Who are you counting on (джен)

«Это был трудный год, друзья! Но каким ещё мог быть год, который начался с горящей крыши Нотр-Дама..?» 

«Должен сказать, что от последних новостей горит не только крыша: Палата лордов Великобритании приняла Закон о выходе страны из Евросоюза, а в китайской провинции Ухань продолжает расти число заболевших загадочным вирусом…»

Крышка ноутбука хлопнула у Армана перед носом, и прекрасная, как Елена, жена его лучшего друга, уставилась на него сверху-вниз с таким негодованием, как будто это он нарушил её личное пространство самым наглым образом и не спросил её мнения по этому поводу. Кастрюля за её спиной была символично близка к закипанию, и в переднике его почтенной матушки вид мадам Бутийе имела весьма устрашающий. 

На свадьбе Клода Арман был уверен, что его жизнь и любовь разбиты навеки и вдребезги — но иногда он был склонен думать, что ему скорее повезло, чем нет. 

— В чем дело? — произнёс он сипло и уныло, хохлясь на ветхой, дрожащей от каждого движения кушетке, которой пора было на свалочную пенсию ещё в те далекие времена, когда Арман мог растянуться на ней во весь рост. 

— У тебя депрессия — вот в чем дело. Новости тебе противопоказаны, — веско припечатала Мари, оттаскивая ноутбук подальше от его владельца и стараясь не задеть салатницы и разделочные доски, загромоздившие все близлежащие поверхности. 

— Я в порядке, — возразил Ришелье, засовывая руки в рукава старого отцовского халата, который его заставили надеть почти что силой. — Если не считать бронхита и того факта, что я уже не могу сам решить, что мне смотреть. 

— Ты можешь посмотреть на Сумиз, — пожала плечами Мари. 

Упомянутая кошка беззаботно дремала на истертом коврике, ничуть не смущаясь его антикварного вида, и блаженное выражение её очаровательной мордочки обещало миру вечный покой. Но Арман не был склонен верить в слишком счастливое будущее в данный момент, и спустя нечеловечески долгий месяц, проведённый им в родительском доме, он успел настолько разочароваться в жизни, что даже его пушистые любимцы больше не казались ему утешением. Страшно сказать — они его почти раздражали. 

Так что, скорее всего, милая Мари была права — он угодил прямиком в депрессию. Но, как и многие ответственные люди, оказавшиеся в подобной ситуации, он не собирался признаваться в этом даже себе. 

А чтобы не признаваться — нужно избегать свидетелей, поэтому Арман попытался незаметно выскользнуть из-под надзора своей излишне заботливой подруги, но Мари, казалось, имела глаза на своём очаровательном затылке, потому что она даже не обернулась: 

— Куда это ты собрался? Ты ещё не делал ингаляцию! 

Призрак его матери был готов одобрительно кивнуть со своего потресканного портрета на стене и прибавить что-нибудь вроде: «Ты же не хочешь, чтобы наш добрый Спаситель расстраивался из-за тебя, Арман? Так будь же хорошим мальчиком, дорогой». 

— Мне тридцать девять лет, — пробормотал Ришелье себе под нос, не вполне уверенный насчет адресата этой реплики.

— Да хоть сто тридцать девять, вы — мужчины превращаетесь в упрямых детей, когда болеете. Если бы мы не заставляли вас прилично лечиться, человеческий род давно бы вымер. Так что садись и дыши! 

— Очевидно, ты не встречалась с ипохондриками, — проворчал Арман, с тоской возвращаясь на своё место. — Они ещё хуже. 

— Назови меня занудой, но лучше десять раз перестраховаться, чем один раз помереть. 

Арман не стал уточнять, что он предпочёл бы второй вариант и подпер рукой лихорадочно тяжёлую голову. Мари же принялась колдовать над ингалятором, который она предусмотрительно притащила в Пуату вместе со всей домашней аптечкой Бутийе, когда Мари-Мадлен настучала ей на своего «невезучего дядюшку», так некстати заболевшего прямо под Рождество. 

Его драгоценная племянница всегда крайне точно подбирала определения. Невезение было именно тем, что преследовало Армана в последнее время, и он все больше подозревал, что эта тёмная полоса вряд ли когда-нибудь закончится. Не то, чтобы он был пессимистом — ни в коем случае — но куда бы его неоспоримо рациональный разум ни тыкался, он везде находил только мрачную стену из отчаяния, и воздуха в этом тревожно замкнутом пространстве становилось с каждым днём все меньше. 

— Эй, а ну прекрати это. 

Арман поднял на Мари усталый взгляд. 

— Прекратить что? 

— Жевать это по кругу. 

Прошло столько лет, а она понимала его все так же хорошо. С другой стороны, он бубнил одно и то же со дня их приезда, и догадаться о ходе его мыслей было в кое-то веки нетрудно.

— Легче сказать, чем сделать, — вздохнул Арман, забирая у нее пластиковую маску. 

— Ты не умеешь наслаждаться моментом, — пожурила его мадам Бутийе. 

— Я в экстазе. Разве не заметно? 

Мари покачала головой, улыбаясь так, как будто он был подростком, который устраивал драму на пустом месте.

— Не воспринимай все слишком трагически. В конце концов, могло быть и хуже. Ты еще легко отделался. 

— Отделался от единственного источника дохода моей семьи, — мрачно усмехнулся Арман. 

— Я говорила о Медичи, — уточнила Мари, едва заметно скривив губы. — До сих пор не понимаю, как ты умудрился спутаться с кем-то вроде нее. Мне всегда казалось, что у тебя вкус получше. 

Ему послышалось, или в её голосе прозвучала ревность? 

Он пресек любые попытки своего воображения развить эту мысль и сунул нос в намордник ингалятора.

— Не то, чтобы это было мое дело, конечно, — сказала Мари тем тоном досады, которым пользуются, когда дело на самом деле очень даже есть. — Но знаешь, учитывая то, что случилось с её мужем — нам вообще повезло, что ты остался жив. 

Она несколько сгущала краски. На самом деле, доказать причастность Медичи к инциденту с бедолагой Бурбоном было практически невозможно, и Арман знал это очень хорошо, потому что он сам неоднократно пытался — особенно после того как понял, что нажил себе заклятого врага в лице этой дамочки. Но либо эта рептилия в гуччи была намного умнее, чем казалась на первый взгляд, либо теория о черной вдове была всего лишь домыслом, раздутым желтушниками до размеров слона в комнате. 

— Так что не обижайся, — продолжила Мари, пока он дышал приторными испарениями лазолвана. — Но в каком-то смысле я даже рада, что твоя карьера закончилась. По крайней мере, теперь мне не обязательно согласовывать время с твоим секретарем для того, чтобы просто поговорить с тобой по телефону, — видит Бог, она пользовалась этой возможностью даже больше, чем было прилично. — А про деньги вообще не думай: пока мы с Клодом можем помочь, никто из вас не останется на улице. Или ты правда считал, что мы бросим Мари-Мадлен или Николь? Или даже, прости Господи, Анри? 

Арману, вероятно, стоило пустить сентиментальную слезу. Но в маске делать это было несподручно, да и мысль о том, чтобы повиснуть на банковском счете у друзей — пусть даже и лучших — большого облегчения не приносила. Тем более, что Бутийе помогали его семье далеко не в первый раз. 

Но конечно — конечно — он был им благодарен. За все и даже больше. 

— Ладно, закончишь с ингаляцией и пойдёшь в постель, — сказала Мари, очевидно, закрывая тему. — Ты, кстати, надел тёплые носки? 

Арман высунул ноги с другой стороны стола, чтобы подтвердить наличие носков из чистой шерсти, которые он мечтал снять с тех пор, как натянул их на себя. Помимо запредельного уровня чесучести, они отличались ещё и безумной пестроты расцветочкой, которая, согласно художественной задумке, должна была поднимать ему настроение, но в конце концов делала его похожим на грустного клоуна. 

Мари кивнула с садистски довольным выражением лица и продолжила безмятежно взбивать что-то в миске. Чью-то душу, вероятно. Она не согласилась бы на меньшее. 

Ингалятор приглушенно пискнул, когда раствор внутри кончился, и Арман с облегчением избавился от маски, которая давила ему на переносицу. 

— Все? — тут же оживилась Мари и протянула ему градусник. — Отлично: теперь температура. 

Арман посмотрел на термометр в её руках взглядом умирающего, которого пытаются вытащить с того света целебной силой подорожника, и тяжко вздохнул. 

— Ну, давай-ка, открывай рот. 

— Когда-нибудь у тебя закончатся вещи, которыми ты можешь меня заткнуть, — пробурчал он, недовольно потирая нос. 

— Будешь выпендриваться, я засуну его тебе в задницу, — предупредила Мари. 

Арман забрал у неё градусник, ни секунды не сомневаясь, что она действительно могла это сделать. 

Ему все же невероятно повезло не жениться на этой женщине.