Гарри Поттер и Поколенческий Кризис (гет)

Вообще-то, Гарри Джеймс Поттер не планировал в этот вечер никого ловить "на горячем".

Он просто шёл за чаем. Ну ладно, за чаем с ромом, который кто-то из "очень хитрых" учеников утащил прямо из его кружки в преподавательской. И если уж быть совсем честным... Он шёл не только за чаем, но и чтобы посидеть в тишине. Уютно, с кружкой, среди зелени, где не надо читать доклады, проверять эссе или объяснять Джеймсу, почему разбудить портрет Бина в три часа ночи — плохая идея даже в тридцать лет.

Потому что да, Гарри Поттер теперь профессор в Хогвартсе. Иронично, конечно. Полжизни он старался не возвращаться сюда надолго, а потом Министерство снова попыталось затянуть его в политику. Он сбежал. Куда? Правильно. Обратно в школу. Преподавать Защиту от тёмных искусств, конечно. Проклятие сошло лет десять назад. Спасибо Гермионе и трём литрам кофе. Теперь должность стала стабильной. Настолько стабильной, что даже Гарри Поттер смог на ней задержаться дольше двух лет.

И всё было более-менее спокойно. Ученики обожали рассказывать, что он "не как все учителя", иногда носили ему пироги, иногда были нервные срывы. Гарри нравилось преподавать. Хоть кто-то в этой школе слушал его добровольно. Почти.

Но в тот вечер всё пошло не по плану.

Оранжерея №3, как оказалось, была совершенно волшебной в золотой час.

Солнечные лучи прорывались сквозь мутные стеклянные панели, окрашивая всё внутри в медовый свет. Даже мандрагора в углу выглядела не угрожающе, а уютно, если вообще такое возможно. В воздухе витал запах жасмина и пролитой земли, а из-под лавки лениво выползал кот преподавательницы Травологии, зевая во всю пасть.

Скорпиус сидел на скамейке, привалившись плечом к стене, и, как обычно, задавался вопросом: насколько это всё вообще реально. Рядом, свесив ноги с деревянного короба для посадки, сидела Лили.

Она что-то оживлённо жевала. Кажется, засахаренный ананас, который прятала в кармане мантии, с абсолютно серьёзным выражением лица рассказывала:

— ...и вот Роуз говорит мне: "Знаешь, я бы больше удивилась, если бы ты привела в оранжерею нормального парня. А так — всё логично." Что это вообще значит? — фыркнула она.

Скорпиус рассмеялся:

— Это значит, что ты безумная, а я — рискованный. Как минимум, по мнению Гриффиндорцев.

— А по мнению твоего отца?! — прищурилась Лили. — Что он думает о том, что его единственный сын водится с Поттерами?

— Он думает, что я наконец-то обрёл вкус. А может, просто сдался, — пожал плечами Скорпиус. — Он сказал: "Если ты счастлив — мне всё равно, чья она дочь. Но, пожалуйста, только не Уизли, я прошу тебя."

Лили расхохоталась. Так звонко и свободно, что птицы в дальнем углу оранжереи встрепенулись.

Скорпиус смотрел на неё, как закат ложится бликами на её волосы, как веснушки становятся почти золотыми, как в её улыбке нет ни тени сомнения.

— Так… кто у нас ещё в курсе? — спросил он, пересчитывая в воздухе пальцы.

— Альбус — да.

— Роуз — да.

— Хьюго — слишком да.

— Мама твоя — подозрительно спокойна.

— Джеймс… не убил меня. Это уже прогресс.

— Остался только… — начала Лили.

— Твой отец, — закончил Скорпиус одновременно с ней. Они переглянулись и засмеялись в унисон.

— Бедный папа, — сказала она, откидываясь назад, упираясь ладонями в деревянную раму. — Он всё ещё думает, что я та самая маленькая Лили, которая боялась слайдеров в "Сладком королевстве" и обожала сказки о ведьмах.

— Ну, в какой-то мере ты всё ещё она, — сказал Скорпиус мягко.

Лили повернула к нему голову и вдруг замерла.

— О, Мерлин. Пожалуйста, скажи, что ты сейчас не собираешься меня поцеловать. Это прозвучало слишком как в романах, которые читает мама.

— А если и собираюсь? — ухмыльнулся он.

— Тогда подожди… — она протянула руку и прищурилась. — Вот, идеально. Сейчас солнце заходит — и у тебя на волосах свет такой, будто ты ангел. Ангел, который забыл, как правильно дышать, когда я смотрю на него.

Скорпиус открыл рот, чтобы что-то сказать. Вероятно, что-то в духе: «Я вообще-то Малфой, я дышать-то с первого курса толком не умею», но в этот момент…

Щёлк. Стеклянная дверь мягко открылась.

И на фоне расплывчатого, золотого заката показался силуэт. Пальто с капюшоном. Ветер чуть треплет волосы. В руках была папка с документами и кружка с чем-то явно крепким. Гарри Поттер. Живой. Настоящий. И очень, очень удивлённый. Он застыл. Они тоже. Тишина. Потом Гарри медленно опустил взгляд…

…на их сцепленные руки.

…на лицо дочери, красную, как драконий перец.

…на Скорпиуса, который выглядел так, будто сейчас свернётся в горшок с рассадой.

Гарри Поттеру сообщили, что был украден чай пару дней назад. И этот чай до сих пор не нашли. И Гарри пошёл в оранжерею, одну из немногих тихих точек в Хогвартсе, где ещё можно было надеяться на одиночество, особенно в золотой час. Привычка старая, с аврораских времён: чай, тишина и записная книжка.

И вот тогда Гарри понял две вещи:

1. Никто не может подготовить тебя к моменту, когда твоя дочь начинает встречаться с сыном Драко Малфоя.

2. Чай с ромом срочно нужно заменить на ром без чая.

— Ага, — наконец сказал Гарри. — А я-то думаю: откуда эти странные слухи…

Сначала она пыталась не дышать. То есть, она на секунду подумала, что если просто не двигается, её не заметят. Но это, естественно, не сработало. Потому что, да, Гарри Поттер в той самой оранжерее, прямо в этот момент. И взгляд, который он бросил на её руки, был таким, будто Лили только что научила его, как ломать заклинания.

Её глаза широко раскрылись, как у кролика, попавшего в свет фар. Руки затрепетали. Она зачем-то начала вытирать их о подол мантии, как будто это вдруг могло скрыть все следы её катастрофического просчёта. Но она уже знала, этого недостаточно. Точно недостаточно.

— Пап, — выдохнула она, пытаясь не смотреть ему в глаза. Глаза — они ведь обычно не обманывают. А она в этот момент не могла быть искренней.

Гарри не ответил. Он просто стоял, морщил лоб, как всегда, когда сталкивался с чем-то, что не понимал. И тут Лили решила, что она уже готова просто исчезнуть. Ну, а если уж не исчезнуть, то хотя бы стать абсолютно невидимой.

— Я… я собиралась сказать тебе, — начала она, надеясь, что её слова прозвучат хотя бы убедительно. Но в какой-то момент она почувствовала, как её лицо становится темнее, чем весь этот золотой закат.

Она смотрела на Скорпиуса, пытаясь найти в его лице хотя бы малейшую поддержку. Но он выглядел так, будто готов был нырнуть в ближайший горшок с рассадой, чтобы просто не попасть под тот самый взгляд Гарри. Конечно, он знал, что когда-то это случится, но не в оранжерее, не с этим ослепительным светом, и не в такой момент, когда её отец, казалось, мог рассыпаться на части от шока.

Он слегка покачал головой, когда заметил их сцепленные руки. Того самого взгляда, который бы мог выдать любую мысль, Гарри не устроил. Он даже не подумал начать кричать или устраивать сцену. Никакой драмы. Наоборот, он казался слегка уставшим, но, похоже, к жизни в этом Хогвартсе был готов ко всему.

— Серьёзно, — пробормотала Лили, пытаясь оправдаться, но с каждым словом чувствовала, как смущение затягивает её всё сильнее. — Я… ты же понимаешь, что я просто… не думала, что это произойдёт так быстро.

Она заметила, как её руки начали дрожать, и старалась их спрятать за спину, но они сразу стали ещё более очевидными, как если бы сам этот жест был признанием. Дрожаще и неловко, она добавила:

— Я… я не знала, что ты зайдёшь сюда… и увидишь… нас.

А когда Гарри снова посмотрел на неё, выражение на его лице было скорее всезнающим, чем сердитым. Лили почувствовала, как в её груди что-то сжалось, а в горле встал ком.

— Прости, пап, — всё-таки выдавила она из себя, забыв, что пока что никого не просила прощения.

Смущение пробивалось через каждое её слово. И даже когда Гарри, наконец, расплылся в своей типичной для него слабой улыбке, это не спасало. Она всё равно была красная как рак.

Малфой сидел рядом, и, наверное, ещё чуть-чуть, и он просто попробует исчезнуть в этом медовом свете. И хотя Лили знала, что её отец не сразу начнёт её ругать или выгонять из Хогвартса, её стыд от этого не унимался. Даже если Гарри сделает вид, что не заметил, всё равно он — папа, а она — его маленькая девочка.

Но пока что Лили могла только молча сидеть, держа глаза на пол, и думать, что в следующий раз, когда что-то будет не так, она определённо заранее подготовит более сильный отговорок, чем «я не думала, что ты зайдёшь».

— Погоди, — он прищурился, сверкнув зелёными глазами. — Это ты украла у меня чай с ромом?

— …что? — Лили опешила, нервно заправляя за ухо золотистый локон.

Но в этот момент Гарри снова повторил вопрос, словно он на самом деле не заметил всей катастрофы, что творилась перед ним.

— Ты... украла чай с ромом, да? Потому что это единственное объяснение, почему я ничего не нахожу. Я уже два дня ищу.

И тут стало очевидно, что вопрос Гарри про чай не был каким-то странным тестом на их отношения. Это был просто очередной случай из жизни Поттера, который был около шутливым, но в то же время абсолютно не дающим покоя.

И вот в этот момент Лили просто потеряла остатки самоконтроля. Она резко взорвалась:

— Чай с ромом?! Ты сейчас серьёзно?! Ты что, не видишь, что происходит?!

Её голос немного дрожал, и это был тот момент, когда она поняла: нет, на самом деле она не может сейчас обсуждать чай, когда весь её мир рушится прямо перед ней. Как будто все её сдерживающие механизмы внутри буквально взорвались от комической неловкости.

Но Гарри снова только вздохнул, словно он был уже слишком стар, чтобы переживать такие мелочи. Он просто был готов к всему. Или, по крайней мере, к большему, чем могла предложить эта ситуация.

— А, ладно, — сказал он, пожав плечами и поставив папку с документами на стол. — В любом случае, если ты не украла мой чай с ромом, значит, я в следующий раз просто буду… внимательнее.

Лили и Скорпиус посмотрели друг на друга с такими глазами, будто сейчас любой из них вскроется от стыда или просто упадёт в обморок от неловкости. И тут Лили наконец понимает — этот разговор про чай стал самым странным и ужасным моментом в её жизни.

— Папа, это не о чай с ромом, это... это вообще о нас, — слабо произнесла она, всё ещё не веря в то, что происходит.

Гарри Поттер только вздохнул.

И да, солнце в тот вечер действительно зашло особенно красиво. Но ни одно из воспоминаний не запомнилось Скорпиусу Малфою так ярко, как фраза Гарри Поттера:

— Ну, хотя бы не Джеймс.