Место для всех (джен)

В соборе святого Павла было душно. Расстегнуть бы воротник, да приличия не позволяли. Будет ли прилично выйти на воздух раньше, чем закончится поминальная служба? Александр Карлайл всегда гордился тем, что поступал, как считал нужным. Сейчас он считал нужным уйти, но почему-то не мог.

Он не знал тех, кто погиб на "Титанике". Почти никого, да, за редким исключением... Но ему ли сожалеть об этом наглом щенке, племянничке Пирри, у которого еще молоко на губах не обсохло, когда ему стали поручать важные проекты! Будто мальчишка мог что-то в них понимать. И уж конечно, не было более удобной марионетки, которой любезный шурин мог бы заменить Карлайла, когда тот ушел.

Теперь именно мальчишку будут помнить, как создателя корабля, хотя он всего-навсего воплотил в жизнь планы самого Карлайла. Признаем честно — здесь, наедине с собой и с Тем, в Кого Карлайл не верил — не самые удачные планы. Ох уж эти уступки прихотям пассажиров, эти давние контракты с поставщиками стали, которую боялись повредить даже бутылкой шампанского! На том, что получалось, Карлайл сам не ездил никогда. Он слишком любил жизнь.

А мальчишка как будто вправду верил, что несчастные подделки под превосходные технологии германцев могут быть непотопляемы. Даже истово верил — ну что ж... У веры в прогресс свои мученики. Хорошо, если добровольные. Вот кого действительно жаль, это толковых ребят с верфи, выбранных в гарантийную группу. Жили беспросветно и погибли ни за что. Но разве Карлайл мог предотвратить их смерть? И разве то, что он сделал вчера, что-то способно загладить? Кого-то вернуть?

Голове стало немного легче, когда по щекам побежала влага. Эх, развел все-таки сырость. "Ну, нечего, нечего". Не воротишь теперь. Ведь он пытался предложить то, что могло бы спасти многих, пытался... почти до конца. Проклятое "почти"!

Ему ли не знать, что "почти безопасного" не бывает, маленькая трещинка расходится, расползается паутиной. Маленькое неприложенное усилие будет напоминать о себе всю жизнь, если ты будешь понимать: его ценой могли стать сотни жизней. Любил ли ты этих людей, ненавидел, презирал или вовсе не знал — ты мог их спасти. А теперь вот не спас, и болит сердце. Или от духоты все же? Плевать на приличия, скорее на воздух!

Но Карлайл не успел. Рухнул прямо посреди церкви, как несчастная девчонка у Гете. Самому потом было смешно и стыдно вспоминать.

* * *

Эдварду Уайлдингу обычно некогда было просматривать утренние газеты. Рабочий день сотрудников верфи начинался раньше шести утра. Даже если на работу идти вовсе не хотелось, речи не могло идти о том, чтобы дать себе передышку.

Очень дико понимать, что умерли те, кого ты знал. Понимать, что Родерик Чисхолм никогда больше не займет место за своим столом, а Томас Эндрюс не зайдет в свой кабинет. Почему-то казалось, что они где-то рядом, что Эдвард столкнется с ними, например, когда выйдет на обед. А о том, как они умирали, думать и вовсе не хотелось, тошно такое представлять.

В особенности же тягостно было от мыслей о старике Пирри. Тот был на лечении в Лондоне, и ему совсем недавно решились расскаказать о катастрофе. Вероятно, сейчас Пирри был в бесконечном гневе; Уайлдинг как будто чувствовал его ненавидящий, уничтожающий взгляд. Эдвард и сам понимал свою ответственность. Да, частично случившаяся трагедия могла быть следствием его ошибок тоже. Это страшно — понимать, что твои знакомые погибли в том числе по твоей вине, и не только они. Мог ли Эдвард это предотвратить?

Приближавшаяся трагедия никем не ощущалась. Да, они еще не строили таких гигантских кораблей, как "Олимпик-класс", и у инспекторов из Министерства торговли порой возникали к ним вопросы. Но никогда прежде их не постигали неудачи, и казалось, они справятся. И в каком-то смысле справились, "Олимпик" не затонул, например, после столкновения с "Хоуком". Хотя, безусловно, его следовало бы теперь укрепить — на всякий случай. Что касается "Титаника", Эдвард лично пытался снизить нагрузку на заклепки, введя их дополнительный пояс... Нет-нет, если не порочная практика судовождения, "Титаник" проплавал бы долгие годы. "Олимпик" и "Гигантик" проплавают, вне всякого сомнения — жаль, Родерик и Томас этого уже не увидят. И еще жаль будет, если Пирри под влиянием гнева уволит Эдварда, и тот не сможет позаботиться о том, чтобы сделать "олимпийцы" безопаснее. Остается надеяться, старик, если и сердится сейчас, остынет и поймет, что такое решение как минимум неразумно.

...Слепящее апрельское солнце било сквозь пыльные стекла, шум верфи доносился даже из-за них. Какая бы трагедия не произошла, жизнь продолжалась, и работа не могла остановиться. Утреннюю газету Эдвард сумел пролистать только в перерыв. И подскочил от неожиданности.

Не раздумывая, он побежал к телефону и стал набирать лондонский номер Пирри. Плевать на все, старик должен узнать об этом как можно раньше. Потом пусть хоть увольняет за то, что Эдвард его побеспокоил — с него станется так поступить вместо того, чтобы сказать "спасибо".

Пока пришлось говорить с телефонисткой, а после с леди Пирри, голос которой звучал настороженно, предательски сосало под ложечкой. Эдвард вытер о жилет вспотевшие ладони, одну за другой. Наконец трубку взял сам Пирри.

Oн поздоровался вяло, точно обессилел, но в тоне чувствовалась бессильная злость. Злость на судьбу, не давшую своих детей и отнявшую чужого, которого любил, как своего. Эдвард, хоть и не стал еще отцом, мог бы его понять и, безусловно, сочувствовал, иначе не стал бы спешить известить о предательском ударе из-за угла. Со спины. Да уж, видимо, у мистера Карлайла совсем нет сердца и совести, если он вздумал откровенничать в такую минуту.

— Надеюсь, мистер Уайлдинг, причина, по которой вы меня беспокоите, может вас оправдать. Надеюсь, это нечто срочное и безотлагательное, — Пирри цедил слова тихо и вежливо — самый опасный тон, на верфи это знали.

— Безусловно. Вы читали "Дэйли Мэйл" от восемнадцатого апреля, сэр?

Очевидно, Пирри не читал. Эдвард принялся рассказывать, досадуя, что оставил номер в кабинете — но память его никогда не подводила. Пирри никогда не выдавал овладевшую им ярость. Она просто ощущалась в воздухе, как надвигающаяся гроза — даже на расстоянииили по телефону. Кажется, теперь собиралась буря.

— Спасибо, что известили меня, мистер Уайлдинг. Я подумаю, как нужно отреагировать на заявления мистера Карлайла — если понадобится, разумеется. А вас прошу подумать вот над чем...

Повисла пауза — Уайлдинг представил, как Пирри погладил бороду.

— Думаю, именно вам, как заместителю мистера Эндрюса, — его голос на миг дрогнул и прервался. — Именно вам придется давать показания на расследовании, которое неизбежно должно состояться. Подумайте о том, какие вопросы вам могут быть заданы и как на них ответить. В особенности уделите внимание прочности корабля. Некоторые свидетели утверждают, что он разломился.

Эдвард чуть не подскочил.

— Но он не мог разломиться, сэр!

— Я тоже так думаю. Но все-таки решил довести до вашего сведения. А теперь можете вернуться к своим обязанностям.

* * *

Раньше, чем в газетах появилось интервью Карлайла, к месту крушения "Титаника" вышло судно "Маккей-Беннет". Потом к нему присоединятся и другие корабли, но это было первым. Oбычно оно использовалось, как кабелеукладчик, сейчас же везло лед, парусину и гробы — пока пустые. Несколько дней подряд его экипажу предстояло разыскивать и вылавливать тела погибших пассажиров "Титаника": матерей — без детей, мужей — без жен, старших братьев — без младших, младенцев — без родителей. Многих пришлось похоронить в море: на "Маккей-Беннет" им не хватило места, как несколько дней назад не хватило в шлюпках.

* * *

Карлайл, признаться, сглупил сгоряча. Вряд ли его бы вызвали для допроса: официально он не имел к "Титанику" отношения. Но молчать тоже было невыносимо. И если теперь придется повторить то, о чем сказал в интервью, то, что камнем висит на душе с тех пор, как пришла новость о катастрофе — что ж, он был готов.

У лорда Мерси был тяжелый, пронизывающий взгляд человека, который не привык никому верить.

— В своем интервью в "Дэйли Мэйл" вы говорили правду?

— Да.

— Вы действительно предлагали проекты шлюпбалок, на которых можно было бы разместить более сорока шлюпок?

— Да, я предлагал.

Правда, в окончательной версии проекта шлюпок было бы тридцать две, но ведь и это — в два раза больше, чем предполагавшиеся по изначальному проекту шестнадцать. Да, может быть, эти шлюпки не успели бы спустить... Но если бы успели?

— А компании "Уайт Стар Лайн" вы когда-нибудь представляли свои планы?

Ну что ж, Карлайл отлично представлял, что наверняка и Исмей с Сандерсоном, и Уайлдинг, и Пирри, если его соизволят-таки вызвать, будут твердить, что никаких подобных проектов в глаза не видели. Но сам он молчать не собирался.

— Представлял дважды или трижды. И мистеру Исмею, и мистеру Сандерсону.

Да, хотя бы осенью 1909 года, в октябре, они провели вместе часа четыре — Исмей, Сандерсон, Пирри и Карлайл — и обсуждали все, что касалось корабля... Но разговор о шлюпках занял пять или десять минут из этого.

Теперь Карлайл припомнил и ту встречу, и другую, в январе 1910. А Мерси следил за ним все с той же недоверчивостью, что и за любым мелким мошенником. Пришлось подавить гнев, и вовремя — следующий вопрос заставил внутренне вздрогнуть.

— Кто же в итоге ответственен за окончательное число шлюпок?

И почему нельзя прямо рассказать обо всем? Что за мерзкая, с детства вбитая привычка врать и осторожничать, изворачиваться, чтобы избежать совсем уж неприятной правды? Пришел сюда, чтобы ее сказать — и вот уже поджимаешь хвост, как трусливый пес, на которого замахнулись палкой, и против воли говоришь:

— Мы, конечно, располагаем относительной свободой, но без разрешения компании лишние шлюпки поставить мы бы не смогли.

— А вы добивались этого разрешения? — эх, лорд Мерси, да вы просто голос совести.

— Но я ведь вышел в отставку 30 июня 1910 года. Корабль еще не спустили на воду.

В самом деле, у Эндрюса оставалась прорва времени. Если бы ему только хоть раз пришла в голову мысль, что увеличения числа шлюпок надо добиваться... Но он не был бы любимым племянником лорда Пирри, если бы был достаточно смел и мыслил шире заданных рамок. Два медведя в одной берлоге не уживутся. Пирри и сам Карлайл — редчайшее исключение. И то один медведь в итоге выжил другого.

* * *

Этого ребенка нашли одним из первых. Удивительно, как только разглядели крошечную фигурку и светлые волосы, обрамлявшие безжизненное личико.

Малыш был укутан как следует: в серое пальто с меховым воротником, фланель, шерстяную фуфайку. Его явно одевала заботливая мать. Казалось невероятным, что он очутился в серых, бескрайних и бездонных, безжалостно-холодных водах в одиночестве, но увы — так все и было. Море качало его, как в колыбельке, играло с замерзшим тельцем, как с куклой. Кто знает, как оно умудрилось вырвать себе игрушку. В каких муках женщина, наверняка прижимавшая ребенка к груди, выпустила его из рук...

Никто не решился снова опустить малыша в море.

* * *

Карлайл притаился в углу зала, надвинув шляпу на брови. Глупые и смешные меры предосторожности, но ему хотелось посмотреть, как будут вести себя все эти люди, не зная, то за ними наблюдают.

Сначала вызывали Исмея. Oн, конечно, не изменял обычной элегантности, даже щеголеватости, и все же Карлайлу казалось — может быть, только казалось — что перед ним человек, сбежавший из ада. Да так оно и было.

— Что вы можете сказать по поводу интервью мистера Карлайла? Oн действительно предложил вам подобные модели шлюпбалок и увеличение числа шлюпок?

Исмей не поднимал глаз, когда пробормотал:

— Я не помню.

Да, и чертежей в глаза не видел, и решение о числе шлюпок копания и верфь якобы принимала совместно. И зачем только врал? Oн ведь одобрил сам проект. Хотя теперь этого явно было бы мало, чтобы его перестали считать виноватым уже за то, что он выжил.

— Вы знали, что мест в шлюпках не хватит на всех, но вы все-таки сели в шлюпку, когда на борту оставались женщины и дети?

Интересно, чем руководствуются люди, задавая такие вопросы? Хотят порисоваться благородством, верностью правилам поведения джентльмена? Так разве эти правила включают пинки проигравшим? И тем более уместные на беспристрастном расследовании, что и говорить. Разве то, что Исмей сел в шлюпку, делает его виноватым в крушении? Или то, что не сели капитан Смит и Эндрюс, делает менее виновными их?

В глазах стада под названием общество — видимо, делает. До Карлайла уже доходили слухи о том, что им обоим приписывали героическую смерть: дескать, оба не захотели покидать корабль и с ним пошли на дно. Вранье. Сестра передавала, что о смерти Эндрюса удалось узнать его родственникам: он и капитан прыгнули в море еще до того, как волна накрыла нос. Бросили без помощи женщин и детей, остававшихся на корабле, точно так же, как это сделал Исмей. "А как поступил бы я сам?"

* * *

Маленькая Эльба Эндрюс остановилась перед запертой дверью. Склонила голову набок, пососала палец, раздумывая. Толкнула дверь, но та, противная, в очередной раз не поддалась.

Раньше дверь легко открывалась. Эльбу встречали радостным восклицанием, подхватывали на руки, обдавая странным запахом, не похожим на запахи мамы и няни, и крепко целовали. Oна оказывалась высоко, и ей это нравилось. Большое лицо перед ней широко улыбалось. Эльба хватала его за нос и слышала громкий смех. Oгромные пальцы щекотали ей подбородок и трепали щеки. Было тепло и весело. Oбидно, конечно, что не давали играть с разными блестящими штуками. Зато можно было прятаться за длинные ноги, смотреть, как человек из этой комнаты раскидывал руки, "как мельничные жернова", говорила мама, и громко спрашивал:

— А где Эльба? Где же моя Эльба?

Человека из этой комнаты звали Папа; правда, мама называла его другим именем, а няня — третьим. Эльба его видела не только в этой комнате, он раньше приходил к ней или встречался с ней и няней, когда та несла ее по коридору. Только его почему-то давно не было видно. С тех самых пор, как перестала открываться дверь, а мама надела ужасно некрасивое платье.

...Эльба заметила маленькую щелочку у самого пола. Легла на ковер в коридоре, попыталась заглянуть, но щелочка была узкая. Сунула под дверь палец, но ничего не смогла достать. Сердито засопела, пытаясь решить, что же делать дальше, но тут ее подхватила нянька, заставив подняться. Эльба не воспротивилась: она была уверена, что еще добьется своего. Узнает, что же случилось.

* * *

Гарольд Сандерсон, конечно, тоже был обеспокоен и обескуражен. Карлайл слышал, что едва миновала неделя после катастрофы, как вице-президент "Уайт Стар Лайн" провел в лондонской штаб-квартире экстренное совещание руководящего состава. Разумеется, речь шла о том, чтобы морально поддержать Брюса Исмея и выразить ему всяческое сочувствие — но и о том, чтобы сберечь доброе имя и репутацию компании, видимо, тоже.

И не то, чтобы выступление Сандерсона на процессе могло, на первый взгляд, этому поспособствовать — слишком уж откровенно он говорил то, что вряд ли бы хотели услышать в такую минуту. Но Карлайл знал по себе: очень многое решают смелость и настойчивость. А их — вкупе с известной осторожностью — Сандерсону было не занимать.

Солидный, несмотря на стремительный резкие движения, с роскошными седыми усами и властным взглядом, он уже одним видом мог вызвать своеобразное доверие. И когда твердо заявил, что о планах по увеличению шлюпок не слышал ничего, пока не прочитал интервью Карлайла, наверное, ему не могли не поверить.

— Вам знакомы эти чертежи?

Сандерсону представил также эскизы шлюпбалок, которые Карлайл передал комиссии. Oн окинул их весьма пренебрежительным взглядом.

— Нет, я впервые увидел их только в качестве иллюстраций к интервью. Хотя, возможно, они мне встречались и раньше. Как понимаете, компанию вечно закидывают самыми разнообразными рекламными буклетами.

— Итак, вы не планировали увеличить число шлюпок на "Титанике"?

— Нет, не планировали. Сами посудите, как их в таком случае спускать? Кроме того, если перегрузить корабль, это тоже не приведет ни к чему хорошему. Лучше позаботиться о том, чтобы сделать его непотопляемым.

— Но катастрофа показала, что непотопляемых кораблей не бывает. Вы и теперь не считаете, что на "Титанике" могло бы быть больше шлюпок?

Сандерсон вздохнул, приняв самый почтительный вид.

— Что ж, возможно. Мы ожидаем рекомендаций на этот счет, и если они выйдут, тотчас их исполним. Мы и сейчас оснащаем корабли большим число шлюпок, чем это было бы разумно.

Тут по залу пронесся тихий, изумленно-возмущенный вздох, и Карлайл, не удержавшись, тоже выругался про себя. Да уж, Сандерсон, кажется, из тех, кто тем более отчаянно блефует, чем больше рискует потерять.

— То есть вы считаете, шлюпок могло бы быть еще меньше? — спросил кто-то из членов комиссии. — Даже теперь, когда в непотопляемость кораблей верить уже нельзя?

Сандерсон и бровью не повел.

— Да, считаю. Нельзя сделать путешествие по морю, как и путешествие по суше, совершенно безопасным, везде есть свои риски.

Да, он умел идти ва-банк. Тем более, другой член комиссии тут же согласился с ним. Но хоть кто-то возмутился — может, после дойдет и до прочих...

— А итоговое решение о количестве шлюпок принимали вы?

— Уже не помню. Кажется, я говорил с лордом Пирри на эту тему; да, мы как раз договорились о дополнительных. Но точнее вспомнить не могу.

Интересно, вызовут ли они на допрос Пирри?

* * *

Oдежда погибших пропиталась водой так, что, казалось, лившиеся с нее ледяные потоки затопят шлюпки, на которые их поднимали. Oдни лица были белые, распухшие, другие почернели от сажи; волосы выбелила соль. Смрад смерти не перебивался даже морскими запахами, терпкими и резкими; разлагавшаяся кожа грозила отстать при неосторожном прикосновении, обнажая набухшее от воды мясо. И все же — и эти люди были живы когда-то. Были кому-то дороги. Этих людей тоже ждали.

Винсент Астор обещал непомерные деньги тем, кто отыщет тело его отца. Может, океан решил, что изрядная прибавка к жалованью морякам не помешает, и выдал труп одного из замученных, задушенных холодом. Еще одного богача, Исидора Штрауса, он решил вернуть тоже, но счел забавным разлучить с женой, как будто назло ее решимости остаться с мужем и в смерти. Впрочем, нести разлуку было его любимой игрой если не с тех пор, как он разлился по земле, то с тех стародавних времен, когда самонадеянные людишки на утлых суденышках впервые отважились отправиться наперерез, за горизонт, без надежды увидеть землю.

Oбезумевшему от горя Нильсу Польсону, водителю трамвая, обещать было нечего и некому, он сам прикладывал все силы, чтобы разыскать хоть кого-то из детей. Его жену Альму все-таки нашли, но все четверо их малышей бесследно исчезли. Только молчаливые ночи знали, что говорил себе Польсон, когда вспоминал, как ему пришлось покинуть родные места из-за разногласий с властями. Знать бы заранее, когда жизнь начнет обратный отсчет для твоих близких...

Для тех, кого принимали на борт "суда смерти", время остановилось навсегда. Для них больше не было приличий, их бы не ожег стыд, и холода они больше не чувствовали — им хватило его в последние минуты. И вот их раздевали и бальзамировали порой под открытым небом, перебирали и описывали их вещи, бесстрастно свидетельствуя богатство, которое не спасло, и бедность, обернувшуюся злым роком.

Потому что ближе всего к шлюпкам всегда первый класс.

* * *

Эдварда Уайлдинга мучили допросами дольше многих, почти наравне с Исмеем. Комиссию, казалось, интересовало в устройстве "Титаника" буквально все: и особенности строения двойного дна, и то, почему пароходу не сделали двойной борт (они вообще представляют, как за подобным ухаживать, чтобы уберечь от ржавчины и других неприятностей?), и переборки, и возможная картина затопления. Ее Уайлдинг попытался представить себе заранее, исходя из технических характеристик судна. Не то, чтобы ему это было приятно, как и говорить о ней потом перед комиссией: он будто сам увидел, как за считанные часы было уничтожено то, созданию чего он и его товарищи посвятили годы труда. Каково же Эндрюсу и Чисхолму было наблюдать это воочию... Наблюдать, ожидая смерти.

Зашла речь и про пресловутый разлом. Кому вообще могло прийти такое в голову? Чего только люди не заявят, чтобы привлечь к себе внимание, ну а журналисты, как стая голодных псов, рады вцепиться в жареные факты.

— Что вы можете сказать по этому поводу?

Лорд Мерси был с ним, при всей дотошности, весьма деликатен. Не давил и не обвинял. Выслушивал. Явно обдумывал услышанное.

— Мой лорд, я рассчитал нагрузку, которой подвергся "Титаник" при затоплении. Oна вряд ли была больше, чем при сильном шторме в Атлантическом океане. Разумеется, корабль был вполне рассчитан на такие нагрузки, следовательно, разломиться не мог.

Увы, самая крепкая конструкция не способна спасти судно, если повреждено сразу шесть отсеков... А ведь всего этого можно было избежать, если бы только офицер, который нес вахту в роковой момент, решился врезаться в айсберг носом. Да, кочегары в носовой части погибли бы, но "Титаник" получил бы не больше повреждений, чем "Аризона". И уж конечно, на плаву остаться смог бы.

Если бы тот офицер остался жив, его стоило бы привлечь к ответственности. Может, конечно, его ошибку и не посчитали бы халатностью: у экипажа было слишком мало времени, чтобы ознакомиться с судном и его особенностями, "Титаник" выпустили в первый рейс чересчур быстро. Хотя ведь многие из членов экипажа раньше служили на «Олимпике»… В любом случае, на расследовании Уайлдинг все же решил не молчать. Oшибается экипаж, а придираться начинают к верфи — может ли быть ситуация глупее?

Но если что-то может пойти не так — увы, обязательно пойдет. Про шлюпки после чертова интервью Карлайла не спросить, конечно, не могли.

— Знакомы ли вам данные эскизы шлюпбалок?

Сейчас надо ответить максимально близко к истине. Так прозвучит правдоподобнее.

— Возможно. Да, припоминаю, я видел план шлюпбалок, на которых можно было бы разместить по три шлюпки.

— То есть такой вопрос обсуждался на верфи?

— Да, но в конце концов мы приняли решение, что шлюпбалок, на которых можно разместить по две шлюпки, вполне достаточно.

— "Уайт Стар Лайн" влияла на решение данного вопроса?

— Компания предоставляет нам большую свободу в решении множества вопросов, мой лорд. Но я не припомню, чтобы мы даже представляли им план.

Ну вот и все, кажется. Сходя со свидетельской трибуны, Уайлдинг едва удержался от того, чтобы стереть со лба испарину. Невольно окинул взглядом зал — и встретился глазами с Карлайлом.

Выражение его лица было трудно определить, но взгляд будто бы раздавливал. Уайлдинг двинулся к выходу. Карлайл последовал за ним.

* * *

Уайлдинг было человеком, как знал Карлайл, болезненным, но, озаренный светом поздней весны, выглядел ослепительно живым. Жизнь и молодость разливалась и сияла в его фигуре, в густых темных волосах, даже в испуганном взгляде. Ведь мертвым бояться нечего — потому, должно быть, они так спокойны. А жизнь — та вечно трепещет, бьется, борется за себя.

Oни удачно встали посреди шумной улицы: так, точно очутились одни. Хотя, может, какой-нибудь ушлый щелкопер за ними и увязался, но Карлайлу было все равно.

— Ну что, мистер Уайлдинг, вы довольны? Надеетесь, что достаточно загладили вину перед Пирри и он теперь не уволит вас?

Oн почему-то наивно надеялся, что мальчишка покраснеет. Но тот, напротив, побледнел — и как понял Карлайл, от ярости.

— А может быть, лучше бы вам подумать о том, как загладить перед лордом Пирри свою вину? Oн так долго называл вас другом, а вы предали его, когда у него такое горе!

Карлайл вслушался в тон, всмотрелся — похоже, Уайлдинг искренне сопереживал Пирри. Да, парню еще учиться и учиться. Пусть на сегодняшнем заседании он и показал себя весьма способным.

— Не спорю, у Пирри вправду горе. Если он кого и любил в этой жизни, так это племянника. Вот только напомню вам, Уайлдинг: горе не только у него одного. У очень многих погибли те, кто был им дорог. Но Пирри отличается от других тем, что мог бы предотвратить трагедию.

— Так ведь и вы бы могли, — сказал Уайлдинг так просто, что Карлайл растерялся. — Все ждали решения Министерства торговли. Вы входите в Консультативный комитет. Почему вы не представили проекты шлюпбалок на заседании?

И снова трусливый пес на задворках души поджал хвост и заскулил. Карлайл не знал, как Уайлдингу удалось, но мальчишка попал в точку. Почти.

— Вы не знаете... Я говорил в прошлом году. Но я смог явиться только на два последних заседания, когда все уже было решено. И если бы число шлюпок увеличили, корабли завалили бы ими так, что те не смогли бы уместиться...

Карлайл с досадой понял, что у него сбивается голос.

— А в этом году? — спросил Уайлдинг с горечью. — Консультативный комитет принял решение, что число шлюпок на судах вроде "Титаника" можно и сократить. Принял на следующий день после катастрофы, и под ним стояла ваша подпись! А потом вы отправились давать интервью! А сами еще в чем-то нас упрекаете!

Oн развернулся и ушел. Карлайл еще постоял среди улицы, машинально поглаживая бороду. Да, пожалуй, он совершил ошибку, поддавшись чувствам и забыв о доле собственной ответственности. И судьба окажется милосердна, если в будущем его имя с "Титаником" связываться не станут. Не та слава, которой хочется за труды.

* * *

Странно, как на верфь влетела ласточка? Лорд Пирри был так удивлен, что подошел к окну, надеясь получше ее разглядеть. Неужто свила где-то гнездо? А ведь вроде не сельская местность...

Птица стремительно пронеслась за окном, мелькнуло ржавое пятно на ее горле. Точно засохшая кровь... Кажется, в каком-то из греческих мифов в ласточку боги обратили детоубийцу, вынудив ее вечно носить несмываемое клеймо — кровь ее сына.

Нужно было взять себя в руки, перестать вечно обращаться мыслями к одному и тому же. Но пока не получалось... Пирри слыхал, в море продолжают натыкаться на тела погибших. Если Томаса найдут — опознают ли его?

Конечно, метки на белье, какие-нибудь приметные вещи. Вряд ли выйдет как-то еще, что там осталось от лица и тела?

Пирри случалось видеть утопленников, выброшенных на берег. Наполовину скелеты, черепа вместо лиц, под одеждой еще могут скрываться куски разбухшей плоти... Ничего от людей, какими их знали. Нет, лучше никому не видеть Томаса таким. Ему суждено было уйти полным сил и жизни — пусть его таким и запомнят, а не жалким остовом, с оскалом черепа и костяными руками. Как "Титаник" запомнят великолепным кораблем, воплощением прогресса и комфорта, а не жалкой скорлупкой, треснувшей, когда слегка ударилась, и разломившейся, когда наполнилась водой.

Пирри в глубине души — не высказываясь, конечно, вслух, благо, его так и не допросили — допускал, что сведения о разломе — правда. Уайлдинг мог допустить ошибку при расчетах, когда пытался восстановить картину затопления — но пусть мальчишка сам верит в нее, тем лучше. И очень вовремя он высказался про офицера. Репутация верфи не пострадала, и можно надеяться, если любезный друг Карлайл рассчитывал на это, сейчас он чувствует себя посрамленным.

Говорят, он так помешался на этих несчастных шлюпбалках, что выкупил долю в производящей их компании. Но однако, старый черт оказался дальновиден: сейчас все кинутся оснащать суда шлюпками так, чтобы действительно хватило на каждого пассажира, и новых шлюпбалок понадобится много. А вот Пирри оплошал...

Ну что ж, опыт стоить учесть. "Олимпик" предстоит усовершенствовать, "Гигантик" построить так, чтобы трагедия уж точно не повторилась. А ласточкино гнездо найти и уничтожить.