От Живоглота с любовью (джен)

«Котики — самые милые существа на свете», — с самодовольством подумал рыжий, наглый котяра, разглядывая себя в старинном, потускневшем зеркале, висевшем на стене «Магического зверинца» — магазина в самом сердце Диагон-аллеи.

Он смотрел на своё отражение с тем видом, каким древний король мог бы окидывать взглядом верноподданного. Усы подрагивали от удовольствия. Хвост, пушистый, как метёлка из пера феникса, покачивался из стороны в сторону.

Живоглот жил в магазине с рождения. Его мать, породистая книзла, купленная хозяином за весьма солидные галлеоны, неожиданно оказалась беременной. К весне она принесла четверых прелестных котят, которых с сюсюканьем расхватали почтенные домохозяйки в течение одной недели.

Кроме одного.

С последним котёнком возникла проблема. Его возвращали. С криками, руганью и в сопровождении нелестных эпитетов. Одна дама даже потребовала вернуть деньги и послала в адрес хозяина проклятие головной боли.

— Эта тварь гадит мне в сапоги и смотрит в глаза, пока делает это! — вскидывалась очередная разгневанная покупательница. — И потом улыбается! Улыбается, понимаете?!

Кот и вправду был… нестандартный. В отличие от других полукнизлов, где магическая составляющая обычно едва угадывалась за кошачьими повадками, в нём магия бурлила как в котле.

Он был ближе к боевой химере, чем домашнему питомцу. В пышном рыжем хвосте скрывалось острое, как игла, жало, наполненное ядом. Зубы — два ряда, слишком длинные, чтобы спрятать их даже в закрытой пасти. Габариты — как у небольшого пса, а голос, если мяукал, напоминал рёв больной мантикоры.

И он был умен. Чертовски умен.

Об этом хозяин магазина жаловался чаще всего, особенно по пятницам, за кружкой доброго эля в пабе.

— Он всё понимает! — твердил он каждому, кто был готов слушать. — Притворяется глупым, пока не решит, что пора устроить диверсию. Портреты в лавке ему кланяются, а совы с почты улетают, завидев его. Говорю вам, это не просто кот.

И Живоглот, довольный собой и своей популярностью, продолжал жить в лавке. Сидел на прилавке, выглядывал в окно, шипел на мышей, но не трогал их. Он знал, что ждёт чего-то большего.

Всё вышеперечисленное имело одно-единственное, но поразительное объяснение: Живоглот совершенно точно знал, что в прошлой жизни был человеком.

Имени своего он не помнил, но был абсолютно уверен в двух вещах: пол у него был мужской, а характер — мерзкий до невозможности. В воспоминаниях иногда всплывали мутные картинки: витрина магазина «Пиво-воды», ругань с людьми в синей форме, стойкий запах перегара и вечное недовольство жизнью. Эти воспоминания появились не случайно.

Однажды, по своему обыкновению, Живоглот решил продегустировать великолепный свежий окорок, который хозяин «Дырявого котла» привёз с фермы. Однако Том, возмущённый столь наглым покушением на провизию, швырнул в рыжего вора чугунной сковородой. Он уже было решил, что прикончил наглеца, но кот очнулся, еле-еле поднялся и побрёл в сторону «Магического зверинца».

Там, отлежавшись на родной подстилке и вылизывая ушибы, Живоглот вдруг начал видеть странные сны. Слишком яркие, слишком осмысленные, чтобы быть просто сновидениями. С тех пор воспоминания, которых, казалось бы, не могло быть у обычного кота, прочно поселились у него в голове.

Однако теперь всё было иначе. Теперь у него была новая жизнь — пушистая, гибкая, ловкая. Пиво и виски — мерзости прошлого — больше не интересовали, как, впрочем, и его бывшая. Зато в наследство от прежнего «я» достались скверный характер и удивительная, почти неприличная сообразительность.

Конечно, он теперь был полукнизлом. Полноценным котом. С усами, когтями, ядовитым жалом и — пусть совсем немного — магией.

Нет, палочку он не носил. Но кое-что умел: пробираться сквозь магические барьеры, становиться почти невидимым, заставлять магловские камеры зависать и в целом творить всякие «мелочи», на которые иной студент Хогвартса тратил бы целый семестр.

Жизнь в «Магическом зверинце» его вполне устраивала: еды — вдоволь, спать можно где угодно, а в свободное время — шастать по улочкам, от Диагон-аллеи до самых задворок Ноктюрн-переулка, охотясь на жирных, самодовольных крыс.

Но, как и всё хорошее, эта лафа подходила к концу.

Да, он был котёнком от редкой, высокородной книзлы. Но хозяин лавки начинал терять терпение. Покупатели по-прежнему приносили жалобы: кто-то утверждал, что «этот рыжий монстр загипнотизировал моего попугая!», кто-то — что у ребёнка развилась аллергия на цинизм и плохие сны после одного взгляда на кота.

Живоглот понял: пора действовать.

Он начал последовательную кампанию по созданию милого, пушистого образа. Котик он или нет? Он перестал шипеть на детей. Начал мурлыкать в присутствии одиноких волшебниц. Пару раз даже аккуратно умывался на витрине — на глазах у потенциальных покупателей. И — главное — перестал устраивать свои регулярные «демонстрации силы» в Лютном, где жили самые отмороженные представители семейства собачьих. Теперь — только милота, шелковая шерсть и полупрезрительное молчание. Только высший класс и никакого трэша.

Удача улыбнулась ему в августе.

— Наконец-то август! — сообщил однажды утром владелец зверинца, выглядывая в окно. — Пошли семейные покупки для учеников Хогвартса! Нас ждут барыши!

И действительно, Диагон-аллею наводнили ученики — шумные, восторженные, со школьными списками, перьями наперевес и матерями на грани нервного срыва. Появились семьи, одиночки, первокурсники с широко раскрытыми глазами и старшекурсники, скучающе плетущиеся за родителями.

Живоглот потянулся, пригладил лапой усы и прыгнул на подоконник.

Шоу началось.

В один солнечный день в «Магический зверинец» ввалился долговязый лохматый мальчишка с рыжими вихрами, в мятой мантии и с... очень странной крысой в руках.

Живоглот, дремавший на витрине, вскинулся как по команде. Он узнал запах. Узнал дрожь, нервный писк, подозрительную ауру — в этой «крысе» было что-то не то. Очень даже не то.

Кот спрыгнул с витрины, пригнулся, зрачки сузились в боевую щёлку.

Цель на прилавке. Расстояние три метра. Прыжок. Захват. Победа.

— Он всё время чешется, и у него как будто... что-то со спиной, — бормотал рыжий, кладя крысу на прилавок.

Живоглот рванул.

...и был пойман. Ловко, в последний миг — пара изящных рук перехватила его в полёте, как комету, нацеленную в гоблинское хранилище.

Крыса, воспользовавшись ситуацией, стремительно юркнула за дверь, а его владельцу пришлось с криком догонять питомца.

Но Живоглоту уже было всё равно. Он посмотрел в лицо той, что его удерживала — и понял.

Он нашёл её. Свою Хозяйку.

Пусть маглорожденная. Пусть с книжной пылью на пальцах. Он знал, как к таким относятся в этом мире, и теперь никто её не обидит. Он проследит, защитит. И, если понадобится — вонзит когти в чей-нибудь надменный нос или рожу.

Он громко заурчал и стал тереться о её грудь, словно был самым преданным и пушистым созданием в волшебной Британии.

Продавщица, не теряя времени, молниеносно воспользовалась моментом.

— Ах, вы только посмотрите, как он к вам прикипел! — завопила она с натянутой улыбкой. — Это судьба, юная леди! Судьба и распродажа! Всё по полцены, только сегодня!

Спустя три минуты Гермиона Грейнджер уже покидала лавку, прижимая к груди своё новое приобретение — местное чудовище — по скидке.

Она шла счастливая, не замечая, как из её объятий зловеще и самодовольно поглядывает рыжий комок шерсти.

Следующей остановкой стал магазин «Всё для квиддича», где ошивались её друзья.

— Ты купила ЭТОГО урода?! — изумился Рон, увидев кота.

— Смотрите, какая лапочка! — с восторгом воскликнула Гермиона, поглаживая Живоглота по голове.

— Твоя лапочка чуть с меня скальп не сняла! — возмутился Рон, приглаживая волосы.

— Глотик не нарочно, — мягко сказала Гермиона, поглядывая на кота. — Он просто… эмоциональный.

— А ты о Коросте подумала? — Рон похлопал по карману, откуда доносилось испуганное пищание. — Ей нужен покой! А с этим монстром она в могилу сляжет!

— Вот, держи, — Гермиона протянула ему красный пузырёк. — Ты забыл микстуру для крыс. Ну хватит дуться. Не волнуйся, Глотик будет спать в моей спальне, а Короста — в твоей.

Живоглот в это время устроился на плече Хозяйки и довольно обнюхивал окрестности, явно прикидывая, кого в этой компании он сожрёт первым.

— Бедная киса, — сказала Гермиона, прижимая кота. — Продавщица сказала, что он провёл в магазине несколько веков, и никто его не хотел...

— Интересно, почему? — пробурчал Рон сквозь зубы.

Живоглоту окончательно надоел невоспитанный мальчишка. Он зевнул — неторопливо, демонстративно, во всю ширину своей клыкастой пасти. Зевок выдал ряды острых зубов и вызвал стойкое ощущение, что эта пасть могла бы без труда проглотить не только крысу, но и владельца вместе с чемоданом.

Рыжий неряха испуганно замолчал. Весь потух, насупился и отступил на шаг, будто это он был в корзинке, а не наоборот.

— Ну и правильно, — удовлетворённо подумал Живоглот, устраиваясь поудобнее. — Меньше говоришь — целее уши.

А крыса… крыса никуда не денется. Он её чуял. Он всё ещё её чуял.

* * *

В поезде кот, как и положено существу с непростой биографией, вёл себя сдержанно, но настороженно.

Весь вагон был его территорией. По крайней мере, пока он в нём находился. Он позволил Хозяйке посадить себя на колени, потерпел дежурные сюсюканья и пару нежелательных поглаживаний, после чего перебрался на багажную полку и оттуда следил за ситуацией.

Именно оттуда он первым заметил подозрительного типа. Мужчина с тенью волка на лице и запахом...

Оборотень. Причём притворяющийся.

Словно хотел показаться мягким, невинным, даже усталым. Да, конечно. Расчётливый взгляд, хищный запах и походка того, кто умеет красться.

Запах мокрой шерсти. Пакость. Ещё и на его территории?

Живоглот коротко зарычал — так, чтобы только тот, кто надо, услышал. Мужчина замер, чуть обернулся. Их взгляды пересеклись.

Живоглот не отвёл глаз.

Пока что — пусть идёт. Пусть успокоится. Пусть думает, что кот пушист и безопасен и у него лапки.

Крысу он всё равно поймает. И за оборотнем присмотрит.

Он тут не просто так. Он теперь в деле.

В Хогвартс Живоглот въехал с достоинством — сидя на руках домовика, как полагается уважаемой персоне. И не успел лапы опустить на старинные камни, как громко потребовал праздничный ужин.

Что удивительно — его прекрасно поняли.

— Уважаемому Живоглоту, — проговорил один из кухонных эльфов с низким поклоном, — подаётся вырезка говяжья, мягкая, как облачко.

И действительно, через пару минут перед котом стояла чашка, полная нежнейшей вырезки, с подливкой и веточкой петрушки для эстетики.

Живоглот блаженно зажмурился.

Жизнь удалась.

К началу октября вся Гриффиндорская башня уже знала, кто тут настоящий глава — и это точно была не поддельная кошка профессор МакГонагалл.

Живоглот ввёл в оборот дисциплину: наглые первокурсники начинали заправлять кровати, третьекурсники — снимать грязную обувь, а шестикурсники — прятать ингредиенты подальше от близнецов.

Кто не слушался — находил свои учебники в мокром состоянии, подушку — с проклятием чесотки или будил Филча… в четыре утра.

Параллельно Живоглот завёл себе гарем кошечек — в том числе приобрел особое расположение миссис Норрис, той самой несчастной спутницы сквиба Аргуса Филча. Между ними возникла крепкая связь: миссис Норрис — за стиль, Живоглот — за методы. Они часами патрулировали коридоры, сверяясь взглядами, шепча что-то на кошачьем языке.

Филч был в восторге. У него теперь был не один, а два помощника, и второй — куда более изощрённый.

Любой, кто не понравился Живоглоту, попадал под категорию «угроза безопасности школы» и сдавался, как стеклотара, прямиком Филчу. Причём с аргументами и уликами.

Особенное внимание кот уделял близнецам Уизли.

Полукнизл посчитал их поведение неуважением к его авторитету.

Братья, в свою очередь, решили отомстить — объявили на кота охоту: с наживками, засадой и даже приворотной приманкой с валерианой.

Но Живоглот был не просто кот.

Много вы видели котов со стратегическим мышлением?

Он выждал, изучил привычки и в нужный момент наложил санкции.

Прямо на порог спальни мальчиков пятого курса. С точностью и последовательностью, которой позавидовал бы преподаватель зельеварения.

На третий день Фред с Джорджем капитулировали и признали поражение. Они не знали, как, но кот всегда был на шаг впереди.

Живоглот же наблюдал за происходящим с книжной полки. Молча. Глубоко довольный.

Самым неприятным для мужской части Гриффиндора было вовсе не то, что Живоглот периодически накладывал магические и нет пакости им прямо под дверь. Нет.

Хуже всего было то, что вся женская половина факультета просто обожала его. Стоило Живоглоту потереться о чьи-нибудь ноги или уронить голову на колени, как раздавались умилённые вздохи и кто-нибудь непременно предлагал ему сливочную ириску. К любым жалобам на его поведение относились с осуждением, а на любые разговоры о «насилии над милым котиком» — и вовсе с откровенной враждебностью. И как в таком случае мстить подлой твари?

— Но он же такой ми-и-илый! Такой ласковый! — тянули девочки, гладя пушистого кота, свернувшегося клубочком на кресле у камина.

Он урчал, смотрел глазами, полными мудрости, и пушил хвост так изящно, что даже старшекурсницы забывали про экзамены. Живоглот позволял себя обожать, морщил нос, ластился к коленям… а потом, едва никто не смотрел, восстанавливал контроль над башней.

Замок коту очень понравился.

Огромный, древний, пропитанный магией до последнего камня. Столько запахов, скрытых ниш, древних заклинаний, забытых предметов и потаённых проходов для фамилиаров — тех, кого когда-то держали великие волшебники. Он их чувствовал. Он знал, как входить. Как и все коты, он умел просачиваться везде.

Магия Хогвартса усиливала его.

Невидимость получалась лучше, дольше. Он мог сидеть под самым носом у Филча — и быть неотличим от тени. Выносливость выросла: теперь он путешествовал по крышам башен до самого утра, не теряя прыти.

Каждую ночь Живоглот обследовал замок.

Он тщательно отмечал все входы и выходы, тайные коридоры, пустующие аудитории, откуда пахло странными вещами — костью, кровью, старым серебром.

Но особенно его интересовали две зоны:

• Подземелья, где обитал зельевар, слизеринцы и что-то совсем старое и хищное.

• И башня директора, откуда тянуло такой аурой власти, что у кота начинали вибрировать усы.

В подземелья он пробирался через щели и тайные ходы, оставленные в старые времена для зверей сопровождения. А в башню — по крышам, со стороны чердаков. Его никто не замечал. Он никогда не оставлял запаха. Он был рыжей тенью с когтями.

И у него была цель.

Благополучие Хозяйки.

Её нужно было устроить, защитить и оградить от глупых решений и алчных взрослых.

И главной угрозой он считал вовсе не крысу. Крыса — она понятна. Переодетый человечек, магия, страх, — она боится, значит, уязвима.

Настоящая опасность — бородатые двуличные волшебники.

Он вычленил три ключевые угрозы:

1. Мерзкий оборотень, который прятал зубы за поношенным сюртуком как за овечьей шкурой и делал вид, что добр и безобиден.

2. Рыжий неряха с человеком-крысой в кармане, два предателя, способные на глупости и не любившие котов.

3. И, наконец, сам директор — улыбчивый старец с холодными глазами, которые смотрели не на людей, а сквозь них.

Живоглот не доверял ему. Улыбка, запах мяты, жёлтая конфетка и — судьба в его руках. И чья? Его милой, умной, наивной Хозяйки.

— В Нору? К этим рыжим? — фыркнул Живоглот. — Ни за что.

Порядочным котам нужен чистый дом, вкусная еда и счастливая ведьма.

А не бородач, который выдаёт через женщину-кошку плохую крутилку — неполноценный артефакт, криво настроенный и опасный.

Нет. Не в этот раз. Не будь он настоящий хозяин Хогвартса!

Живоглот прикрыл глаза, но не заснул. Он ждал.

Хозяйка спала в своей кровати. Он сидел рядом, охранял.

И если кто-то сунется — вся его магия, память, когти и хитрость будут там, чтобы защитить её.

С врагами всё ясно. Рыжий неряха, человек-крыса, подозрительный оборотень и подозрительно ласковый директор — вполне определённая, хоть и не слишком умная компания.

А вот с союзниками у Живоглота было куда как хуже.

Друг хозяйки, всем известный Гарри Поттер, оказался таким же наивным и беспомощным, как и она сама.

Хороший мальчик, конечно. Добрый. Искренний. Честный.

И, как все искренние честные добряки, абсолютно не приспособленный к жизни.

Порой казалось, что ему самому нужен опекун. Или хотя бы толковый кот.

А не глупый человек-псина, который не внушал особого доверия.

— Принеси мне крысу, — просил он с мольбой в глазах, глядя на кота так, будто тот должен выполнять команды как домашний эльф. Какой из него союзник? Ему самому помощь нужна.

Живоглот недовольно щёлкнул хвостом.

Крысу не приносят. Крысу выманивают, дают ей поверить, что она в безопасности, и только потом — цап!

Но человек-псина был нетерпелив и шумен и невероятно глуп. Пытался прорваться в Хогвартс, нарушал совершенную маскировку и шумел.

Пришлось устроить воспитательную трепку — когтями по куртке и предупреждающий удар лапой по носу. Тот фыркнул, сник и пообещал слушаться.

Хоть кто-то здесь учится, подумал Живоглот с удовлетворением.

Из всей компании единственным достойным союзником мог быть маг, который варил зелья.

От него пахло силой, тьмой, острыми травами и хищным спокойствием.

Он не делал лишних движений, говорил коротко и умел видеть суть.

Живоглот однажды наблюдал, как он разделывал мёртвого акромантула. Без эмоций, но с явным уважением к трофею.

Вот это подход. Вот это союзник.

Он читал мысли, ценил ловкость, не любил детей — что, по мнению Живоглота, было не пороком, а, скорее, признаком здравого рассудка.

Он тоже не фанат этих визгливых существ. Однажды маг встретился с Живоглотом взглядом… и не отвёл глаз.

С зельеваром у них было молчаливое понимание. Тот знал, что кот — не простой питомец. А кот знал, что маг — не просто преподаватель. В качестве подношения Живоглот принес перья гиппогрифа и старые пергаменты, которые он стащил из кабинета директора. Тогда в подземельях появлялась вторая миска. Живоглот молча ел, а маг потом просматривал его память. Они приняли подношения друг друга.

Союз был заключён. Сотрудничество в обмен на информацию.

Наконец-то — разумный взрослый в этом цирке с палочками.

В день печёных тыкв — один из любимых Живоглотом праздников — всё пошло наперекосяк.

Человек-псина снова пытался пролезть в замок.

Глупая псина вечно лезла туда, где её никто не ждал, да ещё и позволяла себя провоцировать директору. Это коту категорически не нравилось.

Он давно понял: всё слишком подозрительно, слишком фальшиво. А раз так — пора действовать.

Живоглот поднялся с любимого подоконника, встряхнулся и взялся за дело как подобает истинному хозяину Хогвартса.

Украсть плохую крутилку у хозяйки, пока та спит?

Проще простого.

Легонький прыжок — и артефакт оказался в зубах. Стекло внутри звякнуло, но хозяйка только повернулась на другой бок, пробормотав что-то про занятия.

Ну вот и славно.

Следующая цель — подземелья.

Кот скользнул сквозь потайной ход для фамилиаров, извивающийся под гобеленами и лестницами, и вылез прямиком в лабораторию союзника.

Тот не спал. Варил что-то, густое и маслянистое, с отвратительным запахом, который Живоглоту очень даже нравился.

Кот аккуратно положил маховик времени на пол, прямо на границу света и тени, и издал трубный, требовательный мявк.

Снейп поднял голову. Морщины на лбу обозначили досаду, но взгляд стал внимательным. Он медленно вышел из-за котла и наклонился.

— Так... Уважаемый Живоглот, где вы взяли маховик времени?

Кот молча уставился в чёрные глаза мага, предлагая считать мысли самому. Маг не подвел.

* * *

Рыжий кот давно ушёл, оставив за собой ощущение беспокойства и след чётко переданной информации. Северус Снейп сидел в тишине своего кабинета, погружённый в размышления.

Он не ожидал, что его самым разумным союзником окажется фамилиар, но сегодняшний вечер расставил приоритеты иначе. Ум и полезность проявляются в самых неожиданных обличьях, и кот, несомненно, обладал и тем, и другим.

Он вновь перебрал в уме цепочку событий — одну за другой, как бусины на чётках.

МакГонагалл выдаёт маховик времени — ни больше ни меньше — третьекурснице с Гриффиндора.

Сириус Блэк, сбежавший из Азкабана, не прячется и не ищет помощи, а словно по чьему-то сценарию ошивается вблизи школы, якобы «охотится» на мальчишку — хотя мог давно затеряться в Европе, сменив имя и лицо.

А тут же — как по заказу — появляется оборотень Люпин, и не где-нибудь, а в числе преподавателей Хогвартса.

Слишком много совпадений. Слишком стройная схема.

Альбус Дамблдор никогда не действовал без замысла. Значит, за этими решениями стоял тщательно продуманный сценарий.

Но фамилиар указал на нечто большее. Если в этой истории замешан человек-крыса, многое становится на свои места. Мародёры снова собрались в полном составе, за исключением покойного Джеймса. А где эта тёплая компания — добра не жди. Ещё в школьные годы они выполняли для директора грязную работу, и нет причин думать, что сейчас что-то изменилось.

А Уизли... Семья, которая с готовностью выполняла любую волю Дамблдора. Если под их крышей действительно кто-то скрывался, неудивительно.

Конечно, действовать открыто бессмысленно. Председатель Визенгамота не допустит разоблачения «своего» человека и найдёт способ вывести его из-под удара. Но это не значило, что нельзя было действовать скрытно.

Поздней ночью Снейп покинул замок и без шума аппарировал в Нору — место, которое рыжая семейка никогда особенно не прятала. Их уверенность в собственной безнаказанности почти умиляла.

Он тщательно просканировал дом. Обычные бытовые чары, лёгкие следы защитной магии — ничего примечательного. Но на чердаке…

Там магия отозвалась странно — словно искажённое эхо.

Словно тот, кто находился наверху, был… не до конца жив, но и не мёртв.

Затаившийся, скрытый, едва различимый — как забытая тень, спрятанная за чужим именем.

И что же это, если Петтигрю в облике крысы действительно сейчас в Хогвартсе? Конечно, можно вернуться, всё обдумать и подготовиться. Но тогда будет утерян главный козырь — эффект неожиданности.

Северус бесшумно вошёл в дом. Заклинание приглушения шагов поглощало даже скрип старой лестницы, но он всё же обновил на себе дезиллюминационное — осторожность ещё никому не вредила. Вот и чердачная дверь. Внизу слышались храп Артура и ровное посапывание Молли — все дети, как и следовало ожидать, в школе.

Замок оказался самым обычным — колопортус поддался лёгким движением палочки. Северус шагнул внутрь. Низкое чердачное помещение оказалось до краёв завалено хламом и старыми вещами, давно забытыми хозяевами. Короткое поисковое заклинание сразу указало на цель: в дальнем углу, в старой корзине, свернувшись клубком, дремал крошечный гомункул со змеиными чертами. Рядом неотлучно лежала змея.

Не раздумывая, Снейп метнул ступефай сразу на обоих. Разбираться, кто они и что собой представляют, можно будет позже. Сейчас главное — захватить добычу и вернуться туда, где можно всё спокойно обдумать. Например, в Спиннерс-Энд.

Родительский дом встретил его знакомой нежилой вонью. Естественно, Северус здесь не жил — только создавал видимость присутствия. В защищённом подвале при тусклом магическом свете он внимательно осмотрел добычу: гомункул Лорда и его верная змея — Нагайна. Обнаружить их в доме ближайших соратников Дамблдора... это дело пахло хуже свежего драконьего навоза.

Однажды, напившись в хлам, Люциус обронил интересную мысль: в этой грязной эпопее с Лордом больше всех выиграл именно Альбус. Маг из небогатого, захудалого рода вдруг оказался фактическим правителем всей магической Британии. И неважно, кто там занимал кресло министра — у Дамблдора в руках три ключевых поста: директор Хогвартса, председатель Визенгамота и глава британской делегации в Международной конфедерации магов.

Северус не был дураком. Ввязываться в открытую игру против самого влиятельного волшебника страны — последнее, чего бы ему хотелось. Где он — и где Альбус.

Поэтому Снейп не стал тянуть. Он уничтожил гомункула и змею адским пламенем прямо в собственном защищённом подвале. Ну и что, что пол подпалил? Не до красоты. Сейчас главное — выжить и не дать себя втянуть в новую войну.

В школу декан Слизерина вернулся около трёх часов ночи и, не раздеваясь толком, завалился спать.

Утром он долго стоял под горячими струями душа, стараясь смыть усталость. Взгляд случайно упал на левое предплечье — метка потускнела ещё сильнее, но не исчезла окончательно. Где-то он читал о разделении души... Герпий Злостный, кажется? Что-то тревожное всплыло из памяти, но не оформилось в ясную мысль.