отдушек или масел. Она хохотала, когда ветер подхватывал лёгкие полы платья. Воздушные шелка сменили тяжёлую парчу. Вместо золота и рубинов на её руках звенели ракушки, и в их незамысловатом и глухом звоне Рейнире чудился соколиный стрёкот.

Летнийцы возводили плотские удовольствия в религию, в способ поделиться с миром величайшим наслаждением, точно искусством. Они добровольно бросались в омут страстей, не стыдясь ни своих тел, ни желаний. Рейнира краснела, бледнела, а потом начала наслаждаться.

— Дети принадлежат матери, — улыбалась светлоокая летнийка.

Рейнира не запомнила её имени, но женщина вполне сносно говорила на одном из диалектов валирийского. В её речи рычащие нотки превращались в журчащую певчую трель, что вызывало смесь раздражения (валирийский снобизм не могло выжечь ничто) и очарования. Она была слишком яркой (буквально, её одежда переливалась всеми красками мира) и живой. Рейнира не могла глаз оторвать. Она знала, что не сможет долго наслаждаться этим буйством жизни, но всё равно жадно пыталась взять всё.

— Они приходят из её чрева и какая разница, кто их отец? Кто, кроме Богов, действительно, знает это?

«Я — Рейнира, дочь Эйммы», — она пробовала это обращение на вкус, и ей нравилось. Она добавляла tala⁽³⁾, и что-то теплое вспыхивало в её груди.

Это было почти в другой жизни, где королева Эймма, никогда не знавшая валирийского, продолжала называть её так, потому что это нравилось Рейнире, потому что это делало их ещё ближе друг к другу.

Эти времена прошли, а Рейнира осталась, как оказалось, одна. Её не было достаточно для Деймона, чтобы оставаться рядом, оберегая от придворных стервятников — важнее было доказывать что-то брату. Её оказалось слишком много для скорбящего отца — вечное напоминание о покойной жене и каждой из родовых неудач. Для королевства Рейнира была всем сразу, и всё равно — не тем. Для Лейнора оказалось слишком женщиной, как, впрочем, и для его матери. Старые раны держали крепко не только её. Что ж, не ей было судить.

Рейнира вдохнула аромат соли, смешанной со смолой, которой Чайни (она вспомнила имя) покрывала упругое дерево, готовящееся стать луком. Рейнира кивала и думала, что тоже почти готова была стать кем-то другим.

Сиракс училась охотиться сама. Рейнира — тоже.

Они исчезли с Летних Островов за неделю до прибытия Морского Дыма, будто какое-то провидение потянуло её дальше.

Рейнира не нуждалась в королевских посланиях и глупых вопросах Лейнора. Ещё меньше она хотела слышать обещания, которые он не собирался держать. Они могли просто избавить друг друга от лишней лжи.

* * *

Тётя Сейра смотрела на неё слишком понимающе. Даже в своём возрасте она не утратила той валирийской красоты и утонченности, о которой всегда шепталась столица. Она была прекрасна.

У неё не было дракона, и своё положение Сейре пришлось выгрызать у судьбы, расплачиваясь единственным, что принадлежало ей самой. Оттого на плечах её лежала едва заметная скованность, тяжесть, что невесомой вуалью окутывала всю фигуру, прибивая к земле. Это была цена за свободу, за жизнь, в которой не было королевской четы и ханжества Вестероса. Но даже добровольно отданная плата всё равно оказалась непомерно высока.

Рейнира не испытывала жалости, как и Сейра не пыталась ужалить за то, что племянница имела то, в чём ей самой было отказано. В ней смешивалось принятие мира и себя с чувством прожитой боли. Рейнира хотела бы этому научиться.

— Слухи о том, где ты, очень быстро облетят берега, — заметила она.

Рейнира пожала плечами, почти безразличная к этому.

— Сегодня я здесь — завтра буду там, какая разница, кто управляет временем? — легкая улыбка украсила её лицо.

Даже долгие перелёты и соль не смогли оставить и тени морщин. Она наслаждалась своей Таргариеновской, почти противоестественной красотой по-новому. Скинув тяжёлые одежды, набившие оскомину приличия, она сияла в обрамлении из воздушных тканей и кожаных верховых костюмов. Деймон бы сказал, что бриллиант в дешёвой оправе — всё ещё бриллиант. Деймона покоробило бы то, как легко она переняла низкие диалекты и как ловко они слетали с её языка, скрывая в толпе. Но его здесь не было, а Сейра была куда более гостеприимной хозяйкой.

— И то верно, — тётя Сейра фыркнула, а потом ухмыльнулась, — но было бы забавно, если бы твоим родичам пришлось искать тебя аж до самого Асшая или Наата?

Рейнира понимающе на неё посмотрела. За «твоими родичами» стояла слишком старая история, которую Рейнире никогда не доводилось слышать из уст очевидцев, а меж тем официальной версии едва стоило доверять безоговорочно.

— Признаю, было бы забавно отправить Лейнора по следам его отца⁽⁴⁾.

— О, это же можно устроить!

Сейра всплеснула руками, точно была совсем юной девицей, и Рейнира на секунду позволила себе потеряться в этой маске. А сколько их ещё было у этой гордой и независимой женщины? Рейнира откинулась на кушетку, прикрыв глаза на пару мгновений, потянувшись к связи с Сиракс. Это стало уже привычным делом, повторяющимся каждые пару часов. Это придавало ей дополнительную уверенность, напоминание, что на этом пути она была не одинока, что, несмотря ни на что, рядом с ней всегда оставалась хотя бы одна живая душа, для которой она оставалась единственным выбором.

Её оказалось недостаточно даже для прекрасной, жертвенной королевы Эйммы, что уж говорить об отце и дяде, но Сиракс… Для Сиракс она всегда была первым и единственным выбором. Рейнире было суждено пробудить золотое драконье яйцо и отправиться в полёт всего в семь именин от роду. Это напоминание оставалось тем немногим, что ещё держало её на плаву.

Тётя Сейра была ровно такой, какой Рейнира не ожидала её увидеть. Вольные города были полны валирийских черт, но в Сейре была заметна та особая, Таргариеновская стать, которую Рейнира уже давно не видела в столице. Это было то, по чему она скучала, и одновременно то, что причиняло боль, напоминая о слишком многом.

* * *

— Я так и не смогла узнать, что на самом деле случилось с Визеррой, — призналась Сейра, когда они распивали вино, сидя у самой кромки воды. — Мать писала, но я сжигала все письма. Может, в них было что-то…

Сиракс охраняла их спины, отпугивая от пляжа всех ночных гостей. Вино развязывало языки, хотя Рейнире больше думалось, что она просто была первой Таргариен за многие годы, кто мог понять Сейру. Рейнира знала, что Деймон порой навещал тётю в своих путешествиях по Эссосу, но, в конце концов, он был всего лишь мужчиной. Ещё одним.

— До сих пор не могу себе этого простить.

— Мне казалось, что с Визеррой никто не ладил.

— Она была десятым ребёнком, едва ли родителям было до неё дело, — Сейра презрительно фыркнула. — Визерра была надменной, капризной, избалованной вниманием придворных дрянью… и моей сестрой. А я даже не знаю, была ли она просто дурой, которая упала с лошади, или это просто ещё одна история, сочинённая для публики.

Сейра сделала ещё один глоток из бутылки. Казалось, в таком возрасте ей уже не пристало так себя вести, но, видимо, она давно не чувствовала себя такой спокойной и свободной — говорить, что угодно, делиться с кем-то, кто понимал, все эти блядские семейные проблемы Таргариенов. Забавно, что в её случае, проблемы были действительно блядскими.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Рейнира, делая более осторожный и размеренный глоток.

Ей не хватало выдержки пить крепкое и забористое вино, как воду. Да и Сиракс терпеть не могла алкогольные пары и могла потом долго ворчать на свою всадницу.

— Ты ведь знаешь о моём распутстве?

Рейнира кивнула.

— Видишь ли, за всем блядством мы, мои друзья и я, пытались скрыть куда более тяжкий, в глазах Семерки и моих родителей, грех, — Сейра скривилась, — хотя странно называть это грехом для тех, кто женился в Четырнадцати, и всё же! Моя подруга, леди Мур⁽⁵⁾, мы были влюблены…

Мягкая улыбка украсила её уже немолодое лицо, и Рейнира удивлённо посмотрела на неё. Было в этом что-то старое, ласковое и бесконечно нежное, что-то оставшееся в той, другой, жизни, которая тоже была у Сейры.

— Если бы об этом узнали… — Сейра пожала плечами и сделала ещё один жадный глоток прямо из бутылки. — Быть блядью было проще, хотя и признаю, что по этой части я на роль септы тоже не претендовала. Я брала то, что хотела, но Пери… Мы скрывали, не без помощи всех остальных, но отец все равно узнал. Уж не знаю, рассказал ли кто-то, когда… Да и не важно это уже. Это должно было однажды закончиться и закончилось.

— Успешно скрывались, — не могла не признать Рейнира.

Да, признаться, эта часть зацепила её сильнее всего, потому что даже будучи частью династии, она никогда не слышала ничего подобного даже от придворных сплетников. Они действительно были хороши в отличии от её гребаного мужа.

— В отличие от твоего муженька, — Сейра усмехнулась и расхохоталась, вызывая у Рейниры кислую, вымученную улыбку.

— Боги, даже на берегах Эссоса об этом в курсе?! — Рейнира просто не могла сдержать этого вскрика.

Она так сильно ненавидела сейчас Лейнора и весь свой брак. Ей не было дела до природы его пристрастий. Деймон проследил, чтобы влияние Четырнадцати и Фригольда в ней преобладало над всем Вестероским, но она не могла сражаться в одиночку. Они оба не желали этого брака — и тем не менее склонились перед своими семьями. Они были всадниками на драконах — у них был выбор куда больший, чем у Сейры или Визерры, но они выбрали остаться. И пока Рейнира была вынуждена сражаться в одиночку… Пока она вела войны, которые касались обеих их семей, Лейнор был бесполезен даже в спорах с собственной матерью.

Рейнира устала от него и от Веларионов сильнее, чем от выходок Деймона, что было само по себе показателем. Всё её понимание, все семейные чувства — всё смыло прибоем, остались лишь острые камни.

— Ну-ну, — Сейра продолжала смеяться, — где, по-твоему, отдыхал и проводил свои нечастые весёлые ночи твой муженёк во время войны за Ступени? В Дорне? Брось, у него был дракон и целый материк свободных взглядов.

Рейнира поспешила сделать глоток.

1) разг. вызывающий к себе неприязнь, отвращение, надоевший, нелюбимый

Вернуться к тексту

2) Намек на то, что все знали, зачем Эйгон появился «раньше срока» — чтобы время зачатия не выпало на дни до свадьбы…

Вернуться к тексту

3) «дочь» (высок.валир)

Вернуться к тексту

4) Речь о плаваниях лорда Корлиса, который в своих путешествиях, в том числе, дошёл до Асшая

Вернуться к тексту

5) Перианна Мур

Вернуться к тексту