Кот_бандит

#йумар
#всем_пох

…Или когда у тебя характер Филча
P. S. Глубоко извиняюсь за порчу замечательного стихотворения

«Со мною вот что происходит
Я за**ал, ко мне не ходят»

#всем_пох
#йумар

Диалог соседей за стенкой:

— Иди сюда, скотина!
— Лен, может, ты пойдешь в другую комнату и там будешь кусать себя за жопу?

У меня no comments

#хэдфанон

Еще немного о Ковальски, Тонксах и Принцах

Совместная жизнь Чарльза и Элизабет не задалась: никто из них не был дурным человеком, но когда страсть и влюбленность остыли, супруги поняли, что очень разные и совершенно не подходят друг другу. Но у них уже была Эйлин и налаженная жизнь, да и стыдно было расходиться, ведь все помнили, как Чарльз с Лиззи боролись за шанс быть вместе. Добавляли шарма и проблемы с аптечным бизнесом, которым владела семья Принц — в послевоенное время с ним внезапно начались беды, появились сильные конкуренты. Пара все же пробовала вернуть былую нежность в отношения, итогом было рождение младшего ребенка, сына Корвина — но даже после этого ситуация особо не поменялась. Судя по всему, Эйлин помнила времена раннего детства, когда родители еще любили друг друга, и их брак, ставший «аристократично-формальным» причинял ей когнитивный диссонанс — впрочем, как и весь этот мирок, подчиненный дурацким правилам и приличиям, в котором она крайней редко видела теплую и добрую семью матери, но регулярно общалась с родней отца, которая глядела на Эйлин с бааальшим снисхождением. Итогом стали бунтарские побеги к магглам, иллюзия «лучшести» маггловского мира и скоропалительное замужество за парнем по имени Тобиас Снейп.

Можно представить, как к этому отнеслись старики Принцы; Чарльз сказал много чего восторженного по поводу побега Эйлин, но все же потихоньку присылал «этим нищим» деньги — не исключено, что доча отсылала их обратно; Лиззи теперь потихоньку навещала не только сестру, но и дочь — и эти прятки вызывали у нее лютые приступы раздражения и тоски по тем временам, когда стыдиться себя и скрываться ей не приходилось. Увы, хоть она уже смелее посещала булочную, былые времена вернуть было невозможно: в 50-х чета Ковальски трагически и нелепо погибла в железнодорожной катастрофе. И несмотря на дружную атмосферу в «Ковальски & Куинни», родителей было не вернуть.

Жизнь Тонксов сложилась гораздо счастливее: несмотря на косые взгляды, Хэл женился на Марте не ради булочной, а позже выяснилось, что он вовсе не бедняк: в родном городе у него остался домик и некоторые сбережения от родителей — просто после их трагической гибели он подправил себе документы и сбежал на войну, а она кончилась — не находил в себе сил вернуться; за домом присматривала добродушная соседка, которая недолго смотрела и за самим Хэлом, когда он остался один.

Пара одинаково любила обоих сыновей: и Берти, который оказался обычным ребенком, и Тедди, проявившего магический дар. После гибели Джейкоба и Куинни Хэл не растерялся и проявил неожиданно неплохую хватку в управлении, а Марта, немного оправившись, продолжила печь сладости — она унаследовала таланты родителей. Увы, беда пришла извне: в 1960 году Хэл попал в пустяковое ДТП, но оно спровоцировало движение осколка, который Тонкс заполучил на фронте. В итоге Хэл слег, и Марте с малолетними сыновьями пришлось брать на себя все управление булочной. Осложнялась ситуация тем, что Теда как раз надо было снаряжать в школу. Берти (который был дружен с братом), находясь в стрессе, ляпнул Теду, что он «удачно бежит от проблем». Впрочем, не без помощи Скамандеров удалось обойтись без фонда для неимущих волшебников и спокойно отправить мальчика в Хогвартс.

Увы, и Скамандеры, и маггловские врачи пытались, но не могли помочь семье, спасение неожиданно пришло от Лиззи и Чарльза: они передали какое-то редкое и чудодейственное зелье, которое поставило Хэла на ноги. Но время его болезни и реабилитации неважным образом повлияло на сыновей: Берти стал резковатым и мрачным, а Тед, при внешней вежливости и милоте, очень замкнулся. К тому же, он знал, как в школе относятся к грязнокровкам, а друзей-магов среди ровесников у него не было: у Тины и Ньюта были внуки постарше. А еще Тед был сообразительным и понял, что битье себя пяткой в грудь по теме бабушки-волшебницы только ухудшит положение. Поэтому он заранее был пессимистичен и планировал даже ехать в одиночестве, но его уединение грубо нарушил рыжий парень Ник с манерами малолетнего уголовника (в будущем — известный в Мунго целитель Николас Сметвик, заимевший прозвище «Гиппократ» за новаторские методы). Приход Ника, однако, был не лишним: вскоре в купе завалилась чистокровная молодежь, и худшие опасения Теда стали сбываться — но несмотря на то, что ребят из купе вышвырнули, Ник физически выразил им свое возмущение.

Ехать им пришлось в компании двух других мальчиков: Петера Тальберга, тоже грязнокровки, и Эверарда Роула — чистокровного и богатого, но покалеченного полиомиелитом. За время поездки мальчишки почти подружились, а уже в школе в их компанию влились три девочки: мадемуазель с пышным именем Мирабель де Коста дель Мар (дочь видного испанского ученого), больная ликатропией Вайолет Фарли (да, AU, Люпин не первый) и Шивон О’Мэллори, ирландская магглорожденная сиротка. И Тед, рассчитывающий «иметь всех в виду», неожиданно, с первого же курса, обрел друзей, с которыми был неразлучен всю жизнь.

Всё это происходило в 1960 году, когда в семье Эйлин тоже случились большие изменения: родился сын Северус, которого она назвала в честь своего кузена из Принцев, с которым была очень дружна, но он глупо и рано погиб. Увы, хоть Эйлин и ушла в маггловский мир, она во многом повторила судьбу своей матери: влюбленность в Тоби прошла, с ребенком было очень тяжело справляться в бедности, а муж, несмотря на то, что рвал жилы на работе, не приносил много денег. Эйлин тоже стала работать, когда Северус подрос, но от этого ситуация не слишком улучшилась. В итоге, нищета, ушедшая в трубу молодость и несбывшиеся надежды превратили простого и добродушного Тобиаса в утомленного человека, который «ничего особенно не любит», а Эйлин стала спасаться воспоминаниями о школе, где она хорошо себя чувствовала в окружении трех любимых подруг и вдали от неприятных родственников Принцев. Об этом она постоянно рассказывала Северусу, и тот, как ребенок, воспринимал слова матери… слишком буквально. В итоге он канонично поступает на мамин факультет и канонично же там огребает от разных Шафиков и Блишвиков.

#хэдфанон

О Джейкобе и Куинни, а также их связи с Тонксами и Принцами

У Куинни к моменту первых ФТ была внебрачная дочь по имени Элизабет от некоего воробышка (вспоминаем «Обыкновенное чудо»). Их пара давно развалилась, папаша дочку не навещал. Куинни любила девочку, но ее наличие по понятным причинам широко не афишировала, поэтому сестры снимали жилье у миссис Эспозито в Нью-Йорке, а Лиззи жила с их дедушкой (и соответственно, своим прадедушкой) в пригороде — старик, к счастью, был в уме и крепок.

ФТ-2 полностью игнорируется: меня категорически не устраивает, что Куинни стала натуральной умственно отсталой маньячкой, а Джейкоб — трусом вульгарис. (Им нельзя быть вместе — какое решение принимает Джейкоб? Попрать правила и уехать с любимой? Разорвать отношения и вернуться к налаженной жизни? Нет, он предлагает ей быть любовницей, скрываться, а потом, вероятно, делать аборты).

Соответственно, Куинни с Джейкобом сначала заключили-таки немагический брак — а позже Ньют помог друзьям переехать к нему на родину и наладить малый бизнес в магической Британии. Разумеется, никакой амортенции; разумеется, никакой помощи Гриндевальду; разумеется, Куинни рассказала Джейкобу о своей дочери еще до брака. Он отнесся к сему факту спокойно, познакомился и с будущей падчерицей, и с дедушкой — а так как он сам булочка с корицей, оба остались от него в восторге.

Наладив дела в Британии, Ковальски забрали Элизабет; вскоре Тина также переехала к Ньюту. Старый Голдштейн наотрез отказался куда-то двигаться, несмотря на регулярные уговоры. Тина часто навещала его, а вот Куинни в Штаты путь был заказан: о ее отношениях с не-магом узнали, въезд в США ей был пожизненно запрещен законом.

Году к 1928 у пары родилась общая дочь — Марта. Увы, с течением времени стало понятно, что девочка не владеет магией. А вот Лиззи (которую Джейкоб официально удочерил и дал фамилию), естественно, оказалась волшебницей, и в 11 поступила на Рейвенкло. На старших курсах она взаимно влюбилась в юного наследника тогда еще не обедневших Принцев — Чарльза. Ожидаемо, что его семейка драла нос и не желала слышать о невестке-полукровке, дочери «какой-то американской шлюхи» и маггла, сестры сквибки.

То, что биологически Лиззи была дочерью волшебника из старой и известной семьи Бут, их мало волновало. Впрочем, извергами они тоже не были, вредить девушке и ее семье не стали, и даже с огромным скрипом приняли мисс Ковальски в рОд, когда они с Чарльзом сбежали с выпускного (а позднее выяснилось, что Лиззи уже беременна). Но для нее это согласие не было таким уж радостным: Принцы выкатили условие — никаких контактов с семейкой невесты, иначе уже у Чарльза будут большие проблемы с наследством. Лиззи пришлось подчиниться, с родителями и сестрой (которых она любила) новоявленная миссис Принц общалась очень редко и тайно — тайно же пришлось показать им дочь Эйлин (1941) и сына Корвина (1950).

Что же касается Марты — она помогала родителям в семейной булочной «Ковальски & Куинни», неплохо овладела зельями и другими «беспалочковыми» науками. Сестре она не завидовала и сильно по ней скучала. Тем не менее, жизнь Марты была типичной спокойной жизнью домашней девочки, которую нарушила только война — в те годы ей было очень неспокойно, потому что и Ковальски, и Скамандеры участвовали в борьбе против Гриндевальда. Никто из них не погиб, но Куинни получила травму, которая сделала ее почти сквибкой — и если раньше в булочной не требовались никакие работники, то теперь супруги стали подыскивать кого-то для физически тяжелого труда: Джейкоб был немолод, а женщины для такого не годились. Вскоре такой кадр внезапно подвернулся: как-то вечером молодой парень по имени Хэл Тонкс, до этого помогавший стране ударным трудом на стройке, отбил зазевавшегося Джейкоба от местных гопников. Естественно, в благодарность был затащен в булочную, напоен чаем и накормлен плюшками. А так как работа «на этих придурошных» была легче и приятнее, чем будни на стройке, Тонкс остался. Очень скоро у него с Ковальски наладились чуть ли не семейные отношения (собственных родителей он потерял во время войны), Хэл стал помогать им вести дела, а Марта ему искренне нравилась — но он свои чувства подавлял, потому что понимал, как такая симпатия выглядит со стороны. К счастью, в какой-то момент девушка взяла ситуацию в свои руки, и к 1947 году Джейкоб с Куинни выдали замуж и младшенькую.

В союзе Хэла и Марты появились двое сыновей — Герберт (1947) и Эдвард (1948).

Так что теоретически Тед Тонкс — никакой не грязнокровка, а полукровка по бабушке-волшебнице.

Подарила арт:

Пусть этот год будет для вас удачным и полным успеха во всем!

Это я - Змея!)

#итоги_года

Ну, наверное 22-й был хуже…
Но от своего года ожидала больше позитива :)

Однако у меня в этом году даже есть приличное новогоднее фото, что удивительно.

#хэдфанон

— Знаешь, я всё никак не вкурю, — припомнил Петер их встречу у Олливандера. — Откуда ты знаешь, кто такой онанист? Меня за такие знания в школе драли, — снова морщинистое и багровое лицо Ллойда всплыло в памяти. И его указка заодно.

А хороший мальчик снова замялся.

— Ну, вообще я это услышал от целителя Прюэтта, — наконец, выдал он. — Он не очень сдержан в общении. Но я не понял, и переспрашивать не решился. А живем мы в Аппер-Фледжли, это смешанная деревня – там и наши, и магглы, — почему-то это «наши» резануло. — Ну, и я решил выяснить у маггловских парней постарше.

Петер засмеялся: он представил, как Эверарду объяснили значение. Они с папой, бывало, ездили в Корнуолл, там стоял маленький домишко, мамино наследство… Так что Петер хорошо знал, как изъясняются деревенские ребята постарше.

— А что, они неплохие, — кажется, Роул вздумал вступаться за маггловских приятелей. — Много знают. Я к ним ещё сбегáл… — тут он криво усмехнулся. — Ну, то есть, уходил. Но матушка не оценила.

— А папенька? — Петер ехидно подделался под тон.

— Он спросил: «Как там магглы?», и, похоже, теперь тоже наказан.

Оба захохотали, Королева испуганно встрепенулась и забыла крыльями. Ещё и поезд дёрнулся — «Хогвартс-экспресс» въехал на мост. Конечно, бедняжка испугалась.

— Ну а что, твоя мама тоже не была бы в восторге! — Эверард успокаивающе погладил сову, и та блаженно зажмурилась: похоже, у них была истинная любовь.

— Скорее всего, — Петер передернул плечами. — Она давно умерла. Я даже не видел ее никогда.

— Прости, — Роул будто в самом деле расстроился. — Я не хотел напоминать… Это очень печально – никогда не видеть маму.

— Только на фотографиях, — вздохнул Петер. — У меня всегда есть одна с собой.

Маминых карточек было очень мало, и все же папа разрешил ему взять самую красивую. На ней она навсегда осталась юной девушкой с тихой улыбкой и букетом мелких белых цветов в руках.

— Покажешь? Никогда не видел маггловские снимки, они правда не двигаются? — Эверард смотрел с таким же любопытством, как и сам Петер — на палочку в магазине Олливандера.

Карточку Роул рассматривал долго, с интересом, явно не понимая, как обычные люди умудряются правильно поймать момент. Петер опять засмущался: все же будто впустил нового человека в семью. Маму он редко кому показывал.

— Она похожа на фею с иллюстраций, — заключил Эверард, возвращая снимок. — Но это всё фантазии художников: настоящие феи не очень симпатичные.

— Да уж видел в учебнике, они трындец какие страшные! — в самом деле, таких уродливых зубастых тварей ни один художник с нуля не придумает.

— А как кусаются… Недавно в Девоне было нашествие: до этого случилась эпидемия драконьей оспы, пикси не изгоняли – было не до них. И их там столько развелось!

— Ещё и эпидемии… — пробормотал Петер, нервно хохотнув. — Что-то у вас совсем не волшебно!

— Так от магии мир не меняется… — Эверард смешно прижался носом к стеклу, глядя на серебристый прут какой-то речушки. — А эпидемии почти не случаются уже. Ну, вот с оспой ещё не научились бороться… Хотя она не такая уж опасная, обычно проходит без последствий. Но бывает и вот так, — он ткнул в свою испещрённую щеку. — Редко.

— И что, ваши никак не могут… убрать? — робко спросил Петер, понизив голос. После Фоули и Эбботов он не очаровывался магическим миром, но чудеса, которые творили одним взмахом, не могли не поражать. Разве волшебники не могут придумать нужное заклинание?

— Нет, — сухо откликнулся Эверард, продолжая изучать пейзаж за окном. — Но ничего, зато меня не обручили с какой-нибудь глупой девицей лет в пять – поняли, что она утопится, когда меня увидит.

— У вас до сих пор, как в сказках?! — Петер от удивления даже икнул. — Сговаривают в детстве и показывают друг другу только на свадьбе?

— А ты думал, — представитель дикого сословия наконец расслабился и потянулся. — Трындец?

— Полный!

Кто-то резко дёрнул дверь, и спустя секунду в купе нагло просунулся мальчишка их возраста — или чуть старше. Упакован он был неплохо — видать, тоже из «благородных» — но при этом щеголял солидным фингалом и кошмарно растрёпанными волосами. Скорее всего, сам их и взлохматил: Петер, бывало, тоже так делал, когда из него пытались лепить «приличного мальчика из хорошей семьи».

— Ну наконец-то! Ты чего здесь? — возмущённо спросил лохматый у Эверарда, будто имел право командовать.

Петер хотел было спросить, что за хрень тут происходит, но чудом удержался. Отоварить этого борзого он ещё успеет.

— Извини, надо было тебе сказать, — Роул смутился, но не выглядел удивленным. — У вас просто очень шумно. Да, познакомьтесь: Бэзил, это Петер Тальберг. Петер, это Бэзил Роул, мой кузен.

Кузен этот смотрел спокойно, и всё-таки опять появилось чувство, что он пялится, словно на диковинную зверушку. Ладно, спасибо, что хоть без отвращения, как Фоули.

Петер сдержанно кивнул, Бэзил небрежно помахал рукой, и на этом его интерес иссяк. И слава богу.

— Так почему ты ушёл? — нагловатый кузен шлепнулся рядом с Эверардом и тут же развалился, как принц наследный. — Они тебя задели? Так я с ними живо пообщаюсь…

Глаза Бэзила — почему-то тёмные при светлых волосах — загорелись праведным гневом, из них даже ушло неприятное выжидание. Оно и к лучшему: на человека стал похож.

— Ты же меня позоришь перед человеком, — с ехидцей вздохнул «подзащитный». — Что про меня подумают? Да и не трогал меня никто, просто твой Яксли слишком много треплется. И только по одной теме, — почему-то его лицо помрачнело.

«Что там несёт Яксли, любопытно даже…»

Бэзил разулыбался — понял, что не придётся выбирать между семьей и друганами.

— Да ладно тебе! Корбан, конечно, заморочен гря… то есть, политикой, но он уже заткнулся. К нам ещё Моргана Спенсер-Мун подошла. И двоюродная сестра Корбана, Ленора, — кузен залихватски блеснул зубами и вообще оживился. — Она красивая!

«Экий юбочник! Наверняка уже бегает за девчонками… Стыд-то какой!»

— Рад за неё, — с тем же ядовитым выражением фыркнул Эверард, снисходительно глянув на брата. — И за тебя.

— Да ну тебя! — тот аж подскочил и порозовел. — Ладно, я смотрю, тебе не скучно. Пойду к ребятам, они хоть кислотой не плюются!

При этом, Бэзил ещё раз недоверчиво посмотрел на Петера — сомневался поди, что в компании грязнокровки родственничку хорошо. Уходя, он сделал вид, что пальцем посылает в Эверарда какое-то заклинание — а тот быстро (хорошая реакция!) закрылся рукой, как щитом. Видать, это у них какие-то никому не понятные игры — вот только Петер почувствовал неприятный укол в груди. Обычно так бывало, когда папа ввозился с чужими детьми. Но сейчас, пожалуй, укололо сильнее.

Хорошо, что этот Бэзил убрался.

#хэдфанон

Казалось, что разборка в лавке Олливандера была только вчера, хотя прошло уже порядочно времени. Но если тогда Петер чувствовал себя неплохо — все же поставил козла на место! — то теперь внутри было пусто.

Он мог хоть каждый день драться с любым, кто лез к нему, но… На всех сил не хватит, да и не в этом дело. Петер забыл, как тяжело быть изгоем. Почему ему выпало отвечать за чужие грехи?.. Ладно, у себя дома он виноват только тем, что немец — а здесь ещё и грязью зовут.
И сейчас он даже не мог найти купе, чтобы доехать до гребанной школы!

«Что ж, ну ладно, — как-то мстительно подумал Петер. — Не нравлюсь я вам — сяду прямо в тамбуре, и ходите запинайтесь!»

— Вот так, ё-моё! — боевито воскликнул он, и совершенно не по-джентельменски швырнул чемодан.

Далее Петер решил сесть прямо на него и мешать каждому разряженному клоуну, который попадётся. Мелькнула мысль, что круто было бы найти Роула — всё-таки он единственный знакомый, который не оскорблял и не смеялся… Но Петер быстро отпихнул эту глупость — чистокровный богатей никогда не станет ему другом, эта истина была усвоена ещё в далеком детстве. Наверняка Роул сейчас сидит в компании сородичей, и сунь Петер туда нос — мажорчик бы только смутился и начал искать поводы отослать нищего придурка подальше. Он был бы вежлив — но от этого только хуже.

Так что лучше мешать разряженным клоунам.
Одна из дверей с щелчком отъехала в сторону, он подобрался, готовясь к новой «приятной» встрече… И решил, что уже ловит глюки, как папаша после трёх бутылок. Только что Петер думал о Роуле — и вот он высунулся из купе, со своей вечно хмурой физией.

— Доброе утро, — мажорчик удивленно осмотрел место «пикета». — Неожиданная встреча, да?

— Здорóво, — надо вести себя, как обычно, ещё не хватало показать радость. — Давненько не виделись.

— У тебя проблемы? — Роул, наблюдательный, нахмурился ещё больше.

— «Я» и «проблемы» не встречаются в одном предложении, — Петер вздёрнул подбородок и небрежно улыбнулся. — Просто у вас купе хрен найдёшь. Но мне и тут неплохо. Проблемы будут у них, — он кивнул в сторону дверей, откуда его вышибали. — Когда в сортир потянутся.

— Ты можешь сесть здесь, — Роул приглашающе махнул рукой. — В этом купе никого нет… ну, кроме меня.

— А ты хорошо подумал? — хмыкнул Петер, хотя ему и очень хотелось ехать по-человечески, а не как бездомному пьянице. — Всё-таки немецкий грязнокровка — это как печать на роже. Они тебя тоже потом будут доставать.

— Я привычный, — мажор пожал плечами, и тут Петер сообразил, что говорить ему о печати на роже было ну очень тупо. — Так ты заходишь?

Что ж, в купе было гораздо удобнее, с этим не поспоришь. Вещички Роула лежали, как на витрине — то есть, в идеальном порядке. Выбивалась из картины только большая, рыже-белая сова, недовольно разминавшая когти. Смотрела она уж очень свысока — и не потому, что сидела под потолком.

— Ничего так, — Петер указал на сову. — А как ее зовут?

Птица ухнула и спикировала на стол. Приудобнившись, она стала внимательно и презрительно смотреть в глаза незваному гостю. Пожалуй, это тоже напоминало мистера Ллойда.

— Это Королева, — хмыкнул Роул и почесал сове спинку. — На что-то проще она не соглашалась. Красотка, да?

— Ещё бы, — Петер осмелел и невесомо дотронулся до крыла Королевы пальцем. Та издала уркающий звук и легонько прикусила этот самый палец — больно не было, только щекотно.

— Она так здоровается, — пояснил хозяин, и удивленно приподнял брови. — Странно, вообще-то мы обычно не любим незнакомцев.

— Это честь — добиться укуса самой Королевы! Она меня типа в рыцари посвятила? — сова, наблюдая несерьёзное поведение двуногого незнакомца, снова стала высокомерно коситься.

Профессор МакГонагалл тоже предлагала купить питомца — хотя бы маленького почтового сычика. И, в общем-то, денег на это хватало, вот только папа выгреб на школьные принадлежности последнее, и нехорошо было оставлять его с пустой кубышкой. Ну, мало ли что… Да и слать письма совой в маггловский район глупо. Бедную птицу ещё пристрелит Робинс, ирландский алкоголик с ружьём.

— Кстати, с ней мы вот познакомились нормально, а с тобой – нет, — вспомнил Петер.
Фамилию Роула он услышал из уст мудилы Фоули, а вот имя до сих пор не знал. Не называть же его мажором? — Я Петер Тальберг.

— Я помню, — усмехнулся тот. — Эверард Роул. Знаю, это невозможно произнести.

— Сурово, — таки вырвалось. — А ты что, француз?

— Наполовину. Мама родилась в Париже, училась в Бобатоне – это как Хогвартс, только французский. А потом отец её сюда перевёз, он местный.

Королева согласно ухнула.

— Да она в курсе всех дел, — уважительно покивал Петер, снова слегка дотронувшись до совы. Та милостиво позволила и даже чуток потерлась о руку. — Умная…

— О, я сам боюсь её! — Ро… то есть, Эверард снял лапку питомицы с толстенного фолианта. Выглядел этот кирпич так, будто чтением оного наказывают за особо тяжкие проделки. А он это добровольно читает, какой ужас…

#хэдфанон

…Петер зябко повёл плечами, но заставил себя оглядеться.

Кроме него и Олливандера в магазине было ещё двое мальчишек: один, светленький и улыбчивый, как раз болтал с хозяином, а второй, черноволосый и хмурый, сидел в углу. Первый из мальчиков, пожалуй, Петеру понравился — он казался простым и весёлым, хотя одет, конечно, был дорого, а с богатенькими лучше дел не иметь. Но всё-таки парень чем-то располагал — и вообще был похож на Мэтта.

А вот ко второму Петер, наверное, не подошёл бы даже за деньги: такого мрачного лица он в жизни не видел, хоть и обитал в нищем квартале. Этот тип смотрел так, будто весь мир ему был врагом, но, при этом, сидел прямо, вздёрнув подбородок — ни дать ни взять, наследный лорд! Ещё и ногу вытянул, будто через неё переступать обязаны…

— Так, мистер Фоули, боярышник и сердечная жила, замечательно… — ворковал Олливандер, нестарый ещё мужчина, но со странными, будто подернутыми туманом глазами. — Коротковата, правда, это не очень типично, — сказал он уже тихо, отвернувшись от Фоули. — Что ж, пока ваш papa не вернулся, я обязан отвечать за вас, поэтому располагайтесь! О, здравствуйте, молодой человек! — хозяин наконец-то заметил Петера и улыбнулся.

Он неловко усмехнулся в ответ и стал переминаться с ноги на ногу — и это тот самый Пит Тальберг, который на спор прыгал с крыши школы! Стыд и позор!

— Здравствуйте, сэр! — чинно поздоровался Петер, стараясь вести себя прилично, как все эти скучные маменькины детки в бархатных пиджачках. — Меня отправили покупать палочку, это ведь у вас?

Фоули, только что мило говоривший с Олливандером, вдруг холодно и презрительно фыркнул. И довольно громко, Петер даже удивился. И другой, чёрный и заносчивый, тоже завертел башкой, прислушиваясь к разговору. Но смотрел вроде бы ровно.

— Да, за палочками — это в нашу лавку! — с оттенком гордости заявил хозяин. Он подхватил сантиметр и уже вертелся вокруг Петера. — Какая рука рабочая? Но родителей ваших не припомню… Подскажите вашу фамилию?

— Правая… Я Петер Тальберг, — как обычно, внутри что-то сжалось, а голос стал тише. Ну уж нет, хватит, с этим надо бороться! Ему лично стыдиться нечего! — И я…

— Понял-понял, — Олливандер не изменился в лице, продолжал улыбаться. — Будете родоначальником нового семейства? — он подмигнул. — Что ж, погодите, сейчас я принесу парочку вариантов… — и волшебник исчез в темных недрах лавки. Петеру было интересно заглянуть туда, он даже шею вытянул, но вовремя напомнил себе о приличиях.

— Родоначальник, — со смешком проговорил доселе молчавший Фоули. Он вальяжно прохаживался вокруг Петера, с любопытством осматривая его — вроде бы ничего такого, но тому вспомнилось, как с таким же интересом детишки глядели на обезьяну в зоопарке, и стало противно.

— Вообще-то я просто Пит, — ссориться и драться сейчас было ни к чему, хоть пальцы уже и сжимались в кулаки, а в крови начинал подниматься знакомый горячий пар.

— Апполон Фоули, рекомендую запомнить, — новый знакомый представился так, будто был чуть ли не Виндзором. И посматривал со снисходительным недоумением, будто не понимал, почему ему до сих пор не кланяются. — А ты, стало быть, не только грязнокровка, но ещё и из этих?

Что ж, вот и началось. Ещё до всякого поезда, до всякой школы.

— Базар фильтруй, — спокойно посоветовал Петер, хотя уже и представлял, как этот великий Фоули зажимает ушибленный нос. — Из каких таких этих, выражайся ясно! Или стремно нормально сказать?

— Ещё и беспризорник, похоже, — Фоули фыркнул тихо, будто говорил сам для себя, делая пометочку на будущее. — Из врагов ты, судя по фамилии. Интересно, с какой такой помойки тебя вынули? Мало нам воров магии, так ещё и мигрантов завозят!

Что ж, тут была замешан уже не только сам Петер, но и честь его отца и народа в целом.

Он пошёл на Фоули — тот слегка отступил назад, и лицо у него немного дернулось, но звать Олливандера или бежать поганец не стал.

«Толкнуть в грудь, потом обхватить и насовать ему “троечку”» — продумывал Петер план действий, когда из дальнего угла вдруг послышался глуховатый, но ехидный голос:

— А ты-то сильно далеко от этих врагов ушёл, если оскорбляешь за одно происхождение?

Петер и Фоули синхронно обернулись: они и забыли, что в лавке есть ещё один покупатель. Хмурый мальчишка встал со стула и нарочито медленно направлялся к ним — ещё один местный принц, судя по ужимочкам и шмоткам.
Вот только шёл он странно, будто отсидел свою вытянутую ногу.

— Очнулся, пациент, — Фоули отвернулся от Петера, но выражение его лица не поменялось: он всё так же презрительно кривился, будто ему на голову жабу посадили.

«Кстати, было бы неплохо».

— Роул, чего тебе надобно от нормальных людей? — елейно продолжал Фоули, приосанившись, как драный попугай миссис Миллер, их соседки по лестничной клетке. — Иди, сиди себе подальше, а то тут и стукнуть могут, ты же не переживешь.

Роул покрутил головой, а потом серьезно спросил, кивнув на Петера:

— От него мне ничего не надо. Но ты сказал «людей», а других нормальных я здесь не вижу… Разве что уважаемый мистер Олливандер.

На рожу Фоули было любо поглядеть! Она сначала стала бледной, потом покраснела, потом снова побледнела. Красавец, да и только! Чисто хамелеон из террариума, а строит из себя невесть что!

Паскуда, однако, скоро очухался, насупилась и двинулась на Роула, явно желая отделать.

— Ты не у себя в замке, — с непонятной ненавистью прошипел милый улыбчивый мальчик, так похожий и непохожий на Мэтта. — Хоть ты и калека, а щадить я тебя не буду…

Роул, мрачно сжимавший и разжимавший кулаки, вдруг очень так презрительно — сверху вниз — посмотрел на Фоули и негромко засмеялся:

— Щадить? Ты думаешь, я у тебя попрошу пощады? — и, посмеявшись, добавил с сочувствием: — Да ты с ума сошёл…

Этого Фоули уже стерпеть не смог: он яростно пихнул противника, но тот оказался готов: как-то странно опершись на левую ногу, он толкнул его в ответ. Хорошо толкнул: сученок почти грохнулся. Неудивительно — Роул был выше и вообще смахивал на тринадцатилетку.

Дрались они в полной тишине, и, ей-Богу, это было жутко. Вот Фоули вскочил и бросился на хмурого типа, но Петер перехватил его за шиворот и развернул к себе.

— Онанист ты золотушный! — весело воскликнул он. — Со мной разбирайся, это у нас вопросы!

Кто такой «золотушный онанист», Петер не знал, но слышал, как Хилый Майк обозвал так Здорового Билла, и этот шкаф чуть не прибил бедолагу. Значит, быть таким — очень позорно, как раз подходит Фоули.

— Что ты сказал, маггловский выродок?! — рявкнул обладатель фамилии, которую рекомендовано запомнить, но тут же заткнулся: в проеме стоял Олливандер с тремя коробочками.

— Мы… играем, — нашёлся Петер, отпуская Фоули и стараясь изобразить лучезарную улыбку.

— Да-да, играем, — важно кивнул Роул, сцепив руки в замок и вытянувшись в струнку, как староста класса.

— Играем! — Фоули тоже включился в действие.
Олливандер вздохнул и посмотрел на них: не так, как обычно глядел отец — с усталостью и тихой горечью, а строго и почти уничижительно, как на расшалившихся щенков.

— Молодые люди, хоть по мне не скажешь, но я не так уж давно закончил школу и многое помню. Не нужно считать меня глупцом. И если я сказал, что временно несу за вас ответственность, то это не значит, что вы можете здесь всё крушить. Потрудитесь следить за собой.

Петер опустил голову и заметил, что и Роул, и козлина Фоули сделали то же самое. Нормально их всех Олливандер осадил…

Колокольчик на двери зазвенел, и в лавку широким шагом зашёл высокий и плотный мужчина с приятным, но очень уж злым лицом. Он как будто искал, на ком сорваться: мазнул неприязненно по Роулу и Олливандеру, задержался презрительно на Петере, а вот на Фоули посмотрел просто убийственно.

— Здравствуйте, отец, — тихо ответил тот, и Петер обнаружил, что они в самом деле похожи.

— Добрый день, мистер Олливандер, — сдержанно поздоровался Паскуда-старший и бросил ещё один злобный взгляд на Фоули. — Мой дорогой наследник что-то натворил?

«Наследник» снова побелел и покосился на мастера — но тот расплылся в ярчайшей профессиональной улыбочке:

— Что вы, мистер Фоули! Как можно подумать на такого воспитанного юного волшебника! Палочку мы уже подобрали, вот она…

Папаша слегка поморщился, расплачиваясь за палочку, будто хотел возмутиться ценой — и это при такой одежде и таких понтах! Затем он схватил сына за плечо, но вспомнил, видать, что не дома, и прилично взял его за руку.
Глаза у Фоули сразу потухли, в них уже не было ни ненависти, ни азарта, ни гордыни. Он поплёлся вслед за отцом, и Петер уже почти пожалел его… Но тут он незаметно и подло пнул по ноге Роула. Петер не успел ничего сказать, и бедняга, болезненно ойкнув, упал.

А вот заметить, как Паскуда-младший скалится на улице, он успел.

«Ничего, в Хогвартсе рассчитаемся» — а пока Петер стал помогать Роулу подняться: кажется, тот сильно ударился.

— Больно? — Олливандер призвал стул и легко подхватил пострадавшего. Странно, но похоже мастер искренне волновался: неужели испугался, что и у этого мажора взбесится папаша? Но ведь он не обязан следить за малолетками… — У меня есть обезболивающее зелье, если надо.

— Спасибо, — ровно и чопорно ответил Роул, стараясь сохранять невозмутимость, но было видно, что он терпит. — Я был бы благодарен.

Замороченный Олливандер, которому совсем не давали работать сегодня, снова исчез в недрах магазина.

Петер неожиданно смутился: вроде бы они вместе дрались с Фоули, но теперь он чуть ли не впервые в жизни почувствовал, что стесняется. И сам не понял, почему.

— Что, сильно пнул? — грубовато спросил он, чтобы Роул тут не думал о себе. Имел Петер в виду всех этих принцев!

— Нет, — ну да, конечно, правда, зрачки расширены. — Просто у меня… в общем, по этой ноге бить нельзя, иначе будет вот так.

— А… — вопрос уже вертелся на языке, но тут Петер догадался, почему нельзя бить, и почему Роул прихрамывал, когда подходил к ним. По той же причине внук миссис Миллер, Джонни, вообще еле поднимался с кровати, а дочка Кэти Гриффин умерла семь лет назад. Петер был маленький и плохо соображал, но молодую соседку, вышедшую под окна с умершей малышкой и рыдающую не своим голосом, он запомнил накрепко. Кажется, ее даже забрали… Потом она вернулась, но была совсем не той весёлой и ребячливой Кэти.

— Полиомиелит, — подтвердил Роул, поморщившись: вряд ли ему было приятно об этом говорить. — Ну, могло быть и хуже.
«Да куда уж хуже… Побила тебя жизнь, хоть ты и при бабле».

Если бы в одной хромоте было дело… Сначала Петер подумал, что Роул просто умудрился где-то обжечь физию прямо перед школой, но теперь присмотрелся и понял, что это был не ожог. Больше всего смахивало на последствия ветрянки, вот только у магов она, похоже, очень уж лютая была: следы оставила глубокие, наползающие друг на друга — левую щеку просто истерзала. Но нигде больше отметин не осталось: если не оборачиваться той стороной, то кажется, будто всё нормально.

— А здесь много таких Фоули? — Петер стал увлечённо изучать трещины на комоде. Наверняка на Роула и так многие таращатся, а он добавлять не будет. Сам знает, каково это. — Мне что-то уже домой хочется, от вас подальше.

— Нет! — мажор насупился, экий обидчивый. — Старые семьи придерживаются… радикальных взглядов, но это глупо. Отец вообще говорит, что их время прошло. Да и все чистокровные так или иначе связаны с магглами. Так что, — тут он глумливо усмехнулся. — Сколько ни кичься, а окажешься полугрязнокровкой. То есть, — Роул спохватился. — Маггло…кровкой. Прошу прощения.

— Тоже отец говорит? — печально спросил Петер. Этот тип казался далеко не таким отвратным, но и он ляпнул про грязь. Даже не специально — по привычке, наверное.

— Нет, это целитель Прюэтт, — бедолага явно часто сиживал в компании местных докторишек. — Он разбирается.

— Кстати, — Петер поглазел на плакат с вычурной волшебной палочкой и вспомнил, зачем он здесь. — Ты же раньше меня пришёл! Значит, тебя первому надо палочку, мастер всё напутал…

— У меня уже есть, — странно, но почему-то Роул не радовался.

Вот же идиот разбалованный, как можно не радоваться собственной палочке?! Но он понимающе завозился в сумке за секунду до того, как Петер благоговейно прошелестел «Покажешь?»

Вблизи она оказалась… именно тем, чем являлась. Ровная, светлого цвета, без всяких завитушек и украшений — ну так Роул не баба ведь! Местами древесина была с шероховатостями, но в руке все равно лежала приятно. Хотя… Палочка была тёплой и держать ее было удобно, и все же Петеру казалось, что она будто отталкивает его ладонь. Странно… Неужели у этих кусочков дерева такая связь с хозяевами? Не живые же они…

— Нормальная, — он вернул её, и Роул педантично упаковал покупку в футляр. — А тебе что, не нравится?

Мажор растерянно посмотрел перед собой и принялся подбирать слова, заодно сминая край пиджака.

— Не хочу показаться каким-то наглым богатеем, которым всё равно кажусь… — тут Петер хрюкнул. — Но у нас древесина и сердцевина для палочек имеют неповторимые свойства. Хотелось сильную и необычную... А мне досталась… хорошая, конечно, но заурядная. Волос единорога считается самой слабой начинкой, а груша… про неё и не скажешь ничего толком, разве что она якобы тянется к добрым и чистым, но это ведь просто миф.

Да, пожалуй, тут Петер понимал расстройство нового знакомого. С добрым сердцем далеко не уедешь: как говорится, на Бога надейся, а кулаками сам работай. Вот бы заиметь палочку, с которой можно на дракона… Или тролля…

— Да ладно, — он забылся и похлопал раздосадованного сынка по плечу. Тот вздрогнул, но не отдернулся. — Я читал, тут все от нас самих зависит. Вон этому придурку с такой рукояткой досталась, — Петер заговорил девчачьим голосом и сделал вид, что падает в обморок от счастья. — Любая чистокровная мисс обзавидуется!

Роул засмеялся, и оказалось, что без мрачной, нелюдимой рожи он ничего так — хоть подходить не страшно.

— Здорово ты его приложил! Ну, этим… золотушным.

— Да я вообще не знаю, чего нагородил, — Петер неловко сунул руки между колен. — То есть, про золотуху знаю, а вот первое… Но это точно что-то трындец обидное!

И тут приличный чистенький мажор, зыркнув в проем, где исчез Олливандер, наклонился и тихонько, но очень коротко и ясно поведал значение того самого слова.

— О, так это дрочила? — воскликнул Петер, но притих, когда Роул толкнул его локтем. — Круто! Для Фоули — в самый раз! Вот только… — тут он снова не удержался и хрюкнул. — Я-то парень с улицы, а ты откуда знаешь подобную гнусность? — он постарался изобразить кислого учителя вроде мистера Ллойда.

Роул слегка потупился, но ответить не успел: наконец объявился Олливандер.

#хэдфанон

Петер непрестанно крутил головой и вечно врезался в окружающих, пытаясь охватить взглядом весь — весь! — этот странный переулок, Косой, кажется?

Замечания профессора МакГонагалл не помогали: хотя она старалась казаться грозной и строгой, Петер разглядел, что она молодая, незлая, и очень волнуется из-за ответственной должности. И ведь нехорошо заставлять её волноваться… Он постарался успокоиться и вести себя чинно — вот как тот хмурый бледный мальчишка. В кругу старших брата с сестрой и отца парень казался лишним: настолько заносчивыми и неприятными были их лица. Папаша семейства посмотрел в сторону, где стояли МакГонагалл и Петер — очень злобно и спесиво.

«Так всегда…» — промелькнула усталая мысль, но он тут же одернул себя: откуда этот индюк знает о его национальности? Или в магическом мире заранее трубят все детали о новеньких? Да ну, быть такого не может.

МакГонагалл, похоже, заметила повышенное внимание: помрачнев, она, тем не менее, ответила индюку прямым долгим взглядом — он был вынужден отвести глаза. После этого учительница взяла Петера за руку и повела к лавке Олливандера — и шли они быстрее, чем раньше.

«Козел» — зло подумал он, вспоминая рожу этого богача. Бетти Шарп могла сколько угодно звать его идиотом, но Петер давно прочёл «Историю магии», и догадался, как здесь относятся к магглорожденным. Особенно те, кто потомственные волшебники. Особенно богатые.

Таких, как Петер, они называли грязнокровками.

— Немец и грязнокровка, круче не придумаешь, — пробормотал он.

Только сумел установиться в своей обычной школе, как нате — переезд и новые проблемы. Обхохочешься! Ещё и с Мэттом расставаться… При мысли, что лучшего друга ему не увидеть до Рождества, Петеру стало очень тоскливо.
Тоскливей было только то, что папа, по-детски повосхищавшись Косым переулком, вдруг сослался на больную спину и отправился посидеть в «Дырявый котёл» — хозяина, ворчливого Тома, он нашёл очаровательным собеседником. «Дырявый котёл» был знаковым местом для волшебников, через него и лежал проход в магическую аллею. Но это только во вторую очередь. А в первую очередь Петер увидел, что «Котёл» этот — обыкновенный кабак, причём не лучший. Сообразив, чем дело пахнет, он сжал кулаки, но смолчал: ещё не хватало, чтобы МакГонагалл и напыщенные клоуны в мантиях узнали об их… маленькой проблеме.

Маленькой, ага. Хорошо ещё, их местный бобби Боб (отличное же сочетание!) жалеет папу и не сажает его в обезьянник, если он совсем не разбушуется со своей пьянкой.

— Что вы говорите, Тальберг? — обернулась к нему МакГонагалл, блеснув стёклами очков.

«Красивая, — неожиданно заметил Петер, залюбовавшись ее волосами. — Когда сердится».

#всем_пох

Детеныш Волдеморта, часть 4.


Проблема с удочерением Дельфи, тем не менее, оставалась открытой: Сигнус за это время не стал здоровее, Цисси — жертвеннее, а родители девочки — адекватнее.

Рабастан, который отирался в особняке (несмотря на опасность) имел приятеля по Хогвартсу, который филигранно правил и рисовал любые документы, так что проблему с личностью можно было бы решить в случае нахождения семьи. Но кто захочет взять в дом недавнего обскура, да еще и дочь террористов (а ведь узнай родители о плане — были бы не в восторге, даже с учетом ненужности дочери).

К слову, ничего больного в отношении Рабастана к Дельфи не было: он действительно сочувствовал никому не упавшей падчерице брата — человек он был незлой, но слабохарактерный, оттого и втянулся в дела УПСов, братик ведь велел! К тому же, ему, всегда подавленному Рудольфусом, могло быть приятно заботиться о ком-то и самому быть «старшим». Так что Басти без задней мысли возился с Дельфи, утешал и называл принцессой Паминой из «Волшебной флейты» да, можно быть Упиванцем, но слушать маггловские оперы. Целителям он, к слову, не доверял, и пытался следить, не захотят ли они сделать девочку «объектом исследований». У Роула «незаметная и аккуратная» слежка 22-летнего Басти вызывала огромное раздражение.

Сама же Дельфи поначалу боялась и грубоватого старика Прюэтта, и энергичную, похожую на Беллу Сметвик, и Роула, который с мрачной рожей не расставался 24/7. Но так как последний регулярно появлялся в доме, Дельфи привыкла к нему и перестала обращать внимание на внешнюю холодность: обходился Роул с ней очень бережно, деньги у Сигнуса не брал, а когда Дельфи однажды «прорвало» по поводу всей ее веселой жизни — выслушал, успокоил и рассказал, что сквибы не такое уж редкое явление, и что отсутствие магии не делает человека «низшим существом», да и работу можно найти даже в волшебном мире. Всё это он делал, естественно, не отрываясь от работы в больнице, и не каком коктейле из бодрящих веществ сидел — неизвестно. Дельфи почувствовала, что начинает привязываться к очередному добренькому взрослому, но, помня родителей и тетю Цисси, злилась из-за этого.

Однажды, когда Дельфи уже неплохо себя чувствовала и прогуливалась в саду, она снова услышала разговор, не предназначавшийся для ее ушей: дед с целителем бурно по-фамильному обсуждали ее дальнейшую судьбу, а Заглушающее уже развеялось.
Оказалось, Роул хочет забрать ее к себе и уже обсудил этот вопрос с женой, но проблема упирается во внешность Дельфи: ее могут узнать, а регулярно травить ребенка обороткой — идея сомнительная, и надо срочно придумать…

Осознание, что ее готовы забрать, несмотря на родителей и магическую несостоятельность, девочку шокировало — и «разблокировало» магию, которая все же в ней была. И так как Дельфи в тот момент не хотела быть похожей на себя, ее желание сбылось. Внешность не поменялась кардинально, но опасное сходство с собой прежней исчезло.

…Согласно документам, жизнь Дельфины Блэк сложилась трагично: в начале 1981 года она заболела воспалением легких и умерла от осложнений (как все сквибы — так прокомментировал смерть единственной дочери ее биологический папа). А в семье целителя Роула, известного своей скучной личной жизнью, произошли пикантные изменения: он приволок в дом свою внебрачную дочь. Миссис Роул это стерепела — «Куда ей деваться, он богатый, взял ее порченую, и вообще там трое детей». Впрочем, скоро обществу стало не до сплетен: война перешла на новый уровень, да и Роул свою семью отправил во Францию. Сам он остался в Британии, попал в подвал на допрос к Упивающимся по подозрению в помощи Ордену, но пережил это.

С концом войны миссис Роул с детьми вернулась домой, и в 1983 году старший сын четы и та самая незаконная дочка поехали в Хогвартс. Звали ее Памина Роул.

#всем_пох

Детеныш Волдеморта, часть 3.

Сигнус провел свою молодость не то, чтобы бурно (в отличии от кузена Ориона), но в 19 лет он смертельно влюбился в красавицу-француженку Эглантин Роул, жену дипломата Элфрида Роула. Любовь слыла безнадежной: Эглантин была старше на десять лет, судя по всему, любила мужа и интрижками со вчерашними студентами не интересовалась. Однако, солнечным сентябрьским утром 1948 года она внезапно ответила на одно из писем Сигнуса и назначила встречу. Одуревший от счастья Сигнус, естественно, нафантазировал, что она уйдет от мужа к нему, но дама, проведя с ним ночь, сухо заявила, что ничего между ними не будет, и она смеет надеяться, что теперь, получив свое, Сигнус оставит ее в покое.

Позже выяснилось, что над Элфридом висело проклятие бездетности, у Эглантин сорвалось несколько беременностей, и она, таким неэтичным образом, решила «переломить ситуацию». Проклятье Элфрид получил не по своей вине, это была месть его отцу — большому чину в ДМП и редкой сволочи, Аяксу «Старому Козлу» Роулу — но, согласно мэтру Каневскому, «это уже совсем другая история».

По итогам этой неудачной первой любви у Сигнуса был старший незаконнорожденный сын — в некоторой степени личность скандальная: имея огромное наследство, статус и титул, этот товарищ РАБОТАЛ. И не на приличной должности в Министерстве, как уважающая себя чистокровная молодежь, нет — он впахивал в больнице, зашивая всякий сброд, и позорил фамилию. К этому прекрасному портрету добавился еще и мезальянс: он женился на дочери хоть и чистокровного, но приезжего Мелифлуа. Девушка, к тому же, еще в школе была скомпрометирована некой связью с учителем. Тем не менее, это целителя Эверарда Роула не смутило, и за девять лет брака он радостно нарожал с ней троих детей.

К 1980 году Сигнус и Эверард, так или иначе, знали о своем родстве, хоть и не поддерживали никаких отношений. И старый Блэк, не имея других путей, обратился к сынку за помощью. Последний был не в восторге, но так как речь шла о больном — причем, больном ребенке — он согласился явиться в особняк Сигнуса.

Дельфи к тому моменту была почти неизлечима, до превращения в обскура оставался один шаг.

Эверард оценил обстановку, высказал биопапаше пару ласковых — и тому нехотя пришлось вывалить всю эту потрясающую историю. Детали, впрочем, были уже неважны — девочку надо было срочно спасать.

К счастью, медицина с тех пор продвинулась, и медработники все же разбирались в магических болезнях лучше, чем Ньют. Эверард дал Дельфи немного привыкнуть к себе, и, заручившись помощью коллег — это были однокурсница Мэрайя Сметвик и его учитель, желчный профессор Прюэтт
— приступил к опасной манипуляции. Как они вытащили из Дельфи обскура, она сама не помнила, а Сигнус не видел — его предусмотрительно заперли, чтобы не мешал и не пострадал.

К счастью, все прошло успешно: жизни девочки ничего не угрожало, разве что она была страшно обессилена, и появилась реальная угроза остаться сквибом, но это было не так важно.

#всем_пох

Песня хэдканонного Торфинна (оригинал, думаю, узнаваем)

Как-то пьяный возвращался я домой
Гнал на всю катушку чистометик свой
Было весело, я громко песни пел
И на крышу магглов спьяну налетел

В три вилюшки все погнулись тормоза
Метров пять я харей пропахал газон
Я к утру домой обломки принесу
Был с метлой я, а теперь я от***у

#хэдфанон
#упрт

Детеныш Волдеморта, часть 2.

Дельфи очень тяжело пережила то, что тетя тоже ее бросила, проклюнувшиеся магические способности снова закупорились, зато стали копиться негативные эмоции привет, Криденс, привет, суданская девочка — в общем, вы поняли. Обскуром Дельфи еще не стала, но была на очень опасной грани.

Внешне это пока никак не проявлялось, разве что иногда то свет погаснет, то посудные полки затрясутся… Сигнус думал, что это его нестабильная магия так химичит. Он продолжал рассматривать варианты удочерения для внучки, но не находил нужные — родственникам Друэллы девочка была нужна, как Волдеморту справка из психдиспансера, отдать Дельфи Андромеде тоже было невозможно: во-первых, воспитание наследницы Лорда грязнокровкой привело бы к вырезанию семьи означенного грязнокровки означенным Лордом, а во-вторых, хоть Сигнус и не был фанатиком, брак средней дочери вызывал у него лютый фейспалм.

Но в целом, несмотря на войну и проблемы, дедушка с внучкой жили дружно и спокойно.

Что интересно, отчим Рудольфус Дельфи вежливо не замечал — они с Беллой жили, как идейные товарищи, у него были свои шлюхи и бастарды, и никакой ненависти, как и любви, к незаконной дочке жены он не испытывал. Никакого loyal husband, короче. Зато Дельфи неожиданно и тепло подружилась с 22-летним Рабастаном — он тоже ее жалел, таскал игрушки и сладости, читал книжки и вообще обращался, как с любимой младшей сестрой. К восьми годам девочка начала чувствовать, что перестает воспринимать Басти, как друга — но, конечно, понимала, что у него есть невеста, и вообще он очень взрослый, и т.д.

Закончился период спокойствия, когда Дельфи не выдержала и рявкнула на явившуюся в родной дом мать — Белла в очередной раз вздумала пройтись по сквибству дочери. В тот момент все наконец поняли, что она — не сквиб, но если Сигнус пришёл в ужас, сообразив, чем грозит такая воздержанность в магии, то Белла пришла в нехилый восторг: всё-таки дитя оказалось не бракованным!

Она резко сменила тактику, чтобы вытащить из дочки волшебство — от игнорирования и агрессивных выпадов перешла к ласке и подаркам, но Дельфи ей уже не доверяла, и сам факт магических способностей, от которых зависела любовь родителей, начал вызывать у нее отвращение, что только ухудшало ситуацию.

Лорду-папе пока ничего не говорили, чтобы он, не дай боже, не расстроился в случае неудачи.

Сигнусу в душе было противно, что старшенькая так заинтересовалась Дельфи из-за проснувшегося дара, но он не смел ей мешать: нужно было как-то заставить девочку выпустить из себя магию, чтобы она не стала обскуром, и он был согласен с любыми методами. О своём невмешательстве он сильно пожалел пару месяцев спустя, когда Белла, в его отсутствие, чем-то так напугала Дельфи, что та впала в истерику, а магия так и не вышла.

Дедуля наконец-то понял, что надо бы показать внучку специалисту (возможно, до этого он параноидально считал, что нерадивые целители поймут, чья она дочь, и сдадут ее светлым на опыты). Но в таком предобскурном состоянии вести Дельфи в Мунго было уже невозможно — ее бы просто заперли в спецпалате.

И тут Сигнус вспомнил об одном личном знакомстве.

#хэдфанон
#упрт

Во избежание конфликтов.
Аффтор — УПСохейтер. УПСы в его работах — те самые черные карикатуры без единого светлого пятнышка. Вас предупредили.

Детеныш Волдеморта, часть 1.

Дельфи реально существовала, просто родилась в 1972, когда у Беллы была работающая репродуктивная система, а Лорд еще не совсем отравил себя темной магией.

Ради конспирации девочку записали на стариков Блэков, как воспитанницу (перевод - как незаконнорожденную дочь Сигнуса).

Дельфи глобально разочаровала своего царственного папашу и мать-лордопоклонницу заодно. Причина была катастрофична: она не умела колдовать. Совсем. А папаша полагал, что настоящая волшебница, если она не грязнокровка какая-то, уж бутылочку с молоком к году приманить сможет. Шипеть Дельфи тоже не умела, и язык не понимала.

Лорд был страшно недоволен, каждый свой визит начинал с тестирования на предмет хоть каких-то способностей, девочка боялась и замыкалась, из-за чего магии не выходило. Никаких отношений «папа-дочка» и в помине не было: Дельфи называла его либо Господин, либо Отец, второе он вскоре запретил.

Конечно, Белла несколько потеряла в авторитете, учитывая невыполнение плана родить талантливого наследника Гонтов. Горечь от этого вымещалась на объекте разочарования. Если рядом были Сигнус и Друэлла, они защищали внучку.

Дельфи очень любила бабушку и была привязана к деду, но, к сожалению, Друэлла заболела онкологически (много переживала из-за войны и втянутых в нее дочерей) и умерла, когда внучке было семь. Сигнус тоже тяжело переживал происходящее (в отличии от Вальбурги, приседающей перед Лордом, и Альфарда, поддерживающего Орден, он был довольно аполитичен), смерть жены стала последней каплей: он тоже заболел — нервной болезнью, которая ухудшала его положение неконтролируемыми всплесками магии.

Понимая, что дочь и ее любовник фактически отказались от Дельфи, а рядом с ним ей быть опасно, Сигнус попросил позаботиться о девочке Нарциссу. Та согласилась: к началу 79 года она пережила несколько выкидышей и отчаялась стать матерью. Люциус был ужасно зол, но ради жены смолчал. Цисси и тихая книжная Дельфи быстро подружились — а так как родители совсем перестали навещать Дельфи, она даже успокоилась и в какой-то момент сотворила маленькое волшебство, которое, впрочем, скрыла: отца и мать девочка помнила слишком хорошо, возвращаться к ним она очень не хотела. Тем более, тётя Цисси баловала ее, наряжала, водила по развлечениям и с жалостью, а не презрением, относилась к «сквибству». Приезжавший в гости дедушка тоже был доволен. Люциус кривился, но Люциуса не спрашивали.

В какой-то момент Дельфи даже захотела назвать Цисси мамой — к сожалению, этот момент случился в октябре 79 года, когда тётя обнаружила, что беременна Драко. Видимо, у Нарциссы резко появился материнский инстинкт, умноженный на триггер сорванных беременностей: она вдруг вспомнила, что Дельфи — дочь мутного типа, поехавшего на темной магии, и испугалась за своего ребенка. Люциус ухватился за мысль вернуть племяшку тестю и горячо поддержал жену.
Утром они вежливо объяснили Дельфи, что по ней очень скучает дедушка, не зная, что она выходила ночью из комнаты и все слышала.

#йумар

АУ, где Морфин не сел в тюрягу, а присоседился к какой-то деревенской бабе (величие рода величием рода, а жрать домашнее хочется)

#йумар
Возможно, также #баян, но душевно ведь…

Fish in thick tomato sauce
Swims in happy comatose
Only me, pathetic whimp
Have no fucking place to swim...

(Особенно вот это happy comatose…)

#йумар
#писево

Нашла у себя бессмысленный отрывочек и силюсь вспомнить персонажа.

«— Жители Лютного! Министр велит вам…

— Че он там велит? Снять штаны? Передать привет? Позвонить другу?

— Заткнись, сейчас будет ещё один привод!»

#йумар

Иду домой, слышу сзади сексуальное: «А курточку расстегни!»
Возмутительно, но, с другой стороны, уже подходит возраст, когда таким предложением радуешься, как сказала бы какая-нибудь баба Клава.
Однако оказался пролет по всем фронтам: мужичонка обращался к другу)

Пусть к вам сегодня приходят только самые светлые мысли, пусть дарят только самые замечательные подарки и чтобы никаких огорчений! С днём рождения!