Подводная лодка в степях Жутколесья (джен)

Сергей был обычным наладчиком цехового оборудования, имел жену, восьмилетнего сына и двадцатипятилетнюю ипотеку. Но с самой юности он лелеял мечту написать роман. О небольшой средневековой деревушке окруженной непроходимой чащей, прозванной за то в народе Жутколесьем, где творятся странные и необъяснимые разности, которые должен расследовать Арторий Отважный — бесстрашный герой, ловкий мечник и неутомимый следопыт.

Вынашивая сюжет годами, покрутив его и так и эдак, Сергей наконец набрался смелости, открыл текстовый редактор и написал первую строчку. За первой пришла вторая, за второй — третья, а дальше он и сам не заметил, как, работая вечерами, ухитрился настрочить целых десять глав будущего шедевра. И все шло прекрасно до того злополучного дня…

Она стояла за ним в очереди, сухонькая старушонка с «баклажкой» «Жигулевского» и банкой соленых огурцов. Сергей тогда весь ушел в себя, обдумывая очередной хитрый злодейских ход, который с блеском раскроет его герой Арторий. Но что-то у новоиспеченного писателя не ладилось. Злодейские козни получались либо слишком сложными, либо попросту глупыми, и Сергей отчаянно злился на свою бестолковость.

— А не пустишь ли ты меня вперед, милок? Поклажа моя невелика, а ты — вона — с целой телегой стоишь, — услышал он старческий надтреснутый голос. Сергей молча подвинулся, пропуская бабулю с ее пивом и огурцами.

Кассир принялась пробивать товар, и тут выяснилось, что у бабки не хватает денег. Мол, цена на ценнике была одна, на кассе — другая… Старуха скандалит, продавцы нервничают — форменный дурдом. Сергей попытался было снова вернуться в мир грез и выдумать-таки злодею интересную сюжетную линию, но когда Арторий Отважный завопил: «Галя, у нас отмена!» — понял, что ничего выйдет.

— Я оплачу, — вздохнул Сергей. — Пробейте бабушкины покупки в мой чек, и я оплачу, — обратился он к кассирше.

На улице, ловко обернув «полторашку» черным пакетом, старушка хлестала пиво прямо из горла.

«Странно, — подумал писатель, — бабка как бабка, на алкоголичку не похожа».

— Подь-ка сюды! — Старушенция ткнула в него початой бутылкой, и Сергей, сам не зная почему, поплелся к ней.

— Добрый ты человек, — довольно крякнула бабуся, — добрый и отзывчивый. А коли так, вознагражу я тебя по-яговски:

Средь стволов в бору сосновом

Носит ветром лист кленовый.

Будет место чудесам

В мире, что придумал сам.

Если хочешь знать ответ

Загляни в этот пакет.

И бабка действительно стянула с бутылки черную «майку», развернула ее, а Сергей, точно дурак какой, полез глазеть внутрь. Внезапно голова у него закружилась, вокруг все поплыло, словно на детской карусели, замелькало быстрее, быстрее, быстрее...

Очнувшись, писатель обнаружил, что лежит лицом на брусчатке. Кряхтя и охая, Сергей поднялся на ноги и огляделся: супермаркет внезапно куда-то исчез, взамен него писателя окружали милые одноэтажные домики с покатой крышей, а вдали виднелся шпиль то ли ратуши, то ли часовни.

— Задолбали твои кошаки, — вывел его из ступора чей-то истеричный вопль. Писатель повернулся на голос и увидел молодую женщину в льняном крестьянском платье, точно с ирландского фольклорного фестиваля, огненно-рыжую, с выдающимся бюстом. Она стояла в цветущем палисаднике и кричала соседу через забор: — Никакого сладу нет, пораксопали все вокруг, позагадили, изверги блохастые.

— Но, госпожа Айрин, — примирительно ответил ей сосед — худощавый мужчина средних лет в черном плаще и островерхой шляпе, — коты — исключительно чистоплотные животные. И — прошу прощения — фекалии свои привыкли аккуратно закапывать в ямку.

— Картициус, ты мне зубы не заговаривай...

«Айрин? Картициус? Что?!»

Тем временем мимо палисадника прошагал высокий мечник в кольчуге и стальной кирасе. Он повернулся к Айрин и выкрикнул:

— Без двух минут двенадцать!

— Благодарю. Сама бы я ни за что не догадалась, — саркастично хмыкнула женщина и демонстративно поглядела на башню с огромными часами, которые, и правда, не заметить было сложно. — Как же он меня бесит, — буркнула она, когда воин удалился на почтительное расстояние, — индюк надутый.

В этот момент на площадь, в двух шагах от писателя, из домов, дворов и закоулков посыпали люди. Взрослые, старики, малышня, все в очень странной одежде, будто сшитой по средневековой гравюре. Они переговаривались, шутили, хохотали, пока не заняли какие-то строго определенные, только им известные места по периметру площади. А затем как один уставились на башню с часами.

«Бу-у-ум», — поспешили глухо «бомкнуть» часы.

— Кондитер Даниэль был обвинен несправедливо! — громогласно заявил недавний мечник и ткнул пальцем в сторону дворика дядьки-кошатника в остроконечной шляпе: — Это злой колдун Картициус наслал на него морок. Вот доказательства!

И мужчина вытряхнул из поясного мешка пучки вонючей травы и блестящие кристаллы.

— Ах, Арторий! Что бы мы без тебя делали? — воскликнула рыжая Айрин, бросилась к мечнику и повисла у него на шее, напрочь позабыв, что две минуты назад обругала того индюком.

Писатель судорожно вздохнул, сделал пару нетвердых шагов, прислонился спиной к стене какой-то лавки и схватился рукой за левый бок. Но не в области груди, а намного ниже. Пребывая в сильнейшем шоке, организм, видимо, дал сбой, и у Сергея вместо сердца прихватило поджелудочную.

«Картициус! Айрин! Даниэль! АРТОРИЙ!»

«Наверное, я спятил. Сошел с ума. Лежу где-то в клинике, и это все мне кажется».

А на площади, как ни в чем не бывало, продолжала разворачиваться драма с разоблачением. Арторий гордо поблескивал нагрудником кирасы, рыжеволосая Айрин продолжала висеть на нем, томно вздыхая, Картициус визгливо выкрикивал угрозы, хотя совсем недавно, когда он читал лекцию о чистоплотности котов, голос у него был вполне приятный с интересной хрипотцой.

«Сейчас колдун произнесет заклинание, а затем исчезнет», — подумал писатель и захихикал.

— Астрабиум фала! — гаркнул Картициус, его тут же окружил черный дым, когда дым рассеялся, выяснилось, что чародей действительно испарился.

— Возлюбленный Арторий, — воскликнула Айрин, — Картициус наверняка затаил обиду.

«Не страшись, любимая».

— Не страшись, любимая...

«Мой меч сильнее любых заклятий».

— Мой меч сильнее любых заклятий.

«Это сон. Какой-то идиотский, чрезвычайно реалистичный сон».

«Бо-о-ом!» — тем временем напомнили о себе часы, а Сергей от неожиданности тонко пискнул и подскочил на месте.

— Ну вот, закончилась десятая глава, — заявил тот, кого назвали кондитером Даниэлем.

— Напряженная выдалась работенка, — поддакнул злой колдун Картициус, вылезая из-под куста.

— Ах ты, козел безрогий! — неожиданно заверещала Айрин и отвесила Арторию Отважному звонкую оплеуху. — Вы видели? Нет, вы видели? Этот урод меня за задницу схватил.

— Сдурела? Не хватал я тебя за зад, — возмущенно парировал Арторий.

— Не оправдывайся! Вот отведу тебя к старосте, будешь знать, как лапать честных женщин...

— Прекратите! — заорал писатель и уставился на толпу совершенно безумными глазами. — Как я здесь оказался? И кто вы, вашу мать, все такие?

К Сергею, отряхивая листья и веточки с черного плаща, подошел чародей. Он лучезарно улыбнулся и протянул писателю руку.

— Картициус, местный черный маг. Человек в кольчуге — Арторий Отважный, воин и следопыт, рыжеволосая леди Айрин — его возлюбленная. Мы главные герои книги «Тайны Жутколесья». А вы, молодой человек, из какого произведения будете?

— Из произведения? Да при чем здесь произведение? Я писатель! И «Тайны Жутколесья» — мой роман.

С минуту вся площадь недоуменно таращилась на Сергея. Затем по толпе пролетел недовольный шепоток, а мужчина в длинном фартуке и коричневых нарукавниках прошагал к ним, упер руки в боки и пробасил:

— Ах, это ты? Ты, значит, автор? Ты, значит, эта скотина? — Мужчина глубоко вздохнул и закончил внезапно совершенно спокойно: — Идем со мной на скотобойню, буду из тебя отбивную делать.

— За что? — пролепетал Сергей.

— За все хорошее! — рявкнул мясник Вацлав (а, судя по всему, это был именно он), аж в ушах зазвенело. — Он еще имеет наглость спрашивать. Кто придумал мне такую биографию? Речная фея? В детстве я заблудился и жил две недели в лесу — раз! Мать хотела утопить меня в реке, чтобы избавиться от лишнего рта — два! В четырнадцать лет в амбаре меня изнасиловал упившийся медовухи дядя... Вы вдумайтесь: дядя! Родной дядя! Ты чо извращенец? И какой в итоге рейтинг будет у романа? Тридцать девять — плюс? А ты знаешь, что ждет героев непопулярных книг? То же, что и недописанных — они исчезают. Поэтому немедленно, слышишь, немедленно меняй сюжет и выкидывай оттуда пошлятину.

В процессе этой весьма эмоциональной тирады к ним успел присоединиться Арторий. Он мягко положил руку на плечо Вацлава, и мясник, потупившись, замолчал.

— Боюсь, дружище, возникшая перед нами проблема гораздо глубже и сложнее. Боюсь, автор не сможет не только ничего исправить в своем произведении, но и просто закончить его. Раз уж, как ты и сам видишь, находится здесь, в нашем мире.

Мясник отчетливо икнул и уставился на Сергея в полнейшей прострации.

Все зашумели, загалдели. А писатель, как не уверял себя, что находится в бредовом сне или наркотической галлюцинации, с каждой секундой все больше убеждался: происходящее вокруг — реальность. Он действительно попал в собственную книгу, где герои, точно актеры театра, собираются в назначенный час и начинают «играть» его персонажей, а остальное время живут какой-то своей, неведомой Сергею жизнью.

«Исчезнем. Мы все исчезнем», — зазвучали все чаще испуганные возгласы.

Сергей тихонько взял под руку Картициуса (тот показался ему самым адекватным из собравшихся), отвел в сторону и спросил:

— О чем это они?

— Вы же слышали Вацлава, — ответил чародей. — Со временем герои нечитаемых или незаконченных романов исчезают, стираются из литературной вселенной. Подобная судьба может постигнуть и нас, если не найти способ вернуть вас обратно в мир авторов, где вы продолжите писать.

— И как же мне вернуться?

— Сие никому не ведомо. Хотя были уже похожие прецеденты. Из недавнего: одна мангака попала в тело злодейки в «Серебряных нитях лунного света», сперва пыталась выбраться, но влюбилась в главного героя, да так и осталась в книге, благо произведение было и завершенным и достаточно популярным.

— Постойте! — Сергей едва не потерял дар речи от внезапной догадки. — Выходит, если вы вдруг исчезнете из литературного мира, то и я вместе с вами, раз уж меня угораздило сюда попасть.

— Что ж, это весьма вероятно.

Пока они взволнованно шептались, к писателю незамеченным успел подойти Арторий, и Сергей даже подпрыгнул от неожиданности, когда тот заговорил:

— Сдается мне... — Герой-следопыт сосредоточенно потер подбородок. — Сдается мне, в данный момент не столь важно вернуть вас в мир авторов, как найти средство просто связаться с ним. Ведь не имеет принципиального значения, кто конкретно пишет роман, главное, чтобы его вообще писали.

«Точно, — подумал Сергей и полез в карман за мобильным, но замер на полпути. — Идиот! Это — фэнтезийное псевдо-Средневековье, откуда здесь сотовая связь?»

— Есть средство! Есть! — закричал какой-то мужчина. — NPC, Мужик В Лохмотьях, — представился дядька.

— Иванов Сергей Сергеевич, — ответил писатель и пожал NPC руку.

— Помните про храм Единственной Возможности? — обратился мужчина к толпе. Некоторые согласно закивали, а дядька тут же схватил Сергея за руку и потащил через площадь к ветхому домишке. — Это способ связаться с нашим создателем, — объяснял он дорогой. — Когда автор впадает в неразрешимый творческий кризис или начинает сочинять совсем уж галиматью, мы — жители его произведения — можем подсказать ему, допустим, во сне, куда дальше должен двигаться сюжет. Другое дело, что использовать Единственную Возможность можно только раз в книгу. То есть у тебя всего одна попытка. Так что воспользуйся ей с умом.

В домишке было совершенно пусто, из мебели — пыльный стол, на котором стояла печатная машинка.

— Вот оно, средство связи, — торжественно провозгласил NPC. — Как пользоваться сам должен будешь разобраться. Не смею мешать.

И Мужик В Лохмотьях выскочил на улицу, прикрыв за собой дверь.

Сергей подошел вплотную к столу, уставился на машинку. Та внезапно заискрилась, засветилась всеми цветами радуги, пока не превратилась в старинный телефон, как из фильмов про начало двадцатого века. Иванов с минуту простоял в замешательстве, затем вздохнул и снял трубку.

* * *

Лена держала мобильный с включенной громкой связью в руке. Часом ранее к ней заглянула Танька Мохова, и они решили посплетничать на кухне под рюмочку чая.

Когда Елена начала всерьез задумываться, где же это задерживается ее супруг, тот поспешил объявиться, правда, по телефону.

То, что плел Сергей, не лезло ни в одни ворота. Лена включила громкую связь.

— ... можешь думать, что хочешь, верить, во что хочешь, но заклинаю тебя, пиши роман! Я не подшучиваю над тобой, я совершенно серьезен. Серьезнее, чем когда-либо. Зая, если ты проигнорируешь мою просьбу, мне — конец.

Пауза.

— В ящике комода... В ящике комода под футболками лежат сто двадцать тысяч, наличными. Заначка. Я копил на мотоцикл. Прости, что не сказал. Забери деньги себе. Если угодно, они — твой гонорар. Только, ради богов, пиши этот треклятый роман! Леночка, милая, пиши, любимая моя...

В эту секунду связь прервалась, и воцарилась тишина.

— Твою ж, — выругалась Лена и попыталась перезвонить вначале на неизвестный номер, а затем Сергею. Безрезультатно.

Татьяна вдруг вышла из кратковременного транса, во время которого, не моргая, таращилась на Ленкин смартфон, и заявила:

— Зная Серегу много лет, — дольше, чем тебя, — могу сказать: судя по голосу, он совершенно трезв, а еще... напуган.

— Мне тоже так показалось.

Женщины смерили друг друга долгим взглядом, затем практически синхронно поднялись с мест и направились в большую комнату к ноутбуку.

— Что это может быть? — взволнованно спросила Елена, пока загружалась операционная система.

— Если исключить вариант всамделишного попадания Сереги в мир своей книжонки (тут Танька нервно усмехнулась), то в голову приходит только одно: парень от кого-то прячется, а злоумышленники удаленно проникли в ваш компьютер, и пока кто-нибудь продолжает писать его дурацкие вирши, создается впечатление, что это делает сам Сергей.

— Идиотское какое-то объяснение.

— Согласна, но ничего толковей придумать не могу... Знаешь, подруга, давай-ка дождемся утра, и там уже на свежую голову решим, что делать.

— А роман? Я, признаться, вообще не могу сообразить, о чем писать — мысли все перепутались. — За разговором Лена успела найти и открыть файл «Тайны Жутколесья».

— Ну, содержания всего произведения мы не знаем, и читать его, нет времени. Поэтому давай оставим главных героев и станем развивать линии второстепенных персонажей. Хотя бы вот! — Татьяна щелкнула ногтем по экрану. — Кондитерша с красивым именем Даниэль. Прекрасный пример современной эмансипированной женщины в мире Средневековья. Владеет ремеслом, сама зарабатывает себе на жизнь. Пусть закрутит шашни, допустим, с зеленщиком.

Иванова только рукой махнула и тоскливо поглядела на ноутбук.

— Хорошо, — мгновенно среагировала Танька. — Тогда добавим «актуалочки». Зайдем на какой-нибудь развлекательный портал, почитаем, что сейчас людей волнует, и напишем о злободневном. Не дрейфь, Ленусик, сейчас чего-нибудь наваяем!

* * *

Ближе к двенадцати часам утра следующего дня народ снова собрался на площади. Как Картициус объяснил Сергею, ровно в двенадцать они все должны занять свои места и начать «работать», то есть претворять выдумки Иванова в жизнь. И вот большая стрелка неумолимо приближалась к заветной цифре, а Сергей про себя взмолился, чтобы Лена хоть на йоту поверила его словам и продолжила произведение.

Наконец часы «бумкнули», в течение пары минут ничего не происходило. Потом, громко цокая по брусчатке каблуками поношенных ботинок, растолкав локтями зевак, прямо к лавке мясника Вацлава прошагал грузный плечистый кондитер Даниэль. Не нужно было являться дипломированным психологом, чтобы понять — кондитер в ярости.

Не сбавляя скорости, Даниэль залепил стоящему на крыльце недоумевающему мяснику размашистую пощечину.

— Ах ты, грязная свинья! — взвизгнул кондитер. — Клялся мне, что Жозефина тебе почти как сестра, а сам... сам с ней у меня под носом. Лжец! Лжец и подлец!

— Да я... — промямлил Вацлав.

— Молчи, предатель! Ты... ты признавался мне в вечной любви, обещал хранить верность, заверял, будто все звезды мира отражаются в моих прекрасных глазах, что ни у кого нет таких изящных рук и тонкой лебединой шеи, как у меня. Что стан мой подобен изгибам стебля розы...

Мясник вытаращил глаза и разинул рот.

— В ночи под луной, — продолжал изливать душу Даниэль, — когда я любовался твоим стройным мускулистым телом (веса в Вацлаве было под добрый центнер), море шумело раскатистым призывным рокотом. Пахло росой и лазурью, птицы райских островов пели нам о любви и страсти, и ты сорвал мой незрелый бутон...

«Ё-мое... Лена...» — единственное, что смог подумать Сергей, больше в голове ничего не было; там образовался какой-то странный вакуум, ни мыслей, ни эмоций, ни времени, ни пространства, как внутри черной дыры.

— Ты растоптал мое дерзкое сердце, сердце перелетной птицы, волею злой судьбы запертой в золоченой клетке. Ты предал наши чувства, чистые и неистовые, серебряным перезвоном уносившиеся за горизонт.

«Я не могу на это слушать. Просто не могу». — Но, как выяснилось, все только начиналось.

— Мне бы ваши проблемы, — раздался чей-то мурлыкающий голос.

На перевернутую телегу в северном конце площади впрыгнул здоровенный рыжий котяра. Котофей стал на задние лапы, подбоченился и повторил:

— Мне бы ваши проблемы. Думаете, просто скитаться в подворотнях в поисках еды? Думаете, просто выжить брошенным в питерских дачах?

«Где?!» — ахнул писатель.

— Брошенным, отверженным, презираемым бездушными черствыми людьми...

«Если вчера и была надежда, что я нахожусь в здравом уме, то сегодня она, похоже, испарилась».

Кот ораторствовал еще минут тридцать, пока не охрип. А в конце своей импровизированной речи даже прочел стишок о подлости людишек. Затем спрыгнул с телеги и гордо удалился.

Часы на старой башне пробили час дня. Над площадью повисло зловещее молчание, не меньше сотни пар глаз буквально впились в Иванова. Самому же ему больше всего на свете сейчас хотелось провалиться сквозь землю.

Мяснику Вацлаву наконец удалось закрыть рот, и он неспешной танцующей походкой двинулся в сторону Сергея, по дороге к мяснику присоединился кондитер. И Вацлав и Даниэль были примерно вдвое тяжелее писателя.

— Я здесь не при чем! — выкрикнул Иванов.

— Ты это сотрешь, — прошипел Даниэль. — Вернешься в мир авторов и сотрешь к котам собачьим.

— Безусловно, — согласился Сергей совершенно искренне. — Непременно сотру.

Неожиданно послышался очень странный звук похожий на карканье пополам с икотой. Арторий Отважный вначале согнулся пополам, а затем упал на четвереньки. Мечник силился что-то сказать, но выходило у него лишь протяжное: «И-и-и».

— «Ни у кого нет таких изящных рук и тонкой лебединой шеи». И-и-и… «Стан мой подобен изгибам стебля розы». И-и-и… Я сейчас лопну со смеху!

Лицо кондитера стало приобретать цвет спелой свеклы.

От неминуемой расправы Сергея спас Картициус, он пробормотал что-то о том, будто теперешний автор только учится, а людям свойственно совершать ошибки, и завтра он, то есть автор, непременно их исправит. Обнял писателя за плечи и увел в свой дом, где, благодаря доброй душе злого мага, Сергей и проживал со вчерашнего дня.

«Да, завтра, — позже думал Иванов, засыпая. — Будем надеяться на завтра».