Изолированная пешка (джен)

Июль в Тель-Авиве был беспощаден — воздух всё ещё дрожал от жары, даже несмотря на то, что солнце уже садилось. В воздухе висел запах моря — соленый, свежий, смешанный с ароматом кофе и фалафеля из забегаловки ниже по улице.

Миша вытер пот с лба и посмотрел на Роя, который пытался научиться делать олли⁽¹⁾ на его скейте, но пока только падал, и Миша лениво прикидывал, что же он сломает раньше — свою руку или его скейтборд. Даниэль растянулся на скамейке рядом с ним и что-то быстро печатал в новеньком айфоне, о которым он жужжал им весь прошлый месяц.

— Смотрите, что Лия выложила, — вдруг сказал он, поворачивая телефон к друзьям. — Они с ее новым парнем в Эйлате.

— Блин, он как с обложки GQ сошел, — присвистнул Рой, подъезжая к ним, и Даниэль тут же чуть поник.

— А что случилось с Томером? — удивился Миша, пытаясь чуть перевести тему. — Они же месяц встречались.

— Томер — это прошлый век, — фыркнул Даниэль. — Этого зовут Итай. — Он пытался сделать вид, что это его совершенно не волнует, и вообще он выше всего этого, но Миша лишь тихо усмехнулся про себя, зная, что его друг был влюблен в Лию как минимум те пять лет, что они с ним дружили.

— А помните, в начале лета у неё был тот художник из Яффо? — спросил Рой, доставая из рюкзака бутылку воды.

— Амир, — подсказал Даниэль, снова хмурясь. — Он рисовал её портрет углем, красиво выходило…

— Ей тоже нравилось, пока она не увидела его банковский счет, — засмеялся Рой, чуть пиная друга локтем в бок. — А вообще, завидую ей. Лето, Красное море, никаких забот. А мы тут сидим и…

— И что? — Миша отпил воды, которую передал ему Рой. — У нас тоже и лето, и море, только мускулистого Итая рядом нет. Завидуешь? — Миша рассмеялся и поиграл бровями.

— Ой, иди ты в жопу, Горденко, — Рой закатил глаза и в шутку замахнулся на него рюкзаком.

— Завтра вечером, может, в кино сходим? — вдруг предложил Даниэль. — Последний Гарри Поттер же вышел.

— Да, давай! — тут же оживился Рой. — Надо сходить, пока идет еще.

— Договорились, — сказал Миша и посмотрел на часы — половина восьмого. Нужно было двигаться к дому, иначе мама будет волноваться, а до дома еще и добираться достаточно долго. А завтра утром дополнительные по программированию…

Они попрощались, и Миша встал на свой скейт, засовывая наушники в уши. Мама всегда ругалась, когда он ездил так, но что с ним тут может случиться? Он набрал неплохую скорость и покатил в сторону автобусной остановки.

Он не сразу понял, что случилось.

Кажется, он упал.

Визг тормозов.

Крик «Зэирут!»⁽²⁾

Джип.

Больно.

Перед глазами потемнело, и единственное, что он успел запомнить, — далекое завывание сирены скорой помощи.

* * *

Первое, что вернулось, — боль. Тупая, разливающаяся по всему телу, словно его переехал грузовик. Что, в общем-то, было недалеко от истины.

Второе — голоса. Приглушенные, далекие, как будто доносились через воду.

«stable now, but we were worried about the head trauma…»⁽³⁾

Миша попытался открыть глаза, но веки казались свинцовыми. В горле пересохло так, будто он неделю ничего не пил. Он попробовал пошевелить языком.

— Мама? — хрипло вырвалось из горла. — Мне плохо…

Голоса стихли. Послышались быстрые шаги.

— Well, well, little Elias is finally awake! How are you feeling, dear?⁽⁴⁾

Английский. Почему английский? Где мама с папой? Он же в больнице в Тель-Авиве должен быть, его же джип сбил на Дизенгофф…

— Има, эйфо има шели?⁽⁵⁾— перешел он на иврит, а в груди начала подниматься паника. Его голос звучал странно — тоньше, выше, чем должен был, а привычный язык будто не давался — будто он говорил с каким-то странным акцентом, которого у него никогда не было.

— He's speaking some foreign gibberish again, Mr. Hartwell. The head trauma must be worse than we thought, ⁽⁶⁾— произнес женский голос куда-то в сторону, а потом снова обратился к нему: — I'm sorry, dear, I don't understand you. Can you speak English?⁽⁷⁾

Миша наконец смог приоткрыть глаза. Над ним склонилась женщина в белом халате. Не совсем осознавая происходящее, он где-то на подкорке сознания все же заметил, что у нее какая-то странная форма — она не была похожа на медсестру из Ихилов⁽⁸⁾ Почему на английском? Голова гудела, но он все же смог напрячься и выдать:

— Where… — голос предательски дрожал. — Where am I?⁽⁹⁾

— You're safe, sweetheart. This is St. Bartholomew's Hospital. You had an accident, but you're going to be fine.⁽¹⁰⁾

St. Bartholomew's? Где это вообще?

— My parents?..⁽¹¹⁾

Медсестра обменялась взглядом с кем-то за пределами его поля зрения.

— Dear, you don't have any parents listed in your file. You're from the children's home, remember? Whitmore Community Home?⁽¹²⁾

Детский дом? Какой детский дом? В груди начинала подниматься паника, и, несовсем понимая, что делает, он крикнул:

— Ло, йеш ли орим! Игор ве-Лена Горденко! Анахну гарим бе-Рамат Авив!⁽¹³⁾ — голова еще плохо работала, и он не заметил, как снова перешел на иврит, но медсестра лишь озадаченно посмотрела на него, явно не понимая.

Миша попытался сесть, и мир покачнулся. Но дело было даже не в головокружении… его руки! Его руки были маленькими. Детскими. Худыми и бледными, с незнакомыми шрамами на костяшках.

— What's happening? — прошептал он, наконец сумев собрать фразу на английском и переводя взгляд с рук на медсестру. — What's wrong with me?⁽¹⁴⁾

— You were beaten quite badly by some of the older boys, Elias. Don't you remember? Don't worry, they've all been punished.⁽¹⁵⁾

Элиас? Кто такой Элиас? Его избили? Что за бред, кто его мог избить?

Вдруг его живот заурчал, будто он пару дней ничего не ел. Медсестра это услышала и тут же всплеснула руками:

— Of course you are hungry, love. You haven't eaten properly in days. I'll bring you some soup.⁽¹⁶⁾

Медсестра ушла, и Миша остался один в палате, где его почему-то считали неким Элиасом, живущим в детском доме, где его кто-то избил… Что вообще за бред происходит?

Наверное, он просто спит. Он же попал под машину, так? Наверняка его направили в больницу, и, может, он под наркозом? Под наркозом же бывают странные сны? Сейчас он очнется, рядом будет мама, она наверняка волнуется и уже приехала к больнице. Папа сегодня в Хайфе на встрече, но он, наверное, тоже уже едет. Нужно просто успокоиться. Он просто спит!

Миша поднес руки к лицу и понял, что это все же не его руки, но, когда он провел по лицу, стало все еще хуже — это было чужое лицо. Он в панике постучал себя по щекам, лбу, носу — это был не он. Щеки были впалые, все казалось меньше, а еще его короткие пепельные волосы стали длиннее и угольно-черными.

Это был сон. Сон под наркозом. Сон. Сейчас все будет хорошо. Он очнется, получит нотацию от мамы, что нельзя кататься по дороге в наушниках. Они поедут домой. Все будет нормально. Попытался убедить он себя, закрывая глаза.

* * *

Не сработало. Прошло наверняка уже несколько часов, а Миша лежал, уставившись в потолок, и считал трещины в побелке.

Суп, который принесла медсестра, оказался безвкусным, но он проглотил все до капли — желудок сводило от голода, будто он не обедал, а потом не съел мороженое на пляже. Голод отступил, и теперь можно было думать более ясно.

Это не сон. Определенно не сон — слишком много деталей, слишком долго все это длится, слишком реальным все кажется. Он даже ущипнул себя — было реально больно, а значит, он не спал. Галлюцинация? Кома? Может, он лежал сейчас в реанимации «Ихилова», а мозг генерировал эту безумную реальность?

Почему на английском? Если бы еще было на русском, было бы понятно — мозг в травматичной ситуации вспомнил бы первый язык, — но английский? Мозг решил устроить ему неожиданную подготовку к выпускным экзаменам?

Акцент у медсестры скорее всего был английским, а не американским — Миша плоховато в этом разбирался, но фильмы на английском смотрел, а женщина говорила ближе к Гарри Поттеру, чем к Тони Старку.

Могло ли это все быть реальностью? Может… Может, он попал в кому и пролежал в ней несколько лет? Волосы отрасли за это время — это логично, руки стали тоньше — тоже. Если бы он столько пролежал в коме, то наверняка потерял бы половину своего веса.

Почему его все называли Элиасом? Может, его с кем-то перепутали? Наверное, у них много коматозников тут лежало, навряд ли они всех помнили — наверное, перепутали с другим пациентом. Поэтому они и не позвонили его родителям! — осенило его. Конечно! Миша даже выдохнул от облегчения: они его перепутали с кем-то, вот и называют Элиасом.

Но почему они говорили на английском? Родители решили перевести его в больницу в Англию? Бред какой-то, зачем им это? А может, этот самый Элиас англичанин? Они думали, что он очнулся, ну и говорили с ним на английском?

Из размышлений его вывела открывающаяся дверь. Миша перевел взгляд в ту сторону, и вошел мужчина средних лет в потертом костюме. Лицо у него было неприветливое и как будто усталое.

— Привет, Элиас, как ты? Врачи сказали, у тебя проблемы с памятью? Я мистер Хартвелл из Уитмора, помнишь меня?

Миша попытался сесть, мир слегка покачнулся, но устоял. За последний час мозг более-менее адаптировался к английской речи, благо с языками у него проблем особых не было, и он честно ответил:

— Я не Элиас, простите, но вы меня явно с кем-то перепутали! Меня зовут Миша Горденко, я живу в Рамат-Авиве…

Мужчина вздохнул и достал блокнот.

— Сынок, у тебя серьезные травмы, и от этого, видно, проблемы в памяти. Ты Элиас Грэй, ты уже три года живешь с нами в Уитморском детском доме.

Миша почувствовал, как паника снова поднимается в горле. Этот человек говорил с ним как с сумасшедшим, при этом совершенно отказываясь его слушать.

— Мне нужно связаться с родителями, пожалуйста, просто дайте телефон! — взмолился он: кем бы они ни были, они не имели права лишать его связи. — Или сами свяжитесь с ними, у вас же должны быть данные в системе? Игорь и Лена Горденко, живут по адресу Ха Тамар 15, квартира 4, их телефон…

— Сынок, — перебил его мистер Дэвидсон, и Мишу очень быстро начало раздражать это обращение, — таких людей нет ни в каких наших записях, и адреса такого тоже нет.

Миша зажмурился. Адрес точно правильный — Ха-Тамар 15, квартира 4, третий этаж, лифт всегда ломается. Мама жалуется на соседку снизу, которая слишком громко смотрит турецкие сериалы…

— Смотрите, — он широко раскрыл глаза и попытался говорить максимально разумно, — я знаю, что звучу безумно, но я не тот, кем вы меня считаете. Вероятно, произошла какая-то путаница в документах, просто дайте мне телефон, и мы со всем разберемся!

Мужчина записал что-то в блокнот.

— Врачи будут наблюдать за твоим состоянием. А пока отдыхай. Завтра посмотрим, как ты будешь себя чувствовать.

Он ушел, оставив Мишу наедине с его страхом. Через минуту он выругался про себя — нужно было пригрозить ему полицией или социальными службами! Он несовершеннолетний, они не могут его тут держать. Конечно же, эта светлая мысль пришла в его голову, только когда мужчина ушел.

А может? По спине пробежал холодок. Может, его похитили? Поэтому не понимали иврит и не давали ему ни с кем связаться? Но он не привязан, щелчка замка на двери палаты он тоже не слышал. Да и почему они тогда были к нему так добры? Сами предложили покормить? Хотят попросить за него выкуп, и им нужно, чтобы он был в хорошей форме?

«Нужно выбираться отсюда», — решил он. По крайней мере, нужно было понять, где он.

Миша осторожно спустил ноги с кровати. Голова закружилась, но он устоял. На стуле около кровати была аккуратно сложена одежда — джинсы и футболка, но не те, в которые он был одет. Эти были слишком маленькими, поношенными, футболка была еще и драная и на ней были капли крови — вероятно, того самого Элиаса, за которого его приняли.

Он оделся, стараясь не шуметь: как ни странно, одежда оказалась ему впору, даже великовата, но Миша не придал этому особого значения. Он тут же подошел к двери — она действительно была не заперта. Миша прислушался. В холле было тихо — судя по всему, в больнице началась ночная смена, а значит, наверное, было меньше персонала. Идеальное время для побега.

Он приоткрыл дверь и выглянул в коридор — он освещался только дежурным светом. Миша боязливо выглянул — в конце коридора, спиной к нему, сидела медсестра и что-то тихонько записывала.

Он пошел в противоположную сторону, к лестнице. Сердце колотилось так громко, что казалось, его слышал весь госпиталь.

Первый этаж. Охранник дремал в кресле у входа.

Еще несколько шагов, и он будет на улице. А там уже, скорее всего, можно будет найти телефон, полицию, кого угодно, кто поможет связаться с родителями.

— Простите, молодой человек, куда это вы собрались?

Миша обернулся. За ним стояла медсестра, та самая, что кормила его супом.

— Я… я просто хотел подышать свежим воздухом, — сказал он первое, что пришло ему в голову.

— В два часа ночи? В больничной одежде? Не думаю, дорогой мой. Давай, возвращайся в палату.

Ее рука легла ему плечо — мягко, но настойчиво.

Миша смотрел на нее снизу вверх, и он впервые увидел ее в полный рост — она была очень высокой, настолько, что казалось, в ней было два с половиной метра роста — это очень пугало. Он очень вытянулся за прошлое лето и обычно был одного роста со всеми учителями в школе, мама все смеялась, что он уже вымахал выше нее и что же еще будет… Какой же рост у этой женщины, что он ей даже до груди не доходил!

Пока она вела его обратно в палату, он украдкой посмотрел в окно. На улице стояли странные автомобили — угловатые, старомодные, будто он попал на какую-то ретро выставку. Или… Этого же не может быть, да?

— Какой сейчас год? — спросил он тихо.

— Тысяча девятьсот восемьдесят пятый, дорогой. Ты вообще ничего не помнишь, да?

Миша открыл рот, чтобы ответить, что это какой-то бред, но потерял дар речи, потому что он увидел мальчика — невысокого, худого, лет десяти на вид, с длинными черными волосами, немного вздернутым носом и чёрными глазами. Он не думал, что тут есть еще кто-то, как вдруг понял, что рядом с этим ребенком стоит все та же самая медсестра. По спине пробежал холодок.

Он сделал шаг вперед, и тот мальчик в точности скопировал его движение. Миша чуть приподнял руку, и ребенок снова отзеркалил его жест. И вот сейчас ему действительно стало страшно.

Это был не незнакомый ребенок — он смотрел в зеркало. Это был он.

1) О́лли — скейт-трюк, в котором скейтбордист и скейтборд поднимаются в воздух без использования рук

Вернуться к тексту

2) «Осторожно!» на иврите сквозь музыку.

Вернуться к тексту

3) Сейчас он в стабильном состоянии, но мы беспокоились о черепно-мозговой травме…

Вернуться к тексту

4) Ну-ну, маленький Элиас наконец проснулся! Как ты себя чувствуешь, дорогой?

Вернуться к тексту

5) — Мама, где моя мама?

Вернуться к тексту

6) Он снова мелет какую то иностранную тарабарщину, мистер Хартвелл. Травма головы, должно быть, серьезнее, чем мы думали.

Вернуться к тексту

7) Извини, дорогой, я не понимаю тебя. Ты можешь говорить по-английски?

Вернуться к тексту

8) Тель-Авивская больница, один из крупнейших мед центров страны.

Вернуться к тексту

9) Где… где я?

Вернуться к тексту

10) Ты в безопасности, дорогой. Это больница Святого Варфоломея. С тобой произошел инцидент, но все будет хорошо.

Вернуться к тексту

11) Мои родители?

Вернуться к тексту

12) Дорогой, в твоих документах нет никаких сведений о твоих родителях. Ты из детского дома, помнишь? Детский дом Уитмор?

Вернуться к тексту

13) Нет, у меня есть родители! Игорь и Лена Горденко! Мы живем в Рамат-Авиве!

Вернуться к тексту

14) Что происходит? Что со мной?

Вернуться к тексту

15) Тебя довольно сильно избили старшие мальчики, Элиас. Ты не помнишь? Не волнуйся, их всех уже наказали.

Вернуться к тексту

16) Конечно, ты голодный, дорогой. Ты уже несколько дней нормально не ел. Я принесу тебе суп.

Вернуться к тексту