Искаженное отражение (гет)

Сознание всплывало из бездны медленно, мучительно, будто сквозь слой вязкой, холодной смолы. Первым вернулось ощущение. Холод. Грубый, неровный камень под всей поверхностью спины, боков, бедер. Неподвижность, давящая, как свинцовый саван. Потом — запах. Воздух был густой, теплый, влажный, пропитанный странной, приторно-сладкой гарью. Пережженный сахар, смешанный с запахом глубокой земли и серы. Дым. Не костра. Древний, впитавшийся в саму скалу, въевшийся в кости. Он кружил голову, вызывая тошноту.

Веки были невероятно тяжелы. Она заставила их подняться. Зрение подвело. Мир плыл размытыми пятнами: темные, нависающие своды над головой, багровые отсветы на стенах, будто запекшаяся кровь, что-то большое и розоватое по краям поля зрения. Голова гудела, в висках стучало, отдаваясь глухим эхом в черепе. Каждая мышца отзывалась непривычной ломотой и странной, чуждой тяжестью. Словно ее заковали в чужую плоть.

— Где я? — пронеслось в голове, единственная связная мысль в хаосе обрывков и гула. — Что случилось? Как я здесь оказалась? — Вопросы отскакивали от стенок сознания, не находя ответа, лишь усиливая панику, холодной змейкой проползавшую под ребрами. Голоса? Нет, не голоса. Шелест. Шепот самого дыма на камне. Или просто шум в ушах? Она не была уверена. В прошлой жизни уверенность была редким гостем.

Она попыталась пошевелить рукой — привычное движение, чтобы протереть глаза, отогнать кошмар. Но рука… не ответила. Вернее, ответила не так. Что-то большое, неуклюжее, чужое, массивное и покрытое гладкой, прохладной чешуей, сместилось рядом, издав низкий скрежет, словно камень о камень. Холодная игла паники кольнула под ребра, острая и знакомая. Она зажмурилась, пытаясь ухватиться за память, за что-то знакомое, за себя. За ту, кем была до этого камня, до этого дыма.

Обрывки, как кадры испорченной, прыгающей пленки:

* Зеркало ванной. Бледное, почти прозрачное лицо с темными кругами под глазами. Волнистые волосы цвета спелой пшеницы, спадающие на плечи. Большие, широко расставленные глаза необычного светлого аквамаринового оттенка — всегда казавшиеся немного испуганными или удивленными. Хрупкие черты. Обычная девушка. Она. Элина. Или Элуна? Имя плыло, как и все остальное.

* Институт. Шумные коридоры, гул голосов, сливающийся в неразборчивый гул. Усталость после лекции (физика? литература? детали расплывались в тумане). Головная боль, давящая на виски. Шепотки за спиной? Или просто шум в голове? Она никогда не была уверена.

* Дорога домой. Серый вечер, мокрый асфальт, отблески фонарей в лужах, похожих на черные дыры. Одно желание — кровать. Темнота. Тишина.

* Квартира. Знакомая тишина, ставшая к концу слишком громкой. Маленькая белая таблетка на ладони. Ритуал. Глоток воды. Легкая форма. Шепотки по углам комнаты, которые нужно было усмирять химией. Постель. Холодная простыня. Погружение в бездну...

…и вот это. Камень. Холод. Чужой сладкий дым. И это… тело. Не ее тело. Чужое, огромное, чешуйчатое. Паника, знакомая и старая, но теперь умноженная в тысячу раз реальностью кошмара.

С трудом, преодолевая тошноту, слабость и нарастающий звон в ушах, она снова открыла глаза. Зрение медленно прояснялось. Мутные пятна обретали форму. Пещера. Высокие, неровные своды, с которых свисали каменные сосульки-сталактиты. Стены, покрытые блестящими, багровыми натеками, будто струйками застывшей крови. И вокруг нее… лежало что-то огромное и розовое. Часть ее? Нет. Это *была* она.

Она повернула голову — движение далось с невероятным усилием, мышцы шеи гудели от непривычной гибкости. И увидела Его.

Чешуя. Крупные, перекрывающие друг друга пластины нежно-розового цвета, как лепестки дикого мака или перламутр глубоководной раковины, но излучающие необъяснимую, первобытную мощь. Они медленно поднимались и опускались в такт глубокому, гулкому дыханию, непохожему на ее собственное, человеческое. От тела исходило тепло, как от раскаленной печи, и тот самый сладковато-дымный запах был здесь сильнее всего. Хвост. Мощный, мускулистый. Хвост дракона. Ее хвост.

Галлюцинация. Побочный эффект. Просроченные таблетки? Сон! Кошмар! — закричал внутри нее голос разума, пытаясь заглушить нарастающий гул в ушах, который теперь отдавался в новых костях. Сердце бешено заколотилось, гулко отдаваясь в ушах, сливаясь с шумом дыхания чудовища. Она инстинктивно дернулась назад, пытаясь отползти от чудовищного видения, которое было ею самой. Рывок был резким и нескоординированным. Задние конечности оттолкнулись слабо, а передние запоздали, отчего ее тело дернулось вперед, а не назад, прежде чем инерция потащила его в нужном направлении.

И ощутила движение за собой. Ощущение возникло внутри, как сигнал от давно забытой, но вдруг ожившей конечности. И тут же подтвердилось громким скрежетом чешуи по камню, исходящим оттуда, сзади. От ее хвоста.

Леденящий ужас сковал ее, превратив в розовую статую. Медленно, с мучительным предчувствием, она повернула голову в другую сторону, следуя за ощущением этого неведомого, но своего члена.

И увидела его продолжение.

Тяжелый, мускулистый, покрытый той же великолепной, нежно-розовой чешуей… хвост. Ее хвост. Он плавно изгибался, уходя в полумрак пещеры, являясь неотъемлемой частью того огромного розового тела, что лежало вокруг нее. Нет. Не вокруг. Это тело было ею. Она была этим розовым драконом размером с новорожденного жеребенка.

— Нет! — хотелось закричать. — Это невозможно! Проснись! Элина, проснись!

Но вместо крика из ее горла вырвался звук. Глубокий, вибрирующий, сотрясающий воздух и самые кости. Звук, рожденный в недрах мощной глотки, похожий на скрежет скал и завывание ветра в ущелье:

— Кьяаааааааа...

Рев, жалобный и ужасающий, замер в дымном воздухе. Эхо отозвалось насмешливо, многоголосо. Она застыла, маленькая розовая дракониха, ощущая холод камня под мягким брюхом и всепоглощающий ужас. Ее аквамариновые глаза, теперь огромные и звериные, но все еще полные прежнего человеческого страха и растерянности, безучастно смотрели на розовую чешую собственной передней лапы, заканчивающейся острыми, загнутыми когтями черного цвета. Когти казались нереальными, как в самом страшном сне, от которого не могла проснуться. А шум… шум в голове усилился, смешиваясь с эхом рева.

Вибрация. Сначала сквозь камень. Глухой, мощный гул, нарастающий снизу, отдающийся в ее новых, чужих костях. Потом — звук. Грохот шагов. Нечеловечески тяжелых, размеренных, приближающихся по каменному коридору. Каждый шаг сотрясал основу, совпадая с ударами ее безумного сердца. Запах дыма усилился, смешавшись с сухим жаром и чем-то… пугающе знакомым, как смутное воспоминание из другого кошмара. Алый отсвет заиграл на стенах, пульсируя в такт гулу.

Из полумрака выступила Гигантская Голова. Голова другого дракона, затмевающая все вокруг. Чешуя — ярко-алая, как расплавленная сталь или запекшаяся кровь под солнцем, переливающаяся собственным багровым сиянием. Глаза, огромные, вертикально-щелевые, как у могучей змеи, уставились на нее. Взгляд, полный древней силы, обрушился на нее, как физическое давление, заставив инстинктивно вжать голову в плечи. Он читался как предвестник ярости. Или осуждения. Она не знала. Знакомое чувство вины сжало горло.

Она инстинктивно попятилась, издав короткий, испуганный всхлип — "Кхы!". Алое чудовище (ее мать, но она этого не знала, не могла знать) вошло в грот целиком. Его размеры были ошеломляющими — не менее шести метров в высоту и, казалось, десяти в длину. Ряд с ним она почувствовала себя крошечной, жалкой букашкой, ошибкой природы. Мать издала низкое ворчание-шипение, похожее на тлеющие угли и движение лавы под камнем. Звучало как строгий выговор, полный упрека. Словно голоса прошлого, обвиняющие, шипящие.

— Гррммфф… — прогремело из бездонной глотки, и алый исполин шагнул к ней.

Она сжалась в комок розовой чешуи, ожидая удара, огненного дыхания, смерти. Но огромная голова лишь наклонилась. Мощные челюсти, способные перекусить дуб, раздвинулись. Вместо смерти она ощутила, как что-то крепко, но аккуратно сжало ее за загривок — за толстую складку кожи у основания черепа. Как кошка берет котенка. Ее собственное тело, весомое в неподвижности, вдруг стало невесомым в этой могучей хватке. Ее оторвали от земли. Мир поплыл, закружился. Гул в ушах слился с гулом шагов матери.

— Мррр-кхх! — снова ворчание-шипение. Элуна уловила в нем нетерпение и заботливую досаду, как будто ее упрекали за суетливость и этот панический крик. За то, что она не такая, не справляется. Знакомое чувство. Алый дракон легко встряхнул ее, будто поправляя хватку, развернулся с удивительной для своих размеров грацией и понес вглубь пещеры. Она болталась у нее в пасти, видя мелькающие под собой громадные каменные глыбы и могучий, покрытый алыми пластинами хвост матери, волочившийся с глухим шуршанием. Скрежет чешуи по камню резал слух, накладываясь на внутренний шум.

И вдруг — свет. Не тусклое мерцание пещеры, а ровный, теплый, искусственный свет. Он лился из высокого арочного проема, аккуратно вырубленного в скале. За этим проемом было… невозможное.

Алый дракон вынес ее из первобытного мрака пещеры прямо в… роскошный аристократический дом. Высокие потолки с темными дубовыми балками. Стены, обшитые резными деревянными панелями. Огромный камин, где мирно потрескивали дрова, отбрасывая теплые блики. Богатые гобелены, изображавшие незнакомые пейзажи и битвы. Густые ковры, глушившие любой звук. Тяжелая резная мебель из темного дерева. Воздух пах старым деревом, пейзажем, сушеными травами и все тем же, но теперь едва уловимым, сладковатым дымом. Контраст с сырой пещерой был ошеломляющим, сюрреалистичным. Как скачок из одной реальности в другую. Она замерла, болтаясь в пасти, уставившись огромными глазами на этот кусочек цивилизации, втиснутый в сердце горы. Каминный огонь прыгал, отбрасывая странные, зловещие тени на стенах. Или ей просто мерещилось?

Мать аккуратно опустила ее на толстый, узорчатый ковер у входа. Элуна грузно плюхнулась на живот, ее розовые чешуйки на брюхе мягко зашуршали по ворсу. Мать задержалась над ней на мгновение, ее алое величие казалось еще более невероятным и чужеродным в этой уютной, человеческой обстановке. Потом она сделала шаг назад, на середину зала.

И произошло чудо.

— ПУФФ!

Не взрыв, а мощный, сдавленный "пуф", как от раскрытия гигантского зонта или выброса пара под огромным давлением. Волна теплого, плотного воздуха, пахнущего серой и статикой, ударила в Элуну, заставив ее моргнуть. Воздух вокруг алого дракона сгустился, заколебался, как над раскаленным камнем. Иллюзия монстра дрогнула. Чешуя не исчезла, а сжалась, стала мельче, плотнее, приняв вид причудливого, переливающегося алым металлом доспеха, покрывающего уже не звериное, а человеческое тело. Огромные крылья схлопнулись, превратившись в роскошный, ниспадающий плащ из той же алой, кожистой материи. Морда отступила, обнажив лицо — женское, властное, с высокими скулами, острым подбородком, темными, как вороново крыло, волосами, вплетенными тонкими нитями с рубинами, и теми же змеино-щелевыми глазами, светящимися внутренним багровым светом, но теперь человеческого размера. Получеловек-полудракон. Женщина потрясла головой, будто стряхивая остатки драконьей инерции, и ее взгляд — все еще строгий, ожидающий — упал на розовую дракониху.

Юное создание просто смотрело. Разум, уже перегруженный сменой форм, запахов и реальностей, окончательно отказал. Дракон... женщина... пещера... дворец... Все рухнуло в бездну чистого, немого шока. Это был конец? Или начало чего-то невообразимо чудовищного? Тени от камина на стене за спиной женщины двигались странно, слишком резко. Или это снова она?

Женщина что-то сказала. Голос низкий, мелодичный, но твердый и властный, звучал на незнакомом языке, полном шипящих, гортанных звуков и вибрирующих нот. Интонация была явно ворчливой, полной нетерпения. Она повернулась и направилась в сторону, откуда доносился аппетитный запах тушеного мяса и трав — в арку, ведущую предположительно на кухню.

И сработал инстинкт следования. Полностью отключившееся сознание. Ее человеческий разум кричал Стой!, цеплялся за осколки логики, но мощные мышцы спины и конечностей уже сократились, поднимая туловище на все четыре короткие, но сильные лапы. Неуклюжая, размером с жеребенка, розовая дракониха поплелась следом. Короткие конечности по сравнению с длинным туловищем заставляли ее двигаться низко, почти волоча брюхо. Хвост тянулся сзади, подрагивая от усилий сохранить равновесие на гладком дереве. Когти мягко цокали по дубовому полу. Каждый шаг давался с трудом, незнакомый центр тяжести угрожал опрокинуть ее на бок, а длинный хвост норовил запутаться между задних ног. Не думая, не понимая, она поплелась следом за этим получеловеческим-полудраконьим существом через зал к арке. Звук ее собственных когтей по дереву отдавался в голове металлическим лязгом.

Дойдя до арки, ведущей в кухню, женщина внезапно развернулась, заполнив собой проход. Ее получеловеческая фигура, все еще внушительная и излучающая силу, стала непреодолимой преградой. Багровые, змеиные глаза, светящиеся из-под темных прядей, устремились на Элуну. Взгляд был грозным, требовательным, полным ожидания и нарастающего раздражения. Она заговорила снова, ее голос звучал резче, настойчивее. Поток чужих, шипящих звуков обрушился на юную дракониху. Слова сливались в угрожающий гул, похожий на шипение из прошлых кошмаров.

Элуна съежилась, инстинктивно поджав хвост и прижав уши к черепу. Паника снова сжала горло. Но сквозь нее, как первые лучи сквозь тучи, начали пробиваться отдельные нотки смысла. Не слова, а интонации, ритм, повторяющиеся звукосочетания, вплетенные в незнакомую речь. Ее мозг, отчаянно ищущий хоть какую-то опору, начал работать, сопоставлять. Шум в ушах чуть стих, уступая место попытке анализа.

Женщина сделала резкий, раздраженный жест рукой — сначала тычок в сторону Элуны, потом размашистое движение вниз, к полу, а затем — на себя. На свою получеловеческую форму. Ее выражение лица было криком: "Ну?! Сколько можно?!" И в этом жесте, в этой интонации, в повторяющемся звуке, похожем на "морф" или "морт", внезапно сложился узнаваемый шаблон. Жест "на себя" + этот специфический звук + требовательный взгляд + ее собственное чуждое драконье тело + недавнее чудо трансформации, свидетелем которого она была...

Мать не просто ворчала. Она требовала. Требовала изменения. Требовала, чтобы Элуна сделала то же самое.

Прими получеловеческую. Как она.

Мысль была настолько чудовищной, настолько невозможной для ее перегруженного сознания, что Элуна издала короткий, высокий писк — уже не драконий рык, а что-то вроде "Иип?!", полное чистого, нефильтрованного недоумения и ужаса. Она инстинктивно напряглась, как будто пытаясь втянуть свое огромное тело внутрь, но почувствовала лишь беспомощное дрожание мышц под розовой чешуей. Как?! Она едва научилась ходить в этом огромном, неудобном теле! Как она может его... сжать? Изменить? Это же... Это безумие! Как таблетки, которые меняли ее изнутри, но никогда не меняли вот так.

Требовательный взгляд получеловека-полудракона, полный ожидания и нарастающего раздражения, давил на Элуну сильнее каменных сводов пещеры. Мысль о необходимости изменить свою форму, сжать это огромное, незнакомое тело во что-то иное, казалась абсолютно невозможной. Беспомощность накрыла ее с новой силой. Ком в горле сдавил дыхание, а в огромных аквамариновых глазах, все еще полных человеческого страха и растерянности, выступили нечеловечески крупные, теплые слезы. Они скатились по гладкой розовой чешуе щек, оставив влажные, блестящие дорожки. Из горла вырвался не рык, а жалобное, прерывистое всхлипывание — странный, булькающий звук.

— Иии... кхы... иип... — звучало тихо, но отчаянно, эхом отдаваясь в ее собственной грудной клетке, смешиваясь с нарастающим гулом в голове.

Джейна замерла. Ее багровые, змеиные глаза, светящиеся из-под темных прядей, смягчились. Раздражение рассеялось, уступив место внезапной волне усталой нежности и, возможно, легкому укору самой себе. Она тихо, сдавленно выдохнула. Воздух вышел с легким шипением, теплый и пахнущий серой и печеными камнями. Грозная осанка дрогнула. Вместо требования в ее взгляде теперь читалось понимание, почти сочувствие.

— Шшшш, маленькая искра, — прошелестел ее голос, но теперь интонация была низкой, успокаивающей. Она опустилась на одно колено перед растерянной драконихой, ее алый доспех-чешуя мягко блеснул в теплом свете кухни. Тень от ее фигуры накрыла Элуну, но теперь это было скорее укрытием.

Теплая, сильная рука мягко легла Элуне на голову, между небольшими рожками-бугорками. Поглаживание было неожиданно нежным, успокаивающим. Оно шло от основания черепа вдоль шеи, повторяя глубокий, древний ритм. Это был жест матери. Элуна невольно прижалась к этой руке, чувствуя ее прохладную твердость. Всхлипывания стали тише, превратившись в тихое, дрожащее поскуливание. Страх не исчез, но острая паника начала отступать, уступая место изнеможению и смутной, робкой надежде. Пряный, дымный запах, исходивший от Джейны, теперь казался знаком странного уюта. Шум в ушах стих до едва слышного фона.

— Мммррр... — промурлыкала Джейна, и в этом звуке была только ласка. Она встала с легким скрипом чешуи и сделала небольшой, приглашающий жест рукой в сторону кухни. Плавное движение говорило само за себя: "Идем, дитя. Пора подкрепиться." Ее взгляд теперь был терпеливым.

Элуна, все еще дрожа мелкой дрожью под розовой чешуей, неуклюже поднялась на все четыре лапы. Когти снова зацокали по отполированному дубовому полу. Она робко шагнула за матерью в просторное, залитое теплым светом кухонное помещение. Длинный хвост волочился сзади.

Запахи здесь обрушились на нее с новой, ошеломляющей силой. Теплый, хлебный дух выпечки. Пряная, медово-терпкая сладость тушеных фруктов. Травяная горчинка. Но сильнее всего ударил запах мяса. Сырой, железной свежестью крови, теплой плоти, жира и чего-то дикого. Запах, который раньше вызывал бы отвращение, теперь щекотал ноздри, пробуждая глубокий, животный голод, пульсирующий в глубине ее нового желудка. Ее драконье нутро отозвалось глухим, булькающим рычанием. Слюна обильно потекла из пасти, капая на каменные плиты с тихим шипящим звуком. Голод был реальным, физическим, заглушающим на мгновение все остальное, даже шепотки в углу сознания.

Джейна подвела ее к огромной, низкой каменной платформе у стены. На ней лежала туша незнакомого животного, размером с крупного козла. Она была свежеразделана, темно-красное мясо блестело влагой, пар поднимался от теплых внутренностей. Рядом стояла массивная каменная чаша с чистой, прохладной водой.

— Ну вот, искра. Кушай, — сказала Джейна, указывая на тушу. Голос ее был мягким, ободряющим. Сама она подошла к другому столу, где стояла глубокая глиняная миска с ароматным рагу. Она взяла длинную ложку из темного дерева, демонстративно показывая Элуне, что ей тоже пора есть.

Но как? Элуна растерянно уставилась на тушу. Ее человеческий разум кричал о варварстве. Но драконье тело требовало своего с неумолимой силой. Слюна текла обильнее. Она неуверенно, почти стыдливо ткнулась мордой в жесткий, покрытый темной шерстью бок животного. Шкура была неподатливой. Она попыталась ухватить ее зубами — огромными, острыми кинжалами. Получилось неловко. Она лишь поцарапала шкуру, издав скрежещущий звук.

Джейна наблюдала краем глаза, неторопливо отправляя в рот ложку рагу. Видя беспомощность дочери, она снова тихо вздохнула, но без раздражения. Отложив ложку, она подошла к платформе. Ее рука с острыми ногтями легко, как ножом масло, вспорола брюхо туши в одном месте, обнажив темно-красное, сочное мясо и жир.

— Вот так, глупышка. Бери нежное. Вот здесь, — она ткнула пальцем в обнаженную мякоть, ее голос был терпеливым. Потом она отломила небольшой кусок и поднесла его ко рту Элуны. — Открой пасть. Кусай.

Запах свежего мяса прямо перед мордой был невыносим. Инстинкт пересилил отвращение. Элуна неловко схватила кусок. Челюсти сомкнулись с непривычной силой. Вкус обрушился на нее — дикий, насыщенный, металлический от крови, невероятно жирный и… неотразимый. Это было как пробуждение древнего кода. Она с жадностью проглотила кусок, почти не прожевав. Голод проснулся с яростью.

Следующий кусок она оторвала сама, уже понимая, куда кусать. Поначалу выходило неуклюже — она роняла мясо, слишком сильно сжимала челюсти, разбрызгивая сок. Но с каждым куском движения становились увереннее, естественнее. Она погрузилась в процесс, забыв на время о страхе и шоке, слушая только рев драконьего голода и нежные, одобрительные мурлыкающие звуки матери. Ее розовый хвост, ранее беспомощно волочившийся, теперь слегка подрагивал от удовольствия, а когти цокали по камню в такт ее жадным движениям. На мгновение даже шум в голове отступил, заглушенный простым, животным удовлетворением.

Джейна вернулась к своей миске, время от времени поглядывая на дочь. Усталость смешивалась в ее взгляде с заботой и тенью озабоченности. "Принимать форму она все равно должна научиться. И скоро," — думала она. Но сейчас, видя, как маленькая розовая дракониха с жадностью и неловкостью первобытного существа утоляет свой первый по-настоящему драконий голод, она позволяла себе эту передышку. Завтра будет новый день, новые уроки. А сегодня... сегодня было достаточно пробуждения в дыму и первого шага по дубовому полу. Пусть пока на четырех лапах. Пусть пока драконом. Завтрашние тени подождут.