Союз несовместимых (гет)

Тишина здесь была не пустотой, а инструментом. В этих стенах люди говорили точно, метили словами, как стрелами. И потому молчание, особенно её молчание, весило много. Гермиона Грейнджер стояла над столом, склонившись так, словно искала на листке не слова, а объяснение.

АРХИВ 17-Р. УБЕЖИЩЕ "РУТ-23". АКТИВАЦИЯ СОЮЗНОГО РИТУАЛА...

Она перечитывала заголовок снова. И снова. И ещё раз.

Гермиона вспомнила сегодняшнее солнечное утро. Когда на встала по привычке чуть раньше, заплела волосы, закрыла глаза, когда Рон поцеловал её в висок на прощание. Он сказал что-то, что уже не вспомнить, и ушёл, помахав ей с порога. Она улыбнулась ему. Настояще. Легко. И вроде день обещал быть простым.

А теперь стояла здесь. Смотрела на документ, заключенный с 1998 года. Её указательный палец лежал вдоль строки, но не касался пергамента. Будто боялась, что если коснётся, ритуал оживёт прямо здесь, в её кабинете. Запечённый магией, запечатанный на крови, он не давал ей дышать. Потом, резко, будто сама себе мешала, она опустила руку. Отступила на шаг. Опёрлась о край стола. И долго смотрела на документ, не моргая. На автомате сняла очки, протёрла их краем мантии, хотя стекла были чисты. Потом снова надела. И снова ничего не изменилось.

Заголовок всё ещё был тот же.

— Да чтоб тебя... — выдохнула она почти беззвучно.

Но голос сорвался. Не злобно, не в истерике, а почти шепотом. Усталость. Удивление. И что-то личное. Она сжала губы. Подошла к одному из металлических архивных ящиков, открыла его щелчком пальцев. Острым, резким. Как будто не открывала, а приказывала. Ложь. Никто ничего не открывает так, если внутри просто бумага. Вынула пустую папку. Положила туда копию ритуала. И остановилась, так и оставив ладонь на папке. Она закрыла глаза. Пальцы чуть дрожали. Сделала вдох. Медленный, длинный. Как будто собирала себя обратно из тумана.

— Нет, нет, нет, — прошептала почти беззвучно. — Это… это полный абсурд. Этого не может...

Снова взгляд на печать. Красная. Светящаяся. Активная. Сигнатура: её. Вторая — Перси Уизли.

Проклятье.

Она помнила убежище "Рут-23". Помнила, как кровоточили стены, как потолок сыпался магическими кристалликами, как они сдерживали барьер вместе. Помнила, как всё вокруг грохотало, как казалось, что если не успеют — конец.

Но этого… этого она не помнила. Не ритуала. Не слов. Не контакта. Не согласия. Только страх. И магию, сплетённую между ними.

— Это была защита, — выдавила она. — Не союз. Не брак. Это… должно быть ошибка.

Она повернулась — резко, оттолкнув папку чуть вбок. Ложь. Вовсе не "ошибка". Магическая сигнатура не лжёт. Не может лгать.

Гнев не пришёл сразу. Он не вспыхнул, как вспышка, не разорвал её на крик. Он подкрадывался. Медленно, тяжело, по костям.

Сначала — в солнечном сплетении. Давление.

Потом — в груди. Словно тесно.

Потом — в пальцах. Дрожь. Та самая, мелкая, когда хочется разорвать, но нельзя.

Она не кричала.

Она не плакала.

Но её внутреннее "нет" становилось всё громче.

Это было чувство — как будто в тебя вторглись. Тихо, без разрешения. Как будто кто-то прошёл через магическую дверь, поставленную только для тебя, и расписался твоим именем в книге жизни.

"Замужем."

Слово пульсировало в ней, как рана, которую никто не спросил, можно ли открыть.

Она чувствовала, как поднимается жар под кожей. Как горят уши. Как сердце бьётся не от страха — от ярости.

Гнев был не поверхностным. Он был глубинным, настоящим. Он не просил выхода — он ждал, накапливался, медленно, точно.

В её теле — сжатые плечи.

В горле — сухо, как после крика, которого не было.

В животе — тяжесть, как будто там камень. Огромный. Разбитый.

Она чувствовала себя преданной.

Пусть никем конкретным.

Пусть даже собой.

Она ненавидела, что это случилось без её памяти.

Что кто-то, даже пусть она сама из прошлого, решила за неё.

Что её тело сказало "да", а разум об этом не знает.

Это был не просто гнев — это была магия в её крови, рвущаяся наружу. Как будто палочка внутри неё хотела вспыхнуть от эмоции.

И хуже всего было — она не могла обвинить никого напрямую.

Не могла закричать.

Не могла уволить.

Не могла отменить.

Она чувствовала, как от злости горят глаза.

Медленно, почти не дыша, она выпрямилась. Отступила на шаг.

Вдохнула через нос, задержала дыхание, выдохнула.

Раз.

Два.

Три.

Пальцы всё ещё дрожали, но она подняла их к горлу, провела по коже — жестом, похожим на касание. На самом деле — это было заклинание. Тихое, внутреннее, давно выученное: Emotus Claudere.

Закрыть чувства. Не для себя, для мира. Чтобы не увидеть их в чьих-то чужих глазах.

Особенно — в его.

Она вытерла ладони о подол мантии. Подошла к зеркалу. Посмотрела уже иначе. Теперь лицо было чистым. Без следов гнева. Без следов чего бы то ни было. Но это была маска. Она знала. И маска эта держалась на боли.

Больше она не была той девочкой, что в панике выучивала ритуалы перед выпускными экзаменами. Не была тем бойцом, что спасала Хогвартс, заливая всё вокруг заклинаниями. Не была даже той, кто плакал в лесу из-за одного имени.

Сейчас, глядя в зеркало, видела ту самую себя из 1998-го. С разбитыми пальцами, с недосказанным, с переплетённой магией и без памяти о том, что именно они с Перси сделали.

И пошла. Время было 17:39. Она не собиралась обсуждать. Она шла разобраться.