Любовь в зелёных рукавах (гет)

Она была самым прекрасным созданием из всех, что он когда-либо видел.

Его волшебник, полуразвалившись бесформенной кучей на стуле, всё ещё источал мерзкое зловоние непонятных выделений, извергнутых на его мантию очередным причудливым растением. Они провели замечательное лето, бродя по просторам родовых владений Лонгботтомов. Но оно было позади, и теперь даже огромный Большой зал Хогвартса казался Тревору затхлым и тесным, словно давящим со всех сторон.

Её голос продолжал монотонно гудеть, напоминая предсмертное жужжание сочной мясной мухи, глаза соблазнительно выпучились. Чёрный бархатный бант на голове трепетал, словно самый первый нежный мотылёк безлунной ночи.

Тревор торчал вверх ногами из кармана жилета Невилла, словно пробка из бутылки, и ввиду своего не очень удобного положения мало что мог разглядеть. И тем не менее… он увидел достаточно.

К концу учебного года, если не раньше, сердце этой мрачной, таинственной чаровницы будет принадлежать ему.

* * *

Тревор, конечно же, был не обычной жабой. А очень даже волшебной. Дядя Элджи, мучимый чувством вины за то, что однажды, будучи в не совсем трезвом виде, выбросил своего маленького племянника из окна, выписал из Мадагаскара Лучезарную Жабу: это был сюрприз Невиллу к его первому учебному дню в Хогвартсе.

Когда они уже сели в поезд, и его волшебник с несчастным видом остался совершенно один, Тревор от него сбежал, вынудив Невилла обратиться за помощью к окружающим и тем самым завести друзей. Для того, чтобы подойти к Гермионе, Лонгботтому потребовалось преодолеть всю свою робость, и смелости этого поступка как раз хватило на то, чтобы сместить чашу весов со стороны Хаффлпаффа на сторону Гриффиндора при распределении и таким образом исполнить самое заветное желание его сердца: стать славным преемником своих родителей и доказать, что он достоин учиться на их благородном факультете.

Победа Невилла над собственными страхами и врагами стала смыслом существования Тревора, но даже при этом ему было крайне затруднительно противостоять Северусу Снейпу. Самое большее, что он мог делать на этом поприще, — это сопровождать своего волшебника на занятия по Зельеварению, излучая храбрость и решимость из его кармана.

(Впрочем однажды, за два года до отписываемых событий, Тревор проявил истинное бесстрашие: в отместку за все страдания Невилла он умудрился тайком помочиться на стул Снейпа. На следующем же уроке этот сальноволосый ублюдок пригрозил его отравить. Но возможность послушать, как этот гад визжал, словно мокрый книзл, когда холодная ядовитая жидкость просочилась сквозь его мантию, с лихвой оправдывала весь риск.)

Как и все представители выдающегося вида Лучезарных Жаб, Тревор был прирожденным целителем. Химические вещества, выделяющиеся из его пор, считались в магическом мире ценным обезболивающим, известным своей способностью противостоять проклятию Круциатус. В тёмные январские дни, последовавшие за побегом Беллатрисы Лестрейндж из Азкабана, Невилл только и делал, что лежал, свернувшись калачиком в огромном мягком кресле, а его верный фамильяр не отходил от него ни на шаг. Как правило, в эти часы их уединения Тревор опирался тонкими нежными пальчиками передней лапки на руку своего волшебника, изо всех сил стараясь забрать его страх и боль. Столько, сколько мог. Кроме того, Тревор в обязательном порядке сопровождал Невилла при каждом посещении больницы Святого Мунго, неизменно излучая тонны спокойствия и тем самым вновь оказывая поддержку.

Короче говоря, он был принцем среди жаб. Так почему бы ему не поставить перед собой высокие цели? Почему бы ему не начать ухаживать и не завоевать любовь человека, чей облик показался ему более приятным, чем облик любой знакомой амфибии?

* * *

Пронаблюдав за Амбридж какое-то время, Тревор довольно быстро определил, что его единственным возможным соперником был Министр Магии Корнелиус Фадж, — волшебник, не имеющий ни малейшего сходства с жабами. Очевидное отсутствие романтического интереса Фаджа к своей подчиненной хоть и было непонятно Тревору, однако даровало облегчение.

В один из дней, изнывая от любовной тоски, он решил пойти в своих изысканиях ещё дальше. Добравшись до кабинета Амбридж на Пивзе, который всегда был весьма любезен и доброжелателен с фамилиарами Хогвартса (ещё одна загадка, бесконечно удивляющая уважаемого Директора), он легко протиснулся под дверь.

Едва Тревор успел окинуть взглядом убранство комнаты, как его глаза, и так бывшие круглыми от природы, округлились ещё больше. Стены были увешаны изображениями суперхищников семейства кошачьих, крадущихся и зависших во всяких немыслимых прыжках. Какая смелая красавица! Не побоялась окружить себя плотоядными! Свирепые зверьки неустанно рыскали от тарелки к тарелке, размахивая хвостами, и Тревор невольно содрогнулся.

На стоявшей неподалёку тележке был аккуратно расставлен чайный сервиз (верх гостеприимства!). Чувствительные поры Тревора уловили остаточные следы Веритасерума, и единственным логичным выводом для него стало умозаключение, что его возлюбленная регулярно принимала сыворотку правды. Наверное, чтобы выработать сопротивляемость к этому напитку... или же для того, чтобы быть предельно честной с самой собой, даже наедине. Восхищение Тревора росло. Как же ему заставить это ослепительное создание понять всю глубину благоговения, которое он испытывал по отношению к ней?

В его кваке отчетливо прозвучало «Эврика!». Его осенило.

Он протиснулся обратно под дверь и во весь опор поскакал в библиотеку. Он уже знал, какой именно фолиант поможет ему воплотить мечты в реальность.

* * *

— Чёрт, кто-то опять забыл здесь эту книгу, — проворчала Гермиона Грейнджер. Её рыжий фамильяр с трудом нашел общий язык с Тревором, однако последний на всякий случай за ним приглядывал. Кошки и в лучшие времена были хитрыми. — Живоглот, нет! Плохой котик! Не трогай, ты поцарапаешь обложку!

Она убрала книгу подальше от досужей лапы своего кота.

— «Оборот и превращение в человека: освоение Гомомагической формы», — прочитала Гермиона и открыла заднюю обложку. — Эту книгу в последний раз брали двести лет назад. Кто её тут всё время оставляет?

Тревор лишь невинно квакнул в ответ.

* * *

Прошел месяц, прежде чем ему удалось освоить заклинание.

Строение его тела совершенно не годилось для работы с волшебной палочкой, но Тревор ведь не просто так был Лучезарной Жабой. Крупицы сведений, добытые им из «Освоения Гомомагической формы» натолкнули его на мысль, что если положить все четыре лапы на палочку Невилла и со всем усердием сосредоточиться на заклинании, действия чар будет достаточно хотя бы для того, чтобы отрастить противопоставленные большие пальцы. Дальше будет легче.

Заклинание сработало идеально с первой же попытки, что лишний раз доказывало чистоту и искренность его намерений.

Он дождался, пока все гриффиндорцы заснут, и вновь позаимствовал палочку Невилла. Он докатил ее до туалета и, глядя на свое пока еще привычное отражение в зеркале, начал колдовать. Брюшко, внезапно удлинившееся на добрых три фута, волосы, отросшие червяками на голове, равно как и сама голова с приплюснутыми глазами, болтающаяся на толстой ножке, явили Тревору весьма причудливое зрелище, которое запросто могло уверить даже обычную жабу в том, что любовь её обречена.

А когда трансформация, наконец, полностью завершилась, Тревор приступил к тщательной оценке своего внешнего вида. Глаза, ставшие зеленовато-голубыми, были посажены слишком близко друг к другу (из-за чего периферийное зрение теперь оставляло желать лучшего) и находились примерно в шести с половиной футах от пола, поэтому он невольно почувствовал себя молодым деревцем, которое вот-вот упадет. На голове оказалось слишком много золотистых волос, а скулы и подбородок приобрели пугающе очерченный вид. Руки и ноги раздулись в размерах и стали до ужаса напоминать объевшихся змей.

И, кстати, о змеях... Похоже, труп одной из них намертво прилип к его ходовой части, аккурат между ног.

— Она никогда не захочет меня таким, — печально пробормотал он. Его голос по звучанию немного походил на голос ненавистного мастера зелий: низкий, чувственный и пугающий, с привкусом горечи, которая словно приклеилась к нёбу.

Тревор c громким хлопком вернулся к своему естественному облику. Он протиснулся обратно под дверь, оставив после себя маленькую отвратительную лужицу, ступив на которую в шесть часов утра, непременно поскользнётся Шеймус (и лишь чудом не размажет свои гриффиндорские мозги по раковине).

В ванной снова стало тихо и уныло.

— Грёбаная магия, — печально пробормотало зеркало.

* * *

Итак, план А провалился. Тревор провел несколько ночей в библиотеке, старательно избегая миссис Норрис (на которую, впрочем, он в случае необходимости всегда мог натравить Пивза) и отчаянно пытаясь найти хоть какой-нибудь вразумительный способ завоевать сердце Долорес Амбридж и создать большую семью.

«Большую, славную, прыгучую семью», — подумал он про себя и рассмеялся по-лягушачьи. Звук получился слегка … неестественным.

— Всё в порядке, Тревор? — сонно произнес Невилл. — Хорошая жаба!

Тревором завладело острое чувство вины. От стал так часто оставлять Невилла одного, в то время как должен был быть рядом с ним круглосуточно, чтобы отгонять ночные кошмары и подкреплять его сопротивляемость Круциатусу.

Неужели он превратился в эгоиста, полностью отдавшись своей многомесячной неотступной погоне за всецело поглотившей его навязчивой идеей?

Всё возможно, подумал он и вновь вернулся к размышлениям о своей красавице.

Да, попытка стать человеком оказалась провальной, но, может быть, следовало попробовать действовать совершенно в противоположном ключе? Судя по внешнему виду Амбридж, шансы на то, что она, сама того не ведая, начинала свою жизнь жабой, были как минимум один к трем, а возвращение к более комфортному для неё облику точно заставит её улыбаться. Снова.

К слову, в последнее время она почти совсем не улыбалась, лишь скалила зубы на манер взбесившейся лошади и настороженным взглядом зыркала вокруг. Наверное, на неё просто давило бремя человеческого обличья.

Завоевательные планы Тревора немного забуксовали во время зимних каникул, поскольку он готовил себя и Невилла к рождественскому визиту в больницу Святого Мунго. Одноклассникам Лонгботтома очень повезло, что фамильяр посчитал их отношение к своему волшебнику безупречным. Если бы им удалось хоть на капельку задеть чувства Невилла, месть Лучезарной Жабы была бы стремительной и ужасной.

Как-то раз в начале февраля, сидя с Невиллом в гриффиндорской гостиной, Тревор слушал болтовню двух волшебников о Дне Святого Валентина, и вдруг понял, в чём его шанс. У его омерзительного человеческого обличья было одно неоспоримое преимущество: способность варить зелья. На протяжении четырех с половиной лет он очень внимательно слушал инструкции по приготовлению зелий и научился предугадывать, когда взорвется котел. Да он мог бы даже сдать экзамен СОВ по этому предмету!

И очень удачно оказалось, что охранные заклинания защищали кладовую Северуса Снейпа от вторжения студентов, оборотней, анимагов, почему-то Хагрида, насекомых, птиц, рептилий и млекопитающих... но не против жаб.

* * *

— Минерва, — приторно-любезно произнесла Амбридж. — Не хотите ли чаю?

— Нет, Долорес, благодарю, — ответила профессор Макгонагалл. — Я здесь для того, чтобы обсудить использование вами кровавых перьев на студентах, варварскую и незаконную практику, которая...

— ...разрешена специальным распоряжением самого министра, — закончила за неё Амбридж, наливая себе чашку чая. Поднялось облачко пара, и, если бы хоть одна из женщин владела тонкой наукой зельеварения, она бы непременно уловила едва заметную кислую нотку, которой здесь было совершенно не место. — Директор об этом уже проинформирован, так что не советую со всех ног бежать к нему, это бесполезно, — продолжила она. — Дисциплина в Хогвартсе, к сожалению, очень хромает, и иногда приходится немного перегнуть палку, чтобы не сбиться с правильного пути. Вы согласны, Минерва?

— Разумеется нет, — отрезала Макгонагалл, испепеляя взглядом тарелки с котятами. — Если у Директора связаны руки, я не прочь обратиться с этим в Международную конфедерацию...

Тут Амбридж сделала первый глоток чая, и понеслось...

Чашка упала на пол и разбилась вдребезги, рассыпав осколки тончайшего фарфора по всему ковру.

Долорес Амбридж уменьшилась в размерах, но черты её лица при этом особо не изменились.

Её одежда на секунду как будто зависла в воздухе — всё также, с приподнятым рукавом, как будто она по-прежнему держала чашку, — а затем в одно мгновение рухнула на пол пушистой розовой кучей.

Долю секунды спустя откуда-то из-под юбки донеслось яростное кваканье и вслед за этим, прокладывая себе дорогу пучеглазой головой, из нижнего белья выползла Амбридж-жаба. Во всей своей красе. Прямо за её глазами торчали две крупные тёмные бородавки, которые располагались так близко друг к другу, что напоминали чёрный бархатный бант.

Размышляя обо всем этом позже, Тревор не мог не признать, что ему очень сильно повезло, что Минерва Макгонагалл отказалась от чая. Она бы почти наверняка приняла облик так симпатичного его даме сердца животного — своей анимагической формы — и непременно бы воспользовалась случаем, чтобы свернуть шею ненавистной Долорес.

Еще одной не менее счастливой случайностью стало то, что вместо того, чтобы попытаться хоть как-то помочь Амбридж-жабе, Минерва сразу же отправилась на поиски Директора.

Стоит ли упоминать, что явившийся из тёмного угла Тревор своего шанса не упустил.

* * *

— Было очень мило с твоей стороны выйти наружу в такую погоду, — разглагольствовала Амбридж-жаба, которую теперь ласково называют не иначе как Долорес. — Откуда ты узнал, что это мои любимые?

— Я просто очень внимателен ко всему, что касается тебя, — ответил Тревор (выглядя немного самодовольным, но Долорес любезно это игнорировала). — Да я и сам от них в восторге. Трудно превзойти старые добрые «Гроздья тараканов» из «Сладкого королевства», хотя… знаю я в Лондоне один небольшой магазинчик, где продаются и более экзотические вкусы. Гигантские тараканы из самого Тринидада и тому подобное. Разумеется, всё законного происхождения, никакой контрабанды!

Он предпочёл не упоминать, что для того, чтобы угодить своей даме, никуда выходить ему не пришлось: он лишь воспользовался потайным ходом, принял человеческий облик в подвале «Сладкого королевства» и заплатил за «Гроздья» пыльным галеоном, найденным в книгохранилище. Пусть она думает, что он рискнул предпринять вылазку на морозный мартовский воздух и проскакать весь этот длинный путь до Хогсмида и обратно только для того, чтобы порадовать её вкусным угощением.

В конце концов, он ведь действительно приложил немало усилий, чтобы достичь того, что имел сейчас: возможность блаженствовать со своей возлюбленной, поедая «Гроздья тараканов» в хорошо укрытой от посторонних глаз нише прямо под факелом на седьмом этаже. Это, конечно, была не Выручай-комната — он много раз бывал там с Невиллом и приберёг её открытие для особого случая, — но, тем не менее, это место было идеальным для двух земноводных, которые были не прочь немного потискаться.

Долорес, вздохнув, смачно рыгнула.

— Тревор, дорогой, я... я хочу тебе кое-что сказать. Никогда в жизни я не была так счастлива, как в эти последние несколько недель, — она сделала многозначительный жест согнутой передней лапкой. — Вот смотрю я на них всех и вижу, как они бегают, словно муравьи, — все эти люди, знаешь ли, со своими якобы-очень-важными жизнями, — и думаю, что когда-то такой была и я. Я так сильно беспокоилась о вещах, которые на самом деле не имеют ни малейшего значения, — она нежно толкнула его локтем в бок. — Я, честно говоря, иногда задаюсь вопросом, а где же я планировала оказаться в конечном итоге? Стала бы Министром Магии? Чертовски маловероятно. Скорее, сгнила бы в Азкабане. А теперь мне всё кажется таким простым и понятным. У меня есть уютный уголок, мои «Тараканы» и ты. Я очень довольна.

Когда-нибудь он признается ей во всём, и ей потребуется некоторое время, чтобы его простить. Но если уж она по-настоящему счастлива в своем новом обличье, как говорит, это облегчит ей задачу.

А однажды Хагрид пойдёт бродить по опушке Запретного леса в поисках самки гиппогрифа, намереваясь в ближайшее время навестить Сириуса Блэка, который переехал со своим крестником в загородное поместье и попросил найти подругу для Клювокрыла. Полувеликан остановится отдохнуть у переносного болота, приобретшего теперь постоянное место, — того самого, которое знаменитые близнецы Уизли состряпали в день своего самовольного выпуска из школы. Он непременно обратит внимание на пару лучезарных жаб, точнее, одну лучезарную жабу и вторую, более невзрачную, но с блеском в глазах, какой бывает только у горячо любимой женщины. Их лягушачье потомство будет самым здоровым на болоте, а их лучезарные отпрыски, когда вырастут, будут сами выбирать себе ведьму или волшебника, а не наоборот.

Именно там и будет настоящий дом Тревора и Долорес, самых счастливых созданий в Хогвартсе.