Цена любви (гет)

Эдемский сад. Само это имя звучало как шёпот ветра в листве, как журчание кристально чистых  ручьёв. Здесь время текло иначе: каждый вздох наполнял душу покоем, а каждый взгляд — восхищением. Ангелы, словно живые искры божественного света, порхали среди благоухающих цветов. Их крылья переливались всеми оттенками радуги, а голоса сливались в нежную, умиротворяющую мелодию. Именно здесь, в этом первозданном великолепии, среди вечного лета и неземной красоты, Кроули впервые увидел её.

 Её имя, казалось, было соткано из лунного света и росы. Она была ангелом, но не таким, как другие. Её крылья отливали перламутром, мягко мерцая в золотистых лучах солнца, а глаза сияли нежным, тёплым светом, словно два маленьких солнца. В них читалось нечто, чего Кроули никогда не видел в обитателях Эдема — безграничное любопытство, которое одновременно трогало и вызывало лёгкое недоумение.

 В небесах, где облака таяли, словно сахарная вата, а свет рассыпался всеми оттенками радуги, обитала Ала́на — ангел с крыльями цвета первого снега и сердцем, переполненным безграничной добротой. Она была воплощением невинности, словно сошедшая с самых трогательных карикатур, изображающих ангелочков. Её отличали неугасающий оптимизм и непоколебимая вера в праведность. Даже малейшее отступление от идеала, будь то вынужденная ложь, повергало её в глубокую тревогу. Девушка была истинным воплощением света и радости; её улыбка всегда стремилась сделать мир чуточку лучше. Однако была одна, казалось бы, незначительная слабость: она не постигала оттенков серой морали. Для неё мир делился на чёткое «чёрное» и «белое»: на Небесах обитали добрые, а в Аду — злые. Прекрасное создание искренне верило, что её предназначение — быть доброй и праведной, не могла представить, что доброта порой может принимать самые неожиданные формы.

 Кроули же, наоборот, был существом иного порядка — демон, который, по собственным шуткам, обладал «очень дурной репутацией». Он изо всех сил пытался соответствовать своей демонической природе, но человеческая мораль, которую, к своему удивлению, он начал усваивать, постоянно ставила палки в колёса. Убийство невинных? Нет, это было за гранью. Причинять страдания животным? Абсурд.

 Золотое солнце щедро осыпало сад. Его лучи играли на изумрудной листве и нежных, распускающихся цветах. Воздух был густо напоен ароматами трав и влажной земли. Единственным звуком, нарушавшим безмятежную тишину, было нежное журчание ручья, петляющего среди камней. У его берега, на мягком мху, сидела девушка. Её длинные, густые, волнистые кудри цвета тёмного шоколада ловили солнечный свет, отливая золотом. Тонкая рука изящно перелистывала страницы старинной книги, и казалось, она полностью растворилась в чтении. За спиной блестели ангельские крылья, словно сотканные из атласа.

 Из тени раскидистого дуба, где сплетались ветви и прятались тени, за ней наблюдал кто-то. В величественном змеином обличье явился Кроули. Его тело, покрытое чёрной глянцевой чешуёй, плавно извивалось, приближаясь. Глубокое, насыщенно-красное брюхо напоминало закатное солнце, застывшее на земле. Завораживающие, полностью жёлтые глаза с вертикальными, острыми зрачками горели внутренним огнём, неотрывно следя за каждым движением ангела. В них читалось любопытство, а возможно, и нечто более глубокое, скрытое от посторонних глаз.

 Раздвоенный язык, тонкий и трепетный, изредка высовывался, словно живой компас, улавливая сплетение ароматов в воздухе. Демон вдыхал терпкий запах её волос, пыльную сладость старых страниц и едва уловимый, интимный аромат её кожи. Девушка же, полностью поглощённая своим миром, не замечала ни шороха, ни шелеста, ни даже тихого шипения, которое могло бы выдать его присутствие. Чтение захватило её целиком, стирая границы реальности.

 Кроули замер, словно изваяние, наблюдая. Тонкие, нежные пальцы скользили по пожелтевшим страницам, губы едва заметно шевелились, произнося слова, которые слышала лишь она. В жёлтых глазах отражалось это умиротворяющее зрелище. В этот миг, под аккомпанемент журчания ручья и негромкого пения птиц, змей был лишь зрителем, пленённым красотой, казавшейся родом из иного, неведомого мира. Время здесь текло по своим законам, и Кроули мог позволить себе эту тихую роскошь — наслаждаться моментом, этим вторжением в чужое спокойствие, этим безмолвным созерцанием.